В коридоре суетились санитары и уборщицы. На уложенные в пластиковые мешки трупы Пицца и Светланы глядел военный следователь.
– Сержант, – обратился я к нему. – Ты задумался о том, почему оба выстрела произведены в голову, и не было ни одного промаха? А зря, потому что я запрещаю заводить дело. Лучше займись поисками шпионов Конфедерации, которых напустили тут целую базу!
Выдохнув облачко табачного дыма ему в лицо, я двинулся к лифту. Какой-то техник захотел спуститься со мной, но я оттолкнул его:
– Вон! Я ценю одиночество.
Выйдя из кабины, я зашагал к посадочным площадкам. Вокруг не было ничего, кроме темноты и пятен света от прожекторов. Остановившись у площадки, чьи границы были отмечены посадочными огнями и прутьями навигационных антенн, я взглянул на звёздное небо.
Сейчас никто не смотрит на него так, как смотрели люди на Земле. Над каждой планетой другой рисунок этих светящихся штуковин. Они стали для нас дорожной пылью. И пыль эту тревожили сотни заходящих на посадку кораблей. Вокруг раздавались повизгивание сервоприводов, топот стальных сапог, вой ракетных двигателей и звон гусениц. Прибывало подкрепление. Уничтожение форпоста Конфедерации развязало Менгску руки.
В глаза ударило ослепительное сияние реактивных струй, ветер затормошил полы кителя – рядом притарзонился военный челнок. Аппарель опустилась, и по ней скатился шлем гвардейца Менгска. Погасшие глазницы смотровых приборов воззрились на меня.
Из темноты фюзеляжа вышла Сара Керриган. Молочно-белые кристаллы её костюма «призрака» медленно угасали, на лице не было ни тени эмоций, в изумрудных глазах – ни отблеска чувств. Ветер играл рыжими волосами. В руке она держала окровавленный нож.
Я сразу понял, что случилось.
– Никогда не любила этих ребят, – сказала Сара. – Думаю, Менгск нанял их в противовес мне. Кстати, я тебе помогу.
– Ты хотела сказать, что хочешь мне помочь? – я прикурил трубку.
– Ты всё правильно расслышал. Когда я чего-то хочу, то просто делаю это.
Она достала из кармана карту памяти и протянула мне.
– Прослушаешь на досуге.
Взяв карту, я затянулся горьким дымом и со всей дури пнул шлем с отрезанной головой назад в челнок.
– Лишнее внимание нам и вправду ни к чему, – улыбнулась Сара, и аппарель за её спиной начала подниматься. – Скоро техники начнут диагностику, обнаружат утечку топлива и бум, – она изобразила пальцами взрыв. – Прогуляемся?
Я кивнул, и мы, как обыкновенная пара, зашагали прочь от посадочных площадок. Идиллию нарушали разве что марширующие полки, устрашающие силуэты «Голиафов» и окровавленный клинок в руке Керриган.
– Я знаю, ты мне не доверяешь. Я тебе тоже, и мне это нравится. Как можно быть уверенным в человеке, чьи мысли для тебя закрыты? Но как может быть интересен человек, помыслы которого на ладони, а сердце в кулаке? Ты понимаешь, о чём я говорю. Я не могу позволить Менгску сделать с тобой то, что он хочет. К тому же, Арктурусу в последнее время всё труднее скрывать мыслишки насчёт того, как со мной покончить.
– Он заставил тебя подменить бомбу? – я форменно офигел с того, что мне удалось влюбить в себя «призрака».
– Это была моя идея. Я хотела заполучить на тебя маленький компромат. Не сомневаюсь, что ты и сам многое скрываешь.
Как, например, то, что намерен тебя убить, – подумал я, а сказал:
– Отношения строятся на лжи.
– Вообще-то, на доверии. Но это не устраивает таких, как мы.
– Гвардейцы собирались меня схватить. Значит, Менгск знает, что я использовал пси-эмиттер.
– Не знает. Просто он завершил эксперимент. Тебя проверили, как тактика и пехотинца, изучили взаимодействие с другими псиониками и зергами. Но ещё пара блистательных побед – и ты станешь слишком популярен. Война против Конфедерации выиграна. Решение Менгска закономерно.
– Революционер избавляется от тех, кто помог ему прийти к власти. Всю историю одно и то же.
Позади взорвался челнок. Загрохотали обломки, закричали объятые пламенем люди. Сара не обратила никакого внимания на сотворённый ею хаос. Я тоже.
– Зачем Менгск послал тебя сюда?
– Вслед за конфедератами на мозговой центр зергов польстились протоссы. Протоссы решили уничтожить его, сохранив жизнь немногим выжившим, вместо того, чтобы опять выжечь всё дотла. У них вдруг проснулась совесть. Но у нашего заботливого начальника совесть просыпаться даже не думает. Менгск хочет, чтобы я остановила протоссов. Ему нужно, чтобы Тарзонис исчез, как некогда Корхал.
– Какую роль ты отвела мне?
– Отправишься на «Гиперион». Корабль якобы в ремонте. Там и встретимся. Я сделаю вид, что подчиняюсь приказам адмирала. Это даст тебе время.
– Ты угонишь боевой крейсер? Ничего себе – размах.
– Сейчас там собрались не самые лояльные Менгску люди.
– Полагаю, проверка лояльности входила в твои обязанности, – я рассмеялся, наконец, поняв, кого мне напоминала лейтенант Керриган.
– Лучше подбери слова для Джима, о, мастер лжи и обмана.
– Он такой этот Джим, что я справлюсь без подготовки.
– Как военачальнику, Рейнору до тебя далеко, но люди ему верят. И Джиму, в отличие от Менгска, не нужно подпитывать веру кровью несогласных. Вот транспорт. Внутри костюм «призрака» твоего размера.
Мы подошли к шлюпке. Беспилотный аппарат мог курсировать между орбитой и поверхностью, перевозя до тонны груза. Мне уже доводилось пользоваться таким. Вот только сейчас я не мог быть уверен, что куда-то долечу, а если долечу, то не встретит ли меня отряд вооруженных до зубов десантников. Помощь человека, которого намерен убить – не самая надёжная. Взвесив доводы, я ступил внутрь пропахшей машинным маслом и дезинфекцией посудины.
На прощание Сара сказала:
– Держи себя в руках, малыш. Что за сражение без раненых? И что за шпионские игры? Я знаю, что ты убиваешь старых знакомых и расстреливаешь подчинённых. До скорого.
Люк закрылся. Вставив карту памяти в коммуникатор, я включил воспроизведение. Сначала синтезированный голос протараторил: «17.12.2499. Запись в аудиожурнале. Автор: Арктурус Ангус Менгск», а затем началась лекция по естествознанию:
«Псионические способности обусловлены длительным пребыванием наших предков в подпространстве. Ирония в том, что причиной прыжка в развитии человеческого вида послужили наши пороки и слабости. Властители прошлого не потому травили неугодных, что были сильны, а потому что были слабы и испытывали страх. Все мы – внуки рабов, преступников и негодяев, которых превратили в подопытных кроликов. Сектор Корпулу – лишь очередная Америка.
Я полагаю, что космос – всё равно, что первичный океан для неоперившегося разума. Протоссы давно перешагнули эту ступеньку. Но «призраки» больше напоминают тупиковую ветвь развития человека. Это несчастные люди, которые с трудом совладают со своим даром. Их обучение лишает человечности. К тому же, мутировавшая аллель не доминирует в геноме. Значит, через несколько поколений родится последний «призрак». Конечно, для Конфедерации не проблема исправить «ошибку» природы. Исследователи добьются своего, геном законсервируют, а выращивание сверхсолдат поставят на поток.
Мы так шаблонно воспользовались даром Вселенной. Неужели мы так не совершим прыжок на новую ступень развития? Я считаю, что не всё потеряно. Псионики, как Сара – пройденный этап. Представитель нового типа человека сможет управлять своим даром. Вероятно, долгое время после рождения он не будет ничего знать о возможностях, а его инициация будет проходить очень мягко. Телепатия не будет ослеплять его, чтение мыслей – изнурять. Обычные «призраки» не смогут проникать в его разум. Пока Конфедерация прячется за пси-дивизиями, я выискиваю такого человека, чтобы использовать на пользу правого дела. В этой войне его роль не будет решающей, но ведь мир и человек – несовместимые понятия.
Этот Магистрат, защитивший колонистов, подходит под гипотетическое описание. Я нанял его. Лишний талисман на удачу не помешает делу».
Всё в стиле Менгска: патетика, будущее человечества и сложновыговариваемые термины. Кажется, даже наедине с собой, он не устает примерять маски. Но правда проскользнула в слове «использовать». Прослушав эту запись, я окончательно убедился, что люди для адмирала – просто тюбики зубной пасты, пригодные лишь для того, чтобы выдавливать их на колоссальную щетку войны, сметающей его врагов.
* * *
Всё было так, как было до того, и как будет после, если капитан Родригез переживёт эту битву. Кровь товарищей, стекающая по броне, пот, смывающий с лица налипшую грязь, воздух, пропитанный запахом сгоревшей взрывчатки – кто сказал, что к этому нельзя привыкнуть? Ещё как можно.
Перед глазами снова вражеская база в огне, в ушах звучат стоны гибнущих протоссов. Он видел это уже тысячу раз. Каждая новая битва навевала всё большую скуку. Он убивал и отдавал приказы, затем опять убивал и отдавал приказы… Каждый день – сражение. На этой войне не было места песням, раздающимся в окопах, разговорам о прошлом и мечтам о мире. Десантнику едва хватало времени, чтобы есть, спать, убивать и умирать. Быть человеком ему не полагалось по уставу.
Лейтенант ступал вперёд, растаптывая стальными сапогами доспехи погибших зилотов – так окрестили десантники отчаянных пехотинцев протоссов. Несколько таких спешили к шаттлу – подобию военных челноков землян. Родригез подсветил корпус машины лазером, и выпущенные «Голиафами» ракеты поразили цель. Взорвавшись кровавым фейерверком, шаттл разбросал бежавших к нему протоссов.
После гибели от этих существ оставались лишь пустые доспехи; их плоть обращалась в синий дым, который уносился ввысь извивающимися языками. Взрыв пережили всего несколько зилотов.
– Сдавайтесь! – выкрикнул Родригез, и встроенные в скафандр репродукторы усилили его голос в сто крат.
Протоссы обернулись к нему, световые клинки удлинили их предплечья, и с яростным боевым кличем зилоты ринулись в атаку.
– Похоже, жизни не дороги им! – выплюнул Родригез в шлемофон. – Уроем этих грёбанных джедаев, ребята!
Десантники подняли «Пронзатели». Мгновение тишины сменилось оглушительным грохотом очередей.
Сначала пули разбивались о защитные поля, окружающие воинов протоссов. Высокие и худые существа со сморщенной серой кожей, светящимися всеми оттенками злобы глазами, закованные в сверкающие золотом доспехи увеличивались в прицеле. Нижняя часть их лиц была скрыта неким подобием респираторов, а механический визг, раздающийся в такт шагам, наводил на мысль о кибернетических имплантах.
Родригез смотрел на тающий счётчик патронов без тени тревоги. Он точно знал, сколько металла в магазине его «Пронзателя» весит одна протосская душа.
«Задание выполнено, – доложил один из бойцов. – Они отступили».
– Возвращаемся на базу…
«Мать твою, зерги зашевелились!»
* * *
Я стоял в тени. Хоть спецкостюм призрака и делал меня невидимым, было непросто отбросить привычные взгляды на скрытность. На мостике «Гипериона» ничего не поменялось. За десятками экранов что-то шептали в гарнитуры операторы. У кресел, куря сигарету и шурша плащом, прохаживался экс-журналист Майкл Либерти. На ограждённом поручнями возвышении стоял Рейнор. Он глядел на главный экран, где мелькали виды разрушенных городов и сожжённых лесов, по которым прыгали стаи зерглингов. Неожиданно они сменились лицом совтеха:
«Связь с наземными силами потеряна. Передовой отряд протоссов отступил, но зерги нанесли массированный удар с тыла…. Обрабатываю входящее сообщение, – совтех замолчала, затем из репродукторов полился голос Керриган.
– Запрашиваю эвакуацию. Арктурус, мне нужна помощь! – дальше помехи.
Я впервые услышал в её голосе нотку страха. Что ж, любовь убивает.
На экране появился Менгск, непоколебимо отдающий приказ: «Всем кораблям уйти с орбиты Тарзониса».
– Мы можем помочь Керриган? – Рейнор сжал поручень.
«Зергов слишком много. – ответила совтех. – С силами, имеющимися на «Гиперионе» – это верная смерть».
– Адмирал меня слышит?
«Да, капитан».
– Ты не можешь этого сделать! – слова человека, который как будто лишь вчера попал на арену чудовищ под названием «война».
– Я уже это сделал, – отрезал Менгск.
– Иди к чёрту!
– А вот это не в твоих интересах, Джеймс. Да, я многое проклял, чтобы воздвигнуть новое государство. Но отныне больше ничто не вынудит меня идти на компромиссы с совестью.
– Ты говорил то же, когда заставил нас подписать смертный приговор выжившим на Антиге, когда приманил орды зергов на Тарзонис и когда отправлял Сару на смерть. Я и люди на этом корабле тебе больше не подчиняются!
– Ты забываешь своё место! Меня никому не остановить. Ни тебе, ни Конфедерации, ни протоссам, никому! Я буду править этим сектором, или здесь останутся одни руины. Я победил, потому что готовил свою месть десять лет. Но кровавый финал твоего бунта настигнет тебя намного раньше!
Экран покрыли помехи, репродукторы зашипели.
«Адмирал перекрыл все каналы связи, – сообщила совтех. – Мы готовы отправляться. Все ждут ваших распоряжений»
– Чёрт с ним. Поехали, – сказал Рейнор.
«Я обновила информацию. Похоже, что генерал Дюк сумел ввести в строй главное защитное орудие Тарзониса – ионную пушку. Под её огнем мы не сможем отойти от планеты на расстояние подпространственного прыжка»
– И, похоже, Менгск передумал бежать. Его корабли направляются к нам и вступят в бой через тридцать минут, – доложил один из операторов.
– Мы зажаты меж двух огней, – пробормотал Либерти. – Против флота Менгска нам не выстоять, а скоординировать атаку десятков батальонов на ионную пушку в течение получаса… На это не способен даже военный компьютер.
– Свои. Без паники, – я обрёл видимость. – Не хотелось бы говорить штампами вроде: «Я это сделаю», «Я готов» или «Нет ничего невозможного». Короче, передавайте командование мне.
* * *
Я помню все подробности битвы, в которой победил, и чётко вижу, что вся она сложена из кусков моей драки с зерглингом на Мар Саре и того первого и единственного сражения у лагеря беженцев, в котором я спас чью-то жизнь; хотя теперь я уже совершенно разучился ценить людей, и разница не так заметна, как раньше.
Отгремевшее несколько минут назад сражение предстаёт перед мысленным взором смонтированной киноплёнкой, в которой есть и соединённые скотчем куски сражения, в котором я спасал от зергов заклятого врага Эдмунда Дюка, и битвы на Антиге, когда я кровью тысяч солдат оплатил Саре возможность доставить в тыл врага пси-эмиттер.
В ней есть и фрагменты нашей с Джимом диверсии в военном госпитале; я до сих пор не знаю, было ли то место настолько ужасным, как описывал Менгск, но, думаю, ложь эта предназначалась больше погибшему Родригезу и ещё живому Рейнору, чем мне, готовому без колебаний взять на душу какой угодно грех, совершить любое, даже самое гнусное, непотребство. Взять на душу, которой у меня уже нет. Хотя теперь плевать. Я помирился с самим собой. Пусть для этого и пришлось стать девятипалым демоном в солнцезащитных очках, опрятном мундире и трубкой в зубах.
Эта битва сейчас кажется письмом из прошлого, которое для меня настоящее и будущее. И письмо это сложено из букв, вырезанных из чужих книг и газет. Оно подкупает, словно лабиринт, в центре которого вместо древнегреческой топ модели Ариадны Шиффер примостился древнегреческий же Минотавр Коган.
Разочарование?.. Да, разочарование. Но мы-то всего лишь дрались. Воинами становятся мужчины, которые больше всего не хотят взрослеть. А военачальники в школе были из тех, кто подначивает других разбить друг другу нос.
Та битва была скучной, потому что я больше не предавался размышлениям о том, как низко пал. Война – это не трагедия, бессмыслица или преступление. Это работа. И те, кто выполняют эту работу, вовсе не безумцы или подлецы. Мы исполнители, которые делают то, что в любом случае кто-то сделает. Ведь, если что-то возможно, человек это совершит, потому что нам никогда не нужно меньше, чем всё. Мне больше нечего сказать о том сражении.
Экран передо мной пуст и холоден, словно кусок льда. Играя дужками солнцезащитных очков, я рассматриваю отражение каюты в чёрном стекле.
«Гиперион» уносится сквозь подпространство прочь от Тарзониса. Забавно. Со стороны кажется, будто всё спонтанно: Керриган погибает, а Рейнор загорается жаждой мщения и бежит от Менгска, надеясь отомстить тирану. А на самом деле это просчитано, подстроено и является частью замысла.
Не могу отогнать одну мысль. Вдруг Менгску нужно предательство Рейнора? Ведь страх – неиссякаемый источник власти над людьми. Мы не боимся протоссов и зергов по-настоящему. Ни протосс, ни зерг не может быть случайным прохожим, который взрывает себя посреди толпы; или работником школы, который выпускает в вентиляцию ядовитый газ; или юношей, что бросает гранату в проезжающий мимо грузовик с десантниками. Внутренний враг необходим. Правды нет.
Но ещё сильнее терзает разум вопрос, что же я буду делать, если достигну цели. Может, бесконечная борьба лучше? Битвы надоедают, победы теряют вкус, мир сдувается.
Экран оживает. По всем доступным «Сыновьям Корхала» каналам связи передают обращение Менгска. Представляю себе разочарование человека, который собрался посмотреть по Всесетке любимую передачу и наткнулся на это. Да, война, разруха, голод, но множество людей живут так, как жили раньше. Большинство так и погибают с бутербродами в зубах, улыбкой на губах и блаженной пустотой в голове.
«Люди сектора Корпулу, я обращаюсь к вам в этот тяжкий час. Долгое время мы были разъединены ошибками истории. Мы сражались за песок пустынь и камни гор. Мы ненавидели друг друга, потому что жили на разных планетах, имели разные привычки и обычаи. Но это были детские болезни человечества, которые не угрожали существованию нашей цивилизации. Несмотря на бессмысленные войны, глупые обиды и насаждаемую вражду мы продолжали растить детей, собирать урожаи, строить дома и налаживать жизнь. Мы преображали планету за планетой этого неприветливого сектора космоса.
Конфедерации больше нет. Тирания и несправедливость уничтожены. Но у нас появились новые враги. Они не заключают перемирий и не ведут переговоров, не берут пленных и не сгоняют людей в лагеря. Для них мы животные, которых нужно истребить. Спасти от этого врага может лишь единство. Итак, позволим ли мы зергам заражать наши миры? Позволим протоссам сжигать наши дома с небес?
Нет! Мы сразимся с ними. Храбрость и жертвенность – наше главное оружие в борьбе с врагом, превосходящим нас в числе либо технологии. С этого часа каждый человек, поднявший оружие на другого человека должен понимать, что он замахнулся на будущее своих потомков. Справедливое наказание постигнет всех скрывающихся приспешников тирании. Угнетение никогда не вернётся. Час крушения наших врагов близок. И мы победим, каких бы жертв это не стоило».
Да, Большой Брат, свобода – это рабство, мир – это война, правда – это ложь, любовь – это ненависть, верность – это предательство.
Пусть всё случившееся со мной канет в забытье, и чёрт с ним. Главное, что здесь и сейчас я борюсь и живу. Моя история – это лишь сказка, вывернутая наизнанку. Здесь во всём есть частица зла. В мире, где живу я, нет освободителей: лишь тираны борются против тиранов; нет добра: лишь зло против зла; и нет правды: только ложь против лжи. В этом мире мы созидаем, чтобы рушить, рождаемся, чтобы убивать, ломаем хребты тем, кто мечтает об иной жизни, потому что это наш клочок Вселенной и наше звёздное ремесло.