В поход собралась веселая компания. Мы, четверо друзей, и целых пять девчонок. Всем по пятнадцать-шестнадцать лет. Ехали в лес, недалеко от пионерского лагеря, в который я ездил еще с первого класса. Весь лес там был знаком и исхожен вдоль и поперек еще детьми.
В предвкушении ночных объятий в палатке, сборы были лихорадочными.
Мы поставили палатку километрах в трех от лагеря. Сначала переходишь по поваленному дереву через мелкую речушку, выходишь на большую поляну, а от нее по едва заметной тропе, через лес к «нашему» месту.
Веселая суета обустройства, смех девчонок и раздувание костра. Беспокоило только одно – по небу плыли тяжелые облака. Темнело.
- Может, сходишь в лагерь, за одеялами, а то холодно наверно будет?
- Ладно, схожу. Сколько принести?
- Штук шесть наверно хватит.
- Сдурел! Как я их донесу?
- Ну, возьми, сколько унесешь.
Я провозился долго и когда, с одеялами, осторожно перешел мосток и вышел на первую поляну, стемнело окончательно. Я смело углубился в лес.
Сначала идти по тропе было легко. Потом все чаще стали попадаться корни, я спотыкался, но нашаривал в темноте дорогу. Потом влез в кустарник, который не должен был расти на этой тропе и через некоторое время окончательно остановился, поняв, что не знаю куда идти и где я нахожусь. Я развернулся и пошел назад. Лес будто-бы становился гуще. Ветки и сверху и снизу. Я продирался с трудом. Где-то через час или два, уперевшись в огромный дуб понял, что окончательно заблудился. Я совершенно не помнил в этом лесу такого огромного дуба.
Я начал обходить это дерево и вдруг резко, из ветвей в чащу, бросилась, стрекоча, огромная птица. В панике я грохнулся на землю, обхватив голову руками. Шум стих, сердце молотило и больно ударялось о грудную клетку изнутри. Я сел и прислонился спиной к дубу, чтобы отдышаться. Страхи ползли и шуршали в ночи.
И неожиданно я вспомнил лицо. Женское лицо. Оно будто склонялось надо мной. «Боишься?» – она улыбалась, - «поверь мне, ты никогда больше не будешь бояться».
Небо словно вспыхнуло и вывернулось наизнанку.
На меня навалилась волна запахов. Я встал, поднял голову и принюхался. Справа тонкой струйкой плыл запах реки. Она была недалеко, и благодаря запаху я словно находился в двух местах одновременно. Я медленно, не спеша пошел направо. И если еще пять минут назад я продирался сквозь ветки, то сейчас лес будто стал реже. Одеяла почти ничего не весили. Я скатал их в длинный жгут, накинул на шею, пропустил подмышками и завязал на спине. Я ступал мягко и легко.
Я вышел к реке. Мыслей не было. Побрел направо. Из-за облаков вышла луна. Лес засиял серебряным, металлическим светом. Я видел все вокруг ярче, чем днем и чувствовал запахи, словно дикий зверь. Через минуту увидел знакомый кусок берега. Оказалось, иду не в ту сторону. Развернулся и уверенно пошел назад.
У знакомого мостка я был меньше чем через пять минут. Я прошел по тропинке к первой поляне и остановился. С этого места два часа назад я вошел в лес, и пять минут назад вышел другим человеком. Я стоял и чувствовал запах костра, который горел там, в лесу. Запах еды, сигарет, и человеческого пота. Я мог бы дойти туда за десять минут, но я стоял и смотрел на звезды, задрав голову.
Я много раз смотрел на звезды, любил ночное небо. Знал названия звезд и созвездий, но сейчас оно было для меня совсем другим. Оно было живым, оно говорило со мной и рассказывало и рассказывало мне истории о прошлом. О далеком прошлом. Об очень-очень далеком прошлом. Я не мог от него оторваться, не мог наглядеться.
Лес вокруг кряхтел и усмехался, и поддакивал небу. И они вдвоем ласково кружили меня, баюкали. Я чувствовал их заботу и испытывал к ним любовь. Как младенец к матери. Моя душа тянулась и прижималась к ним, и мы переплетались между собой в единое целое.
Я расстелил одеяла прямо на поляне. Лежал и смотрел на звезды. И вспомнил...
...в шесть лет меня первый раз привезли в деревню. Новая обстановка, деревенский дом, с его звуками по ночам обострил мои детские страхи. Щупальца тянулись из-под кровати пытаясь утащить меня во мглу. Острые ножи выскакивали с двух сторон, норовя отрезать неосторожно откинутую с кровати руку или ногу. По избе кто-то постоянно крался, скрипя половицами. Я лежал, сжимаясь, посреди кровати и орал: «Бабуля, не выключай свет!»
На четвертый день меня повели к «бабке».
Я представлял себе старушку как в мультфильме про Бабу Ягу, но «бабкой» оказалось немолодая, но веселая женщина похожая на мою маму. Ее насмешливые глаза и гибкая, ловкая фигура совсем не соответствовали лицу. Бабушка называла ее Леля.
Сначала моя бабушка долго говорила с ней, а я рассматривал избу. Изба как изба. Маленькая только. И палисадник перед домом большой, так что дом не на улице, а в глубине за деревьями. Леля склонилась надо мной:
- А что ты делал на горе у дуба?
- Я… ничего. Просто сидел.
- Нравиться ТАМ сидеть?
- Да.
- Почему?
- Не знаю. Оттуда далеко видно. И чувство такое…
- А на пчельнике что искал?
- Он же заброшенный?
- Да. Но ПОЧЕМУ ты туда пошел один?
- Не знаю.
Леля еще ниже склонилась надо мной, и я увидел у нее на лице тонкий, красивый, белый шрам на правой щеке, от носа до уха. «Боишься?» – она улыбалась, - «поверь мне, ты никогда больше не будешь бояться».
Всю следующую неделю моя бабушка поднимала меня до зари, и мы шли к реке. Недалеко от деревни в реку вливались два ручейка от родников. Бабушка черпала железной кружкой пахнущую рыбой воду, прямо из реки. Шептала и давала мне пить три глотка. На закате все повторялось. Страх не уходил. Я уже не кричал, чтобы выключили свет, но молча лежал и боялся.
За три дня до отъезда домой, ночью меня разбудил шум в избе и на улице. Сонный, накинув фуфайку, я выскочил вслед за дедом на улицу. По низким облакам над деревней метались красные всполохи. Из домов выбегали люди и бежали тушить пожар. Горел дом Лели. Пламя уже поднялось над домом и ровно и мощно полыхало. На соседние дома лили воду. Дети стояли поодаль, не мешая взрослым, но перевозбужденные пожаром. И я вместе с ними смотрел на огонь. Его красный жар заливал все вокруг. Я закрыл глаза...
...и когда открыл их, то увидел поднимающееся красное солнце. Оно поднималось из-за леса и уже начинало припекать.
Все в лесу завтракали. По поляне, не обращая на меня никакого внимания, ходила лиса и ловила насекомых, а я рвал землянику. Я слышал, как стучит ее сердце, а она, наверное, чувствовала, как стучит мое. Я был лесом и лес стал мной. Мы слились, не оставив место страхам. Каждое мое движение отзывалось в лесу легким ветерком по кронам.
Я взял одеяла и пошел к палатке. Все еще спали. Я начал собирать свои вещи. Из палатки высунулось опухшее лицо:
- Ты что ль?
- Я.
- Ты че?
- Я уезжаю. Скажешь всем. Все нормально. Увидимся потом.
- Что это у тебя с лицом?
Я коснулся правой щеки и почувствовал глубокую царапину от носа до уха, на которой уже запеклась кровь.
Я шел по дороге в город, и мне навстречу поднималось красное солнце.