Воскрешение

Виктор Камеристый
Легко соврать в такие минуты, от которых ты не зависишь. Если верить древней старухе, прожившей долгие, порой нерадостные годы, это- правда. Но ложь ложится тяжестью на душу, и она об этом знает. Возможно, что ее ложь, это- попытка изменить свое существование, а, возможно, это самообман, часто присущий старикам.
 Сейчас, когда все кажется угрюмым, серым и тоскливым, она, сидя у своего покосившегося и вросшего в землю домика, мечтает об одном: чтобы ее кто-то забрал отсюда. А еще лучше… Туда, где виднеется смотрящий в небо холм, до которого ей не дойти. Как не найти конца-края прожитым годам. Серые дни, полные апатии вечера, и она, одна, на заброшенном людьми хуторе.
       Она смотрит на строгий лик Спасителя, думает о неизбежности смерти и того наказания, что последует потом. Потом- это когда она предстанет перед Его очами, и Он спросит ее строго: Раба ли пришла? Грешница?
      
 Когда она была маленькой девочкой, часто смотрела на икону и просила ее: Дай…Дай мне сладости, дай мне денежку…Дай… Никогда кроме слова “дай”, она не произнесла ничего другого обращаясь…к Нему. В ее словарном запасе и не было иных слов.
 Но спустя годы, из-за своей неразговорчивости, из-за отношения к людям, из-за старости, устав, она просила Его об одном: Дай мне умереть…Забери!
      Смерти Он не дал. Он наказал строго, и, как ей казалось, жестоко: Он заставил ее и дал возможность жить. Она жила убаюканная старостью, прожила долгие годы, пережив всех своих ровесников, но только сейчас, когда ей исполнилось больше ста, взмолилась по-настоящему:
                - Не могу больше жить! Слышишь? Не могу! Забери меня отсюда…или лучше дай умереть. Не могу…

Спустя годы, те же слова.
      … Прислушиваясь к тишине, надеялась услышать хотя бы намек на ответ. Нет ответа! Гулкая, сжимающая сердце, тишина. Разве мог Он сказать что-то, глядя на нее, да впрочем, зная ее лучше, чем она знает себя. Конечно, нет. Определенно в ее просьбе была скрыта ложь: естественное ее состояние, / с которым она родилась? Та ложь, с которой она прожила жизнь?/, пережила стольких, отдавших ей сердце, мужчин. Только сейчас все было искренне: она хотела умереть. Ей скверно. Ей плохо в каждом новом прожитом дне. Правда, бывают дни, когда она чувствует в себе силы, но эти дни так редки и так безнадежны для нее, что она о них не вспоминает.
       …Черная беспросветная тьма ее не пугает - она не боится тьмы. Тьма- это, пожалуй, то, о чем она думает каждый день, каждое, вновь родившееся утро. Что есть тьма? Однажды она взглянула в пропасть, где зияла непроглядная тьма. И что? Что-то изменилось в ее повседневной жизни? Ничего. Так зачем ей бояться того, о чем она давно имеет собственное представление? Бояться Бога? Да, это действительно страшно, но боится не Его, а того, как Он встретит ее Там, где стоят огромные весы с двумя чашами. На одной чаше -добро, на другой- грехи.
       Мысли проснувшиеся вместе с солнцем снова и снова взывают:” Отче! Пресвятая Богородица, взгляните в мою сторону, дайте мне уйти тихо и незаметно. Сейчас. Именно сейчас, заберите меня и мою душу, я устала. Я так устала за прошедшие годы… Я, извелась, играя с собственной бессмертной душой, гневя Вас, и лелея грех. Я- истая грешница!”
 На короткое мгновение она замирает, вытирает сухие, трясущиеся губы и произносит:
                - Неужели Ты не хочешь забрать рабу свою, освободив место для другой, более чистой и праведной жизни?
Невольно оглянулась, как будто Тот, к Кому она обратилась, стоял за ее спиной. Мысли снова и снова кружат ее седую голову, но теперь она думает не о Нем, а о том времени, когда порхала бабочкой в этом непростом мире и когда жила вольно, не оглядываясь назад.
     “ Когда же это было? - старуха прикрывает глаза, наконец-то вспоминает. - Когда вернулся Степан, и когда я впервые его поцеловала. Надув щеки, я ждала от него чего-то такого, о чем могла мечтать, но не могла выразить словами”.
Она помнит его широкоскулое, румяное лицо, его кудри, его глаза, в которых она тонула…
 … Ее ноги, едва передвигая иссушенное жизнью тело, тянут ее к дому, к убитой временем избе, где она прожила все годы. На подворье, где все изломано, сгнило, где нет живой души, тихо. В душных, тесных комнатах, в темноте она ложится на деревянный настил, приготовленный ею для собственной кончины. Едва слышно произносит:
                - Я жду!
Вместо долгожданного прихода смерти, ее уносит в долгий сон, в котором она просит Его об ином:
                - Верни мне, Господи, часть моего утраченного здоровья. Верни мне  мое нерастраченное счастье. Верни мне моего Степана.
     Спустя час, проснувшись, она, обращаясь к Нему, просит: - Положила в гроб все фотографии, все крестики, а их -два. Мой крестик и Степана. Я готова... Так сколько мне ждать?
    И снова самая гадкая пора суток - ночь, с ее бессонницей, в которой она слушает шелест листьев за окном, тихое шуршание тараканов в печи вспоминает о прожитой жизни.
     Сон. ...Светлое, такое радостное воскресенье: Цветущие яблони, хуторские кривые улочки, и ее взгляд, вбирающий в сердце привычный вид. У хуторского магазина запах папирос, дешевого одеколона, обрывки фраз, смех девчонок и счастливые лица людей…
        … Ночь. Что есть рай и ад? Где место ее примирения с Богом? Какая мука отрицать Его любовь и идти Ему наперекор... Наперекор Его Воле.

… Утро. Она выходит во двор, смотрит на взошедшее солнце, но в глазах нет радости, одна тоска. “ Может набрать в рот больше воздуха, наполнить им грудь и станет легче? Нет. Моя боль -всегда со мною, она всегда во мне, сколько лет…”
      
  Из рядом текущего родника набирает ведро воды, и медленно, шаркая ногами по траве, идет в дом. Поставив ведро, она садится у окна, которое заплели паутиной пауки, и смотрит в надежде кого-то увидеть.
 “- Кого увидеть? Никого рядом нет. Кто жил - тот умер, кто не умер - тот уехал, одна только ты и твои немые просьбы. Снова у тебя в голове кавардак. А голова твоя должна быть ясной. Как тебе такой явиться перед Ним? Причешись, умойся, выйди на свет, возрадуйся солнцу!”
         Подумала чуточку, привстала и снова села, по-прежнему глядя в окно. “ Это твое  право- ничего не делать. Право твое, ты слышишь себя? Но, честно сказать, снова мне тошно и безразлично. Разве было так вначале моей жизни? Разве  было в моей душе такое?.. Мне неуютно в этом мире и было неуютно всегда. Так забери меня! Слышишь? Забери!”
         Решение приходит неожиданно: Надо прибраться. В доме, в мыслях, в душе…

Поднявшись со скамьи, начинает убирать, думать, вспоминать и шептать:
                - Когда Степан ушел, я поняла, что он для меня значил. Была ли моя вина? Была Господи, была... Виновна я в измене, спросишь ты? Виновна и каюсь. Грешна, виновна и безразлична. Когда Степан мой узнал об измене, пошел из комнаты и вон там, в чулане повесился. Тяжело ему было пережить мою измену. Жалела ли я его тогда? Не помню, Отче. Хотя… Вру я все Тебе, ох как вру Тебе, Господи. Помню, знаю, что он хотел с собою совершить, но смолчала, смотрела насмешливо, зло и …
     Старуха чувствует, как боль (возможно последняя ее боль) входит в тело, а дурнота подступает к горлу. “ Я голодна. Я столько дней без еды…”
     Боль, все глубже проникая, стискивает ее сердце обручем, а язык нем. И когда она снова ожила, увидела кровь на своем давно нестираном платье.
                - Наконец-то!

Уборку все-таки закончила, любуясь чистотой, порядком. Когда наступила ночь, а луна тихо, украдкой, заглянула в ее избу старуха, лежала с широко раскрытыми глазами, глядя в потолок. Она жива.
                - Наверное, моя смерть ничего не решит и ничего не оправдает. Будет кара? Кто знает, кроме Него?
       На короткий миг, но она Его увидела. Прежде чем исчезло видение она удивленная, тихо прошептала:
                - Вот и Ты, наконец-то.
 
Самообман? Милость Божья? Последняя милость грешнице, святая роскошь увидеть в земной жизни и понять, что свою земную награду она потеряла. Сожгла за собой мосты? Где она слышала: Очищение души приводит к исцелению заблудшего, а исцеление -это бескорыстная любовь Господа…
       Правда она видела плохо, на глаза наплывал непонятный туман, а видение двоилось, но она верила, что это не сон. Она знала, что Он рядом, Он пришел к ней и, протянув к ней Свою руку, хочет помочь ей, впавшей во грехе овечке, вернуться. Куда?
      Грехи можно отмолить, и они растают. Так когда-то произносила ее бабка, прожившая много лет, отделенная от людей массивом леса. Почему она никогда не навещала ее? Почему она, любящая внучка, сторонилась ее?
      
“Только бы не путались мысли! Глаза все видят, а голова идет кругом. Что происходит? Благодать Божья? Или моя смерть идет ко мне? Я взяла второго своего мужчину хитростью. Для чего? Чтобы жить или чтобы забыть Степана? Раны заживают быстро, но совесть, как быть с нею? Человек создан для того, чтобы лгать. Я лгала безбожно и не раз. Сотни, возможно тысячи раз я лгала и упивалась собственной ложью и хитростью. Мне будет очень тяжело там… Не думай… Выбрось из головы все, о чем думала, о чем просила, молила. Забудь! Думай о чем-то хорошем, радостном. Но что вспомнить? Ничего кроме печали будто и нет. Для чего тогда столько жила?”
 
Она еще долго терзает себя воспоминаниями, но сна все нет. От слабости на лбу выступает пот. За окном бушует непогода: шумит напористый ветер напоенный  влагой.
         
С трудом вспоминая слова, она читает молитву. Порою, она забывает слова, но это неважно, важные ее искренние слова, обращенные к Богу:
          - Отче! Слова мои были льстивы, слова мои были притворны. На Тебя уповаю, да не предам Тебя вовеки! Грехов юности моей не вспоминай, по милости Твоей, вспомни меня…Там.
Когда солнце поднялось выше и выглянуло из-за серых туч, старуха сидела на лавке, подпирая спиной избу. Сейчас она ничего не чувствовала, кроме желания жить. Изменить все одним махом, изменить собственную судьбу. Молиться неистово, прося о прощении, и может быть…
         Но ее судьба- оставаться в темном, лишенном света и человеческих голосов хуторе, пока не позовет Он. И будет она стараться, очищая себя и свою заскорузлую душу, и приносить жертву Слову Божьему становясь боговидной… Дождаться, встретить слова громогласные: Не оправдается перед Тобой не один из живущих…
         И она не оправдается…. И она узнает Кару Небесную. Божию…

… А пока…
В домике ее чисто. Окна сияют…Образа в углу глядят и радуются: Живет Тварь Божия! Очищается! Лампадка теплится…
  На хутор наведались из сельсовета, пенсию принесли. Повезли старуху в село, в магазин, в сельскую баню, в церковь в которой она не была столько лет… Платьице да обувку подарили добрые люди. Умытая, с серебром волос старуха будто засветилась изнутри…
Приехал монтер, радио наладил, провода какие-то поменял, и зазвучала речь человеческая! Монтер сказал, что хутор ему понравился, что приедет на лето с семьей в один из брошенных домов.
       - Пусть дети мотаются, рыбу ловят, речка-то без людей ожила, чистая-чистая…
       Хочет ли жить старуха? Ждет ли она смерти? Некогда ей думать о том, что не в ее власти. Она просто Живет! Кур привезли ей, щенка, кошку, и…письмо… Племянник ее  ищет. И, конечно же, найдет! И полюбит. И заберет, а, может, с нею останется. С той что искала… И нашла. А пока…
       Дом, пусть дряхлый, и земля ждет не дождется хозяина!...Даст Бог, поживет еще… Не зря видение-то ей было.
      
 Ночь…В чистой горнице лампадка освещает Лик Богородицы. Улыбается Матерь Божия. На чистой простыне, под голубым одеялом, в голубой пижаме лежит Раба Божия… На нее смотрят. Понимают друг друга две женщины: Мать и дщерь. И слышится старухе:
        - Вишь как все обернулось! И люди -рядом, и Господь -в душе, и Я присматриваю… Спи спокойно. Еще нужна Ты Господу для дела доброго на земле! Живи красиво…
 
Тишина… Будто слыша что-то ее любимцы кот Тимур и щенок Друг подняли головы… Насторожились. Увидели улыбающуюся хозяйку и…нырнули в сон.
        Благодать? – Да, Благодать, сотворенная Господом и старой, едва не сгинувшей душой…
Помолимся за них, стариков-то неужто некому? Были, есть и будут добрые и работящие наши, славянского духа люди. Работать на Бога-чудо творить.