Ночное ориентирование
Сегодня у нас первое практическое занятие по ночному ориентированию. Мы немного недовольны, что не выспимся, но с другой стороны занятия по «ориентированию в ночи» обещают быть интересными.
Занятия эти планировались уже неделю, но всю неделю к большому моему сожалению лил проливной дождь. Но сегодня небо сжалилось над нами. Казалось, ночь на природе принесет нам массу положительных впечатлений.
Наш взвод на дежурной машине отвезли в военный городок, который условно называется Залесье, где нас уже поджидает преподаватель полковник Шаганов Витольд Юрьевич.
Кратко напомнив азы ориентирования, он роздал нам карточки с заданиями, на которых указаны азимуты и метры, которые всем предстоит перевести в пары шагов. И зачем-то пожелал нам семь футов под килем, что позволило Вене предположить, что Витольд Юрьевич уже хорошо остаканился.
Вася надевает на руку компас Адрианова. Потом вынимает из кармана и надевает на другую руку второй компас! Выглядит это довольно смешно.
– Это чтобы знать наверняка, – оправдывается Вася, заметив наши недоуменные взгляды.
– Ну, а второй-то тебе для чего? – удивился и все-таки спросил Дима.
– Чтобы не заблудиться и, вообще, быть уверенным.
– Ну, если для вообще, тогда другое дело. Кино с тобой разом!
КорС не может успокоиться, так его развеселил Вася своими компасами. Он даже смеется и шутит с тайным превосходством и злорадством:
– Вась, а Вась, ты сегодня у нас какой-то не такой!
– Хорошо, что ты какой-то такой, – недовольно говорит Вася. – Командир, а, командир, – спохватился вдруг он.
– Чего тебе, подчиненный? – словно нехотя спрашиваю я.
– Вы меня одного не бросайте, хорошо? – просит он жалобно.
– Что так? – спрашиваю я, очень удивленный его просьбой, так как бросать его ни при каких обстоятельствах никто бы и не стал.
– У меня в голове компаса нет, – повернул ко мне свое обескровленное от страха лицо Вася. – Мне и три сосны достаточно, чтобы заблудиться. А уж если четыре, то это полная катастрофа. А еще ночью, в горах, то это вообще конец света.
– Конец Светы? – поспешил к нам Веня. – А это как?
Пришлось мне твердо пообещать Васе, что мы его одного не бросим. Преподаватель в это время распределил взвод по группам. В мою группу вошли КорС, Дима, Стариков и Кальницкий. Бедный Вася едва это пережил. Только после того, как Лис пообещал ему то, же, что до этого я, Вася кое-как совладал с собой и своими страхами.
Быстро пересчитав и записав расстояния, мы проверили компас и двинулись по маршруту. Первым шел с компасом я, рядом Королев, который отсчитывал пары шагов. Ночь светлая, и идти легко. Дима ел прикупленные заранее пирожки с яблоками, при этом он не забыл сообщить нам, предварительно вздохнув, что с ревенем пироги намного вкуснее, чем с яблоками.
– Гора, какая, – сказал Стариков, – ощущение такое, будто она рядом, и ее можно потрогать рукой.
И он даже протянул руку влево, словно пытаясь и впрямь дотянуться до той горы.
– Стой! – остановил его Миша, но остановились все. – Это вовсе не гора. Это долина. Это мы на горе, а слева от нас обрыв.
Кальницкий выломал длинную ветку, оборвал с нее листья и веточки, и осторожно приблизился к краю. Он постоянно прощупывал впереди себя дорогу, чтобы не прозевать край, где еще есть густая, высокая трава, а земли уже нет.
– Идите сюда, только осторожно, – обернулся он, и мы подошли к нему. – Теперь видите?
Действительно, мы стояли у огромного обрыва, до которого от тропы, было всего шагов двенадцать! Мне стало слегка не по себе, да и остальным тоже.
– В горах все обманчиво, в том числе и расстояния. Здесь, чтоб вы знали, очень опасно.
– Вот это да, – произнес Стариков, который только сейчас испугался по-настоящему. – А я-то был уверен, что мы идем между двух гор, а здесь оказывается пропасть!
– Ладно, – поторопил я, – нам нужно не просто прийти в нужную точку, но еще и сделать это вовремя.
– Да ладно тебе, командир. Тише едешь – дальше будешь!
– От того места, куда едешь.
Миша не согласился с моим утверждением, заявив, что высказанное мной убеждение заведомо ложное. Во всяком случае, оно точно подходит не всем.
– Чего вы удивляетесь? Иванов ведь у нас живет по принципу «Если быть, то быть первым», – ворчит Королев.
И мы двинулись дальше. Дима заметил, что это не самый плохой принцип. Как всегда завязался разговор.
– Толик, а Толик, – спрашивает Дима, – а как так выходит, что у тебя деньги всегда есть, когда у других они уже давно закончились?
– Просто он умеет распоряжаться деньгами, а другие пока нет, – рассудительно говорит Стариков. – Признайся, командир, тебя учили, как обращаться с деньгами?
– Можно сказать и так. Когда я пошел в школу мне родители стали выдавать карманные деньги. Два рубля в неделю. Это на школьные завтраки, на кино и мороженое. Сначала мне этих денег хватало на два, мксимум на три дня. Я приходил к родителям и требовал еще денег.
– Но тебе их не давали до следующей недели.
– Точно. В школу давали бутерброды и все. Поневоле пришлось рассчитывать, на что тратить деньги, чтобы хватало на дольше. Так и научился планировать расходы так, чтобы хватало на школьные завтраки, кино и мороженое. Потом смог и откладывать понемногу. Десятикопеечными монетами в бутылку от шампанского. Позже мне стали давать и большие суммы.
– Здорово, – оценил Дима. – А в нашей семье считается неприличным говорить о деньгах. Своих детей я буду учить тому, как распоряжаться деньгами.
У очередной развязки остановились, чтобы правильно определить угол поворота.
– Командир, я на секунду, – сказал КорС, и отошел в кусты. Через несколько секунд из этих кустов выскочил злой, как сто собак, взводный.
– Вы что, Королев, совсем с ума сошли? – истерически орет он, отряхиваясь. И далеко в ночи разнеслась его простая ненормативная лексика. – Нашли место!
– Откуда же мне было знать, что вы в кустах? – растерянно оправдывается Серега, виновато глядя на взводного.
– Действительно, товарищ капитан, – вступился я за КорСа, – вы так здорово замаскировались, что вас не было видно ни издалека, ни вблизи! И еще, вы, конечно, ругайтесь, раз не можете не ругаться, но делайте это как-то в более цивилизованной форме!
Взводный, продолжая ругаться, на чем свет стоит, исчез в придорожных кустах, а мы благополучно продолжили свой путь.
– Кто знает, а чего это мама Гоша в кустах сидит?
– Сам удивляюсь, – пожал я плечами, – значит ему так надо.
Вышли мы прямо на КПП Залесья, где нас оджидает полковник Шаганов и дежурная машина.
– Молодцы, – похвалил он нас. – Всем по пять. Вы первые справились с заданием, хотя маршруты у всех одинаковые.
Вскоре подошли группы Лео и Ромы (Рома тоже был старшим одной из групп). Обе группы, на чем свет стоит, ругают маму Гошу. Оказывается, когда они подошли к той самой развязке, где КорС испугал взводного, то взводный давал над головами обеих групп очереди из автомата. Стрелял он, конечно, холостыми патронами, но ребята испугались. Веня даже бросился было бежать от испуга, и побежал прямиком в сторону пропасти. Хорошо, что Батя, как и Миша, разбирается в горах, и понял, что ожидает Веню. Батя догнал Веню и свалил с ног в полутора метрах от края обрыва.
– Вот дурак! – не могли никак успокоиться ребята.
– А мы, почему выстрелов не слышали? – удивился КорС.
– Мы на тот момент гору уже обошли, – объяснил Миша.
Остальные две группы – сержантов Уварова и Третьяка постигла участь групп Лео и Ромы, в том смысле, что заботливый мама Жора зачем-то и их испугал из автомата. Впрочем, уже завтра можно будет сказать, что все вчерашние невзгоды остались позади и живы только в наших воспоминаниях.
На следующий день я случайно услышал, как ротный ругает маму Жору, а тот оправдывается:
– Нормальная реакция у них была, в обморок никто не упал.
Взводный поплелся наверх в канцелярию роты, терзаясь вопросом, за что его ругал командир роты.
Снова у Бати
Снова дождь, но в роте сидеть не хочется. По графику я сегодня иду в увольнение и хочу воспользоваться этим правом. Я уже стоял на КПП и решал, куда мне направиться, когда ко мне подошел Батя.
– Пойдем ко мне, – предложил он, – на улице сегодня мерзко, до зарплаты еще долго.
– А пойдем, – не раздумывая, согласился я. Денег, в самом деле, мало, и по улицам слоняться, в надежде познакомиться с девушкой, не хочется. К тому же для дальнейшего развития отношений все равно нужны деньги. А я те 500 рублей, которые получил от Бати, переслал родителям, так как папа решил купить автомобиль. И мы поехали к Игорю на улицу Мира, дом 1. Родителей дома не оказалось, и Батя, не дожидаясь моего вопроса, объяснил:
– Они сегодня на даче, там и заночуют. Ты располагайся, я переоденусь и накрою на стол. Не знаю, как ты, а я хочу есть. А вот это моя золотая полка.
– Золотая? А! Это полка, на которой стоят любимые книги!
Сняв китель и галстук, я удобно расположился в кресле, и достал сегодняшнюю почту – уже ставшими привычными и обязательными шесть писем. В училище из-за парково-хозяйственного дня и подготовки к увольнению прочесть их я так и не успел. Первым вскрыл письмо от одноклассницы Венеры и, положив конверт на стол, принялся за чтение. Через несколько минут вошел Батя, поставил на стол поднос с едой, а потом схватил в руки конверт.
– Откуда это у тебя? – спросил он дрожащим голосом.
– Что это? – не понял я. – Ах, конверт? Это я получил письмо от одноклассницы, а что?
– На нем марка, которую я давно ищу, – Батя вынул из секретера увеличительное стекло и стал дотошно изучать марку.
– Забирай, – пожал я плечами, – можешь вместе с конвертом. А что в ней такого примечательного?
– Ты же помнишь «посла доброй воли» Саманту Смит? Она прилетала с родителями в СССР в 1983 году, посетила Москву, Ленинград и пионерлагерь «Артек?»
– Конечно, помню, – ответил я, только теперь обратив внимание, что на марке изображена «самая красивая девочка Америки». Как это я сам сразу не заметил?
– Эту марку выпустили в прошлом году, в год ее гибели.
Тут я вспомнил, что когда мы еще проходили КМБ, за несколько дней до принятия присяги по телевизору и в прессе сообщали, что Саманта Смит вместе со своим отцом разбилась на самолете.
– Знаешь, моя соседка работала в то время в «Артеке» в дружине «Морской», куда поселили Саманту Смит. Она рассказывала о ней много интересного, и фотографий с ней у нее множество. Оказывается, Саманта впервые увидела море у нас в Крыму и спросила вожатую: «А что здесь с водой? Она соленая. В нашем озере в Мэне вода пресная». Дети подарили ей много бантов, чем озадачили и удивили Саманту. В Америке банты уже давно не носят.
Я вспомнил, как по телевизору показывали: Саманта купается в море, поет «Пусть всегда будет солнце».
– Когда она уже поднималась по трапу самолета, которым возвращалась в штаты, она обернулась и сказала: «Будем жить!» Успела написать книгу «Путешествие в Советский Союз», но через два года погибла. В общем, у меня особое отношение к этой девочке и марке с ее изображением. Большое тебе за нее спасибо.
– Да не за что. Жаль только, что марка гашеная.
– Это ничего. Хорошо, что она у меня теперь есть. А кто это тебе прислал письмо в таком конверте? В армию же можно писать на копеечном конверте.
– Одноклассница. Может, она просто забыла, а может, под рукой не оказалось простого конверта. А может, так нужно было, чтобы эта марка попала к тебе?
– Ух, ты, – снова чему-то обрадовался Батя. – Обратный адрес тоже забавный!
– Чем же он забавный? – удивился я. – Адрес как адрес.
– Как чем? Твоя одноклассница учится в кагэбэу имени Шевченко, – рассмеялся Батя. Он явно пребывает в хорошем настроении.
– Постой, как ты сказал?
– Кагэбэу имени Шевченко. Его так называют нормальные люди из-за того, что в нем работает и учится много-много стукачей. Там ведь будущих историков и философов вербуют еще на вступительных экзаменах! Вообще, чтобы ты знал, больше всего стукачей в нашей стране «трудится» именно в вузах и творческих союзах.
– Подожди, – нахмурил я лоб, – но тогда это означает, что наша власть боится не самого революционного из классов – пролетариата, а «гнилую» и «вшивую» интеллигенцию и студенчество?
– Именно так, друг мой, именно! Ты попал в самую точку! Ладно, дочитывай, а я закончу накрывать стол. Кстати, на вот тебе коллекцию открыток, посмотри.
Батя удалился на кухню, а я дочитал письмо Венеры. Пока я читал, стол уже был накрыт. Здесь были: холодец, а к нему хрен и горчица на выбор, котлеты, три вида колбасы, твердый сыр и три вида салата. Мне Батя поставил ситро, а себе взял красного вина.
– Может, и ты выпьешь винца? Нет? Я так и думал. Спортивный режим, да? Ну что ж, за твои спортивные успехи!
– Слушай, а по какому поводу такой стол?
– У мамы вчера был день рожденья. Ты погоди, сейчас червячка заморим, и я еще горячие блюда поставлю.
Голубцы, холодец и тушеная капуста мне не очень понравились. Во всяком случае, моя мама готовит их вкуснее, а вот рулет с яйцом и колбасы были замечательно вкусными. Потом мы пили чай с тортом, а когда Батя убирал со стола и мыл посуду, я стал смотреть открытки из его коллекции.
Уже первые открытки привели меня в восторг. На них был изображен Дед Мороз, стреляющий из автомата по немцам! На открытках с танками, идущими в бой, было написано «С Новым Годом, товарищ фронтовик! В 1942 желаем тебе новых подвигов, новой славы и полной победы над врагом! Смерть немецким оккупантам!» Было несколько открыток еще довоенных, на которых был изображен Кремль.
Но больше всего открыток 50-60-х годов. Здесь и герои сказок, счастливые советские семьи, дети. А вот строитель на фоне Кремля, шахтер там же и надпись «Новых трудовых свершений в новом году!» Лесные зверушки говорят: «Пусть Новый год успехи в спорте принесет!», а советский космонавт, гуляя на Луне, желает новых успехов в космосе. А вот Дед Мороз в скафандре с детьми водит хоровод на спутнике, а здесь он водружает советское знамя на Луне! Таких открыток несколько, но года на них разные! А тут и вовсе Дед Мороз летит, обгоняя космические корабли! Что и говорить, очень интересно!
Я и не заметил, как пролетело время, и Батя, освободившись от бытовых дел, присоединился к моей компании.
– Вижу, тебе интересно? Первые два десятилетия существования СССР открыток вообще не выпускали, – сообщил Батя.
– Да-да, – припомнил я. – Новый год и Рождество тогда объявили «пьяными, обжорными и буржуазными праздниками».
Мы одновременно улыбнулись, так как сейчас это показалось нам забавным. Хорошо, что такого больше не будет!
– Вот-вот! Только люди все равно продолжали посылать друг другу новогодние поздравления. Писали их на разных карточках. Открытки стали выпускать в конце 30-х. А вот в конце 1944 года, когда наши войска вошли в Европу, то стали присылать своим родственникам новогодние открытки оттуда. В Союзе таких открыток еще и не видывали!
– И, чтобы не искушать советских людей заграничным товаром, у нас наладили массовый выпуск своих поздравительных открыток?
– Точно! – и Батя продолжил свой рассказ, а знает он много.
У меня, как у всех нормальных людей, голод на книги, на хорошие книги, но я не жалею, что мне не удалось сегодня ничего почитать. Снова время увольнения пролетело быстро и с пользой, как это всегда бывает в обществе Бати. Ужин был не хуже обеда, так что свою училищную пайку я отдал Диме, несказанно порадовав его.
– Батя, – подошел Вася, – у тебя дома хорошая библиотека?
– В училище тоже очень хорошая библиотека. В частности, в ней почти сто тысяч книг из серии «Политиздат», а это именно то, что тебе нужно, – сухо ответил Игорь и отвернулся от Васи, который, как всегда, попал впросак. Я заметил, что раньше Батя был терпимее, а вот в последнее время он стал заметно резче и тверже.
– Кстати, – вспомнил что-то Веня. – Давно хочу спросить наших книголюбов! Вот стишки «Я пришел к тебе с приветом…» кто написал? Я как-то спорил, что это кто-то из блатных написал.
– Ты выиграл, Веня, – шучу я, а Батя с КорСом с недоумением смотрят на меня, но пока не перебивают, – эти стихи написал большой авторитет! В поэзии, разумеется. Зовут его Афанасий Фет!
– Да ну? – вытянулось Венино лицо. – Не может этого быть. Я был готов поспорить, что это блатняцкая вещь. Надо же, Фет! И кто бы мог подумать?
Никаких сомнений по поводу того, шучу я, или, может, ошибаюсь, у Вени не возникло, и мне это приятно.
Разминка
Взвод готовится к контрольной работе по высшей математике, проще говоря, пишет шпоры. Организует эту работу «замок», объединяя усилия всего взвода. Я читаю свой конспект по предмету.
– Каждый из вас какую-то лепту вносить будет в это дело. Иванов, – зовет «замок», – ты будешь писать шпору на тему…
– Не буду я писать никакой шпоры, – тряхнул я головой.
– Чего, чего? – на какой-то миг встревожился и поднял голову Королев. – Все пишут, а он не будет! Я считаю, все должны писать!
– Мне нет никакого дела до того, что вы там считаете, – ответил я, совершенно отчетливо ощущая лютую неприязнь Королева.
– Другими словами, плевать? – вскипел КорС. – Такое вот ненавязчивое хамство, да? Нет, все мы, разумеется, хорошо знаем, что ты не от мира сего, но все-таки должны, же быть какие-то приличия? Как я тебя …
– И как ты меня? – усмехнулся я и посмотрел, чем занимается Королев на самом деле. Он соврал, он вовсе не пишет шпаргалки, а читает работу Ленина «Материализм и эмпириокритицизм».
– Все намного проще, Иванов у нас шпорами не пользуется, – объясняет Лео, – забыли, что ли?
– Дело даже не в этом, – лениво объясняю я, – просто почерк у меня такой, что и для меня самого бывает загадкой.
Прозвучало убедительно, и все успокоились. Для того чтобы обижаться на меня у ребят нет ни малейших оснований.
– Верно, – соглашается Веня. – Какой смысл писать шпаргалку, если ее, кроме него самого никто прочесть не сможет? Вот же почерк имеет – ни себе, ни людям!
– Веня, помолчи, – просит «замок». – Учти, что слова подобны листьям: дерево, которое их много родит, приносит очень мало плодов.
Честное слово, Веня о чем-то задумался. Правда, ненадолго.
– Убедил, – согласился и задумался «замок». – Здорово ты устроился, ничего не скажешь. Чуть что: взятки гладки! И какой с тебя толк? Иванов, ну, ты хоть какую-то пользу нам принеси. Так сказать, в любой подходящей для нас форме.
Я выждал минуту, размышляя над тем, чем я могу помочь своим товарищам и предложил:
– Ладно, так и быть, третий взвод, объявляю перерыв.
– Какой еще перерыв? – заинтересовался «замок».
– Пятиминутный, чтобы все отвлеклись, встряхнулись и встрепенулись. А то, поди, головы у всех уже трещат по всем швам от высшей математики, а? – весело подмигнул я. – Встаньте из-за парт. Командую парадом я!
Все поднялись и действительно стали потягиваться, разминать свои затекшие руки-ноги, шеи, плечи. Я достал из-под парты гитару и стал петь песню пилигримов: «Мы по всей земле кочуем…»
Взвод с удовольствием танцует, правда, что-то непонятное. Вакханалией это, конечно, не назовешь, но танцы вышли какие-то дикие, первобытные. Веня барабанит по столу, Володя по своим ногам. Главное, что всем весело.
– Все, – объявил я, когда допел песню до конца, – хорошего понемногу. Теперь садитесь и работайте.
– Одного танца мало, – смеется Лео, – а то раззадорил, понимаешь, и все! И обещанные пять минут еще не прошли! Давай еще один танец. Можно ту же самую песню.
И Лео первым запел, а я уже подхватил его пение и заиграл, а взвод снова принялся выплясывать самые неожиданные танцевальные и не очень танцевальные «па».
– По-моему, это была блестящая мысль. Все, Иванов, считай, что твое присутствие здесь оправдано! Полностью и безоговорочно! Думаю, тебя можно извинить, – смеется «замок».
И меня оставили в покое. Когда все расселись, в аудиторию вошел Лис, который минут за десять до произошедшего выходил по неотложным делам.
– Знаете, что я видел? – громко спросил он с загадочным видом, привлекая внимание взвода к себе.
– Неужели инопланетян? – хохотнул «замок».
– Ротный подошел к нашей аудитории, услыхал песню, но входить не стал. Наклонился и заглянул в замочную скважину. Потом, насмотревшись, улыбнулся и ушел. А что у вас тут такое интересное было?
Лис плюхнулся на стул, и его ввели в курс дела, рассказав ему и про шпаргалки и про мою разминку.
– Да! Лис, а ты чего так долго? – вспомнил «замок».
– Ну, ты даешь! Я же ожидал, когда Лысый уйдет. Не мог же я застать его врасплох, подглядывающим в замочную скважину!
Играя на гитаре, я мирно расслабился так, что теперь совсем не хочется заниматься. Разве свежую прессу почитать? Кстати, а что это там у нас КорС прячет под партой?
– Ничего, – буркнул Серега после того, как я повторил свой вопрос. Первый раз он вообще сделал вид, что не расслышал мой вопрос.
– Не ври. Я же чувствую запах свежих газет! Гони их сюда!
Зона беспомощно трет глаза и лоб, видно, что у него болит голова.
– Который раз читаю, а сути не понимаю, – честно говорит он.
Королев понимает, что продолжать упорствовать некрасиво, и делится со мной газетами, сообщив, что сегодня интересный номер нашей училищной газеты «Боец партии». Заметно, что как Петька ни старается сосредоточиться, у него ничего не выходит.
– Попробуй прочесть как-нибудь по-другому, – советует Батя. – Снизу вверх, или справа налево!
– Эх, – вздыхает Зона, – вот почему предметов много, а полушарий всего два? Несправедливо как-то получается.
– Ты сейчас про какие полушария говоришь? – шутит Литин на свою излюбленную тему.
– Зона, ты запомни, а лучше, пойми, что ты сам и есть корень всех твоих бед, – назидательно изрек «замок». Впрочем, на Зону его слова не произвели ровным счетом никакого впечатления.
Золотая осень
«Помнишь, мы как дети
в парке листьями бросались?
И забыв обо всем на свете,
Взявшись за руки, целовались!»
Л. Гречановская
Сегодня суббота и мы гуляем с Наташей по набережной Салгира выше ресторана «Кечкемет». Мне не терпится перейти к главному, и я периодически демонстративно поглядываю на свои наручные часы, но Наташа, несмотря на всю очевидность подаваемых мной знаков, этого упрямо «не замечает».
– Толик, скажи, ты хоть заметил, что пришла осень? – томно говорит она.
– Со стыдом должен признаться, нет, – не счел нужным врать я. Тут только я почувствовал запах увядающих цветов, а ведь осень это мое самое любимое время года, тем более именно такой вот золотой листопад.
– Никогда не понимаю, когда ты говоришь правду, а когда шутишь.
– Сейчас шучу, – нетерпеливо переступил я с ноги на ногу. – Осень и что?
– Тебе не нравится? Все такое золотисто-золотое. Красиво.
– Очень нравится, но я бы предпочел, чтобы мы сейчас были у тебя дома. В конце концов, жизнь слишком коротка, чтоб прожить ее кое-как, – шучу я, впрочем, не очень удачно, что очевидно даже мне самому.
– Гулять вдвоем с любимым это не кое-как, – тихо сказала она. Так тихо, как никогда и это прозвучало весьма трогательно.
Честно признаться, я не сразу понял, что любимый это я, а когда понял, то вмиг окаменел. Наташа поправила челку, выглядывающую из-под фетрового берета. Вам никогда не хотелось провалиться сквозь землю? Мне захотелось, потому что я Наташу не любил и, следовательно, не мог ее осчастливить. Весьма неприятное положение, и я совершенно растерялся. Мне едва удавалось скрыть свое смущение.
Разумеется, я не нахожу ни малейшего удовольствия в разговорах о любви, которой не испытываю и в которую не верю. Почему-то мне страшно ей в этом признаться. Скорее всего, это оттого, что мне девушку жаль. А ведь сначала все шло так хорошо. Выйти из затруднительного положения мне помогла сама Наташа.
– Ты, конечно, произвел на меня симпатичное впечатление, но ты не обманывайся. Курсант – не лучший выбор для меня.
Я вздохнул с облегчением и почувствовал себя свободнее, а Натали ободряюще улыбнулась мне.
– Понимаю, – сказала она, очаровательно улыбаясь, – тебе не терпится поскорее перейти от слов к делу, но я хочу сначала побросаться листьями!
Я вызвался с величайшей радостью и готовностью. И мы добрых полчаса изумляли прохожих, бросаясь, как дети, желтыми опавшими кленовыми листьями. Впрочем, многие прохожие граждане и гражданки смотрели на нас с улыбками. Думаю, что многие из них нам завидовали. С каждой секундой для меня становится яснее и яснее, что это наша последняя встреча.
– Толик, – обернула ко мне свое разрумянившееся лицо Наташа. – Ты был просто великолепен! А теперь пошли ко мне.
И хотя она сама это предложила, но идет с видимой неохотой.
– Ну, что ж, с удовольствием доставлю тебе удовольствие, – пытаюсь я ее развеселить.
– Какой наглец, – подыграла она мне. – Это ты себе доставишь удовольствие, а чтобы мне доставить его, это надо постараться!
– Я постараюсь! Так сказать, рад служить, – дурачусь я, склонив голову, словно слуга перед своей госпожой.
– Служи, Толя, служи! – страстно попросила она, и ноздри ее при этом широко раздулись от волнения.
Пока мы добрались домой к Натали, я уже не мог выдержать, и набросился на нее прямо в прихожей. Впрочем, я все-таки быстро взял себя в руки, и перенес Наташу в спальню. Уже после всего, после того, как я старательно отслужил, она спросила, беззащитно глядя на меня:
– Скажи честно, я все испортила, да?
– Ничего подобного! Ничего непоправимого пока не произошло. Но, знаешь, не нужно меня торопить.
Она крепко обняла меня, легла на плечо, а потом прижалась всем телом. От нее нежно пахнет духами «Мимоза».
– Подумать страшно, я ведь тебя чуть не потеряла, правда?
Я, молча, поцеловал ее волосы, понимая, что она меня уже потеряла. Ее неуместное признание только укрепило во мне решимость расстаться с ней.
– Ну, что ты! Все в порядке, дорогая, – уверенно вру я, намеренно вводя Наташу в заблуждение. – Мне пора, мне еще добираться в дальнюю даль.
– Ты же еще придешь? – просительно смотрит она на меня.
– Всенепременно, – уверенно пообещал я. Наташа девушка хорошая, и обижать ее не за что, но что-то очень уж быстро я ее приручил, а быть в ответе за это не хочется. Я всего-то и хотел – соблазнить ее.
– Правда? – с неподдельной радостью переспросила она. – Ты даже не представляешь, насколько это для меня важно. Знаешь, ты, как море: входишь в него и чувствуешь, что дальше все глубже и глубже. Понимаешь? Я буду тебя ждать. Толя, а у тебя, когда день рождения?
– Семнадцатого января. … Какого года? Каждого!
– Приходи обязательно, – потом она сладко-сладко потянулась, прямо как кошка, зажмурилась и игриво сказала: – Знаешь, ты 90 килограммов мечты!
– Что, разве уже и мечты на килограммы меряют?
– Иванов, спасибо тебе, что ты есть на свете.
Прежде, чем уйти, мы долго целовались. Странно, но она стала мне гораздо ближе, а ведь в парке я хотел, уж было, сразу с ней расстаться. Наташа очень неохотно оделась, и я это заметил.
– Ты что, дома хочешь остаться? Полчаса у меня точно есть. Пойдем еще листьями побросаемся, а то на следующие выходные их уже может и не быть: облетят, пожухнут или дворники уберут. Золотой листопад это ведь ненадолго.
– Ой! Я сейчас, я быстро!
И мы еще раз доставили приятные моменты невольным зрителям. Только теперь уже другим.
– Знаешь, – доверительно сказала она при расставании, – ты не такой как все. Я еще при нашей первой встрече поняла, что скучно с тобой не будет!
– Это точно, – сказал я вслух, а про себя подумал, что соскучиться со мной она уже просто не успеет. И еще о том, что в следующем увольнении надо будет искать новую девушку.
Локальный демографический взрыв
«Нужно учредить Нобелевскую премию за остроумие. Без физиков, химиков, экономистов мы, если прижмет, как-нибудь обойдемся. Без мира обычно тоже обходимся. Без остроумия – пропадем».
Джордж Р. Уилл
У нашего командира роты замечательное чувство юмора, поэтому иногда удается избежать взыскания, если успеешь пошутить так, чтобы ротному это понравилось. Это не то, что наша мама Жора, о котором Батя очень метко сказал, что он юмористически не грамотен. Вчера во время увольнения ротный заметил меня, одетого в «гражданку», а это запрещено. Сегодня на построении после утреннего осмотра, ротный грозным голосом спрашивает:
– Сержант Иванов! Я вчера имел «удовольствие» видеть вас в районе общежитий инженерно-строительного института, да еще к тому же в гражданской форме одежды. Позвольте узнать, что вы там делали? Или это я, конечно же, ошибся, и скорее всего, это опять были не вы?
Это ротный напоминает мне тот случай на первом курсе, когда он засек меня по гражданке, а я врал, что, то был не я.
– Никак нет, товарищ майор, вы не ошиблись, это был я. А занимался я тем, что готовил по мере своих скромных сил и способностей локальный демографический взрыв по Крымской области, – бодро отвечаю я. – Меня так научили в комсомоле: «Если не я, то кто же? Кто же, если не я?»
Ротный смеется, вместе с ним смеется рота, и над моей головой рассеиваются грозовые облака командирского гнева. В таком настроении ротный добрый и не наказывает никого, даже меня. Вот и сейчас он просто пригрозил мне пальцем, и все. А, я голову склонил, вроде чувствую себя виноватым. Пусть ротному станет приятно. Вот и все.
Гроза прошла, и я снова живу своей бурной жизнью под глубоким небом Крыма. Как говорил генералиссимус Суворов: «Кто удивил, тот победил».
– Есть время работать, и есть время любить. Никакого другого времени не остается, – явно цитирует кого-то КорС. Впрочем, слова мне понравились, нужно будет спросить потом у Королева, кого он сейчас процитировал.
– Иванов! Толик, – говорит Лео, находясь под свежим впечатлением. – Ты меня всегда поражаешь своей жизнерадостностью, (тьфу, еле выговорил!) и здоровым юмором! И долго ты будешь еще меня поражать?
Батя утверждает, что если бы вручали приз за несравненное остроумие, то его в нашей роте, вне всяких сомнений, получил бы я, причем я занял бы сразу первое, второе и третье места.
– Посчитай, сколько там осталось времени до выпуска, это и есть ответ на твой вопрос. Если бы мне еще отцы-командиры разрешали шутить, когда я этого хочу, вы бы со смеха уже давно все лопнули!
– Гуманные у нас отцы-командиры, – хмыкнул «замок», – не дают нам лопнуть из-за тебя! Будем их за это еще больше ценить!
Перед первой парой я подошел к Королеву и спросил, своими словами он изъяснялся или это чей-то афоризм.
– Это сказала Коко Шанель, – охотно ответил КорС.
– Спасибо, – кивнул я, – а чего ты такой невеселый?
– Ну, ты даешь, – негодует Королев, – завтра же предстоит заступать в караул, а мне неохота. И кто только меня на знамя в караул поставил?
Действительно, как это я забыл? Хотя не забыл, просто из головы вылетело. Завтра двенадцатого октября рота снова заступает в караулы и наряд по училищу, а значит, Лео снова свой день рождения встретит в карауле. Мы с ним оба попали выводными в караул на гарнизонную гауптвахту.
Мне кажется, что учебный отдел поленился и просто переписал прошлогодний график нарядов. Иначе, чем объяснить тот факт, что мы снова заступаем в гарнизонный и внутренний караулы именно в день рождения Валерки, как это было год назад?
На следующие сутки, уже находясь в карауле, ночью я предложил Лео сменить его на посту (нам выпало еще и часовыми по одной смене отстоять, потому что очень много задержанных и, соответственно, постов). Лео сначала, было согласился, но потом передумал. Вид у него такой, словно он чем-то недоволен.
– Не нужно. Я сам отстою все, что мне положено, – гордо и грустно ответил он.
– Почему? Постарайся понять, я же для тебя…
– Ничего мне не нужно! Я сам, – рассердился он.
Мне оставалось только пожать плечами:
– Ну, не хочешь, как хочешь. Два раза предлагать не буду.
Лео сидит, глубоко погруженный в свои невеселые мысли.
– Как странно, – вмешался в разговор Веня с присущим ему энтузиазмом, и вывел Лео из состояния грустной задумчивости, – тебе хотят доброе дело сделать, а ты … Чего ты выпендриваешься?
– Лео, не валяй дурака, – вставил «замок». – Не мудри и не хитри. Я бы на твоем месте сейчас бы испытывал телячью радость! Тем более что всем очевидно твое явное разочарование.
– Мне никаких поблажек не надо. Я хочу быть как все, – неуверенно промямлил Лео. Он не успел хорошенько поразмыслить о моем предложении и принял совершенно неожиданное и нелепое решение отгородиться от всех.
– Что так скромно? Это-то как раз совсем и не сложно, – хмыкнул я.
– Что именно? – с вызовом переспросил Лео.
– Быть как все, – разъяснил я ему и пропел. – Все мы привыкли, надо признаться, из серой массы не выделяться. Как все! Мы как все!
– А мне до лампочки, – взрывается Лео.
– Он хочет сказать, что по разным причинам его это уже не касается, – «перевел» я с серьезным видом его слова, вызвав улыбки товарищей.
– И, вообще, идите вы все! От греха подальше, – не унимается Лео.
– Он говорит, чтобы мы шли и занялись каким-нибудь действительно важным делом, – продолжаю я «переводить» слова Лео.
– Ты прямо на лету хватаешь его мысли, – смеется «замок».
– Идите вы, – снова повторил Лео в сердцах. Он так угнетен перспективой оказаться выставленным на смех перед курсантами, которые, естественно, станут его беззастенчиво обсуждать, осуждать, сплетничать и выносить свои приговоры, что расстроился еще больше. Батя заметил, что очень похоже на то, что некоторых людей приносят не аисты, а дятлы. За примерами даже далеко ходить совсем не нужно.
– Не знаете куда идти, спросите Леонтьева, и он вам точно скажет куда! Причем совершенно бесплатно! Грех не воспользоваться!
Все оказалось напрасным – Лео предпочел заступить на пост сам. Поскольку времени на споры не оставалось, то он так и поступил. При этом вид у него был разобиженный. Я отвлекся от Лео и его проблем и обратил внимание на Васю, которого сейчас занимает вопрос, что такое протечка мозгов.
– Может промывание? – поинтересовался КорС.
Совместными усилиями выяснили, что Россошенко имеет в виду термин «утечка мозгов». КорС принялся вдалбливать любознательному Васе в голову значение этих слов.
– Понимаете, – зачем-то оправдывается Вася, – я очень хочу быть политически подкованным.
– На обе ноги? – шучу я, внося разнообразие в эту сцену. В карауле радость бьет фонтаном. – Подковы уже прикупил?
– А вот у меня есть железный принцип, – поведал Бао, – не засорять мозги никакими принципами! И я неукоснительно его соблюдаю! Лео, а из тебя, между прочим, выйдет плохой замполит.
– Это еще почему? – опешил Лео. Опешил и от свежести самой мысли и особенно от того, что озвучил ее ни кто иной, как великий Бао.
– Замполит должен уметь поддержать людей в трудную минуту. Вон у Иванова это выходит, а ты даже не можешь оценить заботы товарища. Значит, и сам не сможешь ее в нужную минуту проявить.
И пока удивленный Лео обдумывал услышанное, Бао «добил» его:
– Между прочим, Лео, такого друга, как Симона, нужно еще побегать, поискать, а ты его послал.
– Ничего удивительного, – ворчит КорС, – добро должно быть быстро наказано! И чем немедленнее, тем лучше!
Утро понедельника
Утро понедельника началось для меня неожиданно весело. Одеваясь на утреннюю физическую зарядку, Лео вдруг предложил мне:
– Толик, давай я тебя познакомлю со своей бабушкой? Мы с ней видели тебя вчера в увольнении, и ты ей очень понравился.
Я вытаращил глаза до пределов, дозволенных мне природой, и в сердцах выпалил:
– Да пошел ты, куда подальше вместе со своей бабушкой!
– О! Как это тонко, месье! Мать его как? Юмор просто так и брызжет через край! Солдафонский, правда, – справедливо заметил КорС.
Что касается Леонтьева, то он нисколько не обиделся и добродушно ответил:
– Зря обижаешься. Между прочим, моя бабушка моложе меня на один год, и, соответственно, она на два года моложе тебя.
– Как это? – заинтересовался я.
– Это моя троюродная бабушка. Могу объяснить все хитросплетения нашего геральдического древа.
– Генеалогического или родословного, – поправил я Валерку.
– Да. Между тем в этом нет ничего удивительного, можешь поверить, что она мне приходится бабушкой. Хотя и троюродной.
– В общем, седьмая вода на киселе, – вставил свои «пять копеек» Веня.
– Где-то так: семь-восемь, – не стал спорить Лео.
– Что за дурацкий разговор? Троуродная бабушка? – сунул свой нос Зона не в свои дела. Приключений он ищет на свою голову, что ли?
– Не лезь-ка ты не в свое дело, – тут же одернул его Лео.
На утреннем осмотре Леонтьев припомнил Зоне его вмешательство в наш разговор
– Курсант Захаров, почему у вас сапоги плохо начищены? Запомните простую истину: «Умом ты можешь не блистать…
– Что Зона с блеском и делает, – вставил КорС.
– …но сапогом блистать обязан!» Кстати, Зона, почему ты в субботу опоздал из увольнения?
– Да жара спала, и я решил прогуляться пешком и подышать свежим воздухом. В парке Тренева стоял такой чрезвычайный аромат, что я как-то невольно остановился. Ну, и легкомысленно увлекся и не заметил, как время пролетело, вот и опоздал, – вздохнул Зона.
– Что же это за такой чрезвычайный аромат там был, что он тебя настолько увлек, что ты забыл о том, что время увольнения заканчивается? – подивился Лео.
– Запах ванили, свежих, горячих, сдобных булочек, – давясь от смеха, вставил Королев, вытирая слезы от смеха. – Какой же еще?
– Сергей, – укоризненно сказал Зона, – вот ты умный-умный, а все-таки дурак. Цветущими деревьями там сейчас пахнет.
Королев нисколько не обиделся, а принялся паясничать дальше.
– Дневная жара сменилась вечерней прохладой. Легкий ветерок приятно охлаждал голову. Незаметно опускались синие вечерние сумерки. Курсант Зона вдыхал полной грудью свежий воздух, – голос Королева стал непривычно мягким и теплым. – Широко раскрытыми глазами смотрел Зона на освещенную витрину пирожковой, откуда невыносимо пахло сдобой и ванилью, но денег в карманах уже не было. Едва войдя в ротное расположение, Зона бросился к товарищам по взводу с вопросом. Нет! С криком души! «Где тут есть, чего поесть?!» Увидев правнука Павлика Морозова, мирно жующего пирожок с горохом, Зона бросился к нему: «Лысая башка, дай пирожка!»
Зона с потерянным видом покорно молчит, Костя Морозов обиженно сопит.
– Ладно тебе, Серега, – перебил я Королева, – не обезьянничай.
– Зловредный ты, КорС, – осуждающе добавил Лео.
– Почему это? – нахально спрашивает Королев. – Добровредный я. Кроме того, я шучу, а значит, я существую.
– Потому что у Зоны такое лицо, будто он сейчас одновременно нагадит в штаны и упадет в обморок, – объяснил Лео.
– Действительно, – подтвердил Веня, – застыдил пацана почти до диареи. Вообще, КорС, ты бы меньше нос свой задирал. Многовато у тебя и без того лишнего гонора. Наполеон, блин.
– Нет, – весело показал все свои зубы Королев. – В Наполеоны я ростом не вышел!
Это он намекает, что Веня ниже его на тринадцать сантиметров.
– Курсант Королев, – оказывается, все время нас слушал командир роты, – вы, конечно, по сравнению с курсантом Захаровым всесторонне развитый, большой и сильный. И, разумеется, Захаров не может ответить вам ни словом, ни делом. Он заведомо беспомощен против вас. И поэтому тем ничтожнее и омерзительнее ваше высокомерие. Который раз меня неприятно удивляет ваше высокомерное отношение к товарищам. Ваша самооценка уже переросла вас самого и уперлась в потолок казармы.
– А что я такого сказал? – напряженно спросил Королев.
– Неужели и впрямь не понимаете, что это низко – упиваться тем, что вы сильнее и умнее своего товарища? Ладно бы еще с глазу на глаз, но при всех? Вы проявили непорядочность и крайнюю невоспитанность, разве вы этого сами не понимаете? Или вас этому не научили папа профессор и мама доцент? А я вам не позволю насмехаться над другими. Считаете себя идеальным курсантом? А мне как командиру роты, идеальные курсанты не нужны. Так что будем вас воспитывать. Для начала объявляю вам три наряда вне очереди.
– Есть три наряда вне очереди, – вытянувшись в струнку, отвечает КорС.
– И чтоб порядок везде был идеальный, ясно? Я проверю.
Когда ротный отошел к первому взводу, Королев философски заметил:
– Что ж, судьба играет человеком, а человек играет на трубе.
– Наглый ты хам, КорС, – осуждающе говорит «замок», – и не каешься. Я уже начинаю сомневаться, что ты из интеллигентной семьи.
А еще ротный обратил внимание на то, что у некоторых курсантов лица заметно помяты. Он безошибочно догадался, что это следы вчерашнего чрезмерного употребления крепких спиртных напитков. Первым под раздачу попал Лис.
– Курсант Зернов, – говорит ротный, – откуда это вы такой помятый явились?
– С моря, товарищ майор, – стараясь не дышать, отвечает Лис.
– С какого моря? Пива? – насмехается ротный.
– С Черного моря, товарищ майор!
– Врешь! Вот командир ваш, который сержант Иванов, видно, что был на Черном море, так как он вернулся черный. А вы все синие! Старшина, перепиши этих субчиков, и чтобы я их в течение недели всех видел в нарядах, начиная с завтрашнего дня.
– Да, – крякнул Лис, – наша служба тем опасней, что трудна.
Уже во время самоподготовки Зона отпросился в туалет, а когда через десять минут вернулся со свежим синяком под глазом, то сразу завладел полным и безраздельным внимание взвода.
– Результаты посещения тобой туалета просто впечатляют, – говорит «замок» под аккомпанемент смеха, – ну-ка, рассказывай, где ты был на самом деле.
– Сбегал в самоволку к кафе «Лакомка» кваса попить, а квас – одна вода. Я и говорю продавщице, что я воду люблю в чае, а не в квасе. Больше я и сказать ничего не успел, она мне такую оплеуху отвесила! Вот.
Все смеялись от души, даже вечно сдержанный КорС.
– Невиданный произвол, – насмехается Веня.
– Зона, так чего ты все-таки опоздал из увольнения? – вспомнил я утренний разговор Зоны с Лео на утреннем осмотре. – Сейчас осень, так что никаких цветущих деревьев в парке Тренева нет.
– С девушкой познакомился. Сначала она отказалась, но когда я сказал: «Ну что ж, в следующий раз, так в следующий раз», она рассмеялась, и мы все-таки познакомились, – признался Зона.
– Жаль, что мы не видели это зрелище, – вздохнул Веня.
– Это легко исправить, – улыбнулся Лис, и подмигнул мне. Он стал играть роль Зоны, а я его девушки.
– О чем же мы будем с вами говорить? – заметно окая, спрашивает меня Лис, явно подражая Зоне, и заглядывая мне в глаза.
– О чем хочешь, – томно глядя на Лиса, нежно отвечаю я.
– Ну-у, о сексе, я так понимаю, мы говорить не будем, да?
– А чего о нем говорить? – вздыхаю я. – Сексом надо заниматься, дорогой.
Взвод взрывается смехом, привлекая внимание взводного и ротного, которые в это время находились в четвертом взводе. Под дружеское ржание спектакль пришлось прервать на самом интересном месте. Зону тут же лишили увольнений на все время, пока его лицо находится в праздничном убранстве.
Роза
Вернувшись из городского увольнения, я доложил об этом маме Жоре, который сегодня ответственный по роте, и спустился в спальное помещение.
В углу нашего кубрика у шкафов с шинелями Лео, КорС, Бао и Гарань вчетвером дружно тузят Розовского. Я что, сказал, тузят? Нет, они его метелят! И это притом, что любой из них мог бы с легкостью справиться с Розочкой в одиночку.
– А вот интересно, почему не вдесятером? – спрашиваю я у них.
– Придут другие, будет ему и вдесятером, – зло пообещал Бао. Остальные на меня никакого внимания вообще не обратили.
Я снял шинель и положил ее на верхнюю койку (на которой спит Еременко Володя). Затем снял китель, галстук, и положил туда же. Расстегнув ворот у рубашки, я засунул руки глубоко в карманы брюк и снова повернулся к месту избиения.
Роза не отбивается, только пытается прикрыться руками и время от времени повизгивает от особенно сильных и точных ударов. В его глазах читается невыразимая боль.
Просто так у нас своих не бьют, да еще так сильно. Не иначе Розу поймали на воровстве. Другое объяснение мне на ум не пришло. В самом деле, не в рукопашном же бое курсанты совершенствуются на своем товарище? Какое-то время я еще смотрел на происходящее в недоумении.
– Все-таки хотелось бы как-то понять глубокий смысл происходящего, – сказал я громко, привлекая всеобщее внимание. – Пока вы его еще совсем не забили.
От толпы отделился Лео, и повернулся ко мне.
– Понимаешь, Толик, Роза рассказывает о нас все тем девушкам, с которыми мы встречаемся! Он собирает и распространяет сплетни, понимаешь? Переноска слухов до ста километров! – кричит он возбужденно.
– Странное хобби, – тут же согласился я с мнением Лео.
– Дело в том, что все мы встречаемся со студентками из педучилища, а Роза начал встречаться первым. Девушки, с которыми мы познакомились, выпытывают у него про нас, а он им всем все рассказывает!
– Понятно, понятно. Сволочь, конечно, – охотно согласился я, – с одной стороны. А, с другой стороны, ну и что? Вы подумайте сами, – терпеливо стал я объяснять, – что такого плохого знает и может о вас рассказать Роза? Вы что, назвались другими именами?
Все трое остановились, но тут в кубрик влетел Рома, и события сразу достигли своего кульминационного момента.
– Где эта сволочь? – заорал Рома во весь голос, и, бросив шапку на кровать, мигом растолкав КорСа, Бао и Илью, ударил кулаком левой руки Розу в челюсть. Роза отлетел и головой проломил ДВП, которой обшит стенной шкаф. Рома ударил Розу в живот и по спине. После этого на Роме повисли сразу Бао, Лео, КорС и Илья.
– Ну-ка, успокойся, – сказал я Роме с металлом в голосе, – пока ты не покалечил Розу. Тебе это нужно? Куда подевалась твоя осторожность?
– Да ты знаешь, что он сделал? – во весь голос заорал Рома на меня.
Тут только я заметил Столба, который с интересом следит за развитием событий вокруг Розы.
– Знаю. Он рассказал твоей новой подружке, что ты с БАМа, что у тебя папа подполковник, что ты хорошо учишься. Еще рассказал, что за время учебы в училище ты уже встречался с двумя девушками, но сейчас у тебя никого нет. Полагаю, что ты у твоей новой знакомой тоже не первый … юноша. Что же тебя в этом так возмущает, а?
Рома тяжело дышит и молчит. Он больше не предпринимает никаких попыток вырваться. После моих слов он задумался.
– Да пустите вы! Я чуть не потерял сознание от злости, – он с маху стряхнул с себя всех своими богатырскими плечами. – И сам не знаю, как это вышло. Понимаете, все равно неприятно. Сегодня я второй раз встречался с Инной, а она обо мне столько всего знает, а я о ней ничего!
– Ну и что? Ты бы все равно ей о себе рассказал то же самое, разве нет? Или то, что твоя Инна пришла на свидание с тобой, это не доказательство того, что она о тебе хорошего мнения? Ведь она могла и не прийти, а? – спрашиваю я.
– В самом деле, – сказал подошедший Миша, – что плохого Роза мог рассказать о тебе? Разве что теперь ты ничего соврать ей не сможешь, так ты не ври и все!
– Разве что только он застукал тебя глубокой ночью во время мастурбации, а? Хе-хе, – гаденько так ляпнул курсант Лекарствов по кличке Яд из первого взвода. Надо сказать, очень неприятный и въедливый тип. Оказывается, он все время находился в нашем кубрике, наслаждаясь происходящим. Просто на него никто внимания не обращал.
Хрясь! Здоровенный кулак Ромы отправил Яда на пол.
– Сам виноват. Не научили его мама с папой, что игра с огнем до добра не доводит, – шутит Миша.
– Так ему гаду и надо, – весело сказал Веня, только, что прибывший из увольнения. – А, кстати, за что это мы его так?
Несмотря на всю серьезность ситуации, все стали хохотать, и больше всех Рома. Даже Роза улыбался, размазывая по всему лицу кровь из разбитого носа. Для того чтобы разрядить накалившуюся обстановку, ничего лучшего и придумать было нельзя.
– Может врача вызвать? – заботливо предложил Илья.
– Не нужно, – вытирая слезы от смеха, сказал Рома, – я попридержал кулак, ничего с ним не случится.
– Рома, а как окончилось твое сегодняшнее свидание? – негромко поинтересовался я. – Надеюсь, ты не поссорился с Инной, уязвленный своим самолюбием? Мне казалось, что она тебе нравится.
– Нет, я именно поссорился с ней, – с горечью в голосе признался Рома, и шумно вздохнул, – вспылил, оборвал ее на полуслове, не стал ее слушать, и нагородил там, Бог знает что. Я так ждал этого свидания, но все пошло не так.
– Даже странно, что ты так быстро отреагировал. Это не похоже на тебя. Признаться, я несколько удивлен.
– А еще это неразумно, – подтвердил Королев. – Эй, товарищ курсант Лекарствов, чуть-чуть очнитесь!
Яд, наконец, осторожно поднялся и неуверенным шагом попятился подальше от нас, поближе к своему кубрику.
– Вот, – весело заявил Веня. – А говорят, что наш солдат ребенка не обидит! Врут люди!
В этот самый миг ноги у Яда подкосились, и он снова упал, но уже сам по себе, безо всякой посторонней помощи. Лицо Яда исказилось гримасой боли.
– А я сошла с ума, какая досада, – насмехается Веня.
– Похоже, здорово ты ему врезал, – озабоченно заметил Лео.
– Будет знать в следующий раз, как шутить. Эй, Роза! Если ты еще, хоть раз посмеешь о ком-нибудь из нас, хоть что-то сказать – прибью. Запомни и запиши, а еще лучше, заруби себе на носу.
– Рома, ты будешь звонить Инне? – поинтересовался Веня.
– Зачем? Мириться? В конце концов, она ничем не примечательная, такая же, как все. Таких как она, много, а я один! Между женщинами и так идет борьба за меня!
Илья принес холодной воды и плеснул ее в лицо Розе, после чего тот стал быстрее приходить в себя.
– Чурбан ты неотесанный, – бросил Миша Роме, – ты ведь Яда запросто мог пришибить. А Инна девушка хорошая, так что попытай счастья – попробуй с ней помириться, пока не поздно.
– Удивляюсь я вам, это что, уже все? Может Розе для верности еще навешать? – предложил Бао. – Мне на него все равно смотреть противно! Столько на него в душе накипело!
– Дежурный по роте на выход!
В наш кубрик из помещения тридцать второй роты совсем некстати, вошел мама Жора. Через полминуты он увидел Розу и несказанно удивился. У Розы-Юльки мученический вид и слезы в глазах.
– Что это с ним? – тут же поинтересовался застывший от неожиданности взводный. Сейчас повиснет большой вопрос.
– А что с ним? – нахально ответил КорС. – Полон жизни и обаяния, цветет, как и положено розе! Так сказать, любовь по всей проблеме! А на лице просто заметна … усталость!
– Да? Ну-ну, – с недоверием переспросил взводный, немного успокоился и направился в сторону выхода. Хотел бы я знать, о чем сейчас думает наш командир взвода.
– Гляди, Роза, – строго сказал Лео, – в следующий раз, если повторится, ты гарантированно получишь много больше.
В кубрик вошел Аркалюк – командир отделения Яда.
– Кто это из вас Лекарствова так отделал? – спросил Юра.
– Ну, я, – с вызовом ответил Рома, глядя на Юру сверху вниз.
– Спасибо. А то мне, как командиру отделения, не с руки поставить его на место таким путем! А против этого Лекарствова нет других лекарств, кроме как сила. Нормальных слов он не понимает, – и Юра с чувством пожал Роме руку. – За достойный подражания пример! Блин, звучит, как тост!
– Понимаем. Это как против Лео, когда он насмотрится боевиков с Брюсом Ли. А Яд твой сегодня самого себя переплюнул.
– Он у нас вообще с приветом, – Аркалюк покрутил пальцем у виска. – Живет в королевстве кривых зеркал, в котором все наоборот. Ну, ничего, может, теперь мозги у него на место встанут!
Еще минуту назад разобиженные курсанты вдруг потеряли всякий интерес к Розе. Впрочем, ему винить, кроме себя, некого. Глупая, бессмысленная ситуация разрулилась сама собой.
– Пойдемте, покурим, что ли? Иванов, ты с нами? – шутит Миша.
– Куда ему? Иванов до сих пор не научился курить, – смеется Лис. – Слышите, товарищ Иванов, вы для нас до сих пор служите образцом для не подражания!
Роза умылся и стал ремонтировать проломанный ним шкаф с шинелями. Руки у него, правда, растут не совсем оттуда, откуда надо, но Роза старается изо всех сил. Рома понаблюдал за его потугами и стал ему помогать. Потом к ним присоединились все обидчики Розы, и уже все вместе они быстро управились с ремонтом.
– Это что, уже все? – то ли шутит, то ли не может побороть своего разочарования Королев. – А так многообещающе начиналось!
Конкурс живота
Познакомился курсант Анкудинов из четвертого взвода с девушкой. Девушка эта до него встречалась с гражданским парнем. Терять девушку ее бывший приятель не хотел, и хотя она считала, что отношения их окончились, парень решил побороться за нее. Поступил он банально: подкараулил с двумя приятелями нашего курсанта, и втроем сильно его избили, даже нос сломали.
Рота обиделась за своего товарища и сорвалась в самоволку. Всех молодых ребят, которые встретились нам в том микрорайоне, где избили Анкудинова, тоже поколотили. Отомстили, словом.
Понятное дело, в училище ЧП. Нашего генерала и начальника политотдела по этому поводу вызывали в обком партии. Вставили им там, видно, крепко. Только теперь до нас дошло, отчего это у нашего аристократически-интеллигентного начальника училища кличка Сапожник. Даже наш невозмутимый начпо слюной брызгал и руками размахивал, «воспитывая» нас.
Наш батальон уже два с половиной часа стоит на плацу и стоически выслушивает и переносит те оскорбления и угрозы, которыми нас по очереди щедро осыпает наше командование. Если бы каждое сказанное слово заменить на десять миллилитров фекальных масс, мы бы уже давно утонули, а так ничего, терпим. Приходится стоять и слушать. Впрочем, можно и не слушать, главное придать лицу виноватое выражение. Но, ни в коем случае не умное, это почему-то очень раздражает и оскорбляет наше начальство.
Наконец начальство выдыхается и уходит. Самый большой начальник, который остался с нами на плацу, это наш комбат. Он пока молчит, набирается сил для пространного монолога, на которые он, признаться, мастер. Все-таки, хотя сейчас он и на командной должности, но окончил он политическое (кстати, наше же) училище, так что языком владеет виртуозно. Речью, я хотел сказать, да и словарный запас у него богатый, как русского литературного, так и очень плохого русского языка.
Но на этот раз нам не суждено было насладиться ораторским искусством комбата. Просто не повезло нам. Поскольку голос у комбата не то, что у заместителя начальника училища, который, не напрягаясь, может перекричать весь базар, то взошел комбат на генеральскую трибуну к микрофонам.
И только встал он к нам лицом, как за его спиной появился помощник дежурного по КПП-1 с двумя женщинами. Это мамы приехали к кому-то из ребят нашего батальона, и их, с разрешения дежурного по училищу, провели к нашему комбату, чтобы те (мамы, значит) попросили у него разрешения отпустить их сыновей в увольнение. Помощник дежурного по КПП указал женщинам рукой на комбата, козырнул по привычке и ушел.
Весь батальон этих мам видит, и только один комбат нет, так как стоит к ним спиной. Сказать много, как я уже говорил, комбату не удалось. Что интересно, начал он довольно прилично, чего от него не ожидали, но потом перешел на более привычный язык.
– Конечно, я понимаю, – начал комбат, – что девушки предпочитают курсантов. Гражданские они что? Ведут нездоровый способ жизни: пьют, курят, колются, а наши курсанты ведут здоровый способ жизни: занимаются спортом, бегают, у каждого вот такой (показал руками какой именно, чем всем польстил), и стоит вот так! (И снова показал, как именно).
– Товарищ подполковник, – пытается перебить его наш командир роты, но не тут-то было!
Женщины в глубоком изумлении отвернулись и покраснели так, что даже шеи и уши у них стали интенсивно свекольного цвета. Головы они втянули в плечи. Батальон тоже реагирует по-разному: кто хихикает, кто хохочет, кто испытывает неловкость.
– Я вам тут что? Вы вообще как? Да я вам …, – выражает комбат свои чувства поэтическим языком. Потом продолжает уже почти нормально. – Девушки любят выходить замуж за курсантов нашего училища, потому что они, вы, то есть, умеете стирать, шить, готовить, застилать постель, имеете хорошее здоровье (комбат снова изобразил жестами это самое хорошее здоровье) и приучены подчиняться и выполнять приказы!
– Товарищ подполковник, – более настойчиво перебил комбата наш ротный.
– Какого вы, майор, меня все время перебиваете? – взревел рассвирепевший в конец комбат.
Ротный показал ему рукой, чтобы тот оглянулся назад. Комбат обернулся, увидел мам, оценил их позы, цвет шей, и надо отдать ему должное, мигом все понял. Багровея, комбат повернулся и крикнул в микрофоны.
– Все! Батальон, разойдись! – но поскольку натура берет свое, он все-таки машинально добавил, куда именно нам следует расходиться, вызвав новый прилив веселья.
У забора собралась толпа любителей крепкого словца. Теперь они разочаровано ворчат и не хотят расходиться.
Только вот зря мы радовались, что не выслушали речь комбата до конца. На следующий день, с самого утра, перед разводом на занятия, он нам с лихвой компенсировал все несказанное им накануне. А мы-то, наивные, думали, что он мучительно переживает допущенную бестактность!
Мы до этого построения и не знали, что наш комбат может за целый час ни разу не повториться! Это я сейчас о ругани. Тонус нам комбат поднял, и мы в приподнятом настроении отправились на занятия.
Первой парой у нас контрольная работа по основам высшей математики. Я свое задание сделал довольно быстро, проверил и теперь скучаю.
– Толик, – громко шепчет Веня. – Дай сдуть контрольную!
Вчера нас вместо подготовки к контрольной работе бросили на чистку картошки: картофелечистка сломалась. Жизнь и командование внесли свои коррективы. Мы чистили картошку, пели, танцевали, а вот подготовиться к контрольной так и не успели. Теперь у кого есть знания, тот решает сам, а у кого со знаниями не густо – ищет, у кого бы списать. Я спрашиваю Веню, какой у него вариант. Оказывается у него третий, а я писал второй.
– Блин! Я так на тебя рассчитывал. Может, поможешь мне?
Я согласился, но успел сделать только два задания из пяти, как пара закончилась. Два правильно выполненных задания – это пара, то есть двойка.
– Эх, – сокрушается и вздыхает Веня, – накрылся увал! А сейчас еще семинар по истории. Если вызовут, придется две двойки исправлять. Ну, да, будь, что будет!
– А ты не бойся, – поддерживает Веню КорС. – Ты больше эксплуатируй тему «Лишь бы не было войны», она созвучна с темой семинара. Подход, отход, четкий доклад, уже почти три балла. И уверенно, уверенно, можешь даже повторяться, лишь бы уверенно!
Веню вызвали, и он трещал без умолку, но преподаватель оценил только знания. Другими словами придется Вене исправлять две двойки, и об увольнении на время забыть.
– Что поделаешь, – философски заметил Веня, – и на Солнце бывают пятна, что уж говорить обо мне, грешном?
В субботу об увольнении пришлось забыть всем – небо разверзлось, и с него упала сплошная стена воды. Такого ливня мне еще видеть не приходилось. Даже в столовую пришлось идти в плащ-палатках. Из-за дождя в увольнение не пошел никто. Веня ликовал! Из-за грозы телевизор выключили. Фильм, который мы начали смотреть, так и не досмотрели. Батя предложил самим придумать конец фильма, но его не поддержали.
Я стал читать книгу, но многим было скучно. Кто-то предложил провести конкурс живота.
Включили магнитофон, благо он работает и от батареек, и все у кого есть живот, выходили и принимали позы, как культуристы. Но главное, при этом выдували животы и раздували щеки и ноздри. Выступление каждого участника сопровождалось бурным хохотом, дикими рукоплесканиями и разными комментариями.
– Кто видел мои очки? – заволновался Батя.
Я, было, тоже решил принять участие, но меня тут, же дружно освистали. Не смог я сильно выдуть живот, мышцы живота не дали.
– Иванов, – весело кричат мне курсанты из разных взводов. – Твой номер в списке последний!
На шум пришли зрители из соседней роты, им тоже понравилось. Неожиданно для всех победил … Лео! Его поначалу тоже освистали, поскольку у него животика нет. Но когда он выдул его, то оказалось, что он больше чем у кого бы, то, ни было. Все пришли в совершеннейший восторг и орали, улюлюкали, свистели и вызывали Лео на бис.
– Наша рота, – шутит Гарань. – Койки рядом стоят!
– Ну, ты и рахит, – восхищался Королев. – Как ты только решился выставить себя на посмешище?
Впрочем, Лео не обиделся. На невообразимый шум, царивший в казарме, спустился из канцелярии капитан Туманов, мирно спавший до этого. В отличие от нас, ему затея с конкурсом живота не понравилась. К счастью он уже ничего не мог изменить, так как конкурс окончился.
– Товарищи курсанты, делать вам нечего? – ворчал Туманов придушенным голосом. – Возьмите Устав и перепишите все на память.
По углам казармы до самого отбоя даже самые худые весь вечер выдували животы, но до победителя всем было далеко. Лео был на голову выше всех, то есть он был лучше всех! Несмотря на проливной дождь настроение у всех просто прекрасное, я ничуть не преувеличиваю. Даже Васе, который обычно все воспринимает слишком уж серьезно, сегодня весело. Что ни говорите, а это уже само по себе высокая оценка!
Герой поневоле
«За мигом миг, за шагом шаг
Впадайте в изумленье.
Все будет так, и все не так
Через одно мгновенье».
В. Шефнер
Вернувшись из городского увольнения, я доложил об этом ответственному по роте капитану Туманову. Только я вошел в расположение роты, как ко мне бросился весь наш взвод. Со всех сторон посыпались вопросы и гул восхищенных голосов.
– Ну, ты как? Живой? Да ты неплохо выглядишь! Это просто удивительно!
– Больно представить, что с тобой могло быть, – виновато говорит Рома.
– А мы-то уже думали, что больше тебя не увидим!
– Рассказывай, – попросил, а точнее потребовал Рома. – Мы уже рассказали, как на нас семерых напали триста гражданских.
– Семеро смелых, – насмешливо бросил Королев. – Иванов, говорят, вы опять подвиг совершили?
– Смелый оказался один, – сокрушенно вздохнул Рома, – а мы сбежали, бросив Толика одного. Как самые последние…. Эх.… Никогда себе не прощу.
Заметно, что весь наш взвод проникся общим непокоем.
– Помните, как говорил нам полковник Соколов? В жизни всегда есть место подвигу. Главное – быть как можно дальше от этого места! А вы бежали, видать, без оглядки! Это единственное ваше оправдание, – с иронией говорит Королев. Можно подумать, что он не побежал бы в нашей ситуации.
– Какое? – вопросительно уставился Рома на КорСа.
– То, что вы бежали и не оглядывались, и соответственно не знали, что Иванов отстал. А, иначе, это уже была бы трусость, потому что «Сам погибай, а товарища выручай!» А наш командир, похоже, не смелый, а безрассудный. Я бы вот, ни за что не стал драться один против толпы. Понятно, что при таком раскладе сил не сдобровать!
– Не слушай его, Толик, расскажи, как все было-то? Только не нужно напускать тумана, ладно?
Из увольнения мы шли всемером: я, Рома, Литин, Дима, Вася, Володя и Баранов. Действительно из-за угла дома, мимо которого мы проходили, на нас набросились человек триста гражданских. Многие из них были пьяными, что дало нам некоторое преимущество, и мы смогли убежать.
– Толик, а ты почему не побежал? – виновато допытывался Рома, которому, кажется, что они меня бросили. – Ведь шансов у тебя не было ровно никаких!
Я поспешил успокоить его, чтобы совесть его зря не мучила.
– Да я тоже побежал, но у меня вылез гвоздь в ботинке, так что бежать долго я просто не смог. Пришлось остановиться. Ну, а поскольку выбор у меня был небогатый, пришлось «принять бой».
– Как же тебе удалось так легко отделаться? – спросил Дима, разглядывая меня.
– Сказочно повезло: рядом проезжала колонна ОМОНа на четырех грузовиках. То ли на стрельбы ехали, то ли еще куда, но экипированы они были, словно их подняли по боевой тревоге. Впрочем, похоже, они никуда не спешили, так как остановились и приняли живое участие в моей судьбе. Поскольку потерпевшим я еще не был, так как держался на ногах и дрался, и как свидетель я им тоже был ни к чему, меня задерживать не стали. Как говорится, я дважды просить себя не заставил и тут же откланялся по-английски. В общем, все обошлось благополучно. Потом я зашел в ближайшую мастерскую по ремонту обуви, там мне забили этот злосчастный гвоздь, и уже после этого я направился в училище.
– Не мог еще немного потерпеть? – удивился Вася со всей своей детской непосредственностью и присущей ему простотой. – Гвоздь можно и в училище забить, вон в бытовке сапожная лапа есть, и молоток тоже. И к тому же совершенно бесплатно. Бесплатно!
– Лопух ты, Вася, – улыбнулся я, – а если бы мне снова встретилась толпа недоброжелательно настроенных гражданских? Пусть и не такая большая, а я снова бежать не смог? Нет, второй раз с ОМОНом мне вряд ли бы повезло.
– Это точно, – серьезно сказал КорС, – такое не повторяется. Вернее, история, конечно, не повторяется буквально. А ты, Вася в следующий раз, прежде чем брякнуть очередную чушь, попробуй, ну, хотя бы для тренировки, хоть немного подумать своей бестолковкой!
– Толик, но все равно ты молодец, – честно признал Миша, – один против такой толпы... У многих на твоем месте руки и ноги стали бы ватными.
И все охотно согласились с тем, что я хоть и поневоле, но все-таки герой! А случайных подвигов, как известно, не бывает! И я пошел по взлетке с гордо поднятой головой. Похоже только на Королева мое приключение не произвело никакого впечатления. Он сосредоточенно уставился в конспект, и я спросил у него:
– КорС, неужели ты не готов к завтрашним занятиям?
– К занятиям я, конечно, готов. Завтра 24 октября – сорок лет создания ООН, и ротный поручил мне выступить с докладом на эту тему. Да-а! – спохватился КорС и с заговорщеским видом шепнул, – вы к Мише с расспросами не вздумайте приставать. Он, похоже, во время своих предыдущих увольнений нагулял не только аппетит! Наш не в меру любознательный Веня уже получил свое.
– Что свое? – не понял я.
– Да то самое, между глаз за лишние расспросы.
– Ну, что кто ищет, тот именно то и находит, – и, кивнув Королеву, я направился в кубрик, не подавая вида, что мне известно о Мишиной проблеме.
– Все хорошо, – мечтательно говорит Литин, – одно плохо: увал всегда слишком короткий. Особенно, если проводить его с девушкой, – и он даже тяжело вздохнул после этих слов.
– Это точно, – хмуро говорит Миша. – Но я тебя попытаюсь немного успокоить. Даже если бы нас отпускали в увольнение до утра, то и тогда ночь была бы слишком короткой!
– А еще в увольнении деньги тратятся легко, – задумчиво добавил Вася. – Особенно, если рядом есть девушка.
Вся наша жизнь крутится вокруг женского пола, что впрочем, понятно и, не побоюсь этого слова, правильно!
– Решительно согласен с Васей, – говорит Литин, – но девушки это наше все!
Утром на построении роты на утренний осмотр, ротный, внимательно осмотрев нас, объявил.
– Товарищи курсанты, видел я за минувшие выходные, с какими девушками вы встречаетесь. Мне стыдно за некоторых из вас. Вы уже не первокурсники, чтобы бросаться на все, что шевелится. Вы курсанты высшего военно-политического училища и должны быть более требовательными к своим избранницам вообще и к их внешности в частности. Хорошенько запомните, что жена офицера должна быть такой, чтобы с ней было не стыдно показаться на людях. А еще лучше, чтобы на нее оглядывались на улице.
– Ему легко говорить, – волнуясь, сказал Вася, – ему с женой повезло.
Ни для кого не секрет, что жена ротного очень нравится Васе. Когда он ее видит, то, позабыв обо всем на свете, в том числе про присутствие ротного, смотрит на нее зачарованными глазами.
– Дурак ты, Вася, – обронил Миша. Странно, но Васю это совсем не обидело. Или это он так умело спрятал свой страх за показным равнодушием?
– А я вот не согласен, что все дело в красоте, – говорит КорС, – а как же любовь? Ведь любовь это дар небесный, и она дороже всех сокровищ на земле!
Эксплуататор
Полковник Нетсен оказался настоящим эксплуататором: он регулярно покупал какие-то тяжести, а я их отвозил к нему домой. Все мои поездки неизменно заканчивались в постели с женой полковника Линдой. В самый первый раз мне удалось произвести на нее выгодное впечатление. Это я от скромности так сказал. Грешным делом я уж было решил, что полковник – импотент, и таким вот нехитрым способом поставляет своей молодой жене кавалеров. И всем хорошо: и жене полковника, и мне, и самому полковнику – за такси платить не нужно и жене приятное доставил.
Но я ошибся. После девятого моего посещения Линды бдительные соседи все-таки открыли глаза полковнику на то, что курсант слишком уж долго находится в его квартире наедине с его очаровательной женой, что ее как-то компрометирует. В принципе я предчувствовал, что эта ситуация, как шахматная партия, рано или поздно закончится матом. Только хотелось, чтобы это произошло как можно позже.
И полковник Нетсен вызвал меня на допрос. Был он странно взволнован, смущен, но уже заранее смотрел на меня с осуждением. В общем, сидел он как на иголках. Наконец, начался наш очень интересный разговор.
– Товарищ сержант, мы с вами должны разобраться в одном возмутительном инциденте. Почему вы так долго не уходите из моей квартиры? – безо всяких обиняков начал он. Держится он неуверенно и даже смешно. – Говорите прямо, все как есть!
Ага, спешу и падаю! Сейчас я расплачусь с вами овощами. В смысле хрен вам, товарищ полковник, вот так! Ишь ты, чего захотел! Нерешительность сменилась приливом злобы и решимости. Прямо волком на меня смотрит наш полковник. Но ведь давно известно, что волков бояться – в лес и другие места одному не ходить!
– Обедаю, – не моргнув глазом, отвечаю я, тем более что не очень-то сильно и вру, ведь я и обедаю у него дома тоже. – Вы, товарищ полковник, может быть, помните, что курсанты всегда не против перекусить, а вы всегда меня забираете перед самым обедом, то есть лишаете обеда. Да и ваши тяжеленные сумки только прибавляют аппетит. Ваша жена это понимает и предлагает мне пообедать, а я не нахожу в себе сил отказаться, – притворяюсь я глупым. А вдруг ревнивец поверит?
– И это все? – недоверчиво осведомился полковник, и на минуту задумался. То, что курсант не проявил деликатности, а только аппетит его почему-то не очень удивило.
– Так точно, товарищ полковник! Ну, и чаем меня ваша жена тоже угощает, – я преданно смотрю на полковника, и даже не шевелюсь и не мигаю.
Тут я вспомнил, как Линда отпивает каждый раз по глотку обжигающего чая перед тем, как поцеловать мне интимное место, и во мне пробежала горячая дрожь. Я вспомнил, как Линда любит меня спрашивать в постели: «Как это называется? Нет, ты правильно говори! Что я делаю?» а я ей говорю: «Целуешь, ласкаешь», но она не соглашается. «Нет! Как есть говори!» А у меня даже голова кружится от собственной взрослости. А Линда мне сразу сказала, что после нее мне все будет пресно в отношениях с другими женщинами.
Полковник смотрит на меня с интересом. Может, он умеет читать по лицам? Не хотелось бы, что бы он все это прочел!
– Вы разве не понимаете, что поставили мою супругу в самое некрасивое положение?
– Это как? – «удивился» я, а сам подумал, что все положения были красивы, удобны и взаимно приятны.
Вместо ответа полковник только сокрушенно покачал головой, и осуждающе сказал.
– В который раз убеждаюсь, что у наших курсантов есть только простейшие, самые примитивные потребности. Вы сами этого, к сожалению, пока даже не осознаете.
А я стою и думаю, такой умный лоб! И как смешно и жалко смотреть на вашу беспомощность. Как вы только что сказали, товарищ полковник? «Я уже ничему не удивляюсь?» Да? А вот Федор Михайлович Достоевский утверждал, что ничему не удивляться есть признак глупости, а не ума! Все, Толик, спокойствие и еще раз спокойствие! Пора сделать не очень умное лицо.
– Вы, если нужна помощь, товарищ полковник, – уверенно заявил я, – забирайте меня после обеда и все. Я не задержусь у вас больше ни на минуту.
– Ты и так больше не задержишься. Я тебя выслушал и принял решение, больше ты мне помогать не будешь. Другого выхода нет, так-то, юноша, – проворчал полковник и я понял, что вряд ли с Линдой у нас еще что-нибудь будет. А жаль, она обещала, что наше десятое, так сказать, юбилейное свидание будет особенным.
– Разрешите идти? – с невинным выражением лица спросил я.
– Идите, – разрешил полковник, и вяло пожал мне руку, но в его голосе я безошибочно прочел, что к моим услугам он больше точно не прибегнет. А жаль. Я остро прочувствовал потерю.
Драма полковника благополучно закончилась, а вот для меня началась хмурая военная повседневность без ласк Линды. С ней я всегда испытывал величайшее наслаждение. Теперь же, как любит говорить Лео, сплошная зеленая военная тоска.
В моей прикроватной тумбочке еще лежит коробка конфет «Золотая осень», которую я собирался взять с собой на десятое свидание. Сейчас мы взводом ее в один миг приворожим и все, будто ничего и не было. А ведь было! Было! Мне стало грустно. Соседей Нетсена я не знаю, но я их всех уже сильно не люблю. На душе появилось сильное чувство досады. Зачем все так?
– Толик, что с тобой? – заметил мое состояние Лео. – Случилось чего?
– Отстань, Лео, а то сейчас падешь жертвой собственного любопытства. Видишь, у Иванова нет настроения, а такое бывает редко, – шутит Миша.
– Да уж, ходит тенью, просто сам не свой, – поддержал его Лис.
– Толик, – положил мне на плечо руку Лео, – не знаю, что там у тебя стряслось, но не бери ты так близко к сердцу.
Сначала я проигнорировал добрый совет приятеля. Мне очень интересно знать, кто теперь разгоняет Линде ее тоску и одиночество? Я переживал до самого вечера, а потом решил, что без Линды жить, разумеется, трудно, но можно.
Незаметно пришла суббота, я иду в увольнение, и поэтому я вспомнил о Линде, хотя с ней у меня больше ничего общего быть не может. Перед увольнением Веня спросил меня, куда я в увольнение собираюсь пойти. Я отмахнулся, сказав, что еще не решил.
– Симона, а у тебя есть девушка? – не отстает с расспросами Веня.
– Вот прямо сейчас еще нет, – лениво потягиваясь, ответил я.
– Так пойдем с нами на дискотеку в дом офицеров! Там танцы классные, и большое разнообразие выбора. Хоть отбавляй! Это я о выборе, то есть о девушках, – и Веня тут же забросал меня ненужными подробностями. Он все приводит и приводит разные аргументы в пользу своей точки зрения. – Так что мы крутим лямуры не хуже твоего!
– Спасибо, друг, но меня как-то совершенно не привлекают те девушки, которые ходят в дом офицеров. Ну, то есть абсолютно!
Веня сначала замер с открытым в изумлении ртом, а потом запальчиво воскликнул:
– Симона, ты нас всех сейчас обидел, так и знай!
– Без разницы. Извини, Венечка, но слезы утирать тебе я не буду.
Ничего, кроме здорового смеха, Венина обида у меня не вызывает. Из умывальника донесся возмущенный голос капитана Туманова.
– Товарищи курсанты, это кто здесь курит? Идите курить в курятник!
– Где его найти, товарищ капитан? – доносится голос Мишки.
– Вон за окном, видите, русским языком написано «Место для курения». Это он и есть! Идите, а то сейчас последует наказание за наказанием!
Веня вернулся к прерванному разговору.
– Переборчивый ты, Иванов. Привередливый, я бы даже сказал.
– И тебе советую, – не без доли сочувствия сказал я.
– Брось! Пришел – увидел – отодрал! Победил, то есть. Зачем усложнять? Тебе это будет вообще несложно! Я вот с удовольствием могу констатировать, что девушки из ДОФа меня во всем удовлетворяют! Во всем! На все сто!
– Рад за тебя. Только каждому свое, понял?
КорС оттеснил Веню плечом, и тот послушно удалился.
– А ты все сознательно провоцируешь скандалы? Ты не просто исключение из правил, нет! Та просто аномалия какая-то, честное слово! Слушай, а на самом деле, ты, куда в увале идешь?
– Так я честно сказал, я действительно еще не решил, но у меня есть сильное желание вкусить одиночества.
– Понял, не дурак. Дурак бы не понял! Вижу, что тебе все параллельно, так что в дальнейшем разговоре смысла не вижу.
В увольнении я переоделся в гражданку и какое-то время в одиночестве блуждал по путанице улочек и переулков Старого города. Когда проголодался, направился в центр. У «Пельменной» Веня и Роза орут друг на друга, нисколько не стесняясь прохожих.
– Не иначе девушки не поделили? – сочувственно поинтересовался я у них.
– А ты чего по гражданке? – вместо ответа спрашивает Роза.
– Мне так больше нравится. Вы не ответили, из-за чего весь ваш сыр-бор?
– Из-за девушки, – все-таки ответил Веня.
– А вы подеритесь, – поддразнил я их. – В смысле – дуэль! Это сразу исключит любые дискуссии. Это ведь так просто. Думаю, что и девушке вашей понравится, что из-за нее курсанты дерутся. Или на худой конец вы просто спросите мнение девушки. Скорее всего, ваша девушка только этого и ждет. А вы, понятное дело, этого и не поняли!
Девушка, стоящая неподалеку, исподтишка глянула на меня. Роза смутился, а Веня состроил страдальческую мину. О том, чтобы выяснить свои отношения на кулаках, ни Веня, ни Роза даже не подумали, а жаль. Жаль в том смысле, что мне всегда было интересно узнать, кто из них победит в таком поединке.
– Есть еще один, так сказать, классический вариант, – заинтриговал я их, – как говорится, так не доставайся же ты никому! Что, тоже не подходит? Ну, извините за назойливость, я пойду. Не хочу вам мешать, – отеческим тоном говорю я. – Не скучайте!
Я вежливо поклонился и пошел дальше, как говорится, своей дорогой. Отходя, я услышал возмущенный Венин голос.
– Я недосказанностей не люблю, – взвешивая каждое слово, говорит Веня. – Ты, Роза – козел! Ты вообще пустое место!
Роза тоже не смолчал, и по улице поплыла цветастая абракадабра из оскорблений. Похоже, это только цветочки, а ягодки, надо полагать, еще впереди. Вне всякого сомнения, их девушка явно заигралась и не прерывает этот спектакль, получая от него садистское удовольствие.
Из увольнения я вернулся раньше Вени. Когда появился наш неиссякаемый фонтан красноречия, всем в глаза бросился свежий яркий синяк под его левым глазом. Взводный, увидев эту картину, вскричал:
– Курсант Нагорный, вы что, с девушкой подрались?
– Почему с девушкой? – опешил Веня. – Я побился с Юлькой. В смысле, с Розой.
– Как? С двумя девушками? – смеется взводный. – И вам не стыдно? И это называется курсант второго курса СВВПСУ?
– Ну, ты, Веня и лопух! – покачал головой я.
Лис выразился еще грубее.
– Это еще почему? – огрызнулся Веня.
– Сейчас поймете, – пообещал взводный. – А где у нас курсант, как его? Розовая Юлька? Курсанты Нагорный и Розовский объявляю вам по одному наряду вне очереди. Есть необходимость объяснить за что? Старшина роты – на контроль.
После того, как взводный отбыл в канцелярию роты, Веня спросил у меня:
– А почему ты меня лопухом обозвал?
– Потому что нечего товарища сдавать. Сказал бы, что с гражданским каким-нибудь подрался. И всего делов!
Так что теперь Веня мало того, что в увал не пойдет, пока синяк не сойдет, так еще и внеочередной наряд оттащит на пару с Юлькой.