Крутой поворот

Галина Романовская
Я заметила, что человек с необычной репутацией редко обладает яркой, оригинальной внешностью. Павел Игнатьевич относился именно к таким личностям: среднего роста, с обычным незапоминающимся лицом, с заметной лысиной. И только глаза – очень светлые, живые, проницательные были красивы  и говорили о незаурядности   его натуры.
- Павел Игнатьевич, это дочь моей покойной сестры, Ольга, - представила меня моя тётушка. Я решительно протянула руку, и Павел Игнатьевич крепко её пожал.
- Весьма рад, - улыбаясь,  проговорил он, и сразу же  пустился в комплименты: – Много слышал о вас лестного. Надеюсь, мы найдём общий язык.
- Мне очень приятно познакомиться с вами, - промямлила я.
Лёгкая, чуть насмешливая улыбка, скользнула по его губам:
- Что ж, пойдёмте побеседуем, - он взял меня за локоть и, не обращая внимания на тётушку,  повёл вглубь парка, туда, где на зелёной лужайке под разноцветными тентами стояли столики, накрытые белыми скатертями.
Мы сели за крайний столик. Народу было немного, хотя почти все столики были заняты разновозрастными парочками.  У всех был такой вид, что они вырвались, наконец, на волю, и наслаждаются неожиданно свалившимся на них счастьем. Слышался смех и возгласы, которые, впрочем, нисколько не заглушали щебетание  птиц.
Мы заказали лёгкий ланч, и Павел Игнатьевич сразу же заговорил. Его приятный голос звучал уверенно, глаза, направленные на меня смотрели тепло и требовательно одновременно.
Разговор был банальный, но почему-то тогда он произвёл на меня сильное впечатление. Я, как зачарованная, не сводила глаз с моего нового знакомого, впитывая каждое слово как настоящее откровение.
- Я давно просил вашу тётушку Марию Леонидовну познакомить меня с вами. Ваши публикации в журнале «Молодость мира» произвели на меня сильное впечатление.
Я не нашлась, что ответить. Ничего особенного в моих статьях не было, обычные заметки начинающего писаки, случайно пробравшегося в престижный журнал. Поэтому похвала Павла Игнатьевича меня смутила, но одновременно и обрадовала. Ведь, как и все пишущие, я втайне надеялась, что обладаю большим талантом.
Похвалив меня, Павел Игнатьевич стал рассказывать о себе, о своей интересной жизни, о чём я уже была наслышана от своей тётушки. И надо признаться, мало, кто может похвастать такой биографией: юрист по образованию, он работал в российском посольстве в Бельгии и вТурции, потом перебрался в ООН, потом начал писать романы и стал лауреатом какой-то там премии по литературе. Теперь он преуспел в бизнесе. Живёт, в основном,  в Германии.
Было  непонятно  только,  для чего  ему понадобилось наше знакомство?
 Когда тётушка объявила, что хочет меня познакомить с одним выдающимся человеком, я не без удивления спросила, зачем мне и ему это знакомство, на что тётушка, тонко улыбнувшись, загадочно ответила:
- Для этого есть причины. Но Павел Игнатьевич скажет тебе сам.
Однако, очарованная, я не посмела спросить его об этом. Наша встреча продолжалась более часа. Затем Павел Игнатьевич, взглянул на часы:
- Мне пора, дорогая Оленька,  – сказал он.  – Мы ещё встретимся и не раз. Вот моя визитка. Звони мне, если возникнут проблемы. Всегда рад помочь. Но если ты позвонишь просто поболтать, я буду счастлив.
Говоря это, он поднялся из-за стола.  Я поспешно вскочила следом.
- Тебя отвезти домой? – рассеянно спросил он.
- Нет, спасибо, - поспешно отказалась я. – Вы же знаете: мне тут пять минут ходьбы.

Пока я неторопливо брела домой, из головы не выходила мысль о том, что хотел от меня этот странный человек. Ничего хорошего я не ожидала. Раз я ему понадобилась, значит, он хочет меня как-то использовать. Воображение рисовало неясные, но страшные картины.  «Нет, - сказала я себе, - никаких встреч больше не будет, пока он не откроет все свои карты».
Я вернулась домой взволнованная и растревоженная. Тётушка выбежала мне навстречу из своей комнаты, не менее взволнованная, чем я:
- Ну, что, Олечка? О чём  вы договорились?
- Мы ни о чём не договаривались, - ответила я с некоторым раздражением, - просто поговорили. Вернее, говорил он, а я слушала.
- И что он сказал?
- Рассказал о себе, дал свою визитку, обещал звонить.
- И всё?
- И всё.
- Странно… - после некоторой паузы произнесла тётушка.
- А что он должен был сказать? Зачем вообще ему понадобилось наше свидание? Тётя, ты должна мне рассказать всё, что ты знаешь об этом человека. Я его боюсь…
- Боишься? Что за глупость! Почему?
- Не знаю. Может, потому, что и ты, и он что-то недоговариваете.
- Я думала он сам тебе скажет… В общем, это первый муж твоей покойной мамы, Царствие ей Небесное.
Ответ тёти меня озадачил.
- До папы у мамы был муж? Родители никогда об этом не говорили. И ты - тоже.
А почему они расстались? – допытывалась я.
- Да разве вас, молодых, поймёшь? Характерами не сошлись. Они были совсем юными. Студенты. Видно, ещё не созрели до семейных отношений.
- Но постой! – внезапно меня осенила вспыхнувшая  мысль, - может, он думает, что я его дочь?
- Что за глупость! Твоя мама вышла замуж за твоего отца лет через пять после развода. А ты появилась на свет ещё года через два. Так что он никак не может считать тебя  своей дочкой.
- Ну, тогда не знаю, что и подумать.
- Всё тут ясно: он любил твою маму. Вернувшись в Россию, узнал, что она погибла, и ему захотелось познакомиться с её дочерью.
Объяснение тётушки показалось мне убедительным. Мы ведь все чужие поступки примеряем на себя, и мне показалось, что я, наверное, поступила бы точно так же.

Прошло недели три. Я думать забыла о Павле Игнатьевиче, как вдруг в пятницу вечером он позвонил:
- Олечка, ты завтра часов в шесть свободна? – спросил он таким тоном, как будто у него и в мыслях не было, что я могу быть занята.
- Да… - неуверенно пробормотала я. Я заметила, что в разговоре с ним всегда чувствовала себя какой-то зажатой.
- Отлично. У меня к тебе большая просьба. Я завтра встречаюсь с одним интересным человеком. Он будет с дамой. Не могла бы ты составить мне компанию.
- Хорошо… - неожиданно для себя согласилась я. Положив трубку, я пожалела, что согласилась. Но тётушка, узнав о приглашении Павла Игнатьевича, одобрила моё решение:
- Сходи обязательно. Ты - журналистка, и должна иметь знакомства в любом обществе. Это поможет тебе раскрутиться.
Тётушка меня убедила.


Павел Игнатьевич заехал за мною, как и договаривались, ровно в шесть. Тётушка приветливо его встретила, проводила в гостиную, пока я завершала  свой туалет.
Когда я, готовая к выходу, появилась в гостиной, Павел Игнатьевич бодро вскочил с кресла, с лёгкой улыбкой приблизился ко мне, поцеловал, едва коснувшись губами моей щеки:
  - Оленька, ты очаровательна!
- Ты не находишь, Павел, что она очень похожа на свою мать? – вставила тётушка свои три копейки.
Павел Игнатьевич метнул на неё мгновенный взгляд:
- Да…  похожа…  Вы рассказали Оле, что я любил её мать?  Тем лучше.
Я в прошлый раз как-то не решился, Оленька, сказать тебе это,  - улыбнулся он, обращаясь ко мне. – Наверное, ты удивилась, услышав такое?
- Я благодарна тёте. Больше всего ненавижу всякие недомолвки и двусмысленности.
- Вот и прекрасно! И обещаю тебе впредь быть с тобой предельно откровенным.
Но он не сдержал своего обещания.

Едва мы подошли к столику, где уже сидел друг Павла Игнатьевича, Родион, со своей спутницей, как я сразу же узнала её. Это ненавистное мне лицо, наглое, ни в чём не раскаявшееся, ни о чём не сожалевшее.  Теперь она выглядела, конечно, иначе - любезная, милая. Но для меня она навсегда осталась мерзкой бессердечной тварью. Что поделать, мы всегда носим своё прошлое с собой.
Павел Игнатьевич представил меня парочке. Родион вежливо встал, церемонно поклонился,  его девушка, мило улыбаясь, протянула руку. Когда моя рука коснулась её ладони, я вздрогнула, как будто прикоснулась к отвратительному насекомому.
Такая реакция не осталась незамеченной: мужчины посмотрели на меня с великим удивлением, а Карина (так звали девушку) опустила глаза и больше не взглянула на меня ни разу.
В общем, могу сказать, что вечер не удался. Павел Игнатьевич и Родион старались разрядить атмосферу, шутили, рассказывали разные интересные истории,  тщетно: мы обе сидели напряжённые и враждебные. Я заметила, что это почему-то расстроило Павла Игнатьевича, хотя он старался не подавать виду.
Позже, в такси, когда он отвозил меня домой, он осторожно спросил:
- Тебе не понравилась Карина?
- Не понравилась, - буркнула я, пряча глаза.
- Можно узнать, почему?
- Это она сидела за рулём машины, врезавшейся в родительскую «волгу».
- Что?! – громко воскликнул Павел Игнатьевич. Таксист с интересом взглянул на нас в зеркальце. – Она? Ты не ошиблась?
- Нет, ни я, ни она не ошиблись.
Мой спутник сразу замолчал, погрузившись в какие-то думы. Мы попрощались у подъезда, (он отказался подняться со мною в квартиру), и было ясно, что моё признание просто сразило его.
Тётушка встретила меня, с трудом скрывая любопытство:
- Ну как? Было весело, интересно?
- Да, - неохотно откликнулась я.
 Тётушка сразу же от меня отстала. Её чуткость меня всегда восхищала. Она никогда не приставала ко мне с вопросами, когда видела, что я не расположена разговаривать. Мне не хотелось рассказывать тёте о встрече в ресторане, растравлять незажившую рану.
Мои родители погибли почти четыре года назад, но время не залечило ужасное непоправимое горе. А состоявшийся суд, где виновными в автомобильной катастрофе признали моих погибших родителей, этот фарс, в котором нам с тётей пришлось принять участие, и в котором не было и намёка на законность,  был оскорблением памяти погибших и торжеством преступницы.

Спустя  несколько дней после свидания в ресторане, я возвращалась от приятельницы домой. Шёл дождь, и я пряталась за широкий зонтик, который сильный порывистый ветер старался вырвать из моих рук. С трудом закрыв зонтик, который, к сожалению, не мог помочь, я увидела, что прямо на меня мчится автомобиль.  Не знаю, откуда только у меня взялась такая мгновенная реакция, но я отпрыгнула в сторону, и машина промчалась мимо, окатив меня холодной струёй грязной воды. Но всё-таки я успела увидеть промелькнувшее лицо женщины за рулём.
К счастью, тётушки дома не было - шанс для меня в тишине обдумать, что всё это может значить. Наверное, мне всё-таки показалось, что за рулём была Карина, и что она намеренно пыталась сбить меня.  Нет, это невозможно, потому, что она не могла знать, что я пойду по этой дороге. А главное – зачем ей было убивать меня, если она, конечно, не маньячка?
Но я так и не пришла ни к какому выводу. И тут мне вдруг захотелось поговорить с ней начистоту, потому что, когда тебе угрожает опасность, лучше пойти ей навстречу. Я разыскала копию оправдательного приговора суда в отношении Карины, где был обозначен её адрес и, конечно, фамилия, через справочную узнала номер телефона. И сразу же, чтобы потом не маяться нерешительностью,  набрала этот номер.
Я не успела собраться с мыслями, придумать первую фразу, как Карина ответила:
- Алло, я вас слушаю
У меня неприятно ёкнуло сердце, и я с трудом выдавила из себя:
- Карина, это я, Ольга…
- Не узнаю, кто?
-  Ольга…
Повисла пауза. Потом Карина сухо произнесла:
- Да. Я слушаю…
- Нам нужно поговорить…
- Поговорить? О чём? Ну, говорите…
- Не по телефону. Давай встретимся.
- Не собираюсь я с вами встречаться.
- Откровенно говоря, мне тоже не хотелось бы. Но иногда приходится…
- Да что вам от меня нужно?
- Это нужно нам обеим. Называй место, я приеду, куда скажешь.
Она молчала. Я её не торопила. Терпеливо ждала.
- Я не знаю…, - начала она нерешительно.
- Давай на Николаевском вокзале. У справочного бюро.
- Почему на вокзале? Странно…
- Там никому ни до кого нет дела. Нам никто не помешает.
- Ладно, - согласилась она. – Во сколько?
Мы условились о месте и времени, но когда я положила трубку, у меня не было уверенности, что Карина придёт.

Я подъехала к вокзалу в назначенное время и обомлела: всюду хаотично двигались люди. Нет, я, конечно, понимала, что вокзал будет заполнен, но не  настолько же. Впрочем, внутри было свободнее, и я даже приметила несколько свободных пластмассовых кресел. У справочного окошка стояло несколько человек. Карины не было. Чтобы не мешать снующим взад-вперёд людям я встала в маленькой нише, откуда мне было хорошо видно и место нашего свидания, и балюстраду второго этажа, где также скопились люди. Шло время, а Карина не появлялась. Я взглянула на часы: она опаздывала уже почти на полчаса. Жду её минут пятнадцать, и потом ухожу, - решила я.

Я уже собралась уходить, как вдруг увидела её на балюстраде. В джинсах и лёгкой светлой кофточке она стояла, опершись рукой о перила, и высматривала меня. Конечно, меня, кого же ещё?
Я помахала рукой, чтобы привлечь её внимание. Некоторое время мы издалека смотрели друг на друга, потом она поманила меня к себе. Я не стала упрямиться. Я и так очень устала.  Мне казалось, что уже ничего не смогу ей сказать.  И вообще непонятно, зачем я всё это затеяла.
Внезапно  толпа подалась влево. Люди побежали к выходу, точно спасаясь от внезапно возникшей опасности.
Пробираясь через потоки людей по  второму этажу, я на какое-то время потеряла Карину из виду. Я крутила головой направо и налево, но её словно смыло волной.
- Ольга, я здесь! – послышался сквозь шум толпы её голос.  Справа от меня над головами людей взметнулась её рука.  – Я иду к тебе!
Её рука то приближалась, то отдалялась, повинуясь движению людского потока. Я, уцепившись одной рукой за перила балюстрады, другую изо всех сил тянула к ней. И вот каким-то немыслимым способом наши руки соединились, и я выдернула её из толпы.
- Там бандиты кого-то взяли в заложники, - задыхаясь проговорила Карина. – Бежим отсюда!
Рука об руку мы побежали вперёд по лестнице вместе с толпой, и вдогонку нам слышались вопли женщин и выстрелы.
Когда мы выскочили на привокзальную площадь, там творилось что-то невообразимое:  мечущаяся толпа, сирены  полицейских машин, крики  и плач.
Мы бежали, не останавливаясь до тех пор, пока не вырвались из этого кипящего котла. 
В конце улицы под рассеянным светом уличных фонарей мы остановились, взволнованно глядя друг на друга, и я увидела, что Карина ужасно напугана.
- Ты поняла, что там произошло? – спросила я, еле переводя дыхание.
- По-моему, какой-то псих перехватил свою жену с любовником. А может, захват заложников.
- Это произошло близко от тебя?
- Довольно близко. В общем, нам повезло. Куда же мы теперь? – нерешительно спросила она.
И только теперь я вспоминаю, для чего пригласила Карину на это свидание. Беспомощно оглядываюсь вокруг, не знаю, что сказать.
- Смотри, - говорит Карина. – Вон кафешка на углу. Пошли, посидим там, отдышимся.
В маленьком помещении кафе все посетители столпились у экрана телевизора. Мы устроились за столиком подальше, потому что ни мне, ни ей не хотелось продолжения нашего приключения.
Мы заказали двойной кофе и по рюмочке ликёра, и впервые взглянули друг на друга чисто женским оценивающим взглядом. У Карины тёмные волосы и светлые глаза. Почти такие же светлые, как у меня. Она красива. И в ней нет ничего демонического, какими, обычно, представляются женщины-злодейки.
Мы молчим, потому что я никак не могла подобрать нужные слова,  а она,  вероятно, и не без основания, считала, что начать наш разговор должна я.
Потягиваем кофе. На какое-то время необходимость общения исчезает.
- Знаешь, - вдруг заговорила Карина, - я рада, что мы сможем с тобой поговорить. Все эти годы меня мучает и не отпускает чувство вины, хотя, клянусь, и твои родители ехали с большой скоростью.
 А после того, как мы встретились в ресторане, я вообще потеряла покой. Не поверишь, но вчера вечером я чуть не сбила какую-то девушку. Теперь месяц, как минимум, не буду ездить на машине. 
Я была ошеломлена. Одной фразой она расставила все точки над i. Но почему она была так враждебна на суде? Даже не подошла ко мне, не выразила соболезнования.
И я, глядя ей в глаза, спрашиваю  её об этом.
- Да потому, что я всю жизнь ненавидела тебя! – воскликнула она, и в её глазах мелькнули слёзы.
- Ты – меня?! Но мы не были даже знакомы!
- Это ты со мной не знакома, а я с тобой очень даже знакома!
- Как я должна тебя понять?
- Очень просто. Я ужасно ревновала к тебе отца. Мне казалось, что он любит тебя больше, чем меня. А твою мать больше, чем мою.
- О ком ты говоришь? Я ничего не понимаю.
- О нашем с тобою отце, о Павле Игнатьевиче.
- Павел Игнатьевич твой отец?!  Ну и день сегодня выдался. Сплошь одни сюрпризы!  - Я с облегчением рассмеялась. - Глупая! Павел Игнатьевич мне не отец. Да, он был когда-то женат на моей матери, но они давным давно разошлись.
- И что, что разошлись?
- Но я родилась через семь лет после развода!
- Ну, это уж совсем смешной довод…
- Да у тебя просто паранойя!
- Ах, паранойя? А это что? –  Карина дрожащими руками раскрыла сумочку и достала  конверт с торчащими оттуда фотографиями. – Вот! – и она кинула конверт  на стол.
Я вынула фотографии и с изумлением увидела свои детские и подростковые фото. На оборотной стороне каждой фотографии маминой рукой было написано: «Здесь Олечке 6 месяцев», «Здесь 5лет», «здесь 10».
Не зная, как отреагировать на всё это, я растерянно молчу, потом бормочу :
- Этого не может быть. Мой папа умер… Он меня очень любил…
- Вот видишь, тебя любили аж два папы, а меня ни один не любил – зло резюмировала Карина. 
- Карина, здесь какая-то ошибка. Понимаешь, этого просто не может быть.  Уж моя-то тётушка точно знала бы об этом. Послушай, давай сейчас же съездим к Павлу Игнатьевичу, и потребуем, чтобы он рассказал нам всё.
- То есть как это «съездим»? Ты хочешь сказать, что случайно пригласила меня на этот вокзал, куда сегодня приезжает отец?
Это было слишком:
- Клянусь…, - виновато говорю  я. И тут же замолкаю, потому что больше не было сил участвовать в этом мистическом спектакле.
И тут у Карины  засигналил  мобильник. Она поспешно вытащила телефон из сумочки, лицо осветила счастливая  улыбка:
- Папа!- радостно закричала она в трубку, - ты приехал? Ты где? Мы с Ольгой тебя встречаем… Да-да, именно с Ольгой, не удивляйся…Нам пришлось убежать из вокзала, там была какая-то перестрелка… А сейчас там успокоилось? Ты можешь выйти на улицу? Здорово! Мы ждём тебя в кафешке , той, что на углу улицы Свободы! И твоя мечта, папочка,  соединить своих, дочерей, наконец, осуществится!  Откуда я это знаю?  - весело хохочет Карина. - Догадаться нетрудно! Особенно, когда первая попытка в ресторане закончилась неудачей. Ждём тебя! Целуем!
Я смотрю на Карину. Не знаю, что выражает моё лицо. Но мой растерзанный вид её веселит. Она звонко смеётся, вскакивает со стула, подбегает ко мне, чмокает в щёку:
- Ну, здравствуй,  сестрёнка…