Глава первая
Провинция
Шел тысяча девятьсот тринадцатый год. Николаю Ивановичу исполнилось двадцать пять лет, когда, после того, как он закончил финансовое училище и прослужил несколько лет в престольной, его назначили управляющим банком в провинциальный город со старинным и непонятным названием Толга, что в трехстах верстах от Москвы. Его жене Маше в ту пору было двадцать лет, детей у них не было. Городок показался мертвым, унылым и дырявым. Сквозь обветшалые, заплесневелые заборы просвечивали черные дома, а затхлая вода выливалась на дорогу. Немощеные улицы круто спускались вниз, к реке, а по тропинкам гуляли куры и коровы. Вряд ли это захолустье можно было бы назвать городом. Единственным его достоянием был храм на высоком берегу Волги, куда Николай Иванович с женой ходили на службу по воскресеньям. Их с Машей, как и водится в маленьком городе, уже все знали и с поклоном здоровались на улице. Были в городе еще лавки, но туда ходила Маша или кто-то из прислуги. Прислуг было четверо: дворник Василий, горничная Нина, повариха Варя и уборщица Наташа. Квартира занимала полдома, во второй его половине, дверь в дверь, находился банк. Он представлял из себя большую комнату, где было много столов для служащих, а в углу стоял сейф немецкого производства. Директор банка избирался акционерами и занимался служащими, управляющий назначался из столицы и отвечал за деньги банка. Прошло несколько месяцев, и Николай Иванович привык к захолустным канавам и понял, что обрел здесь свое место в жизни и свой дом. Это чувство было сродни ощущению врача, сделавшему серьезную, удачную операцию. Жена его Маша, или как он ее звал Марьяша, была неприхотлива и преданна. В банк приходили купцы и брали кредиты в крупных екатерининских купюрах. Квартира оказалась большой и уютной. Внизу жила прислуга. На первом этаже была столовая, кабинет Николая Ивановича, спаленка, где он отдыхал, когда брал работу на дом, комната жены, общая спальня и большая гостиная. В гостиной стоял дубовый стол, за который по воскресеньям приглашались с женами градоначальник, адвокат, директор банка, священник и директор приходской школы. Марьяша, худенькая, стройная и изящная, сидела рядом и ухаживала за гостями. Горничная Нина подавала на стол закуски: балычок, черную и красную икру, севрюжку, язычок под хреном, красную рыбку, овощи, а потом уж и горячее – мясо в горшочках под гарниром или жареную осетрину.
Николай Иванович хорошо зарабатывал и мог бы прикупить деревеньку, но он уже привык к этому дому, да и не нужна была ему деревенька. С Марьяшей они жили душа в душу и не расставались до тех пор, пока в четырнадцатом году ни началась война. Николая Ивановича призвали в армию в звании подпоручика. Через год, по ранению, его откомандировали домой, и Николай Иванович вернулся в город Толга, к своей жене и снова управляющим в банк. Потекла опять размеренная жизнь, война была далеко. Но с тех пор, может быть из-за контузии, Николай Иванович стал видеть сны. Позже он понял, что это были вещие сны. Все они сбылись.
Глава вторая
Сны
Иногда Николай Иванович засиживался допоздна с бумагами в своем кабинете, а потом дремал на кушетке, и тогда к нему приходили видения, о которых он помнил всю жизнь. Странные видения.
Сон первый
Их приволжский городок в дыму и огне. Слышны выстрелы. Лавки сожжены, церковь разгромлена, градоначальник убит. По улицам ходят толпы бородатых, вооруженных мужиков. Они врываются в банк и ищут ключи от сейфа. Потом выламывают дверь в квартиру Николая Ивановича и переворачивают мебель вверх дном.
Сон второй
В России революция, разруха, гражданская война. Бежать ли из этой перевернутой, разворованной страны или остаться?
Сон третий
Куда-то ведут. Жутко от предчувствия мучений и смерти. Мысли только о Марьяшеньке.
Сон четвертый
В большом кабинете сидит человек в кители, с большими усами. Я не знаю этого человека, но почему-то узнаю его, ведь во всех кабинетах висят его портреты. Мне не страшно. Он о чем-то беседует со мной.
Сон пятый
Мы вместе с Марьяшей живем теперь на большой даче с видом на Москва-реку.
Сон шестой
Как приятно вернуться домой. Мы с Марьяшей снова в Толге, на берегу Волги, в нашей старой квартире. Марьяша накрывает на стол в гостиной, а я сижу в своем кабинете и отдыхаю.
Глава третья
На перепутье
Мы сидели с Марьяшей в столовой после утреннего чая, когда она раскрыла газету и вдруг воскликнула:
- Николашенька, послушай, что пишут. Царь отрекся, в Петрограде бунт.
Тогда я вспомнил свой давешний сон и сказал:
- Собирайся, Марьяша. Я подаю прошение об отставке. Мы уезжаем.
- Как? Почему? Куда?
- Поедем к твоим родителям в Москву. Поживем пока у них.
Неожиданно для всех я подал прошение об отставке, Марьяша собрала вещи, мы бросили свою благополучную квартиру, маленький провинциальный город и уехали в Москву, в никуда.
Я поступил работать маленьким служащим в министерство финансов. Кроме нас, в квартире жили Машины родители: Афанасий Петрович и Ольга Васильевна. Нас не встретили с радостью, но, по крайней мере, не враждебно.
- Я не понимаю, Николай, как вы смогли оставить вашу должность и квартиру, - говорила Ольга Васильевна.
Но прошло несколько месяцев, и она заговорила по-другому.
- Николай, вы умный, интеллигентный человек. Посмотрите, что происходит вокруг. Подумайте о Маше. Надо уезжать из страны. Афанасий, ты со мной согласен?
Афанасий Петрович сидел в кресле, читал газету и кивал головой.
- Мы уезжаем во Францию, - брызгала словами Ольга Васильевна, - вы с нами едите? Маша, ты хоть что-то скажи.
Марьяша промолчала и посмотрела на меня.
- Мы остаемся.
- Вы здесь погибните. Мы уезжаем.
«Здесь, конечно, война и разруха, но рано или поздно все поправится», - подумал я.
- Мы остаемся, - повторил я. Я вспомнил еще один свой сон и решил остаться. Афанасий Петрович и Ольга Васильевна уехали, а мы с Марьяшей остались жить в большой квартире, которую вскоре превратили в коммунальную. Мы их никогда больше не видели и не слышали о них. Что с ними сталось, неизвестно.
Чуть позже я узнал, что бедный город, в котором мы прожили несколько лет, разграблен, градоначальник убит, лавки сожжены, церковь разрушена, банк разгромлен, а нашу бывшую квартиру разворовали.
Глава четвертая
Допрос
В советские времена я продвинулся по службе и стал начальником управления. Тогда я написал большую статью о необходимости сберегательных банков и опубликовал ее в финансовой газете. К сожалению, ее заметили многие. Рано утром приехал черный воронок. Марьяша плакала, ее отталкивали, Меня схватили и увезли. До сих пор не пойму, за что меня так долго били ногами, а потом вызвали на первый допрос. После допроса затащили обратно в камеру и били головой о стену. Я удивлялся, что еще жив, до тех пор пока душа сопротивляется. Я боялся боли, я боялся допросов, но когда мне сказали, что привезут Марьяшу, я испугался по-настоящему и согласился со всем. Английский шпион, так английский шпион. Если бы мне сказали, что я еще и немецкий шпион, я бы подписал и это.
- Почему вы, выходец из дворянской семьи, стали работать в наркомате финансов? Кто вас завербовал?
Удар в грудь, удар в лицо.
- Почему вы написали эту вредоносную статью? Кто вас надоумил на это?
Удар в грудь, удар в лицо.
- Почему в статье вы употребляете дореволюционное слово банк?
Удар в грудь, удар в лицо.
- Что это за западное выражение: сберегательные банки?
Удар в грудь, удар в лицо.
- Почему вы хотите навязать нашему народу копить деньги?
Удар в грудь, удар в лицо.
- Кто вас сюда направил? Кто ваш резидент?
Удар в грудь, удар в лицо.
- Вы признались, что вы английский шпион. Так?
- Да.
- Тогда выкладывайте все начистоту: явки, пароли, связи.
Удар в живот, удар в лицо.
- В камеру его.
После этого я потерял сознание.
В камере я просидел несколько дней, точно не знаю, сколько, все смешалось в сознании. День и ночь перемешались. Спать не давали. Были лишь допросы и камера. Били и там, и там. Били по печени, били по почкам, мозг отказывался это принимать. Сквозь забытье я услышал;
- Брось эту дохлятину. Им только полы подмывать.
За эти несколько дней я поседел и постарел лет на десять.
Не знаю, сколько так продолжалось, я потерял счет времени, но однажды в камеру вошел полковник НКВД и сказал:
- Товарищ Афанасьев, произошла ошибка. Мы вас приняли за другого человека. Вы свободны.
Так я вернулся домой, а Марьяша плакала, глядя на меня: и от радости, что я вернулся, и от боли, гладя мои волосы.
Через два дня меня пригласили в Кремль. Позже я узнал, что звонили оттуда и приказали выпустить меня без всяких обвинений.
Глава пятая
Встреча
Как в том старом сне, я сидел в большом кабинете, а напротив меня человек в кители с большими усами.
- Здравствуйте, товарищ Сталин.
- Здравствуйте, товарищ Афанасьев. Вы не очень хорошо выглядите. Я уже знаю, что случилось. Эти товарищи будут наказаны. Вы не в обиде?
- Конечно, нет, товарищ Сталин.
- Хорошо. Давайте поговорим о вашей статье. Я считаю, это интересная и своевременная статья. Люди стали жить лучше и богаче, пусть накапливают свои деньги. Только давайте договоримся: сберегательный банк звучит как-то по-дореволюционному. Пусть это будет сберегательная касса или сокращенно сберкасса. Вы со мной согласны?
- Да, товарищ Сталин.
- Вот и хорошо, товарищ Афанасьев. Я вижу, что вы грамотный в своем деле и преданный партии человек. Мы решили предложить вам должность наркома финансов. Как вы на это смотрите?
- Спасибо за доверие, товарищ Сталин.
- Постарайтесь оправдать это доверие, а мы вам поможем. И запускайте в жизнь эти сберкассы. Это нужное и полезное для наших людей дело.
Видимо, я оправдал высокое доверие, потому что проработал на этом посту много лет без арестов, тюрем и допросов.
Когда началась война, мы с Машей, вместе с другими семьями наркомов, уехали в Куйбышев. Я не воевал и о войне узнавал из сводок информбюро.
После войны мы вернулись в Москву, и сбылся еще один мой старинный сон. Теперь мы с Марьяшей жили на большой даче на берегу Москва-реки.
Глава шестая
Дом
Так бывает у всех людей. Вдруг нахлынут воспоминания, и потянет в свою молодость, в далекие по времени места. И однажды мы с Марьяшей собрались и поехали в маленький город Толга, что на Волге. Хоть и прошло много лет с тех революционных времен, город пребывал в нищете и разрухе. Лавок уже не было, храм был изувечен. Люди были злыми и недоверчивыми. Вместе с секретарем горкома я зашел в банк и увидел хлам. Потом мы вошли в нашу квартиру, а там был погром. Все так и сохранилось с тех жутких времен.
- Отреставрируйте церковь. Это достояние истории и народа. А из банка и этой квартиры управляющего сделайте музей. Этот новый музей будет полезен для того, чтобы люди знали свое прошлое. Кроме того, на экскурсии к вам будут приезжать и из других городов. Деньги мы вам выделим.
- Слушаюсь, товарищ министр.
Спустя год отреставрировали храм, а из банка и нашей бывшей квартиры сделали музей.
Прошло еще несколько лет, я вышел на пенсию, и мы с Машей вернулись в свой родной город со странным, древним названием Толга, в свой дом. Я стал директором музея и рассказывал экскурсантам о тех доисторических временах. Экскурсантов было мало, и дом снова был в нашем распоряжении. Мы поселились в одной из комнат бывшей прислуги, завтракали и обедали в своей столовой, а вечерами засиживались в гостиной. Как прежде, Марьяша играла на пианино. Когда она увидела наш овальный дубовый стол и кресла вокруг, то, как в молодости, запрыгнула на одно из них и вздохнула;
- Наконец-то мы дома.
Нас никто не беспокоил, даже секретарь горкома. Жаль, не дал нам Бог детей, но все-таки мы прожили счастливую жизнь.
Почему-то на старости лет мне захотелось строить игрушечные парусники. Наверное, это от деда передалось, он у меня был адмиралом. И вечерами, в своем кабинете, я собирал из деревяшек кораблики, которые никогда никуда не уплывут, а Маша не мешала моему занятию. Она, как в молодости, суетилась, готовила и бегала с подносом по квартире. Мы с Марьяшей прожили долгую жизнь и до сих пор любили друг друга.
Она умерла пять лет назад. После ее смерти я вечерами перечитываю библию. Мне кажется, так и надо готовиться к своей кончине. Это лучшее для того, чтобы задуматься о прожитой жизни и неизбежной смерти. Мне не страшно. Я сижу в своем кабинете и знаю, что мы скоро встретимся с моей Марьяшей. И только сейчас я понимаю, что все остальное в жизни не столь важно.