Все чаще и яснее грезится мне…
Дрогнет гулко шаманским бубном черная рассветная степь под лавиной копыт. Черная бурка закроет звезды крылом. Скатится по лезвию шашки первый луч восхода…
И придет Он… он, сын Иванов, родства не помнящий. То ли Василий-карающий, то ли Стенька-мстительный, то ли царственной кровью омывший казацкое рубище Емелька-царь всея азиатских степей. Со сложной фамилией Чапаев-Пугачев.
И кругом на тачанках злые его апостолы. Петька- ординарец да Хлопуша-душегуб, да Салават-язычник, да Ванька Кольцо- варнак, да Соловей-разбойник, да Нестор-летописец. Все веселые, пьяные, молодые. Как будто живые опять. И пощады они не ведают.
И впереди будет Он. На лихом коне. Свистнет шашка. Всхрапнет вороной, одуревший от пряной кипучей артериальной… Сгинет тьма и пробежит лютый ворог.
А нас Он судить будет. Тех, кто ворогу служил честно – камчей по хребту. А не повадно чтоб.
А тех нас, кто с ворогом воздухом одним дышал и не захлебнулся, тех, кто молча смотрел закаменев совестью, как ворог землю нашу насилует; тех, кто глаза прятал да плечами пожимал – Он с седла сапогом в зубы пожалует.
Не стоим большего.
Степи свои без боя, без крови, безмолвно и слепо отдали. И не выли по нам матери, и не пели по нам волчицы на курганах. Отреклись от отцов и дедов. Простили их палачей. Безгрешными стали. И нет в нас более веры в терпеливого сына Бога. И самое время прийти Ему. Кровавому Демону Русской Смуты, Сыну Свободы и Смерти от первого брака с Лилит. И самое время напоить кровью горячей и соленой слезой гулкую нашу степь.
Чтобы взошло
Забытое.
Все чаще и яснее грезится мне…