© Copyright: Виктор Калинкин, 2011. Свидетельство о регистрации №211041100483
> Лауреат 3-й ст. Берлинского Международного конкурса «Лучшая книга года 2014» как соавтор сборника «Метаморфозы», Беларусь (Германия)
> Финалист (шорт-лист) II-го Всероссийского литературного конкурса-фестиваля «Поэзия русского слова» в 2016-м в номинации «Произведения для детей» (Анапа, Россия)
> Диплом «За вклад в развитие современной литературы» по итогам Международного конкурса «Живое Слово – Живой Природе 2013» (Гомель, Беларусь)
Дочери Наталье как память о наших прогулках
Виктору Ив. Блешко за те же чувства и откровение
Возможно, и тебе не нравится одиночество на жёсткой полке вагона, или в третьей электричке за день, или в выходные ненастные дни в часы ожидания близких, и прочее, прочее. Но есть одиночество, радостное для Аксакова, милое для меня – это время на охоте, медленно, но неумолимо идущей к завершению.
Ранним утром, оставив позади железнодорожную станцию и раскладывая на траве снаряжение, начинаешь чувствовать себя свободным не только в выборе маршрута, действий, но, главное, в выборе темы для раздумий или заветного окошка для погружения в память. Ты в ожидании интимных встреч с природой, c её звуками и явлениями, новых оттенков в понимании сути вещей. Сама же дичь уходит на второй план, добыча – редкая награда или приз за пройденные километры, за испытание себя в этом одиночестве.
Середина октября. Небо затянуло низкими убегающими облаками. Осень, не давая заснуть, стучит по подоконнику, напоминая о себе, либо посылает ветер приносить и оставлять на стекле грустные извещения: жёлтые мокрые листья. Сошёл с электрички, выбрав маршрут в глубине леса на удалении 4-7 километров от железной дороги. Конечная точка – на третьей станции позади меня. На маршруте будут завалы и низины с холодной водой, бобровые плотины, так что наберутся все 25-30. В начале – полем. Пройдя половину, заметил: над лесом колышется серая полоска – гуси… Через минуту они прошли надо мной, и их печальный крик тонкой паутинкой вновь прикоснулся к сердцу.
/ О птицах
Увидеть высокий полёт больших птиц – не редкость. Но совсем по-иному и слышишь, и видишь, когда летят они низко, например, лебеди. От их близкого полёта создается впечатление, что кто-то над ухом точит огромную косу: «Зум! - Зум!»
И ворон, увидев человека, прервёт свой бреющий полёт к тому месту, где прячешься ты, встанет на дыбы, его крылья издадут такой же звук и отбросят упругий ветер.
Однажды меня у опушки обогнал ворон. От леса отделился сокол, догнал ворона и попытался атаковать сверху. Ворон в полете перевернулся на спину и выставил лапы. Сокол отпрянул, повторил безуспешную атаку и удалился.
Утиная охота. Как-то солнечным утром на карьерах шёл по бровке. Деревца и мелкая поросль скрывали меня спереди, и именно с той стороны налетела стая журавлей. Проходили гордые птицы над самыми вершинами деревьев. Они или выбрали место для жировки, а потому снизились, или взлетели с ближнего болота, потревоженные. Вожак делал несколько взмахов и замирал, эстафету принимал второй, за ним – третий, и так до последнего. Когда последний взмахнул крыльями, лидер погнал новую волну. Берёзы зашумели, закрутился лёгкий вихрь, а в душе: «Мне так свезло, так свезло!»
Не так давно, затемно, я приходил на пяточек, над которым ранним утром на озимые пролетали тетерева. О приближении той минуты первыми предупреждали вороны, за ними – дятел, и следом некто невидимый отворял дверь в новый день. Теперь в любую секунду можно увидеть или услышать стаю. В тихую погоду не пропустишь гурканье, похожее на воркование. Птицы издают его в полёте, отталкиваясь крыльями от воздуха.
Пока сидел на бревне в окружении высокой, как камыш, травы, ко мне подлетела невесомая светло-серая птичка, у щеки уселась на прочный стебель, рядом пристроились другие. Птички, находясь в постоянном движении, разглядывали меня, тихо пересвистывались. Я прислонился спиной к стволу и ничего не замечал вокруг. После того, как надо мной со свистом пронеслась стая, осталось только подняться и идти бродить по полям.
Слабенький мороз, почти ноль. Скучаю на номере между двух-, трёхметровыми ёлками в надежде услышать приближение гона. Рассматриваю комара, зависшего передо мной. Наверное, разгребая снег и утаптывая место, я потревожил его сон. И вдруг заметил клеста в метре от себя. Если тебе повезло, хочешь видеть – не шевелись! Так и стоял, задерживая взгляд на нём и изредка переводя на заячью тропу. А зеленый клёст увлеченно шнырял среди еловых лап, удовлетворяя свой интерес. Удивительно, эта птица со скрещенными серповидными половинками клюва зимой в лесу выводит птенцов!
В боровом лесу на сосне ниже кроны или, как говорят, в полдерева, боком ко мне сидела сова. Что-то подтолкнуло, подойди, посмотри, – ну и пошёл по мягкому мху. Немного оставалось, когда она обратила на меня внимание. Я тут же повернулся к ней спиной и ушёл, не оборачиваясь, чувствуя между лопаток слабое место. Ужасен был немигающий взгляд её глаз в центре больших розеток, созданных перьевым обрамлением, и все это в оттенках тёмно-серого, мёртвого.
В июле, во время пожаров, подошёл к канаве, за которой продолжало всё съедать ненасытное пламя. Неожиданно навстречу взлетела тетёрка и скрылась рядом в траве. А за ней начали перелетать канаву покрытые пухом серо-жёлтые комочки на крохотных крылышках, усердно помогая звуками «пи-пи» – чудо! Но почему в мою сторону? Ясно – в другой стороне огонь! Доживет ли поздний выводок до следующей весны?
***
Вхожу в лес, где утренний свет переходит в медленно тающие сумерки. Стараюсь двигаться от одного участка с хвойными деревьями до другого к заброшенной дороге, которая, петляя две трети пути на восток, а затем, сворачивая к югу и снова на восток, приведёт меня к большому полю в лесу. Слева, не всегда близко будет речка Терёбинка, справа, в двух-трех километрах – просека: заблудиться невозможно. Почему от одного до другого? А иначе, рано или поздно попадёшь в заболоченные низины с «бредняком» и завалами. Будешь исхлёстан крапивой, ноги будут вязнуть в грязи, запутываться в ветвях, а за воротом и в сапогах накопятся хвоя и листья. Ружьё будет постоянно сползать с плеча, и станешь плохо соображать: а где же дорога.
Иду, прислушиваюсь, стараясь уловить пение рябчика – это звуки «ти-и», «тиу», «ти» в разных сочетаниях в зависимости от местности и пола. Тянется оно секунд пять-семь и похоже на простуженное «пение» снегиря, но тоньше. Услышу, выберу место и попробую подманить. Снимаю ружье с плеча – из-под завалов и ёлочек могут и рябчик шумно взлететь, и заяц выскочить, а с вершины дерева сорваться глухарь, с треском ломая сучья. Кроме того, на подходе заметил стаю тетеревов, поднявшихся с поля в лес покормиться почками на берёзах, а потом на прочных сучьях, бормоча и хлопая крыльями, попетушиться перед курочками. Не хочу только столкнуться с лосем-быком или кабаном. Медведей грибники и скорая зима уже загнали в далёкую и непроходимую крепь.
/ Разные встречи
Один незаметный человечек, дядя Петя, которого медики, взяв пункцию, сделали инвалидом, рассказывал о встрече с лосем. Набрали они с другом грибов и выходили из леса. Навстречу – бык, ведёт себя агрессивно, копытами бьёт. Грибники врассыпную. Дядя Петя взлетел на дерево, друг побежал дальше. Бык остановился под деревом, шкура дрожит, дёргается, видит он, что не достать, помочился и ушёл. Дядя Петя выждал, слез, посмотрел, куда забрался, не поверил глазам и отправился искать друга. Нашёл. «Слезай», – говорит. А друг в ответ: – «Не могу… Руки не слушаются». Но скоро хватку ослабил, съехал на землю, но и в этом положении просидел несколько минут, обнимая ствол.
Ранним утром шёл полем вдоль леса по заросшей тропе, весь вымок в росе и ждал схода в лес, до которого оставалось метров сто, а пока ещё от леса меня отделяла глубокая канава с водой. Замечаю, что впереди с поля к лесу движется объект, которого беспечно принимаю за большую уродливую собаку со странными хвостом, ушами и торчащими лопатками. Когда эта «собака Баскервилей» подбежала к тропе, я понял, что это кабан. Безрассудно повёл себя, когда крикнул, чтобы заставить освободить тропу. Он остановился и повернул голову в мою сторону. Я замер: стрелять или бежать нельзя. Вызвав своим тяжелым взглядом обрушение чувств, он двинулся дальше, с плеском пересёк канаву и ушёл в лес. Охота была испорчена – под каждой ёлкой, в каждом завале мне виделся кабан-одиночка.
На пути небольшая речка Чернавка. Перейти её, если рядом, ниже, нет бобровой плотины, труда не составит. Переливается поток с прозрачной красноватой водой, тропа уходит под воду, и в этом месте – свежий след медведя: большая ладошка, у которой на месте пальцев глубоко в землю уходят отверстия, куда я могу вставить палец. Я почувствовал себя Робинзоном, наскочившим на след людоеда. Нож поближе, в стволы – картечь, и идти быстрее, куда подальше.
Сделав круг по полям и не найдя заячьего следа, я развернулся и, пользуясь старой лыжней, направился к заброшенной ферме. Замечаю впереди на лыжне тёмную точку и останавливаюсь. Мышь, но не полёвка, почти чёрная, медленно приближается пунктирным бегом. Натыкается на комочки снега, ведёт себя, как шарик для игры в пинг-понг, кувыркается через голову, переворачивается и снова бежит. Добежав до лыжного крепления, останавливается, обнюхивает берцы, не реагирует на мой голос, протискивается между креплением и снежной стенкой и исчезает в крошечном отверстии сбоку.
«Витя! На тебя пошёл!» – голос срывается, в нём игристый, как шипучее вино, азарт. Это Лёня кричит, подняв зайца-беляка. Он отправил меня на это место, куда, по его мнению, должен соскочить заяц с лёжки после подъема. Начали тропить его у глубокого и широкого рва, прорытого между еловой посадкой и лесом. За посадкой – железная дорога, по которой сегодня носится питерский «Сапсан». Проходит время, и я вижу беляка, бегущего вдоль посадки. Спешу и «намазываю» оба раза. Вконец расстроенный стою (а надо бы перезарядиться), наблюдаю, как заяц спускается в ров, пропадает, выходит в тридцати метрах от меня и должен бы бежать в лес, а он катит на меня! Белый и пушистый садится у ноги, кажется, – секунда, потрётся мордочкой о голенище ботинка, посмотрит в глаза и скажет: «Мур-мур, это я». Начинаю перезаряжать, заяц перемахнул через дорогу и уже в лесу. Но я успел, поднимаю ружьё, а оно не поднимается! Закрывая замок, прижал его к себе и пристегнул к куртке. Заяц ещё близко, я вожусь… – и он в безопасности!
Позади меня – зимний лес в том месте, где заячьи следы сходятся в набеганную за несколько ночей тропу. Впереди, в двухстах метрах – полоска деревьев и кустарника, растущих по руслу ручья, петляющего вдоль заснеженного поля, которое плавно спускается ко мне от дальней деревни справа. Слева – вечернее солнце, от которого отворачиваюсь, не выдерживая ослепляющего света.
Полчаса назад к ручью ушёл Лёня помогать собачке, потерявшей заячий след. По голосу и редкому лаю знаю, что они переместились вправо вверх по руслу. Смотрю в их сторону непрерывно и в какой-то момент замечаю, как почти в километре по белому полю от зарослей у ручья начинает стремительное движение по дуге к моему лесу светящееся пятно. Оно – белее белого, оно как дальний свет мощных фар! И сразу понял, что увиденное – это не просто заяц-беляк в лучах вечернего солнца, это разгадка любимого нами с детства явления «солнечный зайчик»! Заяц, приближаясь, растерял лучистое сияние меха и совсем обыкновенный скрылся в лесу в ста метрах от меня.
***
Дорога, на которую я вышел, давно заросла травой, во многих местах накрыла себя стволами упавших деревьев и кустами малины. Она – хороший ориентир, чтобы не сбиться с маршрута. Условная схема движения будет «змейкой», со сменой направления с юго-востока на северо-восток и обратно, с пересечением дороги в середине каждого отрезка. Буду осматривать кромки заболоченных низин, завалы и скопления молодых ёлочек. Так как я один, ружьё можно снять с предохранителя и лучше нести в левой руке – так быстрее поймаешь его правой рукой и поставишь в плечо. Патроны обычные: в нижнем – тройка, в верхнем – единица.
Не успев свернуть, услышал слева лай гончей. Приостановив дыхание, слушаю. Гон приближается и был, скорее всего, по лисе, без сколов и перемолчек, заливистый, значит, собака идет близко от зверя. У меня появляется азарт. Перехожу на правую обочину дороги, в метре от неё прижимаюсь спиной к сосне, а когда лес уже звенел, подтягиваю приклад к плечу.
Увидев между деревьев мелькание рыжей лисы, плавно поднимаю ствол, а метров за сорок вижу её над прицельной планкой и, разворачиваясь медленно влево, сопровождаю стволом её бег. Стоп! Это не моя лиса! У кого-то праздник, он нашёл время для охоты, сейчас подстраивается под гон. Мне же после выстрела придется устанавливать с ним связь, кричать, идти с добычей навстречу. Не надо! Пропускаю лису через дорогу, и даже не смотрю на собачку, какая она. Иду на восток, прислушиваюсь и не могу избавиться от любопытства: а что там справа?
/ Гончие
Пока есть время, – немного о гончих. Это удивительная порода охотничьих собачек, как правило, они добрые. Гончим не обязательно видеть и ловить зверя. Их задача – находить и непрерывно гнать его с голосом по пахнущему следу. Они должны, во-первых, обладать хорошим чутьём, уметь читать и распутывать следы, а скорость бега ставится на третье место после выносливости. Разные звери под гоном ведут себя по-разному. Заяц, например, чаще ходит по кругу и возвращается к месту подъёма или жировки. Гонять зверя гончие могут часами, а после, когда измученные догонят нас на тёмном поле, то толкнут носом в бедро, под рюкзак или сунут его влажный в твою ладонь. Но если не взять собачку на поводок, срывается, стоит ей только почуять «вечеряшний» след зайца или лесы. Такими были всегда преданные Дунай, Алтай, Песня, Бой, Карай, Том и Гамлет, Сонечка.
***
Минут через десять слышу, гон возвращается. Сворачиваю, вхожу в лес, вижу небольшую поляну и, не выходя на открытое место, прячусь под высокой елью. Середину поляны пересекает ствол давно упавшей берёзы, вершина которой легла на высоте полутора метров на скрытую от меня опору. Вокруг чисто: трава, низкий мох.
Звенящий лай приближается, и на поляну ровной рысью выбегает лиса с опущенной головой и приоткрытой пастью. Она вскакивает на ствол берёзы, как на подиум, и грациозно бежит к вершине. Это «огнёвка»! Самая красная из всех лис. Её лапки, ушки и носик – чёрные, а грудь и кончик хвоста – белые. Мистика – гон есть, но, увидев огнёвку, я перестал его слышать! Лиса соскакивает и исчезает под еловыми лапами.
Опять слышу собачку. На сцену с «дурным» голосом врывается «русский пегий» кобель с бело-чёрно-коричневым окрасом. Летит метрах в пяти в стороне от лисьего следа по запаху, отнесенному ко мне ветром. На вираже, не сбавляя скорости, рвёт когтями траву и мох – всё это летит в мою сторону – и быстро исчезает. Мне же без всякой связи вспомнился булгаковский герой в его сладкой дрёме: «Мне так свезло, так свезло!»
Теперь я могу идти по схеме. Сквозь просветы между деревьями утреннее солнце слепит глаза. Косые полосы света вызывают романтические воспоминания из фильмов о путешествиях, о партизанах, о нашей разведке. Убираю компас за ворот, о встрече с огнёвкой забываю. Сворачиваю и иду на юг к просеке. Пройдя полкилометра, разворачиваюсь и иду назад, к дороге. Замечаю просветы там, где должны быть поляны Васильков. Иду вдоль и оказываюсь на дороге. Смотрю – дорога на всём видимом участке моего маршрута залита водой. Маршрут через Васильки вызывает неприятные воспоминания.
/ Не жалуйся!
Реакция жен на возвращение мужей-охотников одинакова: «Тебя никто не гнал, отдохнул, удовольствие получил – не жалуйся!» Но тайно хотят охотники, чтобы им посочувствовали, когда с трудом снимают обувь, когда мокрой тряпкой падает одежда, когда саднит и кровоточит голень, не сгибаются пальцы фиолетовой кисти руки…
Путь к просеке через низину был много раз пройден и никогда не считался серьёзным препятствием. Помню, в ту осень было много дождей, и я, зайдя довольно далеко, понял, что пора делать выбор: продолжать или обойти. Огляделся – со всех сторон была вода, затопившая обширный участок лиственного леса, и нигде вокруг не было видно вершин хвойных деревьев. Пошёл вперед, настроившись на прохождение отрезка в полкилометра. Оказалось не так, предстояло всерьёз помучиться, петляя, выбирать путь, и не отвлекали тетерева, срывающиеся с берёз. Наконец, вышел на сухое, даже не набрав в сапоги холодной осенней воды. Уже за просекой издали увидел на полянке, на брёвнах, поздних осенних опят, подошёл, набрал в ранец светлых, небольших и чистых, с ними незаметно и усталость прошла.
Начались осенние дожди, пожары стали утихать, и охоту открыли. В рощах и на карьерах Васильевского Мха многие изумительно красивые места превратились в чёрные, покрытые золой и пеплом пустоши со сплошными завалами. Как-то, проходя по такому участку, измотавшись, я искал более лёгкий путь, и им показался гребень валовой канавы, проходящей параллельно и недалеко. С моей стороны вал был невысок. Взобравшись, посмотрел на его противоположную сторону – внизу жиденькая грязь на глубине двух с половиной метров. Да, по гребню идти легче. Сделал несколько шагов и провалился, застряв под грудью в отверстии. Выскочил, оставив за собой белое облако, и слетел вниз на ту сторону, откуда пришёл. Возможно, что тление превратило гребень в тоннель, сохранившиеся корни образовали своды, а глубину его можно оценить по положению грязи на дне рва. Что внутри – неведомо, но дышать будет, точно, нечем.
Середина сентября. Иду не спеша вдоль высокой валовой канавы, заполненной доверху водой. Мне давно пора на ту сторону, но не соблазняют брёвна, лежащие поперёк. Дошёл до конца вала, прошёл ещё немного. Наконец, там, где была канава, – лужайка, а через неё, похоже, – тропа. На пути – ручеёк, на краю – тонкая берёзка, дотянувшись до лужайки, она уходит вверх. Осталось перепрыгнуть через ручеёк, что я и делаю. В первое мгновение не понял, что произошло. Ясно – провалился, но почему не чувствую дна, остался наплаву, не тону? Мох под левой рукой теряет плавучесть, начинает погружаться ружьё. Пыхтя, кручусь, поворачиваюсь лицом к берёзке и выбрасываю ружьё плашмя на берег. Подтягиваюсь, хватаюсь за тонкий ствол и выхожу наверх. Подо мхом чистая вода, и на мне нет грязи. Но почему, перепрыгнув через закраину (не ручей) и, пробив мох, я не погрузился под воду? Под моховым покрывалом, возможно, это – конец. Раздеваюсь, отжимаюсь, раскрываю ранец, и вот она – разгадка! Утром нашёл два боровика, развернул картонную коробку, вложил её в полиэтиленовый пакет, поставил в ранец и, затянув карабины, высоко и плотно прижал к спине. Эта конструкция сыграла роль поплавка и позволила понять, что болото опасно, если ты прорвал и ушёл под верхний слой мха, торфяной корки или жижи.
Хотим бежать, но еле тащимся с Лёней на лыжах по просеке, пробивая по очереди глубокий снег, цепляясь носами лыж за высокую траву. До электрички остается полтора часа. Знаем, что через час наступит ночь, и, не успев выйти из леса, можем «оставить глаза на сучках». Перед электричкой, падая, перебегаем пути и влетаем в вагон, ух! Если бы не успели – ещё два часа ожидания на морозе… Вхожу в подъезд, мне на седьмой этаж, и как самое сладенькое на десерт – лифт неисправен.
***
Придётся обойти затопленный участок через берёзовую рощу. Начинаю и скоро попадаю в залитый сплошной водой березняк. Перехожу от кочки до кочки, ищу по курсу вершины хвойных деревьев. Начинает накрапывать дождь. Когда выбрался на сухое, дождь полил, как из ведра. Я встал под роскошной елью. Ствол вдвоём не обхватить, лапы образовали над головой надёжный шатер, на земле сухо. Снимаю ранец, ружьё прислоняю к дереву, кепи набрасываю на ствол и смотрю на дождь… Знает ли дождь обо мне, знает ли ель, лес? Что было вокруг, когда меня не было, или сто, или тысячу лет назад? Именно так всё было, и так будет. Передо мной жизнь леса пока ещё такая, какой она была всегда. Что мы мним о себе? Вот она – вечность!..
Вспомнил, как до пожаров стоял на поле «А» перед входом на тихую аллею в северной части дамбы, отделяющей природное болото от карьеров. Простор, дали, вокруг – ни души… Пошёл дождь. И в тот момент, кажется, стал понимать, почему предки представляли дождь как таинство слияния и оплодотворения Небом Земли…
Вижу в просветах Терёбинское поле. До станции два часа хода, значит, располагаю временем с избытком. Достаю термос, бутерброд, присаживаюсь на ствол. Скоро встаю, бросаю конфетку со сладкой нугой за щеку и выхожу из леса. В центре поля – деревня, где дома ещё крыты дранкой, на околице – колодец с «журавлем». Но назвать сегодня эти виды пасторалью – кощунство.
Полем идти легко. В какой-то момент откашливаюсь и вдруг, как лобовой удар – почти весь запас воздуха из груди выбросил, а взять назад не могу ни капли… ещё, ещё и ещё раз – ничего! Липкая нуга... С мыслями о том, что через десяток-другой секунд трава, что перед глазами, станет последним ложе, опускаю на неё ружьё. Стараюсь расслабиться и убрать с лица гримасу, и вдруг изнутри – подсказка: попробуй носом. Подчиняюсь, втягиваю воздух по крупицам, потом с жадностью через чудом сохранившийся просвет… Набрал полную грудь… Выдохнул... Теперь можно пошутить: мол, «приснится ж такое»!
На войне водителя танка, обгоревшего, с перебитыми руками и ногами, с рваными ранами возвращают в строй, и как мало бывает, чтобы жизнь потерять, и достаточно силы майского жука, чтобы сохранить!
Знакомый путь: чуть полем, немного лесом, по бобровой плотине через Чернавку и – на просторы. Выхожу на скошенное поле. Обходя не спеша попутные канавы, «колочки»: межи, кустики, гидранты, иду к станции, её связная мачта видится в четырёх километрах. Вечернее солнце жёстко слепит глаза. За выпуклой серединой поля что-то заставило оглянуться. И надо бы идти дальше, но остановился и услышал будто: «А ты успел! Ну, тогда смотри, что Я могу!..»
Там, за спиной, где солнце своими лучами отбросило занавес, половину неба занимает тёмно-синяя туча ушедшего дождя. Под ней и на её фоне ярко выделяется стена хвойного леса, мелированного золотыми берёзами. От меня в обе стороны и к тому лесу простирается умытая и обласканная Небом жёлтая нива, справа – ослепительно-белая церковь, за ней – таинственная, торжествующая темнота. И над всем этим великолепием развернулась, опираясь на поле, огромная, сочная, многоцветная радуга-дуга – это сказка! Вновь иду к станции, но останавливаюсь, хочу запомнить. Надо идти, и вновь оглядываюсь – не забыть, не забыть... «Мне так свезло!»
Скоро сниму с себя всё, сброшу сапоги, постою босой на траве, умоюсь, соберу ружьё и налегке пойду на станцию. Холостая была охота? Нет! Слышал гусей, видел огнёвку, видел радугу, вспоминал детство, а главное – могу дышать!
05-10.04.2011