Шла, пошатываясь от голода. Былинка

Александр Раков
О страдальцах-новомучениках написано много. Об их верных супругах — матушках — почти ничего. А ведь они не только делили с батюшками все тяготы нелёгкой священнической жизни при Советской власти, но в годы гонений зачастую их тоже отправляли в лагеря, разлучали с детьми, приговаривали к расстрелу. Но если они и выживали и были на свободе, всё равно чувствовали на себе ежеминутно косые ненавидящие взгляды, слышали брошенные в спину грязные слова, были изгоями, — матушки оставались верными родному Православию до конца, несли свой крест до смерти.
Мне с трудом удалось разыскать единственное стихотворение на эту тему. Пусть оно послужит своеобразным памятником супругам-подвижницам. Бог знает о каждом всё. Вечная память!

ПОПОВНА
В нашем доме жила поповна, Иванова Анна Петровна — настоящая дочь попа. Плат на плечиках, как попона, бусы — бисеринок крупа. Поп скончался ещё в тридцать пятом, ну, а ей-то всё веры нет: от макушечки, мол, до пяток чуждый всё-таки элемент… А и вправду была поповна — ох, наверное, неспроста! — до улыбочки, до перста непонятная, как икона… Что ни сделает — не по-нашему, говорит — совсем мудрено. А какие платья донашивает! Ну, а ходит-то как! Кино!
Где-то вроде она служила. Что-то вроде кому-то шила… Много всякого говорят. А ещё — учила ребят. И меня с сестрёнкою, помню, приводила тётка к поповне. А поповна пальцами прищёлкивала, голосок возвышала кроткий… До сих пор вспоминать мне щёкотно вкус французских глаголов в глотке!
А потом началась война… А поповна была больна. Говорили люди поповне, говорили Анне Петровне: — Немец прёт, уже у ворот… Ну, останешься, так попомни!.. — Не подумавши, сгоряча так рубили они сплеча. А она молчала сначала, а уж после им отвечала: — А куда идти со двора? А куда бежать от России? Здесь крестили меня, растили… И стара я уже, стара…
Что им, немцам, было в поповне? Только было, как ни крути. Повелел немецкий полковник в переводчицы ей идти. Хлебной пайкой её подманивал — и, наверное, не обманывал, — поминал попа и царя… А она-то знала: зазря. И кричал он ей грубо: — Дура! — В нос совал то кулак, то дуло. Но махнул наконец рукой: «Что с неё, с полоумной такой!»
И пошла она, побрела по пустыне родного города. Шла, пошатываясь от голода, и от голода умерла… Умерла, как в тюрьме под пыткой, в одиночке своей огромной. Но осталась всеми забытой, очень маленькой, очень скромной. Даже где она там покоится, вспоминали, но не припомнится… Знали только, что где-то около, во дворе… Да забыли, рассеянные. Прачка старая охала, охала — и цветами весь двор засеяла!
Пусть лежать ей будет покойно под весёлой их пеленой. Пусть растут цветы из поповны, из земли российской родной. Римма Казакова, +2008.