Скрипач и гармонист

               

     Чтоб поддержать своего племянника Аркашу, начинающего сельского учителя, в трудный для него год, я зимовала вместе с ним  в нежилой дачной деревне. Постоянную компанию нам составляли две  собаки: мой немолодой пудель Джерри и Аркашин ирландский сеттер Ганечка. Никаких развлечений, кроме ведения домашнего хозяйства, чтения книг и прогулок с собаками у меня не было. Так что гуляли мы много. Гуляли по сплошному бездорожью. Мой одноглазый пудель Джерри семенил рядом со мной по колеям Аркашиного ГАЗика, а молодому сеттеру Ганечке  продавленные ГАЗиком дорожки были не нужны, он самозабвенно носился и по бездорожным колхозным полям.

     Когда солнце повернуло на лето, мы,  чтоб разнообразить свои прогулки, стали  ходить по осевшим сугробам через лес на дальнюю солнечную опушку. Пожилой пудель Джерри, как обычно, топтался возле меня, а  сеттер Ганечка летал по искрящимся от солнца заснеженным полям, едва касаясь земли. Это было великолепное зрелище  - искрящийся от солнца снег и летящий красный ирландский сеттер. И, вообще, кругом была немыслимая красота.

     Я снимала шляпку и, полусидя-полулежа, располагалась на валунах. Джерри занимал какое-нибудь  удобное положение возле меня и тоже замирал. Ганечка давал мне позагорать не более двух-трех минут. Заметив, что я лежу, он подбегал и начинал тревожно лаять. Я садилась - он лаял. Я вставала - он лаял. Он был спокоен, что со мной все в порядке, только тогда, когда я шла или хотя бы, пусть на месте, но топталась. Приходилось впитывать солнечные лучи на ходу.

     Когда мы возвращались с прогулки и собаки заканчивали свою трапезу, у них, как правило, начиналась какая-нибудь игра. Иногда они приносили мне пластиковую изжеванную бутылку и требовали, чтоб я ее бросала, а они наперегонки за ней гонялись. На эту игру наложили запрет после того как, разыгравшись, Джеррик, парень не агрессивный, но напористый,  цапнул Ганечку за нос, когда тот пытался отобрать у него «добычу», то есть бутылку.

     Мне больше нравилась другая их игра, я ее почему-то называла  «Царь горы», хоть горы  не было, а был всего-навсего маленький диванчик, который стоял в коридоре и назывался собачьим. Пудель Джерри всегда заканчивал трапезу первым. Потом, бросив свою грязную миску, скорей-скорей занимал лежачее место. Когда, поев, аккуратно подлизав все крошки и вылизав до блеска кормушку, к диванчику неторопливо подходил  Ганечка, мой нахалёнок вытягивался на животе во всю свою длину, пытаясь занять диванчик целиком. Но длины, увы, не хватало. На диванчике оставался кусок свободного места. Ганечка, заметив этот кусочек,  деликатно начинал примериваться, как вспрыгнуть туда. Джерри, разгадав его маневр, быстро полз вперед, чтоб занять свободную площадь. Этот-то кусок спереди он занимал, но сзади освобождался другой. Ганечка перемещался в направлении освободившегося места. Джерри вскакивал и мгновенно распластывался по-новому. И так несколько раз. Наигравшись и притомившись, они, в конце концов, укладывались на собачьем диванчике рядом и дремали. Места на диванчике хватало обоим. 

Оба они были такими замечательными и такими разными. Я в шутку их сравнивала – интеллигентного деликатного Ганечку со скрипачом, а своего озорного и слегка нахального Джеррика с деревенским гармонистом.