Живой язык меня прельщает.
Какая музыка звучит
в любом народе каждый день,
где каждый маг и композитор!
Какие ласточки мелькают, какая лань, какой олень,
бегут стремглав через ручьи, какие ветры, прошумев
среди деревьев и кустов,
летят по травам к океану!
Какие ливни, вызревая, обвально падают на горы,
на пашни рушатся и степи, луга и синие леса,
какая радуга сверкает
в обычной речи мужика!
Как пахнет мятой и цветами,
тягучим сытным молоком и теплым запахом ребенка,
душистым мылом и бельем, белее пышных облаков,
хлебами, печью духовитой
дородных женщин разговор!
О, как чирикают птенцы в уютных гнездах, обогретых
лучами радостного солнца,
какие живчики-ручьи звенят в предутреннем тумане,
какая вдруг сверкнет роса
в словах и лепете детей!
Живая речь, как человек, как все живое и родное,
не умирает никогда, а только движется, сверкая...
Но как застыли безобразно, какие формы обрели
живые звуки и слова в речах и книгах
мудрецов, что оторвались от народа
и плодородия Земли, себя в пророки возведя.
К тому ж еще - в учителя
других, которые считают, что пишут русским языком.
Пророк без Бога, от себя... Без Бога, только от себя
Любое слово умертвит, и похоронит все слова.
Но так народ не говорит, и жизнь совсем не такова.
Пророк без Бога, от себя... Он только слушает себя.
Других не слушает совсем, но может слышать
как урчит пустой желудок человека.
Пророк без Бога, от себя... Он как бы может накормить
любого. Но только - как бы, и не даст
он крохи хлеба никому, не то, чтоб сердце или душу.
Их очень много...
Какую речь они убили и растоптали жемчуга
в тайге сибирской и степях,
что краски жизни облупились
и стали тусклыми народы и так похожи друг на друга
и не похожи на себя
от слов придуманных убийцами.
Ведь книги их, как камнепад - на речь живую...
Из псарен - гончие Ноздрева и Троекурова - борзые.
Но Гоголь к ним не приближался,
а Пушкин близко не бывал.
Но «крепость черная мясов» сибирских гончих и борзых
«Стреляй, порхай и обругай, черкай, скосырь и допекай,
трави, беги и закатай... и догоняй, и угадай...»
Ноздрев бы это разъяснил, Петрушка это объяснил бы,
а Селифан бы растолмачил!
Советский автор своенравно
все это к людям применил, убив волнующий мотив.
Смешали разом части речи,
потом грамматику зарезав,
взорвали синтаксис они,
Как храм Христа Спасителя!
Ведь «комкость лап и бочковатость ребер,
и крепость черная мясов» одна у этих взрывников.
Но пишут, пишут каждый день:
«Угадливый Феропонт порхливо и наугадливо рыскал по
таежным дебрям... Бадма скосырился и закатливо
повел глазами... Обругливый Ибрагим бросился наубег
и, допекливо догнав Барамбая, сделал черкай...»
Французско-нижегородский язык -
пересибирился, окрасноярился, заиркутился,
обуланудэнился, очитинился, особачился и вынырнул
в Москвии и, остоличнившись, стал всех поучать!
Вот так обуглились поля и сорняками заросли...
Бездарна копия названий
ноздревский радостных собак!
На этой копии талдычат, кичась богатствам языка,
собачьей свадьбы устроители,
и рвут друг друга до костей.
Но как-то бабушка Матрена, журналом печку разжигая,
сказала ласково, смеясь:
«Родимый! Я ведь не завяла, но и они не расцвели...»
14 августа 1998 года.
http://stihi.ru/avtor/baldorzhiev