Пиррова победа

Любовь Винс
      – Черт! Почему ты не сказала?
  Она молчала. Лежала, вытянувшись стрункой, с закрытыми глазами, на белоснежной простыне.  Лишь под аппетитной попкой расползалось алое пятно.
 Вот влип!  Не ожидал, что в наше время, раскованное, без тормозов и правил, найдется девушка, сохранившая невинность. По моему опыту, такую можно найти лишь в детском саду, и то в младшей группе…
–  Ты меня слышишь?
–  Не кричи. Слышу. Чего ты задергался? Во первых, я совершеннолетняя. Во вторых, ты же хотел со мной переспать. Переспал. Все получил что хотел. Так? Ну и дыши ровнее…
    Блин! Она права. Еще как права! Переспал. Получил, что хотел. Только я не думал, что  она…Чертова девка! Странная девка! Она  же меня  и успокаивает! Черт! Как-то все неправильно! Я смотрел на нее. Она  лежала спокойно, не делая попыток  ни прижаться, ни обнять, как обычно бывает после бурной любви. Сколько помню, все мои подружки, после «этого» дела, стремились цепкой лианой обвиться вокруг меня, с мягким мурлыканьем начинали говорить глупости и задавать идиотские вопросы, типа: «Ты меня любишь? А когда пойдем знакомиться с мамой? А как у нас дальше будет? А когда свадьба? А ты меня не бросишь?»  А мне, чтобы избежать ответа, приходилось заново прибегать к ласке. Лишь бы заткнулись, и забыли в пылу страсти о чем спрашивали… Эта лежит и молчит. Ничего не спрашивает, ничего не просит. Даже глаз не открывает. И я молчу. Ядреный корень! А со мной – то что происходит? Надо, как всегда, чмокнуть нежно в розовую щечку, погладить по голове, и с легкостью сказать: «Киска! Мне так было хорошо! Ты прекрасная, замечательная… Созвонимся…» ну и остальную лабуду, на которую покупаются  все, от 15 до 70 лет, особи слабого пола. Не могу. Язык не поворачивается. Здесь по другому. Надо по другому. Только как?
–  Тебе не холодно? Пить хочешь?
   Она распахнула глазищи. Там, в ледяной синеве, толи в правду, толи мне показалось, мелькнули искорки удивления.
–  Ты успокойся. Все хорошо…И не надо делать вид, что ты обо мне заботишься. Ни к чему это. Я полежу еще минутку, и потом тебя провожу…
   Вот теперь у меня отвисла челюсть от удивления. Точно.
–  Ты меня выгоняешь?
–   У тебя поезд через три часа. Пока соберешься. Пока доберешься. Как раз.  Еще успеешь с дружками попрощаться.
–   А…
–   А со мной все в порядке. Отвернись. Я оденусь.
   Ну вот. Еще одна фишка, которую не в силах понять мои мозги. Полчаса назад, мы принадлежали друг другу, ласкали без стыда каждую частичку тела,  сливались в едином целом…и здрасьте!  Отвернись! Почему, когда женщина находится в горизонтальном положении, она не стесняется! Но как только надо встать на ноги, тут же начинает краснеть, волноваться, и плотно запахиваться в какой-нибудь халатик? Ума не дам!
   Хотелось еще поглазеть на ее тело, но я отвернулся. За спиной пошуршало. Теплая ладонь легла на плечо.
– У меня пирожки есть. Заберешь в дорогу?
   Я  кивнул головой. Заберу. А что оставалось делать, если девчонка не подходила ни под один стандарт поведения? Только помалкивать и соглашаться. Как хорошо, что я уезжаю!  Чувствовал себя хуже некуда. Пропало куда-то ощущение победы. Непривычно болела душа. Чертов Кент! Во что меня втравил? И я…Чувство было такое, словно у голодного отобрал последний сухарик. Надо что-то сказать. Хорошее. Значительное. Серьезное. Может, поверит? Может, ответит? И мне будет не так гадостно…
–  Лада…я…ты…
    Она стояла у двери, впихивая в мою дорожную сумку пакет с пирожками. Обернулась. Подошла. Опять взглянула на меня своими синими глазищами.
–   Поцелуй меня…
    Я прикоснулся к ее губам. Мягким, теплым, пахнущим земляникой. Еще. Еще. Я пил родниковые поцелуи с ее губ и куда-то уходила тревога. Становилось легко. Как раньше…
  … Началось это  три недели назад. Я приехал в командировку в свой родной город. Была суббота. Уделив родителям должное внимание, отведав маминых разносолов, я «сел» на телефон, и начал обзванивать друзей. Встретиться договорились у Славки Морозова, моего давнего друга, по прозвищу «Кент». Называли его так, по двум причинам: Он с 14 лет курил только сигареты «Кент», и ухитрялся ни с кем не ругаться в нашей тусовке. Врагов не имел. Для всех был другом. В общем, надежное плечо. Верный товарищ. И т. д. Встретились. Выпили за встречу. Поделились новостями, обсудили поражение наших на хоккейном турнире, посетовали на погоду, разложили по косточкам знакомых девчонок, посоветовали «Кенту» как лучше зарядить аккумулятор, и все. Скоро стало скучно. Захотелось чего-то праздничного, необычного. Все-таки, как не крути, без девчонок плохо. Или это только я привык быть в центре внимания, и уже не могу обходиться без удивленно-восторженных глаз, без похвалы в свой адрес, после нескольких песенных баллад, спетых мной под гитару, и заигрываний со стороны длинноногих красоток? У меня был бзик – я обожал тип «фотомоделей», высоких, с километровыми стройными ножками, с глупо-наивным выражением лица. С такими легко: пара намеков, пара  сладких комплиментов, и готово, как в мультике: «Ваня, я вся ваша…».  Пустой романчик, необременительный флирт, разбавляющий адреналинчиком пресно-скучную рутину моего бытия. Расставание тоже было отработано. У девчонок как? Не говори, что она дура и ты ее бросаешь, уверь ее в своих чувствах, но обязательно придумай какой-нибудь веский довод, что вы некоторое время не можете быть вместе, но пообещай, что вы обязательно дальше будете встречаться, только надо немного подождать...И глупышка будет верить и  ждать тебя до скончания века. Романы, романчики, шашни, адюльтеры, как там еще? Были неотъемлемой  частью моего существования, за что и получил кликуху «Мачо», что полностью подтверждала мой образ жизни. Серьезные отношения в мои планы не входили, да и честно, не встретил еще девчонку, чтобы меня зацепила. Вот мы сидели сугубо в мужской компании, вяло переговаривались, как «Кент», видимо уловив наши импульсы скуки, вдруг объявил:
– Пацаны! Кончай париться! Я вас сейчас в одно местечко сведу! Никогда там не были, но экстрим обещаю!
–  Это где?
–   Сроду не догадаетесь! В общагу, к медичкам!
–  Ты, что, сдурел?  Кто нас пустит под вечер? Только придем, расслабимся, и уже уходить? Нет! Я так не хочу! – начал возмущаться Витька Цинк, мой второй друг.
–    Витька, не бойсь!  Все чики-пуки будет! В том и фишка, что это необычная общага! Там всего четыре комнаты. В каждой по восемь девчонок, на разный вкус, а вахтерша баба  Даша.  Ей пузырек беленькой в зубы, и пожалуйста, она до утра из своей комнатки не выйдет, хоть всю общагу перестреляй!
–   Серьезно?
–   Зуб даю. Мне про эту общагу Тимка Калин рассказал. Они там в прошлое воскресенье оттягивались.  Понравилось.
–    Так там нормально или полный бордель?
–    Нормально. Девчонки, главное, без комплексов. Знаешь, как они говорят? « Где кончается стыд, там начинается медицина».  Это  другим про тычинки-пестики объяснять надо, а у них с первого курса сплошной интим.
–   Это как?
–   Витька, ты что, совсем плохой?  Они же медики.  Анатомия, физиология, натурально, без замазки. Но себя блюдят. Есть правда оторвы. Тимка парочку имен назвал, если уж приспичит, то договоримся. Ну, поехали?
–    Едем. Только, ты, Мачо, гитару захвати. Ничто так не способствует охмурению девчонок, как твои песни.
     И мы поехали.  Общага была точно такой, какой ее описали. Двухэтажный дом,  дореволюционной застройки, с толстыми стенами. На первом этаже туалет и склад, на втором общежитие. Бабушка-одуванчик, сухонькая, сморщенная, быстро схватив поллитровку, мило нам улыбнулась, показав единственный клык, и сказав: « Сыночки, только не шумите, чтоб без милиции», ушла.  Полутемный коридор, освещенный единственной, горящей в полнакала, лампочкой.  В конце ржавый рукомойник,  с таким же ржавым краном. И четыре двери, по паре на сторону.
–  Ну, куда идем? Налево? Направо?
–  Мачо!  Нас четверо, ну и пошли в номер четыре! Это где?
  «Это где?» оказалось в конце коридора.  На двери мелом  была выведена крупная цифра 4. Мы деликатно постучались.
–  Девчонки, в гости можно?
    Мы вошли без ответного приглашения.  Так. Большая комната.  Восемь коек. В центре квадратный стол.  За столом двое чего-то пишут в толстых тетрадях.  Худющая, похожая на вязальную спицу, девчонка, судорожно пихает под кровать тазик с бельем. Еще три сидят на кроватках. Одна читает какую-то толстенную книгу, вторая вяжет, третья « рисует» личико, поглядывая в маленькое зеркальце. Навстречу нам, широко улыбаясь  и раскинув руки, якобы обнять, идет мощная деваха, с короткой стрижкой, с милыми конопушками на хитроватом лице.
–  Славян! Привет! Что-то долго не появлялся!
    Наши головы дружно поворачиваются в сторону Кента. Ну и жук! Значит, не Тимка, а сам Славка здесь обитается. Надо взять на заметку. И если что не так, спросим с Кента, а  Тимку не тронем. Но как он нас развел! Ну, Славка! Исподтишка показываю ему кулак. Славян делает круглые глаза и чуть пожимает плечами. Мол, пардон, ребята, не ожидал, что запомнят, или хотел сюрприз сделать. Его не проймешь. Ладно, идем знакомиться. Девчонки уже хлопочут во всю. Освободили стол. Тащат из закутка, отгороженного ситцевой занавесочкой, тарелки, здоровенную сковородку с жареной картошкой, банку с солеными огурцами, миску с квашеной капустой. Мы скромно выкладываем на стол наши презенты: батон докторской колбасы, кусок желтого сыра, две банки шпрот, балтийского производства, стеклянную литровую банку студенческого деликатеса – кабачковую икру, три бутылки водки и три вина. В гости с пустыми руками не ходят, тем более к вечно голодным студентам.
   Сели. Привычно оглядываюсь, выбирая будущую жертву. Справа от меня та самая худющая девчонка. Чисто азиатская физиономия, глаза щелочки, тонкие губы, пришлепнутый нос, резкие скулы, и  килограмма два косметики. Не надо нам такое. За ней, Ирина, что пыталась облобызать Славку при встрече. Сильная, раскованная, простая, как три копейки. Не пойдет. Около Ирины маленькая шустрая толстушка, тоже Ирина. Глупо хихикает, прикрывая щербатый рот ладошкой. Не интересно. Напротив меня стройная брюнетка разливает вино и водку точными, как в аптеке дозами. Это уже ничего. Затылком слышу какое-то движение слева. Поворачиваю голову. Рядом со мной садится девушка. Красивая. Прямые волосы, цвета спелой пшеницы, сплетены в толстую косу, что свободно лежит у нее на плече. Открытый чистый лоб, прямой нос, ярко-розовые, губки-бантики. Глаз не вижу. Вижу только скромно опущенные к полу черные ресницы. И ни грамма косметики. Чуть широковатые плечи,  грудь обтягивает тонкая трикотажная кофточка. Посмотреть бы в глазки, и можно определиться. Либо она, либо стройная брюнетка, кажется, Галя. Хотя у брюнетки томный вид, с ленцой, многоопытный и многообещающий взгляд. Знаем таких, плавали. Свяжешься с ней, потом будешь месяца три изнывать от бурных страстей, не зная как избавиться. Нет уж, лучше эта скромная милаха, что сидит рядом.
– Девушка!  А вас как зовут? Я не расслышал.
   Поднимает глаза. Все, я пропал. Глазищи в пол-лица. Синие, как июльское небо. С искоркой. С загадкой. С изюминкой.  Смотрит на меня. Чуть улыбнувшись, говорит:
– Лада.
   Ну и имечко! По славянской мифологии, богиня всеобщего порядка, законности, воплощение материнства, Хозяйка судеб. А еще нарицательное имя  для всех любимых на Древней Руси. Лада, Ладушка.  Ну, Мачо, давай!  Имя необычное, и  девчонка, похоже тоже. Смотрю в ее глаза. Пристально. Она глаз не отводит. Спокойно выдерживает взгляд. Не моргает. А я чувствую, как какая-то неведомая мне сила начинает затягивать меня в этот синий омут. Стоп! Хватит. В «гляделки» я проиграл. Первый раз в жизни. Обычно девчонки первыми отводили глаза в сторону, смущались и начинали краснеть. Теперь краснею я. Оглядываюсь на Кента. Он в своей стихии. Уже обнимает за плечи сидящих рядом, чего-то рассказывает, делая чересчур честные глаза. Витюха начал приударять за Галей-брюнеткой. Жестикулирует одной рукой, второй, как бы невзначай щупает ее бочок. Брюнетка руку не отталкивает. Мишка травит анекдоты, и остальные девчата внимательно его слушают. На нас никто внимания не обращает. Странно. Мы с Ладой и вроде среди всех, и как бы сами по себе. Беру бутылку вина.
–  Лада…Налить?
–  Чуть-чуть.
   Наливаю всклень виноградной отравы. Она берет стакан, поднимает.
–  За знакомство?
–  За знакомство!
   Чокаемся гранеными стаканами, я выпиваю полностью, она только пригубляет.
–  Нет. Так не пойдет. Надо весь!
–  Нет.
    Свой отказ она произносит так, что мне сразу ясно – пить она не будет, даже под дулом пистолета. Ладно, зайдем с другой стороны.
–  У вас чудесные глаза. Вам говорили, что вы красивы?
–   Говорили. 
     Так, опять мимо. Она должна была улыбнуться, заскромничать, опустить глазки и тихо прошептать: «правда?». А я бы стал дальше сыпать комплименты, потом бы приобнял, добрался бы до ушка, и стал нашептывать милые глупости, от которых девчонки теряют голову.  Попробуем о деле.
–  Какой курс?
–  Второй.
–  Из какого города приехала?
–  Я местная.
  Совсем интересно. Общежитие дают только иногородним.
–   А почему в общаге?
–   Так получилось.
   И снова молчит. Ясненько. По блату. Богатый папенька подсуетился, чтобы дочка не моталась по трамваям и автобусам. Здание техникума в двух шагах от общежития. Старый корпус, построенный при царе Горохе, бывший арсенал. С толстенными стенами, узкими окнами, глухими подвалами. Переделанный из оружейного хранилища под медучилище в годы войны. Это я знал,  бабка рассказывала. Она во время  второй мировой работала в госпитале,  что располагался  в бывшем купеческом особняке, рядом с арсеналом. Еще помню, что на родительский день, после посещения родных могилок, мы всегда подходили к гранитному памятнику, к братской могиле, где были похоронены умершие от ран воины. И еще жертвы железнодорожного крушения. Два поезда, один  уходящий на фронт, другой с фронта, с ранеными, были взорваны диверсантами, прямо на последнем разъезде у города. Когда мне, восьмилетнему пацану, бабка рассказала, какой это был ад, мне впервые стало страшно, и расхотелось играть в войнушку. Горящие заживо люди, искореженные взрывами вагоны, под ними бойцы. Крики, стоны, мат…и бессилие. Бабка, тогда молодая девчонка, с такими же как она семнадцатилетними подругами, воя от ужаса, задыхаясь от запаха горящей плоти, надрывая пупы, старались вытащить обессилевших мужиков, искалеченных, контуженных из этой мясорубки. Кого-то успели, а большинство погибли. Когда я служил в армии, в своем танковом корпусе, нам на 9 мая, сделали подарок. Встречу с ветеранами. Крепкий седой мужик, с орденами во всю грудь, хорошо говорил о войне. Спокойно. Но от его рассказа волосы становились дыбом. А когда он упомянул, что чудом спасся при взрыве эшелона в тылу, у меня не осталось сомнений. Он один из тех, кого успела вытащить бабка из под обломков. И все же, подойдя к нему после беседы, я уточнил, в каком городе это было. Оказалось я прав. Потом я дал ему бабушкины координаты, и знаю, что года два они переписывались, пока жена ветерана не прислала скорбное известие. Ладно, чего это я?  Тут надо девчонку охмурять, а я в воспоминания ударился. Или это она своими ответами меня сбила?
–  Ладочка, а о чем нам поговорить тогда?
–  Про что угодно. Говорите, я послушаю.
   Я задумался. Странная девка. Чудная. Или я привык, что в основном меня начинают соблазнять? Кокетничают, строят глазки, засыпают вопросами. А тут хоть тресни, контакта нет. Или я  давненько не флиртовал? Потерял сноровку? А если…
–  А можно я вам спою?
–  Спой…те 
–   Я понял. Давай на «ты».
–   Неудобно. Вы меня старше.
–   Не делай из меня дедушку.
–   Хорошо. Давай на «ты».
–    Что спеть? Про любовь?
–   Давай про любовь.
   Моя гитара стояла в углу, возле двери. Встал, взял гитару. Кент замахал руками.
–   Тишина!  Коля петь будет! Милые девочки, вы сейчас станете свидетелями незабываемого!  Итак, выступает народный артист Николай  Мялков! Просим, просим!
–  Кент, кончай трепаться, а то…
–  Молчу.
    Взятая в руки моя верная спутница, дала мне чуть было не потерянную, уверенность в себя.  Привычно перебрал струны. Гитара тихо заплакала.
– Я не знаю, как мне быть с тобой…
Как мне быть с тобой,  моей бедой…….
Может, молча дверь тебе открыть,
Отпустить и позабыть?
Мелкий дождик моросит с утра…
Не гляди на дверь, будь так добра…
Моросить кончал бы этот дождь,
Тихий дождь, печальный дождь…
На стекле штрихи дождя легки,
Хочешь, я прочту тебе стихи?
Хочешь, просто помолчим вдвоем?
Хочешь песен полный дом?
Беда моя! Уйти на край земли!
Ну, где укрыться от тебя,
Скажи, в какой дали?
Но я люблю, и в честь твою,
Все скрипки на земле,
Песни льют одной тебе…
И сегодня и всегда,
Для тебя, моя беда…
    За столом грустила тишина. Не знаю почему, но  эта простенькая песенка, без особых  связностей, производила на девчонок неизгладимое впечатление. Может, чувствовали без исходность парня, который любит, но тяготится этой любовью. Ну не в радость она ему, оттого и плачется. И сил нет разорвать отношения, и вместе плохо. Спаси Господь, любить без радости… Ну, мне это не грозит. Я сам с усам. Люблю, кого хочу.
–  Ну, как ? Понравилось?
   Странная девчонка пожала плечами. Брызнула на меня синевой своих глаз.
– Нет.
– Почему? Про любовь, как просила.
–  Ты где здесь любовь видишь?
–  А что тогда?
–  Мучается парень, это правда. Но он не любит. Любимую нельзя называть бедой. Любовь всегда в радость. Даже если она печальная…
–  Вот те на…Это как?
–   Если любишь, не хочешь удрать на край света. А он сам не знает, чего хочет. Вроде все для нее, а сам  только и мечтает, как бы отвязаться…
–  Может ты и права.
–  А другие знаешь?
     Спел Высоцкого: «Я поля влюбленным постелю…» и лукаво глянул на привереду. Теперь что скажет? Лада улыбалась. И довольно кивала головой. А то! Против Владимира Семеновича не попрешь!
–   Понравилось?
–   Очень. Я очень Высоцкого люблю.
      Я решил озвучить свои мысли.
–   Странная ты. Многие говорят, люблю, а сами кроме двух строчек ничего не знают.
–   Правду говорю. Подпеть я тебе не смогу, конечно. Но тексты почти  все знаю. Хочешь, почитаю?
      Лада начала с «Охоты на волков». Мощное стихотворение. С правильными интонациями, со злостью, так страстно  декламировала, что я невольно начал подыгрывать. Нас слушали. Отвлеклись от еды и выпивки, от своих амурных дел. После Высоцкого, Лада начала читать Есенина. Мы настроились на одну волну. Лирика «рязанского соловья» легко сливалась с негромкими гитарными переборами. Где-то полчаса мы удивляли публику. Потом Кент взмолился:
–   Ребята! Хорош! Дайте передохнуть! Мачо! Пошли, покурим…
    Пройдя по темному коридору, мы вышли на крылечко. Было свежо. Чувствовался ноябрьский морозец. Мы молча курили, как вдруг Кент, ехидно прищурив глаза, спросил:
–   Че, Колян, понравилась Ладка?
–   Понравилась. С закидонами, но классная.
–  Да ты особо не старайся. С ней у тебя ничего не склеится, она крепкий орешек.
–  У меня? Не склеится? Ты, Кент, забыл, кто я? От меня еще ни одна не уходила.
–   Да знаю я, кто ты. Только тут тебе не обломится. Не старайся.
–   Да мне десять дней хватит, чтобы она за мной собачкой бегала…
–   Фигня. Не получится.
–    Славян, зуб даю.
–   Нет, Колька. Я на спор свой плеер могу поставить, что у тебя ничего не выйдет.
–    Плеер говоришь? Хорошо. Готовь плеер. Я гитару ставлю, если проиграю.
–   Значит, на спор?
–   Да.

–    Пацаны, вы свидетели. Если до отъезда Колька девку не окучит, гитара моя. Если обломает, я ему свой плеер отдам. Только, Мачо, учти – по полной программе.  Кино, кафе, свиданки при луне, но чтобы все видели. Не в тихушку. И плеер получишь, если девку на  кроватке  разложишь…Понял?
    Я немного удивился, но потом признал Славкину правоту. Если любовь крутишь на спор, надо, чтобы это было на виду. Чтобы без подвоха.
    Мы с Кентом сцепили ладони. Мишка, отчего-то с кислой физиономией, ладони разбил своей пятерней. Ну, все. Мне деваться некуда. Вызов Славки я принял. Теперь мне надо за три недели уболтать девчонку. И не просто уболтать, а довести до постели. Ну, Славян! Смотри, как работает профессионал! Мы вернулись в комнату. Взбудораженный, с чувством азарта, я снова подсел к Ладе. Ласково взял ее теплую ладошку.
–  Лада! Ты меня удивила. Я в наше время не встречал девушку, которая так хорошо бы знала классику и бардов. Сейчас предпочитают более простенькое. Можно я тебя поцелую? В благодарность?
    Она опять стрельнула в меня синими брызгами глаз. Оглянулась на подруг.
–   Целуй.
     Я  взял ее руки в свои, поднес к губам. И стал нежно начмокивать тонкие запястья. Лада вздрогнула, но руки не убрала. Через секунду, высвободив одну руку, она осторожно погладила меня по голове. И улыбнулась. Я возликовал! Да тут само все в руки плывет, и особо стараться не надо. А говорили крепкий орешек! Надо успех закрепить. Я обнял девушку и прошептал в изящное ушко:
–  Ладушка! Давай завтра встретимся. Часиков в девять. У кинотеатра. Приходи. Ты мне очень понравилась. Я буду тебя ждать. Придешь?
     Реакция была неожиданной для меня. Она отшатнулась. Лицо закаменело. Глаза стали серьезными. Синева растворилась, взгляд стал пристально-серым,  острым, как лезвие клинка. С какой-то горькой усмешкой, она вполголоса спросила:
–  Ты меня на свидание приглашаешь?
–   Приглашаю.
     Она опять усмехнулась. Я ничего не понимал. Обычное дело. Назначаешь свидание, девчонка говорит либо – да, либо – нет. А тут серьезности, как будто предложил продать секретные сведения. Она еще раз пристально на меня посмотрела. Вздохнула. Обвела глазами шумную компанию. И вскользь мне:
–   Пошли, покурим.
    Встала и пошла к двери. Она была красива. Ладная фигурка, тонкая талия, круглая аппетитная попка. Только… она не шла «легкой летящей походкой». Она  сильно переваливалась с боку на бок, тяжело хромая на обе ноги. Калека…
    Я обернулся в сторону Славяна. Он, не мигая, с ехидной улыбкой, смотрел на меня. Захотелось подойти, и со всей дури дать ему в морду. В такие игры я играть не хотел. Одно дело, крутить роман с ровней, здоровой девкой. Совсем другое – с инвалидом. Я знал, они все на голову больные. У них все по другому. Живут в своем мире. Остро воспринимая любое проявление чувств, в свой адрес. Знал, потому что, моя троюродная сестренка была инвалидом. Плохо говорила, плохо ходила, плохо соображала. Но я помнил ее слезную истерику, когда ее обманул дружок. Попользовался, и бросил. Я не хотел Ладе причинять такую же боль. Но пари?!! Гад, Славка! Я оглянулся. Лада уже ушла. Кент, видимо быстро прочитал на моей физиономии, что я хотел ему сказать, извинился перед подружкой, и сам подошел ко мне. Я спросил:
–  Ты знал?
–  Знал. И что? Ей тоже ласки хочется. Подумаешь, хромоножка! Что она из другого теста сделана? Ей же приятно будет, что такой парень на нее внимания обратил. Подари девке  счастье. Или слабо?
    Я смотрел в злобно-радостные Славкины прищуренные глаза, и вдруг понял. Он сам, подкатывался к ней. Но номер не прошел, она его отшила. Не купилась, значит на дармовую ласку. И Кент решил моими руками сломить девчонку. Второй раз зачесались руки, от желания помножить Славкину рожу на несколько ударов с правой. Потом я успокоился. Резко. А чего, правда?  Что плохого, если у нее будет хоть одно светлое событие в жизни? Наверняка, парни обделяют ее своим вниманием. А тут такие события! Похвастается подружкам, будет такая, как все, узнает мужскую любовь. Судя по ее фигурке, округлостям, нежным рукам, может, уже узнала. Не верю я, что в наше время можно сохранить целомудрие. Наверняка, со своим, каким – нибудь   дружком попробовала запретный плод. Значит, мне проще. Покажу девчонке все прелести мира. Будет ей, что вспомнить. Будет чем похвастаться. Такой кавалер как я, не каждой доступен. Да и расстаться я постараюсь, по доброму, без боли. Решено! С легким сердцем, хлопнув Кента по плечу, мол, не волнуйся, все в силе, вышел на крылечко. Лада,  прислонившись к резным перилам, смотрела в чернильное небо. Там, в черной вышине, щедрой россыпью, блистали звезды. Томно мерцала полярная, ковш Большой Медведицы медленно плыл в невесомости. Рогатый месяц бодал легкое облачко. Я обнял ее за плечи. Развернул к себе.
–  Я правда хочу с тобой встретиться. Мне не важно, как ты ходишь. Меня это не смущает. Ты мне понравилась, а остальное, не имеет значения.
–   Поцелуй меня.
    Я удивился, но поцеловал. Губы были сладкие. Земляничные. Словно она  минуту назад ела варенье. Я целовал. Сначала осторожно, потом со всей страстью, на которую был способен. Целовал, крепко прижимая ее дрожащее тело к себе. Она отвечала. Сначала неумело, а затем начала целовать меня так же страстно, как я ее. Мы целовались. Я уже начал ощущать привычное возбуждение, как она вдруг резко отшатнулась. Сделала шаг в сторону. Глянула на меня.
–  Я тебе не верю.
   Волна раздражения и досады прошлась по нервам. Действительно, крепкий орешек. Все мои предыдущие пассии, после таких поцелуев, забывали обо всем, и готовы были на любые условия с моей стороны. А эта…Странная девка! Чертова девка! Она что, как экстрасенс, чует скрытое?  Меня захватил азарт. Я готов был на все, лишь бы эта ледышка поверила мне.
   «Не веришь?  Так я тебе докажу, что мне нужно верить!» – подумал я, и  еще раз прижал ее к себе. Она не сопротивлялась. Но как только потянулся снова к ее губам, опять отстранилась.
–  Коля. Не надо. Полно вокруг нормальных девчонок. Не надо со мной время терять.
  Замолчала. Вздохнула. Улыбнулась.
–  Пошли в комнату. Холодно.
   В моей башке лопнул шар терпения. Я схватил ее в охапку, преодолевая сопротивление, стал целовать всю. Губы, щеки, закрытые глаза, тонкую шею, с пульсирующей жилкой, холодные озябшие руки, гладкие покатые плечи…Целовал и говорил, как в бреду:
–  Верь мне…Верь…Я не обману…Сладкая моя…Хорошая…Верь мне…Не надо нормальных….ты меня зацепила…Ладушка…
    Она покорно принимала мои поцелуи, но не отвечала взаимностью. Просто стояла и ждала, пока у меня закончится всплеск эмоций. Я устал. И замерз. Все-таки не лето на дворе. Взял ее за руки.
–   Буду ждать тебя. Завтра. Где договорились. Придешь?
   Странная девчонка, сияя глазами, кивнула головой.
–  Ладно. Приду.
    Мы вернулись в комнату. На нас особо внимания не обратили. Лишь Кент, зыркнул, и опять вернулся к разговору с подружкой. Судя по репликам, у него тоже дело шло на лад. Лада сидела, не обращая на меня внимания, словно не она пять минут назад, плавилась под моими поцелуями.  Я посидел, подумал и решил, что для первого раза достаточно. Не надо пережимать. Похлопал в ладоши, привлекая взоры к себе.
–  Ребята…Пора закругляться. Времени много. Девушкам пора отдыхать.
    Толпа  недовольно загудела. Больше всех, начала возмущаться «тростниковая» Валя.
–   Ой, ну вы че!  Только кураж пошел!  Еще бы посидели! А ты бы поиграл…
     Мои дружки помалкивали. Понимали, если я прерываю веселье в самом разгаре, значит, на то есть причина. Неожиданно мне на помощь пришла Ирина, мощная девчонка с плечами борца сумо.
–   Правда, хватит. Завтра дел полно. А тебе, Валюха, надо к зачету готовиться. Опять завалишь, не видать тебе стипешки, как своих ушей. Да и поздно уже. Как ребята до дома добираться будут?
     Мы быстренько заверили заботливую Ирину, что доберемся без проблем. Раскланялись на пороге, и уже почти ушли, как я сделал эффектный жест. Подошел к Ладе, поцеловал ее в щечку и громко объявил:
–  До встречи, моя прелесть…
    Лада почему-то осталась спокойной, зато у подруг настолько были обалдело-смешные лица, что я мгновенно сбежал в коридор, чтобы не расхохотаться во все горло. Вечеринка удалась.  Без приключений мы с ребятами дошли до дома. Никто ничего не спрашивал. Ясно было и без слов, что между мной и Ладой, уже протянута тонкая ниточка…
   Назавтра я пришел на свидание за час до назначенного времени. И не к зашарпанному, с облезлой штукатуркой, кинотеатру, а в общежитие. Ввалился в комнату, чуть стукнув в дверь. Ожидал заполошного визга, какой бывает, когда девчонку застанешь врасплох. Ничего подобного. Толстуха Ирина, как застегивала ажурный лифчик, так и не прекратила своего занятия, даже глазом не моргнула.  Вторая Ирина,  стоя у раскрытой шифоньерной дверцы, примеряла платье, поворачиваясь перед зеркалом. Галя за столом чистила картошку.  Лада сидела на своей постели, уткнувшись в книгу. Остальных девчонок не было. Ирина справилась с застежкой, набросила халат, повернулась ко мне и только тогда проявила интерес.
–  Батюшки святы! Кто к нам пришел! Ладуся! Это к тебе! Принимай кавалера! И цветочки возьми.  А то ему букет мешает в носу ковырять!
    М-д-а.  С такими  девками не соскучишься. Стоял столбом,  ошарашенный подобным приемом.  Видать точно, все медички с тараканами в голове. Я с  таким контингентом  дела еще не имел. Если и Лада сейчас чего-нибудь схохмит, все!  Можно проститься с гитарой…Зря я боялся.  Лада подошла, забрала букет, потом встала на цыпочки и…сама чмокнула меня в чисто выбритую щеку.
–   Спасибо, Колюшаня.
    Так меня еще никто не называл. Колька, Колян, Никола, Коленька…Это знакомо. Про себя я еще раз повторил новое имя, растягивая в уме буквы. «К-о-о-л-ю-ш-ш-а-а-н-я-я».  Отчего-то в мозгах промелькнула ассоциация: Колюшаня – это мягкая сдобная, пышная булочка, обсыпанная маком и сахаром…Интересно…Это я-то, двадцатисемилетний бугай, при росте в метр восемьдесят, стройный, спортивный, похожий на Ален Делона, парень – булочка? Пока я тупо переваривал свое новое имя, Лада успела пристроить букет в трехлитровую банку, обуться, накинуть пуховик, и теперь надевала вязаную шапку. Надела. Застегнула кнопки. Достала варежки.
–  Я готова. Пошли?
  Мы пошли. Первоначально, я хотел повести ее в кино, но она не захотела. Мы дошли до старого парка, где стояли обнаженные, толстые тополя, с раскоряченными в стороны могучими ветвями. Пушистым снегом  были запорошены деревянные скамейки. Лада варежкой смахнула снег, села, вытянув ноги.
–  Давай тут посидим.
–   Почему тут?  Пошли в кино. Я билеты взял. Говорят, интересное.
–   Зачем светиться у всех на глазах. Тебя не поймут. Смеяться будут. Над тобой. Скажут, такой парень, а кралю подцепил хуже некуда.
     Это был удар под дых.  Мне нужны были свидетели нашего свидания. Утром звонил Кент, я сказал, где мы с Ладой встречаемся. В кинотеатре мы должны были, как бы невзначай пересечься.  А получается, она не хочет свидетелей, не потому что себя неуютно чувствует, стесняется своей хромоты, а потому, что боится за меня. Как бы я не попал на посмешище. Странная девка! Чертова девка! Все у нее не так, как у людей. Или я меряю ее под привычный шаблон?  Привык, что остальные, все, без исключения, мои подружки; бывшие, и настоящая, ожидавшая меня из командировки, стремились именно к публичности? Гордо шествовали мимо знакомых, крепко взяв  меня под локоток?  Как бы подчеркивая  нашу близость?  Почему я подумал, что ей нужны эти дешевые трюки? Показуха?  Она приняла мои ухаживания, но старается не показываться на глаза, оберегая не себя, а меня от ехидных подначек. Черт! Черт! Черт!  Если Славян, и другие парни, действовали по этой же схеме, никакой раскрутки отношений не будет. Она и вправду не так проста. Где же найти ключик к ее сердцу? Где и как?  В сущности, я ничего о ней не знаю. Может надо проще?
–    Хорошо. Давай тут посидим. Ты не замерзнешь?
–    Нет.
–    Ладушка, расскажи о себе.
–    Что именно?
–     Ну…кто родители, что любишь, чем увлекаешься?
–     Зачем?
–     Как зачем?  Ты моя девушка, и мне интересно узнать о тебе больше, чем просто анкетные данные.
–    Не смеши меня. Я не твоя девушка. И никогда ею не буду. Я для тебя так, мелкая интрижка…
–   Почему ты так говоришь? Это не так. Ты мне понравилась. Очень. И мне хочется узнать тебя поближе.
–     Ерунда. Я тебе не верю. Пока не понимаю, чего ты в меня вцепился, может потом пойму. Только не ври мне про любовь с первого взгляда… Не надо. Хотел свидания – получи. Можешь рассказать пару анекдотов, потом будем целоваться, потом  проводишь до общаги. И можешь крепко спать, с чувством выполненного долга. Сегодня поиграемся, а завтра – до свидания…
      Она мне не верила. И была права. Я растерялся. Откуда в ней, восемнадцатилетней, эта взрослая опытность? Чуткость ко лжи?  Девчонки ее возраста грезят о любви, летят как мотыльки на любое проявление внимания. Кокетничают, стараются привлечь к себе, интригуют, лишь бы парень  не ушел. Верят любому вранью, лишь бы был кто-то рядом. А она, выходит, сделала мне одолжение?...Чертова девка! Я обозлился. Сейчас я вывернусь из кожи, но заставлю тебя поверить!...
–  Ладушка! Милая!  Я понимаю, что ты не хочешь мне верить. Не можешь. Но я правду говорю…Ты мне очень понравилась…Я никогда не встречал такой красивой девушки, как ты…Ты необычная…У тебя сладкие губы, их приятно целовать…У тебя красивые глаза…синие, как озера…Ты замечательная…И мне вовсе не страшно, если надо мной кто-то будет смеяться. Мне все равно. По барабану. Главное, что встретил тебя…
     Я говорил и говорил,  журча родником, наполовину правду, наполовину ложь, но она слушала не перебивая.  Потом мы опять целовались. Потом я кружил ее, подняв на руки. Повалившись в снежный сугроб, мы дурачились от души. Лада смеялась, отвечала на поцелуи.
–   Ладушка! Ты классная девчонка! Я завтра приду к тебе. Днем сделаю дела, а вечер наш. Хорошо?
–  Приходи.
    И я стал приходить. Каждый вечер. Днем она училась, а вечера были наши. Уговорил ее пойти в кино, после сеанса мы гуляли под звездами. Потом я  пригласил ее в уютное кафе, где мы танцевали, пили тягучий желтый ликер, и говорили, говорили…Ситуация была под контролем. Нас видели все. Кент с Витюхой, ее соседки по комнате, сокурсницы, потому- что я несколько раз встречал ее после лекций, мои дружки…С каждой встречей выражение ее глаз менялось. Уходила настороженность и недоверие. Она не стеснялась. Оказалось, что у нее острый ум, богатое чувство юмора, обширные знания. При встрече с Кентом, Лада «уела» его знаниями об автомобилях.  У Витьки, заядлого фаната фигурного катания,  глаза на лоб полезли, когда она перечислила ему всех фигуристов, наших и зарубежных, завоевавших первые места на Олимпиадах, начиная  с 57 года.  Я видел, что ее подружки, сокурсницы, соседки по комнате, абсолютно не зацикливаются на ее хромоте, относятся к ней как к обычному человеку. Даже не просто обычно, а с уважением. Я ничего не знал о ее родне, как и почему она так ходит. Мы избегали разговоров на эту тему. Нам хватало других. Мне с ней было хорошо. Интересно и спокойно. Мне не надо было притворяться, я был сам собой. И она ничего не просила… Чем больше времени, я проводил с  Ладой, тем больше жалел, что ввязался в этот спор. Я осознавал, что если бы его не было, я бы всерьез смог увлечься этой необычной  и странной девчонкой, но пари с Кентом не давало мне такой возможности. Я презирал сам себя, но отступить не мог. Прояви я слабину, по неписанным мужским законам, мой авторитет был бы подорван. Окончательно и бесповоротно. Я этого не хотел. И я продолжал игру, в глубине души  стыдясь самого себя и презирая.  Фарс можно было прекратить, сказав правду о пари, но к этому я не был готов. Лада замечательная девушка, она мне нравилась, и я не хотел остаться в ее памяти лжецом и притворщиком, хотя это соответствовало действительности…И еще. Если бы не ее болезнь, может быть….
    …У нас оставался последний день. Завтра, в 9 утра я сяду в поезд и уеду. А сегодня вечером у нас последнее свидание. Днем я подумал и решил: я ее не трону. Хватит ей переживаний и без этого, после моего отъезда. Я позвонил Славке, Витюхе, Мишке, пригласил их к себе. Объяснил ситуацию. Пацаны помолчали. Витька высказался первый.
–  Ладно, Колян, не грузись. Ты победил. Всем видно, что она в тебя втрескалась. Пусть нетронутая ходит…
    Славка сопел, крутил в руках незажженную  сигарету.
–  Дела…Как-то не по правилам. Договорились ведь.
–  Слушай, Кент!  Считай меня слабаком, что хочешь думай, но не могу я с ней…так. Я конечно, сволочь. Но не подонок. Понял? Можешь забрать гитару.
    Славка молчал. Потом усмехнулся:
–   Ладно. Пусть целкой ходит. Повезло девке. А может, нет. Ты бы с ней по любви, а не ты, так кто другой силой заломает…Ну, если все против меня, я сдаюсь. Плеер твой.
     Расстегнув скрипящую молнию на сумке, Славка достал плеер. Японский. Фирменный. Мечту идиота. Я спрятал плеер к себе в дорожный баул,  но почему-то  футляр жег мне руки. Мы покурили, поговорили ни о чем, попрощались. Я стал собираться к отъезду. Решив провести с Ладой все оставшееся время до отправления поезда.
  Лада была грустной. Она старалась не показывать этого, но как-то по-особому смотрела на меня. Пристально, серьезно, и опять ее глаза  не сияли, а были похожи на тусклый блеск острого стального клинка. Мне почему-то подумалось, что ее мучает тайна. Жгучая. Бедовая. Я спросил, в чем дело. Она рассмеялась.
–  Да, что ты, Колюшка! Все хорошо. Просто у меня для тебя сюрприз.
    О сюрпризе видимо, знали все девчонки. Иринка, зачем-то сжав пальцы-колбаски в кулак, повертела им у своего носа, и не глядя на Ладу, спросила:
–  Ладка, зачем? Может не надо?
–  Надо.
–   Смотри. Тебе жить.
–  Все нормально, Ирин…Пошли, Коля.
    Я пожелал девчонкам всего хорошего. Успехов, здоровья, и т.д. Сказал на пороге: « До новой встречи, девчата!» Мне никто не ответил. Лишь Лада, покрепче взяв за руку, повела на улицу. Мы пошли по каким-то закоулочкам.
–  Куда мы идем?
–  Да уже пришли.
    Мы стояли возле сказочной избушки. Маленькая, просевшая, с огромным сугробом на крыше, с темными окнами. На двери пыжился от важности амбарный замок. Лада достала ключ, не менее огромный, чем замок. Открыла.
–  Проходи.
    Я прошел вперед, и оказался в малюсенькой комнатке. Слева дарила тепло пузатая печка. Справа стоял столик. На нем бутылка вина. Яблоки. Апельсины. В соломенной плетенке, горкой, под полотенцем, лежало еще что-то вкусное, источающее ароматный запах. Посредине комнаты была кровать. Широченная, как аэродром. Застеленная шелковым, узорчатым покрывалом. Я немного стушевался. Мне понравилось все, кроме кровати. Я допер, что Лада хочет расстаться со мной по-своему. Но не с постельным же вариантом!?  А может, я ошибаюсь? Стульев не видно, а сидеть-то на чем-то надо. Я не ошибался.  Как только мы  сняли верхнюю одежду, Лада подошла, взяла за руку, усадила меня на кровать.
–  Колюшка!  Давай выпьем.
–  Может не надо? Обойдемся без подогрева? А то вдруг тебя на подвиги потянет? Что я с тобой делать буду?
   Она засмеялась. Расплела свою роскошную косу. Налила вина в тонкие бокалы.
–  Не бойся, Коленька. Я тебя не обижу. Мы немного выпьем. Съедим яблоки. И будем говорить, и слушать музыку.  Сейчас включу.
    На маленьком подоконнике, за тяжелой шторой, прятался радиоприемник. Лада включила, поймала волну. Комнату наполнила лиричная мелодия. Мы выпили вина. Я отчего-то не мог найти себе места. Сердце прыгало, поджилки тряслись. Как будто мне сейчас объявят приговор, смертный, через расстрел. Лада подошла, прижала мою голову к своей груди. Потом долго смотрела мне в глаза. Что она хотела в них увидеть?...
   …Мы лежали полуголые на белоснежных простынях и страстно целовались. До главного события дело не дошло, я себя контролировал.  Лада  прижалась ко мне. Горячая. Мягкая. Желанная. Любимая… Ее  шепот  туманил мозг.
–  Коль…Возьми меня…Я сама хочу…Пожалуйста…
   Потом стала целовать мне грудь и живот, опускаясь все ниже. Ребята…Я не железный!...И у нас все случилось…Только я никак не мог предположить, что она окажется девственницей….
  … «Поцелуй меня» – попросила она. И я целовал. Целовал, а вечно бегущие стрелки циферблата, отсчитывали наше время, когда было хорошо… В голове пустота. Под ее поцелуями исчезала тревога. Ощущение потери. Я  не виноват. Я держался. Она сама захотела. Я не думал, что буду первым мужчиной в ее жизни. Она ни о чем не жалела. А я Бога молил, лишь бы она, эта удивительная девушка, никогда не узнала о нашем споре. Пусть она живет ощущением любви. С мыслью, что все было по честному, искренне…
  Она уперлась ладошками в грудь.
–  Все. Иди.
–  Лада…
–  Не терзайся, Колюшка. Все хорошо. Спасибо тебе.
–  За что?
–  За все. За то, что не побрезговал. Не постеснялся. Лаской одарил.
–  Лада, понимаешь, я…
–   Иди, опоздаешь. Счастливо тебе. Главное, выигранный плеер не потеряй!
    Я  остолбенел. Вот теперь точно, все. Значит, она узнала. Как, от кого – не важно. Знала и молчала. Победа, обернулась поражением. Пиррова победа… Господи! Какая же я сволочь! Что теперь?
–   Лада! Я… прости…
–   Да не казнись ты!   Чего дергаешься?   Мы оба получили, что хотели. Было и было. Я благодарна тебе. Я сразу тебя полюбила. Поэтому ни о чем не жалею. И ты не жалей. Не думай. Забудь. Ты же Мачо! Ну,  иди.
   И я пошел.
       Выигранный плеер у меня стащили в поезде, в этот же день. Я слишком часто ходил курить в холодный тамбур.  Курил, нервничал и думал. Почему она решилась на это? Сказала ли правду? О любви? А может, я сейчас, струсив, уезжал от самого главного  в своей жизни?
 Через полгода я вернулся. За ней. Приходил в общежитие. Толстощекая Ирина сказала, что Лада забрала документы и уехала. Куда? Никто не знал.
Прошли годы. Я давно был женат, растил сына. Неплохо жил. В достатке. С длинноногой красавицей женой.  И только в частые минуты ссоры, моя жена, зареванная и некрасивая бешено кричала мне в лицо: « Сволочь! Ты не меня любишь! А ее, свою хромоножку! До сих пор!». Я не спорил. Я действительно любил.