Я хотел бы умереть во сне. Часть 2

Александр Карелин
               
Начало:http://www.proza.ru/2011/04/25/1139
               

                «Я хотел бы умереть во сне…»




                Глава вторая


                4

      Роман и сегодня  не может вспомнить имя того младшего лейтенанта, командира взвода,  афганца-узбека по национальности.  Может быть, потому, что встреча с тем взводным была кратковременной. А может, из-за того сотрясения мозга.  Рота,  которую принял  Королёв по прибытию  в Афганистан менее месяца назад, получила задачу поддержать во время боевых  действий афганский пехотный батальон. Тогда-то и встретился ему этот афганский узбек, потому что продолжением траншей афганских  пехотинцев была траншея наших мотострелков.

    Старший лейтенант  первым заговорил с афганским офицером на узбекском, увидев, как тот расстилает на земле коврик:

-Что это ты собираешься делать?

-Время намаза. А почему ты не готовишься к нему?

   Королёв засмеялся и сказал:

-Бога нет. К тому же я советский офицер и коммунист, а мы не верим, и ты давай бросай это занятие. «Религия – опиум для народа», - так у нас принято говорить.

-Не богохульствуй. Ты же говоришь на языке мусульман, значит, тоже должен молиться.

-Говорить на этом языке – это не обязательно быть мусульманином. Я учился четыре года в Ташкентском высшем общевойсковом командном училище, у меня много друзей и родственников среди этого народа, вот и я выучил язык. Мой отец строитель, он восстанавливал город после землетрясения 1966 года, с тех пор так и остался жить в Ташкенте.

    Роман решил не посвящать во все тонкости своей семьи. Его отец, Тимофей Павлович, действительно строил дома в разрушенном городе, а потом не вернулся в свою семью на Урал, где у него осталась жена и трёхлетний сын.  После развода он женился на узбечке, теперь у Романа  есть сводные сестра и брат, они и учили его языку. После окончания десятого класса в Среднеуральске Рома поехал проведать отца, которого почти не помнил. В Ташкенте он поступил в военное училище.

-Бог есть! – уверенно произнёс младший лейтенант и приступил тут же возле траншеи к намазу.

   У Королёва к младшему лейтенанту  был только один вопрос: «Ты узбек, а не  на земле предков, не в Узбекистане, как это?»

    «Нет моей вины тут, виноваты сами предки. Дед басмачом был. Ваш Будённый, рассказывал мне дед, загнал его и таких, как он, сюда вот…»

     Роман усмехнулся:

-Выходит, предки наши с тобой классовыми врагами были, а мы вот, что называется, в одном окопе против общего врага?

   Но младший лейтенант опять спрашивал про бога, почему в него не верит шурави. Видно, у младшего лейтенанта в отношении с богом начались какие-то нелады, иначе чего бы ему допытываться у Романа, почему тот к Всевышнему совершенно равнодушен.  Королёв же думал о том, как всё-таки бескомпромиссно время, как верное и справедливое всё-таки пробивает себе, вопреки и наперекор, дорогу, расставляет всех по своим местам. Справедливо, что он с внуком басмача сейчас в одном окопе защищает молодую республику. Логика истории.

    Потом начался миномётный обстрел. Первая мина легла далеко позади того места, где находились Роман и младший лейтенант, вторая – далеко впереди. Королёв толкнул младшего лейтенанта в плечо: «Беги к своим, скорее, сейчас сюда прилетит мина. Беги…»
И она действительно разорвалась – за спиной у афганского офицера. И что запомнилось Роману: угасающий взгляд младшего лейтенанта. Офицер буквально был изрешечен осколками. Старший лейтенант же – получил сотрясение и только через пару недель пребывания в медицинском учреждении снова оказался способен исполнять свои служебные обязанности.

   Путь… Постоянное и неотъемлемое свойство пути – его трудность. Древние говорили: преодоление пути – есть подвиг.  Но есть путь праведный и неправедный. Кто и как расплачивается за путь неправедный? Дед ли, который  давно уже умер своей  смертью, или внук, кончивший не своей смертью? Но есть путь, есть. У неправедного он короткий, по крайней мере, он хоть на шаг, да короче праведного.

   Он жалел младшего лейтенанта, ему было горько, что тот погиб, когда погибать вроде бы и не должен был.  Он зримо представлял себе, каким был бы младший лейтенант лет  через  десять, наверное, как те узбеки, его знакомые, которые живут сейчас, допустим, в Ташкенте, учатся, работают, создают новые машины, выводят новые сорта пшеницы и хлопка. На месте этих глинобитных кишлаков он видел усадьбы, утопающие в садах, арыки, полные воды, которая в Афганистане испокон веков дороже золота… Он всё это видел зримо, иначе, зачем бы он писал рапорт с просьбой направить в Афганистан, зачем бы тогда командование удовлетворяло эту его просьбу? Зачем ему это мучительное сотрясение мозга, а завтра, может быть, и сама смерть? Есть путь, есть. Но в гибели младшего лейтенанта Роман видел несправедливость.

   А его путь…  Почему он сошёл с праведного пути?  Как он стал преступником?! Больше трёх лет минуло с того рокового дня, но Роман до сих пор не  может  без содрогания вспоминать это преступление…





                5

         Звуки падающих  в капельнице слезинок из приоткрытой первой палаты, казалось, слышались во всём травматологическом отделении 354 ОВГ  (Окружного военного госпиталя. Свердловск). Такая тишина установилась на этом этаже с прибытием группы раненых «афганцев». Больные, выздоравливающие и даже старшая медсестра Агния Трофимовна Макарена, иногда крикливая, опасались потревожить новичков, которых перевели   поближе к дому из  340 ОВГ Ташкента.  Это они, ничем не примечательные парни, близко видели  смерть и злые глаза врагов.  В их молодых и ещё недавно совершенно здоровых телах застряли осколки и пули.

      Это была уже не первая партия раненых за долгие годы войны, но каждый раз медики волновались: смогут ли создать достойные условия для выздоровления, всех ли смогут поставить на ноги.

       Столпившихся у первой палаты с трудом сдерживала медсестра:

-Нет, нет, ну что вы целой делегацией!

        Однако видя, что оборону ей не удержать, Агния Трофимовна сдалась:

-Только на пять минут.

       Кто на костылях, кто с аппаратом Илизарова, кто в гипсе – все заспешили в первую палату.

-Р-р-оман Ко-королёв, ст-старший лейт-т-тенант, - приподняв голову и сильно заикаясь, произнёс сухими губами крепко сбитый парень. Его голова была перебинтована, а левая нога упакована в гипс, а в грудь впились присоски каких-то датчиков, у кровати стояла капельница.

     Говорить ему было трудно и не только из-за заикания – он тяжело перенёс перелёт на санитарном самолёте, очень устал и хотел спать.

      Руки врачей, сила молодого организма уже вырвали офицера из объятий смерти, но борьба за жизнь ещё продолжалась.  Шёл пятый месяц после того ноябрьского боя, из которого его вынесли сильные руки ребят его роты, с которыми он делил последний глоток воды и последнюю коробку патронов, радость песни солдатской и тяжесть длительных переходов.    Вертолёт вовремя доставил его на операционный стол госпиталя в Кабуле. Он и сейчас хранит пулю, которую у него извлекли опытные руки хирурга из головы. Потом была эвакуация в Ташкент. Снова операции  на голове и на перебитых костях его голени. Пришлось заново учиться говорить и владеть своими руками и ногами.  И вот перелёт на Урал.  От Свердловска до родного Среднеуральска «рукой падать», Теперь матери его будет легче  - не надо летать в далёкий южный город. Правда, там его часто навещали отец и сводные брат и сестра.

     Теперь Роман был  несколько удивлён вниманием к его персоне, но это было и приятно. Не зря ведь говорят, что «дома и стены помогают». Совершенно незнакомые люди были готовы разделить его собственную боль.

-На-награды? – глаза старшего лейтенанта блестели грустью и тоской. – Вер-р-рнуться бы в св-вою ро-роту – вот с-с-самая высокая на-на-награда.

   Для любого солдата навсегда остается дорогой родная рота, воспоминание о командирах. У «афганцев», видимо, это чувство развито особенно сильно.  И поэтому прав был начальник отделения госпиталя, поместив в одной палате с Королёвым прапорщика  Ивана Рысь. Пусть и не в одном батальоне служили, а всё же были рядом. Знал  Валерий Генрихович: именно такая поддержка необходима возвращающемуся к жизни Роману.

     Прапорщика Рысь  «царапнуло» в левую руку, которая почему-то стала плохо разгибаться в суставе.  Сидя на кровати, скрестив «по-турецки» ноги, Иван часто возвращался к своей любимой теме:

-Нет, Рома, мне тут задерживаться нельзя. К своим надо.  Васька, брательник мой, техник, в батальоне остался. Не управиться ему без меня.

    Рысь говорил так убеждённо и проникновенно, что даже Роман, не знающий второго из близнецов со звучной фамилией, начинал верить, что, почитай, на двух братьях держится вся боевая техника мотострелкового батальона. И заменить их некем…

     Королёв в такие минуты тоже вспоминал  свою роту, мечтал вновь увидеть своих «орлов», как он неизменно называл  своих бойцов. И грустил больше обычного.  Ел без аппетита. Думал и ждал. Ждал, когда ему, наконец, разрешат подниматься. Тогда он сможет пойти в кабинет полковника и поговорит с начальником отделения  о важном для себя решении.

     В госпиталь Роман попал лишь после третьего ранения, если не считать небольшой контузии в первые дни  пребывания в Афгане. Предыдущие он считал пустяковыми и умудрялся оставаться с ротой.  Теперь дело было посерьёзнее. Силы возвращались к нему медленно. Часто болела и кружилась голова, ныли грудь и повреждённая нога. А ещё это заикание, которое в минуты волнения только усиливалось, не давая возможности сказать ни слова.

    Раны на ноге кровоточили через «окошечки» гипса, Роману по несколько раз в день меняли постельное бельё, и каждая смена доставляла новую боль.  Однако ни единого стона от него никто не слышал.




                6


   Самые новые лекарства, препараты, тщательный уход, забота товарищей – всё это, конечно, помогало.  Но особое оживление среди больных вызвало появление девушек-практиканток из Областного медицинского училища. Всякий раз, когда Надежда, Галина или Татьяна заходили в палату, чтобы  поставить уколы, раздавался смех, приводивший девушек в некоторое замешательство.

    Самой стеснительной была Галя Кудря. По-детски  круглое лицо её мгновенно наливалось румянцем, руки заметно подрагивали, когда она готовила шприц.  Видя это, Королёв, заикаясь, но строго отчитал весельчака Сергея Позолотина за неуместные, на его взгляд, шутки с практикантками, смех прекратился,   зато всё чаще стали доноситься звуки гитары. Контакт с учащимися училища укреплялся с каждым днём.

   Галина. Её большие голубые глаза, ямочки на щеках, маленькие руки привлекали всеобщее внимание.  Немногословная и обходительная, в долгие разговоры она ни с кем не вступала, в училище – круглая отличница.
 
    Уже за первый месяц практики девушки узнали поимённо всех больных, их истории болезней. Каждый раз, выходя на дежурство, они несли яблоки, помидоры, огурцы, лимонад тем, кто ещё не мог ходить. С девушками крепко подружились «афганцы».

     С Королёвым Галина разговаривала мало. И не потому, что в палате были другие больные. Она не знала, что сказать. Молчал и старший лейтенант даже тогда, когда их взгляды встречались.

-Слушай, Рома, - как-то утром завёл разговор прапорщик Рысь.- Раньше во сне ты требовал прикрыть, приказывал радисту вызвать «вертушки», сосредоточить огонь. А теперь имя Гали произносишь.  С чего бы это?

-Да сестрёнка у меня Галка, не видел её давно, - ответил Королёв, хотя  Иван помнил, что родной сестры у него нет, а сводную зовут  Зульфия, но он улыбнулся и закивал головой.

  Второй месяц практики подходил к концу. Всё чаще Романа стали видеть вместе с Галей. Опершись рукой на маленькое плечо девушки, Рома вышагивал по коридору. О том, как нелегко давались эти шаги, нетрудно было догадаться по искусанным в кровь губам. Галина улыбалась, когда шла рядом, а сердце, видать, обжигалось болью.  Так и делили они пополам коридорные метры страдания.

-А теперь я сам. Ты посмотри, сильно хромаю?

    Шаг, ещё, ещё… Каждый, кому по разным причинам пришлось заново учиться ходить, понимал, как нестерпимо больно делать эти самостоятельные шаги. А что могла чувствовать эта светловолосая девушка, которой, к счастью, не встречались такие трудности?

   Сорок пять метров по коридору. Ещё никогда Роману не казались эти метры такими бесконечно длинными.

     Когда Королёв подходил к телевизору, стоящему в конце коридора, Галя не выдержала, рванулась к нему.

-Стой! Я сам вернусь!

    Он  произнёс эти слова, как приказ. Почти так же, как после подрыва бойца своей роты, он, вскинув автомат, приказал всем остановиться, а сам первым бросился оказывать помощь истекающему кровью солдату.  Опытный офицер, он понял: попали на минное поле. Но тогда больше пострадавших не было, он смог вывести всех с опасного участка. И теперь Королёв шёл по узкому коридору, словно по минному полю: неровными шагами, широко расставляя ноги.

    Галина смотрела на него и плакала.  Может быть, чувствовала, что её сердце навсегда покорил этот мужественный человек. Она гордилась им.  И он вернулся к ней, они обнялись, не стыдясь взглядов окружающих. Крепко прижались друг к другу.
 
- Ну, пошли, мужики,  покурим,- заторопился Иван Рысь, ловко подбросив непослушной рукой зажигалку, - скоро, видать, танцевать будут.

    Отдохнув немного, Королёв достал из-под  салфетки  на тумбочке листок бумаги, наполовину исписанный мелкими буквами, подмигнул девушке:

-Вперёд, без с-с-страха и сом-м-мнения.

   Перед дверью с табличкой «Начальник травматологического отделения» остановился, поправил непослушный чуб, одернул по бокам куртку, встал по стойке смирно и решительно толкнул дверную створку.

     Рапорт с просьбой отправить его дослуживать  в Афганистан он написал на имя Главнокомандующего Сухопутными войсками.  Полковник внимательно прочитал, покивал головой:

-Да я никогда и не сомневался в тебе, Роман.  Будем ждать ответа. Но ты должен помнить, что тебя ещё должна оценить военно-врачебная комиссия. Последнее слово за ней. Но пока рано о ней говорить. Ты только-только начал ходить. Мы ещё не до конца разобрались с твоими проблемами после ранения в голову. Но, думаю, не надо вешать нос.

   Дверь приоткрылась, и вошла Галя.

-Лечит любовь  да ласка. Слыхали песню эту? – хитро улыбнулся Валерий Генрихович.- Вот она  самая и тебя на ноги поставила.

    Галина вмиг покраснела, опустила голову.  Никак не могла понять, что её любовь, первая и такая чистая, видна многим.

 … Осень выдалась поздней и не по-уральски тёплой.  В конце октября 88-го Роман  Королёв  покидал госпиталь, в котором пробыл полгода. Но повода для радости не было: его не только не отправили дослуживать в Афган, но и вообще уволили  по состоянию здоровья из Вооружённых Сил. Проклятое ранение в голову отозвалось последствиями –  у него начались  посттравматические эпилептические припадки. Пока они были кратковременными, но кто знает, что будет дальше. Конечно, о службе в армии пришлось забыть.

    Галина, которую оставили работать в травме окружного госпиталя,  с жаром доказывала ему, что это даже лучше, что он найдёт применение себе в новой мирной жизни. Но Роман сильно горевал.


= продолжение следует =
http://www.proza.ru/2011/04/27/806
На фото – Тропы Афганистана.
                ***