Нашла на Прозе цикл статей Андрея Можаева « А.О. Смирнова-Россет. Муза русской литературы». Читала с большим интересом и удовольствием. Но вот в одном из очерков встречаю такой отрывок: «Александра Осиповна иронически вспоминала о преподавателе русского языка, оппоненте Плетнёва. Тот предпочитал новым поэтам старых пиитов, Крылову – Хераскова. И восторженно декламировал воспитанницам такие строки последнего:
«На зелёненьком листочке
Червячок во тьме блистал.
Змий поспешно прибегает и невинного пронзает
Жалом гибельным своим.
«Что я сделал пред тобою»?
Червячок, упадши, рек.
«А зачем блестишь собою»?
Змий сказал и прочь потек".
Конечно же, Андрей Можаев написал это на основании воспоминаний А.О.Россет, но что-то в этих строчках показалось мне сомнительным. Cтих я нашла прелестным. Правда, третья строчка явно выбивалась из ритма и стиля, но все остальное, на мой взгляд, было просто превосходно. Я быстренько просмотрела басни Хераскова – и, конечно же, ничего похожего в них не обнаружила. Не буду расписывать, как долго и упорно, с какими приключениями я искала истинного автора - Интернет полностью убил эту романтику научного и ненаучного поиска – поэтому скажу честно, что сочинителя и подлинный текст я обнаружила довольно быстро. Поэтом оказался некто Е.А. Колычев, а текст выглядел следующим образом:
На зелёненьком кусточке
Червячок во тьме блистал.
И, качаясь на листочке,
Тихий свет свой проливал.
Змей вияся протекает
Под кустом зеленым сим
И невинного пронзает
Жалом гибельным своим.
«Что я сделал пред тобою»?
Червячок, упадши, рек.
«А зачем блестишь собою»?
Змий сказал и прочь потек.
О поэте и его стихотворении я напишу позже, скажу только, что заинтересовалась темой и села писать рецензию автору. Но рецензия разрослась до неприличных размеров, и поэтому я решила выставить её отдельной статьей. В первой части пишу о взаимоотношениях Пушкина и Смирновой –Россет.
СМИРНОВА-РОССЕТ И РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ
Статьи Андрея Можаева, посвященные А. О. Смирновой – Россет, - это увлекательный и обстоятельный рассказ об одной из самых интересных женщин ХIХ века. А.О. Смирнова - Россет умела привлечь внимание талантливейших русских писателей и покоряла их не только красотой и обаянием, но и умом, начитанностью, остроумием, независимостью суждений. Однако нельзя сказать, что отношение к этой примечательной женщине со стороны русских литераторов было однозначным: существует множество свидетельств того, что она вызывала у окружающих самые разные чувства – от пылкой любви до открытой неприязни, причем иногда этот широкий диапазон чувств испытывал один и тот же человек.
ПУШКИН И СМИРНОВА-РОССЕТ
Даже устоявшееся мнение о восхищенно - дружеском отношении к ней Пушкина вовсе не так очевидно, как кажется на первый взгляд. В. Вересаев в своей книге « Спутники Пушкина» высказывает совершенно иное мнение о взаимоотношениях Смирновой и великого поэта: «В бесцеремонной беллетристике, выданной дочерью Смирновой Ольгой Николаевной за записки её матери, Смирнова все время находится в самом живом и непрерывном умственном общении с Пушкиным. Но странно, что при таком якобы близком умственном общении они даже не переписывались. Мы имеем одну-единственную записочку Пушкина, сопровождающую посланные им Смирновой его оды на взятие Варшавы, и одну-единственную записочку Смирновой к Пушкину, где она уведомляет его, что на придворном вечере нужно быть во фраке. В подлинных воспоминаниях Смирновой мы также не можем найти следов их живого умственного общения».
Возможно, Вересаев излишне строг к Смирновой, но он точен в изложении фактов: действительно, сохранилась записка (или надпись на книжке) Пушкина, сопровождающая посланную им А.О.Россет брошюру « На взятие Варшавы», и это было единственное письменное обращение Пушкина к знаменитой красавице. Правда, справедливости ради надо сказать, что в этой записке Пушкин отзывается о ней весьма лестно:
От вас узнал я плен Варшавы.
< ; >
Вы были вестницею славы
И вдохновеньем для меня.
Сама Смирнова-Россет в «Воспоминаниях о Жуковском и Пушкине» подтверждает, что она не состояла в переписке с Пушкиным: « Писем от Пушкина я никогда не получала», хотя, живя в Берлине, она активно обменивалась корреспонденцией с В.А. Жуковским, П.А.Плетневым и П.А. Вяземским. Смирнова-Россет жила за границей в течение многих лет, и отсутствие переписки с Пушкиным кажется весьма странным, если учесть тот характер близких дружеских взаимоотношений, который им обычно приписывают. Напомним, что Пушкин тоже не чуждался почтовых посланий прекрасным дамам: он посылал письма П.А. Осиповой, В.Ф. Вяземской, Е.М. Хитрово, Д. Ф. Фикельмон, А.П.Керн, причем некоторым – на протяжении долгого времени. Таким образом, отсутствие переписки между Пушкиным и Смирновой –Россет наводит на определенные размышления о характере их отношений.
Смирнова-Россет и Пушкин познакомились в 1828 году на балу у Хитрово и, по словам Смирновой, не произвели друг на друга особого впечатления.
Рассказ об этой встрече широко известен по воспоминаниям Смирновой: « Пушкин был на этом вечере и стоял в уголке за другими кавалерами. Мы все были в черных платьях. Я сказала Стефани: «Мне ужасно хочется танцевать с Пушкиным». — «Хорошо, я его выберу в мазурке», — и точно, подошла к нему. Он бросил шляпу и пошел за ней. Танцовать он не умел. Потом я его выбрала и спросила: «Какой цветок?» — «Вашего цвета», был ответ, от которого все были в восторге.»
Менее известен второй вариант рассказа об этом событии. В автобиографических записках Смирнова излагает обстоятельства несколько иначе: «Я сказала в мазурке Стефани: «Выбери Пушкина». Она пошла. Он небрежно прошелся с ней по зале, потом я его выбрала. Он и со мной очень небрежно прошелся, не сказав ни слова».
Второй рассказ больше согласуется с её признанием биографу Пушкина П.И.Бартеневу: « Ни я не ценила Пушкина, ни он меня. Я смотрела на него слегка, он много говорил пустяков, мы жили в обществе ветреном. Я была глупа и не обращала на него особенного внимания». Однако надо сказать, что подобное заявление вызывает некоторые сомнения и даже недоумение: как известно, преподавателем словесности в Екатерининском институте у барышни Россет был близкий друг Пушкина П.А.Плетнев, который наверняка много и с восхищением говорил о великом поэте (кстати, именно в 1828 году появляется известное посвящение «Евгения Онегина» П.Плетневу), да и сам Пушкин в эти годы пользовался невероятным успехом в свете. Вряд ли такая любительница литературы и умница, как Россет, могла бы смотреть на него «слегка». Но как бы то ни было, сближение Россет и Пушкина действительно проходило очень медленно.
Подлинно дружеские отношения между ними возникли лишь в 1831 году, когда молодая чета Пушкиных жила в Царском Селе. Они встречались почти каждый день, гуляли, беседовали, мило шутили. Сведения об этом общении мы черпаем в основном из воспоминаний и записок Смирновой, в которых передается, естественно, её личное восприятие происходящего. Существуют и письменные свидетельства Пушкина об этом счастливом и беззаботном периоде его жизни и о встречах с А.О.Россет, но они весьма кратки и такого характера, что вряд ли на их основании можно сделать вывод об особой духовной и умственной близости между поэтом и очаровательной фрейлиной. Скорее, она привлекала его своими рассказами о дворе и забавляла остроумными шутками.
Время от времени Пушкин упоминает о Смирновой в письмах, но замечания эти носят скорее шутливый, нежели восторженный характер. Из письма П.А. Вяземскому (3 августа 1831 г.) : «У Жуковского зубы болят, он бранится с Россети; она выгоняет его из своей комнаты, а он пишет ей арзамасские извинения гекзаметрами.
…чем умолю вас, о царь мой небесный –
……..прикажете ль? кожу
Дам содрать с моего благородного тела вам на калоши,
……..прикажете ль? Уши
Дам обрезать себе для хлопушек и проч.
Перешлю тебе это чисто арзамасское произведение ».
Из письма все тому же адресату от 3 сентября 1831г.: « У Доны Sol был я вчера… Дело в том, что она чрезвычайно мила, умна и в лицах представляет генеральшу Ламбер и камер-лакея немца – в совершенстве».
В прочих немногочисленных письменных высказываниях – все то же самое: дежурные комплименты и веселые шуточки.
В 1832 году А.О. Россет выходит замуж за сына богатого помещика, молодого дипломата Н.М.Смирнова. Пушкин относился к Смирнову дружески, но не считал его подходящей партией для Россет. И оказался прав: брак нельзя было назвать удачным - Смирнов не желал отказаться от холостяцких привычек и, несмотря на все старания Александры Осиповны, у супругов так и не сложились доверительные отношения. Поэт частенько бывает в салоне Смирновой, где собирается цвет интеллектуального общества Петербурга, хозяйка салона по-прежнему блистает остроумием и окружена всеобщим поклонением. Но уже осенью 1832 года после тяжелых родов и рождения мертвого ребенка Смирнова уезжает за границу. Она возвращается в столицу только через год. Весной и летом 1834 года Пушкин не раз упоминает Смирнову-Россет в письмах к жене.
Он добросовестно докладывает ей о беременности и родах Смирновой, но все его «докладные записки» – это обычно краткие сообщения, которые носят исключительно информативный характер: « Святую неделю провел я чинно дома, был вчерась (в пятницу) у Карамзиной да у Смирновой» ( Н.Н. Пушкиной,28 апреля 1834г.), «Смирнова ужасно брюхата, а родит через месяц» (Н.Н.Пушкиной, 5 мая 1834 г.).
В некоторых письмах Смирнова и вовсе выглядит далеко не привлекательным образом: «Отвечаю на твои запросы: Смирнова не бывает у Карамзиных, ей не встащить брюха на такую лестницу… Волочиться я ни за кем не волочусь». (Н.Н.Пушкиной,12 мая 1834 г.), « Смирнова на сносях. Брюхо её ужасно; не знаю, как она разрешится…» (Н.Н.Пушкиной, 3 июня 1834 г.). Конечно, здесь уже слишком заметно, что Пушкин не желает дать жене повода для ревности. Но тем не менее…
Наконец 27 июня Пушкин сообщает жене о благополучно закончившихся родах: « Смирнова родила благополучно, и вообрази: двоих. Какова бабенка, и каков красноглазый кролик Смирнов? – Первого ребенка такого сделали, что не пролез, а теперь принуждены надвое разделить».
Упоминания о Смирновой в дневниках и автобиографии Пушкина тоже нельзя назвать многочисленными и особенно задушевными.
1833
14 декабря. Обед у Блая, вечер у Смирновых.
1834
8 марта. Вчера был у Смирновой, ц.н., анекдоты.
7 апреля.
Вчера rout у гр. Фикельмон. S. не была. Впрочем весь город.
Моя «Пиковая дама» в большой моде. Игроки понтируют на тройку, семерку и туза. При дворе нашли сходство между старой графиней и кн. Натальей Петровной и, кажется, не сердятся…
10 апреля. Вчера вечер у Уварова – живые картины. Долго сидели в темноте. S. не было – скука смертная. После картин вальс и кадриль, ужин плохой.
Середа на святой неделе.
Петербург полон вестями и толками об минувшем торжестве. Разговоры несносны. Слышишь везде одно и то же. Одна Смирнова по-прежнему мила и холодна к окружающей суете. Дай Бог ей счастливо родить, а страшно за неё.
21 мая. Вчера обедал у Смирновых с Полетикой, с Вельгорским и с Жуковским.
3 июня. Вечер у Смирн., играл, выиграл 1200 р.
18-го дек.
Вчера(17) вечер у S. разговор с Нордингом о русском дворянстве, о гербах, о семействе Екатерины I-ой etc.
Вот, пожалуй, и все. Впрочем, надо отметить, что Пушкин особенно и не распространялся о дамах в своих дневниковых записях.
В 1835 году А.О. Смирнова-Россет уехала за границу, больше они с Пушкиным не виделись и не общались.
Казалось бы, Пушкин должен был написать красавице, поразившей его воображение талантами и умом, огромное количество романтических произведений. Ничуть не бывало. Он посвятил А.О. Смирновой всего три стихотворения, но дело даже не в количестве. Одно из них, пожалуй, больше похоже на эпиграмму:
Полюбуйтесь же вы, дети,
Как в сердечной простоте
Длинный Фирс играет в эти,
Те, те, те и те, те, те.
Черноокая Россети
В самовластной красоте
Все сердца пленила эти,
Те, те, те и те, те, те.
О, какие же здесь сети
Рок нам стелет в темноте:
Рифмы, деньги, дамы эти,
Те, те, те и те, те, те.
1830
В любом случае стихотворение, безусловно, носит шутливый характер. «Длинный Фирс — это князь Сергей Григорьевич Голицын (1803—1868), светский знакомый Пушкина, любитель-композитор, один из самых остроумных людей своего времени и к тому же великолепный рассказчик. Вересаев в тех же «Спутниках Пушкина» рассказывает об истории создания этой стихотворной шутки: «Летом 1830 года… Пушкин … часто бывал на Крестовском острове у Дельвига. Вечером на одной даче собралось большое общество, был и Пушкин. Играли в банк. В калитку палисадника вошел молодой человек очень высокого роста, закутанный в широкий плащ. Он незаметно… вошел в комнаты и остановился за спиной одного из понтеров. Молодой человек этот был князь Голицын – Фирс. Он в то время был в числе многочисленных поклонников красавицы – фрейлины А.О.Россет, будущей Смирновой. Нужно заметить, что дня за два до этого вечера Голицын в том же обществе выиграл около тысячи рублей, и как раз у банкомета, державшего теперь банк; выигрыш этот остался за ним в долгу. Голицын простоял несколько минут, никем не замеченный, потом, взяв со стола карту, бросил её на стол и крикнул:
- Ва-банк!
Все подняли глаза и увидели со смехом и изумлением неожиданного гостя… Банкомет, смущенный ставкой Голицына, отвел его немного в сторону и спросил:
- Да ты на какие деньги играешь? На эти или на те?
Под «этим» он разумел ставку нынешнего вечера, а под «теми» свой долг. Голицын ответил:
- Это все равно: и на эти, и на те, те, те.
Пушкин слышал ответ Голицына; те-те-те его очень позабавило, и он тут же написал стихи…» Кстати, именно Сергей Петрович рассказал Пушкину историю своей бабки, Натальи Петровны, о тайне «трех счастливых карт», подсказав, таким образом, идею «Пиковой дамы».
Второе стихотворение « В альбом А.О.Смирновой» тоже написано по случаю. А.О. Смирнова вспоминает: « В 1832г. А.С. приходил всякий день почти ко мне, также и в день рождения моего принес мне альбом и сказал: « Вы так хорошо рассказываете, что должны писать свои записки», - и на первом листке написал стихи: В тревоге пестрой и бесплодной…» В «Баденском романе» эти воспоминания звучат немного по-другому: « У меня есть альбом, который в день рождения мне подарила Сонюшка Карамзина, а Пушкин принес и сказал, что я должна писать свои мемуары и, шутка, писать их вроде St.-Simon, которые вам, конечно, известны». Но дело даже не в разночтениях – не столь уж они и велики, гораздо интереснее анализ стихотворения, которое вовсе не так просто, как кажется на первый взгляд и как его интерпретируют современные исследователи – поклонники Смирновой и создатели мифа о музе великого поэта.
В АЛЬБОМ А. О. СМИРНОВОЙ
В тревоге пестрой и бесплодной
Большого света и двора
Я сохранила взгляд холодный,
Простое сердце, ум свободный
И правды пламень благородный
И как дитя была добра;
Смеялась над толпою вздорной,
Судила здраво и светло,
И шутки злости самой черной
Писала прямо набело.
Как уже было сказано выше, стихотворение написано от имени Смирновой. В нем все лукаво: уже в самом заглавии - «Исторические записки А.О.С.» - при желании легко услышать иронические нотки. «Сен-Симон рассказывает мне важно важные пустяки двора важного Лудвига XIV», — насмешливо высказался о мемуарах Сен-Симона ещё А. И. Тургенев.
Употребление якобы невинного местоимения первого лица таит определенное коварство – перед нами явно не мнение самого поэта, а представление Смирновой о себе, а последние строчки не только противоречат фразе – и как дитя была добра - но и носят весьма двусмысленный характер, недаром Смирнова написала, что именно этому стихотворению она обязана репутацией злючки в свете. Внимательный взгляд уловит и высокомерие, и самолюбование натуры, проявившиеся в изображении этого парадоксального чужого автопортрета, написанного великим поэтом. Что же касается репутации злючки, то надо прямо сказать, что ею Смирнова обязана не столько стихотворению Пушкина, сколько свойствам своего характера. Вот отрывки из её воспоминаний, которые дают этому подтверждение:
«К концу года Петербург проснулся; начали давать маленькие вечера 1. Первый танцевальный бал у Элизы Хитровой. Она приехала из-за границы с дочерью, графиней Тизенгаузен, за которую будто сватался прусский король. Элиза гнусила, была в белом платье, очень декольте; ее пухленькие плечи вылезали из платья; на указательном пальце она носила Георгиевскую ленту и часы фельдмаршала Кутузова и говорила: «Il a port; cela ; Borodino». Элиза пошла в гостиную, грациозно легла на кушетку и позвала Пушкина. Всем известны стихи Пушкина:
Ныне Лиза en гала
У австрийского посла,
Не по-прежнему мила!
Но по-прежнему гола.
Смирнова явно не пожалела ядовитых красок для весьма выразительного портрета дочери М.Кутузова, над которой хотя и посмеивались в свете, но безоговорочно признавали её доброту и исключительную преданность друзьям. Автором не совсем точно приведенной эпиграммы считается не Пушкин, а Соболевский.
И наконец, третье стихотворение – это та самая записка, о которой уже было сказано выше. Три строчки официальной вежливости и стандартных формул… К сожалению, эти строчки часто цитируются вне контекста событий и толкуются весьма произвольно, как, например, это сделала И.Смирнова в статье, опубликованной в журнале «Жизнь национальностей»: «Пушкин сказал, подчеркнув в другом стихотворении её значение для него, поэта: « Вы были вестницею славы и вдохновеньем для меня». И здесь все его чувство высказано».
История стихотворения изложена самой А.О. Смирновой в её воспоминаниях: «Когда взяли Варшаву, приехал Суворов с известиями; мы обедали все вместе за общим фрейлинским столом. Из Александровского прибежал лакей и объявил радостную и страшную весть. У всех были родные и знакомые; у меня два брата на штурме Воли. Мы все бросились в Александровский дворец, как были, без шляп и зонтиков, и, проходя мимо Китаева дома, я не подумала объявить об этом Пушкину. Что было во дворце, в самом кабинете императрицы, я не берусь описывать . Государь сам сидел у ее стола, разбирал письма, писанные наскоро, иные незапечатанные, раздавал их по рукам и отсылал по назначению. Графиня Ламберт, которая жила в доме Олениной против Пушкина и всегда дичилась его, узнавши, что Варшава взята, уведомила его об этом тогда так нетерпеливо ожидаемом происшествии. Когда Пушкин напечатал свои известные стихи на Польшу, он прислал мне экземпляр и написал карандашом: «La comtesse Lambert m’ayant annonc;e la premi;re prise de Varsovie, il est juste, qu’elle recoive le premier exemplaire, le second est pour vous»*.
От вас узнал я плен Варшавы.
Вы были вестницею славы
И вдохновеньем для меня.
*Графиня Ламбер первая объявила мне о взятии Варшавы, справедливо, чтобы она получила первый экземпляр, второй - для вас».
Логику событий восстановить совсем нетрудно, так же, как и понять обращенные к Смирновой строчки. В брошюре « На взятие Варшавы» было напечатано три стихотворения: одно Жуковского и два Пушкина – «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина». Понятно, почему Пушкин называет Россет «вестницей славы» - речь идет о победе русских войск, подавивших восстание в Польше, вероятно, от неё через Ламберт Пушкин и узнал о триумфе соотечественников, - и вдохновительницей – имеются в виду конкретные стихотворения, связанные по тематике с военными действиями в Польше и славой русского оружия. Думается, нет никакой необходимости придавать этим строчкам некое обобщенное значение и распространять их на все творчество поэта.
Интересно, сделал ли Пушкин какую-либо надпись на экземпляре, посланном графине Ламберт?
А. Можаев считает, что именно А.О.Смирнова-Россет послужила прототипом героини в незаконченном произведении Пушкина "Гости съезжались на дачу" : " Александра Осиповна стала прототипом героини с говорящей фамилией Вольская в его знаменитом прозаическом отрывке «Гости съезжались на дачу». Этой работой высказаны чрезвычайно важные мысли, даны чрезвычайно важные оценки обществу, которые Пушкину не простят. И сделано это во многом через героиню Вольскую, в которой современники мигом узнали близкие автору по духу черты характера Александры Россет".
Однако та часть повести, в которой говорится о Вольской, написана в августе-сентябре 1828 года, когда Пушкин или вовсе не был знаком с Россет, или только познакомился с ней. Россет всего девятнадцать лет, и она не замужем - могла ли она стать прототипом героини, судьба которой ни в чем не совпадала с её собственной, по крайней мере, во время написания повести. Возможно, какие-то черты Россет и отразились в героине, например во внешности или в манере поведения: " В сие время двери в залу отворились, и Вольская взошла. Она была в первом цвете молодости. Правильные черты, большие, черные глаза, живость движений, самая странность наряда, все поневоле привлекало внимание". Или: "Ее искренность, неожиданные проказы, детское легкомыслие производили сначала приятное впечатление, и даже свет был благодарен той, которая поминутно прерывала важное однообразие аристократического круга". Но вряд ли можно однозначно идентифицировать героиню отрывка с Россет.
Традиционно прототипом Вольской считают А.Ф.Закревскую, которой в это время был увлечен Пушкин. А.Ф.Закревская отличалась вольным поведением и бурным темпераментом, что совпадает с характеристикой главной героини: " У подъезда несколько гостей ожидали своих экипажей. Минский посадил Вольскую в ее карету. «Кажется, твоя очередь», — сказал ему молодой офицер. «Вовсе нет, — отвечал он, — она занята; я просто ее наперсник или что вам угодно. Но я люблю ее от души — она уморительно смешна». Хотя надо сказать, что последняя строчка почти дословно повторяет фразу из письма Пушкина к жене от 8 октября 1833 года: "Жаль, что ты Смирновой не видала; она должна быть уморительно смешна после своей поездки в Германию", вернее, фраза из письма повторяет строчку из отрывка, так как письмо было написано позже. Впрочем, о Закревской он написал в тех же самых выражениях и гораздо раньше - в 1828 году: "Если б не твоя медная Венера, то я бы с тоски умер. Но она утешительно смешна и мила" ( Из письма П.А.Вяземскому от 1 сентября 1828 г).
Печататься повесть начала в 1839 году, уже после смерти Пушкина. Была ли до этого она настолько широко известна, чтобы как-то повлиять на отношение светского общества к Пушкину?
Думается, что вряд ли.
Лирическое произведение «Её глаза»,написанное в 1828 году, в котором описываются прекрасные очи Россет, адресовано на самом деле Аннет Олениной, ею Пушкин был увлечен настолько, что собирался даже жениться. Поэт сравнивает двух женщин, нисколько не скрывая при этом, что отдает предпочтение Олениной, и даже объясняет причины этого выбора, что, впрочем, не мешает ему воспевать красоту и обаяние А.О.Россет:
Она мила — скажу меж нами —
Придворных витязей гроза,
И можно с южными звездами
Сравнить, особенно стихами,
Ее черкесские глаза,
Она владеет ими смело,
Они горят огня живей;
Но, сам признайся, то ли дело
Глаза Олениной моей!
Смелости и живости характера Россет, а главное – её умению в совершенстве пользоваться своими чарами в любовной игре - противопоставлены детская простота и скромность Олениной (которыми она, возможно, и не обладала в действительности):
Какой задумчивый в них гений,
И сколько детской простоты,
И сколько томных выражений,
И сколько неги и мечты!..
Потупит их с улыбкой Леля —
В них скромных граций торжество;
Поднимет — ангел Рафаэля
Так созерцает божество.
С.В. Житомирская пишет об этом стихотворении: « В самом тексте пушкинского стихотворения есть что-то от беглого и равнодушного взгляда – особенно в первоначальном варианте, записанном в альбом А.Олениной, где вместо « придворных витязей гроза» стоит « твоя Россети егоза». Можно думать, что она мало занимала Пушкина, и мемуарные рассказы Смирновой о том, как медленно происходило их сближение, приобретают убедительность». Правда, некоторые исследователи считают, что во время написания стихотворения Пушкин ещё не был лично знаком с Россет, но это мало меняет существо дела, ведь и после знакомства они долгое время были далеки друг от друга.
С.В.Житомирская - научный редактор вышедшей в серии «Литературные памятники» книги «А.О. Смирнова-Россет. Дневник. Воспоминания». Она тщательно выверяла все тексты ( скандал с фальсифицированными дочерью Смирновой –Россет воспоминаниями требовал безукоризненной работы по установлению подлинности дневников), составила научный комментарий, самый полный на сегодняшний день, и написала статью о Смирновой-Россет. Об отношениях А.О.Смирновой с Пушкиным она говорит довольно сдержанно. Её подход к этому вопросу во многом перекликается с мнением литературоведа П.Е.Рейнбота: “Биографы Пушкина и комментаторы его сочинений преувеличили значение взаимных отношений гениального поэта и шалуньи фрейлины, позднее умной, веселой хозяйки еще не налаженного великосветского салона”.
Наверное, надо смириться с мыслью, что мы никогда не узнаем, каковы же были на самом деле отношения между этими людьми.
Впрочем, можно предоставить слово самой Александре Осиповне. « Пушкин не мой поэт, - говорила она. - Мой поэт Вяземский». И говорила она так, по-видимому, не без оснований…