Новеллы по романам сборник 1

Тридцать пять лет ожидания

Про Маттиаса Юксинда  всегда говорили, что он слишком уж подвижный ребенок. Этот рыжий непоседа просто не мог стоять на месте или идти куда-то спокойно. Ему обязательно надо было именно бежать - сломя голову, растопырив острые локти, как крылышки, словно он собирался взлететь. Он и в этот раз несся, как на пожар, вертя головой и не глядя вперед, а потому пребольно впечатался носом в плечо высокого, светловолосого мальчика. Книги и планшеты разлетелись веером по брусчатке двора, Матти, тощий и легкий, как воробей, с размаху сел задом на нее же, аж слезы брызнули из карих глаз. А на губы и подбородок потекло теплое - кровь из ушибленного носа. Ее тут же осторожно стерли мягким платком. Когда Матти проморгался, то сумел разглядеть синие, как терранское небо, глаза и добрую улыбку своего неожиданного «препятствия».
- Не сильно ушибся? Встать можешь?
Эта встреча и предопределила всю его дальнейшую жизнь. Они оказались с Этриасом Греем на одном курсе, и тот, лидер по натуре, взялся опекать маленького Маттиаса, не позволяя более сильным мальчикам его задирать. За цвет волос, за острый язык, за не менее острый аналитический ум Рыжего не слишком любили. Он с самого первого курса Академии-питомника был способен просчитать варианты и вычислить наиболее вероятный исход дела, будь то спор, контрольная или драка. Будущий лучший аналитик флота его Величества хвостом ходил за будущим Адмиралом того же флота, поначалу просто восхищаясь. А потом, став постарше, применив к самому себе все свои аналитические выкладки, Маттиас ужаснулся и уверился, что чувства логике не подвластны, и не все результаты расчетов следует делать достоянием гласности.
Этриас не знал, как так вышло, что среди всех воспитанников Академии у него почти не было друзей, только сторонники и приятели. А друг, верный и преданный, был только один. Он и не мог догадаться, что Матти слишком дорожил его дружбой, чтобы позволить еще кому-то сблизиться с его Этти. А Рыжий с непосредственным детским эгоизмом думал: «Разве же тебе мало меня? Я всегда рядом, друже, и останусь рядом». Им было по тринадцать.
Этриас проснулся от того, что рядом, на расстоянии вытянутой руки, на своей узкой, жесткой койке крутился и постанывал в беспокойном сне Матти.
«Заболел ты, что ли? Еще чего не хватало, накануне экзамена!» - подросток поднял голову и всмотрелся в полумрак. Рыжик сполз с постели почти наполовину, длинная, тощая нога почти целиком высунулась из-под одеяла, он поджимал пальцы, ерзая по прохладному паркету пяткой. Вторая - согнутая в колене, тоже дергалась, будто Матти елозил задом по постели. Руки судорожно комкали края матраца. Подушка уползла вообще куда-то под спину, и, присмотревшись, Этриас еле слышно захихикал: его рыжему другу снился сон явно неприличного содержания: Матти качнул коленом, легкое, тонкое одеяло горбом натянулось над пахом. Этриас оборвал смех и посерьезнел: Рыжика следовало разбудить, пока на его стоны не пришел наставник и не всыпал парню за плохой самоконтроль. Он выбрался из-под одеяла и присел на край койки Маттиаса, осторожно тронув его за плечо:
- Проснись, Рыжик!
- Ээээттииии… - выстонал тот, вздрагивая. И распахнул глаза, сонные и полные сладкой мути: - Какой сооооон… - через мгновение в карих глазах плескался самый настоящий ужас: - Я что сейчас сказал?
- Хвастался, - буркнул смущенный Этриас, - Какой сон ему, видите ли, приснился!
- Ой…ой-ей-ей… - это Матти заглянул под одеяло и залился отчетливо видимым и в темноте жарким румянцем. - Ой, мама…
А мысленно он почти смеялся от облегчения: Этриас принял его возглас за обращение. И в самой глубине души подросток леденел от осознания того, что видит в нем уже не только близкого друга, но и весьма сексуального юношу. И хочет его до такой степени, что видит в «мокрых» снах! Маттиас попробовал отдалиться, хоть немного, от Этти. И потерпел сокрушительное поражение. Этриас был нужен ему, как воздух. Без него он задыхался. Им обоим было по пятнадцать.
Выпуск был, как и все предыдущие, не особо разгульным, но почуявшие скорую свободу атланты умели отрываться и без особого шума. Юноши, которым только-только исполнялось по семнадцать, напивались дешевым пойлом, с такими предосторожностями добытым в порту, будто это было ядерное топливо. И сдерживаемые эмоции просто клокотали. Этриас сидел на полу общей спальни, слегка расфокусированным взглядом наблюдая за жаркой перепалкой, грозящей перерасти в тихую, но жестокую драку, и как-то даже отстраненно фиксировал происходящее. Пока ему на плечо не легла горячая рука Маттиаса, его друга-сокурсника, и тот заплетающимся языком не начал излагать какие-то доводы в пользу одной из сторон. Этти повернул голову и отпрянул, потому что лицо Рыжика оказалось чересчур близко.
- Чего? Матти, не пей больше.
Тот рассмеялся, и прильнул к горлышку бутылки, которую держал в руке. Этриас смотрел, как дергается кадык на его тощей шее, расцвеченной золотистыми веснушками, как завороженный, и поймал себя на том, что тоже хочет выпить. Он отобрал бутылку у парня и принюхался.
- Фу, мерзость... - Этриас сделал глоток и встретился взглядом с шальными  темными карими глазами. Маттиас смотрел на него так жадно, словно хотел выпить - глазами.
- Мерзость  мерзости рознь. - констатировал Рыжий. - Я сейчас тебя поцелую...
- Отставить поцелуи, лейтенант! Лучше выпей еще. А еще лучше - пойдем-ка прогуляемся, может, протрезвеешь. - Этриас поднялся, поднимая и Матти. Рыжий стоял на ногах нетвердо, но, вроде, не падал. - Ох, ты ж, белая березка на ветру! - Этриас направился в сад, буксируя за собой Маттиаса. На улице было пусто - курсанты предпочитали надираться в кампусе, чтоб не попасться на глаза наставникам в нетрезвом виде. Этриас направился вглубь зарослей, отыскал первую попавшуюся лавочку и плюхнулся на нее, усаживая Матти рядом.
- А какой воздух....Нет, вокруг замечательно свежий воздух! - Этриаса обняли за плечи, и рыжая голова Маттиаса ткнулась ему куда-то в шею.
- Вот именно. Давай-ка, приходи в себя, Рыжик. Утро скоро, нас же на плац выгонят и так отчихвостят... Друже? - Этриас слегка вздрогнул, почувствовав на шее горячее дыхание и несмелое прикосновение сухих губ.
- Ударь меня... - совершенно трезвая горечь в голосе Рыжего. И совершенно пьяные глаза. Этриас перехватил его за руки и встряхнул, так, что мотнулась растрепанная рыжая коса:
- Прекрати, что ты себе удумал?!
- Ударь... Чтобы мне не думать, Этти... - курсант Юксинда обмяк в его руках.
- Хммм, не думать о чем? Рыыыыжик, ну, что с тобой? - Этриас решил, раз грубость не действует, попробовать лаской. Осторожно отвел со лба друга спутанную челку, заглянул в сумасшедшие карие глаза. Маттиас затрепетал своими золотисто-рыжими ресницами. Ему на первом курсе их обстригли, так они выросли еще гуще и длиннее, как назло.
- Не смотри на меня, мне стыдно, - он попробовал закрыть лицо руками, но те его не слушались.
- Ну, за что тебе стыдно? Ты что, убил? Солгал? Растлил? - Этриас рассмеялся. - Тебе просто нельзя пить, друже.
- Почти. И солгал. И растлил. И…ик!.. почти убил... - Маттиас соскальзывал в пьяный сон.
- Все, допился! Больше ни капли в рот не возьмешь! - Этриас прижал его к себе, погладил растрепанные волосы.
- Вот, так. Да... Люблю… Люблю тебя… Не отпускай... - Матти окончательно уснул. Этриас застыл, замер, машинально притиснув Рыжего к себе еще сильнее. «Люблю?.. Что за...черт...» Понимание в полупьяный мозг пришло сразу, развернувшись во всей своей шокирующей ясности. У Грея перехватило дыхание, он судорожно стиснул руку на рыжей гриве, словно хотел оторвать косу напрочь. Матти вздрагивал и постанывал в нездоровом пьяном бреду, прижимаясь щекой к жесткой ткани мундира. Ему было бы хорошо, не будь настолько плохо.
- Господи, пусть это все будет просто... просто временным помрачением? - прошептал Этти. Потом встряхнулся и поднялся, оценил, способен ли он сегодня на подвиги, и решил, что способен. А потому - поднял Рыжего на руки, прижимая к груди. Маттиас был легким, как ребенок. Пошатываясь, кадет Грей направился в их комнату, чтоб уложить друга и попытаться поспать самому. Маттиас терся чуть колючей щекой, что-то бормотал и целовал шею Этриаса над глухим воротником. Тот только сжимал зубы и шел. Уже в комнате, устроив его на постели, Этриас сел рядом и попытался понять, что же ему теперь делать с этим признанием? Оттолкнуть друга? Единственного друга? Или понадеяться, что, проспавшись, Маттиас не вспомнит, что нес? А Рыжий спал, изредка пытаясь снять сапог, но сон был слишком глубок, и, немного подрыгав ногой, лейтенант снова замирал. Наутро на осторожные расспросы Этриаса он только страдальчески морщился и кривил губы, внутренне холодея и закрывая свои мысли всеми силами:
- Этти, я мог нести хоть какую околесицу, я ж даже имени своего не помнил. Дай водички, а?
Им тогда обоим было по двадцать. И это был обычный новогодний бал на Атлантисе, который в последний момент решил посетить Император Павел. В его свите Этриас и встретил ее - свою первую и единственную любовь. Нежная и хрупкая воспитанница Императорского приюта пронзила сердце Этриаса насквозь своим кротким взглядом,  и молодой человек пропал.
Этриасу некуда больше было пойти поплакаться на внезапно вспыхнувшую любовь, и некого больше просить помочь ему завоевать сердце красавицы Стеллы, кроме Маттиаса. К нему он и отправился, прихватив с собой бутыль крепчайшего книсского вина. Они сидели за столом в маленьком родовом поместье Юксинда, и Этриас едва не стихами расписывал, какая его избранница красивая, умная, нежная, кроткая... А Маттиас полулежал на оттоманке, поглаживая красавицу гончую, а вторая его рука сжимала лезвие ножа для разрезания книг, небольшую, изящную безделушку. Чтобы она терзала его руку так же, как слова Этриаса - сердце, отвлекая от душевной боли - телесной.
- Ты мне должен помочь, Рыжик. Я хочу ее завоевать, потому что иначе я зачахну с тоски. - Этриас и сам понимал, что это звучит пафосно донельзя, но ничего не мог поделать. - Я в нее влюбился с первого же взгляда, но девушки-воспитанницы Императорского Приюта слишком неприступны. - Этриас подсел ближе и умоляюще потряс Матти за плечо, склоняясь к самому лицу, чтобы заглянуть в глаза. Аналитику бы сказать, что, если поможет, сам сдохнет с тоски. Будет выть ночами в подушку. Но он улыбнулся, протягивая руку за сыром:
- Дай мне планшет, просчитаю варианты.
За эту ночь, вылакав все вино, они разработали самый сумасшедший план, который только был возможен. И Этриас с воодушевлением принялся воплощать его в жизнь. Он разузнал все привычки и предпочтения девушки, он находил в самых отдаленных уголках планеты Терры, в заповедниках, полевые ромашки, и дарил ей букеты, оставляя их на окне ее спальни. Он сам научился стряпать ее любимые пирожные, под чутким руководством Маттиаса. И еще он практически не расставался с рыжим лейтенантом, чувствуя себя как никогда неуверенно без его поддержки.
Свадьба Этриаса была омрачена болезнью друга. Маттиас загремел в лечебницу, как сказали врачи, с переутомлением. Лейтенанта же лечили от депрессии. Шрамы на запястье он объяснил потом Этриасу несчастной любовью.
- Дурачок ты, Матти, почему ты мне не сказал? Ты помог мне, разве ж я не помог бы тебе добиться твоей избранницы? - Этриас осторожно пожал его руку, и встал, обнимая: он торопился к юной супруге, ему дали отпуск на две недели, и они со Стеллой собирались провести свой медовый месяц наедине, на самом лучшем курорте Соединенной империи.
- Это был безвыигрышный вариант. Ты забыл, что я аналитик, Этти? Иди, ты же весь как на иголках. Все хорошо будет. Обещали выписать через месяц. Ты как раз на службу выйдешь.
От избытка чувств Этти его поцеловал в щеку, сжав плечи лейтенанта в крепком объятии.
- Не грусти, мы найдем тебе еще ту, которая заставит твое сердце петь!
После его ухода Маттиас не грустил и не пытался повеситься, как очень того хотелось, а сел за трудные расчеты. Получилось примерно один к четырем тысячам. Лейтенант приготовился ждать и пить успокоительное. Этриас вернулся на службу сияющий, как медный пятак:
- Матти! Черт, тебя точно надо женить! Хочу, чтоб ты познал это счастье!
Потянулись дни и месяцы службы, а потом однажды зимой Этриас ворвался к нему в аналитический отдел, сгреб, ни слова не говоря, за руку и поволок в свою каюту. И там, наконец, дал волю своим чувствам:
- Матти, черт, поздравь меня! Я скоро стану отцом! - он едва не вопил от радости. Таким сияющим он не был даже в тот момент, когда одевал жене на палец кольцо. Надежды Маттиаса истаяли, как воск от пламени. Не будь железной выдержки, которую тренировали во всех аналитиках, Маттиас бы упал там, где стоял. Его душили зависть, гнев, бешенство. Он хотел быть рядом с Этриасом день и ночь. Он хотел быть первым, кого тот увидит, просыпаясь! И - черт побери! - он сам хотел подарить ему такое безумное, совершенное счастье, которым сейчас светился его друг. А в место этого:
- Поздравляю, я в тебе не сомневался ни на секунду. - и он выложил из кармана свой расчет с датой беременности, рассчитанной задолго до.
- А я не сомневался в твоих способностях. - только расхохотался Этриас. Матти был привычным, таким, как и должен был быть. А то, что на малую секунду мелькнуло в его глазах, Этриас списал на игру теней. Когда родилась Анхелика, кто, как не старый и надежный друг, первым узнал эту новость и удостоился чести пить за здоровье жены и дочери Грея? Конечно, и со всеми тревогами по поводу младенческих хворей, Этриас шел к нему. А Маттиас выслушивал, сочувствовал, умилялся детским снимкам. Но никогда не приходил в гости. Отдаривался, придумывая каждый раз уважительные предлоги.
Потом была практика на Титане «Кадавр», тогда еще - имперском флагмане. Рейды на сторожевике, в пограничном секторе Империи. Служба, служба, и возвращения на Атлантис, как только давали отпуск, к любимой жене и дочери. Лейтенант Юксинда не напоминал о своем признании, и Этриас почти позабыл обо всем. Пока их корабль не был расстрелян пиратами. В живых из всего экипажа сторожевика остались только механик и они, желторотики. В хрупкой, грозящей развалиться, посудине отказала система обогрева, хорошо, хоть, искусственная гравитация и циркуляция воздуха еще работали. Механик еще успел наладить передатчик, почти теряя сознание, передал сигнал sos, и отключился. Умер он тихо, просто перестал дышать, истекши кровью. А Маттиас, перевязав раненого Этриаса остатками своей сорочки, улегся рядом, обняв его руками и ногами, грея своим телом. Грудь к груди, кожа к коже.
- Только не уходи. Пожалуйста, Этти, твои девочки будут скучать без тебя, твоя красавица-жена, умница доченька... Этти, родной, любимый, пожалуйста! Ну, что мне еще сделать? Как задержать на этом свете? - Маттиас, кажется, плакал. По голосу было не заметно, но по коже текла теплая и соленая влага.
- Ты...будь рядом...- Этриас плыл в холодном беспамятстве, не помня сейчас о жене, о дочери. Его держал только этот голос, такой давно знакомый, родной. - Ты же мой...ангел-хранитель...только рыжий...- бескровные губы сложились в подобие улыбки.
- Да я всегда с тобой рядом. И буду рядом, что бы ни случилось. Может, нас Этуанцы услышат. Может, чудо случится. Этти, не молчи, Этти! - растирал и тряс его. Целуя безнаказанно.
Их услышали, и даже свои. Подобрали полумертвого от потери крови Этриаса и почти помешавшегося от страха за его жизнь Маттиаса. Они выжили, как и в сотне последующих стычек. Назло всему. И Маттиас, сдерживая обещание, остался рядом. Даже когда Этриас попал в опалу к Императору, он не перевелся на другое место, потеплее. А разругался вдрызг с Этриасом и на утро явился на службу, как ни в чем не бывало, будто их и не посылали на смерть. Бессменным ангелом-хранителем, адъютантом, помощником. Он был лучшим аналитиком флота, но отказывался от повышений, а если отказаться было нельзя - совершал что-нибудь такое, четко рассчитанное безумство, после чего, получив взыскание, вздыхал с облегчением. Этриас не понимал - зачем он это делает. Он стремительно делал карьеру. Через десять лет он стал адмиралом. И понял, что крепко сидит на крючке у безумного Императора.
А Маттиас юлил, как рыба на мелководье. Его лейтенантство сослужило ему неплохую службу, слишком мелкая сошка. Оказываясь рядом всегда, когда Этриас был на шаг от падения, чтобы подставить плечо, отобрать бутылку или просто уложить спать. Кто знает, сколько горечи он выпил за эти годы, сколько несправедливых обвинений со стороны вспыльчивого друга «проглотил» и сколько раз спасал его жизнь, отводя наветы.

Захват в заложники жен и детей Маттиас предвидел задолго до, и пришел предупредить друга.
- Но, друже, я не могу поверить, что Император опустится до такого. - растерянно топтался молодой Адмирал, едва успевший налюбоваться на золотые эполеты. - Нет, я не сомневаюсь в твоем таланте аналитика, но тут ты явно перегнул палку. Это ж совершеннейшая ересь. Матти, ты понимаешь, что за подобные речи тебя на плаху могут отправить? Император непогрешим! - тогда он еще в это верил.
- Господи...Этти, включи разум. Смотри, куда все катится? На плаху? С радостью, я сам туда пойду, если через три года ситуация изменится. Не веришь, как хочешь, обо одном тебя прошу: продай рабов и отправь Стелу с девочками куда подальше от Атлантиды. И дело с концом.
- Ммм...Матти, я подумаю, хорошо? Успокойся, я уверен, что в тебе просто проснулся перестраховщик. - Этриас ласково улыбнулся и...забыл о разговоре. Ему было не до того: война с Альянсом набирала обороты. А когда грянул гром, стало поздно.
Маттиас принимал в гостях Санно, который пришел проститься перед долгой поездкой на Этуан. Прибыли они с Этриасом вместе, но тому до поместья было лететь дольше. Маттиас наливал вино, внутренне считая: «Восемь, семь, шесть, пять, четыре, три, два, один». - И быстрый взгляд на дверь. Которая грохнула о стену так, что посыпалась штукатурка. В проеме возник Этриас, бледный, как смерть, с растрепанной ветром косой, хотя больше было похоже на то, что он рвал на себе волосы.
- Увезли...Всех увезли, вчера, мы на подлете были, а их... - он едва не выл. Маттиас поймал его в объятия, привычно заботливо. Приказал принести подогретого вина. Этриас отшвырнул от себя поднос с бокалом. Аналитик отослал слугу, черт с ним, с ковром. Все одно он казенный:
- А я тебе говорил. - и выложил на стол планшет с расчетом. Не хотел сделать больно, но - сделал. Синие глаза потемнели от бешенства и горя. Этриас себя уже не контролировал, а потому практически и не помнил,  как сжал кулак и почти без замаха впечатал его в челюсть аналитика. Маттиас влетел в стойку с последним, чем дорожил: коллекцией старинного хрусталя. Стекло лавиной брызнуло во все стороны. Вскрикнул Энкенти. Разрезанная одежда, кожа, рыжие пряди, летящие, как в замедленной съемке, на пол, и спина, вся ощетинившаяся осколками…  Разбитые губы горько скривились:
- Больно, да?
Этриас мгновенно протрезвел, кинулся к нему, хрустя стеклянным крошевом:
- Боже...Матти, прости меня... - Он не знал, за что взяться, чтоб не ранить лейтенанта еще сильнее. В конце концов, осторожно уложил его себе грудью на руку, отнес на стол, с которого Санно уже смахнул тарелки и бокалы. И часа четыре колдовал, вынимая из его тела осколки, промывая раны и останавливая кровь. Тревога за семью терзала сердце, а совесть и вина - душу.
- Мне теперь тоже больно. Так  что, мы квиты, Этти. - Маттиас теперь мог не держать лицо. Он надеялся, что предупредит это, честно пришел и рассказал ему результаты расчетов. А теперь он был рад. Стелла погибнет в плену, в этом аналитик не сомневался, и радовался, радовался, что больше никто не будет отнимать у него Этриаса. Но как тот переживет это, Маттиас не знал.
Этриас - переживал. Ближе Маттиасу он не стал, скорее, наоборот, отдалился, закрываясь в себе, как улитка в ракушку, в свою тревогу. Седел, в золотисто-русой гриве выбелило виски, синие глаза больше не горели восторгом и азартом. Но служил он - безупречно. Пока не грянула война с книссами. И пока не появился на горизонте Адмирал Несс Нахор-Шай. После первого же поражения, когда, еще не веря в него, пытался что-то сделать, но в итоге отдал приказ отступить, и до того момента, когда пришлось давать отчет Павлу, он на книсса злился безмерно. А после, когда при нем Император подписал приказ казнить Стеллу, возненавидел. Маттиас не знал пока, как помочь. Зная принципы и непоколебимое понятие чести друга, он боялся за его рассудок. Порой жалея, что эти раны не согреть, как тогда на корабле. Он всего лишь мог быть рядом. И был, безмолвным стражем. Любой, кто намеревался сместить Этриаса или навредить ему, оказывался либо зверски убитым, либо ему сразу начинало не везти в жизни.
А жизнь адмирала стремительно летела под откос. Он проиграл еще два сражения, потерял еще две планеты. И получил в день годовщины своей свадьбы - запись казни жены и старшей дочери, Анхелики. И копии приказов казнить Марину и Линору. В тот раз он напился почти до смертельного отравления алкоголем, не хватило всего пары стопок. Пил он в одиночестве, хмель его не брал, только тяжелела голова и кололо сердце. Маттиас отливал его водой, поил адсорбентами. Вкалывал укрепляющие, а иногда и плакал от собственного бессилия, над почти бездыханным телом. Но покинуть его не мог. Сил не хватало.
- Матти, какого черта?.. - было первое, что сказал пришедший в сознание Этриас. - Мне незачем больше жить. Какого черта ты, мой ангел-хранитель, успел опять?
- Слава Богу! Успел! - Маттиас припал к его груди, обнимая. Так было можно. Это не было  предосудительно.
- Я тебя ненавижу, - Грей отвернулся к стенке и замолчал надолго. Маттиас это знал. И страдал. Страдал и днем, и ночью. Рыдал кровавыми слезами в подушку, улыбаясь днем, привычно заботясь. Пока на связь не вышел книсский Император, и жизнь резко не поменялась.
Этти сам пришел к нему, в каюту аналитика. Постучал и распахнул дверь, зная, что не заперто, как и у него для Матти. Вошел, закрыл дверь на замок и медленно опустился на колени перед лейтенантом. Голос его глухо вздрагивал:
- Прости, я виноват перед тобой, Рыжий.
И Маттиас отложил в сторону планшет, сам встал перед ним на колени, крепко обнимая.
- Как я рад, как же я рад, что ты пришел! - Маттиас не просчитывал это. Он боялся узнать результаты. Потом было многое: нервотрепка и гнетущее чувство, что продал себя, свою честь и родину. Война с принцами, найденная Марина, радость пополам с горем оттого, что дочь непоправимо искалечена. Много что было. Но Этриас больше не позволял себе не то, что руку поднять на друга, даже голос не повышал. Когда окончилась война, он долгих пять лет привыкал к тому, что свободен. Внутренне свободен, может не опасаться выражать свои чувства, потому что нет Отдела Нравственности. И что после Гая Юлия Принципа он - первый в государстве человек, Наместник Императора на Терре.  И все эти годы ломал в себе предубеждения, вбитые в подкорку, о греховности связи мужчины с мужчиной. В первую очередь для того, чтобы без отвращения смотреть на своего Императора. Хотя там было немного иное, там был другой грех, связь с чужаками. Но перед глазами теперь были постоянно Гай и Астиарр, Санно и Рауэро. А из людей, которых он привел, сдавая свой флот, оказывается, было много тех, кто давно скрывал увлечение своим полом. Иначе было тяжело продержаться в долгих космических рейдах. И слишком четко вспоминались слова лейтенанта, сказанные в пьяном бреду, и то, что слышал не раз, находясь на грани жизни и смерти. Что пытался спрятать как можно глубже, стереть из памяти, да так и не смог. Еще пять лет понадобилось Этриасу на то, чтобы признаться самому себе в том, что чаша сия и его не миновала. Признаться и принять. И искать – как, не раня, не обрушивая разом на голову Маттиаса свое признание, дать ему понять, что он – небезразличен. И как всегда, ничего не вышло толком. Этриас был слишком прям.
И счастье Маттиаса, пополам с горем, у беседки. Мог бы сказать раньше. Мог, но так боялся, потому что не вовремя сказанное могло изменить будущее. Матти брался просчитывать варианты, но всегда бросал на полпути. Это, пожалуй, был единственный анализ, который он так и не довел до конца. И, как сейчас понимал, к счастью.
- Я любил один раз и на всю жизнь, Матти, ты это знаешь, - этот разговор состоялся в первую их совместную ночь, когда Этриас приказал остаться у него, и лейтенант остался, - единственную женщину, мою Стеллу. Но я понял, что в моей жизни может быть еще одна, не менее единственная любовь, когда набрался смелости увидеть то, что видели все, кроме меня. Я тебя люблю. Одного и на всю жизнь.

Несс

Несса с младенчества учили и отец, и дед: жизнь, она от горного дела ничем не отличается. Вкалываешь, трудишься, отдаешь все силы и нервы - и неизвестно, будет ли результат? Не напрасен ли труд? Потому, с двенадцати лет маленький книсс помогал братьям и отцу в шахте. Она приносила хоть и небольшой, но стабильный доход. А в пятнадцать он свел знакомство-приятельство с сынком местного барона, Ррани. Дед тогда сказал: «Несси, жизнь не терпит, когда пытаются получить что-то просто так. Поверь, платить придется несоизмеримо дорого.» Несс, подросток со всем набором подростковых комплексов и выбрыков, только посмеялся: ага, как же!
А потом...потом был взрыв газа на шахте. От отца и трех братьев ничего не осталось. Нечего было хоронить. Шахту быстро расчистили, даже работу восстановили, но...Дед слег и через неделю просто не проснулся. Несс остался один, продал права на разработку огненных камней барону и пошел работать к нему же, закончив курсы Навигаторов. Оказался способным, хоть и не гением, звезд с неба не хватал, беря свое упорством и трудолюбием.
Ему было двадцать, когда на яхту Ррани, которую он вел, напали пираты. И баронет решил откупиться им. А что - молодой, здоровый, красивый книсс...Пираты посмеялись, предложение приняли. И повязали всех, и Несса, и Ррани, и пилота, и подружку баронета. Несс вспомнил слова деда, и понял, что тот был сто, тысячу раз прав. Жизнь не прощает, если пытаешься купить ее дары подешевке. Несс дрался. Получил поперек груди энерголезвием, очнулся уже в трюме пирата, закованным в шоковые браслеты и ошейник. Дальше была арена, но, выиграв поединок с одним из бойцов, Несс завладел его клинком и набросился на охрану. В шоковом поле он провел сутки, но так и не одумался. Больше его не выпускали на арену, но и пускать в расход не спешили.
Перепродавали строптивого раба, пока он не оказался на «Чаровнице». В рабском бараке познакомился с котиссой по имени Ауриэти. Она была вдвое, если не втрое старше, и была опытным воином-гладиатором, десять лет, со дня плена, выживала ради одной-единственной цели: найти сына. Несс, насмотревшись на нее, устыдился: за год он почти перестал следить за собой, мылся, только когда рабов загоняли на дезинфекцию, поливая из шлангов, чтобы не запаршивели. Аури показала ему пример: жить можно и нужно, даже в рабском ошейнике, потому что это - еще не конец! Это как закончившаяся мнимым тупиком штольня: просто, надо взять бур покрепче и пробить породу. Может, там, за скальной стенкой - опаловая полость?
Стоило только отчаянию отступить, а Нессу - начать брыкаться, чтобы не утонуть в трясине рабской покорности, как жизнь резко сделала поворот.
Несс помнил каждое мгновение своей новой жизни: начиная с того, как незнакомый золотистый книсс в форме имперского Ай-ши указал на него и Аури в загоне рабского рынка. Он часто вспоминал первый мысленный разговор с Астиарром, тогда еще совсем не императором. Дословно помнил, как послал его далеко и надолго, когда тот предложил поговорить. Помнил странное, необъяснимое ничем, кроме воли Матери-Кошки, чувство, что бросило его на колени перед мальчишкой. Не имя - что ему Империя книссов и ее Наследник? Они не спасли его от людской жадности. Но была в маленьком светлом мальчике сила, перед которой хотелось преклоняться. И только позже он понял, что не ошибся. Много позже - глядя на его любовь, на его целеустремленность. И на его сестру. Смотрел на черную, зеленоглазую котиссу в наряде материнства, и восхищался ей, как привык восхищаться прекрасным и недоступным - без зависти и желания обладать. Она была счастлива, что из того, что ее Избранный - человек? Значит, он заслужил ее Выбор. Потом он узнавал историю Астурис и Астиарра. И уважение становилось просто безмерным и безграничным.
Несс вспоминал все, чему научился за свою жизнь. Вспоминал нелегкую науку Навигации. За  год рабства, он чувствовал, что отупел и обленился. Читал запоем, тренируя память, довел до ручки Ай-ши, отвечающего за библиотечный фонд на «Кадавре». С чем у Несса всегда были проблемы, так это с письмом. Почерк у него был попросту нечитаем. За это еще на курсах Навигаторов ему ставили оценки ниже заслуженных. Теперь, в свободные от службы часы, когда он не сидел над раненым Императором, не тренировался на мостике или не помогал капитану, он проводил в библиотеке, изводя бумагу или терзая планшетку, даже самые совершенные программы коей не распознавали его каракулей. Когда капитан Гай оставил его своим заместителем на «Кадавре», Несс уже мог довольно сносно написать приказ или распоряжение.
Каждую перипетию в жизни Императорской четы он принимал близко к сердцу. Каждое головоломное приключение, покушение на Астиарра, болезнь киррео, проблемы  и ссоры между ними - как свои собственные. Когда у капитана и Асти, вроде бы, все наладилось, и родились малыши-Наследники, Несс был просто счастлив, хоть чувств своих он почти никогда открыто не проявлял. А потом грянул захват «Чаровницы». И - плен Астурис. Несса словно «приласкали» дубиной по загривку - перед глазами на мгновение померк свет. «Нет, только не она, только не чудесная ирс Тури!» Именно тогда он понял, что значит - быть безнадежно влюбленным в чужую супругу. Он был готов сделать для ее спасения, и для ее счастья все - лечь костьми, но... Император оставил его на Книссаурре. Наводить порядок с охраной Киррра'аллора, присматривать за королевой и детьми... Тоже - важное и необходимое, особенно в свете постоянных покушений на самого Императора и его Наследников и супругу. Но Несс хотел быть там, спасти, помочь! Сделать для Нее - хоть что-то! Известие о случившемся с Астурис стало для него оглушительной болью. Аури, которой Гай запретил показывать видео и фото с Антариса и Валлео королеве, не сочла нужным скрывать это от Несса. Котисс выл ночами в подушку, от горя и ярости. И не мог себе простить проскользнувшего на самом дне души гаденького: «Зато теперь она свободна».
Когда ослепшую от горя и мук, Астурис привезли на Книссаурр, он взялся выхаживать ее, запретив и думать себе о том, что, возможно, когда-нибудь сможет заменить ей Вельмира. Малыш Мирре покорил его сердце своей ранимостью, неуклюжестью и доверчивостью. Полукниссу нужен был кто-то, кто заботился бы о нем, пока Астурис не придет в себя. Несс старался изо всех сил. И был вознагражден искренней любовью мальчика, который Вельмира помнил весьма смутно - младенческие воспоминания стерлись стрессом, пережитым на Валлео.
Разговор с Императором, состоявшийся как раз перед тем, как Астиарр уверился в необходимости и неизбежности войны с Соединенной, убедил Несса в том, что Асти не против его ухаживаний за сестрой. И даже - очень за. Тури был нужен кто-то, кто стал бы ей опорой и защитой. Вернул ей тепло, пропавшее с гибелью Веля. Отогреть слепую котиссу оказалось задачей не из легких. Наградой, уходящему в рейд на Валлео, Нессу стало тихое: «Возвращайся живым, я буду ждать.»
Вернувшись, он явился к ней и упал на колени, умоляя о милости - выслушать. А потом - Тури вольна была прогнать его или согласиться... Он признался ей, что любит - давно и безоглядно, что мечтает стать для нее хотя бы другом, не претендуя на любовь... Ответ Астурис на мгновение остановил его сердце. Прижатые в намеке на укол к левому плечу когти. Мысленное - «Да». И протянувшаяся между ними прочная нить ментальной связи: когда Астурис улыбнулась ему и сказала: «Ой, у меня так растрепалась прическа?» Она видела - его глазами. И не отпрянула, когда он коснулся ее руки, притягивая в объятия. Ее губы были теплыми и нежными, и Несс задохнулся от благоговейного восторга, словно не женщину - святыню целовал. Она и была для него святыней - пусть, оскверненной, пусть, потерявшей дар материнства, пусть, замирающей от напряжения в его руках, но - его воплощением Богини.
Сказанное на семейном обеде, в присутствии Императора и всех его присных: «Я нашла себе мужа. Сын не против. Осталось только последнее слово брата», и мысленная беседа с Императором, после которой Несса словно бы негласно приняли в самый близкий круг, дало ему крылья. Если раньше Несс, в отличие от Аури, не чувствовал себя родным, то теперь - он им был.
С вошедшим в их жизнь Кайри что-то немного изменилось, как будто беленький котенок еще немного согрел их. Ну, пусть Астурис никогда не родит ему сына или дочь...Что ж, зато у них есть уже двое чудесных детей, что еще надо? Несс постарался дать маленькому Кайри столько же любви и ласки, как и Мирре. То, что полукнисс с первой же секунды принял Пушка, как брата - обнадеживало. Кроме муштры дворцовой стражи, Несс упорно учился. Асти поставил перед ним задачу: стать способным командовать не одним-единственным «Кадавром», а целым космофлотом возрожденного Книссаурра.
На то, чтобы изучить основы тактики и стратегии, научиться координировать действия многих десятков кораблей, просчитывать ходы и варианты в сражениях против флота или планеты, ушел год - неслыханно мало, если учесть, что обычно в Академиях Космофлота, например, в Соединенной, учили от шести до десяти лет. Но Несс недаром был внуком и сыном горных мастеров - упорства и трудолюбия, чутья и логики ему было не занимать. Навигацкое мастерство тоже дало свой эффект: тренированный оперировать громадными величинами и многомерными пространствами, разум справлялся отменно. А стимулом было - согласие Астурис стать его женой. Хоть точной даты, или промежутка времени, котисса так и не назвала, Несс не торопил ее - прекрасно понимал, для того, чтобы позволить ему что-то большее, чем поцелуй, Астурис надо еще привыкнуть к нему.
А потом грянула война. Из битвы при Антарисе Несс вернулся героем, хотя всех его заслуг было - грамотное командование операцией. Астиарр пообещал сделать его Адмиралом, и, хоть не торопился отчего-то выполнять свое обещание, к Нессу все равно относился с уважением. А еще, дети, необычайно сдружившиеся за время его отсутствия, взяли шефство над судьбой родителей. Именно Кайри и Мирре уговорили Императора ускорить свадьбу Астурис. Ни Несс, ни княгиня не желали широкой огласки, так что скромное торжество было именно что скромным - хотя они и венчались в Главном Храме Матери, но после пары Яурре-Ноар, когда почти все гости покинули храм. А сватали маму мальчики сами - всей оравой ребятишек. Было забавно и приятно. И когда на праздничном ужине, после своего танца, приемыш-Кайри впервые назвал их мамой и папой, Несс понял: он самый счастливый книсс во вселенной. А сюрприз-поздравление Императора чего стоил! С праздника Несс ушел Адмиралом, женатым на великой княгине. Втайне, этим жутко гордился. У него с Тури была всего лишь неделя Молочных Лун - или Медового месяца, как назвали бы люди. Потом - была война.

Астурис сидела в своей комнате, перебирая плотные листки. Понятно, что из космоса письма приходили в электронном виде, и уже в канцелярии Императора распечатывались, запаковывались и рассылались по назначению. Но эти письма, написанные Адмиралом, приходили только к ней. Там не было ничего об ужасах войны. Ничего о том, как сложно было Нессу, только любовь. Безграничная любовь к слепой котиссе, которая была старше . В соседней комнате тихо играли Мирре и Кайри. Эти двое, казалось, стали даже ближе, нежели Близнецы-наследники. Княгиня потрогала бумагу своими чувствительными пальцами, читая слова, написанные с искренним, горячим чувством. Несс был неразговорчив, речь его была проста и учтива. Солдаты его обожали.
«Княгиня моя, вот уже месяц, как я не могу обнимать тебя ночами. Это убивает меня. Страх не увидеть тебя снова, подгоняет скорей и лучше справляться со своей работой, чтобы обнять тебя и мальчиков.»
Мальчики были главной тревогой Несса. Как он любил Мирре и Кайри! Так редкие родные отцы носятся с чадами. Тури улыбнулась и смахнула непрошенную слезу, вспоминая. Как он выхаживал ее. Как водил за руку и подставлялся под когти, когда, в отчаянии горя, Тури пыталась перерезать себе горло. Как не спал ночами, прогоняя ее кошмары. Молчаливо, с ангельским терпением. Любил исступленно и беззаветно, даже не надеясь на взаимность. Куда ему - после Вельмира. И как краснел, совсем как мальчик, и это чувствовалось кончиками пальцев,  показывая себя в первый раз, в ночь после венчания. А она таяла в его руках, забывая все свои горести, и не знала, как благодарить Богиню за такое счастье. Ей, которая уже и знать не хотела мужчин. Тури поцеловала бумагу. Запищал комм, котисса нажала кнопку приема. Не видела - чувствовала, улыбалась:
- Здравствуй, Милый.
- Княгиня моя...
- Мальчики! Папа звонит!

Самым сложным для новоиспеченного Адмирала оказалась не война - как раз воевать, строить планы сражений, на ходу их корректировать, изворачиваться, побеждать и даже проигрывать (впрочем, поражений было мало), было не сложно. Это было - как игра, захватывало и вело за собой, главное было - не забывать, что за каждым значком и точкой на панели визуализации стоит чья-то жизнь, а то и не одна. Несс старался свести потери до минимума, и гордился тем, что у него - получается. Но...смотреть на то, как мучается болью даже таких - малых - потерь, Император, было невыносимо! Несс не знал, как утешить его - совсем ведь мальчишка, и страшно ему, и горько, и кошмары мучают ночами! Несс завел привычку наведываться к Астиарру пару раз за ночь, проверять, спит ли. А если Император снова сидел за планами кампаний, изыскивая способы обойтись малой кровью, то приходилось укладывать его насильно. Поить снотворным, утаскивать задремавшего над планшетами в постель, раздевать.
В такие минуты особенно ярко вспоминалась Астурис. Было у них слишком много общего, чтобы не видеть похожие черты сестры в брате. И хотелось выть от тоски, развернуть «Кадавр» и прыгнуть в гипер, домой, на Книссаурр, к ней. Особенно тяжко стало после ранения Эрми, но во сто крат хуже - когда ранили отравленным дротиком Мирре. Несс тогда едва не бился головой о стены, что не мог быть там, защитить, уберечь!  Потом - болезнь Императора - и чувство собственной беспомощности от того, что это - не бой, и здесь ты бессилен защитить, спасти...
Когда Астиарр остался на Книссаурре, Несс вернулся на «Кадавр», битвы стали еще яростнее, еще более жестокими. Для молодого Адмирала было делом чести не посрамить возложенное на него доверие. Он забывал обо всем, кроме того, что его ждут дома. Он даже о себе и потребностях своего тела забывал, хотя оно и напоминало вспышками желания, особенно, когда он звонил Тури. Холодный душ и работа на износ. И снова холодный душ - и спарринги в спортзале, до изнеможения. Он полгода не был дома, от Несса осталась только тень - злая, язвительно-ядовитая, яростная тень. Если на Книссаурре о киррео ходили причудливые слухи о его неутомимости в работе, на Титане и во всем флоте такие слухи ходили о Нессе. Император вернулся, и Адмирал позволил себе самую капельку отдыха...Что оказалось ошибкой - организм просто взбунтовался. Несс потом со стыдом и раскаянием вспоминал, как, сорвавшись, едва не изнасиловал своего государя. С еще большим стыдом и смущением, он вспоминал, как Император разрешил его проблему. Ай-ши Ренру он после старался обходить десятой палубой, пряча глаза. Впрочем, в мудрости решения Астиарра он не сомневался. После скандала с родителями девушка, вернувшись на «Кадавр», подошла к Нессу.
- Сэр, вы можете не шарахаться от меня. Служить с вами - большая честь. Я не променяю ее ни на какие блага.
Было удивительно, но после душевного разговора, они с Ренрой подружились. И никакого романтического подтекста - артиллеристка искренне восхищалась своим командиром, его семьей, его любовью. И, что удивительно, кажется, взяла над ним шефство: стюард по утрам приносил ему крепкий кофе, по вечерам она сама забегала, если не стояла вахту, проверить - лег ли Адмирал спать или снова зарылся в планы кампании? С ее ненавязчивой заботой и помощью стало легче. Астиарр как-то в шутку спросил у Ренры, не решила ли она стать мамочкой, минуя стадию жены? Девушка покосилась на свой кулак. Император невольно тронул челюсть и покаянно поклонился, прося прощения за бестактность.
А потом было соглашение с Адмиралом Греем, знакомство с этим удивительно сильным, но несчастным человеком. И Несс поклялся себе, что его Тури, его Мирре и Кайри никогда, никогда не будут одни.
Война закончилась как-то сразу...Нет, конечно, оставались мелкие конфликты, например, нападение Этуанцев на отдаленные колонии, стычки с пиратами, неподконтрольными барону Торху Пульсару. Но это были короткие отлучки - и каждый раз Несс рвался домой с таким нетерпением, что, даже «Кадавр», кажется, шел в гиперускорении быстрее, чем обычно.
А дома - был уют, нежность, любовь. Были и свои проблемы: хрупкое здоровье Пушка, например. Сколько они с Астурис намучились с мальчиком, просто кошмяурр! Если бы не помощь Мирре, который над братом трясся, просто как над драгоценностью короны - было бы еще сложнее. Впрочем, и у Мирре были свои проблемы. То, что он - полукнисс, приводило малыша в отчаяние. Ему многое давалось с огромным трудом, то, что даже Аю, девочке, давалось легче. Мирре нужно было ободрять, поддерживать, помогать. Но Несс чувствовал в нем родную душу: когда-то так же он сам добивался успехов в искусстве Навигации, трудом и упорством. Несс старался уделять каждому сыну одинаково внимания. Он искренне восхищался невесомыми полетами Кайри над сценой, из каждого рейда он привозил ему что-то красивое: браслет из молочных алмазов Этуана, цепочку с изумрудной бабочкой с Иританна, ожерелье с сапфирами и топазами Тарлени...Пушок просто пищал от восторга.  Для Мирре он выкраивал время, занимаясь с ним управлением Оруи, силы духа. Рассказывая маленькому полукровке о жизни на рудничных планетах и пиратских базах. Приучая его к мысли, что, пусть и медленнее, но он добьется всего! Потому что в нем течет кровь величайшего пиратского барона, который сделал себя сам. И Великой Княгини, которая пережила слишком много, но не сломалась.

Астурис вышивала. Несмотря на слепоту, ее вышивки были чудесны. Несс сам сделал ей рабочий столик, где для катушек каждого цвета было свое местечко, подписанное шрифтом для слепых. Однажды котята, расшалившись, поменяли их местами. Вышивка, казалось бы, была безнадежно испорчена. Несс строго отчитал сыновей, усадив обоих исправлять сотворенное. Котята, обоим уже исполнилось по пять, так что совсем несмышленышами их нельзя было назвать, корпели над вышивкой с раннего утра до позднего вечера почти месяц. Это не считая их ежедневных занятий. Но то, что в итоге они сотворили, Несс торжественно повесил в рамке на стену - напоминанием о шалости. И сделал вид, что не видел, как Мирре наивно-ласково целовал брата, в кончики исколотых иглами пальчиков, в ладошки, в нос.

Несс вошел в покои княгини, осторожно неся коробочку из бархатного дерева.
- Мррррр, душа моя, ты еще не заскучала в одиночестве?
Астурис подняла головку, улыбаясь ему:
- По тебе соскучиться успеваю, как только ты шаг за дверь делаешь.
Несс наклонился, забирая у нее из пальчиков иглу и ставя на столик коробочку. Поцеловал - каждый поцелуй был для него, как откровение.
- А знаешь, что мне Асти подсунул? - он открыл коробочку и подвинул ее жене, старательно не глядя на нее. Тури могла смотреть его глазами, а он хотел, чтобы она угадала. Княгиня тронула пальчиками содержимое коробки. На ее личике вдруг мелькнула и пропала растерянная и грустная улыбка, и она расплакалась, ткнувшись ушками в грудь мужу. Несс встревоженно прижал ее к себе:
- Что ты, родная? Я тебя обидел? Сердце мое, нежная моя, что с тобой?
Котисса всхлипывала, пытаясь выговорить:
- Шааа...шарики...наши! Мы с ним в шарики играли в детстве! Мяяяя! А теперь...мяяяяяя! Я не смогууу! Сыграаать! С тобоой!
Несс уяснил причину слез и ласково вылизал личико любимой:
- Тише, моя жизнь, тише. Я все предусмотрел. - вынул из кармана длинный шелковый шарфик, один из тех, с которыми танцевал Кайри, протянул его Тури: - Вот, ты мне глаза завяжешь. А судить дети будут. Ну же, милая, не плачь, идем. Мальчики нас уже ждут.


Танец Первого Выбора

Мирре лежит, обнимая брата. В темноте спальни не видно его антрацитово-черной шерстки, только светятся яркими изумрудами глаза. На белых простынях не заметно свернувшегося в пушистый клубочек Кайри - только по тому, как сплетаются и медленно движутся тени и свет, можно определить, что на широкой постели переплелись в нежном чувственном объятии два книсса, точнее, книсс и полукровка. Но за прошедшие тринадцать лет ветра Книссаурра совершенно сгладили в нем то, что было человеческого, и даже Император и Киррео, знающие, что младший князь - наполовину человек, не отличат его от чистокровного книсса.
Кайри спит, Мирре чует его сны - легкие, как полет бабочки, как прикосновение ветерка к гриве. А сам он спать не может. Он вспоминает. Князь Мирреирр помнит каждое мгновение с того дня, как во дворец принесли Кайриэри, маленького, забитого, перепуганного вусмерть котенка. Лишь чуть старше него самого. Сейчас день рождения князья отмечают в один день - разница в несколько месяцев со временем сгладилась. Мирре помнит, как поначалу недоверчиво и настороженно Кайри отнесся к его объятиям. И как невероятно быстро и легко они сдружились, стали просто неразлей-вода. И как маленький Пушок - императорская семья и по сей день кличет их детскими прозвищами - впервые танцевал в степи. В высоких золотых травах, под лунным сиянием, белоснежный, золотоглазый котенок показался Мирре ожившей сказкой. Он и был ею - потомок клана Танцоров-Жрецов Великой Матери-кошки. Кайриэри - Полет снежинки, так переводится его имя. Кайри, для которого танец - его жизнь и страсть... Его Кайри, брат, и больше, чем брат.
Юный князь невольно вздрагивает, вспоминая, что на рассвете за ними и за Близнецами придет Император, чтобы отвести их на праздник Первого Выбора. Мирре давно сделал свой Выбор, только разве могут взрослые всерьез воспринимать слова ребенка? Даже если он твердит их неизменно вот уже тринадцать лет? Но завтра...завтра, в круге костров, в ритуальной схватке тот, кого Мирре любит больше всего на свете, за кого он готов отдать жизнь, подтвердит или опровергнет его Выбор. От осознания того, что его любимый может выбрать кого-то другого, Мирре пробивает дрожью, и Кайри, почуяв ее во сне, плотнее прижимается к нему, обнимает его своими тонкими, нежно-пушистыми руками, переплетает свой хвост с хвостом брата.
Кайри ниже Мирре почти на голову, и его спокойное дыхание шевелит шерстку на груди юного князя. Кайри тонок, как высеребренная инеем травинка. Кайри - легкий, как пушинка. Пушок. Мирре - больше походит на своего покойного отца, пиратского Барона Вельмира. Он широк в кости, это видно уже сейчас, когда он еще подросток, даже не вступивший в совершеннолетие, он невероятно высок для своего возраста и для книсса, в будущем он, возможно, сравняется ростом с Императором. Сейчас только принц Гррай ему вровень. У Мирре не слишком густая, зато длинная, до колен, коса - прихоть Кайри, который любит наматывать ее на руку, ловить за кончик, не позволяя сбежать с занятий танцами. У князя Мирре самый короткий во дворце хвост - как-то им взбрело в голову провести опрос и обмер на эту тему. Князь Мирре слегка неуклюж, но силен, как и положено книссу, по силе он уступает разве что принцу Грраю, ну так ему и надо уступать - как будущему Владыке. А еще князь Мирреирр без памяти влюблен в брата, и ради него готов терпеть ежедневные муки уроков танцев. Впрочем, князь Кайриэри безропотно высиживает с ним на уроках Навигации, хоть почти ничего не понимает. А для Мирре тайны расчета курса, логика и стройность математических вычислений - давно не тайна, а любимое занятие. Император Астиарр шутит, что ему подрастает соперник. Впрочем, в четырнадцать сам император уже водил пиратское судно, а вот Мирре все еще учится.
Мирре медленно перебирает пальцами длинную, еще длиннее и гораздо гуще своей, гриву брата и вспоминает. Танцы в саду в приморской резиденции Императорской семьи. Постоянную тревогу за брата, которому не повезло родиться белоснежным. Как пояснил подросшему Мирре доктор Мих, белый цвет у книссов означает генетический сбой, и слабое здоровье - проклятье Кайри. Он часто простужается, и тогда брат неотлучно сидит рядом, не смотря на гневные крики доктора Мишелина, у Кайри тоненькие и хрупкие косточки, и в пять лет он, сорвавшись с ветки, упал неудачно и сломал обе руки. Мирре сам кормил его с ложечки и одевал, купал, ну и помогал во всяких...гхм...других делах. Кости срастались медленно, под конец Кайри просто срывал усталость от безделья и гнев на брате, но Мирре терпеливо выслушивал резкие отповеди, брал Кайри на руки и уносил на качели, усаживал там на колени к себе и тихо-тихо мурчал Пушку, как он его любит, какой Пушок замечательный, как прекрасно танцует, просто непревзойденно! Белый котисс замирал в его объятиях, откидывал головку ему на плечо и молчал.
Мирре-Уголек нежит брата в руках и прерывисто вздыхает. Небо неумолимо светлеет, звездные россыпи теряются в сини. Князь вспоминает. Их первая ссора. И последняя же. Когда Мирре застает брата с какой-то котенкой на галерее. Им по двенадцать лет. Котенка непонимающе смотрит, как тоненький нежный Пушок влепляет брату одну за другой три звонких пощечины, гневно выговаривая что-то, а крупный, сильный Уголек только покорно склоняет голову, и из изумрудных глаз медленно капают на натертый паркетный пол слезы. И Кайри смягчается, притягивает брата и покрывает нежными поцелуями и прикосновениями язычка щеки Мирре, выговаривая теперь уже ласково и терпеливо. Котиссочка уходит, передернув плечиками - братья ее не замечают.
«Как ты мог! Подсматривать низко и недостойно князя! Я хотел поговорить с ней, просто поговорить, а ты своей слежкой все порушил! Как неуклюжий драконид, ей-мать! Когда тебе уже надоест таскаться за мной хвостом?..»
«Никогда...»
«Что? Мирре! Ну...Мирре же...ну, не плачь! Ты же сильный, умный, красивый, Мирре! Мирре, послушай же, ташши...»
Кайри начинает дышать немного чаше, под веками двигаются золотистые глаза - ему снится что-то...Мирре замирает, чувствуя бедром, что сон, снящийся брату - не совсем обычен. Пушок уже тихонько постанывает, потираясь во сне о его тело, беспокойно шевелит губками, произнося чье-то имя беззвучно. Если присмотреться, его можно прочесть по губам, но Уголек закрывает глаза. Он боится узнать. И только крепче прижимает брата, просовывая колено меж его бедер, позволяя ластиться. Сон заканчивается быстро и закономерно: Кайри долго стонет и выплескивается, пятная золотистым семенем бедра Мирре. Откатывается в сторону, и это позволяет самому Угольку быстро вскочить и умчаться в ванную. Возвращается он оттуда влажный, но успокоенный, и как раз в тот момент, как в дверь энергично стучится Астиарр:
- Вставайте, сони! Время пришло!
Этот праздник начинается на рассвете. С каждым мгновением Мирре все тревожнее, он безотчетно хлещет себя хвостом по бокам и выпускает когти. Кайри обнимает его:
- Ташши, ты чего? Успокойся, ты все помнишь! Мы же с тобой репетировали год! - князь Кайриэри думает, что его брат боится не справиться и не станцевать как надо, но это не то. Не та причина. Для Мирре это будет вовсе не танец - он и движения-то учил, как приемы и подсечки боевого порядка, а не как танцевальные па. Причина его нервозности совсем иная, но Кайри знать не должен, и Мирре волевым усилием заставляет себя успокоиться.
Они одеваются в тонкие широченные брюки, подпоясанные шелковыми поясами, накидывают пелерины, наносят на лица золотистую краску - немного на веки, чуть-чуть на губы. Мирре аккуратно подкрашивает Кайри глаза черной тушью - ресницы у брата и без того длинные и черные, он просто обводит глаза по контуру, подчеркивая их идеальный разрез. Император нетерпеливо заглядывает снова:
- Ну, копуши, что так долго? - за его плечами видны Близнецы - Наследники, Рау, даже принцесса Лейорра, хотя ее праздник Первого Выбора будет только через год. Братья здороваются со всеми. Гррай подмигивает Мирре: «Не боись, прорвемся.» Князь знает - принц будет танцевать в одиночестве: его невеста еще не подросла, чтобы Выбирать с ним.  А вот принцесса Ауриэти - будет танцевать всерьез, с князем Рауэро. Он, наконец-то, дождался ее совершеннолетия, их свадьба совсем не за горами, как только доктор Мишелин удостоверится, что принцесса вполне взрослая. Что значит эта расплывчивая формулировка, Мирре понимает: если принцесса забеременеет, она должна быть достаточно сильной и здоровой, чтобы выносить дитя. На этом настояла королева-мать.
Вся молодежь возбужденно переговаривается, спускаясь в сад. А Мирре никак не может избавиться от воспоминаний: он вспоминает совсем неподходящее ко времени. А именно - первые «мокрые» сны. Когда наутро, проснувшись в объятиях друг у друга, князья едва распутывают слипшуюся шерсть. Запах говорит сам за себя, Кайри мило смущается, Мирре - жарко краснеет. И они, не сговариваясь, молчат о том, кто им снится в этих снах. Мирре и сейчас краснеет - от воспоминаний он чувствует возбуждение, а тончайшая ткань не позволяет это скрыть. Он не был в шоке, когда понял, что не просто любит братика, но и хочет его. Мирре пытается одернуть себя, подумать о чем-нибудь другом, что не будет так на него действовать, но коварная память подкидывает сегодняшнее видение обнаженного Кайри под струями душа, белоснежная пушистая шерстка слегка вьется от воды, гривка расплескалась по спине, по маленьким округлым ягодицам, по стройным, сильным лапкам... Хвост Кайри недовольно мечется - мыло попало ему в глаза, а вода - в ушки. Брызги летят во все стороны. А Мирре хочет подойти и обнять брата со спины, положить обе ладони ему на грудь и медленно проскользить ими, задевая соски, тронув пупок, к паху, сладко приласкать....
Мирре отстает от процессии, одним прыжком оказывается в гуще кустов, срывает свой пояс, стягивает штаны и ласкает себя, прикусив губу до крови. Через каких-то пару минут его просто бьет в жарких спазмах, алые листья вьюнков оказываются забрызганы золотистым семенем, а князь с трудом переводит дух, молниеносно одеваясь, и бросается вслед за ушедшими вперед книссами.
Кайри бросает на него красноречивый взгляд, особенно на криво повязанный пояс. Мирре, и без того раскрасневшийся, заливается совсем уж жарким румянцем стыда.
«Да, ладно, что ж я, не понимаю?» - мысленно усмехается Кайри. Мирре смущенно улыбается.
В Храме так много народа... Мирре растерянно хватает Кайри за запястье, неосознанно сжимая слишком сильно, и Пушок шипит тихо. «Прости!» - Уголек подносит его руку к губам и целует-вылизывает, где сделал больно. Кайри смотрит на него слегка расширенными глазами. Мирре спохватывается и отпускает его. Дети, те, кому предстоит стать сегодня совершеннолетними книссами, проходят в храм. Сегодня с них снимут детские пояса, как в первый их день рождения снимали детские пелеринки. Обнаженными они пройдут по городу, как в праздник Ледяных Лун, и только их гривы будет развевать весенний свежий, пряный ветер. Мирре думает о том, что не он один увидит прекрасное тело брата, и чувствует странное, жгучее - в сердце, ревность. А еще - не менее жгучую, яростную волну желания, и остается только стиснуть зубы, приказывая своему телу успокоиться. И все равно, когда мама, ирс Астурис, проводит по его телу вслепую, нащупывая конец пояса, он все еще немного возбужден.
«Это ничего, сынок, посмотри вокруг: сегодня все так.» Мирре оглядывается, и улыбка растягивает его губы против воли - принц Гррай невероятно смущен, через золотистую шерсть прекрасно видим алый румянец, и возбужден - просто до неприличия. А все оттого, что шел он, всю дорогу до храма обнимая что-то жарко шептавшую ему на ушко невесту. Гррай умоляющими глазами смотрит на отца, но тот только смеется: «Пусть люди видят - мой сын совсем мужчина.»
Они покидают храм, и Кайри слегка ежится от ветра. А ему нельзя простужаться. Мирре обнимает его за плечи, притягивает к своей груди, грея. Пушок благодарно трется спинкой о его грудь, перестает дрожать и отстраняется. Мирре впервые замечает, что и брат - немного возбужден, да, как и все парни. Пока длилась церемония в Храме, взошло солнце, и его голубоватые лучи играют на блестящей шерстке подростков, высвечивая сильные, крепкие тела мальчишек и нежные, плавные изгибы фигурок девчонок. Кое-кто еще не перерос детскую неуклюжую угловатость, кто-то кажется долговязым, как детеныш уникорна, а кто-то - маленьким. Но все они - прекрасны. Одни держатся стайками, другие - парами. Вон поодаль идет троица неразлучная - старые друзья из приюта, Тиа, Норре и Вирре. Братья-близнецы, серо-черные полосатые Норре и Вирре не сумели поделить ясноглазую огненно-рыже-черную Тиа, влюбились одновременно. Ох, и дрались же они за нее! Только пух летел! А Тиа, умница и скромница, только глазками сверкала. А потом помирила братьев, сказав, что любит обоих.
А вон, рядом с принцессой Ауриэти идет Рау, невысокий, стройный, палевый котисс, идет без малейшего стеснения, обнаженный, спокойный, рядом с серенькой Аю, чье красивое, тонкое тело на самом деле - тренированная боевая машина, силой уступающая только отцу и брату, ну и ему еще, Мирре. А потом Мирре чувствует прикосновение брата. Тот прижался на миг к его плечу, не отрывая глаз от толпы. Кого он там высматривает? «Кайри, а ты...Выбрал?» - «Выбрал.» - спокойно отвечает танцор. У Мирре обрывается сердце, и становится трудно переставлять лапы. Но он стискивает зубы и идет.
День отдан соревнованиям. Юноши и девушки показывают все, чему они научились за свое детство. Поют, танцуют, борются, стреляют, бегают. Шутки и смех, радость и предвкушение ночи. У Мирре кружится голова от обилия впечатлений, но он тоже выкладывается на полную, ему есть, чем гордиться! Он быстр и силен, на него засматриваются девушки, когда он борется с принцем. Золотое и черное, тела сплетаются в яростной схватке, победу не желает отдавать ни один. Но Мирре, улыбаясь, в конце концов, позволяет тяжело дышащему Грраю завалить себя на горячий песок борцовской арены. «Поддаешься? Зачем?» - хмурится Гррай. - «Мой будущий государь должен быть лучшим» - смеется Мирре.
День пролетает почти незаметно. Мирре спохватывается только тогда, когда подростков выстраивают на главной улице и к каждому подходит Жрец, подносит глоток освященного вина. Терпко-сладкая, тягучая жидкость обжигает непривычные к ней губы и язык. И сразу словно возвращаются все потраченные за день силы, Мирре переполняет энергия, из груди рвется ликующий мяв, и не у одного его - кто-то вскрикивает, остальные подхватывают - над городом проносится боевой клич книссов. Как-то резко сгущаются сумерки - только что еще вроде бы светило солнце - а уже темно... В городе сегодня не загорается уличное освещение - взрослые зажигают факелы из смолистых веток дерева уйрох - они, пропитанные насквозь древесным маслом, горят ровно и ярко, как свечи. Толпа исчезает, словно растворяется в синих сумерках. На улице остаются только подростки с факелами - и Император, успевший раздеться. Он проходит мимо них - высокий, сильный, в отблесках факелов - переливчато-серебряный, ровный мощный ветер развевает знаменем густейшую длинную гриву и хвост. Каждое движение Астиарра исполнено невероятной силы и грации, он - воплощение мужественной красоты, мечта любой женщины и мужчины. Он берет из рук сына факел и начинает песнь. Мирре вслушивается в слова - на пра-языке, сильный голос Императора - Леона поет о том, что детство уходит, сменяясь юностью, перед ними открывается множество новых дорог, множество возможностей, одна из которых - право Выбора. До сих пор почти все за юных книссов решали их родители или опекуны, теперь же они получат право решать самостоятельно. Он поет о том, что к любому выбору нужно подходить с ответственностью. В особенности же - к Выбору партнера. Прислушиваться не только к разуму, но и к чувствам, слушать свое сердце. У Мирре подкатывает к горлу ком, мешая дышать. Подростки бегут медленным, торжественным бегом по улицам, к выезду в степи.
Там, в холмах, их уже ждет Круг Выбора, и все их родные и близкие. Там, при свете костров и факелов, будут сходиться в танце-поединке  пары, тройки, будут танцевать  одиночки - те, кто не готов сделать Выбор, кто не готов заявить о своих чувствах и принять выбор партнера. Мирре боится, что к концу ночи ему тоже придется остаться в одиночестве. Они приближаются, уже слышны голоса маленьких барабанчиков - большой Голос Рода сегодня молчит, и флейт, ведущих чуть неровную, резковатую мелодию. С приближением бегущих детей музыка замолкает, и в Круг Выбора дети, которым предстоит стать взрослыми, вступают уже в полной тишине под предводительством Астиарра. Круг - выложен вязанками хвороста, пока еще не подожженного. Его освещают сейчас только факелы в руках юных котиссов и котисс. Император вскидывает свой факел. «Да начнется Танец!» - и проходит с ним по кругу, поджигая хворост. В небо взвиваются языки пламени, Круг достаточно велик, чтобы вместить в себя всех подростков, по сути, вся долина меж холмов - это Круг Выбора.
Император исчезает за стеной пламени, и немедленно со всех сторон раздается мерный перестук барабанов, словно биение сотен сердец. Их ритм учащается, и Мирре вскидывает голову, ища глазами белоснежного брата. Кайри - рядом, его глаза ищут и находят глаза брата, и танцор первым из всех делает шаг. И все приходят в движение, так слаженно, так... Вместе - но каждая пара  отдельно. Белая шерстка касается груди, скользит по ней. Белая грива расплескалась по ветру. Мирре прерывисто дышит. Его движения исполнены не летящей грации, а уверенной силы. И для них больше не существует Круга, других книссов - только они и звезды над ними. Движения все яростнее, схватка распаляет кровь, желание поймать это нежное, мягкое, проскальзывающее в миллиметре от когтей тело - просто непереносимо! Мирре тихо рычит, его гривка стоит дыбом, хвост вытянут стрункой, ритм становится рваным, как и дыхание...Зеленые глаза горят дикими синими огнями. Рывок - и когти впиваются под ключицу партнера! И в ответ приходит осознание короткой вспышки боли в собственном теле - Мирре опускает глаза, все еще не веря, и смотрит, как по серебристо-серым коготкам брата, впившимся ему в плечо, капает яркая, оранжево-алая кровь.
Он перехватывает тонкие запястья брата, слизывает свою кровь с его когтей, накрывает властным поцелуем чуть вздрагивающие губы Кайри, и они открываются ему навстречу. Теперь остается только одно чувство: бешено пульсирующее в такт биению крови желание. Оторваться от сладких губ, перекинуть свою добычу, своего партнера через плечо, не ощущая его веса абсолютно, одним прыжком преодолеть стену пламени - в спасительную темноту весенней ночи. И только кто-то из взрослых, расступающихся перед опьяненными желанием подростками, набрасывает на Кайри пелерину, Мирре благодарен: он бы не сообразил, что брата нужно уложить на что-то, кроме травы.
Дальше, дальше в степь, где весенние травы - по пояс, и запах их кружит голову, сплетаясь с запахом дрожащего от неиссякающего желания Кайри. Расстеленная пелерина, Мирре укладывает на нее мягко сияющего лунным светом под звездами брата, опускается перед ним на колени, как перед божеством. Кайри тихо стонет, раскидывая руки: «Иди ко мне, ми ашшии асте, ми кеоро ташш...» Мирре склоняется к нему, губы встречаются на полпути, чтобы погрузить обоих в невыносимо-сладкий поцелуй. Лунно-белое переплетается с антрацитово-черным. Руки - по изгибающемуся, вздрагивающему от ласк телу, и дрожь от ответных ласк,  зарыться пальцами в гриву, оттянуть, обнажить нежную, тонкую шею, пройти по ней язычком, прикусить, чтобы родился тихий всхлип. «Да, Мирре, да!» Ласки кружат голову, их мало, мало! Нужно что-то большее, Мирре смотрит умоляюще в золотые глаза, зрачки Кайри расширены до предела, пересохшие губки Пушка шепчут: «Я твой!» Сдержаться нет сил, да и не нужно. Первое проникновение - как бы ни старался Мирре, Кайри выгибается под ним и стонет от боли. Уголек замирает, но слышит протестующий вздох: «Нет!» - и сильные ноги танцора вжимают, притягивают, заставляя продолжить движение. Горячо! Тесно, сладко! Так, что слезы на глазах и почти невозможно дышать. Напряженное, выгнутое белое тело под Мирре приходит в движение, Кайри подается ему навстречу, вынуждая двигаться, еще, и еще, и еще...Мирре слышит его стоны и урчание, и слышит в них не боль - нарастающее лавиной желание. У него просто сносит крышу, и дальше - только яростный танец двух тел, ненадолго - кого бы хватило длить невыносимое удовольствие дольше? Вспышка, беззвучный космический взрыв, сознание разметано в клочья! На грани восприятия - тонкий ответный крик брата. Сжавшееся в сладостной судороге тело. И темнота.
Мирре медленно выныривает из беспамятства, чувствуя в руках тепло тела Кайри. Шепчет: «Люблю тебя» и получает в ответ: «Навсегда».

Я приду тебя встретить, любимый

«Аэлита» отходит от причала всегда ровно в полночь. Это не крупный прогулочный лайнер, не частная яхта, не торговый Титан. Это маленький почтовик. И мотается «Аэлита» не так уж и далеко - в пределах трех ближайших систем, Гамма Кентавра, Оралейя и Тарракс. Весь ее путь занимает восемь стандартных суток, двести сорок стандартных часов. Казалось бы, нет смысла каждый раз нервничать, изводиться, считать эти самые часы. Центр галактики, оживленные космические трассы, ни пиратов, ни стесс, ни этуанцев в пределах них не видели уже лет сорок. Но каждый раз, когда «Аэлиту» выбрасывает в космос прыжковым трамплином, я стою на пирсе седьмого космопорта Терры-14 и провожаю ее взглядом, а сердце мое замирает и потом начинает бешено стучать. Через пару минут гиперпередатчик у меня в ухе оживает и тихо хрипит голосом Трэвиса:
- Чари, прекрати паниковать и иди уже домой! Я скоро вернусь.
Только тогда я активирую сервоприводы и медленно двигаюсь к дому. Да, у меня нет ног, искусственный позвоночник и левая рука, половина тела обтянута искусственной кожей, вместо левого глаза - камера, подключенная к зрительному нерву, и вообще, меня можно назвать киборгом, наверное. Летать мне нельзя. Не все приборы, заменяющие во мне органы, выдерживают перегрузки ускорения на старте и при посадке. А когда-то я был старпомом на «Аэлите».
А знаете, почему я всегда прихожу ее встречать? Потому что однажды… Впрочем, если вам так интересно, угостите меня стаканчиком… нет, не пива, лимонаду, и я расскажу вам.
Сколько мне, на ваш взгляд, лет? Сорок пять? О, простите, что смеюсь, седина и шрамы - это да, это старит. Мне двадцать три. А моему капитану - нет еще тридцати. Вот  прилетит, как раз праздновать будем. У «Аэлиты» вообще экипаж молодой. Навигатор наш так вообще мальчишка, но он тарлени, что тут сказать? Технику - двадцать пять, пилоту - двадцать девять.
Я встречаю своих ребят здесь уже год. Просто однажды через трассу, по которой мы следовали, прошел поток космического ветра, и хвала всем силам космоса, что только наш корабль оказался в пределах его рукава. Я успел передать сообщение в ближайший центр связи прежде, чем нас подхватило, как бумажный кораблик подхватывает бурный уличный поток после дождя. Знаете, как можно спасти экипаж, если хрупкая посудинка попала в поток космического ветра? Усыпить. Перевести каюты на режим крио-сна. Есть такая опция в системе жизнеобеспечения всех почтовиков тарлени. Уж не знаю, зачем они ее ставят на них. Наверное, только тарлени и могут ответить. А знаете, что делает экипаж на почтовиках в рейсе? Отсыпается, ага. Или учится, обычно ведь в почтари идут молодые, набраться летного стажа, опыта на безопасных трассах, если не повезло сразу попасть под командование хорошего капитана на торговый или военный флот. Один на вахте - остальные в каютах. Тогда на вахте стоял я. Крио-сон такая штука… Срубает сразу. Где стоял - там и упал, потому полы в почтовиках производства тарлени покрыты мягким губчатым пластиком. А потом вместо кислорода закачивается гелий. И каюта становится крио-капсулой. У нас на «Аэлите» и каютки-то крохотные, полтора на два с половиной на три метра, чем не капсула? А вот рубка - та побольше. Там все пять членов экипажа должны поместиться, если что. И системы крио-сна там нет. Да и не помогла бы она мне… В общем, подобрали нашу дрейфующую скорлупку через десять часов в полупарсеке от трассы, когда поток ушел. Меня на планету списали. Остальные-то повреждения по мелочи получили, Рику вон горло восстановили, это капитану Трэвису моему. Эльяффи, техник, только легкими ожогами отделался, тарлениец наш, Саллинас, вообще счастливчиком оказался, ни царапинки. Пилот, Ридд Керас, шевелюру потерял, да ему лысым больше идет, на мой взгляд, ха-ха…
А брать кого-то вместо меня капитан отказался. Почему? Так, примета такая. Если уж супруга на берег списали, или сам следом уходи, или всю команду меняй, или пусть место остается незанятым. А списанному - ждать да встречать. Иначе беда. А? Да, Чари Трэвис я. Да какой я герой, помилуйте. Я просто жду моих ребят. О, простите, я отвечу, гипер вызывает. Да, Рик. Да, конечно, я приду тебя встречать, любимый. Жду.

Да, есть у космолетчиков такая примета. Если тебя кто-то любимый ждет и встречает, ты вернешься. Какой бы космический ветер не встал на твоем пути.

Изумрудные бабочки Иританна

За 518 лет до времени действия ДЖИОЛа.

Терране открыли эту планету первыми. Красивая была планета, что ни говори. Красивая и очень перспективная в плане разработки полезных ископаемых. Еще бы, вся жизнь на ней была неорганическая. Тихо позванивали под лучами звезды кристаллы-деревья, ползали и шуршали песком из мельчайших бериллов и алмазов странные, похожие на низки граненых бус, змеи или насекомые, медленно, по паре сантиметров в день, передвигались похожие на живые камни существа.
Первая экспедиция, как водится, застолбила планету за Объединенной Империей Терры в межгалактическом справочнике. Права на разработку богатейших месторождений получили тоже терране. И началось разграбление. Люди не смотрели на то, живое перед ними или неживое. Но уничтожить и вывезти все они не успели. Та колония, которая занималась разработкой планеты, была уничтожена в очередной гражданской заварушке, которые в это время были частыми, особенно, на периферии Терранской Империи. И тогда планету «подобрали» тарлени. Но, стоило первому же экипажу высадиться на ее поверхность, как связь с ним прервалась. Та же участь постигла и последующие экспедиции, их было еще две. Четвертая - отправилась к безымянной планетке уже в сопровождении вооруженного до зубов военного эскорта.

- Лаеннас, ты чувствуешь? - молоденький геолог поминутно вздрагивал и озирался, идя по ослепительно сверкающему песку. Десантник, который был к нему приставлен, чувствовал. Словно бы спину ему сверлил чужой, полный ненависти, взгляд. В воздухе планеты была разлита безмолвная угроза. Они не снимали шлемов скафандров высокой защиты, состав атмосферы на планете для дыхания тарлени был непригоден. Но это чувствовалось даже через энергополе скафандров, даже через пуленепробиваемый материал костюмов.
- Как здесь страшно… - Иританн едва  сдерживался, чтобы не сжаться в комок, ему так плохо не было еще никогда.
- Потерпи, Ир, нам только дойти до участка, там полегче будет. Ребята уже, наверное, купол поставили, экран провесили, - басил Лаеннас, вроде бы рассеянным взглядом обводя окрестности, но эта мнимая рассеянность могла обмануть кого угодно. На самом же деле, он четко отслеживал малейшее шевеление в песках.
- Терплю, - тихо ответил Ир.
Лаен оказался прав, группа прикрытия уже установила купол, шла очистка воздуха. Десант провешивал щиты по периметру. Поддерживать их будут псионики группы, сменяясь каждые три часа. Такой энергоемкой операции тарлени еще не проводили, но командование приказало расследовать причины исчезновения трех экспедиций во что бы то ни стало. За периметром Ир заметно расслабился. Давящее чувство страха и безысходности не исчезло, но ослабело, теперь его стало возможно блокировать и терпеть.
- Ну? Что ты выяснил? - ведущий специалист группы, Элмерас Ранис сунул в подрагивающие руки геолога кружку с энергетиком, сочувственно глядя на мальчишку. Ир был самым младшим в его группе, но он был лучшим, именно поэтому его и отправили на такое ответственное задание.
- Терране постарались на славу, - скривился Иританн, - Все, что можно было уничтожить - уничтожено, все, что нельзя - тоже. Варвары, одним словом. Экосистема почти в ноль, вряд ли тут что-то восстановится, учитывая скорость развития мира. Неорганика же, - он почти виновато развел руками.
- А следы?
- Наших - нет. Мы облазили со сканерами все в радиусе километра, никаких следов, будто ни одна экспедиция в том квадрате не высаживалась.
- Странно. Координаты верны, - Элмерас потер подбородок, «украшенный» шрамом, задумчиво склонив голову, - Твои предположения?
- Кто-то или что-то уничтожило все следы. А в энергетическом плане - там такой «коктейль»… Мне, честно сказать, хотелось лечь и перестать быть.
- Так, - Элмерас поманил его за собой, - сейчас идем к доку, пусть посмотрит, что ты там начуял, он в этом больше разбирается. А потом - отдыхай, на тебе лица нет.
- Спасибо, - одними губами улыбнулся Ир. Главу экспедиции он просто боготворил. Элмер мог одним движением брови разрешать конфликты и успокаивать выходящие из-под контроля эмоции в группе. Истинный мастер ментал-контроля.

Иританна, конечно, отправили спать, но ему не спалось. Он проворочался около двух часов, но стоило смежить веки, как его будто что-то толкало изнутри, и сон пропадал. В конце концов, он просо встал и оделся, наскоро ополоснувшись под ионным душем. Сел за планшет, но не смог сосредоточиться на работе. В голове вертелась навязчивая мелодия. Стоило осознать ее присутствие, как она стала более четкой. Иританн поймал себя на том, что встал и медленно кружится по своему закутку под нее. Это было совсем плохо. Кто-то или что-то пыталось взять его под контроль. Нужно было срочно доложить об этом Элмерасу. Но, выйдя из-за ширмы, Ир обнаружил менталиста спящим головой на планшете, за рабочим столиком. Тревожить измотанного работой старшего Ир не решился. Да и вообще, большая часть группы сейчас отдыхала, приходя в себя после марш-броска по объектам и давящего воздействия энергополя планеты.  Ир облачился в скафандр и выбрался через шлюз наружу. Поприветствовал жестом десантника, по ментальному рисунку опознав Лаена. Тот кивнул и продолжил обход своего участка. Ир подошел к слабо светящемуся зеленоватым контуру щита и постоял, всматриваясь в темноту за ним. Кристаллы-деревья мерцали бледно-лиловым, в свете крохотной луны планетки поблескивал песок. Тишина давила на уши. Внутри черепа снова зазвучала мелодия. Сильнее и ярче, будто неведомое нечто решилось усилить воздействие. Ир покачнулся, нестерпимо захотелось сделать шаг вперед, за щит. Пойти на зов.
«Что же ты? Кто ты?» - послал мысль тарлениец, без особой надежды на ответ. Но тот пришел, будто там, во тьме ночи, только и ждали начала диалога.
«Больно….»
Иританн ахнул, завертел головой, пытаясь отыскать взглядом десантника, хоть одного. Ведь, если ему ответили, да еще и на тарлени, значит, хоть кто-то из пропавших экспедиций выжил! Но, как назло, Лаен скрылся за куполом, а его напарник еще не прошел свой сектор.
«Помоги…»
Ир шагнул за мерцание щита. Голос внутри мозга стал четче:
«Помоги… Больно…»
Юноша больше не ждал. Он уже взял направление и пошел, все ускоряя шаг, увязая по щиколотку в песке, туда, откуда пришел зов. А потом - побежал. Криков позади он не слышал.
- Этого не может быть! Мы же видели, куда он пошел! Как это - следов нет?! Найдите его! - Элмерас, всегда такой невозмутимый, просто кипел, мечась по куполу.
- Никаких следов. Будто он по воздуху прошел. И ментальных - тоже. И на зов мальчишка тоже не откликается. Элмер, если мы пошлем на его поиски хоть кого-то из псиоников, защита периметра ослабеет. И опасности подвергнутся уже все, - командир десанта старался говорить спокойно, но и его ментальное поле было похоже на штормовое море. Он допустил просчет, допустил, чтобы опасности подвергся кто-то из вверенных ему людей.
- Иританн! - снаружи прозвучал крик Лаена. Все, кто был в куполе, выскочили на улицу. Десантник не ошибся: к куполу, чуть покачиваясь, словно пьяный, без скафандра, совершенно обнаженный, шел геолог. Шел так странно, будто каждый шаг причинял ему нестерпимые страдания. Но на его юном лице сияла улыбка совершенного блаженства. А, стоило ему приблизиться, как кто-то из псиоников безмерно удивленным голосом заметил:
- Воздействие прекратилось, капитан. Снять щит?
Командир десанта замер, переглядываясь с главой экспедиции. Элмерас кивнул:
- Снимите. Но будьте готовы ко всему.
Щит схлопнулся. Иританн подошел к самой границе круга, который прежде ограждал ментальный барьер и остановился. А потом заговорил, и Элмер не узнал его голос. Так мог говорить камень или песок, так могли бы петь кристаллы этой проклятой богами планеты.
- Сказано: во имя Отдавшего можете брать из сущего лишь одно. Взявший более - станет одним. Отдавший же - останется сущим вовеки.
- Иританн! Ир, что это зна… - Элмерас осекся, глядя на то, как тело юного тарлени начинает наливаться изумительно прекрасным, неярким, но и не тусклым, изумрудным свечением, распадаться, как распадаются тела умерших от старости. Но не на хлопья пепла, а на странные переливчатые кристаллы, которые с тихим шорохом-перезвоном осыпались на песок. А в следующую секунду из них, как из коконов, начали вылупляться… бабочки. Изумрудные, полупрозрачные создания шевелили усиками и крылышками, поднимались в воздух, кружились, садились на руки и на оружие. И замирали драгоценными фигурками. Окаменевали.  Когда такая села на пальцы Элмерасу, он услышал едва различимый шепот внутри себя:
«Эта планета - единый живой организм. Терране почти убили ее. Я обещал, что мы никогда не тронем ни единой песчинки, но она позволила взять то, что я создам сам. Возьмите этих бабочек. Их много. Я отдал все, что мог, чтобы их было много. Они драгоценные и красивые. Элмер… я поступил верно. Не мог иначе. Остальные, первые, тоже стали бабочками, их тела, их души… Она дала мне еще немного времени - попрощаться. Прощайте…»
- Ииииииииир! - Лаеннас упал на песок, от него веяло таким горем, что невольно отступили на шаг все, - Ир… Возьми меня, возьми меня, проклятая каменюка, но верни его!

Тарлени привозят изумрудных бабочек Иританна на аукционы драгоценностей чрезвычайно редко. Стоят эти хрупкие драгоценности баснословно дорого. Но тот, кто покупает хоть одну, говорят, разительно меняется характером. Становится спокойнее и уравновешеннее. А еще говорят, что изумрудные бабочки Иританна помогают хранить верность в любви.

Последнее письмо Адмирала

«Здравствуй, драгоценная моя Тури, здравствуйте, мальчики. Я страшно по вас соскучился за эти три недели, хотя, признаться честно, мне некогда скучать. Здесь отчаянно жарко, просто таки нечем дышать. Но я ведь не об этом хотел сказать…
Знаешь, любимая, мне не хватает тебя. Тяжело засыпать, не чувствуя тебя рядом, не обнимая. Сразу начинает сниться какая-то муть… Снова я не о том. Наверное, мне стоит написать тебе всего три слова, потому что, кроме них, ничего не идет на ум. Так вот, Тури, я люблю тебя. Люблю. Никакие звезды не могут сравниться по красоте с твоими глазами, родная моя. Никакие, даже самые нежные, напевы подземных птиц планеты Темного Облака не сравнятся с твоим голосом. Даже когда ты отчитываешь меня. Да, ты знаешь, что сейчас я улыбаюсь. Я устал, как последний этуанец, и конца-края пока нашей работе не видно. Но думается мне, скоро все-таки это закончится, и я вернусь. Ты подождешь ведь еще немного? Не грусти только, я привезу тебе что-нибудь интересное.
Мальчики, думаю, вы помните, что я вам приказывал? Мирре, береги матушку и Пушка. На тебя, как на самого трезвомыслящего, возлагаю эту задачу непомерной сложности. И - прости, что я не позволил тебе сунуться за мной следом. Император совершенно справедливо отправил в этот сектор самых опытных, проверенных ветеранов. Ты, конечно, гений Навигации. Но… Ты меня понимаешь, я знаю.
Кайри, от лица командования всего Книссауррского флота выношу тебе благодарность за твой танец. Стесс были просто очарованы. Ты умница. Нам очень помогло, «очарованных» чужаков гораздо легче усмирять, чем хладнокровных.
Простите, милые мои, мне пора на вахту. Люблю вас, крепко целую и обнимаю.
Ваш Несс».

Мирре посмотрел на спящего тяжелым медикаментозным сном брата, на шкатулку с обручальным браслетом матери, который снял с ее уже остывшей руки, и бесслезно всхлипнул. Бумага, на которой специальным, выпуклым шрифтом для слепых, было отпечатано письмо, была залита слезами Кайри. Последнее письмо отца они получили уже после похорон великой княгини Астурис. А, судя по дате на нем, мама умерла в тот момент, когда Титан адмирала Несса Нахор-Шай взорвался, уничтоженный стесс. Сам он не смог оплакать ни ее, ни отца. Просто твердо решил, во что бы то ни стало, добиться разрешения Императора Астиарра на участие в карательной операции. Его ненависть к проклятым захватчикам была больше его горя. А за Кайри присмотрит их супруга.
Пальцы Навигатора с силой сжались на ни в чем не повинном листке, разрывая его когтями. Он отомстит. За Адмирала. За маму. За брата. За всех, кто погиб. Он, Мирреир Нахор-Шай. Он станет Адмиралом, как Несс. И будет бить проклятых стесс, пока от них во вселенной не останется даже памяти.

Молочные луны

Дельфины здесь были разумнее, чем люди. Маленькая планетка у захудалой звезды, так похожая на старушку-Землю. Почти вся она была покрытая океаном, лишь цепи островов, как дивные зелено-желто-бело-алые пояса, окольцовывали ее. Зелеными были растения, желтыми и белыми - пески, алыми - вулканические пеплы, из которых состояли пляжи. Планету назвали Юла - потому что из космоса она походила на громадный волчок, запущенный когда-то вокруг желтого солнца. Можно было счесть ее курортом, но уж слишком далеко она была от торговых и грузопассажирских путей космических сверхдержав. Юла и вся ее звездная система входила в состав давно распавшейся и ассимилированной Человеческой и Вайши Империями Итаанской Федерации. Но после того, как крохотная колония на Юле перестала существовать без поддержки метрополии, туда пришли пираты. Планета обзавелась базой-спутником, двумя космическими верфями и доками, и стала местом ремонта и отдыха Вольного братства. Вельмир, новый пиратский Барон, прибравший к рукам Юлу, заполучил ее практически в собственность. Сюда же он привез свою совсем юную жену, котиссу Астурис, которую, ни много, ни мало, похитил из ее родного логова на Книссаурре. Вельмир не привык размениваться по мелочам, и влюбил в себя княжну. На самом деле, надо было еще подумать, кто кого влюбил и похитил.

Астурис с Вельмиром познакомил Асти. А как он сам с ним познакомился - брат умолчал. Астурис не особо рвалась расспрашивать, придет время - супруг сам все расскажет. Главное было то, что в красавца-цыгана, который тогда и бароном никаким не был, а всего лишь капитаном одного не самого быстрого суденышка, юная котиссочка влюбилась сразу и безоговорочно. Ее не смутило то, что терранин, а точнее - космит, без роду-племени, не имеет за душой ни аурра, что в любой момент он может отдать душу космическим чертям в стычке с более сильным пиратом или патрулем. Котиссочка посмотрела ему в глаза, черные, как непроглядный мрак космоса, и потребовала с мужчины обещание, что он вернется за ней через три года. Ошарашенный таким напором, Вель согласился и даже присягнул на своем клинке. Для пирата ведь что самое святое? Оружие, которым он добывает свой хлеб. Святее этой клятвы для Вельмира не было.
Свое слово он сдержал. Через три года, день в день, пиратский флот из трех маток и пяти крейсеров ошвартовался у Кольца. Барон - уже Барон, а не простой капитан, - прилетел торговать и увидеть свою пушистую чертовку, чьи зеленые, как бабочки Иританна, глаза покорили сердце сурового цыгана и снились ему все эти долгие три года.
Однако, увидеться с ирсе Астурис Кэшшш-Мауро из рода Леонов оказалось не так-то просто. К тому времени наследник короны сбежал с Книссаурра, а Астурис отец, князь  Игрейарр, запер под замком в поместье.
Астурис не была воином. Ее растили и воспитывали, готовя к выгодному замужеству и спокойной жизни. Она не знала, как это - есть концентраты, носить синтетику, и с трудом могла представить свое существование без трех-четырех служанок. К тому же, кошечка совершенно не умела врать. Поэтому ей стоило немалого труда расшатать решетку на своем окне и выбраться наружу, только чудом не потревожив датчик движения. И, наверное, только чудо - или Судьба - привели Барона именно в этот момент к стенам, отгораживавшим поместье Кэшшш-Мауро от внешнего мира. Астурис он перехватил прежде, чем та могла попасть в беду. Вельмир был далеко не глуп. Понимая, что котиссочку будут искать, и следы приведут к нему, он не стал дожидаться этого. Сделки с книсскими торговыми палатами летели к чертям космоса. Товары он был готов вышвырнуть туда же. Едва флайт, несший на борту Барона и его избранницу, вошел в створы шлюза на флагманской матке, прозвучала команда отстыковки. И флот пиратского Барона растворился в гиперпереходе, как призрак.
- Я не боялась, - сходу выдала Астурис, как только отряхнула свой наряд и поправила гривку.
- Я знаю, - барон мог быть каким угодно. Манерами он не блистал, по крайней мере, когда они виделись в последний раз. Сейчас он галантно предложил ей руку и слегка опешил, когда девушка с разбегу запрыгнула ему на руки. А раз так, то... То он просто чуть склонил голову и осторожно поцеловал мягкие губки котиссы. Непривычно ему было целовать кошечку, что и говорить.
- Я так ждала... - Астурис смутилась, чуть заметно мурлыча. Вельмир был большим. Большим и сильным, как Барсетт. Вельмир молча понес ее в капитанскую каюту. О, он тоже ждал. И вполне понимал, что для такого нежного цветка, каким была его невеста, нужно все самое лучшее, и сверх того. Каюта поражала роскошью обстановки. Слегка кричащей роскошью, слегка безвкусной. Но в этой безвкусности прослеживалось четко только одно желание: не поразить взгляд, а создать уют. Астурис оценила это. Создать уют на космическом корабле в принципе сложно. Корабль он и есть корабль, и большие пространства ему ни к чему. Особенно, в боевых матках и Титанах. Поэтому котисса оценила и столик из дерева, и кровать, и крохотную ванную, и даже нишу под одежду и вазы со статуями везде, где только была впадина или выступ. Рядом с обзорным экраном висело овальное зеркало, а под ним, на полочке, лежали необходимые женские безделушки. Астурис обняла жениха, смаргивая слезы, полившиеся ручьем из глаз. Ее ждали. Ее любили.
Апофеозом этого стало признание барона. Нет, он не особо хорошо знал традиции книссов, хотя и штудировал всю возможную литературу. Он просто и безыскусно предложил котиссе руку и сердце, встав перед ней на одно колено и протянув ей обручальное кольцо из драгоценного сплава мерсонита и желтого и синего золота Кирасса.
- Да… - Астурис протянула руку, - Я надеюсь, что никто не узнает о том, что вы - мой избранник. Я не хотела бы усложнить вам работу.
Вельмир рассмеялся, целуя ее в ладошку, надев на тоненький пальчик кольцо:
- Моя драгоценная, я барон Вольного Братства. Здесь не придерживаются особо чинов и рангов, а уж расовой принадлежностью интересуются в последнюю очередь. Никаких проблем, Тури. Можно тебя так звать? - и котиссочка вновь оказалась прижата к мощной груди мужчины.
- Да... - Ооо! Как она млела от этих прикосновений. Как несмело и робко она провела пальцами по буграм мышц.
- Значит, сейчас я представлю тебя моим экипажам. Не спорь, это традиция. Не всякий Барон выбирает себе жену, это редкость.
Астурис метнулась к зеркалу. Как же! Она красива, и знала об этом. Пусть не редкого золотистого окраса, как брат, но она была очень хороша. Счастье, что Вельмир запас для нее щеточки и гребни. Шерстка должна быть в порядке, а она все еще бледна от пережитого. Кошечка чисто по-женски пощипала себя за щечки.
- А вот это - чтобы моя драгоценная кисонька была еще красивее, - произнес Вельмир, накидывая на плечи Астурис богатейшую пелерину из пуха ширазских ночных птиц, аккуратно застегнул изумрудную застежку и украсил антрацитово-черную гривку изумительно-красивым гребнем-диадемой с теми же изумрудными бабочками Иританна.
- Вельмир, это... Это же страшно дорого. Ты уверен, что это не вызовет неудовольствия? При дворе, конечно, одеваются очень броско, но я ведь не во дворце.
- Успокойся, ты сейчас все поймешь сама, - ее подхватили под локоток, но вот беда: Вель был очень высок по сравнению с миниатюрной котиссочкой. Она могла ему в солнечное сплетение уткнуться носиком. Вести ее под руку было неудобно. Тогда он просто усадил ее на сгиб руки и понес, как королеву.
Когда Барон говорил, что Тури сама все поймет, он не преувеличивал. Все, кто был на мостике матки, да и те, кто сейчас смотрел на них с обзорных экранов, с других кораблей, блистали драгоценностями, как деревья на праздник Звездных Дождей. Пиратские традиции, ничего не попишешь.
- Да я, пожалуй, воплощенная скромность, - шепнула Тури на ухо жениху. Она все еще путалась, как называть его - на «ты» или на «вы». И не знала, как показать свою любовь. Как оказаться достойной.
Голос Барона разнесся по всем кораблям, усиленный ларингофоном:
- Господа! - кое-где прозвучали смешки, обычно Вельмир не заморачивался куртуазными обращениями, называя своих людей просто «парни», причем, как мужчин, так и женщин, - Ша! Так вот, господа, представляю вам мою невесту, ирсе Астурис Кэшшш-Мауро из рода Леонов.
Леоны... Это имя было волшебным в определенных кругах. Команда отреагировала по-разному. Кто-то в ужасе выдохнул, кто-то  в восхищении. Кто-то завопил  потому, что свадьба Барона - это грандиозное событие. А кто-то и просто так, потому что Вельмир начал хмуриться. Упаси Боже, потом же не расхлебаешь, по учебным тревогам скакать. В общем, все хором зашумели.
- Тихо! - шум мгновенно утих. Барон обвел взглядом команду флагмана и экраны. Было ощущение, что заглянул в душу каждому. - Прошу любить и жаловать.
Команды слаженно поклонились. Астурис по-королевски склонила голову в ответ. Не принижая свой ранг, но проявляя уважение к подданным. Когда-то ее мучили между двух реек, чтобы поклон не был слишком низок или высок.
- Эрессай, за старшего. Меня тревожить только если космос схлопываться будет, - рыкнул Вельмир, унося свою невесту с мостика. Но не в каюту, а решив провести ее по кораблю, показать, так сказать, ее дом на ближайшие пару недель. Астурис  с интересом осмотрела корабль от машинного отделения до рубки связистов, а на кают-компании сладко задремала под ровный голос любимого, который ее убаюкал. А день у княжны, и правда, выдался тяжелым.
Кровать в капитанской каюте была одна. Хоть и широченная, но спать рядом с котиссочкой Вельмир не решился. Нет, он не страдал особой щепетильностью, но в отношении маленькой кошачьей терялся и робел. Как юный девственник, ей-богу. Ночевал он в кресле, чутко вскидываясь на каждый звук. Астурис беспокойно ворочалась, вздыхала, как будто искала кого-то. Шептала имя своего любимого, казалось, даже во сне она не готова была расстаться с ним. Все ее мысли, все ее чувства сосредоточились на этом человеке. В конце концов, Вельмир просто сел на край постели и взял ее за руку. Ему так нравилось чувствовать пальцами ее тепло, мягкость и нежность ее шерстки. Это было даже не плотское удовольствие, а что-то больше похожее на поклонение. Он не обольщался ее мнимой хрупкостью, при желании, Астурис могла заломать его, как липку. Но все равно, для него она была нежной кошечкой, слабой и нуждающейся в защите. А он - сильным и умелым воином, который готов ради нее на все. Тури согласно муркнула, обвилась вокруг его руки немыслимым узлом и уткнулась лицом в его ладонь, тихо жалуясь.
- Моя богиня, - негромко шепнул Вель, проводя ладонью по гривке. Ладонь была шершавой, широкой, как лопата. Шелковая гривка кошечки путалась в пальцах, завивалась кольцами. Мужчина вздохнул от того, что внутри, в груди, что-то защемило непривычно.
- Вель… Ты ведь не снишься мне? - Астурис боялась открыть глаза. Сколько уже раз ее такие реальные сновидение рассеивались безвозвратно. Над ними что-то гулко перетекло в трубах. Зашипела корабельная вентиляция.
- Вот только что хотел себя ущипнуть, чтоб убедиться, что это ты мне не снишься, - Барон наклонился и нашел губами ее губки, нежно-нежно касаясь их почти целомудренным поцелуем.
- Это я неумытая спать улеглась? И без ужина? Кааакой кошмар, - Астурис улыбалась, как девчонка, - Это нарушение протокола.
- А завтракать будешь? - хоть Вельмир и не спал толком, а спать не хотелось. Его просто переполняла энергия.
- Обязательно. Только душ приму, - Астурис стала раздеваться. Как и любому книссу, ей было ведомо стеснение. Она разделась и повернулась к любимому:
- Ну, как? Я красивая?
Мужчина замер, едва найдя силы закрыть рот и остаться на месте. Красивая? Это было не то слово.
- Ты божественно прекрасна.
И что из того, что у нее шерстка и хвост, а на голове - крупные красивые ушки с кисточками и упругие вибриссы? Она была чудом, мечтой, видением на грани яви и сна. Она была его невестой - и вот в это верилось с трудом. Убеждало лишь колечко, поблескивающее на ее пальчике.
- Правда? Я могу выщипать мех, если тебе неприятно. Я много читала о людях, говорят, они выщипывают мех даже тут, - котисса недвусмысленно очертила зону бикини. Потом потянула носиком и рассмеялась: - Но я вижу, нам это не понадобиться.
Ушла в душ и спросила уже оттуда:
- Ми асте, а где полотенца?
Вельмир подхватился, сунулся, было, в двери душевой, но замер в проеме:
- Прости, там шкафчик слева от входа, они там лежат... - он становился удивительно косноязычным, стоило увидеть ее - мокрую. Облепленную шелковистой шерсткой, которая больше ничегошеньки не скрывала. Как сомнамбула, вошел и бесшумно закрыл за собой дверь тесного отсека. Костюм из тарленийского шелка стал очень тесным, а горло пересохло. Астурис намылила губку и протянула жениху:
- Помоги пожалуйста, я большая неумеха. Привыкла к слугам.
- Да я... с радостью, моя княгиня, - как был, Вельмир шагнул под струи теплой воды, принимая из ее ручек губку и начиная медленно проводить ею по точеным плечикам, по спинке, памятуя, что там, вроде бы, находится одна из эрогенных зон книссов.
- А… А люди всегда моются одетыми? Это обряд такой, да? - безмерно удивилась княжна. Вельмир замялся и покраснел.
- Нет, не обряд. Это просто я... Сглупил малость, моя драгоценная. Но, если честно, - он наклонился к ее ушку и доверительным голосом промурлыкал: - я просто боюсь, что голый терранин покажется тебе омерзительным. На мне-то шерсть хоть и есть, но очень выборочно растет.
- Милый, - Астурис повернулась к нему и начала, как прилежная ученица, отвечать урок, задрав голову и расстегивая его пояс: - Как ты думаешь, сколько эротических журналов было просмотрено мной за эти три года? У меня даже был голографический терранский атлас. Терране очень любопытны, они, как и мы, имеют свои породы. Ты, например, ярко выраженный европеоид, взрослый самец… Ой! Какая прелесть! - она избавила Вельмира от исподнего, - Здоровый и готовый к размножению, - ее мокрый хвостик шаловливо мазнул Вельмира промеж ног. Мужчина зарычал, подхватывая ее под мышки и прижимая к стене душевой:
- Что же ты со мной творррришь, душа моя? Я ведь так старался быть сдержанным и галантным! - этот поцелуй уже не был таким нежным, как предыдущие. Как там сказала его соблазнительница-кошечка? Готовый к размножению? О, да! Он был готов.
Тури смеялась, обнимая Избранного за шею:
- А кто тебе сказал, что я хочу, чтобы ты был галантным? Я хочу просто тебя. Таким, какой ты есть… - ее маленькие ягодицы проехались по его члену.
- А если я вовсе зверь? - он прижал ее сильнее, чтоб прочувствовала до конца, на что идет. Как мужчина, Барон не был обделен природными достоинствами, отнюдь. Скорее даже, чересчур одарен.
- Я не верю, что ты со мной вконец оскотинишься, ми асте. Скорее, наоборот, - Астурис была мыльная и скользкая.
- Ты меня спасешь от оскотинивания, моя кисонька, - Вельмир засунул голову под воду, чуть приходя в себя, - Я в это верю.
Их первый раз должен был быть не таким - в тесном душе, стоя, наскоро, а таким, чтобы Астурис почувствовала себя не просто женщиной, а королевой, желанной и любимой в полной мере. И получила массу удовольствия. А потому он просто поставил ее под душ, смывая пену и мыло. Котисса баловалась, прикасаясь к различным частям его могучего тела. Он случайно прищемил ей хвостик, за что получил бурю возмущения, но хвостик был тут же зацелован, и Вель был помилован. Особенно, когда поцелуи добрались до того места, откуда, собственно, пострадавшая часть тела росла.
Вельмир склонялся над ней, мощный, медведистый, он был широк в плечах и узок в талии, напоминая фигурой древнетерранские статуи периода античности. Хотя, в отличие от них, весьма волосат. Мало того, что у него была буйная грива черных курчавых волос, на груди, в паху, на руках и ногах тоже курчавились густые волоски.
- Да ты настоящий книсс, - решила ободрить жениха Астурис, - Не бойся. Я хочу тебя.
- Но я не хочу, чтобы в первый раз тебе было больно, - усмехнулся Вельмир. В его жизни было много любовниц. Случались и девственницы. Как обходиться с ними, он знал. Его ласки были нежны, хотя запах кошечки просто заставлял терять голову. Она пахла, как истекающий нектаром бутон скарранской лилии, безумно притягательно и пряно. Он развел ее лапки в стороны и наклонился попробовать этот нектар на вкус.
- Боль… Это когда тебя нет рядом. Все остальное - блаженство... - Астурис потеряла голову, она выгибалась, негромко и призывно мяукая. Она была узенькая, нежная и мягонькая, пуховая его кошечка. Почти похожая на человеческую самочку там, но и отличная от них во многом. Не было множества складочек плоти, скрывавших ее лоно, все самые чувственные части его прятались в глубине упруго сокращающегося отверстия. Вельмиру пришлось потрудиться, чтобы отыскать языком небольшие выпуклости, кольцом выступающие за входом в ее тело.
- Мя? - вопросительно мяукнула Тури, которой дали передышку, и ее розовенький язычок так и остался чуть торчать наружу.
- Не торопи меня, милая, не торопи, - Вельмир мурлыкал, как огромный кот, как тигр, который сыт и дорвался до самки. Ему нравилось изучать ее тело руками и губами, даже не смотря на то, что приходилось снимать с языка волоски. Право, какие мелочи. Барон чуть поднялся, нависая над ней, накрыл ртом торчащий из нежнейшей шерстки сосочек, проведя пальцем по ее лону и чуть проникнув им внутрь. Его крепко сжало и отпустило, упругие стеночки сокращались волной, маленькие руки пробежались по бокам мужчины, погладили живот.
- Оооооо, - выдохнул Вельмир, не сдержавшись. Какая же она маленькая и горячая! А ему так нестерпимо хотелось взять ее, сейчас, немедленно! Его пальцам было мокро, она истекала соком, готовая принять, но только не его, слишком крупного для ее нежного тела. Второй палец скользнул внутрь, осторожно, медленно.
- Мууурррр... - ерзала нетерпеливая котисса. Ее хвост метался, проводя по спине и плечам мужчины. Она двигалась ему  навстречу. Вель развел пальцы, поворачивая кисть, ему на ладонь просто текло уже. Этой естественной смазки, которой Богиня-мать одарила книссов, должно было хватить, чтобы проникновение было легким. И он потихонечку толкнулся в ее тело.
- Мяу! - было восторженным! Просто ликующим. В плечо Вельмира вонзились когти. Мужчина рвано выдохнул, прижимая свою законную добычу к постели. Буквально ощущал каждый миллиметр ее восхитительнейшего тела, в которое входил. Замер, вглядываясь в ее личико. Плечу было горячо, по коже стекали капли крови из-под ее коготков, а боли он не чувствовал вовсе. Астурис чуть наморщила лоб, но вскоре это недовольство прояснилось. Он остановился. - Еще...
- Не больно? - Вель поцеловал ее влажные губки.
- Немножко... но я же берегла себя. Это естественно… Ну, Вееель! Не томи!
- Как прикажешь, моя драгоценная княгинюшка, - взрыкнул мужчина и двинул бедрами, выходя из нее почти до конца и снова втискиваясь в совершенную тесноту девственного лона. До упора. Преодолевая сопротивление чего-то, что не позволяло ему прежде погрузиться до дна. Астурис вскрикнула, но через секунду уже замурлыкала, вскидывая бедра и обхватывая лапками его поясницу.
Наверное, если бы космос и впрямь решил вдруг схлопнуться - и тогда никто не посмел бы потревожить Барона Вельмира. Его голос слышался даже через звуконепроницаемые двери каюты. Мощный рык, не голос. О, Астурис получила все и больше. Вель был ненасытен и опытен. Все на корабле будто вымерло. Экипаж перемещался перебежками, а кислород стравливали в четверть мощи. Чтобы не шуметь. Друг на друга шикали, вздрагивая от ритмичного стука кровати, который разносился по переборкам.
- Еще, моя княгиня? - шептал в повисшее ушко Вельмир, вскидывая на плечо тоненькие лапки и размеренными движениями вбиваясь в нежное тело с влажными, хлюпающими звуками.
- Мя… Мяяяяя... - ну, конечно же, еще! Астурис уже получила свое, но как же ей хотелось увидеть негу своего мужа. Да. Теперь уже мужа, и обратной дороги нет.
Ах, как она нежно стонала и вскрикивала под ним, как выгибалась каждый раз, когда он наполнял ее собой до самого конца, удивительно, как ее тело могло принять его - без остатка, словно бы созданное именно для него. И это, пожалуй, приносило еще большее наслаждение, чем процесс. Голову уже вело, дурманило, вместо слов срывались какие-то первобытные хрипы с губ. Он накрыл ее собой, излившись с утробным стоном.
- Угум... Мгуугум… Вель... Раздавишь... - приглушенно раздалось снизу.
- Прости, любимая, - он послушно откатился в сторону, освобождая ее, исполненный удовольствия и ленивой истомы. - Как ты? - пробежался ладонью по ее взмокшей шерстке.
- Я... Мяу... Муррр... - Астурис уже спала. И во сне бурчал ее голодный живот, который уже вторые сутки был пуст.
- Мое сокровище, устала, моя кисонька, - Вель колебался: будить ее или не стоит? В конце концов, он лишь вытер ее влажным полотенцем и укрыл теплым покрывалом. И уснул рядом, уже не сомневаясь, дозволено ли это, властно прижав к себе любимую котиссочку.

Астурис проснулась от почти болезненного чувства голода. Княгиня никогда в своей жизни не голодала и от неожиданности даже расплакалась. Вельмира в каюте уже не было, но зато в дверь постучался самой что ни на есть пиратской внешности терранин:
- Барон приказал исполнить любое ваше желание, ирсе Астурис, - на книсса’ари он говорил с сильным акцентом, резко обрывая звуки. Астурис испугалась, натянув покрывало почти до шеи. Бедному пирату пришлось подождать, пока котисса придет в себя, утрет глаза и робко мяукнет о еде. Сам Вельмир явился через полчаса, когда княжне принесли поднос с самыми изысканными деликатесами, которые только был способен достать Барон Пиратского Братства. На его лице играла чуточку лукавая и предвкушающая улыбка:
- Душа моя, тебя ищут.
- Угу… - Астурис была занята, такого зверского аппетита у нее не было никогда в жизни. Да и кухня у пиратов оказалась отменная, с  непривычными блюдами. Правда, она оделась и тщательно причесалась. Негоже молодой жене валяться в неприбранной кровати со всклокоченной гривкой.
- Вижу, тебе нравится, как готовят мои ребята? - Вельмир наклонился и чмокнул ее в ушко.
- Это местная кухня? - искренне удивилась юная жена Барона, - Очень вкусно. Я, например, не представляю, как можно приготовить крылышки фашшхи на углях в условиях космоса.
Вельмир долго и искренне хохотал. Какие крылышки, какие угли? Все, что едят на его флоте, готовит стационарный кухонный агрегат. Да, продукты - самые свежие, самые изысканные. Но никто особо не извращается. Хотя... Кто его знает, после вчерашнего представления княжны командам... А ведь у него и книссы есть на матке.
Астурис, наконец, насытилась и, положив на поднос приборы, встала.
- Спасибо тебе большое. За внимание и ласку. Можно тебя спросить?
- Тебе - все, что угодно, душа моя, - Вельмир закинул в рот кусочек жаркого и вытер пальцы салфеткой.
- Где тут можно постираться? Я не привыкла ходить в несвежей одежде, - Тури уже приготовила себе полотенца, завернуться. Побег ее был стремительным и непродуманным. Ушла в том, что на ней было.
- Нет нужды, милая, - Вель поманил ее к себе, поднимаясь и подходя к стене. Нажал на скрытый в небольшом стенном углублении сенсор. Дверцы встроенного в стену шкафа ушли в пазы, открывая длинные вешалки и полки со всевозможной одеждой. - Я твой размер на глазок определял, потому смотри, если что велико - то мои девочки перешьют, не вопрос.
- Да я и сама, мой господин, не такая белоручка, как кажусь на первый взгляд, - белозубо улыбнулась кошечка и показала ему язык, с любопытством перебирая вешалки с платьями.

Путь до Юлы был неблизким, а торопиться Барон не желал. Ему пока что нравилось наблюдать за юной женой, именно женой уже, как она потихоньку становится своей его людям. Как постепенно завязываются нити отношений. Девушки-стрелки из команды матки приняли ее на «ура». Между ними не было соперничества, хотя стать избранницей Барона мечтала любая из них. Суровые мужчины всевозможных рас из абордажной команды готовы были носить хрупкую котиссочку на руках, не позволяя ее нежным лапкам ступать по стальным переходам корабля. Казалось бы - идиллия. Но Астурис искали, и очень настойчиво, за ее поимку была обещана большая награда, и котиссочка отныне появлялась на людях только в густой вуали. Попадаться патрулям для Барона теперь было равносильно смерти. Эскадра ползла по сектору, прикрываясь планетоидами и астероидными полями, как лазутчики в стане врага. Когда стыковочная станция на орбите Юлы отозвалась и доложилась, что все в порядке, Вель вздохнул чуть спокойнее.
- Ми асте, может, стоит меня оставить где-нибудь в тихом и безопасном месте? Чтобы вы могли работать без проблем? - Астурис чувствовала себя страшно неловко.
- Что ты, - Вельмир потрепал ее по ушкам, лаская привычно и нежно, - Юла - как раз такое тихое и спокойное место, курорт. Я специально шел сюда. Как у вас говорят? Молочные Луны? У нас называли медовым месяцем.
- Да, Молочные! - Астурис с разбегу запрыгнула на кровать и запрыгала на мягком матрасе.
- Вот и проведем их так, как тебе пожелается, родная, - мужчина сидел и смотрел, понимая, что жена его - совсем еще девочка, ребенок, по сути, нигде, кроме родного поместья и дворца до сих пор не бывавшая. Прыжок - и она уже вкарабкалась на его плечо и легла «воротником»:
- Любимый, покажи мне звезды?
- И звезды, и кометы, любимая, все, что только захочешь. Я не всесилен, но могу многое. А ради тебя смогу еще больше, - Барон поднялся, придерживая женушку за крутые бедра ладонью. Она для него была пушинкой.
- Мне пока просто достаточно подняться на обзорную площадку, я скромна, мой повелитель, - Тури игриво царапнула его коготками.
- Ну, идем, посмотрим на звезды, - на матке как таковой обзорной площадки не было. Астурис называла так операторскую зону Навигаторов, все стены которой были одним сплошным обзорным экраном. По приказу барона корабль вынырнул из гипера в режим зависания, экраны отобразили непроглядную тьму космоса. Здесь, на периферии открытой Вселенной, звезд и скоплений было мало, зато вдалеке величественно сияла Галактика Вайши, громадная спираль, переливающаяся всеми цветами спектра. Астурис очень любила смотреть на звезды, она вглядывалась в них так жадно, как будто скоро должна была ослепнуть. Спрашивала названия, размеры. Вельмиру было жаль, что он мало мог рассказать ей об этой части Вселенной. Тут и в самом деле было раз-два и обчелся звезд, у которых были имена, а не номера из звездного справочника. Но все, что мог, он ей рассказал.
- А вот там, где край рукава галактики, видишь, мааааахонькое пятнышко? Это галактика терран. Там где-то звезда по имени Солнце, а вокруг нее вращается старая Терра. Оттуда мой род. Мы - цыгане. Джипси. Странники. Сначала бродили по Земле, потом перебрались с лошадиных спин на космические корабли, теперь бродим по вселенной.
- Джипси… - повторила Астурис, - А когда ты мне покажешь «Чаровницу»?
- Скоро, милая. Когда тебе надоест на Юле, мы полетим на мою базу. Там... там совсем не так, как ты привыкла. Нет простора. Всего лишь маленькая скорлупка из металла, где ютятся тысячи отщепенцев все рас.
- Мне все равно, я везде сумею обустроить уютный дом. Ты же знаешь, - Астурис, вольготно расположившись на мужниных плечах, жмурилась от звездного света и щекотала ухо Вельмира кисточкой хвоста.
- О, я ни капли не сомневаюсь, - рассмеялся барон. Астурис уже показала свой талант к наведению уюта, переставив и перевесив все, что только могла. А все, что не смогла - заставила передвигать и перевешивать Вельмира. Теперь, избавленная от большей части безделушек и украшений, их каюта на корабле выглядела куда уютнее и, как бы это ни парадоксально звучало, роскошнее.
- Потом, я уверена, что там будет, куда поставить колыбель. Ой, я так хочу колыбельку! Маленькую такую, резную...
- На «Чаровнице» у нас большой дом, милая, - Вельмир мечтательно зажмурился. Он не загадывал так далеко, но разговоры о детях, их детях, приводили его не в смятение, как можно было ожидать, а в состояние тихой радости. Конечно, они будут полукровками... Так и что из того? Он знал, что возьмут они от обоих родителей только самое лучшее. Откуда он это знал, не мог сказать и сам барон. Может, это было наследие прапрапра- и еще много пра- бабки, которая, как гласила семейная легенда, обладала даром предвидения? А может, ему просто этого очень хотелось.
- А когда мы высадимся на Юлу? - Астурис уже слегка поднадоела корабельная жизнь.
- Через... - мужчина посмотрел на корабельный хронометр, - ...три часа. Здесь гиперпространство искажается какой-то аномалией. Подойти к звезде в гипере ближе просто нельзя. Потому мы и идем сейчас на максимальной скорости в нормальном пространстве. Хочешь посидеть здесь?
- Да! - Астурис змейкой перетекла ему на руки и осталась сидеть.

Юла встретила их флайты легким бризом, теплым, как ладони матери, едва заметными волнами и криками дельфинов. Шелестели странные перистые листья непривычных котиссе деревьев, еще более непривычные тем, что были зелеными, а не золотыми или алыми.
- Они больны? Или ядовиты? - Тури прижалась к Вельмиру, было интересно, но страшно.
- Что? Кто, родная? - Барон завертел головой, автоматически схватившись за рукоять лучевого пистолета.
- Растения, - Астурис потешно слезла с его рук, при этом встав поверх ступни мужа, незнакомая почва ее пугала.
- Нет, что ты. Аааа, понимаю, - до Вельмира дошло, и он рассмеялся, убирая оружие в кобуру на бедре: - Нет, милая, это их нормальный цвет, и это пальмы, они не ядовиты, а даже полезны. Они дают орехи, внутри которых - вкусная и полезная жидкость, если вдруг застигнет жажда, а воды не будет, но будут пальмы, можно напиться кокосовой водой.
- Как интересно! - Тури осторожно, как на битое стекло, встала ножкой на песок.
- Не бойся, здесь безопасно. И кроме морских обитателей, никто не водится, - Вель ободряюще погладил ее по гривке.
- А где мы будем жить? - кошечка обошла вокруг барона и остановилась, приподнявшись на цыпочки, чтобы разглядеть его лицо.
- Сейчас увидишь, - хитро усмехнулся мужчина, беря ее за руку и ведя к кромке прибоя. Вот там-то, незаметная за краем песчаных дюн, виднелась стеклолитовая площадка подводного лифта, уходящая куда-то под воду.
- Лапам приятно. Как по ковру иду. И после пластин корабля такой контраст, - Астурис сорвала цветок и воткнула его в прическу.
- Да, тут очень мягкий песок. Приятно будет позагорать.
Перед ними прошли несколько человек из команды матки, улыбаясь Барону и его невесте. Здесь, на планете, люди могли расслабиться, на время забыть о том, что через какое-то короткое время их снова ждет бездна космоса и постоянная опасность.
- Вель… А… Я читала книгу у тебя с планшета, ты не заглядывал в нее, случайно? - Астурис взяла человека за мизинец.
- А должен был? - если честно, пиратскому барону было не до книг, он по гиперсвязи решал возникшие с похищением кошечки проблемы с товарами, сделками и прочими делами, которых у любого уважающего себя пирата-контрабандиста, тем более, Барона - масса.
- Ну… я там оставила открытой страницу, со свадебным обрядом книссов, - Тури никак не могла придумать, как тактично сказать Вельмиру о браслетах. С кольцом она чувствовала себя любовницей, и ее, как княжну, это коробило.
- А... Ага, - смутился Вель, - и что я не так сделал?
- Ничего, просто, почитай на досуге, ладно? - покраснела до кончиков когтей Астурис.
- Милая, - Барон остановился, опустился перед ней на одно колено, не обращая внимания на своих людей, снующих по пляжу от лифта к флайтам и обратно, взял ее за обе ладошки, проникновенно заглядывая в глаза: - Родная моя, любимая кошечка, я не умею слышать мысли и вообще - полный ноль в ментале. Так что, если я где-то лоханулся, просто скажи мне на ушко - и я исправлюсь. А читать, уж прости, мне, зачастую, просто некогда. Ну же, моя княгинюшка, что я сделал неверно?
- Ой, это страшно трудно... - Астурис закрыла глаза и пожелала себе провалиться под землю, так хорошо гуляли - и на тебе, она все испортила. Вельмир прижался лбом к ее ладошкам, приказывая себе быть терпеливым. Она так воспитана, ему придется привыкнуть к тому, что его жена - такая вот, в чем-то стеснительна, в чем-то полностью раскрепощена. Это же не человек.
- Так, хорошо, ты мне сейчас отыщешь это место, и я прочту. Идем?
- Да. А куда? В лифт? - Астурис покрутила головой, надеясь найти дом.
- Да, Тури, здесь просто невозможно построить ничего основательнее хижины, потому все постройки находятся под водой. Моря здесь мелкие, а купола базы - крепкие, не бойся. Тебе понравится.
- Я не боюсь. Я просто первый раз вижу мир с желтым солнцем, - Тури ойкнула, когда лифт пошел под воду.
- Терра - тоже мир с желтым солнцем. Наверное, поэтому терране предпочитают колонизировать именно такие миры. Открой глаза, милая. Смотри, как здесь красиво, - Вельмир обнял ее, прижимая к себе плотнее спинкой, развернув лицом к прозрачному стеклолиту стен лифта. Астурис послушалась, ей казалось, что она в каком-то аквариуме, где шутник поменял цвета. Все было непривычным, рыбы почему-то были не плоские, а вытянутые, и в море было безобразно много растений.
- Я знаю, что ты привыкла ко всему совсем другому, - иногда Вельмир был удивительно проницателен, несмотря на отсутствие ментального дара, - Но здесь даже можно купаться в море, не боясь потерять шерстку.
- С тобой я привыкну ко всему, любимый, - последнее Тури сказала на латыни. Она тишком учила язык Терры. Вельмир рассмеялся, наклоняясь к ее ушку и урчащим книсса’ари, почти без акцента, принялся осыпать свою драгоценную кошечку комплиментами.
- Ой... - у княжны аж шерстка встала дыбом от удовольствия, книсса’ари Вельмира был очень сексуален. Лифт остановился, с тихим шипением шлюз раскрылся, выпуская их на почти обычную улицу. Только деревьями тут были водоросли за толстым стеклолитом стен, птицами - рыбы, солнце, окрасившись в привычный Астурис цвет, просвечивало через толщу воды.
- А вот - наш дом. Здесь я живу и работаю примерно пару недель в году, такой себе курорт. Но, если тебе понравится, мы задержимся тут подольше, - Вельмир провел ее к куполообразному дому. Каждое помещение внутри базы было еще одним рубежом защиты, если вдруг рухнет основной купол. Хотя, глубина расположения базы была всего около тридцати метров, всплыть самостоятельно без акваланга, регулируя давление, было невозможно. А так у людей был шанс уцелеть до прихода помощи. Всего на планете было шесть таких баз, они сообщались между собой скоростными субмаринами, а расположенные близко - еще и лифтами.
- Тут уютно, но воздух - как на корабле. Наверху ароматнее, - Астурис вошла в дом хозяйкой, - А где прислуга?
- Да... нету у нас прислуги. Не принято тут как-то, - замялся Барон, - Вот на «Чаровнице» - там да, там тебе полный штат будет. А тут - можно девочек попросить с «Эльбана», прибраться помогут, есть сготовить. Хотя тут все на автоматике.
- Вель… Я же ничего не умею. Готовить на автоматике - в том числе, только на открытом очаге. Или плите книссауррского типа, - Астурис была в ужасе.
- Зато я умею, Тури. Не переживай, жена пиратского Барона ни в чем не будет знать нужды, - расхохотался Вельмир, сгребая ее в объятия и кружа по просторному холлу купола-дома. Пнул дверь-шлюз. Автоматика, видимо, была настроена и на такое, потому что послушно раскрыла ее. Спальня воображение поражала простотой отделки. Полукруглые стены были занавешены плотной тканью, теплого, золотисто-бежевого оттенка, круглое ложе-футон, высотой около полуметра, мягко спружинило. Оно было сделано из гигантской губки здешнего моря и покрыто мягкими шелковыми простынями, с вайшианскими узорами.
- Это ужасно. Я же - жена. Не ты... - Астурис опустила ушки.
- Зато я - муж. И мое слово - закон. Сказал - на Юле готовлю я, значит, готовлю я, - он посадил ее  себе на колени и осторожно приподнял пальцами поникшие ушки: - Улыбнись, милая, все хорошо. Думаешь, я не знал, на что иду? Я люблю тебя такой, какая ты есть.
- А я - тебя, - Тури расстегнула его китель и рубашку, прижимаясь личиком к груди: - С тобой так спокойно. Надежно. Я впервые в жизни нормально сплю, не подкидываясь на каждый звук. Я не дергаюсь, растрепана я или нет. Ну… почти… С тобой я свободна.
- Мое свободное сокровище, зеленоглазая кошечка, - шепнул мужчина, подтягивая ее повыше и запуская руки в ее гриву. О, как же ему нравилось ее «растрепывать», распускать ее прическу, каждую мелкую косичку, пропускать волнистые прядки через пальцы, нежить ее ушки с кисточками, целовать ее пушистые щечки и теплый носик. А потом, как победитель, властно накрывать ее губки, трогая языком очаровательно раздвоенную верхнюю и пухленькую нижнюю, чувствовать остроту ее клыков.
- Молочные луны... - мечтательно мурлыкала его невеста, сама распуская шнурки на пелеринке, обнажая привлекательные округлости груди.
- Самые молочные... о, какие луны, - Вельмир обхватывал их пальцами, ее грудки как раз ложились в его ладони, как два зрелых плода.
- Ты на них положительно влияешь. Даже подросли… Мяяу... - томно потянулась Астурис, расстегивая пряжку пояса на Бароне.
- Ммм? Ну, знаешь, у меня тоже кое-что подросло, - мужчина понежил подушечками пальцев ее сосочки, приподняв бедра. «Кое-что» уперлось твердым и горячим между ее лапок, натягивая ткань брюк.
- Надо спасать одежду. Порвет, - захихикала Тури, прецедент уже был.
- Спаси, о, княгиня моя, - взмолился Барон, пробегая ладонями по ее спинке и сжимая ими округлые, пушистые ягодицы, кончиками пальцев касаясь основания хвоста. Хозяйственная Астурис не могла допустить порчи любимых штанов Вельмира. Поэтому, она быстро их сняла и поиграла рукой с «подросшим» органом.
- Оххх, коготки... - Вельмир задохнулся на вдохе, протяжно взрыкнул, крепче сжимая ладони. Его заводило опасное касание ее острейших когтей к самому сокровенному.
- Я чуть-чуть. Мяяу-мурр, - пальчики пробежались вверх и вниз, - Я голодна...
Астурис сползла ниже и прямо так, снизу, принялась ласкать и нежить плоть ртом.
- Ааааа... Асссстурррриссс... - Вельмир выгнулся, его сильные руки сжали простыни до скрипа, все мощное тело напряглось, как струна. Его так ласкали, да, но ничто не шло в сравнение с ласками ее ротика, ее шершавого кошачьего язычка!
- Мое лакомствооо... урррр... - это замечание вызвало волну энтузиазма, ласки стали еще более изощренными. Горлышко вибрировало от мурчания.
- Тури... Тури... асте а те, Тури... Ми мрррраешшш... - нет, он не мог долго выносить такое, он, славившийся своим терпением и способностью выжидать в засаде месяцами! Но здесь и сейчас, с нею - это было невозможно. И он подхватил ее, перевернулся, нависая над котиссочкой на руках, заглядывая в сияющие бирюзой зеленые глаза:
- Моя... - и вошел в нее одним долгим, осторожно-медленным движением.
- О, мой нетерпеливый господин… - глаза Астурис заволокло желанием. Коготки покалывали кожу мужчины, хвост ласкал его бедра.
- Рядом с тобой быть терпеливым? Это выше меня, - Вельмир заткнулся, и только тихо постанывал сквозь зубы, но молчать с ней он тоже не мог. И потому снова зазвучали нежные переливчатые звуки книсса’ари, он называл ее своей любимой, нежной, ласковой, драгоценной.
- Ми мррраеш муэррро... Ми асте Арх! О, Тури, ми асте... Тури!
Кошечка только стонала в ответ. Ей было хорошо. Так хорошо, как никогда не было раньше. Сладость толчками наполняла ее лоно и уже лилась с криком через край.
Их не рисковали тревожить, хотя Вельмир был нужен людям, его решений ждали дела. Но в данный момент его не было в этом мире. Он будто весь целиком окунался в наслаждение, вместе со своей избранницей, даря его ей и получая сторицей в ответ. Не мог остановиться, не мог перестать двигаться, все быстрее и резче, перевернувшись и усадив ее верхом на себя, подкидывая ее бедрами, придерживая под взмокшую попу. Пока Тури, буквально, не падала на него, обессиленная. Вот тогда Вельмир и понимал, что такое счастье. Это когда под рукой тихо всхлипывает от наслаждения любимая женщина, которой ты это наслаждение только что подарил. Астурис отдышалась и тихо спросила:
- А ты меня покормишь?
- Покормлю, - вставать ему не хотелось совершенно, поваляться бы чуть подольше, продлить ленивое блаженство. Но если Тури хотела есть - надо было ее кормить. Раз уж обещал. И Барон пружинисто поднялся с ложа, укутывая в легкую накидку свою любимую: - А ты подремай пока, я быстро.
- Надо помыться сначала… А там окно? А открой, пожалуйста. И свет приглуши, - Астурис свернулась клубочком, став ничуть не больше десантного рюкзачка. Вельмир беспрекословно выполнил ее пожелания, поцеловал в лобик:
- Я тебя потом искупаю, честное слово. Спи, - и вышел, намурлыкивая привязчивый мотивчик фривольной песенки. Готовил он, и вправду, отлично, даже учитывая, что большую часть действий производила плита.
Астурис всегда было необходимо поспать хоть десять минут после соития, иначе она просто падала от слабости. Но через полчаса она уже отдохнула и лежала, наблюдая за тем, как солнце клонится к закату, окрашивая воду и всех ее обитателей в нежные розовые и сиреневые тона. Через те же полчаса появился и Вель с огромным подносом - столиком, уставленным пряно и нежно пахнущими блюдами и судочками с рыбой, мясом, гарнирами и соусами. Он был неприхотлив в еде, но побаловать себя любил. Теперь ему было, кого баловать кроме себя.
- Знаешь,  я никогда в своей жизни не была счастливее, чем сейчас. И не буду. Я точно это знаю, - серьезно сказала Астурис.
- Будешь, - уверенно заявил Барон, - еще как будешь, - и хитро подмигнул жене.
- Это ты к чему? - Астурис нашла на подносе салфетки и замурлыкала от удовольствия, запомнил.
- К тому, - Барон сел поближе и обнял ее точеные плечики широкими ладонями, притягивая к себе, - что я хочу много-много красивых, умненьких, нежненьких и пушистеньких котяток, вот к чему.
- Пожалей меня, мой господин, ты видимо плохо себе представляешь энергию маленьких книссов. Они очень подвижны и непоседливы. Я как вспомню Асти в детстве... - Астурис осеклась и вздохнула, - Бедный мой братик.
- Ты скучаешь по нему? Не грусти, я уверен, вы скоро увидитесь. Твой брат - существо разумное, он весьма неплохо устроился. Да и талантлив, пробьется.
- Конечно, скучаю и очень переживаю, он совсем еще ребенок. Так вот, о детях, они разнесут тебе корабль. Вот увидишь. И двух будет более чем достаточно, - княжна замолчала, рот был занят ужином.
- Асти не ребенок. Ты бы видела, что этот золотистый чертенок утворил на «Чаровнице»! - Барон расхохотался, вспомнив, как юный принц разнес бордель и таверну, устроив настоящий погром. Гордый и не по годам расчетливый котенок очень понравился Барону. Так что долг за него он заплатил из собственного кармана.
- Ребенок. Он плачет и отчаянно нуждается в матери. Сирота при Королеве, так про него говорили, - до Астурис вдруг дошло сказанное Вельмиром, и она аж задохнулась от возмущения: - Бордель?!! Ты водил Асти в бордель?!!!
- О, нет, туда я его не водил. Я, если честно, даже не знал, что он на базе. Твой братишка вляпался в неприятности своим роскошным хвостом самостоятельно, так же самостоятельно из них и выцарапался, я только немного помог, когда мне сообщили.
- Ооо… Это он умеет. Его мясом не корми, дай словить неприятности. А у тебя есть братья и сестры? - Астурис сама себе удивлялась, еда таяла на глазах, а сытой она себя не чувствовала, хотя никогда не была особо прожорливой. Наверно, морской воздух и любовь повлияли на аппетит.
- У меня столько родичей, что я не знаю и сотой части. Как и все цыгане, мы одной крови. Но я вряд ли познакомлю тебя хоть с одним, разве что кто-то из Ромариэ заглянет на «Чаровницу»
- А в детстве? А ты кого хочешь, мальчика или девочку? - Астурис съела все. Включая порцию Вельмира.
- Нуууу... когда оно было, то детство? Я безобразно стар! Мне почти сорок лет, - Вельмир усмехнулся, - Когда мы еще жили с семьей на «Аймирэ», это был наш корабль, там было около ста человек. Я всегда терялся, кто из них - мои родные, кто двоюродные. Если верить матушке - то шесть братьев и три сестры.
- Сколько-сколько тебе лет? - хихикнула Астурис.
- Ну... тридцать два. Скоро будет тридцать три. А что? - мужчина потянулся и поцеловал ее в теплый носик, - Вот теперь, родная, я вижу, что тебе лучше. А то клевала, как птичка. Ты еще поспишь или пойдешь со мной?
- Я хотела показать тебе ту книгу. О книссауррских свадьбах, - жена пирата довольно улыбалась.
- Ммм... - Вельмир встал, вытащил из кармана кителя свой планшет и открыл последние вкладки. - Ну, давай посмотрим, где я облажался? - он прокрутил главу на начало и внимательно вчитался в текст. На абзаце: «Свадебный обряд книссов закрепляется повязыванием жениха невесте полоски освященной коры, либо же, если это невозможно - одеванием парных венчальных браслетов...» мужчина густо покраснел и хлопнул себя по лбу: - Прости, а я-то, дерево, еще думал: что я забыл?
- А то получается крайне неудобно. Вроде, и невеста, а хожу, как любовница... - Астурис потупилась.
- Исправлюсь, виноват, душа моя, - Барон поцеловал ручку, украшенную драгоценным мерсонитовым ободком с крупным ромбическим изумрудом из копей тарлени.
Кошечка, насытившись, заторопилась в душ, потом долго прихорашивалась и вышла, наконец, вполне довольная собой:
- Погуляем?
- Чуть позже, любимая, чуть позже. Сейчас мне нужно решить пару вопросов. Я потому и спросил тебя: ты со мной или побудешь здесь? Потому что я хотел потом с тобой выбраться на остров, подышать свежим ветром.
- А можно, я около дома осмотрюсь? Тут ведь безопасно, да?
- Пока здесь мои люди - как во чреве матери, - улыбнулся Вельмир. По его приказу, за кошечкой приглядывали двое книссов его личной охраны, бывшие рабы, выкупленные с арены и преданные ему всей душой. Астурис еще раз прошлась кисточкой по векам и, поцеловав мужа, вышла из дома.

Свадьбу по книсскому обряду играли, когда люди Вельмира отыскали где-то священника. Пожилой книсс оказался неплохим бойцом, положил треть команды, правда, не насмерть, прежде чем ему объяснили, зачем и кому требуются его услуги, и какие именно. Вельмир обещал заплатить, сколько святой отец затребует. Книсс посмотрел на невесту, на жениха, повел усами и отказался от платы:
- Ради Выбора ирсе - обвенчаю вас за так, но если пожелаете, ире Вельмир, можете помочь храму. Или не грабить книсские корабли хоть пару лет.
Венчание устроили через полтора месяца после прибытия на Юлу. За это время Вельмир трижды отлучался, командуя своими людьми и решая торговые дела. Но всегда Астурис оставалась под охраной. Он слишком уж боялся потерять ее. Тем более, сейчас, когда был так счастлив.
Астурис заметно волновалась, она старательно моргала, чтобы не разреветься. От счастья. Ее прекрасный сон, казалось, и не думал заканчиваться. Сам праздник происходил на суше. Стояли накрытые столы, звучала музыка, одуряюще пахли цветы, кружилась в танце беспечная Астурис. Праздник завершился ярчайшим огненным действом: над островами в полнеба, компенсируя отсутствие луны и редкость звезд, вспыхнул громадный салют: цветы, звездные дожди, диковинные замки и звери взлетали в черное небо, освещая все вокруг. Молодая жена, исплясав все лапки, пришла к мужу и деликатно потерлась о его руку личиком.
- Устала, родная? - Вельмир посадил ее на колени, таким жестом, что даже видавшие виды капитаны его кораблей, прожженные и закостеневшие душами пираты покраснели и отвели глаза. Молод еще, ох и молод же был их Барон! Хоть и умен, хитер, в меру жесток, но все еще слишком молод.
- Не очень, просто хочу быть ближе к тебе, - Астурис  расправила складки на богатом свадебном платье. Очень богатом. Дома бы ей ни за что не позволили сшить такое. Никому нельзя было быть красивей Королевы. Она погладила браслет на руке и ожерелье, свадебные подарки мужа, и  вздохнула. У нее не было денег на свадебный подарок. Вельмир взял ее не то, что бесприданницей, все ее имущество сводилось к одному платью, в котором она ушла из дома.
- А почему грустные глазки? - он шептал так тихо, только для нее, наклонив голову и касаясь губами шерстки на ушке котиссочки. - Потерпи, малышка моя, нам еще пару вопросов обсудить, никак эти старые хрычи меня не оставят в покое, даже на собственной свадьбе, - вздохнул и вернулся к обсуждению. Астурис прижалась к плечу мужа, пощипывая фрукты из вазы. Много мыслей было в ее  голове: о доме, о родителях. Как бы они шипели и фыркали, глядя на этот разноцветный люд, где кого только не было. Все они были пестро, кричаще одеты, некоторые ели руками,  отдельно стояло блюдо для стрелков-скорийцев, которые клевали чищеные орехи и ягоды. Кружком, около огромной неизвестной Астурис рыбины на вертеле, сидели мораллесы и попыхивали трубками. Всех она знала если не по именам, то по боевым расчетам. А за ее спиной расположились шестеро книссов - ее личные телохранители. Кроме нее и Вельмира, они не признавали никаких командиров.
- Теарро, принеси княгине пелерину, - негромко окликнул Вельмир одного из них. Книсс испарился. Через минуту он появился снова: шерсть на загривке стояла дыбом, глаза горели, но доложил он Барону свою новость тихим и спокойным шепотом:
- В системе появились чужаки, сэр. Прикажете уничтожить?
Астурис прижала ушки. Чужаки в день свадьбы. Не к добру.
- Они ответили на запрос? Чьи корабли? - руки Вельмира ощутимо сжались на ее талии.
- Торговцы Вайши. На запрос ответили, что требуется помощь ремонтной верфи.
- Пусть их проводят к базе, глаз не спускать, - Вельмир погладил жену по спинке: - Не бойся, родная, это всего лишь торговцы.
Но что делать каравану Вайши в столь отдаленной системе? По знаку Барона капитаны сторожевиков покинули праздник, а атмосфера стала более напряженной, едва заметно, но для Астурис - ощутимо.
- Милый, давай, я пойду домой с мальчиками? И правда, устала что-то, - Тури подумала, что под водой, на укрепленной базе, ей ничего не страшно, и она развяжет этим Вельмиру руки.
- Хорошо, Тури. Я скоро приду. Не волнуйся. Я скоро, - он поцеловал котиссу и передал ее из рук в руки Теарро. Княгиню окружили плотным кольцом и увели к лифту. Сам Барон вызвал свой флайт. Надо было проверить, что за Вайши припожаловали к Юле, и откуда это они узнали координаты.

Дни шли. Астурис ела, спала, читала, смотрела фильмы, гуляла с товарищами по кораблю. Ей нравилась такая жизнь, хоть она и жаловалась Вельмиру, что чудовищно растолстела от безделья.
- Глупости, зато теперь я вижу, что мою кошечку не морят голодом. А то была вовсе уж прозрачная, - отшучивался Барон. Ему нравилось, что его супруга счастлива, но дела звали его в космос все настойчивее, игнорировать их он уже не мог, препоручать помощникам, вроде Торха Пульсара - тоже. Были такие, которые никто из них не мог решить, кроме него.
- Астурис, мне надо улететь на неделю, максимум. Ты не заскучаешь? - одним прекрасным утром, за завтраком спросил Вельмир, кусок не лез ему в горло.
- А… А куда? Там опасно? - прижала руки к груди Тури.
- Нет, милая, что ты. Обычные дела, почти честная торговля. Но сделка с баронами, потому я должен там присутствовать. Обо мне и так уже поползли слухи... - Вель понял, что едва не ляпнул грубость, и заткнулся.
- Какие слухи? - котиссочка меленько затрясла ушками, верный признак того, что нервничает. Она постоянно корила себя, что прилипла к мужу, как коралл к корабельному днищу.
- Идиотские. Прости, что расстроил. Не обращай внимания, они меня считают еще желторотиком, но хрена им лысого! - выругался Барон и снова умолк. Чем дольше они были вместе, тем больше в Вельмире проявлялось привычек и замашек пирата. Он ругался, рычал на подчиненных, мог выпить в компании капитанов пару литров крепкого книсского вина. Но при ней - сдерживался, как только мог. Это было заметно.
- Милый... Ми асте, - Астурис улыбалась. Как он ей нравился! Несдержанный, дикий, совсем не похожий на лощеных придворных юношей, - Конечно, делай, что тебе надо, я буду послушной и даже, наверное, освою эту технику на кухне.
- Ты моя умничка! - обрадовался мужчина. Улетел он через три часа, оставив Астурис на попечении книссов охраны и двух девушек, терранку и скорийку, чтобы помогали по хозяйству. База почти обезлюдела, хотя, наверное, это просто люди на ней были слишком заняты делами, в отличие от Астурис.
Княжна повышивала, посмотрела голоснимки деток скорийки, поиграла в шахматы с терранкой и заскучала, сидя у окна и глядя на яркий мир лагуны. Перед ней на пол неслышно уселся Теарро, вопросительно муркнул, поводя жестоко порванными в какой-то драке ушами:
- Ирс Астурис, не желаете подышать свежим воздухом?
Он был не юн уже, для молоденькой княжны двадцатипятилетний книсс казался очень взрослым, а шрамы на лице, груди и рваные уши вообще придавали ему дикое очарование все повидавшего ветерана. А, кроме того, он был в нее чуточку влюблен, как в госпожу и жену сюзерена.
- Желаю, конечно, Теарро, но я обещала носа из дома не показывать. Во дворце было проще, наверно, потому, что он был побольше.
- Мы можем взять катер ирет Вельмира, он надежен, как плавучая крепость, - улыбнулся книсс, показывая краешки острых клыков, - И всю вашу охрану. Ненадолго.
- Ненадолго... - Астурис встала, - Но только ненадолго. Я бы, и правда, не прочь была искупаться.
- На пару часов. Сегодня чудесный день, в меру тепло, - он подал княжне пелерину и совершенно разбойничьи свистнул в передатчик. Через пару минут собрались все охранники. Девушки напросились с Астурис - им, по сути, было абсолютно нечего делать, обычно, обе упражнялись в тире и на симуляторах боя, вместе со свободными от вахты охранниками.
Прогулка получилась веселая. На небе не было ни облачка, скорийка смешивала соки в коктейли, Астурис накупалась и наплавалась и теперь лежала под солнышком, в пол-уха слушая музыку и разговоры охраны. Дома ей приготовят вкусный ужин, и так приятно будет съесть его под какой-нибудь лирический фильм, а завтра... Завтра будет завтра. Вот и подумает она о нем позже. В конце концов, можно будет перешить какое-нибудь платье…
Первым почуял опасность Теарро. Ни слова не говоря, он подхватил Астурис на руки и метнулся к катеру. За ним рванули девушки и остальные пятеро книссов. В ярком свете солнца вспышки лучевого оружия были не видны, а книссы молчали, переговариваясь ментально. Вот только на совершенно ровном, как стол, пляже все они были легкими мишенями. Куклами упали девушки, которые пытались отстреливаться. Один за другим падали ее книссы-телохранители, собой прикрывавшие княгиню. Теарро вскочил на борт, добравшись по воде до катера, втолкнул Астурис внутрь каюты, но тут же хрипло выдохнул. На светлое платье Тури, из астурианского шелка, брызнула яркая оранжевая кровь. Книсс включил двигатели и рванул штурвал, уводя катер из-под обстрела.
- Мать Великая... - Астурис мелко дрожала, но ей хватило сил оторвать полосу от штор на иллюминаторе. Споро принялась зализывать рану и перетягивать ее.
- Вернитесь в каюту, ирс! - прорычал книсс. Катер Вельмира был быстроходным, мощным, но не настолько, как субмарины. Чтобы добраться до второй базы, ему требовалось несколько часов. Теарро пощелкал тумблерами автонавигатора и стиснул клыки: кроме ручного, не работало больше никакое управление. В боку консоли чернела почти незаметная дырочка от попавшего в нее лазера. А ранен он был серьезно. Несмотря на все старания княжны, кровь не останавливалась, пропитывая неумело наложенную повязку, и текла по бедру.
- Ирс Астурис, если я потеряю сознание, держите курс на северо-восток, - он улыбнулся ей, пытаясь ободрить, уже серый от потери крови.
- А где это?.. - почти потеряв голос от страха, прошептала Астурис.
- На компасе - латинские буквы... N... и... - он сполз ей на руки, не успев договорить. Астурис заплакала, перехватывая руль. И что? Куда ей плыть? Что делать?
Под Теарро расплывалась лужа крови, и вскоре книсс перестал дышать, так и не приходя в сознание. Катер исправно урчал двигателями, подпрыгивая на волнах. Кажется, их никто не преследовал, но княжна изо всех сил держала тугой штурвал в том положении, в котором он был, когда книсс разжал руки, не замечая, что их сносит мощным течением. Откуда ей было знать, что это такое, если моря на Книссаурре похожи на блюдца с густым желе? Когда раздался страшный скрежет, катер содрогнулся от носа до кормы. Астурис очень больно ударилась головой, упала, свернулась клубочком около трупа и горько, безутешно разрыдалась. Ну, она же обещала быть умницей, а вместо этого… Пропадет теперь. Ой, как плохо, как страшно! Внезапно ее лапок коснулась вода. Катер тонул. Тури громко всхлипнула последний раз, утерла слезы и быстро стала искать, что можно спустить на воду. Надо было плыть. Нельзя погибать.
На катере были спасательные жилеты, были и плотики. Только все это надо было снимать не женскими силами. Только один спасательный круг поддался, крепления отстегнулись, и Тури вместе с ярким, ало-белым кругом упала в воду. Катер вздохнул, как живое раненое существо, и скрылся под волнами. Астурис решила, что надо плыть, как ей казалось, на заход солнца. Изо всех сил она старалась не паниковать и думать о приятных вещах. Об ужине, мягкой кровати и массаже. Двигалась она медленно, экономя силы, потому что земли нигде не было видно, и появится ли суша - неизвестно. Солнце еще жарило, а отраженный от волн свет ослеплял. А ночь пришла неожиданно, упала непроглядной теменью. И тогда Астурис услышала их. Длинные, протяжные крики, будто демоны преисподней кого-то заживо раздирали на части.
- Мамочка моя... Вынеси-спаси... Я буду очень хорошей девочкой… Буду вышивать крестиком и научусь готовить... И купаться буду только в бассейне... - Астурис от страха почти теряла сознание. Ее лапок коснулось что-то. Котисса почувствовала присутствие громадных существ, а их голоса стали ближе. Потом совсем рядом что-то шумно вздохнуло, Тури обдало брызгами.
- Не ешь меня… пожалуйста... - Астурис почувствовала под рукой гладкую и большую спину, мышцы ее ослабели, и вода сомкнулась над головой.
«Мяяяяя... Мяяяя!» - чей-то тоненький, едва слышный, прерывистый от страха голосок звал ее. Звучал внутри, не позволяя снова нырнуть в спасительное небытие. Она уже не погружалась в воду, а лежала на чем-то покатом, мокром, но вовсе не скользком, а будто шершавом.
- Мамочка... - Астурис нащупала выступ, уцепилась за него пальцами, тщательно пряча когти. То, что ее везло, было живым. - Мамочка моя... - осознание произошедшего накатило разом, и она даже вздрогнула, представив непоправимое.
- Ничего, прости-прости меня, детка. Мама сильная. Что нам это купание... - зуб не попадал на зуб, она страшно замерзла, но неведомый зверь так уверенно плыл, что Астурис воспряла духом. Вокруг нее выныривали и снова погружались покатые спины с острыми, треугольными плавниками, раздавались громкие фыркающие выдохи и все те же голоса, в которых теперь звучало какое-то умиротворение. А потом в разум котиссы проникло что-то извне, не злое, просто непредставимо чуждое. И обволокло теплом, будто погладило по гривке.
- Спасибо... Я бы без вас погибла. А я так хочу жить. Мне есть, ради кого… - Астурис благодарно поцеловала плавник, за который держалась. Существо фыркнуло, окатив котиссу теплой, почти горячей водой из двух щелей на морде, или что там у него было впереди. Качнулось, будто колыбель.
«Мяяяуррр» - тихонечко уркнул еще нерожденный котенок в сознании Астурис.
«Ты моя кроха, моя доченька?» - улыбалась Астурис, закрыв глаза.
«Уррр!» - кажется, дитя возмутилось.
«Сыночек, мама глупая, как такого мальчика не узнала? Все хорошо. Скоро увидим берег, я сгребу листьев, и мы отдохнем…»
- А утром уже посмотрим, какое у нас будет «завтра».
Завтра было солнечным. Впрочем, здесь почти не случалось штормов, разве что зимой. Астурис, открыв глаза, смогла оценить свое плавсредство. Зверь был темно-серый, пятнистый, в черные крапинки и полосы. Гладко-обтекаемый, как торпеда. С двумя громадными плавниками по бокам, как крылья верров, и одним сверху, за который она и держалась. Он и был чем-то похож на верр.
Она очень хотела пить и есть. Она устала. Но не позволяла себе больше ныть и плакать. Надо довезти ребенка. Там, в ее чреве, ему хватит запасов. Главное, дотянуть, а там кибермед ее спасет. Более мелкие сородичи ее спасителя мелькали в волнах. Один из дельфинов подплыл к «ее» зверю и высунул из воды морду, приоткрыв длинную, усеянную мелкими, но острыми на вид зубками пасть. Покосился на котиссочку и скрылся в воде. Через минуту он, а может, такой же - вынырнул, держа в пасти рыбину. Тот, что вез Астурис, нырнул, вода почти сомкнулась над его спиной, а мелкий подплыл ближе, тыча котиссе свою добычу.
- Маленький, кормишь, да? Я как твой ребенок, получается... Вы меня усыновили. Отвезите меня на берег, пожалуйста... - но рыбу Астурис взяла и съела быстро, с  потрохами, еще живой.
Дельфины плыли быстро, но не так, как катер. И, кажется, не обращали особого внимания на котиссу. Но к закату впереди показалась полоска желто-белого песка. А потом над ними застрекотали двигатели флайта.
- Тури! - голос Вельмира, разнесшийся над морем, просто звенел колоколом от тревоги.
- А вот и папа... Громкий у папы голос... - Астурис не могла разжать рук. Дельфин вынес ее почти на самый берег, но если она его отпустит, то упадет лицом в воду и захлебнется.
- Девочка моя, ну, что же ты, - ее подхватили такие родные руки, осторожно разжали окоченевшие пальчики. Вельмир понес ее по плечи в воде, держа, как хрупкую статуэтку. Их уже ждали с гравитационными носилками, медики засуетились, подключая капельницы, а Барон все никак не мог поверить, что его счастье - спасено, здесь, с ним.
- Я боролась... Вель! Велюшка! - Астурис вдруг вскинулась.
- Тсссс, родная, я здесь, все в порядке. Я с тобой. Сейчас, ты согреешься, помоешься... - он целовал ее руки, идя рядом с носилками.
- Того, кто принес... Пусть не трогают, никогда, - Астурис уже не понимала, где она, море, ночь и кровь смешались, не отпуская.
- Да-да, милая моя, кошечка моя пуховая, никто их не тронет, - успокаивал ее супруг. На Юле никогда и не трогали этих добродушных гигантов, памятуя о дельфинах Терры. И Астурис, сбиваясь, стала просить прощения, что не усидела дома, потом плакала долго, захлебываясь рассказом о бойне, потом пила жадно, потом ей стало плохо, и, наконец, она уснула.
- Она беременна, - маленький кругленький доктор со смешным именем спокойно смотрел на Вельмира, - Истощена морально, но физически - придет в норму дня через два. Пока что - полный покой, легкая пища и витамины. И не оставляй ее ни на минуту. Люди и без тебя разберутся, Вель.
- Мих, повтори? Я не понял... - Барон помотал головой и уставился на врача круглыми глазами.
- Бе-ре-мен-на. Второй месяц как. Теперь дошло?
- Ага-а-а, - на лице мужчины расплылась блаженная улыбка полного идиота.

Когда пропоет последний кайрус

У меня нет никого ближе тебя. Нет никого любимее. У меня нет никого. Мое имя потеряно в песках твоей земли. То, что осталось от него - свист ветра в дюнах, пение ковыля на ветру, шорох опадающего пепла сгоревших трав. «Сарисса». Я хотел бы стать щитом. Я тенью скольжу по покоям молчащего ночного дворца, не тревожа ночную стражу. Прохожу в твою спальню и долго стою, любуясь тобой. Я умею смотреть на тебя так, что во сне ты не почуешь этого. Свет луны падает тебе на лицо, высвечивая алую медь твоих кудрей и густую тень ресниц. Шепчет ветер за распахнутым окном мое имя. Фонтан в саду переливает хрустальные струи воды из чаши в чашу, выпевая твое имя. Прохладное, как эта вода. Серебряное, как свет луны. Нежное, как ты сама. Нияра.
Моя королева. Моя госпожа. Прости своего раба и телохранителя, за недостойные мысли и желания прости. Я ведь очень уважаю и преклоняюсь перед твоим супругом, а более того, перед его старшим братом. Но любить тебя - это выше. Я не могу прекратить. Мне приказали прибыть сюда, на Мор-Лог, хранить и беречь тебя и короля Элвера. Никто не приказывал мне полюбить тебя. Это пришло само. И уйдет из сердца только вместе с последней каплей крови. А до того я буду твоей тенью, буду твоим щитом, буду твоим разящим сквозь тьму копьем.
В пустыне есть змеи, которых ты зовешь змеями мира - кайрусы, умеющие петь. Вымирающий вид. Их пытаются разводить в заповедниках, приручать. Пока что получается. Ваша легенда гласит, что, когда пропоет последний кайрус, Лик мира изменится. Смешно, моя королева, но правдиво: терраформирование Мор-Лога лишает кайрусов привычной среды обитания, когда же оно будет завершено, пустынь на планете не останется, и кайрусы вымрут. А еще та же легенда гласит, что, когда последний кайрус закончит свою песнь, все тайное станет явным. Не знаю уж, кто придумал эту чушь, но, молю, Боже-Змее: пусть я умру до того, как это случится?

Тень, бесшумнее лунного луча, крадется на грани тьмы и света, подходит ближе, но мне вовсе не страшно. Ты думаешь, что я сплю, но я чувствую кожей твой взгляд, биение твоего сердца. Мой защитник и хранитель, опора и помощник моего супруга и его брата. Имя, похожее на хищный свист рассекающей воздух стали. «Сарисса». Иногда мне хочется открыть глаза и спросить тебя: почему ты прячешься в тенях? Почему смотришь на меня так жарко, но не говоришь ни слова? Я знаю ответ. И знаю, что ты не скажешь мне его никогда. Но, знаешь, Тень моя, хранитель мой, есть на Мор-Логе такое поверье: «Когда пропоет последний кайрус, все тайны откроются, все признания будут сказаны». Пустыни Мор-Лога постепенно исчезают с лика планеты, вместе с ними исчезают кайрусы. Скоро их не останется совсем. Боже-Змее, молю тебя, пусть он доживет до того часа, когда споет последний кайрус?

Знаешь, что мне нравится?

- Это все, конечно, здорово, но есть одна маааленькая проблемка, - Тигран подтянулся, опираясь на плечи книсса, и сел.
- Какая?
- Тут гальюн близко?
Кошачий хлопнул умопомрачительными ресницами, потом рассмеялся, одним движением подхватывая мораллеса на руки:
- Теперь я вижу, что это и впрямь ты! Ты вернулся!
Капитан же только теперь сообразил: Ярроу не казался ему выросшим, он остался таким, как был. Это он, Тигран Л`Энетар, снова вернулся в тело подростка. Руки сами собой потянулись провести по лицу и горлу.
- Их нет, ми асте. Ни единого шрама.
- Да я уж понял, - проворчал Тигран, - я теперь вообще... Боги мои, ну, как это? Мне ж не шестнадцать лет!
- Тебя это волнует? - Ярроу поставил его на теплый пол, придерживая за бока, подождал, пока мораллес закончит свое дело, поправил на нем больничную рубашку и собрался снова взять на руки, но тот не дал, отводя его руку:
- Меня больше волнует то, что ты, кажется, собрался всю оставшуюся жизнь таскать меня на руках! Я не немощный калека!
Ярроу фыркнул в усы, наклоняясь к его лицу.
- Не злись, капитан, я просто хотел помочь.
- Вот если навернусь... - как назло, ноги клонированного тела, еще не вошедшего в полный резонанс с мозгом, разъехались, подогнулись. От позорного падения его спас хвост кошачьего. Ярроу мявкнул, не сдержавшись, когда его довольно сильно дернули, перехватил мораллеса, освобождая свою пострадавшую часть тела от его пальцев.
- Еще попробуешь?
- Да! - почти прорычал Тигран, сжимая его запястье. Его качало от накатывающей волнами слабости, однако признаться, что вот так встать и пойти он не может, мешала гордость.
- Тигран, может...
- Гррррр!
До больничной койки он добрался почти ползком, чувствуя себя так, словно пробежал полосу препятствий в Академии Интерга с полной выкладкой раз десять. Это бесило до слез, это - и еще то, что уверенности в собственной нужности его такого молодому, здоровому книссу - не было.
- Тигран, посмотри на меня, - Ярроу поправил одеяло и с силой повернул голову мораллеса к себе, хотя тот упорно смотрел куда угодно, только не на него. - Ми асте, пожалуйста.
«Что ты хочешь от меня, котенок? Ну? Что я увижу в твоих глазищах? Жалость?» - Тигран прикусил губу, переводя взгляд на книсса. И с головой ухнул в сумрачные зеленые глаза, полные... тревоги за него? Нежности, любви, приправленных каплей злости и упрямства.
«Ты дурак, капитан Л`Энетар! И не лечишься!» - прошипел голос Ярроу в его голове. Вопреки всему, Тиграну от этой злости стало вдруг так легко, словно всю свинцовую усталость и неуверенность смыло теплой ласковой волной.
- Знаешь, и правда, малыш. Прости, - он протянул руку и погладил вздрагивающими от слабости пальцами нежную бархатную шерстку на щеках супруга.
- Вот, давно бы так, - палату наполнило раскатистое мурлыканье, Ярроу уселся на край койки и сгреб своего капитана в объятия, целуя и щекоча усами. Тиграну осталось только покориться, уступить ведущую роль, как тогда, в коридоре «Арго», отдаться на милость бархатных губ, под которыми скрываются острые клыки, нежных пальцев, подушечки которых прячут бритвы-когти. Довериться.
- Я тебя выбрал, выбрал... - шепот в ухо, от которого мурашки по коже, и горячая волна по внутренностям, - я не отступлюсь даже в Бездне!
- Не отступайся, Яр, не оставляй меня, никогда...
Сердце кошачьего заходится бешеным ритмом, когда его слуха достигает этот еле слышный ответ. Признание? Да, и нет его важнее, потому что это не просто признание в любви, это полная и безоговорочная капитуляция. Это доказательство доверия. Признание капитаном своей слабости, своего желания любить и быть, а не казаться, любимым.

- Нет, Итари, не сейчас, чуть попозже зайдем, - Череани, повернув голову к двери и чуть прислушавшись, решительно развернул капитана, примчавшегося увидеть очнувшегося Тиграна. - Идем, посидим в кафе. Я тебя с мужем познакомлю. Ну, будущим, пока.
И’Таар Л’Энетар даже не сопротивлялся особо.
- Ну, блин, все с ума посходили! У тебя муж, у Тигри муж... Один я женат, как полагается!
- Кем и куда полагается? - смеялся тарлениец, улыбаясь золотистому, с благородной сединой на висках, синеглазому книссу, махнувшему им из-за столика.
- Глазам не верю... - капитан И’Таар замер, потом попытался, было, отвесить положенный по этикету поклон. Тарлениец остановил его на полудвижении:
- Не стоит, Асти не любит этого.
- Асти? Вот так просто - Асти? - в голове Итари не укладывалось, как можно принца самой мощной империи вселенной назвать «просто Асти».
- Да, капитан, можете звать меня Астиарр, - книсс протянул ему тонкую, изящную ладонь, а его пожатие оказалось весьма крепким.
- О-очень... приятно, сэр!

- Знаешь, что мне в тебе нравится больше всего? - Тигран нашарил под простыней обвивший его бедра хвост и вытянул его наружу, пропуская сквозь кольцо пальцев.
- Ммм? - лениво протянул Ярроу, уткнувшийся ему в шею. Его дыхание и усы щекотали кожу, но мораллес не пытался отодвинуться, только улыбался, сосредоточенно перебирая пальцами по упругой конечности, которая так и норовила вывернуться из рук.
- Твои выдающиеся...эээ... достоинства.
- Это какие? Мой... ээээ... интеллект? - фыркнул кошачий, повторяя интонации мораллеса.
- Нет, и не то, что ты подумал. Твои острые когти, - тот свободной рукой приподнял ладонь книсса и чуть сжал подушечки пальцев, заставляя острые иглы когтей выскользнуть наружу, - твои усы и...
- И? - Ярроу даже чуть отодвинулся, любопытно глядя в смеющиеся золотые глаза с четырехлучевыми звездами зрачков.
- Полосочки на твоем... хвосте, мое счастье, - невозмутимо закончил Тигран, чуть сжимая означенную конечность. Книсс задохнулся от новой волны возбуждения, пробежавшей вдоль всего позвоночника, хрипло выговорил:
- А знаешь, что мне нравится больше всего?
- Что? - Тигран потянул его за прядь гривы ближе к себе. Книсс послушно наклонился, выдыхая ему в губы:
- Весь ты.

Дарранаи, рыжее солнышко!

Мррис всегда старался пройти мимо этого места как можно скорее, чтобы не стоять, замерши соляным столпом, и не смотреть, сглатывая комок, через забор. Быстрее-быстрее, опустив голову, прижав уши, как нашкодивший котенок. Мимо-мимо, к остановке, молясь Матери-Кошке, чтоб транспортный флайт банка не опоздал. Первым вскакивал в салон, тихо здороваясь с водителем.
Обратно приходилось идти той же дорогой, и до дома он добирался почти бегом, словно бы для того, чтобы его не догнали звуки и голоса.
Влетел, запнувшись снова о порог, и, как всегда, ему не дали упасть теплые и надежные руки Кима.
- Ну, что ты, счастье мое? Кот уже взрослый, а носишься, как дитя... Стоп, что такое? - бывший стрелок, а ныне преподаватель Академии, Ким Аристейн заметил, как задрожали губы любимого супруга, а глаза подернулись пеленой слез. - Кто тебя обидел?
- Н-никто... все нормально... - пробормотал, отстраняясь из его объятий, Мррис.
- Погоди. Да стой же, Мррис. Кому ты врать пытаешься? Так! - Ким заставил книсса приподнять голову и внимательно всмотрелся в несчастные зеленые глаза в стрелочках мокрых ресниц.
- Хмм.. Ничего не понимаю. Не закрывайся от меня, котенок. Почему ты не хочешь поделиться?
- Я... просто боюсь. Не заставляй меня говорить пока, хорошо? Я хочу все обдумать.
Ким прижал его к себе, не отвечая, только чуть улыбаясь. Сколько лет они уже вместе? Кажется, больше десяти... А Мррис так и не понял, что любая его мысль, даже если он пытается спрятать ее под щитом, все равно открыта для мужа, как на ладони. А еще он не понял, что вдвоем жить в довольно-таки большом доме - скучно, и что они оба готовы к серьезному шагу в будущее. Ничего, поймет. Не сегодня, так завтра.
- Я поесть приготовил. Иди умывайся, переодевайся - и за стол.
Мррису не лез кусок в горло. Ковырял он свою порцию только потому, что не хотел обижать Кима. Обычно еду в их семье готовил он сам, но бывало и так, что его задерживали на работе, особенно, когда наступал период отчетности, и весь штат сотрудников носился, как угорелый, готовя и отправляя документацию. Тогда Ким появлялся дома гораздо раньше, и, если в холодильнике не стояло ничего готового, сам брался за готовку. У него получалось вкусно, конечно, но совсем не так, как у Мрриса.
- Счастье мое, ну, куда это годится? - Ким выразительным взглядом посмотрел на размазанные по тарелке остатки каши и растерзанную на мелкие клочки котлету.
- Прости, устал, даже есть не хочется.
- Ладно. Тогда, может, сходим погулять? Теплынь такая на улице, хорошо, ты проветришься.
- Кимушка, родной, давай лучше ляжем спать? Завтра у меня последний день сдачи отчета, хочу пораньше с ним разделаться, чтоб не опаздывать, - книсс умоляюще отвел ушки, глаза были несчастные и честные-честные.
- Хорошо, - кивнул мужчина, загрузил тарелки в посудомоечную машину и подхватил любимого мужа на руки, тот и мяукнуть не успел. - Спать, так спать.
Конечно, Мррис не смог бы уснуть, не отвлеки его Ким от невеселых и тревожных мыслей ласками. Так и ворочался бы пол ночи. Так что стрелок постарался, чтобы в этот вечер все мысли из рыже-черно-белой ушастой головы его любимого вымело, как ветром. В чем и преуспел. Так что, когда измотанный ласками до потери соображения Мррис задремал у него на плече, не стал его будить, чтобы донести до душа, просто обтер влажными салфетками и осторожно укутал в одеяло. Тихо выбрался из постели, не зажигая света, спустился в гостиную и активировал терминал.
- Доктора Кэшш-Хирео, пожалуйста.
Астиарр ответил через пару минут, Киму повезло, что у принца-хирурга, по совместительству еще и главы СБ Книссаурра, не было назначено ни операции, ни совещания.
- Да, ирет Аристейн, что-то случилось?
- Простите, что потревожил вас, сир. Случилось. Мррис, кажется, созрел для принятия решения.
- О! - нахмуренное лицо принца мгновенно расплылось в улыбке, синие глаза засияли: - Это чудесно. Я помню, что обещал. И у меня есть для вас подходящий «кандидат».
- Значит, послезавтра мы подъедем к вам? У меня и у Мурьки будет выходной.
- Да. Жду вас в полдень.

В назначенный день, как Мррис ни сопротивлялся, Ким все-таки вытащил его из дома.
- Ну, куда мы идем? - книсс с нарастающей паникой смотрел, как приближается высокий узорчатый забор этого заведения, увитый красными плющами.
- Увидишь. Нас там уже ждут.
- Брррррр! Не люблю я, когда ты такой таинственный! - в мысли человека Мррис принципиально старался не лезть. Тем более, что Ким попросил.
Они прошли почти к самым воротам. Мррис крепился: не хватало начать всхлипывать еще, Ким тогда из него всю душу вытрясет, спрашивая, что случилось. Но человек вдруг крепко взял его за руку, поцеловал в щеку, и... повернул в распахнутые ворота.
- Что?.. Ку..куда? Ким?!
Стрелок, не слушая, не отпуская его ладони, целенаправленно шел к высокому крыльцу.
- Ким и Мррис Аристейн? Здравствуйте. Вас уже ждут.
- А... - у Мрриса отвисла челюсть, он даже перестал упираться, покорно позволив вести себя дальше, по широкому светлому коридору. К стоящему у окна высоченному золотистому книссу.
- Ваше высочество? А вы что здесь делаете?
- Пришел засвидетельствовать усыновление одного рыжего малыша моими друзьями, - лукаво прищурился принц. Мррис открыл рот и снова закрыл его, его ушки дрогнули, на мгновение обвисли, потом снова встали торчком, а усы воинственно распушились. Книсс повернулся к супругу, хлестнув его хвостом по бедру:
- Ты! Ты все знал - и молчал?! А я-то мучился, как тебе сказать, что хочу малыша! Что уже почти год хожу мимо этого приюта, как мимо плахи!
- Тсссс! - Ким сгреб свое воинственное счастье в охапку, ласково целуя в теплый нос: - Тише. Ты год взвешивал все «за» и «против», а я ждал, пока ты решишься. А месяц назад сюда привезли одного чудесного котенка, его родители погибли в аварии, как когда-то твои. Только ему всего годик...
- Идем! - Мррис вывернулся из его объятий, сам схватил за руку, - Идем же!

 Астиарр Кэшшш-Хирео, ненаследный принц Книссаурра, стоял на крыльце Королевского приюта и смотрел вслед человеку и книссу, у которого на руках, цепко держась ручками за гриву, сидел маленький рыжий котенок. До его чуткого слуха донеслось тихое:
- Дарранаи, солнышко, родной!
Принц улыбался, что случалось не часто.