ЗАВЕЩАНИЯ ВЕРНЫХ
Из цикла «Сокровенные исповеди»
И ныне есть еще пророки,
Хотя упали алтари.
Их очи ясны и глубоки
Грядущим пламенем зари.
Николай Гумилев, 1905
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ПО ИМЕНИ ОТЦА МОЕГО
«Он знал об одной женщине, что не отреклась от своего мужа... и родила дочь в ГУЛАГЕ... И шла она в перетоптанных кирзовых сапогах по гулаговским сугробам, несла на руках новорожденное дитя, показывала его личико солнцу и небу и шептала: «Мы все равно выживем, и отец твой увидит тебя когда-нибудь... Ведь ты так похожа на отца... Гляди, а вон солнышко... Оно светит для тебя, доченька... А до барака осталось не так далеко...» (Чингиз Айтматов, «И дольше века длится день»). На фоне всеобщего упадка нравов, в атмосфере вседозволия и размытых моральных критериев - подобные строки звучали как откровение, как голос пророка, «вопиющего в пустыне». Возможно потому и заучивал он их наизусть, на скрижалях сердца своего, в глубине души – записывал. И бережно оберегал письмена жизни, хранил их для себя - как драгоценный опыт, как целебный бальзам, исцеляющий душу грешную и смягчающий сердце каменное. Трепетал он и каялся, судил себя и отрекался от самости своей приземленной - читая о людях не от нашей суеты, узнавая о судьбах сильных, преданных высшим идеалам героях...
В моменты прикосновения к шедеврам жизни, его душой овладевало неодолимое желание освоить главное из искусств – красиво пройти по жизни, научиться любить до смерти, прощать и жертвовать собой до конца. Ведь из всего разнообразия искусств, из всей земной музыки, ближе всего к небесам – биение чистого, любящего сердца. Настоящий художник, как, собственно, и поэт, и писатель – творит не столько кистью, сколько струнами своего сердца, порой израненного и страждущего сердца. И «всякое творчество есть по сути своей молитва...» (Иосиф Бродский). Творить - значит убивать смерть, расточать тьму, излучать светлое и доброе. Иногда, ценой своего благополучия и комфорта, порой - ценой самой жизни совершается искупление... Именно такими творцами жизни и вошли в его сознание отец и мать: «Готовность жить по-Божьи и следовать за Ним не взирая на преграды - это именно то, главное, что сумели вложить в мое сознание родители. Их искренняя вера и доброта, их всецелая посвященность Богу и терпение – остались самыми сильными впечатлениями моего детства. Завещание жизни – оставили они нам, детям своим, прямо на сердце начертали его. Они не жили по инерции, и их жизнь не была скучной. Они не были ангелами, у них были человеческие слабости, они были обычными людьми... но людьми - не от нашей суеты», - исповедь дэвээровца начиналась необычно, с гимна отцам, с низкого поклона роду своему...
«Бескорыстная и безропотная, таинственная и жертвенная жизнь родителей – пленяла сердце, глубину бытия и веры передавала без слов. Отец и мать старались двигаться по жизни тихо и смиренно, с песней на устах и молитвой в сердце, никакого лицемирия и лицеприятия... Их стиль и образ мышления незаметно прививался и детям. Срабатывали незыблимые законы преемственности поколений. Понятие духовной наследственности приобретало совершенно реальный, практический смысл. Частицу драгоценного благословения и духовности передавали они нам, детям своим - дэвээровцам, как сейчас говорят. Они учили нас неустанно двигаться вперед, даже тогда, когда лед жизни трещит и лопается под ногами. Они учили нас верить, учили чувствовать сердцем, любить и прощать, созерцать изнутри, видеть нематериальное, вслушиваться в духовный эфир...», - как о героях жизни, говорил он о своих родителях. Для меня же, как апология настоящего отцовства и материнства – звучала его речь...
«Принимая служение пресвитера церкви, мой отец сошел с кафедры со словами: «Я уступаю это место Иисусу Христу, чтобы Он был пастырем этой Церкви... Впереди меня идет Пастырь-Христос. А я всего лишь подпасок у Него», - эти слова стали кредом служения моего отца. Среди бурлящего хаоса содержаний жизни – он оставался верным своему призванию и семье... Скромная и честная жизнь, нелегкий физический труд, спокойствие и смирение, бескорыстное служение и молитвы отца – останутся в моей памяти навсегда. Этого я никогда не забуду... Именно из жизни отца я понял, что отвага мысли проверяется готовностью к жертве и... даже гибели. Настоящий священник, как и пророк, должен научиться жертвовать всем - ради достижения высшей цели. И если под пулями, то и под пулями совершать таинство веры должен он... Мой отец пережил это... Мой отец не боялся смерти...
Я не помню его крика... Мне всегда казалось, что свой голос он возвышает только на церковной кафедре, возвещая благую весть и исполняясь Духом Святым... Слезы умиления и дрожь проходили по телу, когда он возносил свои молитвы к Богу в кругу семьи. Я не помню, чтобы он явно плакал. Но, зато хорошо запомнил, что всякий раз, стоя на коленях, он просил прощения у Бога и... у детей своих. Он делал это предельно серьезно и откровенно. Перед дэвээровцами извинялся, откровенно каялся за свои возможные упущения и ошибки в воспитании, вверял наши души в руки более Сильного. И его абсолютно не смущало присутствие нас, детей. Казалось, что в момент молитвы, он был где-то там, Наверху, у Престола Благодати соединялся с Господом. И умилялись сердца наши детские, и начинали чувствовать Бога... Сейчас я понимаю, что именно там, на коленях, проявлялась его настоящая власть и сила воспитания. Даже его молчание, даже паузы во время проповеди, на церковной кафедре, - звучали порой – сильнее всяких слов, мы слышали голос пророка, мы учились не бояться смерти...».
Гениальный русский ученый и священник, Павел Флоренский, был расстрелян в 1937 г. Значительно раньше, предвидя свою мученическую смерть и ощущая приближение своей Голгофы, «на случай смерти» - он написал духовное «Завещание своим детям». В нем есть такие строки: «Самое главное, о чем я прошу вас, – это чтобы вы помнили Господа и ходили пред Ним. Этим я говорю все, что имею сказать. Остальное – либо подробности, либо второстепенное. Но этого не забывайте никогда...». Помнить Господа и ходить пред Ним – именно это, самое главное, вложили и в его сердце родители... Они и стали его пророками, они ходили пред Господом, их голос он слышит и сейчас...
Коленопреклоненный отец-священник, ходатайствующий за свое семейство пред Богом, любящая мать, поющая псалмы и молящаяся с приболевшим младенцем на руках - стали для него символами настоящего воспитания и красивой жизни со Христом. На подсознательном уровне, в его душе формировалось убеждение, что грешить – это не только нарушать принципы христианской веры. Грешить – это также изменить родителям, оскорбить их нравственно, вероломно предать поношению их труды и заботы, опорочить род и фамильное достоинство... духовно осиротеть. Это убеждение придавало ему сил в борьбе с искушениями и соблазнами юности. Ему было что терять... и он всеми силами старался удержать благословение, не променять внутренний мир на временные греховные наслаждения...
В одном из романов Чингиза Айтматова описан подвиг отцов во имя спасения мальчика-подростка... Действие происходит на Дальнем востоке. На берегу моря обитает маленькая народность – нивхи, охотники и рыболовы. Три взрослых мужчины, вместе с мальчиком, отправляютя в море, на лодке - приобщить подростка к его будущему мужскому долгу, к знаниям и умениям причастить, накопленным предшествующими поколениям опытом поделиться... Но случилась беда – сильный шторм, буря... А затем - Великий Туман... Непроглядная Тьма... Неизвестность... И пресной воды не хватает на всех... И тогда старшие принимают радикальное решение – дать мальчику шанс выжить... ценой своих жизней...
«При мысли, что одиннадцатилетний мальчик останется в лодке один на один со всем светом, в беспроглядном тумане, в безбрежном море, медленно умирая от жажды и голода, Эмрайина охватывала оторопь.... Ради сына... ради того, чтобы сколько-нибудь продлить ему жизнь... в том теперь он видел свою последнюю волю и деяние... Этой ночью он понял, что... для того он и родился и для того он умирал, чтобы из последних сил продлить себя в сыне...», - так размышлял отец, перед лицом смерти...
Размышления сына: «Лежа рядом с отцом, Кириск остро ощутил, как здорово исхудал и извелся отец за эти дни... и обессилел... Прижимаясь к отцу... мальчик постиг той ночью неведомые прежде чувства изначальной сыновней привязанности. Он не смог бы выразить эти чувства словами - они таились в душе, в крови, в сердцебиении его... он мечтал быть таким, как отец... Когда Кириск проснулся, он удивился, что спалось ему теплее, чем в предыдущие ночи. Он был укрыт отцовской кухлянкой. Мальчик открыл глаза, поднял голову - отца в лодке не было. Он рванулся, шаря по лодке, и закричал жутким воплем, горестно огласившим безмолвную пустыню туманного моря. И долго не смолкал его одинокий, полный отчаяния и боли вопль. Он плакал страшно, до изнеможения, а потом упал на дно лодки... То была его плата отцам, его любовь, его горе и причитание по ним...».
Несколько глотков воды, отнятых отцами у себя и отданных мальчику-подростку - сохранили ему жизнь... Жертва отцов - была сознательной и оправданной. Во имя любви, во имя продолжения рода своего, ради спасения мальчика – они пожервовали собой... Но отцы оставили мальчику не только воду - с ним остался их опыт, их мудрость, их жертва, их подвиг... А потому, когда спасшийся от смерти мальчик-подросток смотрел на небо, то самую лучистую звезду он назвал именем отца своего... "Я люблю ...тебя, звезда моя... Ты самая большая и красивая... не угасай.... Если хочешь, я буду звать тебя по имени отца...". По имени отца моего...
ЧАСТЬ ВТОРАЯ: «PIA SARCINA» (ЛАТ. - «ДОРОГАЯ СЕРДЦУ НОША»)
Почаще смотрите на звезды. Когда будет на душе плохо, смотрите на звезды...
Когда грустно, когда вас обидят, когда что не будет удаваться, когда придет
на вас душевная буря — выйдите на воздух и останьтесь наедине с небом.
Тогда душа успокоится...»
Павел Флоренский, «Завещание моим детям
«Я до сих пор не могу позабыть двух старичков прошедшего века... Легкие морщины на их лицах были расположены с такою приятностию, что художник, верно бы, украл их. По ним можно было, казалось, читать всю жизнь их, ясную, спокойную жизнь... Нельзя было глядеть без участия на их взаимную любовь... На лице и в глазах ее было написано столько доброты... Он всегда слушал с приятною улыбкою...» (Н.В.Гоголь, «Старосветские помещики»). Проникновенные строки из повести русского классика в очередной раз напоминали ему о смысле жизни, возрождали в суетном сердце желание жить по-Божьи. Он как-будто наяву представлял себе описанную Гоголем картину жизни и разлуки двух любящих сердец...
После смерти жены, старичок «был совершенно поражен... мутными глазами глядел он на нее, как бы не понимая... Но когда возвратился он домой, когда увидел, что пусто в его комнате... - он рыдал, рыдал сильно, рыдал неутешно, и слезы, как река, лились из его тусклых очей... это были слезы, которые текли не спрашиваясь, сами собою, накопляясь от едкости боли... Он недолго после того жил... «Положите меня возле Пульхерии Ивановны», - вот все, что произнес он перед своею кончиною». Читая о семейной гармонии, он впитывал в себя завещания верных, неспособных на измену и предательство мужчин и женщин. Неисгладимое впечатление получала душа, трепетало сердце и зажигалось священным огнем, призывающим подражать сильным...
«Неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим. Иначе дети ваши были бы нечисты, а теперь святы» (1Кор. 7,14). Огромная привилегия даруется детям ПО-НАСТОЯЩЕМУ святых и верующих родителей - им дарована честь жить в доме, где обитает Бог. Только возмужав он реально осознал, что родиться в семье ПО-НАСТОЯЩЕМУ верных и посвященных Богу родителей – истинное благословение для ребенка. Этим он, дэвээровец не в первом поколении, смиренно дорожил... Превозноситься же над теми, кому выпала иная доля – считал преступным! Он верил в духовную преемственность благословенных поколений. Верил он и в то, что Божья сила и благодать разрывает наследственную цепь проклятий, вырывая души из порочного круга роковой жизни; из жизни, как пел Игорь Тальков, «в которой вы все не живете, не живете, потому что нельзя это жизнью назвать».
«С молоком матери» он впитал веру в Бога и пошел по стопам своих родителей, считая Церковь своим вторым домом... Годы служения в тюрьме – всегда считал переломными в своей дэвээровской судьбе: «Именно в зоне я понял, что значит крест и плаха, что значит служить отверженным, любить падших и по настоящему зависеть от Бога. Там, за колючей проволокой, в серости и мраке тюремного бытия - разрушились мои стереотипы относительно служения людям и Богу. Там, в «тюремной церкви», я испытал благодать несравненную, избавился от мелочности и ханжества ревнующих «не по рассуждению» (Римл.10,2). Парадоксально, но именно среди заключенных - мне по-новому открылась суть живого христианства. Бог постепенно сокрушал мое «религиозное» сердце... Я видел воскрешение безнадежных, я знаю, как звучат «струны» истерзанного грехом сердца. Но слышал я и другое – пение души возрожденной, музыку сердца преображенного слышал я...».
«Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих» (Иоан. 15,13).
Анна Герман - «белый ангел» польской эстрады и женщина... с необыкновенно трагичной судьбой. В 1967 году, в Италии, певица попадает в страшную автокатастрофу. Сложные переломы позвоночника, ног и рук, травма мозга, 14 дней без сознания. Неведомым чудом – Анна вернулась к жизни... Биографы Анны Герман в унисон отмечают очень важную деталь: Все трудные послеоперационные годы - ее муж был неустанно рядом с ней. Покалеченная, она стеснялась своей внешности, она не могла ходить, у нее пропала память, она очень всего боялась... Будучи инженером, ее муж сконструировал для «своей Анечки» специальное приспособление, чтобы учить ее ходить. Он на руках переносил ее в машину и ночью они уезжали на окраину города. Там, с большим вниманием и любовью, он учил ее ходить, шаг за шагом, движение за движением. Возможно потому и пела она перед самой своей смертью Гимн Любви, из Евангелия (1Кор.13гл.). Она остается жить для своего мужа: «Вот эту песню Анечка мне пела на кухне, а эту, когда гладила", - мужественный взгляд уходит куда-то в глубину. Збышеку тяжело слушать ее голос, читать статьи в прошедшем времени... Боль не проходит никогда. Два человека не привыкали друг к другу. Они просто любили. Тихие, скромные, очень доверчивые. Люди не от нашей суеты...». Они завещали нам верность, они оставили нам подлинное завещание...
Жизнь текла своим чередом... его дети подросли. Однажды, он собрал их всех вместе... Собрал, чтобы заключить с ними завет. Они не подписывали никаких обещаний, не давали друг другу формальных обетов. Историю об отцовском подвиге – рассказал он им... Трагичную историю семьи Джорджа Йейгера, описанную в книге Гордона Макдональда, «Мудрый отец». Джордж, три его сына и уже пожилой отец вышли в море на лодке – на рыбалку. Тогда он и подумать не мог, что к концу дня, своими собственными глазами увидит, как три его сына и отец, один за другим, в совершенном изнеможении, захлебнувшись морской водой - погибнут... «День клонился к вечеру, когда заглох мотор лодки. Поднялись огромные волны и ветер. Судно дало крен, стало ясно, что лодка обречена. Пятеро мужчин из рода йейгеров надели спасательные жилеты, привязались друг к другу страхующей веровкой и бросились в море... Лодку утащило в бездну моря... Они плыли к берегу. Трехметровые волны и сильное течение делали их попытки достичь берега почти безсмысленными. Набрав в легкие соленой морской воды, погиб сначала один мальчик, за ним – другой, затем третий... Беспомощному Джорджу оставалось только наблюдать, как умирали его сыновья и отец... Восемь часов спустя, изнемогая от крайнего утомления, он вышел на берег и из последних сил вытянул канат, которым его три сына и отец были привязаны к нему... «Умом я понимал, что никто из них не выжил... но отказывался в это верить...”, - признался он в интервью журналистам.
Широко открытые глаза его детей - увлажнили слезы... Их сердца уже были готовы услышать заключительные аккорды отцовского завета: «Дети, я хочу, чтобы вы запомнили... Джордж до конца тащил своих детей и своего отца, он мужественно исполнил свою отцовскую и сыновью миссию... И я хочу, чтобы вы знали и никогда не забывали: Чтобы с вами не случилось, где бы вы не оказались, помните - Я ИЗО ВСЕХ СИЛ БУДУ ТАЩИТЬ ВАС, И ЕСЛИ ПОГИБНУТЬ РАДИ ВАШЕГО СПАСЕНИЯ – ПОГИБНУ... Ведь я – отец... Душу свою положу за вас, дети мои! Христос научил меня этому... Христос научил...».
Из книги «Исповедь»,
готовящейся к публикации издательством «Смирна»
Иван Лещук, livan@usa.com