Он проснулся под утро. Ещё не пробились первые лучи, в комнате было темно и жутко...
"Зачем я проснулся? - подумал он. - Зачем вообще я просыпаюсь? Ради того, чтобы со скрипом встать, лениво умыться, сбрить то, что вылезает на этой никому не нужной морде?"
Лень, которая обычно наступала сразу с первым открытым глазом, сегодня почему-то уступила место тоске...
Он поднялся, включил тусклую и тоскливую, как само это утро, лампочку и подошел к зеркалу.
Попытался сделать гримасу своему отражению - ничего не получалось. Он попробовал руками приподнять брови, но... руки скользили по холодному стеклу и не меняли выражения лица....
"Допился..."- уныло сообразил он....
На столе, заваленном огрызками воблы и пробками от пива, промасленными газетами и фантиками от конфет, лежал блокнот и ручка - вечные спутники воспалённого мозга…
Подставив голову под кран в ванной, он долго фыркал, разбрызгивая воду по стенам, потом жадно припал губами к крану и утолял, утолял, утолял…то, что в простонародье называлось «сушняком».
Тщательно вытерев перестающую давить на плечи голову, он подошел к столу, грустно посмотрел на его содержимое и смахнул с него всё в ведро, которое стояло рядом. На столе остались только ручка и блокнот.
«Дорогая редакция…» - вывел он ещё не совсем твёрдой рукой.
«Почему «ДОРОГАЯ»? Потому что не по карману? Или потому, что почти ни черта не платит за все мои «опусы»?......»
Он давно «пописывал» в местную газету статейки на злобу дня - тем и жил.
В последнее время злобы становилось всё больше, а день - всё короче…
Прибавлялось количество стеклотары в помойном ведре и число рыбьих голов на явно незнающем чистоты столе. Но пропорционально этим «элементам бытия» уменьшались мысли, строчки, деньги…
«Нет, почему всё время - «дорогая редакция»? Чем она мне дорога? Это ведь я ей дорог! Тем, что пишу за копейки, тем, что меня читают, а, значит, покупают газету - пополняют её копилочку!»
… Рука застыла, зависнув над листком бумаги…
«Дорогая!» - ворчливо шевелилось в голове. И он вдруг вспомнил, что уже давно никого в своей жизни не называл «дорогой». И эта самая, засевшая в зубах редакция, и была самой дорогой особью «женского полу».
«А что, если…» и рука, нашарив под столом недопитое вчера пиво, лихо опрокинула его в изможденное горло и, схватившись за ручку, вывела:
« Дорогая! Я так давно хотел сказать тебе, что дороже тебя для меня нет никого на свете! Ты - вся моя жизнь! Без мысли о тебе не проходит ни одного дня, ни одной ночи! Чтобы я не делал - везде ТЫ, дорогая!
Я просыпаюсь утром, и в первых проблесках сознания - Ты! Дорогая, я брожу неприкаянно по городу и думаю о тебе, даже когда дождь, и моя, видавшая виды кепчонка, вместо того, чтобы прятать голову, как мочалка впитывает струи дождя, чтобы «выдавить» их на голову, плечи, за воротник…
Я стою в очереди за …не важно в какой очереди я стою.., но и там я думаю о тебе. Думаю о том, что настанет час, и мы встретимся, дорогая моя! Пусть ненадолго, пусть мимолётом, но встретимся…
…Вечером, когда уставшие ноги несут меня домой, я снова думаю о тебе. И жду….
Жду, когда же ты обратишь на меня внимание…»
Он пошарил под столом, рука не нащупывала ничего, что могло бы его заинтересовать, и, вхолостую совершив несколько хватательных движений, вернулась к ручке…
«…Жду когда же ты обратишь на меня внимание…», - продолжил он - «Жду твоего знака, жеста, звонка… Твоих, дорогая, скупых, но таких нужных мне слов…
Я верю, что в один из дней мы встретимся, и ты в награду за все мои страдания и мучения наконец-то отплатишь сполна!
Я так верю в это и так жду этого момента, ДОРОГАЯ ...РЕДАКЦИЯ!»