Здесь русский дух, здесь Русью пахнет…
Путевые заметки
(фото к тексту см. на личном сайте автора: http://donna-anna2005.narod2.ru/fotoalbom/ )
ч.1
Два десятилетия назад мир гостеприимно распахнул перед россиянами двери. Турция и Египет, Таиланд и Малайзия, Италия и Франция… Не осталось, пожалуй, ни одной точки на карте мира, куда не ступала бы нога русского туриста. Мы знаем, чем славятся чужие отели, магазины и рестораны, купаемся в чужих морях и фотографируемся на фоне чужих красот и достопримечательностей. А что мы знаем о своей стране? Москву, мавзолей и Красную площадь? Но разве это вся Россия?
Метеосводки лета 2010 года, скорее, напоминали сводки с мест боевых действий: «бой в Крыму, все в дыму». На ум то и дело приходили фразы типа: «Скажи-ка, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром…». Москвичи, словно в октябре 41-го, готовы были все бросить и мчаться из задыхавшегося от смога города в спасительную прохладу провинции.
А мы… мы, едва дождавшись законного отпуска, собирались ехать в противоположном направлении – в горячую точку, окруженную лесными пожарами, – Москву. Конечно, это было безрассудством, но в душе теплилась надежда, больше похожая на знаменитое русское «авось»: авось, пока доедем – развиднеется. Но это лишь на первый взгляд. В действительности все обстояло сложнее: разработанный до мелочей маршрут, приобретенные за месяц билеты, забронированные гостиницы и, главное, страстное желание совершить задуманное – все это не позволяло смалодушничать и отказаться от поездки в осажденную огненной стихией столицу. И мы тронулись в путь.
1. Сергиев Посад
Москва встретила вокзальным шумом и неожиданно чистым небом. Посмеявшись над своими и чужими страхами, мы с облегчением вздохнули, точнее, вдохнули канцерогенного столичного воздуха. Но… недолго музыка играла. Уже на следующий день город накрыло белой, плотной, удушающей, совершенно неподвижной пеленой. Прибавьте сюда 30-градусную жару, и вы поймете, что Москву превратилась в одну большую душегубку. Выходить на улицу не хотелось, но…где наша не пропадала! И мы отправились в Сергиев Посад, в Троице - Сергиеву лавру.
Для справки: Троицкий монастырь был основан в 30-х-40-х годах XIV века братьями Варфоломеем и Стефаном. Варфоломей, принявший монашеский сан с именем Сергий, вошел в историю не только как основатель монастыря, но и как активный сторонник московских князей, выступавший за объединение русских земель вокруг Москвы. Именно он благословил князя Дмитрия Донского перед Куликовской битвой.
В монастыре получил крещение Иван Грозный. В годы его правления монашеская обитель превратилась в мощную крепость, оборонявшую подступы к Москве. В 1608-1610 гг. монастырь шестнадцать месяцев находился в осаде польско-литовских интервентов. Подвиг защитников обители приобрел широкую известность и способствовал росту авторитета монастыря. За его стенами укрылся царь Петр во время стрелецкого бунта в Москве в 1689 году.
В 1744 г. указом императрицы Елизаветы Петровны монастырь был удостоен почетного звания Лавры, что подчеркивало его главенствующую роль среди других церковных учреждений.
С 1919 по 1946 гг. храмы были изъяты из ведения монастыря, монахи разогнаны или репрессированы.
Сегодня Троице-Сергиева Лавра – действующий мужской монастырь, духовный центр православной России.
Кто бывал в Сергиевом Посаде, тот знает: монастырь расположен на невысоком холме, и купола его храмов видны издалека. Но в тот день горячий смог заволок всю округу, и, лишь подойдя к обители почти вплотную, мы смогли разглядеть и мощную монастырскую стену, возведенную в середине 16 века, и сторожевые башни, выстроенные по приказу Ивана Грозного.
Просторная Красногорская площадь у стен Лавры представляет собой одно большое торжище: если бы не современная одежда торговцев, сходство с рынком ХIХ века было бы полным. А от количества и разнообразия сувениров голова идет кругом: здесь и тарелки, и магниты, и открытки, и изделия народных промыслов, и, разумеется, советская атрибутика, столь популярная у иностранцев – от краснозвездных буденовок, значков и орденов до солдатских шинелей и валенок. Впрочем, ощущение, что ты попал на рынок, не исчезает и на территории монастыря. На каждом шагу – церковные лавки и толпы народа, словно ты не в святой обители, а в каком-нибудь торгово-развлекательном центре в период распродаж.
Между прочим, наибольшим спросом в этот день пользовался квас – его разливала из пузатой желтой бочки с надписью «Квас «Монастырский» худенькая, бледная, словно только вышедшая из темного подвала, послушница в синем платке. Очередь к бочке не иссякала. Не знаю, жара ли тому причиной или особый рецепт изготовления, но могу поклясться, что в жизни не пила кваса вкуснее, чем этот.
Ближе к обеду развиднелось. Над головами повисло бледное, как будто больное солнце. Дышать по-прежнему было нечем, зато купола храмов проявились, словно изображение на мокрой фотобумаге. И мысли о суетности жизни отступили…
Будучи закоренелым атеистом, всегда походила к культовым учреждениям, прежде всего, как к памятникам русской истории, культуры, архитектуры и живописи. Вот и Троице-Сергиева Лавра для меня – это, в первую очередь, уникальный музейный комплекс под открытым небом, в котором собраны лучшие образцы русского зодчества, созданные на протяжении шести веков. Древнейший Троицкий собор возведен в первой четверти ХV века. В нем покоятся мощи преподобного Сергия Радонежского, а иконостас расписывал великий Андрей Рублев.
Успенский собор построен в середине ХVI века по велению царя Иоанна Грозного. Спустя еще век вознеслась к облакам чудная шатровая церковь преподобных Зосимы и Савватия Соловецких. Удивительно легкая, изящная, словно игрушка, вырезанная из цельного куска дерева умелой рукой мастера…
Всего на территории монастыря находятся девять храмов и великолепная пятиярусная колокольня, построенная во второй половине XVIII века.
О Лавре трудно рассказывать. Здесь нужно побывать и все увидеть своими глазами. Побродить среди храмов, посидеть на скамейке на Соборной площади, любуясь окружающим великолепием… А лучше всего укрыться в тени аллеи позади Успенского собора – там едва ли не под каждым деревом находят приют паломники со всех концов России, отдыхают после долгого пути или читают молитвы под строгими и мудрыми взглядами Святой Троицы, взирающей на православный люд с фрески, чудом сохранившейся под куполом храма.
В музее Лавры, где мы были едва ли не последними в тот день посетителями, произошло невероятное событие.
Сначала небольшое лирическое отступление. Фамилия автора этих строк имеет более чем пятисотлетние и глубоко религиозные корни. От том, что есть такая икона «Никита Ожгибес, изгоняющий беса» я впервые узнала от редактора «Сибирской православной газеты» Мирослава Бакулина. Но вот увидеть ее изображение, к сожалению, долго не удавалось. Помог интернет: там я сначала прочитала историю иконы, а потом нашла и ее саму.
Настоящее название иконы – «Святой великомученик Никита, изгоняющий беса». Прозвище «Ожгибес», по всей видимости, потерялось в глубине веков.
История такова: Никита долгие годы был мытарем у Юрия Долгорукого, т.е. собирал долги и дань. Что послужило причиной его ухода от мирской суеты – доподлинно неизвестно, но Никита принял постриг. Жил отдельно от всех монахов в земляной яме, на голове носил выдолбленную из камня "шапку", а на ногах – вериги. Службы стоял отдельно ото всех в подклети храма...
Через 10 лет такой жизни его вериги начали источать божественное сияние.
Лихие люди подумали, что цепи сделаны из серебра и убили старца. Когда же выяснилось, что вериги сделаны из простого дерева, выкинули в Волгу... Но волна вынесла их на берег. При Иване Грозном на этом месте был построен храм в честь св. великомученика Никиты...
Этот сюжет стал настолько популярен в 14-м веке, что Никиту стали изображать не только на иконках, но даже на крестах! К сожалению, к 17-18 веку популярность великомученика угасла.
Но к чему я о нем? Да к тому, что в музее Лавры, в небольшой витрине выставлена коллекция камнерезных икон, и среди них – тот самый «Никита, изгоняющий беса». Ничего особенного – небольшой плоский камень, едва ли больше спичечного коробка, на нем две фигуры – мужчины с плетью в руках и странного существа. Стало невероятно приятно, словно в витрине лежал давно потерянный портрет пра-пра-прадеда. Вот в такие минуты и ощущаешь свою причастность к Великой истории.
2. Новый Иерусалим.
Упоминание о Новом Иерусалиме я нашла в интернете. И, быть может, не обратила бы на него особого внимания, – мало ли в Подмосковье монастырей! – если бы место это не было связано с именем патриарха Никона. Тем, кто хоть немного знаком с историей государства Российского, не надо объяснять, какую роль сыграл в ней этот человек. Так что путешествие в город Истру, бывший Воскресенск, была продиктована желанием узнать немного больше о человеке, сумевшем встряхнуть дремучую Россию, расколоть ее надвое, перевернуть ее вековые устои.
Невольно вспомнилась поездка с писателями-участниками Всероссийской премии им. П.П. Ершова в Лыково – когда-то крепкую староверческую деревню, где усилиями бывшей учительницы открыт музей, посвященный знаменитым землякам – староверам Лыковым. Увидев на шее у местного фотографа матерчатый ремешок с надписью «Nicon», одна из писательниц с испугом спросила: «У вас что, до сих пор на никонианцев и староверов делятся?».
Новый Иерусалим, по замыслу патриарха, одержимого, на мой взгляд, непомерной гордыней, должен был стать русской «землей обетованной», центром мирового православия. Москва – третий Рим, русская земля – Святая земля. И в 1656 году Никон распорядился построить монастырь, который должен был копировать все главные христианские святыни. На площади в несколько гектар он задумал разместить храм Гроба Господня, Голгофу, Иордань; окрестные деревни и холмы получили новые, библейские названия – Вифания, Фавор, Елеон. Никон даже отправил в Палестину монаха Арсения Суханова, который произвел обмеры и составил чертежи иерусалимских храмов!
Электричкой от Рижского вокзала до Истры, пятнадцать минут на автобусе, от остановки – пару сотен метров в гору до монастырской площади. Холм искусственный – его специально насыпали для того, чтобы будущий храм возвышался над окружающим пространством. Над тяжелыми монастырскими воротами, на фоне затянутого смогом неба бледно и совсем невыразительно желтеет крест.
Первое впечатление от картины, которая открывается перед тобой, когда ты входишь на территорию монастыря, можно грубо описать двумя словами: «отпала челюсть». Ни одна фотография не в состоянии передать истинной мощи сооружения, которое появляется во всем своем великолепии, несмотря на полдневную дымку, размывающую очертания и краски.
Не хочется произносить громкие слова, но здесь вдруг начинаешь испытывать настоящую, не придуманную гордость за свою страну. Только великий народ способен создавать такие памятники архитектуры и культуры.
Центр монастырского ансамбля – однокупольный Воскресенский собор. К нему пристроена часовня Гроба Господня, увенчанная шатром высотой 18 метров – ничего подобного ему в русской архитектуре больше не существует. В этих двух главных храмах Ново-Иерусалимского монастыря сосредоточены копии всех христианских святынь: Гроб Господень, Голгофа – в верхнем ярусе собора, куда ведут, как на настоящую Голгофу, семнадцать ступеней; келья, в которой Христос провел ночь перед казнью.
Но… И вот тут следует сделать паузу. Новому Иерусалиму не повезло. И не только потому, что еще в 1919 году он, как и большинство монастырей, был закрыт, – по крайней мере, в его стенах, в отличие от многих других святых обителей, разместился музей. А потому, что в 1941-м, в ноябре, после 3-х недельной оккупации фашистами он был безжалостно взорван. Одни монастырские здания утрачены навсегда, как, например, колокольня, а другие повреждены и не восстановлены до сих пор.
О бывшем великолепии внутреннего убранства Воскресенского собора и часовни Гроба Господня мы можем судить сегодня лишь по отдельным, чудом сохранившимся фрагментам лепнины и керамики, которые когда-то украшали стены и купола. Чувство бессильной злобы, смешанное с горечью осознания невозвратности потерь заполняют душу, когда ты видишь, во что превратились наши святыни. Глупо, наверное, но сюда нужно толпами водить немцев. Пусть посмотрят, что натворили их «цивилизованные» предки в нашей «варварской» стране. Их комплекс вины перед русской нацией и русской культурой должен быть непреходящим… И что значат не умолкающие дискуссии о репатриации ценностей из немецких музеев на фоне изуродованных стен Ново-Иерусалимского монастыря? Интересно, произносили немецкие саперы слова «С нами Бог!», когда взрывали храм Гроба Господня?..
Несмотря на будний день, 30-градусную жару и смог, пусть не такой удушливый, как в Москве, народу в монастыре хватало: экскурсионные группы, паломники, «дикари», вроде нас, и просто верующие, специально приехавшие на службу, а они регулярно проводятся в соборе; в церкви Рождества Христова крестили младенца; в монастырском саду две неопределенных лет тетеньки в платках собирали в траве яблоки, а потом ели их, сидя на скамейке в тенистом скверике, и запивали холодной водой из фонтанчика. Бесконечный поток людей тянулся по узенькой дорожке вдоль монастырской стены в Гефсиманский сад – к Иордани и к святому источнику – Силоаму.
Иордань, а, точнее, река Истра, несмотря на жару, необычайно холоднае – она подпитывается многочисленными подземными источниками. Здесь устроена купальня, так что спуститься в воду можно по деревянным ступенькам, окунуться троекратно и подняться обратно на берег, что и делают паломники – их (точнее, паломниц) можно опознать по сорочкам, в которых они окунаются в купель. Но просто отдыхающих тоже достаточно. Верующие на них ворчат – мол, оскверняют святое место.
В глубине сада, который сегодня представляет собой обычный парк, в трехстах метрах от монастырского холма спрятался скромный 4-хэтажный скит патриарха Никона – Богоявленская пустынь, где он прожил шесть лет после того, как в 1658 году сложил с себя патриарший сан. Неплохой такой скит. В нем размещались две церкви, хозяйственные помещения и кельи, в том числе и та, в которой жил сам Никон – на четвертом этаже, рядом с церковью.
Патриарший скит – уникальный памятник не только истории, но и архитектуры, а точнее – едва ли не единственный образец жилого дома ХVII века.
Кстати, последние пять лет своей жизни опальный к тому времени патриарх провел далеко от своего детища – в Кирилло-Белозерском монастыре, но в 1681 году ему разрешили вернуться в Воскресенский монастырь. Никон скончался по пути в Новый Иерусалим 17 августа 1681 года и, согласно его воле, был похоронен в Воскресенском соборе, в приделе Усекновения главы Иоанна Предтечи под Голгофой.
ч.2
Стыдно сказать, но мое знание творчества А.С. Пушкина, как, впрочем, и у большинства россиян, ограничивается школьной программой. Нет, конечно, четырехтомник его произведений, приобретенный на «макулатурные талоны», был в свое время прочитан почти полностью, но в памяти прочно засели лишь две фразы: «Спокойно, Маша, я – Дубровский!» и «Российский бунт, бессмысленный и беспощадный».
С таким отношением к нашему «все» в Михайловском делать, конечно, нечего, но моя подруга и спутница, страстная поклонница Александра Сергеевича, на этой поездке настояла.
День первый. Михайловское.
В Пскове – дождь. После московской душегубки он воспринимается почти как божья благодать. Но отсутствие зонта и теплой одежды быстро превращает благо во зло – я начинаю откровенно замерзать. А до Михайловского – еще сто километров лесом. Я ворчу, злюсь, проклинаю и тряский автобус, и мокрую серую дорогу, и ничем, на мой взгляд, не примечательную природу за окном, не разделяя нынешних восторгов моей подруги и былых – Александра Сергеевича.
Пушкинские (когда-то – Святые) Горы – небольшой и, в общем-то, ничем не примечательный поселок, вполне советский по виду и по духу. На первый взгляд, ХХI век никак не повлиял на жизнь этого населенного пункта – она по-прежнему течет неспешно и размеренно и сосредоточена вокруг Центра по изучению творческого наследия А.С. Пушкина. Для жителей поселка поэт – это, действительно, «все» – в полном смысле этого слова. Здесь не делают большого бизнеса на имени великого земляка, но, если бы не туристы со всей России, – жизнь в этих местах, скорее всего, давно бы остановилась.
… Ближе к обеду распогодилось. Это слегка утешило, так же как возможность подкрепить бренную плоть в «Кулинарии», с советских времен сохранившей свое название и, главное, – предназначение. «Кулинария» – это отдельная песня. Маленькая забегаловка на две комнатки. В первой – прилавок и витрина с товарами, во второй – несколько колченогих столов. Пластиковая посуда и две продавщицы, одна из которых – типичная стерва: за несколько дней нашего «общения» мы ни разу не видели, чтобы она улыбалась, зато без устали ругалась со своей «товаркой».
Жалея себя, несчастную, вынужденную наносить удар общепитовской едой по карману и желудку, беру рыбу с гарниром, салат, пирожок и компот.
– Сорок рублей, – говорит продавщица.
– За салат? – наивно уточняю я.
– За все…– отвечает она.
Челюсть падает. А когда я понимаю, что здесь кормят не только дешево, но и вкусно, наступает окончательное примирение с действительностью.
В Михайловское приезжаем, когда день уже идет на убыль. «Приезжаем» – мягко сказано. В Пушкинских Горах нет общественного транспорта, который возил бы туристов к памятным местам – в Михайловское, Тригорское и Петровское. Большинство паломников прибывают сюда либо на своих машинах, либо на экскурсионных автобусах, а для «дикарей», вроде нас с подругой, есть такси.
Таксуют тут все мужчины-автолюбители. На их автомобилях нет опознавательных «шашечек», зато у каждого в салоне в обязательном порядке на передней панели приклеена бумажка с твердыми расценками: Михайловское – 120 р., Петровское и Тригорское – по 150 р. И каждый водитель обязательно даст пассажиру самодельную визитку с номером своего телефона, чтобы клиент при необходимости мог вызвать себе уже знакомое такси, а не ловить случайную машину на дороге.
Но… вернемся к Михайловскому. Красотами природы меня удивить трудно. Поэтому на землю, где ступала нога поэта, я вступила без особого пиетета и трепета. Влекомая восторженной подругой, прошла через парк, не особенно оглядываясь по сторонам, скептически хмыкнула, увидев скромный одноэтажный белый домик, совсем не похожий на барскую усадьбу, – куда там Пушкиным до наших «новых русских», вышла на склон холма, у подножия которого раскинулась долина реки Сороть, и …
Это чувство невозможно описать. Его нужно ощутить собственной кожей… Прожить с ним хотя бы одно, пусть даже совсем короткое мгновение… Задохнуться от первобытного необъяснимого восторга…
Раздражение, недовольство, усталость, злость – все улетучилось в одно мгновение.
– Я прощаю тебя! – сказала я подруге с величием королевы.
Мы гуляли по парку и его окрестностям несколько часов. Мы просто гуляли, оставив на завтра экскурсию по музею; бродили босиком по тропе, согретой не то вечерним солнцем, не то десятками ног людей, прошедших здесь до нас; сидели на траве, прислушиваясь к шелесту листвы, легкому колыханью воды в медленной, полусонной Сороти; смотрели, как разбегаются, неизвестно откуда взявшись, круги по глянцево-синей поверхности озера Маленец. И странно было думать, что двести лет назад вот на этом самом месте мог сидеть и так же, как мы, любоваться закатными красками Александр Сергеевич Пушкин… И не было сил оторваться, повернуться и уйти, бросив равнодушно на прощание: «Ну, да, красиво…». Волшебное место, с которым не хочется расставаться.
День второй. Савкина Горка
Музейные экспонаты в Михайловском - не главное. Тем более что помещичий дом неоднократно менял хозяев, а в 1918 году был сожжен взбунтовавшимися крестьянами. Главный герой здешних мест - все-таки природа.
Савкина горка - это невысокий холм в километре от усадьбы с плоской, как будто срезанной вершиной, - судя по всему, искусственного происхождения. Когда-то, много веков назад, здесь стоял монастырь, а жившие в нем монахи одновременно были и солдатами, защищавшими северо-западные границы России. В 1513 году здесь произошло кровавое сражение, - как напоминание о нем из земли, словно грибы после дождя, выглядывают седые от времени изрытые дождями и ветрами каменные кресты.
В центре холма - деревянная часовня, правда, восстановленная, прежняя истлела от старости, а рядом - довольно высокий крест с выбитыми на нем едва читаемыми письменами. Он был поставлена месте гибели русских воинов попом Саввой: «Лета 7021 постави крест Савва поп». Где покоятся останки того Саввы - бог весть, а имя его вошло в историю: Савкино городище или просто Савкина горка называют этот древний погост.
Савкино было одним из самых любимых мест Александра Сергеевича Пушкина. Что не удивительно - вид с холма открывается изумительный. Извилистая Сороть, усыпанная желтыми кувшинками, соединяет озера Кучане, на берегу которого расположилось сельцо Петровское - усадьба Ганибалов, и Маленец, плавно несет себя мимо Михайловского и Савкиной горки и скрывается за поворотом. Желтые кубики сметанного в стога сена небрежно разбросаны по причудливо расчерченной, словно шахматная доска, речной долине. Замерев в полуденной дреме, чуть поскрипывает на ветру старая мельница, бессильно опустив костистые крылья. Вдоль озера Маленец по заповедному лесу тянется узкая тропинка - дорога в Тригорское.
Пушкин любил бывать на Савкиной горке. Рассказывают, что он часами мог сидеть среди заброшенных могил. Кто знает, какие гениальные строчки рождались в эти минуты в его голове…
Сюда, на холм среди равнин,
Где пир когда-то шел кровавый,
Легко взбегал поэт кудрявый
И в тишине сидел один.
И, времена перелистав,
Творил неслышную молитву
За тех, кто пав в неравной битве,
Землею животворной стал…
Дорога на Тригорское - отдельная песня. Напомню, что между усадьбами музея-заповедника нет никакого сообщения, так что перемещаться из одной в другую при отсутствии личного транспорта можно лишь на своих двоих. Если ты, конечно, не Пушкин, который верхом на лошади едва ли не ежедневно легко преодолевал расстояние в пять километров. С заходом на Савкину горку оно увеличивается до семи.
Прогулка лесом по заповедной тропе была бы вполне приятной, если бы не два обстоятельства: во - первых, отсутствие привычки к долгим путешествиям на такие расстояния, а во вторых - необходимость добраться до Тригорского до закрытия музея. Приходилось торопиться. К тому же при всей, безусловно, высокой организации работы заповедника, в ней допущен один небольшой, но весьма досадный просчет: на пешеходных тропах нет указателей, и потому любая развилка на дороге приводит в замешательство. Нам это недоразумение стоило лишнего километра пути. К тому же расчет расстояния ведется по прямой - составители карт не учитывают того, что на этой прямой могут встретиться неприятные препятствия, вроде холмов, речушек и зарослей, в которых, по рассказам местных жителей, водятся змеи.
Хотела бы я посмотреть на себя и свою подругу со стороны: две не первой молодости тетеньки, испорченные цивилизацией, по тридцатиградусной жаре, изнывая от усталости и жажды, из последних сил плетутся по узкой тропинке, пробиваясь сквозь колючий кустарник, ломая ноги в ямах и колдобинах.
Тригорское расположено на довольно высоком, в отличие от Михайловского, холме, и подняться на него по заросшему травой и кустами склону не только трудно, но даже опасно - оползни. О них предупреждают щиты с надписью, врытые в землю. Для тех, кто пренебрег, как мы, асфальтированной дорогой, удлиняющей путь до усадьбы на пару километров, построена длинная деревянная лестница - от основания холма до его вершины. При взгляде на нее я поняла, что мне никогда не преодолеть это последнее препятствие… Свидетелями нашего позорного подъема стали муж с женой, мило отдыхавшие на скамейке, с которой открывался отличный вид на лестницу. День спустя, когда мы столкнулись с ними в Петровском, мужчина не удержался и подколол нас: «Видели мы, как вы вчера ползли в гору…». Ему хорошо говорить - при своей-то машине…
Немного об истории этого места. В Тригорском жили друзья Пушкина - семейство Вульфов. Между прочим, помещичий дом раньше был просто фабрикой. Это так, к слову - о «скромном обаянии буржуазии».
ч.3
Печоры в основной маршрут нашего путешествия входили, но… в качестве, так скажем, запасного варианта. Времени на все катастрофически не хватало. После Михайловского на Псков отводилось всего два дня, и не видать бы нам Печор, если бы не проблемы местного ЖКХ: во всем городе отключили воду.
1. Псков.
В гостинице, где мы остановились, кстати, расположенной на берегу реки Великой, прямо напротив Псковского Кремля, в каждый номер предусмотрительно поставили пятилитровые бутыли с водой. Предполагалось, что для умывания и утоления жажды, а термометр с самого утра показывал + 30 градусов, этого хватит. Для туалетов сотрудники гостиницы носили ведрами воду из реки, благо рядом.
Хорошо, что Кремль и центр города мы осмотрели еще с вечера. Причем сделали это самостоятельно: в таком привлекательном для туристов городе, как Псков, работа с «дикарями», вроде нас, налажена из рук вон плохо. То есть туристические агентства, конечно, есть, но работают они… Как говорил незабвенный Райкин, «гибче надо быть…». Вы можете заказать себе экскурсовода, который познакомит вас с городскими достопримечательностями, но обойдется он вам недешево – 500 рублей с носа. К тому же пешком не набегаешься, а такси обойдется в такую копеечку, что мало не покажется. Поэтому мы с подругой для первого раза решили удовольствоваться тем, что находится в зоне доступа: Кремль со Свято - Троицким кафедральным собором и Октябрьский проспект.
Собор всегда был центром государственной жизни Пскова. В нем или возле него вершились все важнейшие государственные дела: в соборе сажались на княжение Псковские князья; возле собора стоял княжеский дом; на соборной площади собиралось вече; в соборе находился особый ларь для хранения государственных документов.
Нынешний храм – уже четвертый по счету. Он был заложен в 1682 году и освящен в 1699-м. Но, конечно же, за триста с лишним лет несколько раз подвергался пожарам и был реставрирован снаружи и внутри.
Надо сказать, что Троицкому собору в советские времена повезло несколько больше, чем остальным православным храмам. В 30-е годы он был закрыт, в 1938-м передан музею, а в августе 1941-го в Псков прибыла миссия русской православной церкви за рубежом, и службы возобновились.
Когда входишь под своды собора, первое, на что обращаешь внимание, это на необычную его форму – куб с уходящим вверх пространством и удивительную, непривычную для наших, сибирских, церквей освещенность. Собор – двухярусный, с большим количеством окон, через которые внутрь здания попадает свет. Именно свет в совокупности с множеством богато убранных икон, золотых и серебряных украшений, с горящими свечами – придает внутреннему убранству храма ощущение яркости, пышности и даже роскоши.
Не буду описывать все памятники истории и архитектуры – даже на таком сравнительно небольшом пятачке их предостаточно, скажу только, что Псков произвел впечатление неухоженного, неопрятного города. Подходы к Кремлю, в особенности ступени каменных лестниц, ведущих от набережной в верх к Довмонтову городу – древнейшему поселению, с которого начался Псков, усыпаны окурками, бумажками, пластиковыми стаканчиками и прочими отходами. Просторный и очень красивый сквер на Октябрьской площади, в котором установлен памятник княгине Ольге, основательнице Пскова (скульптор – Вячеслав Клыков), усыпан ветками и листьями. По всей видимости, здесь проводили обрезку деревьев, а убрать за собой мусор забыли.
В газете «Псковская губерния» прочитала подтверждение своему первому впечатлению: «На весь город нет ни одного исторического места, за современное состояние которого не было бы стыдно. По какому берегу Великой и Псковы ни пройди, везде – культурное бедствие».
Сложно в Пскове и с инфраструктурой: туристу, не отягощенному кошельком с валютой, ну, или хотя бы крупными купюрами российского производства, подкрепить свои силы просто негде. Разве что взять сухпаек в ближайшем магазине.
Но если все-таки говорить – хотя бы коротко – об исторических памятниках, то, наверное, Псков занимает первое место в России по их количеству на квадратный метр территории.
На второй день нашего пребывания в городе, наскоро позавтракав купленными накануне зеленым горошком и кабачковой икрой, мы побежали в главный музей – Поганкины палаты. И, очарованные красотой древнерусской архитектуры, поразились скудости экспонируемой музейной коллекции. И это в Пскове!
2. Печоры.
На протяжении всего нашего путешествия не переставала удивляться тому, какой гладкой была наша дорога. Куда бы мы не направлялись, всегда каким-то чудом приезжали на вокзал к отходу поезда или автобуса, всегда были билеты и места в гостиницах, а любые проблемы решались без малейшего затруднения. Так было и с поездкой в Печоры, куда после недолгого совещания мы решили рвануть из обезвоженного Пскова.
Час с небольшим – и мы на месте. Ощущение странное… Планы – планами, но, если честно, я не думала, отправляясь в отпуск, что доберусь до самого северо-западного города России. Дальше уже заграница.
Маленький автовокзал расположен практически в центре Печор. Заблудиться здесь невозможно – Псково-Печерский монастырь находится практически за углом.
Суббота, вторая половина дня. Пузатые туристические автобусы выстроились в ряд по одну сторону площади, по другую – сувенирные палатки и киоски. Со всех сторон ручейками стекаются сюда туристы.
Экскурсия по монастырю, как и в Пскове, стоит 500 рублей. Зато цена не меняется в зависимости от количества туристов: если набирается группа из пяти человек, то с каждого причитается сотня. Это вполне терпимо, и мы с подругой начинаем «охоту» на попутчиков. Желающие находятся довольно быстро, и вот уже седой экскурсовод кавказской наружности, как выясняется позже – школьный учитель, в свободное время подрабатывающий гидом, ведет нас на смотровую площадку…
Вся история Псково-Печерского монастыря – одна большая легенда. Начать хотя бы с открытия пещер. В конце ХIVвека – в 1392 году – два охотника в поисках зверя забрели в лесную глушь и вдруг услышали прекрасное пение, идущее из глубин земли. Вскоре после этого местный крестьянин Иван Дементьев (летописи сохранили его имя) рубил лес на склоне горы. Одно из деревьев, падая, увлекло за собой другие. Вырванные с корнем, с пластами земли, они упали, открыв взору изумленного крестьянина вход в подземные пещеры, где жили монахи – выходцы из Киево-Печерской лавры, бежавшие в северные леса от набегов крымских татар.
Но официальной датой основания монастыря считается 1473 год, когда была освящена Успенская церковь, выкопанная в холме у реки Каменец.
Расцвет обители связан с именем игумена Корнилия. Туристам обязательно рассказывают легенду о том, как Иван Грозный, приехав в монастырь, в гневе отрубил голову игумену, встречавшему его у ворот. Голова покатилась вниз, по дороге, ведущей к храму…
Мгновенно остыв и раскаявшись, царь поднял тело игумена и на руках нес его в церковь Успения. В память об этом событии мощеная дорога носит название «кровавый путь».
Еще одна особенность монастыря состоит в том, что практически весь монастырский комплекс, за исключением двух церквей, вопреки православной традиции устанавливать храмы на высоких местах, расположен в глубокой котловине меж холмов. И монастырские стены, протяженность которых составляет 726 метров при толщине в два метра, повторяют рельеф земной поверхности.
Стены на протяжении многих веков неоднократно выдерживали вражеские осады, а в 60-е г. ХХ века, по сути, спасли монастырь от вандалов-коммунистов. Об этом тоже рассказывают легенды.
В конце 50-х годов игуменом Псковско-Печерского монастыря был назначен отец Алипий (Воронов) – писатель, иконописец, знаток западно-европейской живописи. В годы Великой Отечественной войны он был летчиком и дал зарок: если останется жив, посвятит себя служению Богу.
В начале 60-х Хрущев начал новое масштабное наступление на религию. Игумен Алипий получил предписание закрыть монастырь, но отказался это сделать. А когда начались угрозы применить силу, привел аргумент, который трудно было оспорить: «Эти стены не пробьют даже танки, – сказал он, – вы можете разве что разбомбить монастырь с воздуха, но вряд ли посмеете это сделать – побоитесь реакции Запада». Обитель оставили в покое.
Кстати, в годы войны Печоры и монастырь бомбили неоднократно, но – чудо ли это или счастливое стечение обстоятельств? – ни одна бомба не попала в монастырские здания.
Свято-Успенский Псково-Печерский монастырь – единственный на территории России, где службы не прекращались ни на один день на протяжении всех 538 лет его существования! Случай уникальный! Впрочем, никакой заслуги Советской власти здесь нет. Просто по Брестскому договору Печоры отошли к Эстонии, так что разгул воинствующего атеизма тридцатых годов обошел их стороной.
Монастырь – самый древний действующий некрополь в стране. На протяжении столетий гробы с телами монахов, жителей посада, а позднее – представителей знатных русских фамилий захоранивали в подземных галереях. Здесь покоятся представители родов Пушкиных, Плещеевых, Бутурлиных, Кутузовых, Мусоргских и многих других. В стенах пещер пробивались углубления и в них устанавливались гробы: склепы до самых сводов заполнены почерневшими гробами. И никаких следов тления!
Кстати, по подземным храмам и галереям монахи проводят экскурсии для туристов.
Псково-Печерский монастырь – это настоящий бриллиант в ожерелье лучших образцов русского храмового зодчества. Удивительно притягательное место. Несмотря на большое количество посетителей, здесь царят тишина и покой. Даже будучи человеком неверующим, ощущаешь его неповторимую ауру. И невольно благодаришь – Бога ли, Судьбу ли – за то, что сохранили для нас эту красоту.