Конец июня. Жара. Сессия. Женька чувствовала себя совершенно разбитой, поэтому уже минут двадцать стояла под душем, пытаясь собраться с мыслями. Но холодная вода не слишком-то помогала, сердце стучало так, словно она только что пробежала кросс. В глазах темнело, закладывало уши, а при мысли о еде к горлу подступал ком.
«Пора в институт», - подумала Женька, выбралась из душа и, накинув халат, медленно побрела на кухню.
После первого же глотка чая невыносимо засосало под ложечкой, тошнота резко подступила к горлу. Желудочный спазм поднимался по пищеводу, во рту стало кисло. Девушка молнией рванула к туалету и через мгновение уже стояла на коленях перед унитазом. Ее рвало желчью.
***
В аудитории жарко и душно. Солнечные лучи, беспрепятственно проникая сквозь пыльные окна, слепили глаза.
«Последний экзамен», - твердила себе Женька, - «последний… ну, давай же… ну, соберись… ты же можешь!»
- Ваша очередь отвечать, Иванова, – обычно негромкий голос профессора Цайтмана с характерным акцентом прозвучал в ее голове неистовым колокольным звоном. Пульс опять зашкаливал, несмотря на то, что волноваться ей было не о чем.
«Давай же, ну!» - мысленно подбодрила себя Женя и пошла отвечать. Внезапно воздух в аудитории приобрел необъяснимую вязкость. Им стало невозможно дышать, и тут же перед глазами поплыли желтые круги, сливаясь друг с другом и вытесняя собой все. Аудитория перед ней покачнулась, проваливаясь в темноту…
- Евгения Сергеевна… Евгения. Что с вами? Очнитесь, - до ее сознания донесся перепуганный голос Арнольда Борисовича.
Открыв глаза, Женька увидела, что лежит на полу, вокруг нее плотным кольцом стояли перепуганные однокурсники.
- Надо срочно вызвать врача! – услышала девушка взволнованный голос Лены.
- Не надо врача! - запротестовала Женька, поднимаясь с пола, - со мной уже все в порядке. Наверное, это из-за нервов, - сказала она, отряхивая юбку, - Я могу отвечать, профессор.
- Вы уверены? – филолог покачал головой.
- Да.
Женька, действительно, вдруг почувствовала прилив сил…
***
- Мне, пожалуйста, тест для определения беременности, - еле слышно произнесла девушка.
- Может, вам еще витаминчики нужны? Вы такая бледненькая… – не замедлила проявить назойливую заботу аптекарша.
- Нет, спасибо.
- Ну, как знаете. А фолиевая кислота вам сейчас очень пригодилась бы.
- Я не… - начала было Женька, но продавщица уже не слушала.
- С вас тридцать восемь семьдесят.
Девушка расплатилась, взяла тест, быстро спрятала в сумочку и пулей вылетела из аптеки. «Как хорошо, что мама вернется только через неделю», - думала она по дороге домой, - «ей незачем об этом знать, пока я не определюсь».
***
На следующий день Женя проснулась, когда стрелка часов приближалась к двенадцати. Тошнота не прошла, поэтому первым делом схватив коробочку с тестом, девушка отправилась в ванную.
- Опустить полоску до определенного уровня в баночку с утренней мочой, – руки дрожали, пока она читала инструкцию на упаковке. - Пять секунд подержать. Результат будет готов через пять минут.
И действительно, ждать пришлось недолго. Уже через несколько секунд она лицезрела две аккуратные ровненькие розовые полоски. «Нет! Этого не может быть!» Сердце застучало в висках, внутри все оборвалось. Девушка опустилась на краешек ванны и заскулила. Дикий приступ щемящей жалости к себе душил ее, хрупкая стройная женькина фигурка сотрясалась от рыданий, слезы ручьями потекли по щекам и подбородку, закапали ей на одежду, на руки, несколько слезинок попало на тест. Но даже от избытка соленой влаги вторая полоска не побледнела и не пропала.
Что теперь будет? Ее жизнь! Ее учеба! Ее будущая карьера: все рухнуло в одночасье.
- Мне не нужен этот ребенок, - мелькнуло в голове, и слезы высохли сами собой. - Мне не нужен этот ребенок, - твердила Женька. - Мне он не нужен.
***
В узеньких коридорчиках консультации теснились женщины. В основном молодые и… в основном беременные. Женька смотрела на их округлившиеся животы и возмущенно думала: «Дуры!» Но в тоже время волны необъяснимой нежности наполняли ее сердце безмятежным теплом. И от этого хотелось и плакать, и смеяться одновременно.
- Н.А. Поляница, - прочла девушка на двери кабинета и заняла очередь.
Визит к врачу превзошел все самые страшные опасения. Участковый гинеколог оказалась под стать своей воинственной фамилии: не женщиной, нет – настоящей боевой лошадью: резкой, грубой и бесцеремонной.
- Ну что ты там жмешься? Как с мужиками трахаться, так всегда готова, а как перед врачом ноги раздвинуть – сама невинность?
- Мне больно, - пыталась оправдаться Женька, но Поляница не слушала ее.
- Значит, аборт делать будем?
- Да.
- Хорошо. Вставай, одевайся. Мазок я у тебя взяла, результат будет через неделю. За это время сдашь остальные анализы, Галина Александровна тебе напишет, какие. За направлением ко мне придешь, когда анализы будут готовы (так… сегодня тридцатое) скажем, седьмого июля, – и тут же крикнула, - следующий!
***
Уютная обстановка кафе, приглушенная музыка. Задумчиво ковыряясь ложкой в мороженом, густо политым вишневым сиропом, Женька наблюдала за пробегавшими мимо окон людьми и грустящими в пробке машинами и настолько ушла в себя, что, услышав за спиной звонкий детский голосок, вздрогнула.
- А мы с мамой пьишли есть маложеное, - радостно сообщил девушке кудрявый малыш лет трех от роду, сидящий за соседним столиком.
- Вы молодцы, - рассеяно ответила девушка и отвернулась, чтобы не продолжать «беседу».
- А я скойо поеду в дейевню, - ребенок оказался на редкость общительным, его пронзительный писк не смолкал ни на минуту, - там моя бабушка. У бабушки кошка Пуська. Она севая. У нее котята.
«Да где же его мать!» - думала Женька, - «Ой, да когда же он заткнется?»
- А у меня скойо будет систйонка. А у тебя, – тут он замолчал, слез со стула, подошел к Женьке и, глядя ей в глаза, по-взрослому, серьезно добавил, - а у тебя никого не будет. Никогда.
Женька вскочила, как ошпаренная. Последняя фраза этого мальчика… Мальчика? Но он… Ей вдруг почудилось, что этот малыш даже не был человеком! Перед ней стояло маленькое злобное существо, глаза которого горели странным, леденящим душу огнем. Забыв про мороженное, девушка молнией вылетела из кафе. «Домой… Домой! Скорей домой!» - стучало в висках, и ей казалось, что странный малыш следит за каждым ее шагом, за каждым вдохом, следит за нею.
Лишь подходя к дому, она немного успокоилась и сбавила шаг.
На детской площадке две маленькие девочки в цветастых платьицах возились в песочнице. Их молодые родительницы оживленно общались, прячась от солнца в ажурной тени деревьев. Одна из малышек подбежала к маме, сидящей на скамейке, и обняла ее, доверчиво прильнув к ней всем своим хрупким тельцем. И от этого у Женьки на глаза навернулись слезы.
«Я становлюсь ужасно сентиментальной», – мелькнуло у нее в голове.
***
Позвонить маме? Женя и без звонка прекрасно знала, что скажет та. Услышав о беременности дочери, мама повторит то, что внушала ей с детства:
- Женя, милая, запомни: в нашей семье никогда не было и не будет мужчин! Твоя бабушка, вот вырастила меня без мужа. И ничего. Я ращу тебя. И счастлива, что никогда не была замужем. И тебе тоже муж не нужен. А вот ребеночек, - здесь мама всегда улыбалась и уточняла, - маленькая доченька: это святое.
Подобная политика матери привела к тому, что Женька никогда и не стремилась к продолжительным отношениям. Немногочисленные увлечения ее всегда носили кратковременный характер, в среднем месяц-полтора. «Ты не от мира сего, дочка», - успокаивала ее мать, когда очередной кавалер растворялся в городской толчее, - «видимо, время твое еще не пришло».
С отцом будущего ребенка Женя встречалась целых полгода, хотя и не испытывала к нему особых чувств. Может, это и к лучшему, потому, что Виктор был образцовым семьянином и отцом троих детей, к тому же они расстались пару недель назад.
- Попросить у него денег на аборт? – размышляла Женька. - Нет. Ему о моей беременности знать незачем.
***
Низкое серое небо. Высокие колосья, слегка покачивались на ветру, создавая иллюзию морской стихии.
- Пшеница, наверное, - решила Женя.
Надо идти… Ноги не слушаются, словно ватные. Подгибаются колени. Женька пытается бежать, но не может двинуться с места. Она кричит, но не слышит своего голоса. Одна. Одна посреди бесконечного поля. Вокруг ни души. Только ворон – мрачно кружит над нею, медленно опускаясь все ниже и ниже. «Доколе ворону кружить, доколе матери тужить», - вспомнилось ей, и от этой мысли стало как-то не по себе. Холодок пробежал по затылку. «Холодно… как же здесь холодно!» - шептала она в ладони, прижимая их к губам в надежде согреться, - «Как страшно».
Она проснулась: сердце бешено колотилось, судорожное дыхание было прерывистым. «Какая духота! Наверное, я залезла под одеяло с головой, когда замерзала во сне… Уф, вся взмокла. Жарко».
За окном ветер тихо шумел листвой. Откинув одеяло, Женька горячо зашептала в темноту:
- Это всего лишь сон. Сон. Сон…
***
Город, затихший за ночь, постепенно оживал в предчувствии нового дня. Редкие машины неспешным шуршанием шин нарушали гармоничную тишину предрассветных часов. Вскоре к ним присоединился скрежет трамваев – верный признак наступления утра. Наконец, неумолкаемый гомон птиц под окном озвучил своим радостным многоголосьем восход солнца.
После пережитого кошмара девушке не спалось: она лежала, уставившись в потолок, и не могла решить, что же ей делать. Аборт пугал не меньше, чем возможное материнство. Она бесконечно прокручивала в голове различные варианты, плюсы и минусы, опасения и доводы. И чем дольше думала, тем сложнее казался ей выбор между жизнью и смертью.
- Ленка! – пронеслось у нее в голове: Женька схватилась за сотовый - вот, кто поможет мне!
«Пошлю его-о на-а небо за звездочкой», - раздалось вместо гудка, а спустя некоторое (весьма продолжительное) время из трубки донеслось сонное мычание.
- Ой, ты спишь? – смутилась Женя.
- Угу.
- Ну, тогда я позже перезвоню.
- Позже она перезвонит, - заворчала Ленка, - разбудила ведь! Да ты совсем офанарела, подруга! Еще девяти нет!
Женька всхлипнула.
- Жень, ты чего? - голос Лены тут же стал мягче - Что-то случилось?
В ответ – тишина.
- Же-ня! – отсутствие ответа окончательно пробудило Лену. - Ответь, что стряслось?
- Лен, я… – Женька запнулась. - Я беременна.
- Че - го? – нараспев переспросила Ленка.
- Бе-ре-мен-на. – произнесла по слогам Женя.
- Лии-сец, - многозначительно протянула Ленка. – Э-э-э, от Виктора?
- Увы.
- Твою-то мать! Ну, он хоть в курсе?
- Нет. Мы с ним расстались.
- Ну, ты мать, даешь! И молчит, главное. Давно?
- Что давно?
- Давно, говорю, расстались?
- Да, перед сессией еще.
- Лисец… и что теперь?
- Ничего.
- Как!? А ребенок?
- Не знаю, пока не решила, скорей всего аборт сделаю.
- А что, у тебя есть выбор?
- Выбор есть всегда.
- Хм.
- Ох, Лен, у меня два варианта. Всего два! А я… - Женя всхлипнула, - я не знаю, что мне делать! Правда, не знаю.
- Ну, дорогая, я в таких делах не советчик.
- Может, ты мне погадаешь?
- Ты что? Беременным гадать нельзя, - отрезала Ленка. – Примета плохая.
- Жаль, - вздохнула Женя: Ленка всегда считалась экспертом в области тайных знаний, особенно, когда дело касалось гадания на картах. К ней постоянно обращались за советом и помощью однокурсницы. Правда, Женька в их число никогда не входила – не верила, невзирая на то, что ленкины предсказания частенько сбывались.
- Ты, подруга, вот что – обратись к бабке. Они в подобных делах толк знают.
***
Пещера. Влажные отвесные своды затянуты темно-зеленым мхом. Невдалеке шумит горная река. Женька уверена, что она горная. Посреди пещеры небольшой костер, вокруг него сидят три женщины. Одна из них что-то прядет, другая расчесывает длинные темные волосы, третья же перелистывает толстую книгу в кожаном переплете.
До чего же они страшны! Без содрогания невозможно взглянуть на их иссохшие, морщинистые лица… Та что расчесывается, поворачивает голову и смотрит на Женьку своим единственным белесым глазом. Но ей не страшно: что-то знакомое, нет, даже не знакомое, а родное чувствует девушка в этом взгляде. Ей становится вдруг безмятежно спокойно, мягкие волны умиротворения начинают разливаться по телу.
- Вы мойры? – спрашивает она.
- Да, дитя мое, - отвечает ей старуха… Нет! Не старуха вовсе, а красивая молодая женщина.
- Да, дочка, - вторят ее сестры, не прерывая от своей работы.
- Но легенды описывают вас как трех старух, у которых на троих один глаз.
- Ты права, дочка, но даже мойры иногда меняют свой облик, - улыбнулась молодая женщина. – Тебе ведь тоже надо что-то изменить в своей жизни. Верно? Хоть ты и не решаешься сделать выбор.
- Да, но как вы… - Женька недоговорила.
- Ты же сама сказала: мы – мойры, нам известно все, - засмеялась женщина. – От решения твоего зависит многое, девочка. Запомни это… запомни.
- Я запомню, - ответила Женька и проснулась.
***
Женя поднималась по лестнице, когда ее окликнула соседка – старушка лет семидесяти.
- Здравствуй, бабушка Клава, - Женька знала ее сколько себя помнила и всегда так звала.
- Здравствуй-здравствуй, доченька, - дребезжащим голосом ответила та. – Ты что-то совсем с лица спала, милая. Али случилось чего? – соседка внимательно посмотрела на Женю. Девушка хотела было свалить все на сессию, но вдруг, не то вспомнив совет подруги, не то утреннюю тошноту, неожиданно для себя расплакалась:
- Да… случилось. Плохо мне, бабушка. Не знаю: что дальше делать, к кому обратиться.
- Не плачь, дочка, не плачь. Негоже это. Лучше загляни ко мне вечерком: посидим, чайку попьем, тебе враз легче станет.
- Ой, спасибо, - вздохнула Женя, - не знаю, как со временем получится, но я постараюсь…
- Тут и стараться нечего, - возразила соседка. – Заходи, я жду.
***
Участливая старушка всегда была частью их жизни.
- Дашенька, - говорила она женькиной матери, - я старая, одинокая женщина – за дитем пригляжу, мне ж оно не сложно. А ты молода еще: нечего дома чахнуть, неправильно это… Сходила бы погулять, развеяться.
И Дарья Николаевна, хоть и чувствовала себя неловко, но принимала с радостью подобные предложения старушки. Тем более, что ей частенько приходилось уезжать в командировки.
- Ну не тащить же ребенка с собой, в конце-то концов! – размышляла женщина. – Вот видишь, Женя, - всякий раз говорила она дочери, - мир не без добрых людей. Клавдия Феофановна – святая женщина! Что бы мы делали без нее?
Бабушка Клава. Всегда спокойная, ухоженная, заботливая. Она, как никто другой, понимала Женьку: утешала ласковым словом; снимала жар, когда та болела, простым поглаживанием по голове; согревала ранимую детскую душу одним лишь взглядом. Даже с родной матерью девочка не чувствовала себя такой защищенной и безмятежно счастливой, как с нею.
Как любила она коротать долгие зимние вечера с бабушкой Клавой, сидя за круглым столом, покрытым идеально чистой накрахмаленной скатертью! А каким необычным, непередаваемым вкусом обладал чай, заваренный старушкой! «Чай с привкусом сказки», - говорила девочке соседка, а чаинки, словно вторя ее словам, кружились в загадочном вальсе, медленно оседая на дно старинной фарфоровой чашки…
Женя вновь сидела за тем же столом, предвкушая, что чаинки будут медленно опускаться на дно чашки, когда бабушка Клава нальет чай. В соседкиной квартире, точь-в-точь как в воспоминаниях детства, царил полумрак. Старинная лампа с зеленоватым абажуром по-прежнему наполняла комнату нежным, мягким светом.
- Надо же, ничего не изменилось, - вздохнула Женька.
- Ничего, доченька, ничего, - закивала головой старушка, поставив перед девушкой чашку с чаем. – Пей, дочка, пока не остыл, авось, и печали развеются.
- Чай с привкусом сказки? – спросила Женька.
- Все-то ты помнишь, девонька, - улыбнулась бабушка Клава, - именно с ним.
И действительно, после первого же глотка Женька почувствовала прилив сил, словно чья-то заботливая рука сняла с ее худеньких плеч накопленную усталость. Вместе с усталостью куда-то пропала тошнота, преследовавшая девушку последнюю неделю, а в душе воцарились мир и покой.
- Еще чайку, донечка? – спросила Клавдия Феофановна.
- Да, пожалуй, - согласилась Женя, но пить не стала. Словно завороженная, смотрела она на неторопливый танец чаинок. А они все кружили и кружили в нескончаемом вальсе, словно какая-то необъяснимая сила не давала им осесть. Они все еще продолжали кружиться, когда Женя заговорила, и слова полились непрерывным потоком. Она сама не ожидала, что сможет настолько откровенно, без утайки поведать кому-либо о своих сомнениях и переживаниях, тревожных снах и печалях. Соседка слушала ее внимательно, не перебивая, а Женьке почему-то показалось, что бабушке Клаве давно уже все известно. Может быть, даже больше, чем ей самой.
- Да ты совсем запуталась, доченька, - сказала старушка, едва девушка закончила свое повествование. – Но ничего, горе твое поправимо. Знаю я ведунью одну. Она помочь тебе сможет.
- Правда? – обрадовалась Женька. – А где она живет?
- В лесу она живет, дочка, - ответила старушка, - под Новгородом. Путь туда неблизкий, но овчинка выделки стоит.
- Ничего, бабушка Клава. Я доберусь! Только подскажи, как ехать туда.
- Ехать тебе надо в сторону Окуловки, – начала соседка. – Это с Московского вокзала, дочка. Дорога займет часа четыре. Как до Безликого полустанка доедешь – выходи, далее дорога твоя будет по лесной тропе. Сначала по гати – через трясину, затем по болоту до торфяного озера. Только не вздумай подле озера того останавливаться. Опасное там место. Топкое. Как озеро обогнешь, там уж будет совсем рукой подать.
- Но я очень плохо ориентируюсь в лесу, - вздохнула Женька.
- Не бойся, дочка, не потеряешься, - успокаивала ее Клавдия Феофановна. – Иди себе прямо, сердце подскажет, - соседка ласково посмотрела на девушку и, уклоняясь от темы, спросила. - Да что же ты, доченька, чаю-то не пьешь?
Женька улыбнулась, взяла чашку в руки, но будучи не в силах сделать хотя бы глоточек, поставила ее обратно на стол.
- Спасибо, бабушка, мне, правда, совсем не хочется больше.
- Ну, как знаешь, как знаешь милая, – ответила Клавдия Феофановна. – Так вот, там, за озером, стоит избушка. В ней живет бабушка Лида. Она-то и ответит на все твои вопросы и печаль твою развеет, – старушка посмотрела на часы. - Путь тебе предстоит долгий, дочка, а время позднее. Пора спать.
***
- Дай ручку, красавица – погадаю. Всю правду тебе скажу, яхонтовая, - услышала Женька звучный голос пожилой цыганки, охотящейся на зазевавшихся прохожих около вокзала. Машинально обернувшись, она посмотрела на цыганку.
- Ой! – вскрикнула та, словно от удара током, – обозналася я, – и исчезла в толпе, не дождавшись ответа.
***
Поезд тронулся: заскрипел, застучал, неспешно выбирая нужную колею среди многочисленных развилок и разветвлений. Вскоре вокзал остался позади, а за ним следом и здание депо, и разномастные вагоны товарных составов и электричек, грустящие на богом забытых запасных путях, и город с его заботами и проблемами. До последнего Женя сомневалась: ехать ли? И все ждала, ждала чего-то, что ее остановит, не пустит, спасет. Поезд набирал скорость, и плавное покачивание вагона незаметно усыпило ее тревоги. Под размеренный перестук колес закружили, замелькали в радужном вальсе, словно чаинки, радужные воспоминания детства. Она плавно переходила от одного образа к другому, пока, наконец, не добралась до истории собственного происхождения. Мама частенько любила рассказывать, как непросто появилась на свет Евгения. Роды начались внезапно, раньше времени, Дарья Николаевна не была готова к такому повороту событий – она гостила у подруги в деревне. Ах, чего стоило ей, со схватками, добраться до сельской больницы! Как она нервничала и переживала! И кто бы мог подумать, что в подобном месте может оказаться квалифицированный медик? Мама слышала множество рассказов про грубых, халатных акушерок, и очень переживала по этому поводу.
В больнице ее встретила фельдшер – немолодая уже женщина с белыми, как снег, волосами. Она не отходила от роженицы ни на шаг: успокаивала ее, утешала. Помогала и советом, и делом. Роды были тяжелые, девочка не спешила появиться на свет. Зато потом с ребенком не было никаких хлопот. Женя родилась тихой, спокойной…
- Я, доченька, - всегда говорила ей мать, - и плача-то твоего не слышала, когда ты родилась. Доктор – святая женщина, сказала, что после родов мне необходим отдых и сразу же унесла тебя, чтобы помыть и перепеленать. Я уснула, а утром она принесла мне тебя – маленький улыбающийся сверточек.
«Сверточек», - пронеслось в голове у Женьки. Засыпая, она мечтательно улыбнулась.
***
Жарко и душно. От тяжелого, дурманящего запаха молодого багульника и застоявшейся воды у Женьки кружилась голова. Перед глазами мелькали желто-зеленые пятна, то ли от того, что она с утра ничего еще не ела, то ли от того, что палящие лучи полуденного солнца слепили глаза, проникая сквозь густые мохнатые ветки сосен. Идти становилось тяжело: ноги то и дело проваливались в густой влажный мох. Лес обмельчал и поредел.
«Ничего», - успокаивала себя девушка, когда зыбкая болотная тропа заколыхалась под ее ногами, - «если дорожка есть, значит, здесь люди ходят. И я пройду. Я смогу, у меня все получится. Все когда-нибудь кончается, и болото кончится. Только бы хватило сил…»
Деревья, из низких и чахлых, постепенно стали опять высокими и раскидистыми. «Я прошла топь!» - обрадовалась девушка и в изнеможении упала на землю.
***
- Ой ты, девонька, - услышала девушка причитания и открыла глаза. Перед ней стояла пожилая женщина, - совсем уморилася! Да где ж то видано, чтоб в твоем-то положении по лесам, да в одиночку–то ходить?
Женька лишь слабо улыбнулась в ответ.
- Вставай, вставай, милая, - не унималась старушка, - вечереет уже. На сырой-то землице, глядишь, и застудиться недолго! Обоприся на меня, дочка.
Девушка попыталась встать, но волна слабости вновь захлестнула ее.
- Да ты, дочка, вконец обессилела, - вздохнула старушка. - На-ка ягодок покушай, полегчает, - седовласая незнакомка протянула Жене горсть спелой брусники. - Весь день собирала, в ней как раз самые силы!
- Спасибо, бабушка,- Женька взяла ягоды. - Брусника? Но ведь сейчас июнь!
- Кушай, дочка, кушай – тебе полезно, - ответила старуха, не обращая внимания на женькино восклицание.
Девушке и впрямь стало легче.
- Ты, видать, заплутала, милая?
- Да, - ответила Женька. - Но как вы догадались?
- Что тут гадать-то? В наших краях не часто горожан встретить модно, да к тому ж еще и в положении.
- А как вы…, - начала девушка, но старушка ее перебила.
- И приехала ты издалече сюда ко мне. И сомнения тебя терзают. И супротив природы идти удумала. Негоже это, милая. Дел нагородишь – не заметишь, а потом за всю жизнь не разгребешь. Ну да ладно, - старушка вздохнула. - Хватит, дочка, на земле-то сидеть. Пойдем домой. Поздно уж.
***
Дом бабушки Лиды находился на опушке, недалеко от лесного озера. Массивные, потемневшие от времени бревна, аккуратные белые занавески на окнах, русская печка, высокая пружинная кровать с периной, застеленная вышитым покрывалом, деревянная лавка возле добротного стола и прялка в углу - создавали в доме особую атмосферу.
Старушка напоила Женьку чаем со свежими булочками и уложила спать, ссылаясь на то, что де обе они устали и что де утро вечера мудренее.
В доме воцарилась тишина. Было слышно лишь, как грустно поскрипывает сверчок за печкой, да березы сонно перешептываются с ночным ветерком.
Женьке не спалось. Она долго вертелась, наконец, решила подышать перед сном лесным воздухом на крылечке. Выходя из дома, споткнулась впотьмах о порог, потеряла равновесие и кувыркнулась со ступенек на землю лицом вниз. Тут же резкая ноющая боль сковала ее члены. Девушка свернулась калачиком прямо на траве и схватилась руками за живот. Ей казалось, что все тело пульсирует в такт нарастающим спазмам.
Очнулась она оттого, что волны дурманящего нежного тепла растекались от живота по всему телу, охватывая его приятной истомой. Женька открыла глаза: за окном весело щебетали птицы, радуясь новому дню, она лежала в кровати, а на ее животе дремал, оглушительно мурча, серый пушистый кот.
Женька собралась было его погладить, но он тотчас убежал, сверкнув зелеными глазами.
***
- Смотри-ка, дочка, как тебя Пушок полюбил, - бабушка Лида накрывала на стол. – Всю-то ночку с тобой продремал.
- Да? – удивилась Женька. - А мне показалось, что я вовсе не спала, наверное, из-за ночного кошмара.
Старушка улыбнулась:
- Утомилася ты вчера, милая. Вот тебе и привиделось. Вставай, дочка, умойся, да давай чай пить.
- Бабушка Лида, - обратилась девушка, вдыхая аромат свежезаваренного чая с лесными травами, - простите мое любопытство, но вы здесь одна живете?
- Ну что ты, милая, - улыбнулась та, - да где ж то видано? Мир не без добрых людей, есть кому меня навестить: дровишек наколоть, да воды принести. А с хозяйством я и сама управляюсь.
Старушка отхлебнула чаю, посмотрела на Женьку изучающе и, вздохнув, продолжила:
- Раньше, дочка, нас три сестры было. Да вот ведь – одна я теперь осталася. Младшенькая моя лет двадцать назад как померла, в родах. А средняя… как в город подалась, так мы с ней и не видимся вовсе. Да что-то ты, девонька, к варенью совсем и не прикоснулась! - охнула старушка, сменив тему. - Ешь-ешь, не стесняйся! Давай-ка я тебе еще чаю-то налью.
***
Теплая, прозрачная, словно слеза, вода ласкала тело: Женька плыла, наслаждаясь чистотой и свежестью лесного озера. Где-то там, глубоко в воде виднелись очертания затопленных белокаменных строений. Она нырнула, чтобы рассмотреть их поближе и впервые не чувствовала дискомфорта, находясь под водой. Ей даже не требовалось задерживать дыхание: в подводном мире дышалось так же легко, как и на суше. Она опускалась все глубже и глубже, петляя по лабиринтам подводных улочек, рассматривая величественную архитектуру загадочного царства…
***
- Дочка, вставай! – услышала Женька сквозь сон голос бабушки Лиды. - День на дворе уж, а ты все спишь.
- Как день? – она вскочила, как ужаленная. - Мне такой сон снился, - мечтательно добавила она, поправляя рукой спутанные за ночь волосы.
- Какой?
- Я все плавала, плавала, плавала. Было так легко, так хорошо. Там, под водой прекрасный белый город, - Женя улыбнулась своему сновидению.
- Да ты, дочка, гляжу, с русалками хороводишь. Смотри: негоже с ними водиться, лучше книгу почитай.
- Какую?
- Да ту, что я на столе оставила.
Действительно, на столе лежала книга в старинном кожаном переплете. Нечто пугающее и в тоже время манящее было в ней. Женька соскочила с кровати и, забыв обо всем, подошла к столу, провела рукою по золотому тиснению обложки. Ей показалось (показалось ли?), что книга отреагировала на ее прикосновение – легкий ветерок пробежал по страницам, и они начали светиться чуть заметным голубоватым сиянием.
- Открой же ее, девонька, полистай, посмотри: здесь записаны имена всех людей, живущих на земле.
Страницы затрепетали сильнее, и тяжелый фолиант открылся где-то посередине. Осторожно, словно опасаясь, что от прикосновений он рассыплется в прах, прикоснулась Женя к желтоватым его листам, исписанным незнакомыми ей письменами. Или знакомыми? Она пригляделась внимательней и вскоре смогла различать имена отдельных людей. Перелистывая страницы, девушка обнаружила, что имена есть не везде: то здесь, то там пестрели строчки, в которых били лишь две даты. «Период жизни», - подумала Женька.
- А где же имена? – спросила она у бабушки Лиды.
- Имя, дочка, - ответила та, - это нить, тонкая, хрупкая нить, что соединяет тело человека с душою. Когда тело умирает – нить рвется, связь пропадает бесследно. Имя потому и сгорает: быстро так, словно бы падающая звезда: вспыхнет ярко-ярко, глядь, ан и нет его боле.
- Почему же тогда в начале нет страниц с датами?
- Когда на странице не остается имен – она уходит в Лету.
- А что означают пустые листы в конце книги?
- Это страницы будущих жизней, жизней у которых еще нет имен, - старуха подошла к девушке, - посмотри сюда, милая, она указала рукой на страницу, имена на которой только начинали проступать. - Видишь?
- Да! – воскликнула Женька. - Я поняла: это имена еще не родившихся!
- Твоя правда, дочка.
- А кто записывает имена в книгу?
- Они появляются в ней сами, когда родители дают имя будущему малышу.
- А если чистые листы закончатся, что тогда?
- Появятся новые.
- Как все это интересно! – воскликнула Женька. – Скажите, а откуда вы узнаете о человеческих судьбах? В книге ведь только имена.
- Коли посмотришь хорошенечко, - сказала старуха, - увидишь предначертанное судьбой.
- А где записано мое имя? – вдруг спросила она. - Я хочу посмотреть.
- Не ищи себя, девонька: бесполезно, - покачала головой бабушка Лида.
- Но почему? – спросила Женька и проснулась.
Скрипнула половица.
- Наверное, Пушок, - решила она и, вспомнив мягкое, уютное тепло, исходящее от кота позвала его. - Кис-кис-кис, Пушок, Пуша, кис-кис-кис.
Кот не отзывался. «Хм… странно, где же он? Может в сенях?» - она отправилась на поиски кота: осторожно, на носочках, чтобы не потревожить бабушку Лиду. Женька открыла дверь и, перешагнув через порог, оказалась не на крыльце, а в пещере, высокие темные своды которой заросли мхом. Огонь, горевший в центре пещеры, освещал ее, бросая на стены причудливые тени. «Прямо как в моем сне», - подумала Женя, испуганно озираясь по сторонам, - «Может, я что перепутала, не в ту дверь вошла? Хотя… что я могла перепутать? Здесь же не было другой двери!»
- Это ты, дочка? Молодец, что пришла, - услышала она голос старушки.
Женька оглянулась: рядом с ней стояла бабушка Лида.
- Я только хотела найти Пушка… - начала оправдываться девушка. – Я не знаю, как попала сюда. Это место…
- Что с ним?
- Я видела его... – Женька запнулась, - я видела его во сне.
- Это не удивительно, - ответила она, загадочно улыбаясь. – Ты приехала сюда, чтобы принять решение. Пришло твое время выбирать. Иди за мной, - речь бабушки Лиды изменилась, из нее бесследно исчез налет просторечных анахронизмов. В голос стал гулким, властным.
Они подошли к костру. Старушка достала из кармана пучок каких-то засушенных трав и бросила его в огонь. Пламя вспыхнуло и, начав затихать, сделалось мягче. Над костром начали проступать мутные, расплывчатые тени. Они сливались и густели, становясь более реальными, чем сама пещера.
- Смотри! – крикнула старуха и провела рукой над костром.
Мгла рассеялась, тени исчезли, и Женька увидела молодую женщину, корчащуюся от сильнейших схваток. Рядом с постелью роженицы стояла седовласая акушерка в белом халате… Ну точь-в-точь бабушка Лида.
- Это же… Это же моя мама! – воскликнула Женька и тут же полушепотом добавила: - И вы…
- Да, Женя, все верно. Смотри дальше.
Седовласая женщина унесла неподвижное синенькое тельце только что рожденного младенца, затем вернулась с маленьким, улыбающимся сверточком – с Женькой на руках и с улыбкой отдала девочку роженице.
- У мамы была двойня? Мой брат погиб в родах?
Старуха покачала головой.
- Я не понимаю… Моя мама… она не мать мне?
- Не мать. Твоя мать – моя сестра, умерла в родах.
На мгновение Женьке стало нечем дышать. К горлу подступил ком, глаза предательски заблестели.
- Все хорошо, - утешала ее бабушка Лида, - все хорошо, милая, не надо… не плачь. Смотри дальше.
Над костром появились новые тени. Когда они рассеялись, Женька увидела трех женщин. Одна из которых – бабушка Лида, сидела костра, тревожно всматриваясь в голубоватую дымку. Вторая, Клавдия Феофановна, молча пряла тонкую белую пряжу. Третья, незнакомая ей, расчесывала свои длинные, густые волосы, именно она двадцать лет назад подарила девушке жизнь, ценой собственной жизни.
- Мама, - прошептала Женя, протянув к ней руки. Женщина вздрогнула, оглянулась на голос. Женьке даже показалось, что мать услышала ее, но видение тут же рассеялось, девушка вновь оказалась у затухающего костра рядом с бабушкой Лидой.
Женя не знала, что и сказать. Сердце ее бешено колотилось, в голове роились тысячи вопросов, но она молчала, вопросительно глядя на свою тетку.
- Так уж повелось, дочка, - покачала головой та,- что нам, мойрам, не дано рожать детей. Твоя мать смогла, не знаю как, но смогла.
- А вы знаете, кто мой отец?
- Она никогда не говорила нам об этом.
- А почему… почему вы сами не воспитали меня? Зачем было меня кому-то отдавать?
- Мы никому не отдавали тебя, девочка, - спокойно возразила старуха.
- Да? А как же женщина, воспитавшая меня, моя мама? То есть… моя другая мама.
- Это всего лишь иллюзии.
- Иллюзии… Вы хотите сказать, что ее нет? И что ее малыш никогда не рождался и не умирал?
- Не совсем. И она есть, и ребенок у нее родился мертвым. Иллюзия – это мир, в котором ты до сих пор жила. Он реален для тех, кто тебя окружал, для всех их. Только не для тебя.
- Почему?
- Неужели ты не поняла до сих пор? Потому что твоего имени нет в книге судеб. Потому, что ты – одна из нас, девочка! Ты одна из нас.
Женя смотрела на огонь. Слезы текли из ее глаз, но она не замечала этого. Она думала, что бабушка Лида ответит на ее вопросы, поможет принять решение, но в результате все запуталось еще больше.
- Что теперь будет со мной? – спросила она.
- Зависит от твоего выбора, - ответила мойра. – Или для тебя откроется дверь в наш мир, или же ты навсегда останешься в мире людей.
- Значит, если я сделаю аборт, то останусь в мире, где жила до сих пор?
- Да, верно, только, потеряв связь с нашим миром, ты станешь чуждой для мира иллюзий.
- А если я рожу, то окажусь здесь?
- Да.
- Но что тогда будет с моим ребенком? С моей мамой?
- Не думай об этом, девочка: все вернется на круги своя, и твой ребенок, когда родится, станет ее ребенком. Ты же исчезнешь из того мира, из памяти людей.
- Похоже, у меня выбора нет, - вздохнула Женя и, пожав плечами, добавила. – Я не стану делать аборт.
- Молодец, девочка! – сказала старуха. – Ты все правильно рассчитала. Осталось только записать новое имя в книгу судеб.
- А я могу?
- Разумеется, ты можешь писать в ней…
- Но я ведь не знаю, кто родится!
- Доверься своему сердцу.
Женька с трепетом подошла к книге, задумалась на мгновение, положила руку на живот и улыбнулась.
- У меня родится дочь, - сказала она, открывая книгу. – Я назову ее Евгенией.
В книге проступили чуть заметные очертания нового имени, и в тот же миг все начало таять в сизоватом дыму.
Женька проснулась, когда стрелка часов приближалась к двенадцати. На столике возле кровати лежал тест. «Пожалуй, подарю его Ленке», - с улыбкой решила она.