Пленительница

Леонид Школьный
Оглядываясь на прожитое, каждый из нас невольно возвращается к событиям, значительным или не очень, из которых и сложилось его прожитое. А события – это люди. Одни – фигуры значительные, сыгравшие значительную роль в твоей судьбе. Другие – коснулись тебя, не оставив глубокого отпечатка. Но память твоя сохранила те короткие встречи. И вдруг, всплывёт такая, сверкнёт, как яркая звёздочка, и ты улыбаешься, вспоминая её, радуясь этой встрече с прожитым, благодарный доброй памяти.

Тогда, мне, студенту геолфака на лето предложили интересную работу – заверку проявлений алюминиевого оруденения в Приморье. Эти работы проводила комплексная тематическая экспедиция – элитное подразделение, по тем временам, в составе территориальных геологоразведочных управлений. Этакие кузница кандидатов наук местного разлива.

Состав нашего отряда был минимален до крайности. Начальница, Римма Петровна, отбывшая распределение после института на Чукотке и вернувшаяся в уют родного Владивостока. Я – амбициозный юнош, слегка потёршийся уже об геологию и отхлебнувший первые глотки хмельной таёжной романтики, техник-геолог. Повариха Тоня – залог полевого уюта, вкусного и здорового питания нашей начальницы. Ну а мобильность нашу на бескрайних просторах приморской тайги осуществлял лихой весельчак-шофёр Вадик. Он обслуживал три подобных нашему летучих отряда на своём чуде техники тех лет Газ-53, налетая вихрем и перебрасывая нас на новую точку в режиме ошпаренной кошки.

С целью более яркого изображения предлагаемой истории, позволю себе короткие портретные наброски личного состава нашей мобильной поисковой группы – надежды дальневосточной геологии, а может быть и государства, остро нуждавшегося в алюминии.

Как принято, начну с себя. Тяжелая история. Я тогда себе очень нравился. Понятное дело – молодость. С какого боку не глянь – ну самый-самый. Внешне? Загляденье. Высок, строен, костюмчик энцефалитный сидит, а уж двустволочка да рюкзачок за плечами – будто в них и родился. На ножки молодые шустр, так что и семь вёрст мне не крюк. В тайге к тому времени не новичок – себя, товарищей обиходить, накормить шурпой из рябчиков вполне горазд, да и непогоду преодолеть – дело привычное. Ну а уж в женском окружении, так взял на себя заботу и за безопасность и за палаточный быт. Так что, ничего в целом мужичок. Хотя, была одна слабинка – змеи. Уж чего-чего, а добра этого в приморской тайге хватает. Так вот я, один из героев, пару раз хорошо укушенный, очень нервно их воспринимал, до неприличия.

А вот Тоня, повариха наша – чудо деревенской природы. Со змеями вполне адекватна. Гадюку одну неосторожную босой пяткой прямо в голову и обезвредила – оказалось для неё это дело привычное. Каким образом, по чьей рекомендации начальница Римма приобрела этот кадр – может родня какая? Румяная, приветливая, крутобёдрая  деревенская деваха, приземистая, здорового молочно-товарного облика, к невзгодам полевой жизни была приспособлена вполне. Но тоже не без изъяна – достаточно туговата была на ухо.

Портрет начальницы – тут талант нужен. Не знаю. Постараюсь. Может получится. Ну, во-первых, представить этого человека в геологии, тем более в полевых исследованиях, скорее не возможно, чем трудно. Зрение было её бедой. Для неё, расстаться на минуту, а не дай Бог потерять в зарослях, мощные «диоптры» – полный капец. Только вести за руку. Так что роль поводыря, для меня была в значительной мере предусмотрена. А всё остальное составляли личные прибамбасы нашей начальницы.

Какими принципами руководствовалась Римма Петровна угадать сложно. Но образ её разрушал все представления о геологе «работяге и ходоке». Она категорически отрицала все нормы техники безопасности, игнорируя привычные для таёжников сапоги и энцефалитный костюм. Вот и представьте себе посреди таёжной урёмы сухощавенькое создание в ситцевом платьице, покрытое панамкой, обутое в мальчиковые ботиночки на белый носочек с синей каёмочкой, вооружённое элегантным слесарным молоточком. И смех и грех, если учесть, что заросли колючих кустарников порой приходилось одолевать на карачках. А не дай Бог, прополощет хороший дождь, и облепившее платьице откроет подробности женского интима. Тут уж – Идите впереди и не оглядывайтесь. – Ну а если через карагачник – Ползите и не оглядывайтесь. Картина и без того не очень привлекательная, не требовала дополнительных  рекомендаций. Так ведь ещё и со зрением беда.

Условия формирования начальницы, как человека, ярко отражались в её привычках и замашках – потребность максимума комфорта и полноценности питания. И всё это при изысканности манер и интеллигентности поведения. Так что окружающим нам двум приходилось помнить постоянно, что мы «не у Прони за столом».

Крайне осложняла ситуацию и повышенная болезненность нашей начальницы. Мне, её верному спутнику, как и общеизвестному Санчо Панса, добавлялись заботы в сражении с Риммиными мигренями, простудами, тепловыми ударами и натёртыми конечностями. Ко всему прочему, Римме Петровне претил палаточный неуют. Большинство наших стоянок она планирова в деревнях – максимум приближенно к парному молоку, сметанке, творожку и свежим овощам. А в результате – огромные подходы к объектам наших поисков. И всё это при её повышенной болезненности.

Вот и вдыхал я ветер свободы в периоды начальницких недомоганий, уходя в тайгу в одиночку, а иногда в сопровождении Тони, довольно шустрой и привычной к тайге. Развести костерок, организовать чаёвочку для неё было делом привычным и даже приятным. И всё бы хорошо, если бы не Тонина тугоухость. Как человек спокойный и безбоязненный, Тоня могла спокойно прилечь  и уснуть, пока я мотался по склонам в поисках скальных обнажений. И это была беда – отыскать её, крепко уснувшую в тени выбранного ею разлапистого куста. Пали из обоих стволов, сорви голос – очень это было хлопотно, отыскать уснувшую Тоню.

В такой вот атмосфере вели мы наши работы, побеждая условности и стремясь к совместимости в нашем миниколлективе. Понятно, что каждый приезд Вадима был для нас праздником, этакой психологической разгрузкой. Тоня, радуясь смене обстановки, в суматохе сборов, лишенная комплексов, в порыве озорства могла запросто обхватить нас с Вадимом за шеи и повалить, прижав к земле всеми своими достоинствами. Она была деревенской – молодой, простодушной и дружелюбной. Натолкнувшись на осуждающий блеск Римминых диоптров, Тоня смущалась и смешно краснела. В эти минуты нам троим было жалко начальницу, зашоренную своей интеллигентностью.

До той злополучной точки наших исследований мы добрались уже в сумерках. Дело шло к дождю, и мы торопились – успеть разбить лагерь по сухому. Тем более, что Вадим торопился в другой отряд.

Ориентируясь по карте выбрали долину. По хорошей дороге проскочили какой-то посёлок и двинулись в нашу долину по слабо накатанной колее, радуясь возможности как можно ближе подъехать к месту предстоящих работ. Быстро разбили лагерь, и Вадим укатил в ночь, помигав красным глазом стопсигнала.

Утро обрадовало нас солнцем, теплом и красотой открывшегося нам ландшафта. Палатки стояли посреди большой поляны, покрытой зелёным «английским» газоном, оживлённой отдельно стоящими молодыми елями. В паре десятков метров пойму прорезало русло ручья, светлого, как  это ясное утро.

Накормленные Тоней, мы с Риммой быстро собрались в маршрут. Глянув на покрытые редколесьем склоны долины, ружьё я решил оставить Тоне. Это случалось и раньше. Зарядив один ствол картечью, другой жаканом, положил ружьё под спальник в палатке, выдав Тоне соответствующий инструктаж.

Настроение было отличное – даже прогулочный «прикид» моей спутницы не вызывал раздражения. Поднимаясь по довольно чистому склону к гребню водораздела мы проводили опробование и ничто не тревожило нас. Километрах в пяти от лагеря, из кустарника перед нами неожиданно возникла группа солдат во главе со старшим лейтенантом. Солдаты были при автоматах, а руку офицера украшала повязка «патруль». Римма насторожилась лишь услышав посторонний разговор, а я чуть раньше, заметив лёгкое движение руки офицера к правому бедру с кобурой.

Остановив солдат жестом, старлей подошёл к нам, и явно удивлённый нашим видом, вежливо поздоровался, будто с соседями по подъезду. Подчёркивая случайность встречи, индифферентность по отношению к ней, и демонстрируя дружелюбность, он, явно растерянный, начал с погоды. Римму от неожиданной встречи слегка заколдобило. Растерявшуюся, её хватило лишь на испуганное – Здравствуйте. – Для полного эффекта не хватало низкого книксена.

Офицер, изображая праздное любопытство, ненавязчиво интересовался – кто мы, откуда и зачем. Я, постепенно врубаясь в «случайность» нашей встречи, угостив ребят папиросами, объяснил ситуацию и показал на карте наш лагерь. Отошедшая от испуга Римма осторожно спросила, чем доблестные войска занимаются в этом чудесном осеннем лесу. На что старлей улыбнувшись «включил дурачка» – Вывел вот солдат на прогулку, полакомиться кишмишом и виноградом. – Мы с ним весело переглянулись.

Расставаясь, офицер настойчиво «не рекомендовал» нам подниматься на гребень водораздела, а Римма пожелала «войскам» весёлой прогулки. А я? Конечно я взобрался и заглянул за гребень. Там, внизу, велось крупное строительство. Патруль охранял его от посторонних глаз. Дело «пахло керосином».

Закончив маршрут, мы возвращались в лагерь. Погода портилась и мы торопились. Обсуждали неожиданную встречу и я, шутя, подначивал Римму – Сидит наша Антонина, пленённая, как диверсантка-шпионка, повязанная нашими отважными солдатами. – А шутка-то вон как обернулась.

Дождь уже припустил серьёзно, когда мы подошли к нашей поляне. Перед нами, промокшими, надеющимися на тепло и уют палаток, как бы издеваясь над облепленной ситчиком Риммой, вместо лагеря предстал армейский вездеход. В вечерних сумерках он выглядел мрачно. Ни Тони, ни обеда, ни тепла, ни уюта.

Из кабины вездехода выскочил знакомый старлей. Накинув на Римму плащпалатку, он затолкал её в кабину вездехода, а мы с ним предались нелицеприятной беседе. Отдаю должное выдержке офицера. Своим поведением, я, очевидно, напоминал злобного мокрого голодного пса. Нагавкал много и неприличного. Офицер молча, слегка потупясь, выслушал мою визгливую тираду, а потом, резко оборвал, будто ушатом воды – У меня приказ, парень, и инструкция. Вы в запретной зоне. Мы устроим вас, в обиде не останетесь. Поехали. – Заглянув за гребень, я ещё там понял, что и как. Но, молодые амбиции не всегда оборудованы тормозами.

Забравшись под брезент вездехода, в тусклом свете фонаря я разглядел укрытую солдатским бушлатом Тоню. Она забилась в угол и, явно, следила за сохранностью нашего имущества. Богатая телом на воле, здесь, в тёмном салоне вездехода, она будто усохла, убыла в размере, и представляла жалкое зрелище. Я пробрался к ней, обнял за плечи, стараясь успокоить. Только усугубил. Губы её задрожали, из глаз полился поток слёз, а в плечо мне глухо полилоссь такое бабское – Ы-ы-ы-ы, горькое и безутешное.

Напротив, вдоль борта на скамейке, зажав автоматы между колен,  разместилось пятеро солдат наряда. Трое из них весело переговаривались, поглядывая на Тоню. Двое, у заднего борта, выглядели угрюмыми и сидели молча, уставившись в пол.

Мы со старлеем только и успели выкурить по беломорине, как вездеход остановился. Выскочив из вездехода, в сумерках, я увидел добротный рубленый дом. Спустившись с крыльца, хозяин принял от старлея Тоню с Риммой и увёл их в дом. Пока солдаты разгружали наши пожитки в тёплый сухой омшаник, командир и обрисовал мне картину весёлой войсковой операции местного значения.

Вернувшись после встречи с нами в расположение части, командир патруля доложил начальству о присутствии в районе секретного объекта подозрительной парочки геологов. Приказ был коротким – задержать и разобраться. Вот и возглавил старлей группу захвата, направившись к нашему лагерю.

Не доехав до наших палаток с полкилометра, старлей, руководствуясь инструкцией, выслал вперёд разведгруппу – двух солдат-первогодков. Цель – скрытно установить численность и состав, вернуться и доложить. Маскируясь в лесу, солдатики двинулись к лагерю.

Умиротворённая солнышком и красотами окружающей природы, Тоня колдовала над казанками, подбрасывая сушняк в костерок. Предполагая полную нелюдимость окрестностей, она максимально отдалась солнцу, оставив на себе минимум белого полотняного исподнего. За лето все мы, кроме Риммы, хорошо загорели. Так что контраст цветов и дальняя приметность фигуры были обеспечены.

Выйдя на исходную позицию, разведчики приближались к лагерю короткими перебежками, маскируясь отдельно стоящими кустами.

Одно из этих перемещений засекла Тоня. Орудуя половником, слегка насторожившись, не обнаруживая своего внимания, она выглядела солдатиков, скрывающихся за кустом. Тут и напряглась вся  – Ах кобели! Двое? На девку беззащитную? Щас. – Изображая полное спокойствие Тоня скрылась в палатке. Выросшая в тайге, она хорошо знала, что такое жакан и картечь. Минута, и Тоня в полной боевой замерла за прикрытым пологом.

Разведка выжидала. Десять, пятнадцать минут – полная тишина. Ни численности, ни состава. Не сняв автоматов, забыв инструкции, вероятно под впечатлением увиденного, ребята вышли из-за укрытия и двинулись к палатке.

Унимая нервную дрожь, Антонина, как Анка-пулемётчица, подпускала ближе. Разведчики подошли к костру и, забыв о нормах этикета, заострили ситуацию своим – Эй, девка, выходи давай.      

Тут Тоня и вылетела вихрем, загорелая и в «невовсём» белом. Яркое солнце блеснуло на ружейных стволах, а двенадцатый калибр произвёл впечатление. – Ложись. В стволах картечь и жакан. Руки за голову. Бошки снесу.  – Ну, и как бы поступили вы? Всё правильно – разведчики, как было приказано, брякнулись в траву, прикрыв головы руками.

Старший лейтенант нервничал – разведка в контрольный срок не вернулась. Когда вездеход выскочил из-за лесочка на нашу поляну, ему открылась живописная картина. Чудесный ландшафт нашей поляны оживляла монументальная скульптура Девушки с ружьём. Разведчиков не было видно.

Выскочившего из вездехода командира остановил дошедший до визга приказ – руки вверх, и нацеленные в грудь стволы. И как бы поступили вы? Так и старлей. Подняв руки, он огляделся. Уткнувшись лицом в траву, с автоматами на спинах, отдыхала разведка.

Достигшая истерики, Тоня водила стволами, будто решая, с кого начать. Выскочившие из вездехода солдаты остолбенели увидев сдающегося командира, и сами готовы были сдаться.

Трудно сказать, чем бы закончилась эта драма, если бы командир не произнёс спасительное – Успокойтесь, Тоня. – Он вспомнил это имя, вскользь упомянутое в нашей беседе при первой встрече в тайге. И тут Тонины нервы сдали окончательно. Рыдая, она опустила ружьё и отдала его старлею. Подошедшие солдаты поднимали с земли «пленных», а командир втолковывал приодевшейся Антонине ситуацию.    

Старлей Николай оказался отличным парнем. Каждое утро потом он приезжал на Уазике и подвозил нас к месту работ, а вечером – назад к доброму приветливому пасечнику. Тоня угощала Колю чаем с пирожками и просила не наказывать строго «разведчиков».

В первую ночёвку пасечник зашёл ко мне в омшанник. Посмеялись, покурили хозяевого табачку, и я спросил, что это шебуршит на чердаке. Он отмахнулся и спокойно изрёк – Да змеюки это мышей гоняют, не бери в голову – они к курящим не лезут. – Следующую ночь я провёл в своей палатке, хорошо вписавшейся в пасечников двор. «Беломор» я заменил хозяйским самосадом. Так, на всякий случай. Бережёного, как говорится…