Два похода - два подхода

Тихонов
   Чего только (и сколько!) не понаписано о том, как бы людям попокладистее ладить между собой! Как завоевать друзей и пользоваться ими, как не врать в отношениях с людьми и не сойти с ума, как врать и уже их свести с ума. В общем, вариантов много, но что примечательно: каждый автор считает свой наилучшим и, к тому же, я всё больше утверждаюсь во мнении, что писатели сочиняют одно, а сами ведут себя по-другому. Помните книги доктора Спока? Слова про ласку, любовь, уважение к ребёнку на каждой странице встречаются. Гуманист! А как-то я прочитал интервью с его сыном, так он эти вещи от папочки никогда и слыхом не слыхивал. Сущий тиран! Зачем тогда пишут? - А деньги нужны. (Анекдот. Покупатель на рынке спрашивает у продавца: «Почему у вас такая курица дорогая?» – «Деньги нужны». Тут и ответ на вопрос: отчего цены в стране растут? – да потому: денег всем не хватает).

   Ещё академик Иван Петрович Павлов удивлялся русскому уму: он не привязан к фактам, а больше любит слова и ими оперирует. Все удивлялки академика я пересказывать не буду, но он в итоге очень был расстроен качеством нашего ума (да-да, читатель, нашего: или ты не по-русски читаешь эти строки, а я не по-русски их пишу?). И чтобы не расстраивать дух великого человека, я решил для себя: читай, но проверяй. Ознакомился, например, я с книжкой «Думай и богатей», и сел думать... Не-а, не получается (думать получается, а богатеть – нет), отбрасываю – тухта. В другой книжке читаю, что людей всех любить надо. «Люди, люди! – кричу, - я вас всех люблю!» - и бегу к ним с такой установкой, пока ударом по голове эти люди меня не остановили. Ага: что-то, видимо, в этой книжке не то…
Да и в школе ещё говорили: «Теория проверяется практикой» (или: «практика - критерий истины»?), на каком предмете только – не помню.

   Как-то два раза меня привлекли к работе по молодёжной программе, суть которой состояла в том, что деток из социально неблагополучных семей собирают в группы и на две недели отправляют в поход. Это, чтобы этими группами, находясь в городе, они не нарушали благополучие жителей в летнее время года. Тактика, конечно, в ужас приводящая. «Это какой же умище додумался малолетних преступничков (это если перевести сочетание «социально неблагополучные») в одну стаю собирать», - думал я. Поскольку мне было известно из личного опыта общения с родной милиционершей, что у них тактика работы совершенно противоположная: они старались вырвать таких оторв из своей среды и разбросать их по нормальным молодёжным группам (активно использовались студенческие стройотряды). А тут 15-20 человек (даже семилетнего возраста - берём по минимуму), случись что, на одного-двух инструкторов просто разом упадут и массой задавят.

   Но ребята-организаторы попросили: «Выручай, инструкторов не хватает», - это раз. Сплавлюсь по красивой речке, да ещё и деньги за это получу,- это два и три. А тут ещё две книжки мне на глаза попались, и в одной говорилось, что для достижения цели и хорошего самочувствия лучше с людьми сотрудничать-соратничать. А в другой – что лучше умело ими манипулировать, для чего нужно иметь то, что им нужно, а его у них нет (ресурс власти называется). Уроки школы и Ивана Петровича не пропали даром: решил я проверить, какая же из книжиц более соответствует действительности. Это и явилось четвёртой и последней причиной для того, чтобы проехаться верхом на речке Обве. Можно, конечно, и диктатуру установить, но намаявшись с оной, страна моя от такого способа установления межличностных отношений отказалась, а «куда народ – туда и урод». Уйти от авторитаризма меня убедил и рассказ о предыдущем инструкторе. Из лучших (а каких же ещё!?) побуждений он запретил всем курить на территории базы, в 11 часов вечера быть всем в палатках и спать, матом не выражаться, звать друг друга только по имени, а не как у них принято - по «погонялам» (кличкам). В первое же утро после установления правил распорядка он долго искал свои кроссовки и нашёл только ближе к обеду, привязанными к верхушке самой высокой в округе сосны. Это его раззадорило, он ввёл ранний подъём, зарядку, спортивные мероприятия (но кроссовочки у входа в палатку уже не оставлял). Во время сплава его столкнули в воду веслом, после чего он покинул социально неблагополучную братву, зарёкшись никогда близко к ним не подходить, и даже отказался от зарплаты за отработанные дни.

   «Давить их бесполезно, - решил я, - а просить тем более». В последнем я и сам не раз уже успел убедиться. На любую просьбу, отвечают одним и тем же вопросом: «Я что – шестёрка?». Быть «шестёрками» у них считается западло, и поэтому никто ничего не выполнял. «И как же вы с ними?», - интересуюсь у бывалого инструктора. «Да просто: берёшь рюкзак сигарет и через день сплава они все твои», - отвечает. «Ага, - смекнул я, - вот он – ресурс власти! Но оставим его на потом, а сейчас попробуем всё-таки посоратничать».

   А в той книжке, которая про сотрудничество, я прочитал, что первая необходимая вещь для общения – подстройка, или «отзеркаливание» («человек, когда смотрится в зеркало, - было там написано, -  видит другого человека (видимо, самого себя - да?), и не боится его, доверяет и уважает», - даже любит, добавил бы я от себя). И тогда я составляю для начала словарик (помните «Джентльменов удачи»?: «чувиха – девушка»). Вставляю их слова в разговоры. Ночами у костра поём их песни («…над нашей зоной пролетали голубиииии…»).

   И стараюсь обходиться без принуждений. Выхожу, например, один поиграть в футбол. Подбиваю мяч стопами, потом перебрасываю на бедро - другое, потом на голову, а потом раз! - наклоняюсь и останавливаю его, зажав между затылком и крыльями лопаток. А потом склоняю голову к груди, мяч послушно скатывается по голове, которую резко в этот момент подаю назад. И мяч взлетает вверх, а я ловлю его на грудь, опускаю на бедро, перекидываю на другое, опускаю на стопу, фиксирую, прижав стопой к голени, подбрасываю вверх и… понеслась душа в рай! (завораживает? - то-то). Тут меня уже не остановить. Это не могло не привлечь внимание почитателей народной игры: обязательно кто-нибудь подходил, начинал пробовать, потом присоединялись ещё и ещё. Становились в круг, жонглировали (специалисты тоже нашлись), перепасовываясь друг с другом. Заканчивалось всё игрой куча на кучу. И так все три дня, пока жили на базе. А так как на их фоне я выглядел просто кудесником мяча, то руководство игрой безоговорочно перешло ко мне. Меня почитали и слушались. После первого матча я позволил себе спеть «Меня укусила акула», после второго - «Солнышко лесное». Слушают! «Ага, - думаю, - можно и дальше вести».

   День отплытия, готовим катамараны. Возня, ругань, препирательства. «Ну что, - говорю, - на корабле поплывём или на корыте?».

 - На корабле, конечно!
 - Тогда флаг нужен. Без флага это, - презрительно показываю на плавсредство, - корыто.
 - Где ж его взять-то?
 - Ну мне ли вас учить?

«Нашли» простынь, вырезали полотнище.

 - Под каким флагом поплывём?
 - Под русским!
 - Тогда синий крест рисуйте по диагонали.
 - Как?
 - Да крест-накрест: отсюда – вот сюда, - показываю.

   Тут, уже не спрашивая, где взять краску, нашли и быстрёхонько нарисовали.

 - А почему крест-накрест?
 - Андреевский флаг – флаг Российского Военно-Морского Флота!
 - А почему Андреевский?
 - Вечером расскажу, сейчас отплывать уже надо!

   Водрузили флаг, всё готово, но я «вдруг» в глубокой задумчивости сажусь на берегу и чешу репу.

 - Дядь Саш, ну поехали!
   Первое «Дядь Саш» меня из задумчивости не вывело. Что за задумчивость такая, если вас из неё мигом выводят? Так?

 - «Ну дяяяядь Саш!».
 - А вы знаете, - говорю, - ведь Военно-Морской Флот Российской империи всегда был элитой Вооружённых Сил. И там даже офицеры к матросам всегда обращались только по имени-отчеству.

Молчание повисло над моими бандюгами. Тут уж они репы зачесали.

 - А можно мы только по имени будем?
   Я опять впал в глубокую задумчивость, которую демонстрировал уже позой «Мыслитель».

 - Можно и по имени, - соглашаюсь. А что будем делать с теми, кто будет погоняла употреблять?
 - Наряд вне очереди!
 - Все согласны?
 - Все!
 - Умницы, - но это я уже про себя, - значит, проблема с дежурством решена.
   Как отплыли, тут же был набран первый наряд: корабль плыл из стороны в сторону, что влекло за собой обвинения друг друга в неумении грести. А имён друг друга они, оказывается, не знают - кликухи только. Приступили к переводу погонял в нормальные имена. Получилось не сразу.

 - Эй ты, как тебя?
 - Серёжа.
 - Серёёёжа. А я думал, что тебя «Чмо» зовут.
 - Дядь Саш, - обзывается!
 - Что с ним делаем?
 - Наряд!
 - Ну, как договаривались…

   Распри поутихли, потому что, чтобы наорать на очередного неумеху, нужно было вспомнить его имя, а пока вспоминаешь, и пыл проходит. Но ненадолго: умы смекалистые…

 - Миша, табань!
 - Я не Миша, я - Витя.
 - Витя, табань!
 - Это тебе табанить надо, а мне грести…

   И опять пошли разборки - правда, уже без погонял. Тогда пришлось «вспомнить» историю: «Ребята, а ведь мы не совсем настоящий корабль. Я в одной книжке читал, что у каждого корабля в Российской империи был свой гимн». (Понравилась им эта «Российская империя», при её упоминании они аж в росте прибавляли, и я вставлял её куда надо и не надо).

 - Да давайте выберем песню, и она у нас будет гимном.
 - Ну, и что выберем? «Над нашей зоной летели голубииии?», - предлагаю.
 - Не, давайте «Аквалангистов»!
 - Гимн хором поётся, слова надо всем выучить…

   Я с гитарой освобождаюсь командой от гребли, отправляюсь на корму, откуда аккомпанирую и руковожу хором мальчиков-разбойничков. (Так весь поход я там и просидел, публику развлекая и вдохновляя). И орал я весь остаток дня этих «аквалангистов» - слова учили. Зато не собачились.

   И действенность гимна, скажу вам, была огромная. Однажды нас посреди реки гроза застала, настоящая такая: с громом над самыми ушами, молниями, чуть ли не в темечки впивающимися, а по берегам - сплошные поля и ни одного дерева, чтобы укрыться. Я растерялся, а мои тунеядцы и хулиганы майки сбросили, и с воплем: «Мы аквалангисты! - Да!!!», - начали грести, что есть силы. Дождь шпарит, они гребут и песню орут, ну крейсер «Варяг» прямо. И с этими же воплями в другой раз они доставали затонувшую на середины реки бочку с продуктами, с которой я по своему малодушию уже мысленно попрощался. Достали, хотя призрак голодной смерти мне с ними и не грозил. Как-то я их отпустил в деревню за хлебом. Пришли и с хлебом, и с двумя со свёрнутыми шеями гусями. Втык, конечно, они от меня получили («Частная собственность неприкосновенна!» - орал я), но в празднике поедания мяса, признаюсь, я поучаствовал не без удовольствия.

   На одних песнях у костра с этой братией не уедешь, так что разбавляли их установлением рекордов: кто больше подтянется, кто больше присядет, кто больше отожмётся, кто дальше мяч забросит, кто больше мяч ногой набьёт, кто - головой. Предложений было много, каждый в чём-то хотел выпендриться. Дошло до того, что начали зарубаться в «кто больше раз на “лягушку” наступит». Эта штука мне особенно понравилась, и рекорды в этом упражнении я предложил устанавливать по утрам, вместо зарядки (катамараны-то за ночь спускали и их подкачивать надо было). Пришлось завести тетрадь рекордов с уговором, что все они будут вывешены на всеобщее обозрение по прибытии на базу. И! Когда мы делали окончательный список рекордов, то оказалось, что без них никто и не остался. Каждый где-нибудь да отличился. Даже в приседаниях их было трое: на двух ногах больше всех присел один, на правой другой, а на левой – третий.

   На последней ночёвке пел песни по заявкам: «Поручик Голицын», «Солнышко лесное», «Прогулки по воде», «Я тебя никогда не забуду». Про «голубей, над нашей зоной пролетающих», никто не вспомнил. И после похода эта банда нагрянула ко мне в гости. Йес! – работает.

   Второй поход тоже прошёл без особых эксцессов. Как только мы приставали к берегу, тут же не было отбоя от предложений:

 - Дяда Саша, можно я буду костёр разжигать?
 - Дяда Саша, можно я буду дрова заготовлять?
 - А я палатки устанавливать буду!
 - Дядь Саш, можно я буду готовить?
 - А я ей помогать?!
 - А я воду носить буду.
 - А можно я буду поляну от «мин» убирать?
 - Дяда Саша, а можно я вам палатку установлю?

   А потом приходили с отчётами о проделанной работе и получали за неё, в зависимости от объёма и значимости работы, сигарету-две-три. И когда я уже, бывало, отдыхал, лёжа в палатке, приходил какой-нибудь измученный желанием отравиться: «Дядя Саша, может ещё что-нибудь поделать?».

   Я не устал, в отличие от первого похода: там нужно было всё время быть начеку, реагировать мгновенно и придумывать, придумывать, чтобы не давать волчатам свободного времени для заточки клыков на шкуре друг друга. Проходить проверку на вшивость: прыгать в реку с высоченного обрыва, выслушивать предположения: «Дядя Саша, нас вот тут восемнадцать человек, а Вы - один. Мы ведь с Вами сейчас всё что угодно сделать можем…» (Потом я убедился, что они и втроём мужика любой комплекции уложить могут).

   Во втором походе тоже был порядок, дисциплина, нормальные рабочие отношения, скучновато только. И при расставании слёз не лили, встреч не намечали, а когда автобус тронулся, из окна высунулась чья-то голова, втянула в себя сопли и выплюнула их в мою сторону.

   Так что оба варианта работают. Только, используя второй, не мечтайте, что люди придут к вам на могилку. А если и придут, то только затем, чтобы плюнуть на неё во всю обиду обманутой души.