* * *
Зимний Крым, безлюдный, непривычно тихий. Пустынный.
Дождливым утром к санаторию «Горный» подъехала блестящая «Субару». Из машины вышла высокая стройная женщина, черноглазая, чернобровая, с сединой во вьющихся волосах. Подобрала полы шубы, закинула теплый шарф за спину и совсем не легкой походкой направилась к административному корпусу; автомобиль пискнул у нее за спиной, докладывая- замки закрыты.
Нелли Александровна, так звали женщину, быстро поселилась в единственный работающий корпус- санаторий собирались закрывать через 2 недели, народу почти не было. Наверное по этой причине она так легко купила недельное проживание со всем комплексом услуг, которых в санатории было немного.
Она приехала из Краснодара. Наконец-то выбралаcь в Крым, на Родину. 3 дня она прожила у родственников, а потом, чтобы никого не стеснять, купила недельную путевку, и вот уже шла к знаменитой Ротонде санатория, возле которой находилась столовая.
А дел у нее еще было много: повидаться с живыми, найти могилы родных и любимых людей, подлечить больные ноги, и, пожалуй, попрощаться с Крымом. Раньше Родина была у всех одна- Советский Союз, а теперь вот ей пришлось переезжать границу, показывать загранпаспорт: как это было больно и странно- загранпаспорт для того, чтобы приехать к себе домой. Да и Соколиное было совсем не узнать- везде большие трех и двухэтажные дома крымских татар.
Они массово возвращались к себе домой, выбивали всеми правдами и неправдами землю под строительство домов и строились, строились. Уже весь Сиферополь, Бахчисарай, Карасу-базар (Белогорск) были окружены плотным кольцом татарских поселков.
Музыкальное училище было в новом большом здании, и там тоже работали выпускники Ташкентской консерватории, про Ненашеву никто не помнил.
Вспомнились слова любимого Марией Эдуардовной Бунина:
- «Как коротка и бестолкова жизнь.»
На второй день она съездила в Алупку, поднялась высоко на городское кладбище, посидела в одиночестве и тишине, среди палых листьев и сухих иголок на лавочке возле могилки своей однокурсницы….смотрела на море. С горы открывался безмерный, бесконечный, вечный вид. Весь горизонт был в густом тумане, лучи солнца с трудом пробивались сквозь тучи и рассеивались по воде.
-И Троя не пала, и жив Эабани,
И все потонуло в душистом тумане….
Вдыхала терпкий аромат можжевельника.
Вспомнила с каким трудом пришлось искать могилу своей учительницы. Помогли в кладбищенской конторе. Два полу-пьяных мужичка привели ее к заброшенному холмику. Не было ничего: ни надписи, ни памятника, только ржавый крест лежал сбоку в сухой траве.
Нелли Александровна достала припасенные рабочие перчатки, повыдирала траву, поправила холмик лопаткой. Лопатку она за небольшую мзду выпросила у этих же работяг. Правду сказать, они сами предлагали свои услуги, дескать, мы в лучшем виде.
-Мы вам щас, это- от и до, ежки –матрешки, поправим,…. а вы нас поправите, ха-ха.
Но ей хотелось побыть одной возле своей любимой Марьи , рассказать ей все - она не подвела, объездила весь мир, стала доцентом, и теперь точно так же воспитывает, объясняет, показывает и учит. Она вспомнила смешную молитву певца, Ненашева когда-то заставила выучить ее наизусть
-Чтоб красиво петь, особо- чаще поднимайте небо,
Станьте полым, как труба и начните петь со лба.
Ощутите точки две: в животе и голове,
Провалите на живот и пошлите звук вперед.
Чтобы петь и не давиться, не забудьте удивиться.
Вдох короткий, как испуг, и летящим будет звук.
Если вы наверх пойдете, не забудьте опирать,
Всех тогда переорете, хоть не будете кричать.
Чтоб при крытие найти, нужно к Е прибавить И,
А где О? а О, где У, но не в глотке, а во лбу.
Пойте мягко, не кричите, и усердно все учите.
Летали вороны, кричали, нарушали тишину. Печальную, непривычную.
Нелли Александровна опять нашла контору, долго думала и выбирала памятник. Спрашивала про себя, что бы понравилось грубиянке и труженице Ненашевой. Выбрала небольшой камень из черного гранита, а надпись- она не знала ни года рождения, ни смерти, да и к чему? Еще неизвестно понравилась бы ей какая-нибудь надпись. У ее учительницы были свои представления о жизни и искусстве.
Попросила надписать имя и фамилию, и сделать вензель, копию экслибриса нотной библиотеки Марии Эдуардовны. Заплатила. Пригрозила приехать и проверить установку.
Вечером, уже в санатории увидела афишку
Благотворительный Концерт классической музыки. Играют лауреаты международных конкурсов Смирнов Сергей (фортепиано) и Галиченко Дмитрий (скрипка). В программе произведения русской и зарубежной классики.
У Нелли Александровны сердце сделало перебой. Неужели этот тот Сережа Смирнов? Не может быть. Быть этого не может!
* * *
У Нельки была смешная фамилия-Чернуха. Но она действительно была смуглая, крупная, плечистая, черноволосая, короче- настоящая Чернуха. И жизнь ее поначалу тоже розовым не отдавала. «Боже мой, как каждому положена судьба,- воскликнула когда-то Цветаева,- с 5 лет я уже была чьим-то духовным ресурсом; говорю об этом не с гордостью, а с горечью.» Горечи, терпкого привкуса Чернухе, в точном соответствии с нынешними рассуждениями о влиянии имени и фамилии на судьбу, карму и проч., хватило выше крыши. Черная судьба, черный труд.
Ну, по- порядку: Нелька выросла в красивейшем месте Крыма- селе Соколином возле Бахчисарая. Горы, лес, скалы, горные речки , в долинах виноградники, отороченные ровными рядами пирамидальных тополей. Сказочные места.
Брат Чернухи был егерем, а отец, по тем временам очень зажиточный и строгий дядька, агрономом бригады виноградарей.
Дома Нельку держали в ежах- работа по хозяйству, по дому, на огороде, в саду. А кроме этого, она еще помогала отцу на виноградниках. Впрочем, это ее нисколько не тяготило- в работе она была быстрая и сноровистая.
Уже в феврале в Крыму наступает настоящая весна: начинает дуть теплый влажный ветер, в долинах по утрам лежит туман, от которого лоза становится блестящей и особенно живописной. Зацветают подснежники, примулы и, уже редкие сейчас, крокусы. Сквозной кизиловый лес покрывается красноватой дымкой. Одеяла пестрого темнозеленого плюща укутывают отдельные деревья, мантиями свисают с коричневых стволов. Из прелой листвы торчат сухие и колючие иглицы, украшенные брошечками крупных красных ягод. Горные ручьи становятся полноводными, прозрачная вода причудливо скачет с камня на камень, искрится, играет, и звенит.
На весенних каникулах работящая Нелька вставала рано, быстро умывалась, натягивала спортивные штаны, старую куртку, влезала в глубокие калоши, и вместе с отцом шла на виноградные клетки обрезать виноград. Работа была не легкая, но Чернуха и думать не могла сказать отцу, что она не хочет. Ей в таких случаях хватало одного его взгляда.
Щелк- щелк секатором: эту на замещение, а эту на плодоношение , щелк-щелк, эти хлысты просто обрезать. И так вдоль всего длинного ряда виноградника.
Ветер лохматил туман, и он постепенно растворялся в густом воздухе. Из-за лиловых гор полностью выкатывалась огромная красная звезда «по имени солнце», начинался птичий гам, и казалось, что вся земля тоже дышит и ждет не дождется « зерно, весны огнем опалено».
Чернуха специально не наблюдала изменений в природе, просто чувствовала- весна, тепло, радость, ожидание: хочется жить и петь.
-Знаешь, такие бульбочки внутри, шо аж громко петь охота,- ну, емко и кратко.
Топ-топ калошами по глинистой, каменистой земле, которую совсем развезло от весенних дождей и туманов. Топ-топ. Щелк-щелк.
Отец Чернухи, он приехал в Крым в 50-х годах из Кубани все-время удивлялся- как на таких камнях растет сортовой, элитный, чудесный виноград.
-Ти дывы, Неля, ну самисэньки камэнюки, и такий гарный виноград.
К 10 часам становилось все теплее и светлее, туман превращался в прозрачные бусины на изгибистых ветках, а конца рядам не было видно, и тогда Нелька начинала вместе с отцом петь. Они пели всегда на два голоса старинные казачьи песни, отец знал их множество, потом то, что слышали по телевизору. Весело было слышать соседям по виноградным рядам, как они самозабвенно выводили
-Потолок ледяной, дверь скрипучая, за шершавой стеной тьма колючая…
Какой там «ледяной», если к полудню всем уже становилось жарко.
У отца был сильный, красивый баритон, а у Нельки гибкое и звонкое сопрано. Кроме того оба обладали замечательной музыкальной памятью. Нельке нужно было один раз услышать песню, и она уже не забывала мотив никогда.
-Неля, доця, спойте с папкой «По Дону гуляет».
-Та мы только шо пели.
-Да давай на «бис».
-Та может другую
-Да что хочешь, абы только пела. Мы с тобой, птичечка ты наша, план перевыполним.
Вот так с песнями она и работала все каникулы, а когда собирала виноград вместе со школой в октябре, то уже не пела- стеснялась.
В 80-годы сельское хозяйство в Крыму процветало: многочисленные сады и виноградники давали отличные урожаи. На севере Крыма благодаря Днепровской воде кукуруза и зерно. Плюс дотации государства. Многие совхозы и колхозы становились миллионерами. Строили дома, дворцы культуры, аптеки, новые школы и т.д. В Соколином тоже выстроили большой новый дом культуры с двумя залами, танцевальным классом, подсобными помещениями. Купили пианино, и к ним приехала на работу учительница музыки- Татьяна Ивановна Жилина, совсем молоденькая девушка с пышными вьщимися волосами, маленькая и ладненькая.
Ах, лучше бы этого не было. Жила бы себе Чернуха и горя не знала, вышла бы замуж,нарожала бы детей и прожила в достатке спокойную и достойную жизнь.
Н-да, если реки и озера слить бы в озеро одно, а из всех деревьев бора сделать дерево …
Учительница оказалась профессионалом и патриотом своего дела. Жизнерадостная, бескорыстная, и преданная работе. «Лучилась и брызгала». Она тут же сколотила хор, потом театральный кружок, и самые отпетые лентяи стали бегать к ней на репетиции спектаклей. Удивительно, но среди всего репертуара у публики самым большим успехом пользовался Митрофанушка из «Недоросля» Фонвизина. Десятиклассник с озорными голубыми глазами, предмет тайных вздохов многих девчонок, Вовка Митин неподражаемо держал паузу- подходил к кулисе, и долго рассматривая синий плюш, оглашал
-Эта дверь прилагательна! Потому к косяку приложена. А та, в чулане, ( чесал затылок и видел, гад, как все его манипуляции приводят публику в тихий восторг)…. Та, да… та- существительна.
Естественно, сразу выяснилось, что в пении Чернухе равных нет, и Татьяна Ивановна начала ее уговаривать поступать в музыкальное училище, в класс вокала.
-Как ты не понимаешь, такой талант нельзя зарывать в землю. Ни в коем случае. Я подготовлю с тобой программу. Мы поедем на прослушивание…
На стариной улице с современным названием Карла Маркса за высокой оградой, напоминавшей «твоих оград узор чугунный», в глубине сада располагались 3 одноэтажных корпуса, с небольшим флигелем. Это и было музыкальное училище. Чернуха приехала на прослушивание еще в мае, до вступительных экзаменов. У входа в главный корпус стояли две скамейки, а за ними качались тяжелые грозди цветущей сирени.
-Посиди здесь, подожди меня, я сейчас договорюсь с Марьей, - сказала музрук и ушла.
Чернуха сидела на лавочке и слушала. Из окон неслись разнообразные звуки- раскаты рояля, и скрипичные трели, переливы баянов, и голоса. Роскошные дермантиновые двери все-время похлопывали: заходили и выходили студенты, совсем не похожие на ее одноклассников. Многие были по ее понятиям странно одеты: кожаные жилеты и рябые джинсы, шарфы до пят и немыслимые кепи. Почти у всех ребят были длинные волосы. Говорили они тоже что-то непонятное: партитура, соната , адажио и т.д. .В сторонке, за деревьями курили девочки. Тут уж Чернуха совсем обалдела
-Девчонки и … и курят!
Вокал преподавала- старенькая Марья Эдуардовна. Настоящее ее имя было Марионелла, но все студенты звали просто Марья, за глаза даже без отчества. Эта старушка в свое время закончила Петербургскую консерваторию, а в Крым попала после войны. Подробностей ее биографии никто не знал, она и не рассказывала. Знали только- родственница Кусевицкого. И она иногда на уроках выдавала такое, что у ее студентов глаза на лоб вылазили. Например, в детстве она слушала Сережу Рахманинова, Сашу Скрябина, и бывала в Мариинке, как у себя дома. Подружка у нее там танцевала.
Слыла лучшим преподавателем по классу вокала во всем Крыму и ужасной грубиянкой; студенты Марью побаивались и уважали.
Вот к ней-то и привезла руководитель хора Чернуху. Пока Татьяна разговаривала с преподавателем, Чернуха уже почувствовала, как Булгаков в «Театральном романе» -«этот мир странен и загадочен, но этот мир- мой». Хочу здесь остаться. Она сорвала ветку сирени и стала искать цветочек с пятью лепестками- на счастье. За эти занятием и застала ее Татьяна.
-Пойдем скорей, Марья Эдуардовна согласилась тебя послушать. Не забудь поздороваться и ничего не бойся.
Они вошли . Боже мой Нелька никогда не видела рояля, не видела таких старушек и таких классов: узкий как пенал, с высокими потолками, стенами, обтянутыми материей, с огромным шкафом, забитыми книгами и нотами, со старинным инструментом в углу. Класс показался ей сказочным чертогом.
В глубине, за столом, спиной к окну сидела маленькая старушка- божий одуванчик, в какой-то нелепой шляпке, в блузке с брошью, с яркой помадой на узких губках. А у рояля высилась концертмейстер- очень полная молодая женщина с высокой прической и в каком-то невиданном ниспадающем платье- таких старушек и платьев бедная Чернуха тоже не видывала.
-Здравствуйте!- она замерла у самого порога.
-Здравствуй, если не шутишь. Чего стала у порога, проходи. Я не кусаюсь. Меня зовут Мария Эдуардовна, а это концертмейстер класса- Фаина Аркадьевна, люби и жалуй.
Чернуха прошла на деревянных ногах.
-Как зовут?
-Чернуха.
-Это что же имя такое, Чернуха?
-Нет, фамилия.
-Х-м, ну а имя как же?
-Неля.
-Не Неля, а Нелли. Древнегреческое имя, в переводе значит «светлая». Н-да, но какая же ты светлая, чернуха и есть. Впрочем, я отвлеклась, что будем петь.
-Я разное могу.
-Что, как в фильме «Приходите завтра»? В клубе пела, в правлении слышно было?- она засмеялась старческим дребезжащим смешком.
Чернуха совсем обробела, она ничего не поняла из того, что сказала старушка, стояла и переминалась с ноги на ногу.
-Фаня, как вы думаете, она знает песню «Солнечный круг, небо вокруг»? Кстати, какая ужасная рифма- круг-вокруг, и ведь все эти «г» оглушаются во время пения. Черт-те что.
Он обернулась к Чернухе.
-Знаешь эту песню.
-Да.
-Еще бы, это же школьная программа, небось не пели в классе Орландо Лассо?
-Нет.
-Понятно, пой. Покричи нам. Знаете, Фаня, это Усатов так Шаляпину сказал при первой встрече: ну, давай покричим. И был прав. Федор Иванович расстарался, чуть не оглушил благодетеля.
Ну. Слушаю.
Чернуха уже набрала в грудь воздух, но в это время на рояле зазвучало вступление.
Непонятно почему , но концермейстер угадала тональность, и взяла так, что Чернухе было удобно. Но она не спела и куплета, как Марья Эдуардовна ее остановила.
-Чего ж ты так орешь, как будто тебя режут?
-?
-Фаня, вы заметили, она взяла дыхание, потом прослушала вступление, толком не вдохнула и пропела весь куплет. Легкие, как органные мехи. Ну, а еще что-нибудь можешь спеть.
-Да. «Бандуру». Украинская народная песня.
-Пой.
Спела.
-Нравятся тебе народные песни?- спросила Марья Эдуардовна.
-Да.
-Почему?
-?
-Я тебе сейчас объясню: народные песни хороши тем, что в них правда и красота. Правда от искренности, а красота от таланта народа. Да, таланта народа. Фаня, Вы заметили, как отличаются русские песни от украинских-колоссальное отличие. В украинских каданс, автентичность, квадрат. А в русской как затянут- ой, егда, добру молодцу, да ай, да э-эй, да вьюн да над водой, концов не найти, и все-таки эта бесконечность завораживает при хорошем исполнении. Помните, Иван Алексеевич сказал: предание да песня- отрава для славянской души. Именно!
Она опять повернулась к Чернухе.
-Да, так вот -петь народные песни удобно, они легко запоминаются, а главное- в них мысли и чувства. Согласна?
-Да.
-Ну, еще бы ты была не согласна. Хочешь учиться петь?
-Хочу.
-А ты знаешь какой это большой и тяжелый труд? Петь, дорогая, нужно научиться не голосом…
Чернуха вытаращила глаза.
-А как?
-А живым теплом живого сердца, вот как….вот для этого и работать.
-Я труда не боюсь. Я за день клетку винограда могу обрезать.
-Кхе-хе (закашлялась от смеха Марья ) Вот как. Молодец.Так ты Паша Ангелина, стахановка?
-?
Но нам не надо ничего обрезать. Фаня, у нас обрезанных и так хватает,…. (Фаня кисло улыбнулась) нам учиться надо долго и настойчиво. Готова?
-Да.
-Ну, иди
Чернуха оттопала к двери..
Таня! –она обернулась к Татьяне, которая примостилась тут же в классе,-материал замечательный. Голосина! Великолепный тембр. Н-да, редкий, окрашенный голос. Как она слышит?
-Идеальное ухо, Марья Эдуардовна. Музыкальная память исключительная. Но у нее нет за спиной даже нескольких классов музыкальной школы.
-Что она и нот не знает?
-Знает, чуть-чуть, я немного научила.
-Давай так договоримся, я ее беру в свой класс, но возьмем твою Чернуху на подготовительный курс, ты же понимаешь, что ни сольфеджио, ни теорию музыки она не сдаст. Боже мой, но внешность! Ну, коряга. Черный квадрат. А как она в школе училась.
-Да так, средне: четверки, по точным наукам тройки.
-Ладно, Горький хоть и выдающийся писатель, а всю жизнь писал с ошибками. Научим. Как у них материальное положение.
-О, это можете не беспокоиться, семья богатенькая. У отца сад, виноградник, старший брат егерь, соответственно знакомства, связи. Видели бы Вы их дом- домище.
-Ну, это мне все-равно, главное, ей будет что жевать, а поселим в общежитие.
И Чернуха стала учиться в музыкальном училище в классе Марьи Эдуардовны. Поселили ее в общежитие к двум пианисткам из Гурзуфа.
С преподавателями Чернухе повезло. Она еще успела вскочить в тот вагон, где были бескорыстие, профессионализм, преданность делу, энциклопедические знания и интеллигентность. Многие преподаватели закончили в свое время Московскую и Петербургскую (Ленинградскую) консерватории, а это был уровень. Ей даже не верилось, как это один человек может столько знать. Это немыслимо, не бывает так!
Блистательный Илья Александрович Дрель семенящей походкой в своем кургузом пиджачке влетал в класс, немедленно садился к ф-но и объявлял
-Сегодня у нас Бородин!
Класс наполнялся раскатом вступления к «Богатырской», потом он начинал играть фрагменты «Князя Игоря», пел арию Кончака, и сам в который раз, совершенно искренно восхищался благородным образом хана и его арией, играл оркестровые проигрыши , подчеркивая известные басовые триоли. Потом пел на все голоса хор «Мужайся княгиня», «Ты одна голубка , Лада», романсы, опять вколачивал в уши «Богатырскую симфонию», и оборачивался
-Теперь вы поняли какого уровня этот гениальный композитор, и еще ученый химик, кстати. Почувствовали, прозрели хоть чуть-чуть, или еще поиграть?
Только после этого просил открыть конспекты и начинал рассказывать о творческой биографии композитора. Учебник Левина после него читать было невозможно- охота смертная , да участь горькая- скука.
Преподаватель по сольфеджио и гармонии - маленькая, тощенькая, как будто вываренная в соде, старая дева Инна Романовна, никогда не приходила на урок без толстенного нотного фолианта, написанного в Ленинградской консерватории собственной рукой: на каждый мелодический оборот, характерный интервал в фолианте были музыкальные примеры.
-Итак, слушаем- Штраус, «Персидский марш».
Она опускала свои маленькие, тоненькие лапки на клавиши. Богу ведомо, как она такими пальчиками выхватывала октавы.
- Услышали увеличенные интервалы. Нет? Удивительно….Хорошо, попробуем теперь фрагмент из «Кармен» Бизе, услышали?
-Нет.
-О, Господи, тетерева на току! (сама себе удивленно) Они же ничего не слышат! Пойте гамму.
Спели 5 раз вверх, вниз. Опять играет.
-Услышали?
Все расплываются в блаженных улыбках
-Да.
-Боже мой! Неужели?!
Это были не уроки и лекции, а праздники. Точное знание, расположение к аудитории, профессионализм и любовь к делу в одном флаконе. Именно так!
А уж когда дело доходило до гармонии, то ее ученики учились «не понемногу, чему-нибудь и как-нибудь», а с самым тщательным разбором каждого гармонического оборота. Кстати, эта девственная Моль, как за глаза ее прозвали студенты, открыла им Пендерецкого, Шимановского, Шнитке, Денисова и Губайдуллину. Бог ее знает, где и как она добывала материал, интернета не было и в помине, а библиотеки провинциального, в сущности, города ничем особенным похвастать не могли.
Преподаватели по специальности- отдельная песня. Вальяжный, великолепный, буквально царственный Хайков, медленно прохаживался, покачивая седой гривой по коридору, ожидая ученика и церемонно раскланивался и с коллегами и, самое удивительное , со студентами.
-аут бене, аут нихиль- иногда проговаривал вслух свое любимое изречение.
Сухая и вечно чем-то недовольная Дыскина- зав фортепианным отделом; она топала своими тонкими ножками по коридору, а очередной ученик уже трясся от мысли и вопроса- каково же у нее сегодня настроение. Под горячую руку она запросто могла взять ноты с пюпитра, стукнуть ими пианиста по спине и прошипеть
-В музыку лезешь, а метлу в руки, в дворники, не пробовав? Кто работать будет? А!? Тебя, спрашиваю?
И более всего доставалось ее любимцам. Редко одаренный пианист Миша Вейтлер вылетел когда-то из класса со слезами. Вслед за ним птицей вылетел «Хорошо темперированный клавир» Баха.
Ее студенты, лучшие пианисты училища с удовольствием передразнивали благостное
-Ну, что, кое-что, кое-что, ….похоже - это Рахманинов,… но б,охи, б,охи, мивая, (фальшивые звуки) а в общем ничего. Поешь. И запомни на всю жизнь- рояль не ударный инструмент, а поющий, да… поющий.
Но самой ядовитой и требовательной была наша бабушка Марья Эдуардовна Ненашева. Или работай или катись колбаской. Она уже так намучилась с певцами от станка и сохи, как наша Чернуха, что выражения недовольства и брезгливости не сходило с ее морщинистого, раскрашенного витилиго, личика.
Естественно, многие выпускники поступали в Москву и Питер, Одесса уже считалась вторым сортом, а про Киев и говорить нечего. У тех, кто стремился, а не попал в училище случайно, открывался новый Гамбургский счет к жизни- в Москву, в Москву. В Московскую Консерваторию.
Здания училища были старыми, требовал ремонта зал, тем не менее постоянно проходили концерты гастролирующих исполнителей: Герингас, Виардо, Башкиров, Авксентьев, хор Покровского, хор Минина, камерные Киева и Одессы и т.д. Музыкальный абонемент оркестра Гуляницкого из Ялты. Слушать не переслушать.
А каждую 2 и 4 пятницу Дрель И.А. устраивал музыкальные вечера, которые так и назывались «Музыкально-литературные пятницы». Для Чернухи в них было что- волшебное, абсолютно неведомое: полный зал, не только свои, а преподы из Мединститута, какие-то нафталинные старички и старушки, «ах, как я рада вас сегодня встретить», «чем нас порадует сегодня милейший Илья Александрович», вобщем провинциальный бомонд.
А Он выходил на авансцену, лукаво улыбался, и через паузу в тишине говорок
-Одной любви музыка уступает, но и любовь мелодия…
(в программе Пушкин и русская музыка, потом в лучших записях симфонических оркестров 3 чуда Римского-Корсакова из сказки «О царе Салтане», фрагменты «Бориса», «Руслана», где Фарлаф- Шаляпин, романсы- Лемешев, Козловский, Нэлепп)
Или
-Цветок засохший, безуханный, забытый в книге вижу я…
( Романтизм, но Шопена исполнял французский джазовый октет, все пелось голосом, только ударные инструменты добавляли кайфа)
Или
-Будто там впереди не могила, а немыслимой лестницы взлет.. .
(Вишневская и Ростропович) и т.д.
После трех- четырех предложений уже безумно хотелось услышать музыку, которую он анонсировал. Этот дядя умел говорить, он завораживал, а потом за ним бегали студенты и просили повторить
-Илья Александрович, сделайте еще французский джазовый октет. Пожалуйста.
-А я вас не всегда вижу на пятницах. Почему? Вы понимаете, стоеросовый вы мой, что больше этого нигде не услышите?
-Да я, это, готовился к академконцерту.
-Приходите на четверг.
По четвергам он проводил киносеансы и тоже со своими комментариями. Ну где бы рядовой студент по классу балалайки узнал про итальянский неореализм и Джульетту Мазину, фильмы Феллини и Антониони, новаторство и тонкость Тарковского. Кстати, те кто видел Тарковского без Дреля, признавались- тягомотина, но после его лекциий смотрели, затаив дыхание.
Уже потом старшекурсница Линка объяснила Чернухе почему у него такая меленькая, семенящая походка- он всю жизнь до своей «эмиграции» в Крым работал лектором-музыковедом в Ленинградской филармонии, дружил с дирижерами Н.Малько, А.Гауком, с И.Андрониковым, и каждый (почти) вечер пробирался между оркестрантами на авансцену, чтобы начать свои магические рассказы о музыке. Потом, вероятно, брякнул что-то неугодное (студенты болтали- очернил аж самого Хренникова Тишу) и пришлось паковать чемоданы.
Впрочем, все, кто ходил на его лекции этому обстоятельству только радовались.
Боже мой, блестящие лекции, факультативный курс «История живописи», дополнительные репетиции и все! это! бесплатно! Да где это видано, где это слыхано. Малый не платит, а старый везет.
Сейчас в наших ВУЗах заранее нужно приготовить мешок денег, даже несколько беглых советов профессора, который согласился вас послушать в пол-уха, стоят минимум 20 долларов, не говоря об остальных тратах и тоже желательно в конвертируемой валюте, да не факт вовсе, что тебе раскроют секреты мастерства.
Чернуха взялась учиться истово, купила большой серый портфель, девочки со стильными сумками или модными мешками а ля индейская сума, только криво усмехались, когда она топала своей тяжелой походкой на занятия по вокалу.
А заниматься приходилось много. Мочи мочало- начинай сначала: нота соль на второй линейке, а где она в басовом ключе, так и черт ее знает. Хорошо- здоровье у Нельки было просто могучее.
Утром, как дома, она вскакивала в 5, и вместе с другими фанатиками неслась занять класс. Расскрывала ноты и начинала долбить своими большими и вовсе не гибкими пальцами какие-нибудь пьески по общему фортепиано.
Поначалу было очень трудно- ничего не получалось: промахи, срывы, полное отсутствие беглости и ориентировки на клавиатуре. «Глаза закрою- вижу»- не проходило. Хромал ритм, никак не запоминался басовый ключ, но… но ежедневные экзерсисы по три часа с утра, все равно медленно, но верно приносили свои результаты. К концу года она сносно играла пьески из «Детского альбома» Чайковского. Не известно почему, может быть благодаря врожденной музыкальности и чувству, она никак не хотела играть Кабалевского, Тиличееву, Майкапара и прочих Николаевых, которые наводняли «Школы игры на ф-но» своими Этюдами и пьесами. Вот не хотела и все.
Вероятно, инстиктивно, но с самого начала она поставила планку очень высоко. Добежать, а потом уж лопнуть.
Потом она неслась на пары, а вот тут, стоп. Журналисты, филологи, историки, клубные работники, и музыканты с танцорами(!) - это все идеологический фронт, потому в расписание обязательно тулили обществоведение, атеизм, историю партии (в училище сокращенно, зато в консерватории наверстывали), историю,украинскую и русскую литературу, физику (зачем физику- Бог его знает, ладно бы акустику, а то ведь все), ну и немного все-таки того, что имеет непосредственно отношение к музыке: теория, гармония, музыкальная литература. Студенты так и говорили: а что такое музыкальное училище?- А это училище марксизма-ленинизма с хорошо развитой самодеятельностью
Но посещать, хотя бы появляться-то надо. И вот с 9 утра до 2 бедная Чернуха слушала и про протоны и нейтроны, и про Сен-Симона и Фурье, про руководящую и направляющую роль партии. Страшный сон, тягомотина, и половина впариваемого- ложь.
Впрочем она и половины не понимала, потому и не задумывалась. «Так, та и так».
А потом после этих испытаний на прочность на урок К Марье Эдуардовне. Это уже пытка настоящая.
-Здравствуйте.
-Здравствуй, как дела?
-Хорошо.
-А чего такая кислая?
Чернуха была правдива.
-Двойку получила.
-По какому предмету?
-По обществоведению.
-Ну, что сказать, ну, дурак. И, что ревешь! Сколько раз я тебе говорила, на таких предметах учи итальянский язык, на двойку наплюй. А ты что?
Чернуха начинала рыдать в голос.
-А-а-а, если отчи-и-слят, у меня и по атеизму двойка.
-Не отчислят. Я побеспокоюсь.
Марья поворачивалась к невозмутимому своему концертмейстеру
-Фаня, вы помните у Лескова в «Катерине Измайловой» сентенцию про Фиону: «такие женщины встречаются в каторжных партиях и в русских социал-демократических кружках», чудно сказано про проститутку и этих народовольниц. Кем она собирается стать, эта моя ученица, не понимаю.
Поворачивалась от рояля.
-Ты кем собираешься быть- певицей, революционеркой, или лектором общества «Знание»?
-Певицей.
-То-то. Распеваемся. Трезвучия вверх- Ма-мо-ми-мэ-мо. Прошу.
Чернуха, бедолага не успела проинтонировать и 3 раз.
-Стоп. Это еще что за козлетон? Голос, прости Господи, как в жопе волос- тонок, да нечист.Соберись! Фаня, она хочет петь, как солист «Аквариума» - б-б-е-е-е.
-Гребенщиков,- вступила молчаливая Фаина Аркадьевна.
-Возможно, но ведь это же невозможно слушать. Меня лично физически тошнит. Это называется тремоляция голоса, хуже для певца ничего не бывает, и это, кстати, трудно вылечить.
Продолжаем, мы отвлеклись. Сначала.
-Ма-мо-ми-мэ-мо.
-Стоп, следи за гласными на переходных звуках.
-До-ду-до-ду-да.
-Что ревешь на низких нотах, как голодная корова. Округли звук, на гласной «О», вытяни губы на «У» трубочкой, и ощущай небо.
Чернуха, тараща глаза, послушно вытянула губы
-До-ду-до.
-Положи руки на диафрагму, вдыхай!
-Х-х-х!
-Не так, не пыхти и не сопи, вдыхай в нижние отделы легких!
-Х-х-х.
-Вот теперь правильно. Почувствовала?
-Да.
-Давай еще.
-Х-х-х.
Марья Эдуардовна была из тех редких специалистов, которые немногословны, но дают самые верные советы. Сказала 2 слова, и, если ученик понял, то сразу улучшалось звучание. Кухню вокала она знала совершенно.
Через 2 часа Фаина Аркадьевна не выдерживала
-Марья Эдуардовна, мне ребенка из сада забирать.
-Да, да, милочка, спасибо, иди.
Старушка поднималась из-за своего стола, ковыляла к роялю, и, оказывается, с роялем она тоже была на «ты» .
-Пойдем дальше, теперь с закрытым ртом.
-У-у-у.
-Ощущай смыкание связок. Еще!
-У-у-у.
Устала?
-Да.
-Хорошо, теперь послушаем, как приличные люди пели.
И Чернуха впервые в классе Марьи Эдуардовны услышала Марию Каллас. Она была раздавлена и пришиблена. Это было не пение, это было колдовство. Неужели она, эта Каллас, тоже обыкновенный человек? Не может быть. Так пели сирены, -подумала бы бедная Чернуха, если бы знала Гомера.
-Поняла? Вот это вершина к которой ты должна стремиться, а иначе, иначе лучше резать виноград. И хорошенько запомни- путь к таким вершинам – это путь на Голгофу.
-Куда?
-Тьфу, ты, Господи, ты что не знаешь что такое Голгофа?
-Нет.
-Святая простота. Голгофа-гора, на ней распяли Христа, а крест, на котором он умер, он сам туда на спине нес. Виа долороза. Выражение даже такое есть- нести свой крест. Вот как ОН.
-Кто?
-О, Боже мой, оглобля, Христос.
-А-а. … А на атеизме говорили- Бога нет. Лина Марковна все про явления природы говорила.
-Сколько раз тебе повторять: не слушай ты всякую чепуху. А на своих занятиях по атеизму пропускай все мимо ушей. Завтра я тебе принесу Библию, и ты все прочтешь и запомнишь. Вы смотрите на нее -она собралась петь, а в голове опилки. Весь Бах, Каччини, Шуберт , Бах-Гуно «Аве мария», Верди «Стабат матер», э-э-э-,«Ария Петра», Гендель, Гайдн «Сотворение мира», Моцарт «Реквием», Россини «Моисей», оратория «Лазарь», оратория «Павел» Мендельсона, и так далее- это все по Библии , я уж про живопись не говорю. То есть в иску сстве без знания Великой Книги тебе делать нечего. … Только книгу никому не показывай!
Она повернулась к фортепиано.
-Отдохнула?
-Ну-с. Продолжим. Вокализы, прошу. Помни- в маску!
И так 3 раза в неделю по 3часа, хотя по расписанию должно быть 2 урока по 45 минут.
Год подготовительного курса пролетел для Чернухи одним мгновением. Не видела она белого света. Совершенно не замечала, что студенты над ней смеются , ей даже прозвище приклеили «Чернуха-селуха». Действительно с ней мало кто разговаривал, а когда она обращалась к кому-нибудь с вопросом, то чаще всего в ответ слышала презрительное
-П-с-с-с , Ты кто? отшатайся . Село!
А как трудно и обидно быть белой вороной в 17 лет, тем более Неля ни с кем не ссорилась, была подельчива- все, что она привозила из дому съедалось вместе с девчонками по комнате, а потом уже каждый ел свое. Как следствие- она похудела, и очень похорошела. Это, кстати, удивительное явление- облагораживание внешности тех, кто самоотверженно занимается искусством. Вот к примеру, хоть Хворостовский. Вначале его карьеры, когда он выходил на сцену, как-то сразу вспоминались слова Чехова из Сахалинских писем, где он описывает сибиряков: «вошел, рост под потолок, глазки маленькие, морда- во! Того и гляди убьет». А по прошествию лет- благородная седина, тонкое лицо, одухотворенный взгляд. Или Инна Чурикова, потрясающая в роли генеральши Епанчиной, сколько аристократизма, изящества, правды в созданном ею образе. Да мало ли некрасивых красавиц. Но Чернуха и в зеркало-то почти не смотрела- некогда.
Хуже всего было по вечерам в общаге. Гурзуфские подруги были надменными, гордыми, насмешливыми, слова не говорили без ужимок: ну, еще бы они закончили музыкальную школу в Ялте, летом пропадали в молодежном международном лагере «Спутник», да и Гурзуф, это вам не Соколиное. Обеих звали Светами, у одной Светы папа к тому же был поэт и писатель. Песни писал про Артек, про матросов, ну и еще что-то такое: «взвейтесь, развейтесь». Мама преподавала в Артеке литературу, а бабушка играла на рояле; короче очень культурная семья. Олимпийцы.
Но Свете как –то в голову не приходило, что не очень культурно дразнить однокурсницу «деревней» и «коровой», не давать заниматься в общежитии на ф-но, так как ей самой нужно было по вечерам учить этюды и пьесы.
-Нелька, ты же певица, встанешь утром и позанимаешься, пока голос спит. А мне нужно столько по спецке выучить. Сегодня пианино мое.
И уходила курить.
А потом подружке, не стесняясь Нелькиных ушей, объясняла
-Не понимаю, зачем этой лошади еще заниматься. Неужели она думает стать приличной пианисткой со своими руками.
Да, неуютно было в общежитии, не тепло, не душевно. А зимой, когда от холода занавешивали окно, так и совсем тоскливо без утреннего солнышка.
Ночью не уснешь, как дома- стуки, грюки, кого-то несло в час ночи с чайником- брень, брень, кто-то храпит, кто-то ночью ворочается и вздыхает, старые кровати скрипят. И деваться некуда.
Теоретики перед экзаменами напролет и днями и ночами слушали музыку и учили симфонии с полным разбором на все главные и побочные темы. Со всех сторон- та-та-та, ту-ту-ту.
Потом Света, дочь поэта, без стеснения стала приводить мальчиков-духовиков в гости и даже оставляла ночевать. Ну, ночевать по правде говоря пришлось не часто- трудолюбивая Чернуха ломала весь кайф. Она, как правило, каждый вечер заводила здоровенный будильник на пол-пятого, и парочке это совсем не нравилось. Да кому понравится? Вы натешились, пока все спали, потом сами в объятия друг друга и Морфея, и вдруг звон на весь этаж.
Чернуха была целомудренна, ей было противно, но она молчала. Зато другие пошли в партком и рассказали про бурную интимную жизнь на отдельно взятой кровати. Встал вопрос об исключении. Да, да тогда за моралью будущих строителей коммунизма приглядывали строго. Приехала из Гурзуфа мама выручать свою рано развившуюся дочь. Подходила она и к Чернухе.
-Как вас зовут?
-Неля.
-Боже мой, Неля, ей же ломают судьбу. Это навет. Светочка умница, она была первой ученицей в музыкальной школе. Вы можете за нее заступиться. Вы же дружные девочки.
Мама была нестерпимо манерна. Она и уговаривала, и рыдала, и заламывала руки.
-Вы не погубите девочку. Помогите ей, выступите на собрании.
Чернуха переминалась с ноги на ногу, опускала глаза, и никак не могла взять в толк- чего от нее-то хотят. Выручила Ненашева. Она выглянула пару раз из класса, понаблюдала, увидела растерянное Нелькино лицо и
-Марш в класс! Сколько времени потратила на ненужные разговоры. А вам, мамочка, советую лучше воспитывать свою дочь.
И шваркнула дверью.
Ненашева тоже знала эту историю, впрочем училище было маленькое, и все все знали.
Гораздо позже, уже будучи солисткой Кубанского народного хора , Чернуха приезжала в Крым и узнала- Свету пристроили в пединститут, и она теперь работает экскурсоводом в своем родном Гурзуфе. А Нелька, дуреха, казнилась несколько лет, почему она не заступилась в самом деле. Ну, бывает же в жизни- один до 30 лет не знает интимной жизни, а другие в 16 полным ходом. Впрочем, какие там 16, продвинутые девочки сейчас и в 13-и в 14 знают все мыслимые и немыслимые таинства. Жалко было Светку, на собрании у нее был такой убитый вид, сопли и слезы- покаяние. И куда весь гонор делся?
Несмотря на условия, Чернуха закончила и подготовительный курс и первый по всем специальным предметам очень успешно. Марья занималась с ней все больше и чаще. Кроме певческих нывыков, она постоянно воспитывала ее музыкальный вкус. Заставляла читать. Чернуха ходила с набитым портфелем- клавиры, ноты, книги.
На экзамене она спела арию Снегурочки, а потом Антониды из «Ивана Сусанина». Иногда она сама удивлялась, как звонко и легко стал звучать голос. Правды ради, когда она усердно выпевала Снегурочку, то Марья Эдуардовна вместе с Фаиной не могли сдержать смех. Обидно.
Ну, вообразите. Вся музыка Римского предполагает тоненькую, восторженную, оттаявшую для земной любви девушку. Васнецов «Снегурочка». А тут Нелька со своими чернущими, большими глазами, широкими плечами, чернобровая и смуглая разводила руками, улыбылась какой-то полу-безумной улыбкой, мигала глазами и после легкого вздоха, начинала
-С подружками по ягоды ходить, на отклики веселы откликаться, а-а-а-а-а-а-у.
Какие ягоды, а ломик и оранжевую кацавейку не хо-хо на такие –то бока? Но, если глаза закрыть, то хорошо.
На отчетном концерте Чернуха с откестром народных инструментов спела украинскую «Зелененький барвиночку» с громадным успехом. Омрачало отсутствие концертного платья, но за аплодисментами как-то сгладилось
2.
После окончания первого курса весь поток, как водится, отправили в колхоз, в деревню Филатовку- собирать черешню для питомника. Поначалу все обрадовались
-О! На черешню! Ура!
На черешню, да не на ту. Для питомника собирают дичку, а она мелкая и горькая на вкус. Так что рано радовались.
Поселили всех в бараке, определились с питанием, и каждое утро- подъем!
А народ-то весь белой кости, аристократы. Особенно пианисты и скрипачи.
-Как можно, я буду поступать в Москву и буду гробить свои руки! Очень нужен такой бенц!?!
-Вот, лажа. Я сделал 5 этюдов Черни, отлабал спецку на пять баллов, даже Дыскина сказала- клево, а теперь что? Я что нанялся?
-Да пошли они со своей черешней на фиг! Нашли дураков. Буду я здесь париться, щас!
- И кому, чуваки, эта мелочь нужна?
А Нелька по привычке к труду с детства пахала как положено: норма 5 ящиков. Она собирала даже больше. Пока девочки сидели на ветках деревьев или на лестницах и рассуждали о свойствах продукции косметики «Поллена», об «Орифлэймах» и «Эйванах» тогда не слыхивали, помахивали ножками с педикюром и покуривали в перчатах- да не приведи Боже поцарапать руки, она споро собирала мелкие и скользкие ягоды, и относила приемщице Дусе.
-Смотрите, девчонки, как эта лошадь пашет. Ей что, больше всех надо.
-Во чувиха дает. Передовик, ….не, передовица, ха-ха-ха.
Это все можно было стерпеть, но финал был ужасен. По заведенной традиции музыкальное училище перед отъездом в родные пенаты давало в клубе большой концерт. Особенно никто не готовился- зачем, все и так помнили свои программы, которые отбоярили на экзаменах. Рояля не было, и весь репертуар сделали баянисты, домристы, балалаечники и певцы. Но две девчонки-баянистки тоже решили спеть песню «Васильки», и не просто так, а на три голоса. После обеда, ожидая грузовик, чтобы ехать опять в сады, они репетировали. Получалось ни то, ни се; да правду говоря, ничего не получалось хорошего. Самодеятельность. Тогда они решили пригласить Нельку.
-Пусть споет верхний голос, а мы мелодию и втору.
Чернуха согласилась. Пока репетировали, все было замечательно. «Словно песня без слов, говорят про любовь голубые огни василько-о-ов». Чудненько,- говорила организатор трио Таня,- аплодисменты наши.
Да рано музыка играла, и рано фраер танцевал.
Настало время концерта, день гнева- диес ире! час истины.
Поначалу,
все, как положено: сначала классика- отлабал баянист Прелюдию и фугу Баха, выступила домристка с Вариациями на тему Моцарта из «Волшебной флейты», аккордеонистка увертюру Россини к «Шелковой лестнице» оторвала. Публика, хоть и озадачивается некоторой сложностью музыкального языка классиков, но хлопает, и все идет все хорошо.
А дальше уже популярное- песни, танцевальная музычка, обработки народных мелодий, разные там «Валенки», «Светит месяц» «Ой, пид вышнэю, пид черешнэю» и т.д. попонятнее и поближе тем, кто пашет и сеет. С расчетом на возрастание интереса и восприятия. С расчетом на успех. А как иначе? Только вот шара на сцене не проходит, как-то эта истина нечаянно подзабылась.
Ну и началась грязь! Светопредставление.
Вылез очень вес-сс-селый вокалист от станка Валера петь «Из-за острова на стрежень». Баянист предоставил вступление, Валера отличным баритоном пропел, что дескать выплывают Стеньки Разина челны. И замолчал. Слова забыл. Хорошо баянист у него был редкий. Он не растерялся и стал играть проигрыш. Раз проигрыш- Валера молчит, осовело смотрит в зал. Из кулис громкий шепот
-На переднем Стенька Разин, на переднем Стенька Разин…
Валера молчит. Баянист еще проигрыш, уже немного иначе. Это счастье, что баянист был один из самых одаренных. Умел импровизировать и , вообще, был музыкантом от Бога.
В кулисах паника. Уже в голос
-На переднем Стенька Разин, на переднем …
Валера услышал, что оказывется «на переднем все-таки Стенька Разин», пропел второй куплет и замолчал уже окончательно. Хорошое было тогда вино «Биле мицнэ», всего рубль семь, а вставляло по-взрослому. Баянист разливается на все лады, меняет мажор на минор, и вообще изощряется, а солист ни мур-мур.
-Нелька, ты слова все знаешь?
-Да.
-Давай на сцену, выручай.
-Да вы что, как я пойду, меня ж не объявляли… Позориться!
-Иди.
И бедную Чернуху вытолкали из кулис. Тональность песни для нее была не то что неудобная, а такая- или басом реветь, или голосить.
Она протопала во время этого бесконечного проигрыша на сцену и добросовестно забасила. Публика сначала с недоумением смотрела на эту парочку, а потом начала валяться от смеха. Валера, правда, встрепенулся, приоткрыл сонные веки, и они вместе в одну дуду изложили всю эту трагическую историю.
Обвал аплодисментов и смех. Стыдоба. Бру-га-га.
А потом второе действие мармизонского балета, объявили доморощенное трио: «Васильки». Куплет прошел терпимо, а в припеве, там , где нужно было трехголосие, девочки запели нечто несусветное. Терция вверх от мелодии из уст Чернухи нависала над невероятной фальшью. Баянист сделал страшные глаза и прошипел
-Мелодию!, не надо второй голос, пойте мелодию.
Какая там к чертям мелодия.
Сказать, что это был крик павлина или вой шакала, или железом по стеклу- ничего не сказать…
Чернуха на последнем куплете просто начала рыдать и икать, допевая все это безобразие. Самое обидное- она ведь и Дусю пригласила, и гордо ей рассказывала, что будет певицей. И такой вот лом. Как в старых фильмах о войне: артистка, аллес капут .
Н-да, бесславный дебют : жидкие аплодисменты, недоумение и жалость в Дусиных глазах. Бедная Нелька целый вечер рыдала, а уж вечером, когда она, вздрагивая от слез лежала с закрытыми глазами, девчонки не преминули
-И чего было реветь. Прям там, певица. Село.
-Да ей, вообще, в колхозе работать. Плебейка.
-Надо было ей просто мелодию петь, тогда бы и мы спели правильно, а так черте что, ха-ха-ха.
-Хоть бы приоделась, а то вылезло на сцену чучело.
-Так у нее, вообще, фирмы нет. Вечно облезлая ходит.
Самая умная и начитанная девочка, Лиля Варав заключила
-Я вам хочу сказать, девочки, она мизерабельна. Эта смурная чувиха-Чернуха, как я понимаю, не из нашей песочницы.
Чернуха слушала эти комментарии и никак не могла понять, как же можно смеяться после такого позора. Топиться нужно идти, вот что! Или умереть.
Единственное, чем ей можно было гордиться в этой чужой и враждебной компании- пение. И этого козыря у нее в колоде теперь нет. Ничего нет. Мало того, что она худо одета, она не может двух слов связать на обществоведении, не понимает 2 закона термодинамики, она еще и петь не умеет.
Жизнь кончена: неуверенность в себе, одиночество, тоска. Сказать, что она ушла в себя, ничего не сказать: ее в себя вбили- насмешками, грубыми шутками, прозвищами. И жаловаться было некому. Мать в родном Соколином начала болеть, отец был занят выше крыши. Он вообще не хотел этого училища. Куда деваться?
Ночью Чернуха проснулась, еще раз вспомнила свой дебют и сказала самой себе, сцепив зубы
-Я все равно буду певицей, назло! И пошли вы все на фиг.
Что ж, то что не опускает, поднимает. Радуйтесь, когда вас травят, они сделают вас сильнее, если вы не станете жаловаться, жевать сопли и лежать на диване. А наша Чернуха, повторяю, была трудолюбива.
3.
Первого сентября, она явилась к Ненашевой на урок. С большим букетом, загорелая, поправившаяся. И получила за свой дебют с лихвой.
-Здравствуйте.
-Здравствуй. Ты, говорят, выступала летом в Филатовке?
-Да.
-Ну и как?
-…
-А я знаю –как. Ты зачем на сцену полезла? А!?
-…
-Зачем ты полезла на сцену, я тебя спрашиваю? Ты понимаешь, что прежде чем выйти на подмостки, т.е. стать выше других, ты обязана 1150 раз прорепетировать, отработать песню до мельчайших деталей, все прочувствовать, все понять, и привести в порядок голосовой аппарат- распеться, сосредоточиться. А ты- халам-балам! Вот она , я , певица, и … давай горло драть. Васи-и-ильки (пропела противным, блеющим голосом). Я тебя чему учу?
-…
-Молчишь, оглобля, молчи, молчи! Но знай, тебя учат профессионализму, уважению к публике, тебя искусству учат. И ты еще н-и-ч-е-г-о не умеешь и не знаешь….Н-и-ч-е-г-о! Ишь ты-понесли сандали Митю, на сцену она захотела…. Становись к роялю! Супостаты, жизнь кладу на вас- все бестолку.
У Чернухи пол начал уходить из под ног. Только успела подумать- и откуда она узнала?
-Распеваемся!
-Ма-мо-ми-мэ-мо.
Ненашева терзала Нельку два часа, и через каждые 20-30 минут ехидно смотрела на нее и пропевала намеренно треснувшим голоском «Расцвели возле самой реки васильк-и-и, ва-си-и-ильки, васи-и-ильки»».
Нелька не видела, но иногда Ненашева отворачивалась к окну и улыбалась, да невозможно было не смеяться, глядя на убитое Нелькино лицо. Печать вселенского горя.
-Ладно, нечего нос на квинту держать. Давай , милочка, прыгнем через голову. Илья Александрович собирается композицию предоставить о Сергее Рахманинове. А я Сережу видела, вот как тебя. Потому ответственность большая. Романс будешь петь, «Сирень». Не знаю справишься ли, но я обещала.
Задание было простое: прочесть биографию, повесть Ю. Нагибина «Сирень», 2-томник «Воспоминания о Рахманинове», прослушать оперу «Алеко», 2 и 3 концерты для ф-но с оркестром , и все фортепианные и вокальные сочинения! Не больше и не меньше! Сам романс наизусть.
-Аккомпанировать тоже будут студенты- пианисты, а это тебе не Фаина Аркадьевна, которая и подхватит и поможет.
4.
Концермейстером для Чернухи назначили Сережу Смирнова- лучшего пианиста училища. Мало того- блестящий пианист, еще собою красавец. И упакован по последнему писку моды. Элегантен, блестящ, как рояль «Бехштейн».
Никто не знал- у Сережи в Ялте одна мама- учительница, которая в ниточку вытягивается для сына, одну юбку 10 лет носит, а на него глянешь - принц крови. И доступа к нему без титула и доклада нет, и быть не может .
Он одарял своим вниманием трех человек: скрипача, виолончелиста и первую красавицу училища Наташу Сумину. Всех остальных он просто не видел, в упор не замечал.
Все они, кроме Наташи, разумеется, намеревались поступать в Московскую консерваторию, а Сережа, будучи на 3 курсе уже съездил на прослушивание к самому, страшно сказать, Я.Б.Флиеру, и похоже понравился.
Впрочем, нужно отметить, что Сережа однажды сказал Чернухе несколько слов, но лучше бы и не говорил: она пришла рано заниматься в училище. Все классы, кроме класса зав.ф-ным отделением, были заняты. Она взяла ключ от этого 15, открыла, подсела к дальнему роялю и стала долбить что-то одним пальцем. И тут вошел Сережа. Нелька так обробела, что даже встала.
Сережа молча достал ноты, открыл крышку второго рояля, скучно глянул на Чернуху и сказал сквозь зубы
-Ты что, не видишь? Я пришел заниматься.
Потом сел, откинув полы длинного по моде пиджака – блайзера и быстро пробежал пальцами по клавишам. Больше он в ее сторону головы не повернул, а бедная Нелька собрала ноты в портфель и тихонько вышла из класса, но, увы, увидела какой у него красивый, белый, высокий лоб, выразительные глаза под толстыми линзыми очков, и такие же выразительные руки с белыми длинными пальцами.
«Нас мало избранных, счастливцев праздных…», - да, избранность была во всем его облике. Небожитель! Вот прямо-юный Аполлон Мусагет!
В одно касание, сам того не желая, зашел, увидел, и победил Нелькино сердце.
Эх, если бы Чернуха читала Бабеля, она бы сразу повторила слова Бабелевской Баськи:
«У него (Соломончика Каплуна) такие тонкие ножки, что я задушила бы его в своих объятиях.»
Кратко, просто и ясно.
Анна Андреевна, научившая женщин говорить, рассказала Нельке про нее самое:
-... этот, этот
Сможет меня приручить,
Подошел, что-то скажет,
От лица отхлынула кровь...
Да, «камнем надгробным на жизнь», а точнее: бульдозером по ее косточкам стала безответная, печальная, сумасшедшая Нелькина любовь.
Вот и пой теперь- ночью и днем только о нем. Жизнь к его ногам положить и мало будет.
Она начала не просто стараться, а вроде как обезумела слегка. В принципе это и понятно, большое чувство сродни сумасшествию. Китайцы сказали- любовь подобна болезни мозга. Ну, у Нельки от его имени, пожалуй, размягчение наступало. Впрочем, еще Саади сказал: «Мое сердце ушло из рук, и я сказал уму прощай!»
Учила романсы и арии, думая
-Вот бы ОН услышал. Интересно понравилось бы ему?
На очередной урок, зная- он там будет, она шла с замиранием сердца. Сирень! Все романсы Рахманинова, а их около 80, она пересмотрела и перепела, кое-как аккомпанируя сама себе. По нескольку раз прослушала фортепианные сочинения и концерты. Более всего ее поразил 2 Концерт и Рапсодия на тему Корелли. Ей казалось- она уже слышала эту музыку в горах, на склонах виноградников, в лесу.
А Сережа приходил на очередной урок во время, здоровался, молча садился к ингструменту, и более не произносил ни слова. После успешного исполнения ре-минорного концерта Баха с камерным оркестром училища, он тем более перестал обращать внимание на окружающих, и только иногда дарил свое милостивое внимание Наташе.
У него была цель- карьера великого пианиста –виртуоза, известного всему миру. Только так и никак иначе. И все было подчинено этой цели. Завидная настойчивость и упорство. Или все или ничего, как любил повторять его педагог.
На одном из уроков попало, между прочим , и ему.
-А скажи мне,- ехидно начала Ненашева, -чем романсы Рахманинова и не только Рахманинова отличаются от песен или арий Верди , например?
Сережа удивленно повернулся к Марье, серьезно посмотрел, пожал плечами.
-Вот-вот, она поет (это про Нельку), как Алла Баянова или Галька Карева всякую цыганщину: ля-ля-ля, тополя- гитара семиструнная, а ты так же играешь. Кажется, Горностаева сказала о пианистах, игравших Рахманинова: лилипуты во фраке великана. Вот про тебя.
Сережины глаза гневно блеснули из под очков
-Играю, как Валентин Петрович ( преподаватель по специальности) советовал.
-Не знаю, что там он тебе советовал, но ты главного не понимаешь. В романсах Рахманинова партия фортепиано равноценна вокальной. Запомни! Точно также в романсах Даргомыжского, Мусоргского, Свиридова. Тем романс и отличается от песни. Ты сирень видел?
-Да.
-То-то. Она цветет весной. Небо светлое, ясное , утром свежо и грозди сирени усыпаны росой.
Хороша «Сирень» у Врубеля. Это нужно увидеть и услышать, и почувствовать. Это, первое.
Второе, запомни чувствительность разлагает музыку. Да-с, именно! Это не я такая умная, это композитор Мясковский сказал. И правильно сказал. Привыкли мусолить страсти, которые и близко не пережили. Играй строго.
А ты- она повернулась к Нельке, - также строго, я бы сказала, девственно спой. Этот романс про его юношеское увлечение, про Верочку Скалон. Сережа жил лето в имении Сатиных, там была большая молодежная компания, было весело и беззаботно. Все были влюблены, безмятежны. Ну, прошу.
Пианист заиграл вступление, такие прозрачные переливы не передаваемые словами. Нелька вдохнула
-Поутру, на заре…
-Стоп! Не делай страдальческое лицо.- Марья закашлялась от смеха: к-хе, к-хе.
Прости.
Вспомнила Зощенко: Маня томно прижималась к нему, млея от страсти. «Ах, Вася, отчего это соловей поет? -Жрать хочет, вот и поет.- отвечал грубый Вася.» Так вот, не надо томно, как Маня.
Сначала.
-Поутру, на заре, я пойду свежим утром дышать…
Стоп, стоп! Форте никого не потрясет, потрясают тихие кульминации, ты поешь про утро. Ты понимаешь- утром все еще спят. Как нужно спеть?
-Пиано. (тихо)
-Вот и пой пиано. И филируй звук. Все окончания фраз.
-Поутру…
-Нет, я с ума сойду с этой колодой. Стоп!!! Бан-дура! Слушай.
И старушка показала, как надо. Изношенным, в сущности, голосом Ненашева сделала невероятное. Нелька поняла. Но на первую музыкальную фразу ушло 40 минут. А дальше – больше. Пианист сердился- он выучил партию наизусть, а теперь из-за солистки терял время, с раздражением и злобой изредка поднимал глаза и посматривал на Чернуху.
А у Нельки не было большего счастья – прийти на урок, а он там. Волшебство и мука: рояль, Ненашева со своей брошечкой, сумерки в окне, белый Сережин лоб, очки и… и музыка. Хороший пианист был Сергей Смирнов. Каждый урок в его присутствии она по 5 раз умирала, воскресала, умилялась, восторгалась, падала в бездну и опять взлетала с восхитительным чувством где-то внутри, под ложечкой. «Знаешь, такие бульбочки внутри!»
На концерте она спела превосходно, даже Ненашева милостиво сказала
-Ничего. Только, милочка, люфты между фраз должны быть глубже. Не даешь слушателю осознать красоту и тонкость Рахманиновской лирики. Дыхание- это тоже музыка, это жизнь.
Дрель поцеловал Ненашевой морщинистые ручки.
-Как всегда, дорогая Мария Эдуардовна, как всегда- безупречно.
А Сережа отыграв свое, даже не глянул в Нелькину сторону, а потом друзьям сказал
-Надо же, эта навозная куча еще и петь умеет.
Вот так прямо и сказал, а девочки с удовольствием передали Нельке его слова. Ну, компенсировали свое сидение в зале, когда другие под гром аплодисментов неуклюже кланяются в переполненном зале.
Мир померк у Нельки в глазах. За что? Что она ему сделала? Так грубо, жестоко, несправедливо!
Через время Ненашева заметила- с Нелькой творится что-то неладное. Ходит как в воду опущенная, глаза грустные, даже к занятиям не стало интереса.
На очередном уроке она устроила Нельке допрос с пристрастием.
-Что с тобой происходит. Я бьюсь с тобой уже 2 часа, а ты, как вареный рак. Дома неприятности?
-Нет.
-А в чем дело?
-Ничего.
-Ты мне еще раз скажи- ничего. Я и так слышу и вижу, что ничего. Ничего хорошего! Влюбилась?
Чернуха опустила глаза.
-Так радуйся, легче будет понять о чем поешь. Запомни: любовь , ох, не люблю я этого слова, так его замусолили. Так вот, любовь чувство огромное и нерациональное, и понять силу чувства можно только через страдание. А страдание научит тебя тонкостям искусства. Ты что думаешь, люди, создавшие для нас столько прекрасной музыки не страдали. Бетховен и Гвиччарди. А?! Шопен и Жорж Санд, Малер и Альма, Шостакович и Нина, да мало ли. Вся музыка суть любовь, и часто безответная. Так что теперь, сопли жевать? Лучшее лекарство от любви- работа, и еще раз работа. Да, кстати, Анна Андреевна советовала: создай в душе мавзолей лирических чувств и отойди без объяснений. Поняла?
-Да.
-Распеваемся.
-Ма-мо-ми-мэ-мо…
-Да, вот еще что, если твой избранник этот пианист, то не жалей. Он не полюбит ни тебя, и вообще никого. Он любит себя. И это очень жаль, уверена- сколько бы он не трудился великим пианистом ему не стать.
-Почему это?- встрепенулась Нелька.
-Потому. Любить нужно искусство в себе, прости за затасканную фразу. А не себя за роялем…Но какой надменный: Печорин, Онегин и Медный всадник в одном лице. Подумаешь, пианист.
Все. Забыли. Продолжаем, прошу вокализы.
-А-а-а-а.
-Я приготовила тебе ноты, арию Джильды из «Риголетто». В самый раз будет. Простая нисходящая гамма, но спеть очень не просто. Звенеть все должно внутри, а ты стоишь, уши развесила. Прошу, Фаина Аркадьевна, вступление.
5.
Программа усложнялась, приходилось заниматься день и ночь, но Булатов прочно засел у Нельки в душе. Идет в училище пешком и разговаривает с ним чуть не вслух. На концерты, где он играет, бежит первая, глазами ест. И радость и мучение. Уж не знаю, благотворны ли порывы любви юным девственным сердцам, Пушкину виднее, но Нельке было худо.
.
Долгих три года Чернуха не видела никого, не замечала ухаживаний Валеры . Он, будучи сам вокалистом, сразу понял размеры Нелькиного дарования. Приходил на ее уроки, а потом просил
-Неля, Чернушка, «Снегурочку», Неля, или «Бахиану», этого, как его?
-Вилла-Лобоса.
-Пусть Лобоса, ну, классно у тебя звучит. Супер!
Дома, в Соколином у нее тоже были поклонники, да разве они могли сравниться с Сережей. Да , никогда.
Весь второй и третий курс она жила по строгому расписанию- с половины шестого и до десяти вечера. Специальность, т.е. вокал, общее фортепиано, гармония, чтение, слушание музыки. Обязательно «пятницы» и «четверги» Дреля.
Она уже сносно играла на пианино, а на экзамен выучила Прелюдию Баха и Сонату Бортнянского. На отделение общего фортепиано никто так не занимался, и Курочкина, ее педагог, на нее нарадоваться не могла. На 3 курсе она даже предложила сыграть ей фа-минорный концерт Баха, и Нелька, памятая, что ре-минорный играл Сережа, решила- разорвусь, а выучу. И выучила.
Хотя Сергея уже не было в училище, он-таки поступил в Московскую консерваторию, и имя его становилось легендой, в Нелькином сердце он был всегда.
-А вот был такой клевый пианист, Смирнов, лом!, представляешь поступил в Москву, к самому Флиеру.
Летом в Соколином Нелька заработала на виноградниках и в садах деньги, и приоделась. Купила на толкучке кофточку-лапшу, клетчатый сарафан из ГДР, двоюродная сестра сшила ей что-то наподобие модного батника, и даже расшила воротничок. Клетчатое пальто, сапоги-чулки, новая сумка (портфель от непосильных грузов порвался.) Разумеется, до Наташи Суминой далеко, но вполне прилично.
А Ненашева принесла свое концертное платье из пан-бархата, заставила распороть, и не слушая Нелькиных стеснительных отказов , отвела ее к старому знакомому -Ефиму Моисеевичу. Ефим Моисеевич был мастером своего дела- он сшил Нельке шикарную юбку с фигаро, а когда она примеряла, то цокал языком и приговаривал
-Ц-ц-ц, деточка, в такой костюмчике тебе не нужно будет петь, тебе нужно будет просто выйти на сцену, в такой костюмчике сделать красивый реверанс и тебе уже будут аплодировать. Ефим Моисеевич одевал худых, полных, секретарей, ученых женщин и домохозяек. Незамужние дамочки в моих платьях сразу находили достойных мужчин. Ефим Моисеевич шил им не костюмчике, Ефим Моисеевич шил судьбу.
Все эти подвиги, разумеется, для того мира, в котором обитал Сережа. И в который Нелька страстно хотела попасть. На однокурсниц она уже давно не обращала внимания. Три сестры- в Москву.
6.
Летом Нелька поехала на родину отца, в Краснодар. Увидела объявление: набирают певцов в Кубанский народный хор. И она пошла наобум на прослушивание. Специально не готовилась, ничего особенного и не показывала. Спела украинскую «Зелененький барвиночку», и «Рондо Антониды», часто пела эти произведения на концертах, вот и предложила, не мудрствуя. Но после прослушивания хормейстера из Приемной комисси, в скочив,в один голос заявили: Принята на должность хористки, с перспективой на сольную карьеру, жилье- сначала общежитие, потом квартира, зарплата 80 рублей, но зарубежные гастроли и, соответственно, суточные. С сентября приступать.
-Так я еще училище не закончила.
-Переведешься в Краснодарское, на заочное, на хормейстерский факультет.
-Не хочу. Я хочу стать оперной певицей.
-Да ты подумай, посоветуйся. Поезжай домой, а мы тебе вызов пришлем.
Дома отец с матерью в один голос сказали: соглашайся. Совхоз рассыпался, Отец начал попивать, особенно после вырубки виноградников. История простая и дикая- хозяйство не выполняло план по зерновым. Ясен день, без полива такое земледелие рискованно. Сегодня урожай, а на следующий год при Крымском ярком солнышке– шиш выгоревший. Чтобы отвязаться от бесконечных проработок и вызовов в район, председатель распахал несколько курганов. Стало известно в области, в отделе охраны памятников при культурной управе. Председателя взгрели. Тогда собственным указом, а более по матушке выражаясь, глава хозяйства выкорчевал львиную долю виноградников и садов. Отец почернел. Запьешь, если всю жизнь отдал любимому делу, а его под корешок. Срубили нашу елочку.
Мать болела, дом держался на невестке, нужно было учить племянников-лишних денег в доме не было. Москва накрывалась медным тазом, увы.
И Нелька перевелась в Краснодар.
Она пришла прощаться с Ненашевой. Мария Эдуардовна оскорбилась, возмутилась, изругала на чем свет стоит: и предательницей и дурой, и еще бог знает как. Зная профессию, скоро успокоилась и, как всегда, начала наставлять: не сорвать голос, осмотрительно относиться к диапазону, следить за горлом, не простуживаться, знать себе цену, и не давать себя в обиду, постоянно работать над собой, получить высшее образование,
-Запомни, дура, бандура, всякое искусство- прежде вс его труд. Можно ложку деревяннную сделать, и это будет искусство, потому искусно сделана. Искусство- искусный – искуственное выражение природы! Искушение! Давид, Фидий, Шагал, Леонардо, О, господи, ты меня расстроила, все в голове путается! они ничего не придумали, они славили, любили, выражали. А выражать- для этого нужно мастерство. Господи, куда тебя отправлять, я половины тебе еще не отдала и т.д. и т.п.
Нелька наревелась, пообещала выполнять все, что было сказано и уже в сентябре была в Краснодаре. В прославленном, известном всему миру Кубанском народном хоре. В скором времени она стала солисткой и любимицей художественного руководителя хора. Там, как оказалось, было уместно все: прекрасный голос, выучка, артистизм, работоспособность и яркая цыгановатая внешность, какая часто встречается у Кубанских казачек. Толстовская «Марьяна».
* * *
Нелли Александровна пришла к себе в номер взволнованная. Неужели это тот Сережа Смирнов. Как долго и безответно она была влюблена в него, и как отчетливо она помнит это чувство.
Достала нарядное платье, туфли. Ненашева приучила ее с юности трепетно относиться не только к сцене, но и посещению концертов.
«Не на рынок идешь, а в концерт.» Долго смотрела в зеркало на свое постаревшее лицо. От постоянного грима кожа на щеках стала пористой. Под глазами - гусиные лапки. Припудрилась, подкрасила губы. Пока искала духи начала напевать
-Помню я еще молодушкой была,
Наша армия в поход куда-то шла.
Вечерело, я стояла у ворот,
А по улице все конница идет.
Ну, и дальше про генерала, который весь израненный так жалобно стонал, а героиня песни всю ночь спать не могла. Получается всю жизнь помнила и любила, хотя шестерых дочек замуж отдала. Странное чувство- эта любовь. Ни годы, ни лишения, ни труд каторжный, ни потери, ничего над этим чувством не властно.
Нелли Александровна одевалась, смотрела на себя в зеркало и пела почти в полный голос
-И опять я молодешенькой была…
Но насчет молодешенькой, увы, с грустью констатировала: трудно в ней узнать прежнюю Нельку Чернуху.
И опять и опять представляла: как войдет в зал, как увидит, как подойдет с комплиментами после.
Ее давно не радовали наряды, это в молодости безумно хочется новую тряпку, а с возрастом смотришь проще: удобно, комфортно, ну и чтобы совсем уж убого не было. А тут она с удовольствим достала из шкафа норковую шубу- легкую, блестящую. Шуба скрывала недостатки фигуры, и в ней Нелли Александровна была особенно элегантна. Норка, туфли и аграф в тронутые сединой волосы. Не совестно на глаза показаться.
И опять -«знаешь, такие бульбочки внутри.» Трепетала, волновалась. Придумывала слова, которые скажет.
Оделась, пошла верхней дорожкой, мимо лавровишневых кустов и цветущего розмарина. Жалела- негде купить цветов. С волнением прошла к концертному залу.
-Что это? Возле двери стоял небольшой столик, на столике коробка картонная с надписью фломастером
-Благотворительные взносы: 5, 10, 20, 50…. Грн.
В зале уже были люди, потому в коробке лежали пятерки, десятки, пара двадцаток.
Что сие значит?- недоумевала Нелли Александровна. Думала покупать билет, а оказывется- по желанию.
Она достала сторублевку, оглянулась- не видит ли кто, затолкала ее поглубже. Прошла в зал, выбрала место, чтобы лучше видеть и слышать пианиста. Приготовилась.
Боже мой, лучше бы не ходила…
* * *
Ночью проснулась, сна не было, вспоминала концерт, ужасалась и жалела, и возмущалась, и плакала. Что это было? Все что угодно, только не концерт в ее понимании. Нет, это был не концерт, это было кладбище.
7.
Она посмотрела на часы, 18 -00, пора , в зале человек 40, больше уже , пожалуй никто не придет. Можно закрывать двери и начинать. Нелли Александровна поерзала, стараясь усесться поудобнее, приготовилась слушать. Припомнила: она приходила на Госэкзамен Сережи. Как блестяще он играл 8 сонату Моцарта! самую драматичную из всех его сонат. Ломаные октавы под его пальцами были незаметны своей трудностью, просто слышались и виделись- ряби на воде, лучи солнца из-за лиловых утренних гор.Напряжение природы перед грозой. И так страстно автор возвращался к первой вопрошающей и утверждающей одновременно мелодии. И так же Пианист был красив за роялем. Она была в небесах, чувствовала: Моцарт, рояль, Сережа- музыка сфер.
В это время к коробке подошел мужчина- лысый, в черной рубашке апаш, в вороте выглядывала несвежая водолазка, в нечищеных туфлях. Кто такой? Начал рыться в коробке и быстро выбирать купюры подороже.
А на сцене нарисовалась милая, моложавая, стройная дамочка в белом брючном костюме с какими-то непонятными, падающими от рукавов , как-бы крыльями.
Она объявила начало концерта и начала рассказывать о том, как музыка лечит (понятное дело в санаториях люди лечатся).
С самого начала было понятно- дамочка не владеет темой. Она не прочла и 5 книг, чтобы делать публике, совсем не желающей расставаться с деньгами, заявления, типа
-После концерта вы сможете купить диски наших прославленных музыкантов, слушать и восстанавливать свое здоровье. Она не упомянула о японцах, которые первыми открыли кристаллы воды , после воздействовавших на них музыки, ни о книгах, нашумевших в свое время Тихоплавов, ни о Бехтереве, который лучше всех рассказал о влиянии хорошей музыки на психофизику человека, даже не сочла нужным просто повторить то, что говорит на своих лекциях страстный Михаил Казиник. Нет, этого не было ничего. Было непонятное, мутное, рекламное и бестолковое слово.
Потом дамочка взмахнула руками-крыльями и объявила
-Шуберт «Аве Мария». Публика вежливо похлопала. Дамочка, не уходя со сцены вопросительно смотрела на мужчинку, который рылся в коробке. Он был увлечен, нашел сотню и начал прятать ее в задний карман брюк. Похоже, она его ждала, а он на сцену не собирался. Тогда дамочка на ходу поменяла программу.
-Молитва. Исполняет лауреат международных конкурсов Дмитрий Галиченко , скрипка. Вышел в такой же рубашке апаш скрипач и начал играть соло. Дамочка со сцены не ушла. Она начала т-а-н-ц-е-в-а-т-ь!
О, Господи! Нелли Александровна от безденежья в лихие 90-е между гастролями подрабатывала концертмейсером в своем же коллективе. То есть не во взрослом, у Кубанского хора был еще детский коллектив: хоровой и танцевальный. Руководитель беспокоился о будущем хора, потому был у детей коллектив «Спутник».
Дети - танцоры 6 лет уже знали, что такое вращаться и держать точку: корпус поворачивается, а глаза смотрят на руководителя, потом хлопок, быстрое движение головой, (аж голова мотается) и корпус доворачивается. Это тацевальные азы, как знаменитое вытягиваине ноги на носок- батман тандю. «Батман тандю не может надоесть»- знаменитая фраза Ольги Лепешинской. Как правило, азы эти даже не замечаешь, а вот, когда нет, то тут ,простите,- это уже колхозный клуб.
А дева в белом кружится по сцене, ни о какой точке она не подозревает, любуется собой, складывает молитвенно ручки, то к лицу их сложенные прикладывает, то вперед , то горе возносит. Вообщем, танцует, как ей в голову придет.
Музыка , слава Богу, закончилась, и дамочка объявила
-На сцене Сергей Смирнов, лауреат международных конкурсов (каких не было упомянуто), выпускник Московской консерватории. Программу она не объявила.
У Нелли Александровны забилось сердце- вот сейчас! Вот он момент истины.
К роялю вышел потрепанный мужчинка на слабых ногах . Боже мой, в рубашке апаш- тот , который рылся в коробке, лысый, плохо кормленный, мятый, с испитым лицом. Он обошел вокруг рояля, остановился, почесал лысину и сказал буквально:
В этом году «Юнеско» объявила год Шопена. Сейчас я сыграю 2 Мазурки. Мазурка это польский народный танец, но Шопен их своим талантом превратил в бриллианты.
Бесцветно, скучно, без единой интонации. Пробубнил.
Потом сел за рояль и стал играть.
Никогда Нелли Александровна не слышала такой мертвой музыки Все было мертво, бессмысленно. Холод и тупое равнодушие неслись со сцены.
Мазурка фа-минор, взлетающая мелодия, прерывистая, и после полета , падающая, как в горное ущелье. Пленительный, но заигранный Вальс до-диез минор, Полонез ля-мажор, Соната Моцарта, Вальс Свиридова из «Метели»- классическая попса. Все!
Нелли Александровне стало ясно: распределение в Ялту, в аспирантуру забежали те, у кого отцы-матери в консерватории. Пара конкурсов, убедивших еще раз в собственной гениальности, непомерные амбиции, неудачи и … и нежелание воспитывать свою публику. И тут же лучший друг неудачника- водочка. А чем больше водки, тем больше все виноваты. Все, только не он сам.
Да, неужели это тот Сережа Смирнов! Ах, Боже мой, в том-то и горе- тот. Пианистическая выучка осталась. Инструментовка, пожалуй самое сложное у пианиста, естественно, присутствовала, но на уровне механики: бас звучал глубоко, аккорды тихо и аккуратно, и над аккомпанементом царила мелодия. Но мелодия мертвая. На кладбище, у могилы Ненашевой было больше жизни, чем в этом зале.
Один раз Сережа встрепенулся: зазвонил телефон и женщина, прижимая трубку к уху, побежала к выходу. Вот тут пианист ожил- руки продолжали наяривать Вальс Свиридова, а глаза следили за картонной коробкой. Стыд! Ужас!
Нелли Александровне не хотелось этого слышать. Она внезапно вспомнила свою самую первую оперу «Орфея и Эвридику» Глюка
-да, с такой музыкой, как на сцене, не выводить из Аида, а напротив затаскивать поглубже. Впрочем, Харон дежурит всегда.
Правды ради, Сережа оживал во время аккомпанемента скрипачу. Скрипач был молод, музыкален и хотел играть. Он и отработал большую часть концерта: Вивальди, Паганини, Скорик, и т.д. Этот молоденький мальчик тратился. Слава Богу, если бы не он, то караул, а не концерт.
Ну, и типичный финал - Чардаш Монти.
Сразу после окончания программы, дева в белом пригласила всех покупать диски и «лечиться» музыкой. Н-да, а может наоборот- от такой музыки и невроз недалеко. Она хотела подойти, но глянула еще раз на Смирнова, поняла- незачем.
Вспомнила Великую книгу: « торговцев в Храме», изгнать их было некому, повернулась и ушла.
Она уже не помнила оскорблений Сережи в свой адрес, напротив-жалела, сокрушалась, сама себя спрашивала: почему такой убогий, жалкий финал. Ведь есть оркестр Гуляницкого, есть огромная школа в Ялте, в Крыму есть множество людей любящих фортепианную музыку. Как же так? Отчего? Не хотелось на Голгофу. Играть 30 лет подряд Вальсок, конечно, легче. Вспомнила Ненашеву: этот пианист любит себя.
Много лет подряд она пела в концертах украинскую песню
-Полюбила Петруся, та сказати боюся,
Ой, лихо, не Петрусь біле личко, черний вус…
И всегда, во время пения видела Сережу. Может поэтому так тонко, нежно, трепетно выводила каждую фразу. Для него пела.
Художественный руководитель хора , любивший повторять коронное: «труднее всего для меня полюбить артиста», всегда неудовлетворенный звучанием и раздражительный, был доволен. Он чувствовал сколько эмоций вкладывает исполнительница в эту песню. В принципе можно и без особого голоса спеть и затронуть слушателя- Марк Бернес, например. А тут и голос, и мастерство, и чувство- три в одном, искусство.
Нелли Александровна вспомнила разговоры Ненашевой об интонации.
-Ты только подумай, два близлежащих звука, а сколько эмоций, мысли, выразительности. У Мусорского Юродивый стенает на двух ступенях, но какой горестный интервал, именно плач. У Моцарта «Лакримоза» -вздохи малых секунд, ведь этому и названия нет. Одно слово- гений. И можно продолжать. Запомни у каждого таланта своя интонация, потому всегда можно узнать незнакомое сочинение композитора. Ты же отличишь Чайковского от Рахманинова. А почему? По интонации, гармонии, по мышлению. Помни, ты не интервалы интонируешь, а мысли и чувства в звуке. «Интоно»- единство звука и смысла, поняла?!
Нелли Александровна опять и опять вспоминала концерт- Смирнов сам объявил Шопеновский 7 Вальс, потом сел и нажал сначала «соль-диез» , а потом «ми». В этой сексте не было ничего, только «соль-диез» и «ми», а у Шопена в ней вздох, ожидание, взлет, луч, шаг Наташи навстречу Болконскому, несмелый может быть еще, но порыв. Как угодно, но только не просто «соль-диез» и «ми».
А потом у Шопена вниз на пол-ступеньки, и ощущение трепета- печаль моя светла, печаль моя полна тобою.
Н и ч е г о этого, просто- «ре-диез». Ни единой интонации. Нажимает человек во время нужные клавиши, вроде, как на машинке печатает вслепую, и все.
Ненашева часто говорила Нельке
-Ничего нет лучше человеческого голоса- тоньше, теплее, выразительнее ни один инструмент не передаст музыки, только голос.
Но Нелька знала и другую фишку- один и тот же рояль под разными пальцами по- разному же и звучит. Выйдет пианист и барабанит: не дай Бог, слушать, а у другого- уже не рояль, а оркестр с «поющим солистом». Отчего сие чудо она не знала, но слышала безусловно.
И было у Сережи такое звучание, было. Ах, было да сплыло. Не таких жизнь ломала.
Перед поездкой в Гартц (Нелли Александровна часто ездила на фестивали и конкурсы во время учебы в Краснодарском институте искусств, всегда удачно) она часами отрабатывала каждый звук в ариях Моцарта, каждую интонацию, до одури, до самозабвения.
Она ведь тоже может сейчас весь репертуар спеть на автомате. Вот встанет и споет. Вопрос – зачем? Если исполнителя не трогает, не поет его душа, что останется слушателям – «соль-диез» и «ми»»? Нельзя так. 40 человек пришли и положили деньги, так уважай, черт возьми, публику.
Нелли Александровна не торжествовала, горевала. Горевала о себе тоже- жизнь ее вся превратилась в служение своему искусству, у нее не было мужа (не выдержал), не было детей, не было друзей, только работа. Сначала ты просто тянешься и вкалываешь, а потом незаметно твое дело так тебя забирает, что ты уже ничего не можешь изменить в своей жизни, а только служить ему. Трудно, тяжко, отказывая себе почти во всем- почти рабство. Думала: стоит ли счастье быть выдающейся певицей такой цены? Может и нет. А выбрала- терпи.
Она не осуждала Смирнова- так сложилось. Не каждому по плечу ноша, не по Сеньке вышла шапка, а юношеский снобизм простила. Простила его грубость
-Что ты ходишь за мной, корова! Не надейся, больше аккомпанировать тебе я не буду.
Что можно ответить? Пропеть: твой голос для меня и ласковый и томный…Пропела бы, да слушать не станет.
А теперь жалок, беден, жаден. Такая неуверенная походка, неряшливый вид. Безразличная игра. У Нелли Александровны ком стоял в горле- лучшая часть их жизни позади, и что?
Думала:
«Как складывается жизнь… И как она проходит….»
С тяжелым чувством, горечью утром пошла на процедуры, поинтересовалась у медсестрички- кто и что вчера в зале?
-Да это из Ялты пианист, он по всем санаториям играет. Раньше сам, вообще, играл, а сейчас с каким-то скрипачом. Самому наверное уж тяжело с бодуна играть, вот он мальчишку этого и подписал. Говорили, раньше в филармонии работал, да разругался с дирижером что ли, а теперь вот по санаториям наяривает. Говорил главврач- жадный страшно, все торгуется за аренду, горло рвет.
Дальше Нелли Александровна не стала слушать. Все. Как ей говорила Ненашева
-Мавзолей угасших чувств.
Через тернии к звездам- оказывается не каждому, даже таланту, по плечу. Как там говорил Акутагава Рюноскэ: "Талант- это путь в 100 ри, 99 из них-каторга… ".
Кого же она так любила? Наверное, все-таки, музыку…
03.03.11 Ольга Голубь.