Они должны были вернуться вечером. Набегались за день в лесу, напелись, нацеловались, а вечером должны были вернуться. Но дождь. Точнее она. Эта Оксанка была уж очень хороша. Свежая, веселая, быстрая. Как от неё можно было оторваться? Поэтому они оторвались от коллектива. Утомленные друзья плелись на станцию, что-то устало напевали, бренчали на гитарах и допивали вино, а они с Оксанкой целовались в кустах дикой малины, не обращая внимания на комаров.
Опомнились только когда начало темнеть. И ударил гром. Побежали по тропинке, выбежали из леса, а тут дождь. Стена дождя, которая мгновенно размочила дорогу, превратив её в сплошную грязь. И он придумал спрятаться от дождя в скирде при дороге. Оксанка согласилась, да и что было им делать в поле, посреди ночи и дождя? Спрятались в скирде, окончательно опьянели от свежего сена и близости. Занимались любовью, потом лежали, Оксанка испугалась мышей, а он прижал её к себе, целовал снова и снова. Она аж дрожала от счастья, она ведь любила его.
Его вообще любили женщины. В этом уездном городке он был известный сердцеед. Высокий, упитанный, с пышным чубом, бравыми усами, уверенным голосом. Стоило ему подойти, улыбнуться и заговорить, как любая девушка была уже его. Его, Ореста Чепурного, бухгалтера уездного отдела культуры, первого кавалера и танцора. А ещё он умел играть на гитаре, не на баяне, который презирал за селюцтво, а на гитаре, благородном инструменте. Исполнял самые модные мелодии, которые слушали в Харькове или Киеве. Как в него было не влюбиться?
Даже Оксане, хотя она много уже чего видела за свою короткую жизнь, успела даже пожить в том же Киеве. Вроде бы училась. Правда все говорили, что была любовницей какой-то шишки из потребительской кооперации, который спас её в 33-м году от голодной смерти, выхолил и наслаждался её молодым телом, пока не был посажен за махинации. Оксанка сбежала из Киева подальше, приехала в Сумы, где устроилась библиотекарем при дому культуры. Орест насчитывал красавице зарплату, разве мог пропустить эту белокожую куколку с таким задиком, от которого даже самые спокойные мужчины начинали волноваться?
Теперь он ласкал её, мял и гладил, кусал за губы, прижимал, чтобы почувствовать мячики её маленьких грудей. Она шептала что-то нежное и бессмысленное, видно, что не привыкла со своим старичком к таким гонкам. Орест то ускорял темп, то сбавлял, чтобы обессилить её удовольствием. Дождь уже закончился, но они никак не хотели уходить из скирды. Всё равно, опоздали на последний поезд в город. А может и не думали о поезде, из-за страсти. Разомлели после любви и спали тесно прижавшись друг к другу, счастливые, будто дети.
К утру немного замерзли, проснулись рано и побежали на станцию. Там Орест смог раздобыть два стакана кипятка и немного сахара. Пили и молчали. Оксана волновалась, что опоздает на работу, а директриса библиотеки – ещё та змея, будет трепать нервы и говорить гадости. Директриса была зла на Оксанку, потому что ревновала своего мужа, который не мог оторвать глаз от попки прекрасной библиотекарши. Директриса была рада выгнать Оксанку, которая мешала её семейному счастью, искала только повод. Оксанка же не хотела потерять работу, так что сейчас даже немного сожалела, что допустила слабость и осталась с Орестом. Хотя он же такой милый и опытный, не какая-нибудь деревенщина, а умеет доставить удовольствие женщине, сделать приключение приятным и незабываемым. Нет, она не думала, что он женится на ней. Да ей это и не нужно. Она приехала в Сумы, чтобы пересидеть здесь какое-то время, пока уляжется история с арестом её покровителя. Переждёт и вернётся в столицу. Столицу! Оксана вспоминала роскошную жизнь в Киеве и сладко вздыхала. Орест думал, что по нему.
Вот приехал поезд, они заскочили в вагон и через полчаса уже были в городе. Оксана побежала на работу, а Орест не спеша побрёл домой. У него был сегодня выходной, он всегда любил после хорошей гулянки отдохнуть, просто лежать на диване и вспоминать приятные моменты. Орест жил рядом с вокзалом, в районе Лука, когда-то пригородном селе, которое сейчас постепенно становилось городом. Снимал комнату в бывшем приходском доме местной церкви, который сейчас принадлежал потребкооперации. В двух комнатах кооператоры размещали заготовительный пункт, а другие сдавали жильцам, которых было семеро.
Орест уже был рядом с домом, видел ржавые купола церкви, начавшей приходить в упадок после того, как арестовали третьего батюшку подряд. Говорили, что церковь совсем закроют, как закрывали их по сёлам. Может, сделают в ней клуб или склад.
- Добрый день, Абрам Моисеевич! - поздоровался Орест с одним из своих соседей, снабженцем с рафинадного завода. Они дружили, хотя имели большую разницу в возрасте. Но Абрам был весел и щедр, несмотря на все эти разговоры о еврейской скупости, частенько устраивал пирушки, на которые обязательно приглашал Ореста. Тот благодарил тем же. Они были почти товарищи, Абрам рассказывал анекдоты, Орест истории о своих амурных похождениях, а ещё Абрам умел шить очень модные ботинки, а Орест доставал ему кожу через знакомых кооператоров.
Всегда любили поговорить, Орест хотел рассказать об Оксанке, но Абрам, когда увидел его, то изменился в лице, будто узрел мертвеца, и неожиданно побежал по тропинке на железнодорожную насыпь. Орест несколько раз окликнул его, но сосед даже не оглянулся, бежал в гору так, что из-под ног аж гравий летел. Это было странно, очень странно. Но Орест был слишком устал и счастлив, чтобы придать бегству соседа значение. Может, Абрам Моисеевич спешил на работу.
Орест пошел дальше, но случай с Абрамом Моисеевичем вдруг заимел продолжение. Орест увидел впереди бабу Зину, тоже соседку по потребкооператорскому дому, которая жила в наихудшей комнате, больше похожей на курятник, чем на человеческое жильё. Баба Зина работала санитаркой в уездной больнице. Ей уже было за шестьдесят, её муж погиб в Гражданскую, единственный сын был убит, когда воевал в Средней Азии с басмачами. Она жила одна, жила бедно и трудно, потому и не любила Ореста, который слушал пластинки на патефоне, приводил в гости красивых женщин и даже дважды ездил отдыхать по путёвке на курорты. Из-за своей зависти баба Зина с Орестом никогда не здоровалась, а вот теперь почему-то перебежала к нему через дорогу и схватила за руку.
- Что милый, допрыгался? Ореста под арест! - она засмеялась своим беззубым ртом и поковыляла дальше, почему-то радостно оглядываясь. Орест смотрел вслед глупой бабе, хотел крикнуть что-нибудь обидное, но на улице было людно, все спешили на работу, поэтому передумал. Зачем ему позориться. Да и что с дуры возьмешь?
Хорошее настроение, которое было с утра, из-за всех этих недоразумений было потеряно, даже не радовала мысль о том, что вот сейчас он придёт домой, поджарит на сале яичницу, скушает её с рюмашкой рябиновой настойки и уляжется на диван отдохнуть. Вначале Абрам, теперь эта баба Зина, они что сговорились что ли? Орест пытался убедить себя, что все эти нелепости имеют какое-то логическое и обыденное объяснение, так что не стоит над ними голову ломать, но что-то зудело в нём и не давало успокоиться.
Уже перед самым двором он встретил Виолетту Ивановну, руководительницу хора городского Дома культуры. Виолетте Ивановне было порядочно за сорок, видно было, что когда-то она была настоящей красавицей, да и сейчас знала себе цену. Была она женщина образованная, знала много песен из опереток, Орест любил с ней поговорить на тему красоты и стильности, в которых она была несомненный авторитет. У них даже был небольшой роман, закончившийся благородно, без скандалов, как и подобает двум образованным, взрослым людям.
- Виолетта, я ...
Орест не окончил, потому что Виолетта Ивановна, только увидев его, бросилась наутек, словно увидела не его, Ореста Чепурного, а приведение. Орест мог бы заметить, что даже в панике Виолетта Ивановна держится благородно, бежит степенно, как королева, а не крестьянская баба, но сейчас ему было решительно не до наблюдений. Он был удивлен и растерян происходящим. Зашёл во двор, захламлённый и некрасивый, как всякое общее владение, ступил на порог и по длинному коридору пошёл к своей комнате. Хорошей, одной из лучших комнат, аж с двумя окнами и все на солнечную сторону!
Орест очень гордился своей комнатой, а теперь уставился на двери. Прекрасные дубовые двери, когда стоявшие в доме батюшки, а после его ареста выломанные соседями и купленные Орестом. Теперь эти крепкие и красивые двери были выломаны. Самым грубым образом! Вырванный с мясом замок валялся рядом. Орест задрожал от волнения. В этом доме иногда исчезали продукты на кухне, пропадали вещи, оставленные в коридоре. Испарялись зимой дрова. Но чтобы выламывать двери, такого ещё не было! Орест осторожно отодвинул дверь и зашёл в комнату, ожидая увидеть пропажу дорогих сердцу вещей. Но велосипед стоял на месте. Два его нарядных костюма висели на тремпеле в шкафу. Ботинки тоже. Даже часы, очень хорошие, с кукушкой висели на стене. Странное какое-то ограбление, во время которого всё самое ценное, что было в комнате, не взяли. И почему соседи до сих пор не вызвали милицию?
Орест бросился в коридор, чтобы вызывать милицию самому, но натолкнулся на Савву Григорьевича, одного из кооператоров, занимавшийся заготовкой у населения шкур кроликов и коз.
- Привет. - сказал Савва Григорьевич почему-то печально глядя на Ореста и покачивая своей упитанной рожей.
- Я сейчас занят! У меня вон дверь выломали, надо милицию вызывать! – крикнул Орест, который Савву очень не любил. Во-первых, был должен ему деньги, а, во-вторых, как-то Савва избил Ореста за то, что тот перешел ему дорогу по амурных делам. Потом извинился, принес ткани на костюм, новое колесо для велосипеда, только чтобы Орест не писал заявление в милицию. Тогда вроде полюбовно договорились, но осадок в душе у Ореста остался. Вот и сейчас не хотел говорить, попытался проскочить в коридоре, но Савва схватил его за руку и вдруг втолкнул Ореста в комнату. Приставил за собой дверь. Этот Савва был здоровенный, раздобревший на кооперативном сале и мёдах мужик, который покорял дам не манерами и песнями, как Орест, а деньгами. Деньгами, которых у него всегда было много.
- Что такое, вы знаете, кто это сделал? - занервничал Орест и показал на двери.
- Садись. – приказал Савва.
- Что? - Орест очень хотел разозлиться, вытолкать этого Савву прочь, но очень хорошо запомнил его кулаки. Поэтому сдержался.
- Приходили к тебе. - тихо сказал Савва.
- Приходили? - Орест ничего не понимал. - Кто приходил?
- Они. Дверь взломали, обыск провели. Во как.
- Кто они? Какой обыск? О чём ... - Орест вдруг замолчал, так и не договорив все вопросы. Потому что понял, что услышит в ответ.
Он же знал, слышал, что по ночам приходят. Даже к ним в дом, где жили простые рабочие и служащие, около полугода назад приходили и забрали Викентия Провороцкого, ветеринарного врача. Просто пришли ночью и забрали. Потом стало известно, что Провороцкий - польский шпион и вредитель, который планировал потравить скот в колхозах вокруг Сум, чтобы облегчить продвижение польской армии к Москве. Его расстреляли, а семью куда-то увезли. И жену, Полину Сергеевну и детей. В освобожденной комнате почти сразу поселился новый жилец.
- Слушай, Орест, отдай мне велосипед. - Савва даже положил на двухколесную технику свою большую волосатую руку. Он давно хотел это велосипед, потому что хотел, как и Орест, катать на нём девушек, ездить весной на луга за Пслом и заниматься там любовью, на зеленой траве, среди птичьего пения и цветочного разнообразия.
- Что?
- Его все равно заберут. А ты мне денег должен. Отдай велосипед.
- Нет!
- Чего "нет"? Орест, там тебе велосипед не нужен!
- Нет! Это ошибка! Я ни в чём не виноват! Это просто ошибка! Я все объясню! - Орест повторял это лихорадочного и тихо, словно надеялся убедить сам себя.
Савва криво усмехнулся, похлопал Ореста по плечу.
- Они не ошибаются. И никто еще не возвращался. Отдай мне велосипед, ты мне денег должен.
Савва уже схватился за велосипед двумя руками, щупал его словно гулящую женщину, вызвав раздражение Ореста.
- Уходи!
- Брось.
- Выйди из комнаты! - Орест закричал.
- А ты на меня не кричи! Ты теперь враг народа, я вот сейчас схвачу тебя и меня за это наградят, потому что ищут тебя! - Савва засмеялся. Презрительно смотрел на Ореста. Тот задрожал от обиды. И тут же придумал, как быть.
- Добрый день, Савва Григорьевич! Рад вас видеть! – вдруг громко сказал Орест, так громко, что соседи могли услышать.
И Савва моментально бросил велосипед, пригрозил Оресту кулаком, но из комнаты выбежал. Не хотел, чтобы кто-то из соседей услышал, что он в комнате Ореста. Ведь донесут. Комнаты тех, за кем приходили, лучше обходить стороной.
Орест поставил за Саввой двери, припёр их кое-как стулом и упал на диван. Почувствовал себя обессиленным. Разбитым страшной вестью. За ним приходили. Он знал, что такое случается. Вот совсем недавно взяли директора Дома культуры Ивана Мефодиевича Соколова и его дочь Катеньку. Орест хорошо знал их, за очаровательной Кэт даже ухаживал, но она мечтала о Москве, да еще у неё был тут какой-то офицерик. А бухгалтеру, даже такому, как Чепурный, трудно было тягаться с офицерами, с их формой и выправкой, их ореолом защитников Отечества.
Екатерина погибла в первый же день. Ничего точно не было известно, слышали какие-то выстрелы, вроде убили её. Там еще пристрелили дурачка, который жил при Доме культуры и был у Кати вроде домашнего животного. А офицерик её застрелился в парке. В беседке влюбленных, куда Орест любил водить девушек целоваться. Романтичное место, где таяли даже самые каменные сердца.
Орест начал вспоминать о тех поцелуях, когда дрогнул. За ним приходили. ЗА НИМ ПРИХОДИЛИ! Теперь его арестуют. И он исчезнет. Он знал, что никто не возвращается. Даже в их небольшом городке исчезло уже очень много людей. И никто не вернулся. Шпионы, вредители, контра, прочие враги народа. Он никогда не думал, что за ним придут. Держался всегда в стороне от политики, не болтал лишнего. Сам был из села, родители - обычные крестьяне, не кулаки. Отец умер в 1933-м. А мать и двух младших сестер Орест успел спасти. Сейчас они живут в Низах, работают там на сахзаводе, иногда приезжают в гости. Вполне безоблачное происхождение. И работа у него не рискованная. Как ни крути, а дебит с кредитом и сейчас такие же, как при царизме, не нужно следить за линией партии, чтобы отчёты составлять. Это вам не история, когда вот сегодня Троцкий - герой революции, а завтра - её лютый враг. Когда всё меняется чуть ли не ежедневно и попробуй тут не ошибиться. В бухгалтерии ничего не менялось. Вдобавок он занимался общественной работой, играл в ансамбле народной самодеятельности, не пропустил ни одного субботника, сдавал деньги на различные мероприятия и подписки, не имел дел с врагами народа. За ним не должны были приходить.
Орест застонал, когда подумал, что скоро его посадят в вагон и повезут в Сибирь. Там ему придётся валить лес, тяжелая работа, на которой он, привычный к совершенно другой, интеллигентной жизни, быстро износится. Вернётся стариком. Никому не нужным и жалким. Уже сейчас люди ужасаются от одного его вида, будто от мертвеца, восставшего из могилы. А ведь это ещё он, Орест Чепурный - молодой, красивый, сильный, элегантный. Что будет, когда он вернётся измождённым и бессильным стариком? Он почувствовал, как заболел живот. У него никогда не болел живот, а вот, поди, заныл. Орест встал, пошёл в туалет, деревянную будку во дворе. Понос. Чувствовал как ему плохо, мял в руках бумажки старых счетов. Раньше подтирались старыми газетами, но после того, как одного из жильцов, простого извозчика Ерофеева арестовали за то, что он якобы подтирался куском газеты с портретами руководителей партии и правительства, газет никто в туалет не носил. Некоторое время использовали солому, но Оресту это казалось неблагородным, так что он начал приносить с работы списанные бухгалтерские книги. К подтиранию дебетом и кредитом трудно были предъявить претензии.
Когда возвращался по коридору в комнату, был схвачен за руку Шурой Елистратовной, крестьянкой из-под Курска, которая вместе со своей большой и шумной семьей жила в одной из комнат. Ее муж, по фамилии Волин, работал в Лучанском колхозе пастухом. Водил стадо на луга вдоль Псла. Однажды принес домой целую корзину бычьих яиц, которые дружная семья начала жарить и жрать прямо на улице. Оресту это казалось какой-то несусветной дикостью, настоящим варварством, но Волины хором уверяли, что блюдо очень и очень вкусное, а ещё повышает мужскую силу. Орест попробовал кусочек, но ему не понравилось. К тому же с мужской силой у него и так всё было в порядке.
- Орестик, Орестик! - женщина стала на цыпочки, чтобы говорить на ухо. Орест испуганно оглянулся. Волин ревновал и чуть ли не каждый день поднимал скандалы, обвиняя супругу в изменах. Хотя кто бы стал покушаться на эту изношенную тяжёлой работой, некрасивую и туповатую женщину.
- Орестик, а отдай нам шкафчик! Ну зачем тебе теперь шкафчик? А у нас Настя на выданье, ей приданное нужно, а какое у нас приданное, у босяков-то? А так будет шкафчик, купим пера, перину сделаем, уже не с пустым руками девка замуж пойдёт. Отдай шкафчик, Орестик!
От неё пахло потом и бражкой, она была тошнотворна. Орест, оттолкнул Шуру и побежал в свою комнату. Приставил к дверям стул, упал на диван и начал плакать. Он не плакал с детства, он же знал, что мужчины не должны плакать, но тут упал лицом в диван и рыдал. Отчаяние и упадок сил. Он ещё здесь, он ещё жив, а стервятники уже слетелись пировать на его костях! Черный ворон, весь я твой.
Орест поплакал, а потом почему-то вспомнил о диване. Этот диван ему достался почти чудом. Когда-то диван принадлежал семье Сухановых, до революции владевшей огромными земельными имениями в этих краях. После революции диван, такой роскошный, французской работы, попал в зал заседаний уездного комитета партии. Там простоял довольно долго, пока на нём не застрелился глава уездкома Лейба Шмеерман, которого обвинили в троцкизме. После этого случая диван из уездкома убрали, отвезли на телеге в Дом культуры. Там он простоял несколько лет. Облез, потерял одну из ножек, стал жалким и никому не нужным. Когда буйные домкультуровские любовники умудрились сломать и вторую ножку, то диван решили списать. Вот здесь Орест его и перехватил. Потратил большие деньги на то, чтобы отремонтировать, перетянуть новой тканью, восстановить ножки. Из-за этого дивана залез в долги, несколько месяцев даже ограничивал себя в еде, чтобы собрать денег. Но потом диван воздал ему за эти мучения сторицей. Ведь сколько девушек радовали Ореста на этом диване!
От сладких воспоминаний он начал улыбаться, а потом, как молния, его пронзила мысль, что больше он не увидит своих девчонок. И сразу заболело сердце. Орест не знал, как можно жить без женщин. Как жить и ради чего жить? Женщины - это смысл жизни, главное удовольствие! А в Сибири, в Сибири нет женщин. Он увидел себя в кандалах, на морозе, худого и лысоватого. Старого, слабого, больного. Ужасного.
Он заплакал. И подумал, что, может, лучше повеситься? Вот сейчас снять ремень со штанов, накинуть на крюк в потолке и повеситься. Зачем ему страдания? Он не вынесет их. Он привык к другой жизни. Привык к теплу, к еде, к уважению, к женщинам. Его девочкам. Он полез под диван. Там стоял коробок с тетрадью. Не просто тетрадью, а свидетельством его побед. Он же был бухгалтер, он скрупулёзно записывал в тетрадь все свои амурные подвиги. С кем, когда, основные детали, как это было, заметки о дальнейшем развитии романа. У него уже было девяносто четыре женщины здесь, в Сумах и еще тридцать две в командировках и отпусках вне города. За год-два он планировал закончить тетрадь и начать новую. Теперь не закончит.
Орест шарил руками под диваном. Коробка с тетрадью не было. Вспомнил об обыске. Забрали, они забрали его тетрадь! Зачем она им? Зачем им его память, те имена и даты? Орест сел на пол и подумал, что повесится вечером. Перед их приходом. Они никогда не приходят днём, когда светло. Только вечером, а ещё лучше ночью. В темноте раздаётся звонок или стук в дверь. Уверенные мужские голоса, испуганный шёпот тех, к кому пришли. Быстрый обыск, совсем мало времени на то, чтобы одеться и вот уже черный "воронок" катит по улице.
Когда брали Провороцкого, Орест все хорошо слышал. Лежал тогда на диване с Маричкой, работавшая в детском саду на Псельской. Тогда он понял, какое это счастье, лежать с девушкой на роскошном диване, под теплым одеялом и думать, что пришли не к тебе. Слышать испуганный шепот Провороцкого, что-то нелепо пытающего объяснить про ошибку, слышать плач его детей и жалкие просьбы жены, а потом стук дверей, шаги в коридоре, тихие задержанных и громкие, уверенные, ночных гостей, шум двигателя. Когда они ушли, Орест вдруг по-настоящему ощутил, как прекрасна жизнь. Прижал к себе окаменевшую от страха Маричку и они занимались любовью до самого утра, перепуганные, взволнованные и счастливые.
Теперь пришли за ним. Но он же ни в чём не виноват! Орест любил советскую власть и товарища Сталина, благодаря которым он, простой парень из деревни, смог выйти в люди, получить образование, найти достойную работу. Разве он когда-нибудь не то чтобы говорил, а хотя бы думал плохое о советской власти? Никогда! Даже когда от голода умер отец и ещё многие в их селе, он понимал, что это перегибы на местах, что хлеб нужен Донбассу и Уралу, молодому советскому государству остро необходимы заводы и комбинаты, чтобы встать на ноги, чтобы не затоптали проклятые капиталисты! Он спас мать и сестер, они рассказывали много ужасного про голод, но он знал, что советская власть не виновата, что просто тяжёлые времена! Он запрещал себе даже подумать иное.
Но за ним пришли. И придут снова. Сегодня ночью. Они никогда не ошибаются и ничего не забывают. В бухгалтерии работала одна женщина, которая когда-то имела несчастье написать письмо в белогвардейскую газету в Одессе о так называемых зверствах большевиков. Она и не писала, писал её тогдашний любовник, молодой журналист, который просто поставил её фамилию под материалом. Прошло много лет, тех газет, казалось, совсем не осталось, женщина переехала в Сумы, уже и думать забыла про ту проклятую статью. Но статью не забыли, женщину нашли и арестовали. Сначала её, потом двух её дочерей. Старшую звали Елена, такая черноволосая, широкоплечая и застенчивая. Она так и не позволила Оресту большего, чем поцелуи. Теперь она где-то в Сибири и он будет там скоро.
Орест крутился на диване от страха и отчаяния. Потом вскочил. Надо было что-то делать. Что-то делать, иначе он сойдёт с ума. Куда-то бежать. Сбежать от мыслей. Он выскочил в коридор, а потом вспомнил, как читал историческую книгу. Про Древний Рим. Там какому-то философу царь приказал умереть. И тот спокойно лёг в ванну с теплой водой, перерезал себе вены и достойно умирал, разговаривая с друзьями. Орест даже прослезился, когда это читал. Так благородно, красиво умереть! Он бы и сам так хотел, когда придётся умирать. Он думал, что это будет через много лет, когда он испишет не одну тетрадь своих амурных свершений. Но вот за ним пришли. И чтобы там ни случилось, он умер. Уже умер. Даже если он выживет в Сибири, он вернется оттуда больным и старым, ни одна женщина не обратит на него внимания! Девушки будут презирать его, а если так, то зачем жить?
Он умирает. Но, Орест Чепурный, всегда отличался хорошим вкусом и чувством прекрасного. Пусть так, но он умрёт красиво. Нет, сделать так, как римский философ, не удастся. В этом доме нет ванны. Летом люди ходят мыться на реку, а зимой греют воду и купаются в больших корытах, принадлежащих Савве Григорьевичу. За использование корыта нужно платить, так что некоторые жильцы и вовсе не моются, ожидая лета. Орест же был вынужден платить, потому что должен был поддерживать гигиену ради общения с дамами. Но то корыто, старое, с заплатами и пятнами ржавчины! Нет, умирать в нём было позорно. Нужно придумать что-то другое. Более красивое, более изысканное, всё-таки, это же последний день его жизни!
Орест шагает из угла в угол. У него небольшая комната, а ещё мебель. Так что получается три шага вперёд, поворот и назад. Останавливается.
- Я хочу увидеть их! Увидеть моих девочек!
У него приятный голос, но разговаривает он манерно, немного фальшиво, словно он на сцене, а не в жизни. Но девушкам его голос нравится и это главное. Орест хлопает в ладоши. Придумал! Ну, конечно же! Сейчас он пойдет и навестит девушек, попавших в его тетрадь. Он же помнит каждую из них! Столько впечатлений! Орест хватает велосипед, тот самый, который купил у старого Сахеля, ассирийца, бывшего некогда лучшим кондитером в городе, а потом расстрелянного по делу ассирийских буржуазных националистов, которые создали террористическую организацию "Саргон Второй", ставили перед собой целью создание Великой Ассирии в Закавказье. Арестовывать ассирийцев начали со столиц, Сахель понимал, к чему идёт дело, поэтому согласился продать велосипед. Не простой велосипед, а французского производства, с мягким седлом, оснащённым амортизаторами. С этим седлом велосипед выглядел настоящим арабским жеребцом по сравнению с обычными двухколесными одрами, с их жесткими кожаными седлами, которые натирали зад ездока.
Орест катил свой любимый велосипед по коридору. Решил, что будет ездить по городу и прощаться со своими девочками. Смотреть на них в последний раз, чтобы потом, где-то в Сибири, среди медведей, сосен и холода, вспоминать их губы, улыбки, дыхание, запах.
- Куда ты? Убежать захотел? - шепчет Савва, выскочивший в коридор.
- Ага, на велосипеде. - грустно шутит Орест, который пытается быть философом даже в такой страшный момент своей жизни.
- Продать хочешь? Продай мне!
- Деньги вперёд. – вдруг предлагает Орест.
- Что?
- Давай деньги, сейчас же. Сто рублей, а вечером я отдам велосипед.
- Сто рублей, но ты мне должен и ...
- На базаре я его легко продам за двести! Ещё могу продать мебель и костюмы. И часы.
- Зачем тебе деньги? Хочешь сбежать?
- Ты покупаешь?
- Они все равно тебя поймают! – шепчет Савва и жадно смотрит.
- Я знаю. Так покупаешь?
- Хорошо, сейчас. Только выйди за ворота, на пустырь, чтобы никто не видел. – шепчет Савва.
Орест с велосипедом выходит со двора, идёт на пустырь, заросший кустами. Когда-то здесь был дом братьев Капшуков, купцов, самых богатых людей на Луке. На их пожертвования была построена местная церковь. Во время Гражданской Капшуки собрали свой отряд и сражались, в основном по тылам войск. Затем их окружили на Луке, был тяжелый бой, дом Капшуков расстреляли пушками, а потом ещё перерыли весь двор, потому что ходили слухи, будто братья собрали во время войны большие сокровища и спрятали их рядом с домом. Но так тогда ничего и не нашли.
Орест зашёл в кусты, скоро туда прибежал опасливо оглядывающийся Савва. Сунул деньги.
- Только не обмани меня.
- Не волнуйся.
- А куда ты? - Савва жадно смотрит на велосипед, а Орест даже не думает отвечать. Он уже в мыслях с девушками, а не с этим жалким кооперативным мурлом.
Сначала поехал на рафинадный завод. Там, в управлении, работала Елена №4 из его тетради. Среднего роста блондинка с красивыми плечами. Она умела модно одеваться и даже имела бельё с кружевами, что особенно нравилось Оресту, так как ясно давало понять, что это девушка стильная и со вкусом. Ещё она была не дурра выпить, а достигнув определённого градуса начинала читать свои стихи, не то чтобы уж очень хорошие, но Орест всегда считал, что если девушка пишет стихи, то это придаёт ей шарму.
Орест привязал велосипед на цепь у входа в заводоуправление и забежал по лестнице на второй этаж. Заглянул в один из кабинетов, где сидела Елена. Она очень удивилась, ведь не виделись больше года. Даже сначала обижалась на Ореста, потому что привыкла рвать отношения первой, а тут ушёл он.
- Привет, Ваня, что ты хотел?
Это она так пыталась задеть его. При рождении Ореста действительно назвали Ваней, Иоанном. Это ещё повезло, отец вроде отвалил батюшке целый окорок, чтобы парню не досталось какое-то уж слишком ветхозаветное имя. В селе Ваней жить было можно, но когда он приехал в город учиться, то быстро понял, что имя это простецкое и нисколько не романтичное. Решил его сменить. Орест тогда дружил с парнем по имени Агафангел, что было еще хуже Иоанна, видимо его отец ничего батюшке не дал. Друзья вместе решили поменять имена на более красивые и романтичные. Так Иван стал Орестом, а бедный Агафангел - Жаном. Бедный, потому что в прошлом года его арестовали и осудили, как французского шпиона. Не исключено, что именно за имя, потому как никаких других связей с Францией у бедолаги не было. А так подумали, что раз взял себе французское имя, значит на французских капиталистов и работает. Орест и за своё имя волновался, когда начались чистки украинских националистов, разных там укапистов и прочих. Но его тогда не тронули, может, не догадывались, что Орест это такое особое украинское имя, которого у других народов и нет.
- Привет, Алёнка. - он хотел было обидеться на неё за упоминание прежнего имени, но подумал, что это будет какое-то кугутство, в последний день жизни обращать внимание на такую мелочь. - Я пришел с тобой попрощаться.
- Попрощаться? – удивилась Елена.
- Да.
- Ты куда-то уезжаешь?
- Очень далеко и больше никогда не увижу тебя.
- Что это значит? - она сперва улыбалась, а потом сделалась серьёзной, увидев его глаза, набухшие слезами.
- Извини меня за всё, Алёнка. - он уже плакал. А потом приобнял её и поцеловал в губы. Губы со вкусом сливочного масла, видимо, она только что чаёвничала на рабочем месте.
- Орестик, что случилось? - она оторвалась от его губ, гладила пышный чуб и сама смотрела глазами, полными слёз.
- Прощай, котёнок. Я буду помнить тебя всю жизнь.
Он поцеловал её и быстро ушёл, не отвечая на её вопросы. Сел на велосипед и покрутил педали к водолечебнице. Это было совсем рядом. Там работала Марийка №2, крестьянская девушка с прекрасным голосом и красивыми светло-русым волосами. Вместе они просто прекрасно пели дуэтом. А еще у неё шрамик на правой груди, которого она очень стесняется. И Орест был первым мужчиной в её жизни, который научил её получать удовольствие от любви. До Ореста её однажды изнасиловали и она после этого очень боялась мужчин. Но Орест открыл ей мир телесных удовольствий, перетопил лёд её страха в масло любви, как пояснял он это себе.
- Марийка, привет. Можно тебя на минутку?
- Орест?
Она выходит в коридор. Такая хорошенькая в белом халатике, с худенькими ножками и острыми коленками. Вообще-то Оресту нравились пышные дамы, но он считал это последствиями крестьянского воспитания и несытого детства. Знал, что в городах котируются худые, будто клячи, роковые женщины. Эта Марийка, она выглядела очень по-городскому, хоть была из деревни.
- Я пришел попрощаться, Марусь.
- Попрощаться?
- Да. Скорее всего, я больше тебя не увижу и я хотел увидеть тебя ещё раз, чтобы запомнить тебя такой хорошенькой.
- Что ты говоришь, Орест? Ты куда-то уезжаешь?
Он не отвечает, он целует её. Целует жадно, проталкивает свой язык ей в рот и ощущает вкус её языка. Маленького и сладкого, будто финик, дивный плод, который когда-то продавался в кондитерской Сахеля. Да, этот язычок ему больше всего и нравился! С этим язычком он бы остался и подольше, но у него было много дел.
- Пока, малышка.
Он уходит. Он плачет и она плачет. Орест крутит педали и думает, что получается красиво, просто прекрасно. Он будит в этих девушках воспоминания, приятные воспоминания. Да, он уходил от них, уходил, потому что не мог удовлетвориться одной женщиной. Но он не делал ничего подлого. Так же, как не создавал проблем. В детстве он переболел краснухой, так что теперь был бесплоден. Он не оставлял после себя в женщинах плоды, им не надо было идти на аборт. Он дарил им только радость. Он умел получать радость и умел дарить её.
Приехал в детский сад на Псельской. Здесь воспитателем работала Маричка №1, белокожая, горячая, пьянящая. Она брила себе лобок, что было большой редкостью среди местных дам. Свое влагалище она называла цветком и просила Ореста ласкать её языком. С такой половой раскованностью он в Сумах не сталкивался, так что считал Маричку №1 настоящим бриллиантом своей коллекции.
Увидел её с детьми на площадке. Сидела на скамейке и читала какую-то книгу. Хорошенькая, изящная, говорили, что сейчас она прибрала к рукам какого-то большого человека, приехавшего в Сумы поднимать машиностроение. Теперь её возили на работу на его служебной машине.
- Маричка, привет.
- Орест?
Она подозрительно посмотрела на него.
- Я пришел попрощаться.
- Что?
- Я уезжаю. Далеко, навсегда. Мы уже больше не встретимся. Я хотел увидеть тебя перед этим. Ты такая красивая.
Она поднялась со скамейки, подошла к забору, за которым стоял Орест.
- Может ты, лучше, вечером придешь. Сейчас у меня нет времени и ...
- Вечером я уже буду далеко, далеко. Дай я тебя поцелую, царица, вспомню вкус твоих губ...
Он страстно смотрел на неё, а она испугалась.
- Какая царица? Что ты несёшь? Здесь же дети!
Он немного смутился, действительно ошибся, употребляя этот монархический термин. Одно дело - шептать в постели, а другое - разговор в учебном заведении, каким был детсад. Здесь нельзя такого говорить.
- Извини, Маричка. Просто, последний поцелуй и ты меня больше никогда не увидишь.
- Да что случилось?
Он хватает ее за руки, притягивает к забору и целует через щель. Он вспоминает, как бурно она кончала, так, что соседи даже стучали в стенку и кричали, что у них же дети, а какая-то скотина написала на него анонимку за аморальное поведение.
Она сначала отталкивает Ореста, пытается вырваться, а потом слабеет, уже не сопротивляется, вот уже и вовсе страстно отвечает, так что ему приходиться отстранить её.
- Прости за всё. И прощай.
- Что случилось?
Он не отвечает. Считает, что любые объяснения снизят драматичность сцены. Крутит педали и плачет. Всё получается благородно, стильно, красиво. Об этом можно было снять кино или написать роман. Орест останавливается возле почты. Здесь работает Ольга №2.
- Ольга, привет.
- Орест? - она удивляется и стесняется. Коллеги улыбаются с её скромности. Он и она выходят на крыльцо отделения, который размещается в бывшем доме ксендза, давно расстрелянного.
- Что случилось?
У неё широкие плечи и высокий лоб. Орест никогда не думал, что женщина с широкими плечами может быть красивой, пока не увидел её. Оленька. Она стеснялась заниматься любовью при свете, только в полной темноте. Может потому, что на спине у неё было родимое пятно. Орест однажды на рассвете разглядывал её крепкое тело крестьянской девушки и заметил пятно. Удивительно, но больше всего её возбуждало то, что он кусал её за уши. Она прямо с ума сходила от этого.
- Я пришел попрощаться, Ушко. - Орест всем своим любимым придумывал интимные прозвища. Ольгу №2 он называл Ушком.
- Попрощаться? Раньше ты обходился без этого! - она была ещё зла на него. Может потому, что однажды их вместе видели её родители, крестьяне из Стецковки, больше села неподалёку от Сум. Может, она сказала им, что вот скоро выйдет замуж за такого видного парня. А потом ей было стыдно перед родителями.
- Я больше никогда не увижу тебя. Никогда. Вот, перед отъездом решил встретиться с тобой. Чтобы запомнить тебя навсегда, такой красивой. Моё сладкое Ушко.
Она хочет сказать что-то плохое, она обижена на него, но Орест смотрит глазами полными слез, Орест говорит дрожащим голосом, Орест берет её за руки, притягивает к себе и целует своими пышными губами. Она чувствует его остренькие усики и начинает дрожать и плакать. Она ведь так любила его! Она действительно считала, что он женится на ней, он же был так нежен с ней, говорил такие слова! А потом взял и ушёл. Она думала даже в петлю лезть или выпить серы. Хотела покончить с собой, не зная, как сможет жить без него.
- Извини меня за всё. Извини, Ушко.
Она хватает его за руки.
- Куда ты?
- Мне надо идти. Вот деньги и адрес. Отправь их, пожалуйста, это деньги моей матери и сёстрам. Хорошо? - Орест передает деньги, которые получил от Саввы. Ольга №2 плачет, сначала тихо, а потом в полный голос.
- Не уходи, не уходи!
- Я вынужден. Просто так получилось. - Орест и сам плачет.
Садится на велосипед и едет дальше. В музыкальную школу в бывшей усадьбе Линтваревых на Вольном лужке. Там работает Сара №1, очаровательная еврейка, которая учит детей играть на струнных инструментах. Она худенькая, у нее загорелая кожа, она говорит, что это оливковый цвет, но Орест никогда не видел тех оливок. Ещё у неё тоненькой носик с горбинкой и мелкие кудряшки, за которые он называл её ягнёнком. Вообще-то Орест не любил евреев. Это было ещё с детства. Когда они с отцом ездили на ярмарку в Сумы, то по дороге иногда встречали семьи евреев, выезжавших по выходным на реку отдохнуть. Детки в чистых нарядных костюмах бегали среди кустов с игрушечными пистолетами или саблями, взрослые отдыхали в натянутых гамаках, прислуга подносила еду и питье, редкие и изысканные кушанья, которых было предостаточно. Орест сидел на телеге в старой свитке и думал о том, что самый большой деликатес, который достанется ему, это купленное на базаре яблочное повидло с краюхой белого хлеба. Мать намажет каждому по куску и всё. А эти жидки жрали шоколадные конфеты и орехи в меду, ещё много других вкусностей, названия которых он даже не знал. О том, как богато живут в городе евреи, рассказывала и Христя, девушка из соседской семьи, которой посчастливилось стать прислугой в зажиточной еврейской семье. А ещё отец рассказывал, что именно еврей-комиссар расстрелял его деда, который не хотел отдавать красным коня, потому что как же можно на земле без коня?
- Привет, Сара.
Она встрепенулась своими кудряшками, удивленно захлопала томными восточными глазами.
- Можно тебя на минуту?
В коридоре она-то начинает рассказывать, что вышла замуж и муж ревнив, так что лучше, чтобы Орест больше не приходил и ...
- Я пришел попрощаться.
- Что?
- Я уезжаю из города. Навсегда. Перед тем я хотел увидеть тебя, Ягнёнок.
Он смотрит на неё, вспоминает её груди, похожие на спелый груши, её медовые соски. Ему было приятно спать с жидовочкою, потому что получалось, что он преодолел стену, которая была между мальчиком на телеге и детками в костюмах матросов, которые бегали по зеленой траве лесных полян. Он преодолел стену, он стал равным среди равных.
- Что-то случилось, Орест?
- Случилось, Ягнёнок. Я не могу сказать, что именно. Я уезжаю. И мне очень захотелось увидеть тебя перед отъездом.
Его красивые, чуть выпученные зеленые глаза полны слез.
- Орестик, о чём ты?
Он целует её. Целует так нежно и трогательно, что она даже не пытается вырваться, хоть в коридор в любой момент могут выйти и увидеть их.
- Прости меня за всё. Я буду помнить о тебе всегда, Ягнёнок.
Он идёт к лестнице, едва удерживаясь от того, чтобы не зарыдать. Мужчина может пустить слезу, но рыдать при дамах не должен, это правило хорошего тона Орест знает. Крутит педали дальше. На Красной площади, в бывшем доме городского головы теперь краеведческий музей. И там работает Анна №2. Крупнейшая из женщина, которые у него были. Её рост где-то под два метра. Крупное лицо, роскошные волосы, мужские плечи, кулаки размером с дыню "Колхозница". К Анне №2 страшно было и приступиться, но Орест увидел в её глазах такую тоску по нежности, что пошел на штурм этой крепости. Которая оказалась беззащитной и плодородной землей. Она отдавала сторицей за каждую его ласку, каждый его поцелуй. Там, где с другой женщиной надо было ещё поработать, с Анной №2 достаточно было совсем малого. Орест чувствовал себя кораблем с картин Айвазовского, которого бросает шторм, которого волны гонят на скалы. Эта Анна №2, она была такая бурная и сильная. Едва не сломала его диван, так что в дальнейшем спал с ней на полу, стеля кожухи и перину под её обильное тело.
- Добрый день, а Анна Семенова есть?
- В отпуске она. А что надо?
- Так она в городе?
- Нет, к родителям уехала, в Рыльск.
Орест пожалел, что так и не увидит Аннушку, которую в минуты любви звал Слоник. Покрути педали к Ризницам. Там в ветеринарной лаборатории работала Оксана №2. Скромница. Он так и не смог убедить её, что минет это не извращение, а поза, когда женщина сверху, приемлема для порядочной девушки. Зато у неё были такие большие приятные груди, в которых Орест любил прятаться лицом, чтобы почувствовать себя в теплом и живом раю. А кожа у неё была такая нежная, что он должен очень тщательно бриться, чтобы не оставлять на ней царапин. Еще Оксана №2 была приятна тем, что всегда приносила с работы кусок мяса или печени. Орест не хотел признавать, что любил из-за мяса, это выглядело бы приземлено, пошло, но с Оксаной №2 встречался дольше всех – около трёх месяцев и ушёл только тогда, когда она начала настойчиво твердить про свадьбу.
- Оксана, привет.
- Орест?
- Я пришел попрощаться.
Она немного располнела, но это совсем не портило её неизбывной красоты. Увидел царапины на шеё. Кто-то не очень хорошо брился.
- Попрощаться?
- Я уезжаю из города. Навсегда. Сегодня вечером. Захотел увидеть тебя перед отъездом.
- Я могу взять выходной! – подхватилась она.
- Нет, не нужно, я просто захотел увидеть тебя. Моя Оксанёнок.
- Куда ты едешь?
- Не важно. - он целует её. Она застывает, как студень из свиных копыт, который она приносила. Несколько секунд тишины. Он отрывается от неё.
- Извини меня, если я чем-то обидел. Прощай, Оксанёнок.
Он спешит выйти из резниц, потому что запах мяса и крови такой неподходящий для его высоких и утонченных чувств. Он прощается с любимыми женщинами, он прощается с жизнью. Делает это благородно, красиво, стильно, как мало кто мог бы сделать в Сумах!
Он едет дальше. В здании возле чудом уцелевшей Ильинской церкви есть магазин. Бухгалтером там работает Рогнеда. Рогнеда без номера, единственная Рогнеда в его тетради. Эта Рогнеда была любовницей ещё кого-то из чинов Центральной Рады, так что уже отсидела срок в тюрьме и вернулась. Она была изящная и умелая женщина, у которой Орест многому научился. Она бывала в Париже и Лондоне, знала иностранные языки, имела острый ум и язык. Даже тюрьма не сломила её, сделав только более осторожной. Из-за её прошлого мужчины обходили её, но Орест несколько недель встречался с ней, чтобы многому научиться у этой прекрасной женщины, которая, несмотря на все удары судьбы, держала осанку достоинства. Вот взяла и выучила бухгалтерию, потому что труд портнихи стала опасным - за частный пошив могли посадить в тюрьму. Теперь работала в небольшом магазинчике, иногда обращалась к Оресту за профессиональными советами.
- Рогнеда, привет.
- Орест? Что ты здесь делаешь?
- Пришел попрощаться.
- Попрощаться? - она внимательно посмотрела на него. Ей было уже сильно за сорок, но выглядела она до сих пор безупречно.
- Я уезжаю из города, навсегда. Вот, захотел увидеть тебя перед отъездом.
Она смотрит на его глаза полные слез.
- Тебя собираются арестовать? - она сразу всё поняла. - И ты хочешь бежать?
- Нет, не хочу. Я ни в чём не виноват и куда мне бежать?
- Сейчас страшные времена.
- Что?
- Когда мне дали пять лет, то это было много, а сейчас меньше десяти не дают. И часто расстреливают.
Орест морщится. Он не хотел думать об этом сейчас. Сейчас он прощался, такой возвышенный момент, при чем здесь сроки и расстрелы?
- Извини меня, если я сделал тебе что-то плохое.
- Тебе не за что просить извинения, Орестик, ты не сделал мне ничего плохого. И ты это знаешь. Беги из города. Беги подальше. Это только кажется, что они все знают. Но потеряться возможно. Страна ведь большая. Так можно спрятаться, спастись хотя бы на несколько лет. А там неизвестно что ещё будет.
- Моя японская роза, мы говорим не о том.
- Орест, ты не выйдешь оттуда живым!
- Я хочу поцеловать тебя.
Он прижимает её к себе, целует. У нее такой приятный запах. Неизвестно, где она достаёт духи, но она умудряется всегда пахнуть волнующими запахами неизвестных южных земель. Поэтому Орест и назвал её японской розой, хоть мало что знал и о Японии и о розах.
- Орест, беги! Купи билет на поезд и езжай куда угодно! В Киев, в Харьков, оттуда ещё дальше!
- Не говори глупостей, моя японская роза.
Он целует её, выходит, садится на велосипед и мчится дальше. С Рогнедой же случается истерика. Она знает, что больше не увидит его. Своего единственного любовника за последние годы.
Орест едет в рабочую школу на Засумской, где работает Екатерина №1, девушка из Полтавы. Она приехала в Сумы по распределению и на вокзале у неё украли чемодан со всеми вещами, деньгами и документами. Орест встретил её на кладбище у вокзала, когда спешил домой на обед. Девушка сидела на скамейке над могилой и горько плакала. Он отвел её в милицию, чтобы она написала заявление об украденных документах, потом повёл домой, там накормил, позволил пожить у себя до первой зарплаты. Он не настаивал на близости, но девушка была так поражена его добротой и заботливостью, что сама пригласила его ночью на диван. Она была такая хрупкая и неумелая, что Орест назвал её Ученицей, хотя она же работала учительницей.
Орест спросил у сторожа, где её кабинет, постучал в дверь. Она открыла. Увидела его и раскраснелась.
- Катя, можно тебя на минутку.
- Нам не о чем с тобой разговаривать! - она закрыла дверь перед ним. До сих пор обижалась на него, потому что очень уж влюбилась в хорошего и чистого Ореста, который оказался обычным ****уном. Ей рассказали о его многочисленных похождениях и она начала относиться к Оресту с презрением, как к животному, грязному и отвратительному животному, которого она так неосмотрительно пустила в свое сердце, из-за чего долго страдала. Она не хотела с ним говорить, потому что боялась, что не выдержит, только услышит его голос, почувствует его взгляд, так сразу и сломается, снова влюбится в него, заразится ним. Екатерина №1 что-то говорила ученикам, а потом вышла. В коридоре никого не было. Она забежала за угол и начала плакать. Горько, горько, как тогда, на кладбище у вокзала.
Орест, немного смущенный встречей с Екатериной, ехал дальше. Говорил себе, что не виноват. Он никого не обманывал, никого не обижал, не делал никому пакостей. Да, он уходил, но он никому из этих девушек и не обещал жениться. Он вообще не планировал жениться, потому что в брак люди вступают, чтобы заводить детей, а у него не могло быть детей. Другой бы считал это наказанием, а Орест был доволен, потому что его бесплодность снимала много вопросов в отношениях с женщинами.
Он остановился у туберкулезного диспансера. Здесь работала Елена №2. Она была из полесских краёв, где некогда жили жабоеды, племена странных существ необычайной силы. Видимо, в Елене №2 текла их кровь, во всяком случае, во влагалище женщины жила змея. Которая могла укусить мужчину, если тот оказался слишком слабым и не удовлетворил женщину. Конечно, если бы Орест знал про змею, он никогда бы не лёг с Еленой №2. А так он спал с ней, ему нравилась её дикая страстность, животное удовольствие, которое она получала от любви. Однажды ночью Оресту показалось, будто на обнажённое бедро Елены №2 вылезла черная змея. Перед тем они выпили порядочно спирта, который девушка приносила с работы, так что Орест списал всё на алкоголь. Утром со смехом рассказал ей, какой странный сон видел этой ночью. Елена №2 потупилась и рассказала, что змея действительно живёт в ней. Она так полюбила Ореста, что не смогла солгать ему. Орест же, когда услышал про змею, то сразу выгнал Елену. Он потом несколько недель не мог спать с женщинами, потому что только видел влагалище, как сразу же ему начинали мерещиться змея и член опадал, как осенняя листва.
- Лена, привет.
Она, как всегда, сидела в регистратуре.
- Привет. - она удивлённо смотрела на него. Она была не очень сильна умственными способностями, так что начала улыбаться, может, подумала, что он вернулся к ней. Хотя кто же возвращается с глазами полными слез?
- Я пришел к тебе проститься.
- Проститься?
- Я уезжаю из города, навсегда. Хотел тебя увидеть.
- Уезжаешь?
- Извини меня, если я сделал тебе больно.
- Больно?
Он поцеловал её. Она задрожала, захотела обнять, но он вырвался из её объятий и побежал к велосипеду. Дальше еще были Нина №1 (бывшая акробатка из цирка, она могла любить в таких позах, что Орест до сих пор удивлялся), Ольга №3 (от неё недавно ушел муж, она радостно всплакнула с Орестом), Татьяна №1 (она спросила, можно ли занять комнату Ореста. Хотела тем обидеть его, но когда Орест ушёл, то разрыдалась, потому еще немножко любила его), Анна №1 (при пожаре у неё обгорели ноги и она никогда не носила платьев и юбок, всегда только брюки. Она враждебно относилась к мужчинам, потому что боялась, что будет им отвратительна из-за ожогов, но Орест смог войти в доверие и узнать всю нежность её грудей и лунный свет плоского живота с венчиком пупка, куда Орест наливал сливянку и затем лакал языком, доводя девушку до нежного безумия), София №1 (испугалась, когда увидела Ореста, бросилась наутек, чем очень удивила. Орест вспомнил, что у неё были такие приятные розовые пяточки, нежные, будто детские щёчки), Надежда №2 (высокая, худая, холерическая девчушка, хохотавшая во время занятий любовью и напевавшая какие-то глупые стишки. Оресту это не нравилось, потому что он считал, что любовь - дело серьёзное, не может быть объектом шуток, но у девушки так сладко торчали косточки, что Орест не ушёл от неё, пока по многу раз не облизал её бёдра, скулы, ключицы, ребра, коленки), Оксана №1 (её отца, красного командира, казнили на её глазах, так что иногда она просыпалась в ночи с криками от кошмаров прошлого), Света №1 (тихонькая блондинка, работавшая в архиве. Там, на пыльных кипах старых документов, они и занимались любовью. Она просила мять свои грудь, так как волновалась, что они маловаты и говорила, что их нужно разрабатывать. Он охотно это делал, потому что груди были очень приятны на ощупь. Запускал соски между большим и указательным пальцами и сжимал их), Наталья №2 (на левой руке у неё было шесть пальцев, но заметно это не было. Орест любил сосать пальцы рук любимых, так что как-то набрал их полный рот, перебирал языком и понял, что пальцев многовато. Она смутилась, а он обрадовался, потому что любил необыкновенных женщин), Елена №3 (раз её муж пришел домой с работы раньше, поэтому Оресту пришлось спрятаться под кроватью и пролежать там до утра, потому что муж был человек военный, контуженный ещё в Гражданскую войну, мог и убить), Екатерина №3 (у неё была немецкая книжка об индийском сексе. Немецкого языка они не знали, но картинки изучали внимательно. Кое-что удавалось даже повторить... Еще она несколько раз просила связать себя и угрожать ремнём. Это было волнующе, но Орест подумал, что эстетически не очень привлекательно, так что вскоре прекратил эти эксперименты), Марийка №4 (она попросила побрить ей лобок. Орест справился с задачей на отлично. Еще она нарисовала его портрет, очень хороший портрет. Орест потом сожалел, что не забрал его, когда уходил, а она его сожгла со злости).
Последней, кого он навестил, была Наталья №1, к которой пришлось ехать на Веретиновку, где она работала на семстанции. Наталья приглашала на чай, но он попрощался с ней, поцеловал и сел на велосипед с глазами, полными слез. Поехал домой, там упал на диван, не чуя под собой ног. Устал. Лежал и плакал, радовался, что всё сложилось красиво и хорошо. За окнами начало темнеть, скоро должны были прийти. Орест подумал о петле, но вспомнил, что часто те, кто вешается, обделываются. Это было так тупо и жалко, что Орест и думать об этом не захотел.
В дверь постучал Савва.
- Где ты был?
- Забирай. – равнодушно сказал Орест.
Савва ничего больше не спрашивал, выкатил велосипед, сказал, что мебель перетащит позже и исчез. Орест подумал, что какая же это несправедливость, что такое примитивное и достойное лишь презрения существо, как Савва, остаётся на свободе, а его, такого культурного и деликатного, настоящего знатока женских душ, почему-то заберут и упрячут за решётку. Но должен же быть суд! Это же не какие-то тёмные царские времена, когда революционеров хватали и ссылали в Сибирь! В советском государстве должен быть суд! На котором Орест выступит и расскажет о том, как он благодарен советской власти и коммунистической партии, благодаря которым он, простой парень из села, выбился в люди! Разве без революции светило ему что-то кроме крестьянок? А сейчас он спал с бывшими дворянками, с дочерьми красных командиров, с жидовками, спал, с кем хотел, он, простой крестьянский парень Орест Чепурный!
Орест начал думать о том, что скажет на суде и очень расчувствовался от мощи и искренности своего будущего выступления. Он убедит суд и его выпустят. И он пойдет по тому же маршруту и будет здороваться со своими красавицами, будет целовать их, будет вдыхать их аромат, сообщая о своём втором рождении. Так и будет! Усталый после долгих поездок и почти бессонной ночи, Орест уснул и спал пока в дверь не стали стучать. За ним пришли.
Через два часа Орест уже плевался кровью и зубами в подвале уездного отдела НКВД. Больше ничего не пытался объяснить, а только стонал и хрипел. Его усадили на стул, положили перед ним тетрадь, ту самую тетрадь, в который он записывал свои амурные победы.
- Называй их фамилии, их адреса.
Он что-то захрипел, его сбили со стула, топтали ногами в сапогах. Потом стянули штаны и трусы, достали его яйца и засунули в дверь. Начали давить. Орест рассказал всё, что знал. Девушек стали брать. Делали это радостно, потому что очень приятно и интересно работать с молодыми девушками! К тому же получалась большая контрреволюционная организация! Более сотни членов! Громкое дело, на котором можно было заработать много наград! Решили, что организация, которую возглавлял Орест, работала на Японию. Решили так из-за некоей "японской розы", упоминавшейся в тетради. Там же упоминались Королева, Принцесса и Царица, поэтому следователи решили, что организация готовила мятеж с целью возвращения монархии.
Большинство девушек быстро подписали признания. Тех, кто не подписал, вместе с Орестом расстреляли через месяц по решению Особой тройки. Остальных увезли в Сибирь. Даже Софию №1, муж которой работал в НКВД и по инициативе которого дело и началась. Мужчина, хотел сделать приятное жене, ненавидевшей Ореста и просившей отомстить. Муж хотел просто наказать Ореста, закрутил это дело, но потом проявил революционную принципиальность и моментально отрёкся от жены, когда узнал о её причастности к тайной клике монархистов и шпионов. Мужа расстреляли через год, уже совсем по другому делу.