Борзый минус. Главы 41-50

Анатолий Гончарук
Пересдача
Сегодня у нас первый учебный день в самом училище. С утра целый смех (по меткому определению Вени): мы ведь еще не знаем, где какой учебный корпус находится, где какая кафедра, где какая аудитория, где преподавательские и так далее. Впрочем, все наши страхи оказались напрасными: везде нас будут водить на занятия командиры взводов. Оказалось, что два учебных корпуса находятся через дорогу от наших казарм, но перейти туда можно по подземному переходу. Этот факт многих курсантов сильно разочаровал, так как они мечтали, что будут ходить туда на занятия по улице среди гражданских, и в том числе, среди девушек!
После обеда я отпросился у взводного и пошел на кафедру тактики, благо она находится рядом с нашей казармой, прямо за тем чипком, где пекут и продают фирменные училищные булочки. Я, заглянув в кабинет, увидел преподавателя. Он в это мгновение стоял у шкафа, спиной ко мне, перебирая книги.
– Товарищ подполковник! Курсант Иванов прибыл для пересдачи своей неудовлетворительной оценки! – браво доложил я преподавателю – подполковнику Огареву.
– Прибыл – это хорошо, – обернулся ко мне преподаватель и от удивления остолбенел, – а что это у вас?
– Так, пехотная лопатка.
– Для чего, позвольте узнать? – широко улыбнулся подполковник Огарев. Улыбка у него открытая и приятная, такая улыбка должна нравиться женщинам. – Не иначе пугать меня вздумали?
– Так…, – растерялся я, – окоп рыть на оценку!
– Где? На клумбе? – рассмеялся преподаватель. – Любите традиционное решение проблем? Присаживайтесь, Иванов, вот вам лист бумаги, карандаш и линейка. Изобразите мне такой окоп, который вы должны были выкопать, но не вложились в установленное время.
Я нарисовал, с черчением и памятью у меня все в полном порядке. Преподаватель скептически осмотрел мой чертеж и отметил:
– Что ж, все отлично, и нарисовано грамотно, и размеры правильно указаны. Этого достаточно, вам отлично! Можете идти!
И я вышел из аудитории в недоумении и направился в чипок, чтобы отметить пересдачу неудовлетворительной отметки. Потом пошел в художественный фонд библиотеки, чтобы записаться в нее и выбрать, что-то почитать, тем более, что меня так рано никто в роте не ждет. Вернувшись в роту, я доложил взводному, что двойку свою я исправил, и теперь у меня «пять». Взводный, обычно очень скупой на похвалу, на этот раз меня даже похвалил.
– Молодец! А  где ты окоп рыл?
– Здесь недалеко, – серьезно сказал я, и неопределенно махнул  рукой.
– Нет, лучше все-таки с первого раза все хорошо сделать, чтобы не переделывать! Как считаешь? Тем более что ты сержант, а это значит, что ты должен быть примером и образцом для всех, вот так! Так что держи меня на контроле. Тьфу! То есть, конечно, наоборот, я буду держать тебя на контроле!
А я подумал о том, что если бы знал, что пересдать будет так просто, то и не напрягался бы там – в поле. Все равно ведь была бы двойка, зато я бы себе значительно упростил задачу. С этими мыслями я и вышел из канцелярии роты.
– Товарищ Иванов, – радостно встретил меня в кубрике КорС, – ну-ка, блесните своей эрудицией, если, конечно, сможете! Итак: первый цветной советский фильм, ну? Время пошло!
Я сосредоточился, но вспомнить не могу. Королев это прекрасно видит и, ликуя, предлагает:
– Вы не стесняйтесь, товарищ Иванов, не стесняйтесь! Не могли бы вы озвучить свои мысли по этому поводу? По вашему виду видно, что они у вас все-таки есть!
– В 1925 году, – начал я послушно озвучивать свои мысли, – вышел на экраны фильм Сергея Эйзенштейна «Броненосец «Потемкин». Режиссер лично кисточкой на кинопленке флаг, который подняли на корабле восставшие матросы, раскрасил в красный цвет.
– Но это единственный, так сказать, цветной кадр в фильме. Вряд ли можно считать этот фильм цветным, – не может нарадоваться КорС, и торжественно заканчивает. – Первым настоящим цветным фильмом, снятым на многослойную цветную кинопленку стал фильм о параде Победы 1945 года! Экзаменационная комиссия в лице меня ставит вам два! Два!
Два, так два. Не мог я ответить на этот вопрос и все тут. Я пошел к своей тумбочке. На подоконнике, Дима с остервенением пилит тупым ножом листок бумаги. От удивления я офонарел и у меня, что называется, глаза на лоб полезли.
– Что это с ним? – вполголоса спрашиваю я у Миши, кивая на Диму.
– Ювелирная резьба по таблеткам, – серьезно ответил тот.
Только после его слов, присмотревшись, я заметил, что Дима пилит не бумажный лист, а очень-очень маленькую таблетку. Оказывается эту миниатюрную таблетку ему нужно разрезать на четыре части!
– Удачи, – хмыкнул я, заметив, что Дима уже превратил в порошок несколько таблеток.
– Нет бы, взять и помочь, – обижено проворчал Дима.
– Чего захотел! – смеется Веня. – Чтобы наш командир отделения за него его работу сделал! Да вы, товарищ Снигур, просто наглец!
– Думаешь, что таким тупым ножом у меня получится лучше? – улыбаясь, миролюбиво спрашиваю я у Димы, не обращая внимания на слова Вени. – Что-то я сильно в этом сомневаюсь.
– Хотелось по-быстрому, – говорит Дима, и предпринимает очередную попытку разрезать таблетку. Но не тут-то было, и на это раз все его усилия тоже оказались тщетны. Очередная таблетка тоже превратилась в пыль. Дима тяжело вздыхает и отправляется на поиски более острого ножа.
А я после этой пересдачи сделал для себя важный вывод – не все в учебе так, как должно быть. Но я даже не представлял, сколько сюрпризов ждет меня впереди на дороге знаний. Мне еще только предстояло узнать, что «должно быть» и «есть» это далеко не одно и то же. Дима вернулся с остро наточенным ножом и за минуту без особого труда аккуратно разрезал оставшиеся таблетки на требуемые четвертинки. КорС не смог удержаться, чтобы в очередной раз не съязвить.
– Вот, – довольно говорит Королев, – когда нет ни собственной смекалки, ни сообразительности, обращайся к товарищам. В смысле, к товарищу Иванову, а он всегда поможет. Добрым советом!
– КорС, – недобро говорит Дима, – от тебя и доброго слова не дождешься, не то, что доброго совета. Так что сделай хоть что-то доброе.
– Например, что? – с издевкой спрашивает КорС.
– Например, заткнись. Сам. По добру, по здорову. Это будет очень доброе дело. Или ты в принципе не способен ни на что доброе?
– Способен, способен, – заверил Королев и замолчал. Дима так же, молча, отодвинул его плечом, и ушел возвращать нож. Королев хотел, было, возмутиться, но сдержался.
– Что, «добряк», – подмигнул ему его командир отделения Миша Кальницкий, – не такое это простое дело – молчать, да?
В ответ КорС только что-то невнятно пробормотал. Тут в ротное помещение спустился Лысый, который командир роты. Так многие курсанты называют его за глаза.
– Тридцать третья рота! – громко командует он. – Получить противогазы и выходи строиться на развод на самоподготовку.
– Товарищ капитан, – обратились к нему сразу все замкомвзвода, – а зачем нам на самоподготовке противогазы?
– А затем, что по средам у нас в училище происходит химтренаж. Будете заниматься в противогазах.
– Это как? – ахнул Ежевский.
– Обычно. Сначала пять минут, через пару недель – десять минут, и так постепенно дойдете до часа.
– Лучше же без них? – стенает Ежевский.
– Несознательный вы, товарищ сержант, – то ли шутит, то ли серьезно говорит ротный, – а если война? А вы такие изнеженные, что не можете долго находиться в противогазе? Нет, товарищи сержанты и курсанты, химтренаж это забота о вас, чтобы в условиях реального применения химического оружия вы могли выжить и выполнить боевую задачу. Так что получать противогазы и на построение!
На сампо было смешно, так как заниматься в противогазах невозможно, а просто сидеть, молча, скучно. Поэтому все дурачились, кто во что горазд. Кстати, выдержали мы не по пять минут, а по пятнадцать.
Весь вечер Королев потом упрямо молчал. Когда вся рота уже спала, он вдруг шумно, то ли вздохнул, то ли всхлипнул.
– Серега, чего это ты? – оторвал голову от подушки Лис.
– Чего-то не спится, – ответил КорС. – Да ты спи, спи. Извини, если я тебе сон перебил.

Самый первый «увал»
«Увал» на курсантском сленге означает городское увольнение. Когда мы находились в летнем лагере в Перевальном, нас в увольнения не отпускали. И вот в училище нам предстоит впервые идти в городское увольнение. Мы стоим на строевом плацу празднично одетые, то есть в парадно-выходной форме вне строя – в ботинках. Ротный проводит инструктаж увольняемых в городское увольнение.
– Товарищи курсанты, вы держитесь, первые разы группами, – наставляет нас ротный, – чтобы не заблудиться. Далеко не отходите, ориентируйтесь вон на здание ДОСААФ, его издалека видно, на осветительные вышки стадиона «Таврии». Кто-нибудь из вас знает город?
– Прямо детский сад, – ухмыляется Рома. – Вроде трудно спросить у прохожих, как доехать до военного училища! Тем более училище в городе одно!
– Если познакомитесь с девушками, то свидания на первое время назначайте у танка, – рассказывает ротный. – Он стоит в сквере напротив главпочтамта, его вы все найдете, так как будете звонить домой, да и добраться до него легко. А вообще, лучше в увольнении с незнакомыми людьми не знакомиться. Шутка!
– И еще, – добавляет мама Жора, – послушайтесь доброго совета – знакомьтесь со студентками медицинских и педагогических учебных заведений. Во всяком случае, они раз в год обязательно проходят медосмотр. Так что неприятных сюрпризов от них будет меньше!
– Знакомьтесь с медиками и…
– Младший сержант Кальницкий, не пошлите, – перебил Мишу взводный. – Смирно!
Это к строю увольняемых нашей роты подошел комбат. Он придирчиво осмотрел нас и сказал, обращаясь к нашему командиру роты, указывая рукой на Молодова.
– Товарищ капитан, а почему у этого курсанта морда не по Уставу? Почему у него щеки шире козырька фуражки? В увольнение в таком виде идти никак нельзя. Вы меня поняли?
Батя разочаровано вздохнул. После того, как комбат отошел, он с надеждой спросил ротного.
– Товарищ капитан, а если я перешью более широкий козырек? Или быстро одолжу в роте у кого-нибудь из курсантов другую фуражку?
– Товарищ курсант, – сдерживая смех, ответил ротный, – выйти из строя. Переодевайтесь и займитесь спортом, чтобы щеки стали меньше! Курсант Иванов, это ваш подчиненный? В увольнения его больше не записывать, пока не похудеет. Понятно? Вот и славно!
Как бы там ни было, но в увольнение мы пошли группой из трех человек: я, Рома и Литинский. За КПП от нашей группы отделился КорС. Навстречу ему идет мама Жора.
– Курсант Королев, а вы почему сам?
– Товарищ старший лейтенант, мне и со своими тараканами не скучно, зачем мне еще чужих развлекать?
Мы посмеялись, но тратить время на КорСа больше не стали. Девушки при нашем появлении ведут себя по-разному. Кто прячет глаза от курсантов, кто смотрит с вызовом или призывом, а кто с откровенным пренебрежением.
– Куда сначала пойдем? – первым спросил Антон и вопросительно уставился на меня. Похоже, они оба отдают мне пальму первенства, но, несмотря на это, ответил Антону не я, а Рома.
– В «Пельменную», куда же еще? – удивился Рома, как будто других вариантов и не существует.
Недалеко от кинотеатра имени Шевченко (по ходу мы узнали, что еще в далеком 1911 году в этом здании находился синематограф), мы услышали незнакомую музыку. Любопытство на какое-то время взяло верх над аппетитом, и мы подошли посмотреть, послушать. Четверо подростков играют свою собственную музыку и поют песни своего сочинения на крыльце какого-то дома. Мы с интересом слушали, а потом Рома поинтересовался, куда бросать деньги. Музыканты несказанно удивились и обиделись.
– Да вы что? Мы же для души играем!
В «Пельменной» на улице Пушкина (на Пушкаре, как говорят курсанты), мы взяли по две двойные порции пельменей, ничуть этим не удивив буфетчицу. Поев, вышли на улицу.
– Мы покурим за углом, – сказал Рома, – чтоб на тебя дым не шел, а то ветер.
Напротив меня остановились две девушки и стали меня громко обсуждать, бесцеремонно разглядывая меня.
– Ты только посмотри, какой взрослый мальчик!
– Да, обрати внимание на его взгляд. Он такой прямой, открытый, уверенный, но не наглый.
Не знаю, чем бы все это закончилось, так, как подъехал милицейский «Луноход».  Из него выбрались два милиционера, по виду из «черной сотни». Младший сержант милиции, широкоплечий и широкогрудый, но ростом на полголовы ниже меня отчетливо произнес.
– Товарищ курсант! Ну-ка, подойдите ко мне!
На его обращение я не обратил никакого внимания и повернулся к нему спиной.
– Товарищ курсант! Ко мне!
Я снова проигнорировал его требование. Интересно, чем это у нас закончится? Нервный, какой оказался этот юноша в милицейских погонах.
– Товарищ курсант! В военные уже что, глухих стали набирать? Я сказал ко мне! – бесцеремонно говорит мне милиционер.
– Вы ко мне обращаетесь? – подчеркнуто вежливо осведомился я. Стало ясно, что добром это не кончится.
– А то к кому же? Здесь нет других курсантов!
«То-то ты такой смелый. Было бы нас трое-четверо, тебе бы, небось, и в голову не пришло тронуть меня», – подумал я, но вслух ничего не сказал. Несколько зевак остановились и с интересом следят за дальнейшей развязкой событий. Милиционер требовательно повторил:
– Товарищ курсант, ко мне!
– Любопытно, с какой такой радости? – невнимательно ответил я.
– Я вам приказываю, – недовольство все отчетливее проявляется на лице блюстителя порядка, который я не нарушал вовсе.
– А кто вы такой, чтобы мне приказывать? – притворно удивился я. По всему видно, что развязки ждать развязки осталось недолго.
– Я милиционер! Начальник патруля, – совершенно не понимая, что происходит, мент совсем потерял душевное равновесие.
– И что? Разве я что-либо нарушаю? Был бы здесь военный патруль, я бы еще поговорил, а так…, – и я снова демонстративно повернулся к родным милиционерам спиной, – какой-то клоун в милицейских погонах.
– Да чего с ним разговаривать? – раздалось у меня за спиной. – Вяжи его! В отделении с ним по-другому поговорим!
Два милиционера, навалившись сзади, стали выкручивать мне руки за спину. Фуражка упала с моей головы, и покатилась по тротуару. В этот самый момент из-за угла появились Рома и Антон.
– Ну, ни ха себе! – удивился Рома, и без лишних слов двумя ударами свалил обоих ментов.
– Спасибо, Ромчик! Сочтемся как-нибудь, – пообещал я.
Из кабины милицейского УАЗа выскочил третий мент, комплекцией не уступающий Роме, а водитель что-то скороговоркой закричал по рации. Пока я поднял и отряхнул свою фуражку, с двух сторон подъехали еще два милицейских УАЗа. Ретироваться без драки не получилось, так как Антон уже держится за разбитый нос, а Рому крепко держит третий мент из первого УАЗа. Во всяком случае, Рома пока сам вырваться не смог. Я сильно ударил носком ботинка мента в коленную чашечку, и он, отпустив Рому, с воем схватился за колено. Подоспевший Антон, с кровью на лице, ударил ногой своего обидчика в голову, свалив представителя родной советской милиции на асфальт.
– Даем деру! – крикнул Литин, размазывая носовым платком кровь по своему лицу.
– Бежим! Быстрей, – рыкнул Рома, и мы понеслись по улице, сжимая в руках свои фуражки, чтобы не потерять их. Дело в том, что фуражки подписаны, и по ним ничего не стоит нас найти. В витрине магазина, мимо которого мы пробегали, я успел заметить, что за нами следует один УАЗ, и бегут три милиционера.
Долго ли, коротко ли мы бежали, но вот перед нами показался высокий забор, и мы через него сходу перемахнули и на секунду обомлели. На ярко освещенном крыльце курят менты, а над их головами красуется вывеска «Областное управление МВД по Крымской области». Мы бросились бежать в сторону выезда, а курящие милиционеры хохотали и улюлюкали нам вслед. Вдруг смех, свист и улюлюканье разом прекратились – это через забор стали перелезать преследовавшие нас менты. Завыли сирены новых патрульных машин.
Проходными дворами и подъездами, в незнакомом городе нам все-таки удалось избежать встречи с блюстителями порядка.
– Волка ноги кормят, а зайца спасают, – пошутил, отдышавшись, Антон.
– Толик, а ты молоток, – оценил Рома. – Мы с Антоном одноклассники, все друг о друге знаем, проверены не раз, но ты тоже молодчина! А чего они от тебя хотели?
– Кто их знает? Похоже, просто власть свою хотели показать.
– А, ну тогда по заслугам и получили. Драться где научился?
– В основном, на улице. Когда жил в старом дворе, то дрались улица на улицу с пацанами из соседних пятиэтажек и частным сектором, а то и против всех одновременно. Переехал в другой дом, так там со всем Заречьем враждовали. Так что опыт имеется.
– Это хорошо, это надо уметь. И как, вы всегда побеждали?
– По-всякому бывало, на войне, как на войне. Иногда ведь и совсем без правил бывало.
– Как это? – еще больше заинтересовался Антон. Он уже умылся у колонки, попавшейся нам во дворах, которыми мы шли.
– Иду я однажды в школу на факультатив по истории, а навстречу человек надцать зареченских. И свернуть некуда – дело зимой было, а она снежной выдалась: сугробы слева, сугробы справа. Я встал прямо в сугроб, и все-таки один зареченский наклонился и толкнул меня плечом. И сразу: «Ах, он еще и толкается!», ну, и понеслась. С ног сбили быстро – скользко. Я свернулся в клубок и только пытался прикрывать голову и пах.
– Как не убили-то? – удивился Рома. – Ведь в такой ситуации каждый норовит врезать посильнее?
– Повезло, там недалеко секция классической борьбы была, и как раз после тренировки ребята вышли, а среди них двое из нашего дома. Глянули они, и один из наших говорит: «Смотрите, куртка как у Толика». А мне папа из Чехословакии привез кожанку – вся в железе: замки, кольца, заклепки, второй такой ни у кого не было. Второй сказал: «Точно, это Толик и есть!» Вот эти борцы и отбили меня. Домой им меня на руках тащить пришлось – меня так отметелили, что на ногах не держался. На следующий день я весь сине-зеленый был. Пришел в школу, а первый урок наша классная руководительница вела. Поздоровалась она, мы ответили, и стали садиться. Все быстро сели, а у меня все тело болит, и я садился значительно медленнее остальных. Классная это заметила и ахнула прямо. Нужно было видеть ее глаза! И она меня  отпустила с уроков – зализывать раны.
– Наш человек! – улыбнулся Рома. – Знаешь, нам тоже по-разному приходилось. Ладно, давайте как-то до училища добираться.
В училище мы вернулись заранее и без приключений. А на следующее утро на разводе выяснилось, что не мы одни имели конфликт с милицией. Стоя на трибуне, генерал сообщил, что были зарегистрированы четыре драки милиции с «минусами», то есть с первокурсниками.
– Мы получили письмо из милиции…
– Пишут, значит? – громко хмыкнул Батя, вызвав смех.
– МВД сейчас подчиняется министерству внутренних дел, а не министерству обороны, но и мы им не подчиняемся, – шутит Рома. 
– Товарищи курсанты, если встретите на улице полковника или подполковника милиции, – инструктирует курсантов начальник училища, – можете отдать им честь, пусть им будет приятно. И все!
Все курсанты дружно посмеялись его шутке.
– А если «черная сотня» снова будет приставать? – выкрикнул кто-то из строя нашего батальона, вызвав всеобщее оживление.
– Мне показалось, что вы уже знаете, как поступать в такой ситуации, а? – лукаво улыбнулся генерал, вызвав новый приступ смеха. – Начальник УВД пообещал мне, что без надобности их патрули военных трогать больше не станут. Да и не их это компетенция, для нас есть военная комендатура гарнизона и военные патрули. Вы только постарайтесь не давать повода милиции, хотя, впрочем, им и повода не надо, – вздохнул начальник училища.
Мы вчера и так получили эстетическое наслаждение от встречи с ментами, и сейчас вот с искренним восторгом слушаем нашего генерала. Было очевидно, что он всецело на нашей стороне и в обиду нас не даст.

Герои сказки
С караула по охране Боевого Знамени училища мы сменились последние со всей роты. Пока мы сдали оружие и переоделись с парадной формы для строя в повседневную, рота уже вернулась с ужина. Мы ужинали отдельно, а когда вернулись в расположение, то я обратил внимание на то, что Миша Кальницкий оживленно рассказывает о чем-то. При этом он размахивает руками.
– И мне расскажите, что тут стряслось?
– Второкурсники не хотели нам наряд по посудомойке сдавать, когда мы вчера заступали. Немытой посуды – гора, и до ужина рукой подать! И полы не мыты, а они пытались нас нахрапом взять, мол, «минуса», а ну, шуршите!
– И как разошлись?
– Как обычно: встали стенка на стенку, и мы им выдали по первое число! Ты бы видел: и посудомоечная машина, и стены, и полы – все в их крови было! Так что они быстро вымыли все, как положено! Не на тех напали! Жаль, тебя там не было! – закончил свое повествование Миша.
– Это точно, я бы там был не лишний, – усмехнулся я.
– Слушай, – вспомнил Миша, – а ты что, на ужин ходил?
– Конечно. Знаешь, как есть хотелось?
– И как, удалось заморить червячка? – лукаво улыбаясь, спросил Миша.
– Если честно, то я бы еще чего-нибудь перекусил, а что?
– Мы о тебе заботу решили проявить! Я по себе знаю, в войсках ходил, что на «Знамени» самый нервный и утомительный караул. Короче говоря, загляни в свою тумбочку, – закончил и самодовольно рассмеялся Миша.
Я заглянул, и «забота» мне пришлась по душе и по вкусу: почти целый лагун жареного мяса с луком, свежий хлеб и масло. Чай я сам заварил и позвал:
– Лео, Зона, Рома, Дима, идите доппаек есть!
– Ух, ты, – жадно втянул носом запах мяса Лео. – Откуда?
– Кальницкий принес. Не знаю, как вы, а я уже начинаю, есть, пока слюной не захлебнулся! Угощайтесь. Эй, Зона, без фанатизма! Ты здесь не один!
Несмотря на обжорство Зоны, порции все равно были большие, не идущие ни в какое сравнение с положенными нам по нормам довольствия. Так что наелись мы вволю. После команды «Отбой!» рота улеглась и уснула, как никогда быстро. Только дневальные тихонько переговаривались между собой. Засыпая, я услышал, как в спальное помещение вошел старший лейтенант Туманов.
– А ну ложитесь спать, – сказал он дневальным, – а завтра хоть всю ночь разговаривайте!
– Да мы в наряде, – рассмеялись дневальные по роте.
– А, ну тогда другое дело. Отставить разговоры! А кстати, курсант Скачков, а почему у вас штык-нож с правой стороны? Немедленно приведите себя в порядок!
На этой мажорной ноте я хотел уснуть и не слушать, о чем там взводный продолжает разговаривать с нарядом по роте, но не вышло.
– Товарищи курсанты, – вспомнил вдруг старший лейтенант Туманов, – я забыл сообщить вам, что в следующую пятницу у нас будет встреча с двумя участниками Великой Октябрьской социалистической революции. Один из них даже был в числе штурмовавших Зимний дворец.
От этой новости голова идет кругом. Надо же, есть еще живые участники тех героических событий! Вася в порыве чувств сказал:
– Лично для меня участники революции – это герои сказки!
Многие готовы разделить его мнение. Так что встречи с героями сказки ждали с нетерпением. И вот пришла долгожданная пятница. Однако перед тем как идти в зимний клуб, наш батальон построили на плацу. Точнее строили нас поротно в две шеренги. Комбат обходит строй, осматривает курсантов, и время от времени показывает пальцем то на одного, то на другого курсанта. Их тут же записывают в какой-то список. Все это мы наблюдали из окна казармы. Наконец, дошла очередь до нашей роты.
– Вот этот. Как его фамилия? – остановился комбат напротив меня.
– Курсант Иванов, – доложил ротный, – но, товарищ майор, он командир отделения.
– Ничего страшного, – улыбнулся комбат, – записывайте.
Они вместе с ротным прошли весь строй нашей роты до конца, вернулись обратно, но больше так никого и не записали.
– Товарищ майор, – сам предложил ротный, – посмотрите, какие здоровяки у нас есть.
И показал рукой на нашего Журавлева и Аношкина из первого взвода. Аношкин, пожалуй, еще здоровей нашего Ромы будет. Он голубоглазый блондин, так что ему уже прочат славу первого бабника в нашей роте.
– Нет, – категорически ответил комбат, – мне нужны бойцы, а эти двое увальни, сразу видно, медлительные и добряки. Нет, они решительно не подходят. Вот этот, – комбат кивнул в мою сторону, – как его? А, да, Иванов! Как это я мог забыть, ведь на них вся Россия держится! Иванов хорош! У него, сразу видно, характер, воля, напор, агрессивность, настойчивость, злость. В нормальном понимании злость. Вот такие курсанты мне и нужны.
– Интересно, – прошептал Веня, – где это нужны такие злые и агрессивные курсанты?
– Может, это отбирают тех, кто лейтенантами попадет в воздушно-десантные войска? – с завистью предположил Вася. – И их уже с первого курса начнут готовить по отдельной программе?
В блестящем мозгу Васи всегда вскипают какие-то идеи. В основном, бредовые. Так вышло и на этот раз. Проза жизни и на этот раз оказалась намного проще. Это комбат собирает сборную команду батальона по перетягиванию каната! Только и всего. После того, как комбат осмотрел курсантов 34-й роты, батальон, наконец, завели в зимний клуб. Когда мы расселись в кресла, замполит батальона объявил торжественное собрание, посвященное 68-й годовщине Великой Октябрьской социалистической революции, открытым. Свои места в президиуме заняли начальник политотдела с заместителем, наш комбат и замполит батальона. После этого пригласили и представили двух участников революции.
Когда на сцену вышли два сухоньких старичка с орденскими планками, зал взорвался аплодисментами, переходящими в бурные овации. Безо всякой команды батальон поднялся и аплодировал стоя. Один дедушка был гладко выбрит, другой с пышными буденовскими усами. А так они были похожи: оба среднего роста, худощавого сложения, седые и с выцветшими от времени глазами. Безусый держится несколько надменно, зато буденовец оказался простым, веселым и словоохотливым.
– Какое образование? – усмехнулся в седые буденовские усы дедушка на вопрос замполита батальона. – У меня классическое образование революционера – ЦПШ и ВПШ. ЦПШ это церковно-приходская школа, а ВПШ – высшая партийная школа. А свой путь в революцию я начал с каторги…
Буденовец ходит с тросточкой, но при этом всячески бодрится и держится молодцом. Лично мне он понравился и запомнился гораздо больше, чем его надменный товарищ. Кстати и рассказы его оказались самыми заурядными. От историй, рассказанных надменным ветераном, лично у меня осталось стойкое ощущение, что они почерпнуты из отечественного кинематографа. Хотя, может, это кино было снято по историям таких вот людей? Поди, теперь, проверь!
– Такой важный сидит, – громко недоумевает Дима, оглядываясь на ребят нашего взвода, словно ищет поддержки. – Мне кажется, надо быть проще.
– Мне он тоже не внушает доверия, – шепнул КорС Диме.
О! Оказывается, не одному мне показались рассказы безусого революционера сомнительными, что ли.
– Товарищи курсанты! – напутствовал нас на прощанье буденовец. – Учитесь отстаивать то, во что верите!

Половая жизнь
Суббота. Закрепленная за нашим взводом территория уже убрана, курсанты моют полы в спальном помещении,  я сижу на подоконнике у своей кровати и болтаю ногами.
– Иванов, вы у нас лодырь! Хорошо устроились, прямо обзавидоваться можно, – незлобиво шутит Веня, белозубо улыбаясь на весь кубрик нашего взвода.
– Нет, – беззаботно отвечаю я, – я у вас сержант. – Мойте, давайте.
– А вы тут вроде и ни при чем, да? Зачем тогда вы здесь, а не в чипке, например?
– Потому что за вами глаз да глаз нужен, – объясняю я.
– Интересно, вы, когда вы школе дежурили по классу, полы мыли?
– Нет, ни разу, – вызвал я оживление в зале, то есть в кубрике.
– Как же это вам удавалось? – Веня явно обрадовался возможности покалякать и немного отдохнуть.
– Я дружил  с двумя младшими девочками из одного класса, и они все годы мыли полы за меня.
– И как это было? – оживился Лео, оторвавшись от мытья.
– Просто приходил с утра к ним в класс и говорил: «Я сегодня дежурю». И все, они приходили после уроков и мыли полы, а я вот так же сидел на подоконнике и болтал ногами!
– Ну, вы и наглец, – восхищается Лео, и остальные курсанты придерживаются такого же мнения.
– Неправда ваша, я скромный, робкий и застенчивый.
Оставив работу, все, кто слышал мои слова, весело смеются.
– Точно, – громче всех хохочет Валерка Леонтьев. – Иванов-то у нас застенчивый, доверчивый, незлобивый и робкий!
В кубрик заглянул командир роты, но увидев, что все идет как должно быть, сказал: «Пообщайтесь, все равно служба идет».
– Мои одноклассники любили дежурить со мной, – вспоминаю я. – Я их всегда после уроков домой отпускал, и им не приходилось убирать в классе. Однажды директор заглянул после уроков в наш кабинет и не понял, в какой класс он попал. «Иванов! Ты что здесь делаешь?» – передразнил я мимику и интонации директора. – «Дежурю!», – отвечаю я. «А они что здесь тогда делают?»  «Они мне помогают!» Директор покачал головой, обронил: «Ну, и ну!», – и ушел восвояси.
– Портфели им по очереди носил? – серьезно спрашивает Батя.
– Нет, я вообще девочкам портфели не носил, – продолжаю я охотно живописать, с удовольствием вспоминая дела не слишком давно минувших дней, заново переживая неповторимую прелесть ушедшего детства. И тут же поделился одним из детских воспоминаний. – Они мне носили.
Сегодня мне уже и самому трудно представить, что это было так недавно и так давно, словно в другой жизни.
– Врешь! – не выдержал «замок». – Не может такого быть!
– Ей Богу, правда! И еще я не вырезал их имена перочинным ножиком на скамейках, партах и деревьях.
– Неужели они сами вырезали? – округлил глаза Вася.
– Нет, не вырезали. Чего не было, того не было, – смеюсь я.
– И чем ты их только берешь? – вдруг, не сговариваясь, в один голос спросили «замок» и Лео. – Это самая большая загадка природы! И как далеко зашла ваша… дружба?
– Да по-детски все: я их по попкам регулярно шлепал, на танцы на школьных вечерах приглашал, ландыши дарил. Один раз приписал им, что они металлолома больше сдали – я тогда его принимал. Ну, а они убирали за меня класс, вот, собственно, и все. Они были благодарны мне, а я им. Сейчас наши отношения мне самому кажутся смешными.
– Просто чудеса дипломатии! Мало того, что наглец, так ко всему еще и фальсификатор!
– Рота! Окончить уборку! Увольняемым в городское увольнение приготовиться к построению!
– Товарищ Иванов, – подошел ко мне КорС, преисполненный достоинства, – ну признайтесь, скажите прямо и честно, что вы все это выдумали.
Я, выждав время, сказал, – Нет, Сергей, все именно так и было.
– Только наш Иванов может позволить себе такое! Ты не просто наглец, ты – редкий нахал! Хотя слушать было очень смешно, – говорит «замок».
Я нисколько не обращаю внимания на выпады в свою сторону, я к этому привык еще в школе. Для меня очень важно, что думаю о себе я сам. Мнение остальных людей меня отчего-то волнует мало. Особенно мало волнует меня мнение Королева. Я уже давно заметил, что его особенно раздражает, если кто-то в чем-то лучше него самого.
– Какой уж есть! Кстати я не вижу в этом ничего плохого. И еще я, между прочим, в отличие от вас не снижаю интеллектуальный уровень будущих ваших жен!
– Это еще как? – обернулся ко мне, заинтересовавшись, КорС.
– Это же такие как вы в младших классах заигрываете с красивыми девочками тем, что бьете их портфелями по головам, а потом удивляетесь, отчего это красивые девушки такие дуры? Я так никогда не делал. А, ты, кстати, чего не торопишься в увольнение? У тебя ведь, насколько я знаю, свидание?
– А вдруг успею? И на всю жизнь! Прикиньте, да?
– Э-э, – вмешался в разговор Лис, – зачем так серьезно?
– Потому что я давно потерял способность наивно влюбляться, – вздохнул Королев каким-то своим, одному ему известным, нерадостным мыслям.
– Какой ты старый, оказывается! Ара ты за него не переживай, это он просто пудрит нам мозги. О, мама идет! Встречаем командира радостными улыбками!
Командир взвода не обратил на нас никакого внимания и важно прошествовал по каким-то своим делам. Зато ко мне, радостно улыбаясь, подошли Литин и Рома: «Вот, Иванов нас и выручит! Есть у нас во взводе богатенький Буратино!»
– Ошибаетесь. Денег в займы я не беру и не даю. Что, прогусарили уже все?
– Просто оказались на мели. Случайно, – шутит Лео.
– А я что тебе говорил? – грустно сказал Рома Литину. – Толик, зачем же так грубо и так сразу?
– Лучше сразу отказать, чем долго обещать, – шутит Батя.
Выручить товарищей, которые уже прокутили всю получку, вызвался Веня. Он радостно сообщил, что денег ему прислала Вишня. На недоуменный вопрос Литина, какая такая вишня, Веня так же радостно поведал, что пьяная, но в шоколаде!
– Рома, – зовет Журавлева Миша. – Запомни, настоящий друг не тот, кто с вечера наливает, а тот, кто с утра опохмеляет!
– Товарищи гусары, – насмехается Лео. – Вам пора! Кстати, отгадайте загадку: зеленое, лысое и скачет? Не знаете? Курсант первого курса СВВПСУ на дискотеке!
Повторюсь немного, вот и закончился парково-хозяйственный день, закончилось мытье полов в казарме, которое с легкой руки замкомвзвода второго взвода Назара Новоженца называют операцией «Балатон». Мы с Леонтьевым вышли за КПП-1, а там прогуливаются десятки девушек. То ли своих курсантов ждут, то ли вышли на «ловлю» новых кавалеров.
– Раз, два, три, четыре, пять, вышли мальчики гулять! – звонко прозвучал девичий голос из стайки из пяти или шести девушек.
Мы с Лео никакого внимания на этот призывный клич не обращаем. Мы идем в «Блинную». Вдруг Валера стал оглядываться. Я тоже оглянулся и увидел идущую по тротуару беременную женщину лет тридцати пяти: невысокую, темноволосую, с зелеными глазами. По виду рожать ей примерно через месяц. Живот у нее огромный, и идет она, как уточка, смешно переваливаясь с ноги на ногу. Больше ничего примечательного я не увидел, и поэтому спросил у Валеры, чего он там такого интересного увидел? Валерка ответил, что беременную женщину.
– И что? – не понял я и пошутил. – Она беременна от тебя, что ли?
– Нет, – вздохнул он каким-то своим мыслям, – просто нравится мне смотреть на беременных, а почему и сам объяснить не могу. Ладно, Толик, пойдем. Ты чего?
Пришла очередь и ему оглянуться: к управлению училища подъехали два рефрижератора. В кабинах сидели мужчины кавказской наружности.
– Ты чего? – снова спросил Леонтьев.
– Показалось, – беззаботно махнул я рукой, – пошли дальше.
– Показалось, что один из тех мужчин – папа того Мирзояна, который с нами был на абитуре?
– Значит, не показалось. Куда мы сейчас?
– В видеосалон на Пушкаре, там показывают новый фильм «Американский ниндзя». Артем уже посмотрел и очень хвалил!
Вечером, когда мы вернулись из увольнения, оказалось, что у нас во взводе, причем в моем отделении, пополнение. Новым курсантом стал тот самый Мирзоян, который из трех экзаменов два сдал на «два».
– Как же это так? – не смолчал Леонтьев. – Ты получил две двойки на вступительных экзаменах, один экзамен вовсе не сдавал, не был на КМБ,  к тому же мы уже месяц отучились, и ты вдруг курсант? Объясни-ка, пожалуйста!
– Э-э! – честно объяснил Мирзоян, лучезарно улыбаясь, – папа две фуры мандаринов привез, кто откажется? Ты бы отказался?
– Мандарины обладают свойством обходить законы? – серьезно спросил Вася.
– В больших количествах – да! – смеется Саркис.
Вася только беспомощно развел руками. Чему удивляться, ведь он думает, что в жизни все, как в книгах. Посмотреть правде в глаза Вася не торопится. Батя удивленно приподнял бровь, удивляясь тому, что Мирзоян оказался достаточно глупым, чтобы рассказать нам правду о своем поступлении. 
– Твердая валюта, ничего не скажешь. Я почти пожалел, что я не армянин, – пошутил Дима, хотя глаза его остались холодными.
– А как же военная присяга? – поинтересовался я у своего нового подчиненного.
– Вот, – протянул Мирзоян мне свой военный билет, – я ее сегодня принял в кабинете начальника учебной части.
Так нашего полку совершенно неожиданно прибыло. Непонятно только одно: если папа Саркиса привез две фуры мандаринов, отчего же для новых товарищей по взводу его сына не нашлось даже полкило этих самых мандаринов?

Закон службы
Сегодня с сержантским составом батальона, то есть с командирами отделений и заместителями командиров взводов, занятия проводит комбат. Старшин рот не привлекли, по-видимому, их считают уже достаточно грамотными, ведь они все уже служили срочную службу. Например, старшина нашей роты отслужил полностью и поступил в училище уже с гражданки. Командиры рот построили нас на строевом плацу, и комбат увлеченно просвещает нас.
– Наше сегодняшнее занятие призвано помочь вам, ближайшим помощникам офицеров, лучше ознакомиться с законами воинской службы, хорошо изучить свои обязанности, права и льготы. Разумеется, вы должны будете передать полученные знания вашим подчиненным – курсантам, – начал комбат свое выступление. – Вооруженные силы СССР, созданные Коммунистической партией во главе с Владимиром Ильичом Лениным, прошли славный героический путь, отстояв в жестокой борьбе с врагами завоевания Великой Октябрьской социалистической революции, свободу и независимость Советской Родины. Они надежно оберегают созидательный труд советского народа – строителя коммунизма.
– Толик, – шепчет Рома Журавлев, – а ты знаешь, что наш комбат тоже выпускник нашего училища?
– Почему тоже, – шучу я, – мы ведь с тобой еще не выпускники!
Ротный нам уже об этом говорил, так что я знаю. Поэтому удивляться тому, что комбат так лихо проводит политинформацию, не приходится. Единственное, что удивляет, так это то, почему это мероприятие названо занятием с сержантами.
– Неиссякаемым источником силы и непобедимости Вооруженных Сил СССР являются руководство Коммунистической партии, неразрывное единство с народом, преимущество социалистического общественного строя, советский патриотизм и социалистический интернационализм. Советская Армия и Военно-Морской Флот окружены безграничной любовью и заботой советских людей. Советское государство исходит из того, что пока сохраняется империализм, будет оставаться опасность агрессивных войн.
Я подумал, что теперь-то самое время вспомнить положения Конституции, касающиеся защиты социалистического Отечества и перейти к заветам Ленина советским воинам, как комбат неожиданно перешел к делу.
– Глубокие социально-экономические преобразования, происшедшие в жизни нашего общества, возросший уровень политического развития, общеобразовательной и технической подготовки советской молодежи, коренные изменения в оснащении войск новейшей боевой техникой и современным оружием предъявляют к воинской службе новые, повышенные требования.
– Знал бы ты, как я его боюсь, – признался Рома. – У меня прямо нервные мурашки ползут вверх по позвоночнику.
Я прыснул от этих слов, и комбат посмотрел на нас. В глазах его пылал такой огонь, что Рома похолодел. А из-за угла нашей казармы вышел собственной персоной наш начальник училища и направился к нам.
– Курсант, как вас там? Журавлев? – громко спрашивает комбат. – Вы чего это весь в веснушках? Беременный, что ли? Между прочим, то чем мы сейчас занимаемся – это не какое-то там безобразие, а целенаправленная работа! Обращаю ваше внимание на то, что, как вы знаете, в нашей стране сейчас идет перестройка, и требования к военной службе жестко ужесточаются! Так что лучше вам не говорить ничего, чем говорить этот самый! Смотрите, товарищ Журавлев, чтоб это было в последний раз! Это понятно? Тогда пошли дальше.
Комбату смешно от своих слов, но уже через минуту ему стало не до смеха.
– Батальон смирно! – во все горло выкрикнул я, так как из-за спины комбата к нам подошел начальник училища. Первой мыслью комбата было желание наорать на меня, но он оглянулся и увидел генерала.
– Товарищ генерал-майор, – начал он, но генерал не стал слушать его доклад.
– Товарищ майор, а что это у вас здесь происходит? Слова вы тут какие-то непонятные говорите?
– Провожу занятия с сержантским составом батальона! С ними, товарищ генерал-майор,  надо конкретно разговаривать: кто ты будешь и в чем окажешься, если этого не сделаешь.
– Ну-ну, – хмыкнул генерал и пошел дальше своей дорогой. – После окончания занятий с сержантским составом батальона – сразу ко мне в кабинет, чтобы я перед курсантами не спрашивал вас разные глупости, – на ходу бросил он.
– Есть! – бодро ответил комбат, а сам поскучнел настолько, что занятия вместо него дальше проводил, кстати, подвернувшийся под руку, старший лейтенант Туманов.
Вернулся комбат от генерала обогащенный опытом и злой.
– Иванов, – удивленно сказал ротный, – тебя комбат зачем-то к себе вызывает. Что ты там уже успел натворить? Впрочем, пойдем вместе, на месте и разберемся. Только ты там за словом в карман не лезь. Я хотел сказать, молчи. Понял?
Когда мы с ротным вошли в кабинет комбата, тот пристально посмотрел на меня, а потом сказал, нарушив неприятную тишину:
– Сынок, ты молодец. Ты правильно сделал, что подал команду «Смирно!» при появлении начальника училища. Скажи, а почему ты ее не сразу подал?
– Товарищ майор, я ждал, что команду подаст кто-нибудь из заместителей командиров взводов.
– Хорошо. Только не нужно надеяться на других. Может, они в другую сторону смотрят или решиться не могут. Так что в следующий раз ты не стесняйся, не жди, а заблаговременно подавай команду при появлении старших начальников.
– Есть! – спокойно и уверенно ответил я.
Ротный вышел из кабинета комбата довольный тем, что я не посрамил своей роты. В ротном расположении ко мне бросился Журавлев.
– Ну, что? Влетело?
– Напротив – комбат меня даже похвалил.
Было видно, что Рома почувствовал укол обиды, хотя не понимаю за что. Кто ему мешал первому подать команду?
– Да, – растягивая слова, сказал Рома, – в смелости тебе не откажешь.
– Да какая тут смелость? – поразился я. – Устав почитай.
– Не скажи. У многих при виде нашего генерала язык к горлу прилипает. И не только у курсантов. Я вот тоже собирался команду подать, но так и не решился.
– Выскочка, – негромко говорит Королев из третьего отделения. – Только то и делает, что с завидным постоянством плюсики в глазах начальства зарабатывает.
Остро запахло скандалом, и мне захотелось в отместку наговорить Королеву разных дерзостей и грубостей, но я сдержался и демонстративно повернулся к нему спиной, показывая, что его слова меня не задели, и что, ни он сам, ни его нападки не заслуживают никакого внимания. Уверен, что он все понял правильно.
– Что, КорС, – заметил Миша, – не удалось спровоцировать Иванова на скандал? А ты сам себе по морде дай! А, что? Все лучше, чем получить от Иванова!
– Другими словами, в этом случае, тебе это не так дорого обойдется, – поддержал Мишу Лис.
– Молодец, Толик, – негромко сказал мне Миша, – ты без слов и даже без кулаков утер нос этому зазнайке. Ты правильно поступил, учись держать себя в руках, пригодится, ведь лишние эмоции ослабляют волю. А Королева своим безразличием ты только еще больше разозлил. В целом он не плохой человек, и все-таки плохой. Найти ему какую-нибудь работу, что ли, чтобы он выплеснул свое неконструктивное зло? Трудотерапия еще никому не повредила.
– Значит, – улыбнулся я, – и КорСу она пойдет на пользу.
– Вот именно, – кивнул Миша и увел куда-то Королева.
Какую именно работу Миша нашел Королеву, я не интересовался, но последний исчез из роты, и появился только к ужину. После возвращения он был совсем не разговорчив и в мою сторону больше не смотрел. Но никто из курсантов сострадания к нему так и не проявил.
Тем временем успел отличиться Веня. Он увидел, что Рома наклонился, чтобы поправить койку нижнего яруса, на которой сидел, и запрыгнул тому не спину. Рома от неожиданности потерял равновесие и зарылся носом в кровать. Веня, чтобы не упасть, схватилося Роме за плечи и, падая, оторвал ему погон.
– Эх, – мечтательно говорит Рома, ощупывая погон, – руки бы тебе поотрывать!
– Курсант Веня, – смеется Лео, – а что это было?
– Хотел поиграть во всадников. Ну, бороться с другими парами.
– Я тебе не пара, наездник хренов, – ворчит Рома под дружный смех товарищей. – Не наигрался еще, не фиг было в военное училище поступать. Посидел бы еще год, другой в своей песочнице.  Накостылять разве тебе для профиликтики?
– Только попробуй, – пятится Веня.
– А кого ему боятся? – подливает масла в огонь Литин. – Тебя, что ли? Не тебе с этим «бивнем» силой мериться!
– А за меня подпишутся  Батя, Толик и КорС! «Бивни» нашего прохода круче всех других проходов! То есть, круче других «бивней!» В смысле, ни в одном другом проходе нет столько «бивней», – запутался Веня.
Все умирают со смеху, а Веня смешно таращит глаза. Проход, о котором говорит Веня, это проход между койками. В нашем проходе спят: Зона, Гарань, Батя, Веня, КорС, Лис, я и Володя Еременко. Мы трое, действительно крупнее многих других курсантов. Только вот за Веню никто так и не подписался.
Пол ночи Веня пришивал, отпарывал и снова пришивал злосчастный Ромкин погон. Закончилось все тем, что у Ромы терпение кончились, и он сам пришил свой оторванный погон.

Комсомольское собрание
                «Я шел нередко наугад,
                Ломая жизненный уклад,
                И кто-то промахам был рад,
                И что же?»
Л. Фадеев
Сегодня ни с того, ни с сего, объявили ротное комсомольское собрание. Обычно о таких мероприятиях нам известно заранее, даже объявление вывешивается в кубрике с повесткой дня.
– Чтобы это такое могло быть? – задумчиво спросил КорС.
– Думаю, что будем принимать новые соцобязательства, – высказал предположение Лео. – Прибежала какая-нибудь новая бумажка. Я хотел сказать приказ, вот и отрабатываем.
– Брось, мы уже приняли и без того непомерно высокие обязательства, – громко говорит «замок».
– А я думаю, что Леонтьев прав, – неожиданно поддержал его мысль Батя, – на носу ХХVІІ съезд КПСС, так что, идя на встречу съезду, все может быть. Так сказать, перепринятие повышенных обязательств в социалистическом соревновании.
– Зачем Родине наши и без того высокие обязательства? – недоумевает Королев. – Ладно, еще, если бы это исходило от нас самих.
– Как говорится, не спрашивай, что ты можешь сделать для своей Родины, – шутит Рома, – тебе и так об этом напомнят!
– Ладно вам, – миролюбиво говорит Третьяк, – это, то малое, что мы можем сделать для Родины. Тем более что пока речь идет только о принятии обязательств, а не об их выполнении!
Тут к нам подошел командир роты и небрежно спросил:
– Что, зацепились языками и никак расцепиться не можете?
– Мы слишком давно не виделись, – отшутился я.
– Иванов, сделай милость, не доводи меня до греха!
– Тут уж ничего не поделаешь, – шутит Лео, – если уж у человека есть чувство юмора, то его у него уже не отнимешь.
– Это точно, – хмыкнул ротный, – у нашего Иванова попробуй чего отнять, и особенно его чувство юмора! Товарищи курсанты, марш все на собрание!
Хотя собрание было ротным, на него пришел сам начальник политотдела училища и его заместитель, что говорит о важности мероприятия для отчета о проделанной работе. В аудиторию собрали всю роту, оставив в роте одного дежурного по роте. Так что теперь в зале негде яблоку упасть. Начальник политотдела лично начал  собрание, так сказать, предоставив слово самому себе. Кому приготовиться, начпо не сказал. Что ж, колхоз, как принято считать, дело добровольное.
– Товарищи! Мы вступили в решающий этап подготовки к XXVII съезду КПСС. Во всех трудовых и воинских кол¬лективах идет широкое, поистине всенародное обсуждение проектов важнейших документов, представленных Центральным Комитетом КПСС на утверждение партийным форумом, новой редакции Программы и Устава КПСС, Основных направлений экономического и социального развития СССР на 1986-1990 годы и на период до 2000 года.
Батя сидит с отсутствующим видом. Примерно так же выглядит и КорС. Думаю, что не ошибусь, если предположу, что у меня вид такой же равнодушный. Надо спрятаться за спиной Ромы, благо он сел передо мной.
          – В докладе на октябрьском Пленуме ЦК КПСС товарищ Михаил Сергеевич Горбачев специально подчеркнул, что вопрос о преемственности в развитии теории и программных установок партии – это вопрос о ее теоретической принципиальности и последовательности. КПСС не имела бы столь высокого авторитета в мировом коммунистическом движении, такого доверия советского народа, если бы она без должной ответственности относилась к собственным теоретическим выводам и политическим оценкам.
– О! – обрадовано шепчет Веня. – Бао уснул! Надо срочно командира взвода позвать! Пусть вмешается и наведет порядок!
Веня завидует Лехе, того с трибуны не видно и он может спать, не испытывая никаких угрызений совести.
– Как смешно, – насмехается Лео. – Сиди, молча, а то твое «остроумие», признаться, утомляет.
Начальник политического отдела училища что-то говорит о временных трудностях и отдельных недостатках, которым почему-то нет конца-края. Что ж, всему свое время. В последнее время я об этом стараюсь вообще не думать.
– Теперь мы лучше и точнее представляем пути совершенствования социализма, достижения на¬ми программной цели – коммунизма. В рабо¬те по совершенствованию своей программы партия исходит из ленинских положений о том, что критика отдельных программных пунктов и формулировок вполне законная и необходимая вещь во всякой живой партии.
А чтоб тебя! Начпо заметил все-таки, что я прячусь за спиной товарища и не очень внимательно слушаю его.
– Товарищ курсант, – обратился он безо всякого сомнения ко мне. Я даже почувствовал странную вину. Пришлось вскочить и, как положено, представиться.
– Вот-вот, вы. Товарищ Иванов, вы понимаете, что вы здесь нарушаете всеобщую гармонию? Готовьтесь выступить, а мы вас внимательно послушаем, не перебивая. Именно реалистический подход партии к осуществлению своих планов вселяет в каждого коммуниста, в каждого советского человека уверенность в том, что мы идем верным путем. Что ж, с первым вопросом покончили. Слово предоставляется комсомольцу Иванову.
– Давай, красномолец, – шепчет довольный КорС, оторвавшись от чтения журнала «Крокодил», – не подкачай! Не говори, что знаешь, а знай, что говоришь!
На лице начпо написано, что он собирается откровенно поиздеваться надо мной. Мама Жора испугался до паники, и его взгляд тоже мне ничего хорошего не обещает. Ну, это мы еще поглядим, не ждите сенсаций, товарищ полковник. Начальник политотдела с горячим интересом следит за мной.
– Успешное решение задачи ускорения со¬циально-экономического развития нашего об¬щества возможно лишь при всемерном повы¬шении роли человеческого фактора, «Только через хорошо продуманную экономическую стратегию, сильную социальную политику и целенаправленную воспитательную работу, взятые в их неразрывном единстве, – подчеркивалось на октябрьском Пленуме ЦК КПСС, – можно активизировать человеческий фактор, без которого не может быть решена ни одна из выдвинутых задач. Вопрос сегодня стоит именно так».
Мое выступление вызвало сильное недоумение у начальника политотдела, он откровенно разочарован, хотя должен был бы радоваться, что курсант первого курса так хорошо ориентируется в программных документах родной партии.
– Достаточно, – холодно оборвал меня начпо и так же холодно похлопал в ладоши. Но все-таки похлопал. – Слово предоставляется заместителю начальника политотдела…. Приготовиться командиру роты коммунисту Асауленко.
– Ну, Толик был бы не Иванов, если бы опростоволосился! – шутит Лео, обращаясь к Бате. Тот согласно кивает головой, и в подтверждение слов Лео говорит:
– Если есть талант, его ничем не испортишь! Я и не сомневался, что все будет именно так!
Мама Жора тоже заметно успокоился и в мою сторону теперь даже не глядит. Можно сказать, мое выступление прошло с большим успехом, и взводный не может этого не понимать.
– Основные задачи идейно-воспитательной ра¬боты, – начал зам начпо, – являются программой конкретной деятельности для нас – политработников армии и флота, важнейшего отряда идеологического фронта. Товарищ курсант, вы меня слышите? – обратился он к Лео, который смотрит в окно.
– Виноват, товарищ подполковник, – вскочил Лео и замер по стойке «Смирно!», – решил глядануть...
– Чего-чего вы решили? – поперхнулся то ли от удивления, то ли от возмущения начпо.
– Посмотреть, – поправился Лео.
– Формирование научного мировоззрения, – продолжил зам начпо, прервав диалог начпо и Лео, – трудовое воспитание, утверждение коммуни¬стической морали, патриотическое и интернациональное воспитание, атеистическое воспи¬тание, борьба с проявлениями чуждой идео¬логии и морали, со всеми негативными явлени¬ями, связанными как с пережитками прош¬лого в сознании и поведении людей, так и с недостатками практической работы в различ¬ных областях общественной жизни, с запаздыванием в решении практических проблем, борьба с буржуазной идеологией – таков широкий круг воспитательных проблем, которые нам необходимо решать. Мы активно выступаем за …
– И идем на … – негромко говорит Батя, пряча глаза.
Ротный говорил легко и непринужденно, просто и понятно.
– Партия последовательно проводит линию на воспитание и подготовку сознательных, высокообразованных людей, способных как к физическому, так и умственному труду, к активной деятельности в народном хозяй¬стве, в различных областях общественной и го¬сударственной жизни, в сфере науки и куль¬туры. Партия будет неустанно заботиться о кадрах офицеров-политработников, об укреплении и раз-витии материальной базы Вооруженных Сил СССР. Предсъездовские партийные документы лаконичны и емки. Но в их лаконичности, емкости и, можно сказать, строгой сдержанности заключен огромный заряд энергии, дающий мощный импульс нашей работе на новом этапе развития советского общества, общества, которое уверенно смотрит в буду¬щее. Партия  коммунистов Советского Союза вновь утверждает перед всем человечеством: наше будущее – будущее мира и созидания.
В каждом слове чувствуется, что наш командир роты сам из политработников, он ведь тоже выпускник нашего училища.
– Кто хочет еще выступить? – грозно спросил начальник политотдела. – Лес рук. Срубленных под корень. Самому мне назвать выступающих?
– Регламент! – измененным голосом выкрикнул Батя, вызвав смех в зале.
– Но, но, – попытался оборвать веселье начпо, – извольте без солдафонского юмора, товарищи курсанты, ведь вы все будущие офицеры.
Итоги комсомольского собрания подвел лично начальник политотдела.
– Пользуясь этой высокой трибуной, хочется сказать, что широкое, открытое обсуждение наших проблем в свете задач, поставленных перед партийным съездом, а затем и работы XXVII съезд КПСС послужит новому подъему творческой мысли, творческих действий каждого из нас. Достойным творческим трудом и новыми дерзаниями встретим  XXVII съезд родной  партии!
У самой входной двери начпо негромко сказал своему заместителю:
– Теперь о выполнении всех тех недостатков, которые у нас тут произошли. Прошу разобраться с организацией ротного комсомольского собрания: кто это разрешил курсантам задавать вопросы?
После того, как высокие гости ушли, командир роты стал подводить итоги за прошедшую неделю.
– Как я погляжу, активность у вас отсутствует, – начал он.
– Вы о комсомольском собрании? – уточнил секретарь комсомольской организации роты прапорщик Фиофилатов, который учится, как и мы, на офицера.
– Нет, это я о вашем отношении к учебе.
С точки зрения ротного, относимся мы к учебе крайне странно. А может так оно и есть? Кому же нам еще верить, если не ему?

Бокс
Сегодня вместо плановой темы по партийно-политической работе у нас лекция по проекту новой программы КПСС. Полковник Тетка с воодушевлением начал свою лекцию.
– Еще в XIX веке Энгельс писал, что пар¬тийная программа представляет собой «открыто водруженное знамя, и внешний мир судит о партии по этому знамени». Проект новой редакции Программы – главного теоре¬тического и политического документа КПСС – богатейший арсенал марксистско-ленинских идей, итог научного обобщения исторического опыта всех поколений коммунистов, советских людей. Поступательное движение нашего на¬рода к коммунизму будет умножать притягательную силу идей преобразования об¬щества на началах гуманизма и социальной справедливости.
Тетка это вам не просто так, поэтому все, молча, конспектируют лекцию. Здорово он излагает материал, сразу видно, что он его хорошо изучил и хорошо понимает.
– Хорошая тема, – восторженно шепчет Вася, – к тому же пригодится для подготовки к вступлению в партию!
Надо же, Вася уже собирается в партию, а я об этом еще и не задумывался! Мы уже знаем, что в партию курсанты вступают на третьем-четвертом курсе.
– Помолчи, – шепчет  ему Ежевский и делает страшные глаза, – а то будет нам всем сейчас: «Здравствуйте, я ваша Тетя!»
– Между Программой и Уставом партии – прямая, нерасторжимая связь, – продолжает полковник Тетка. Похоже, он не заметил, что Ежевский с Васей перебросились парой слов, иначе он бы их уже поднял и посрамил. – Если Програм¬ма – это, как отмечал Владимир Ильич Ленин, «короткое, ясное и точное заявление всего, чего партия добивается и за что она борется», то Устав – «общее решение от¬носительно форм и норм партийной организации», «сообща принятые правила органи¬зации». Преемственность и новаторство отличали и первую и вторую Программы партии – Программы, подхватившие и развившие идеи «Коммунистического манифеста», наметившую конкретные цели и пути борьбы рабочего класса, поведшей его к победоносной социалистической революции, и Программу первой в мире Коммунистической партии, взявшей на себя всю полноту ответственности за судьбы народов огромной многонациональной страны, сумевшей в тяжелейших испытаниях отстоять ее целостность и независимость, построить социалистическое общество.
Лекция прошла в гробовой тишине и оттого тянулась долго.
– Третья Программа КПСС, принятая четверть века назад, опиралась на великие завоевание социализма и в целом, в основных своих теоретических и политических установках, доказала свою жизненность. Следуя генеральным предначертаниям третьей Программы, советский народ под руководством коммунистической партии развернули огромную работу на всех направлениях коммунистического строительства. Страна вступила в этап развитого социализма. Третья Программа КПСС, новая редакция ко¬торой вынесена ныне на всенародное обсуждение, «является, – как отметил октябрьский Пленум ЦК КПСС, – цельным выражением на¬ций концепции мира на земле, социального прогресса и национального освобождения народов».
Когда лекция окончилась, Батя даже вздохнул с облегчением.
– Эх, хорошо! – потягиваясь, сказал я.
– Чего хорошего-то? – в один голос удивились Батя и КорС.
– То, что такой вот Тетка у нас один!
– Очень хорошо! – сразу согласились и улыбнулись ребята.
Взводный Туманов, который зашел в аудиторию, чтобы отвести роту в казарму, а потом на обед, заметил и по достоинству оценил мое прекрасное настроение.
– Запомните, товарищи курсанты, – назидательным тоном сказал он, – наилучшее доказательство мудрости – это неизменно хорошее настроение. Запомните это намертво! Кто у нас сегодня больше всех мудр?
А после обеда меня вызвал к себе ротный. Тренер по боксу не забыл обо мне и убедил нашего ротного разрешить мне попробовать свои силы в боксе. Оказывается, наш ротный не любит, когда сержанты припадают где-то на «шару» или каким-либо другим способом отвлекаются от руководства своими подчиненными. Ради Баринова ротный сделал исключение, видно, уважает его. Мне приятно, что тренер слов на ветер не бросает.
В спортзале меня ждал неприятный сюрприз: мое появление было воспринято неодобрительно. Не любят старшекурсники «минусов», и все тут! Не скрою, мне было в первую минуту неприятно. Как оказалось, в моей весовой категории (до 91 килограмма) в училище сейчас вообще никого больше нет. Я как-то не задумывался над тем, что, оказывается, я тяжеловес! А следующая категория уже супертяжелый вес. Боксеры, которые выступали в моей категории, были все выпускниками и окончили училище. Зато супертяжи – ребята все старше меня на два-три года и несравнимо опытнее.
– Ну-с, – довольно потирает руки Юрий Мирославович, – поглядим, на что ты способен! Галибин, Инсаров, Шкодин! Ну-ка, испытайте новичка! Побоксируйте с ним каждый по одной минуте.
– Почему не по целому раунду?
– Для первого раза хватит. Галибин будет первым!
Галибин, добродушно улыбаясь, следит за тем, как я переодеваюсь в спортивную форму. Он выше меня сантиметров на четыре-пять, на вид тяжелее килограмма на три-четыре. У него широкое доброе лицо, синие глаза и светлые волосы. Почему-то подумалось, что он непременно должен пользоваться большой популярностью у женщин. Инсаров на вид тяжелее меня килограмм на 20, а Шкодин вообще на все сорок! Старательно размявшись, я вышел в ринг.
– Ну, готовы? – спросил тренер с нетерпением. – Бокс!
И мы пошли на сближение. Галибин приближался не спеша, опустив руки, все так же легкомысленно улыбаясь. Я тоже не стал защищаться, и шел на него с опущенными руками. Галибин словно чего-то ждал, а я больше ждать не стал. Правой рукой я нанес удар в подбородок, а левой между глаз. Оба удара прошли, из носа моего противника пошла кровь, и я на секунду замешкался.
Однако этой паузы оказалось достаточно для того, чтобы он пришел в себя. Замелькали его кулаки, сметая мои блоки. Вот это силища! Он стал делать мелкие шажки, заходя мне за правое плечо. Я стал поворачиваться, чтобы можно было бить правой рукой. Сам не понимаю, как, но я уперся спиной в канаты. И не просто в канаты, а в самый угол ринга! По-видимому, Галибин меня сюда загнал специально и очень умело, закручивая меня вправо.
Вот он бросился на меня, словно таран. Я еле успеваю уклоняться от его кулаков, а самому пока нанести даже один удар не представляется возможным. Отступать мне уже поздно, да и некуда.
– Брэк! – донесся до сознания голос Баринова. Этот голос звучал где-то далеко.
Галибин с видимой неохотой отошел от меня, а тренер набросился на меня.
– Иванов, скажи, что ты хотел сделать?
– В каком смысле? – не нашелся я, что ответить.
– Это я тебя спрашиваю, что ты хотел? На что  рассчитывал? Пошел вперед без защиты, без ударов. Повезло, нанес два удара и попал. Потом остановился и превратил себя в мишень! – распекает меня тренер. Впрочем, долго мусолить эту тему он не стал. – Инсаров, Шкодин, отставить! Рано еще Иванову работать с вами в ринге. Рано. Будем заниматься постепенно. Будем, Иванов?
Я согласно кивнул, заверив, что конечно, будем. Мне и в голову не приходило, что мне еще столькому нужно научиться. Сегодняшний поединок подействовал на меня отрезвляюще.
– Вот и славно, – с облегчением вздохнул тренер. Можно предположить, что какие-то способности он во мне все еще видит.
В ротном расположении Володя делится впечатлениями от увольнения.
– Представляете, пацаны, в кафе в парке Тренева мороженое на развес продают, и не просто, а, хочешь, с тертым шоколадом, хочешь – с вареньем из лепестков роз!
– И что? – лениво спрашивает Лео.
– Вкусно. И непривычно. У нас дома мороженое только одного вида – в вафельном стаканчике и все. А в Симферополе и эскимо в шоколаде и такое еще мороженое. Я и не знал, что такое бывает.

Моя кепка
Мы с Леонтьевым в бытовке, перед построением на самоподготовку, гладили свою повседневную форму – х/б. Когда мы остались одни, Валерка спросил:
– Слушай, а у тебя в Симферополе уже есть подружка?
– Нет, и в ближайших окрестностях тоже, – притворно равнодушно зевнул я. На самом деле вопрос этот для любого курсанта весьма болезненный.
– Почему? У многих уже есть. К тому же я уверен, что в тебе просматривается активная аморальная направленность!
– Разве ты не видишь, что я в увольнениях бываю один раз в месяц? Представь, что у меня есть девушка, и мы с ней встречаемся не чаще одного раза в месяц? Так что я и сам страдать не хочу, и девушку мучить тоже незачем. Может, уже во втором семестре, надеюсь, стану бывать в увольнениях чаще, вот тогда другое дело!
– Понятно, – несколько рассеянно ответил Валера.
– А у тебя самого уже есть подружка?
– Пока тоже нет, правда, в силу иных причин.
В бытовку заглянул Кальницкий, и, глянув на меня, вошел.
– Извиняюсь за вторжение и вмешательство, – пошутил он, и как будто небрежно спросил:  – Иванов, помнишь, ты на абитуре ходил в кепке, какие носят никарагуанские «контрас?»
Я удивленно оглянулся: с каких это пор Миша стал извиняться перед нами? Он, как и все наши вояки, самоуверен до грубости.
– Я ходил? В кепке «контрас»? Нет, что-то не помню.
– Ха-ха, я оценил твою шутку, – без тени улыбки сказал Миша, – скажи, откуда она у тебя?
– Один знакомый «контрас» подарил, когда в отпуск приезжал.
Леонтьев громко рассмеялся, а Кальницкий почему-то даже не обиделся, хотя уже успел зарекомендовать себя резким, скорым на расправу парнем. С ним нужно всегда держать ухо востро.
– Толик, не выделывайся, а? – по-людски попросил Миша.
– Знакомый мне ее пошил по моей просьбе.
– Не может быть! Я готов был до твоих слов поспорить, что это настоящая кепка! Кто тебе ее пошил?
Я не сдержался и улыбнулся, а Валера прыснул от смеха.
– Миш, мой знакомый – гайсинчанин, вряд ли ты его знаешь. Мы его называем Чаля, он может пошить все, что угодно. Это именно о таких, как он, говорят «золотые руки».
– Чаля? Странное прозвище, – озадаченно проворчал Миша.
– Ничего странного, у него фамилия Чаленко.
– Продай мне эту кепи, – безо всякого перехода попросил Кальницкий, и сам назвал цену, – даю четвертной! Хочешь больше – называй свою цену, торговаться не стану.
– Цена меня вполне устраивает, только подождать придется. Она дома, и мне нужно позвонить или написать родителям, чтобы ее выслали в посылке.
Миша достал военный билет, вынул из него купюру в двадцать пять рублей и протянул ее мне.
– Держи сразу, чтобы мне никто дорогу не перешел. И помни: уговор дороже денег!
– Лады, – взял я деньги, – кепка твоя, обещаю.
Миша улыбнулся и, удовлетворенный, вышел из бытовки. Кепка мне обошлась всего в червонец: Чаля мне ее, по дружбе, пошил, да и носил я ее уже три месяца, так что цена Кальницкого меня вполне устраивает.
– Ну что, Валера, – улыбнулся я, обмахиваясь банкнотой, как веером, – заканчивай, и пошли, вкусим от щедрот Мишиных, пока еще есть время до самоподготовки.
– Мне еще «Боевой листок» выпускать. Не знаю, что и делать!
– Успеется, пойдем, я угощаю! Ну, не отбрыкивайся!
Безо всяких сомнений могу утверждать, что жизнь полна приятных неожиданностей! В чипке Лео заказал кроме сладостей котлету и два куска хлеба. Он размазал котлету по куску хлеба, а вторым накрыл этот «бутерброд». Несколько старшекурсников с улыбками наблюдали за этой картиной.
– Эти «минуса» вечно голодные, – хмыкнул один из них.
– Сазон, вспомни, – урезонил его другой, – разве мы не такими же самыми были на первом курсе?
После посещения чипка наше братство с Лео окрепло еще больше. «Замок» на самоподготовку пришел последним, потому что всех замкомвзводов зачем-то вызывал к себе ротный. Причина выяснилась сразу: Степанов выложил на стол стопку конвертов и сообщил.
– Выдали на взвод сто конвертов, как делить будем?
Все засуетились, а Королев, опередив всех, сказал, что тут, собственно, и думать нечего: половину на взвод, из расчета по два конверта на брата, а другую половину Иванову.
– Это еще почему? – обернувшись к КорСу, спросил Веня.
– Потому, что он единственный из всех, ежедневно по шесть писем получает, – без тени улыбки объяснил Сергей. – Надо полагать, ему же нужно всем отвечать?
– Неоспоримо, – поддержал «замок», чего я, признаться, от него никак не ожидал.  – Никто этого и не отрицает!
Курсанты посмеялись, но с доводами Королева согласились, и «замок» преподнес мне пятьдесят конвертов. Я ломаться не стал и конверты взял. Тем более что если ко мне обратятся, то я поделюсь ими в любую минуту. После такого подарка просто грех было не заняться написанием писем! Я глянул на Королева, который как раз слюнявил конверт, чтобы его заклеить, и увидел на конверте марку.
– КорС, – удивился я, разглядывая его конверт, – ты чего, письмо в конверте с маркой отправляешь?
– Ага, я его в городе в почтовый ящик опущу. Обратный адрес – «проездом».
– А наша почта тебе, чем не угодила?
– Цензурой. Независимо от того, что вы об этом думаете, – сказал Королев, обращаясь сразу ко всем, – наши письма читают, а в результате не все письма доходят по адресу.
– Покажи рисунок, – заинтересовался Боря Ищук из первого отделения: высокий, худощавый, рыжеватый, вихрастый парнишка с круглыми, как пуговицы зелеными глазами.
КорС протянул  запечатанное письмо, и через мгновение Боря воскликнул, привлекая всеобщее внимание.
– Ха! Нет, вы только послушайте! На конверте написано: «Поездка на машине по СССР – прекрасный отдых!» Замечательное, надо честно признать, чувство юмора у этого художника!
– Москвич просто, – объяснил Леонтьев, – из тех, что дальше Садового кольца не бывали, и о нашем бездорожье имеют весьма смутное представление. А может, и вообще о нем не догадываются!
– Почему же сразу обязательно москвич? – вскипел благородным негодованием Веня.
– Ой, ну ты-то помолчи уже, москвич! – рассмеялся Миша, вызвав улыбки и у других. – Лимита!
– Я не лимитчик! – вскочил Веня с видом, словно намеревался подраться, хотя всем было ясно, что это пустая бравада. Миша даже не счел нужным как-то реагировать на Венин демарш.
– Предположим, что ты на самом деле не лимитчик, предположим, – вступил в разговор «замок», – тогда, прежде всего, поведай нам, друг любезный: а в какой детский сад ты ходил в Москве? А в первый класс, в какую школу пошел? А во второй класс? В восьмой?  – насмехается «замок», и Веня умолкает, так как крыть ему абсолютно нечем.
Не обращая внимания на эту перебранку, Валера поворачивается ко мне и негромко спрашивает:
– Толик, у тебя случайно чайной ложечки не найдется?
– Нет, а тебе для чего? Чай собрался попить?
– Нет, не чай. Здесь же в чипке сметану продают. Взял баночку сметаны, ватрушку на сампо – и можно жить! Но без ложечки плохо, не линейкой, же есть?
– Нужно будет в увале купить, – согласился я, а вслед за мной и весь взвод, который слушал нашу беседу.
Дверь открылась, это пожаловал командир роты.
– Сержантский состав, бегом на плац, – говорит он, – там начальник училища будет проводить с вами занятие.
И мы бегом отправились на строевой плац и успели как раз до прихода начальника училища. Мы стоим и слушаем, на плацу раздается страшный бас начальника училища. Кроме генерала,  на плацу находятся командиры рот и сержантский состав первого курса. Многие из нас, хотя и являются командирами отделений, замкомвзводами и старшинами рот, сержантских званий пока не имеют. Но генерал уже учит нас быть сержантами. Манера говорить у него величественная, можно сказать царственная.
– Запомните: своих сержантов курсанты должны бояться больше, чем генерала!
Сегодня утром я уже видел, что значит быть сержантом. Отделение второкурсников убирало территорию, и к ним подошел начальник училища. Сержант, бросив веник, доложил генералу.
– Товарищ генерал-майор! Второе отделение четвертой роты занимается уборкой закрепленной территории! Командир отделения младший сержант Шиков!
– Курсант Шиков, – грозно изрек генерал, и сорвал лычки с погон сержанта, – доложите командиру роты: вы больше не сержант и не командир отделения.
Вот и сейчас генерал разъясняет нам, новоиспеченным будущим сержантам:
– Сержант может лично что-то делать руками: подметать, мыть, красить и так далее, только в том случае, если стоит действительно важная задача, а подчиненные, хотя и стараются, но к установленному времени не успевают! Во всех остальных случаях я буду считать, что сержант не справляется со своими прямыми обязанностями, а, следовательно, он уже не сержант. Запомнили?
Все кивнули и хором ответили.
– Так точно!
– Вот, – уже спокойнее и доброжелательнее говорит генерал, – обращаю на это ваше внимание еще раз. Два раза повторять не стану, не привык. Разжалую кого, так второй раз сержантское звание уже не присвою, это исключено, так и запомните. Хочу, чтобы такое отношение к работе стало и вашим убеждением. Ваша работа – управлять, командовать, организовывать, проверять и требовать. И конечно, учить и воспитывать, используя данные вам меры взыскания и поощрения. Увижу кого из вас с веником – вы мне не докажете, что это случайность. Да я и слушать вас не стану, причем со спокойной совестью!

Цирк
Каждый день армия преподносит нам свои причудливые чудеса. Вот еще минуту назад мы планировали свое увольнение, а тут командир взвода мама Жора вошел в аудиторию, где наш взвод занимается самоподготовкой, и сказал:
– Так, а ну-ка все отложили в стороны свои писульки. Чего ржете? В субботу все идут в цирк.
Взвод загудел, и по аудитории пополз недовольный ропот. Лео, узнав печальную новость, состроил такую физиономию, что взводный даже недоуменно наморщил лоб.
– Курсант Леонтьев, чем это вам цирк не нравится? Отдохнете, посмеетесь.
Лео страшно расстроился, когда узнал, что увольнения отменяются и заявил, что кто в армии служил, тот в цирке уже не смеется. Мама порылся в памяти, но не вспомнил и уточнил:
– Леонтьев, разве вы служили срочную службу? Когда же это вы успели в армии послужить, если вы к нам с «гражданки» поступили?
– Здесь и успел, – браво доложил Валерка.
– Это за один неполный семестр? Ха-ха! Остальные товарищи курсанты, каждый из вас должен сделать из услышанного какие-то выводы для себя. Кстати, товарищ Леонтьев, а вы что, и курить уже стали?
– Нет, – растерялся Лео, – а при чем здесь курить?
– Ну, как же, – охотно объясняет взводный, – многие мужчины говорят, что начали курить во время службы. А вы, если верить вам на слово, уже столько прослужили, так что не мудрено и начать курить! Посмеялись? Очень хорошо! А в цирк всем идти все равно придется.
КорС от услышанной новости тоже не в восторге, весь его облик наполнен трагизмом. Он поднял руку и спросил разрешения задать вопрос.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? Курсант Королев. А за что это нам?
– Что это вам? – не понял взводный. Сегодня он настроен менее враждебно, чем обычно, и с ним можно поговорить.
– Наказание – вместо увольнения в цирк идти?
– А это что – уже наказанием считается? И как давно?
– Например, император Николай І так сильно не любил композитора Глинку, что приказал гауптвахту для офицеров заменить на посещение ими оперы «Руслан и Людмила», а мы-то в чем провинились?
– Родина сказала: «Надо!», – смутился, но постарался не показать вида взводный, беря трудные уроки у жизни. Точнее в общении с профессорским сыночком, намного превосходящим его по уровню эрудиции.
Батя толкнул меня плечом и спросил, почему я молчу. А я ему ответил, что нечего попусту тратить слова, когда и без них все понятно. Ну, решили наши отцы-командиры обломать нам увал, так что им до наших смешных проблем? 
– Ну конечно, – недовольно проворчал КорС, пытаясь воспользоваться временным преимуществом, – если государству от нас что-то нужно, то оно безо всякого смущения называет себя Родиной.
– Ну, хватит! Много рассуждаете! – не дал ему договорить взводный, который уже справился со своим смущением. – А то в один, далеко не прекрасный день, мое терпение возьмет и лопнет. Что за демарш, е-мае? Замкомвзвода, почему у вас во взводе такое непонятно что? Какой-то микроклимат в коллективе должен быть!
Все замолчали и даже не шевелились – лицо взводного словно окаменело, а глаза вспыхнули недобрым огнем.
– Вот так-то лучше. А что это у нас с курсантом Зерновым? Он дремлет или относится ко мне и моим словам с полным безразличием?
Зернов сел нормально и придал лицу правильное выражение. Веня что-то зашептал Бате на ухо, но взводный спросил, с нежностью поглядев на него:
– Курсант Нагорный, что вы там говорите?
– Ну, – все Венино краснобайство куда-то разом улетучилось.
– Вы просто поразили меня совершенством, глубиной и богатством своей речи и мысли, – насмешливо бросил взводный. – Запомните, товарищ Нагорный, самые глубокие реки текут с наименьшим шумом. Соответственно, справедливо и наоборот. Словами нужно пользоваться, как деньгами.
– Это как? – хриплым шепотом спросил Дима, и я ему объяснил, что это означает экономно.
– Пойдем, – тряхнул головой КорС. – Драку закатим!
– Драку? – живо заинтересовался Миша. – На сколько персон? Мне идея с цирком уже определенно начинает нравиться!
– Курсант Королев, – удивился взводный. – Я был уверен, что вы такой, что и мухи с себя не прогоните, а вы туда же? Замкомвзвода, пропустите всех через журнал по технике безопасности и распишитесь.
Все было напрасно – в цирк идти все равно придется, так что номер не прошел. Королев злобно поносил маму Жору и ротного.
– Серега, – спросил КорСа Юлька, – а ты откуда знаешь про Николая І и Глинку?
– Юлечка, – пренебрежительно заявил КорС, – нужно читать не только те книги, которые рекомендуют в школе, понял? Пацаны, кто со мной в клуб?
И разговор перескочил на другую тему. Жизнь курсантская продолжается и, вообще, нам ли быть в печали?
– А что сегодня показывают в нашем клубе?
– Новинка, фильм этого года, называется, «Батальоны просят огня» по Бондареву, – сообщил всеведающий Королев.
– Взвод! Выходи строиться в клуб! – командует «замок».
– Вот так, даже  согласия нашего не спрашивают! – возмутился Ищук, и, было, запел. – Тильки-тильки, тральки-вальки!
– Без пошлостей там! – оборвал Борькино пение взводный Туманов, который всегда отличается строгостью требований к себе и подчиненным. Но сейчас он даже пошутил: – Товарищи курсанты, в жизни, конечно, нужно уметь включать «дурака», но его нужно и отключать. А вы часто, густо забываете это сделать. Большого вам настроения!
Глубокое разочарование из-за предстоящего посещения цирка несколько смягчилось во время просмотра фильма. Правда, вечером многим его испортил Саркис. Впрочем, по порядку.
В каждой роте непременно есть такие курсанты, которые во сне храпят, чем доставляют окружающим массу неудобств. Мне повезло больше других ребят: я с детства жил через дорогу от консервного и плодоовощного заводов, а там, как сезон, то денно и нощно машины, машины, машины. На завод – с сырьем и тарой, а с завода – с готовой продукцией. Так что лично мне никакой шум спать, совсем не мешает.
А вот некоторые очень мучаются: они и так из-за каждого скрипа половицы под ногами дневального, или скрипа пружин коек просыпаются, а тут еще и храп! Говорят, что их это особенно раздражает. В нашем взводе больше всего мучается Вася – он вообще с хутора, его отец – лесничий. Так что он с детства привык к тишине.
И решили те, кому храп мешает, бороться с ним, то есть с храпом, а значит, с храпящими. В нашем взводе чаще и громче всех храпит Мирзоян, вот с него и решили начать. Сначала, пока терпения хватает, ему просто ноздри зажимают раз, другой, третий, чтобы он стал дышать ртом. Если не помогает, то кладут ему на лицо его же собственную портянку. Понятно, что портянки редко бывают чистыми, поэтому кладут такую, какая есть. Как правило, очень нечистую и сильно пахнущую. Через какое-то время храпящий просыпается и намек понимает. Уж не знаю, что они там думают и делают, но как правило, до утра больше не храпят.
Но бывает, что и это средство не помогает, тогда храпящего вместе с его кроватью выносят в туалет. А прикроватные тапочки оставляют в кубрике. Представляете, просыпается утром курсант, который ночью товарищам спать не давал, а он в туалете! К тому же без тапочек! Правда, он не всегда это сразу осознает.
– Вах, – улыбается, потягиваясь, Саркис, – спал как забитый!
А потом выясняется где он и что с ним. И долго-долго никто не соглашается помочь ему перенести кровать обратно в спальное помещение. Или вовсе не соглашается! Тогда нужно разбирать койку и переносить ее по частям, а там снова собирать. Это не сложно и не отнимает много времени, но это унизительно. Так, что от храпа тоже помогает!
И вот пришел день, когда мы всем курсом отправились в цирк. Мама Жора пребывает в хорошем настроении и даже шутит.
– Товарищи курсанты, покажите свои перчатки. Значит так, всем снять перчатки, раз их ни у кого нет! Вопросы по этому вопросу? Правильно, вопросов нет! Рота! Равняйсь! Смирно! В походную колонну…
Мы с интересом идем по городу и глазеем на девушек. Вдоль дороги, по которой нас ведут, местами стоят девушки и тоже во все глаза смотрят на нас.
– Ой, какой симпатяшка! Вы только посмотрите, девочки, – томно говорит одна из них, пожирая Столба глазами, и показывает рукой на него. – Я бы ему отдалась, честное слово!
– А мне больше вон тот нравится, – говорит другая девушка и указывает на меня. – Сразу видно – еще, то животное! В смысле самец! Ха-ха!
– Одно плохо, – вздыхает третья, – «минуса» – стадные животные.
Литин краснеет от того, что на него никто внимания так и не обратил. КорС тоже нервно кусает губы, видно, ему тоже неприятно, что его из общей толпы курсантов девушки так и не выделили. Когда рота уже входила в здание цирка, взводный отозвал меня в сторону.
– Иванов, – дружеским тоном спрашивает он, – я был уверен, что ты придумаешь что-нибудь, чтобы познакомиться с той девушкой, ждал какой-нибудь твоей хитрости, а ты и бровью не повел. Я, признаться, от тебя такого не ожидал. Может, объяснишь? Ты же ей определенно понравился.
– То, что я ей понравился, еще не значит, что она мне нравится, и тем более не означает, что я хочу с ней познакомиться. Только и всего.
– Понятно, понятно, – разочаровано протянул мама Жора, – только большинство курсантов на твоем месте непременно постарались бы познакомиться с девушкой, которая не постеснялась при всех оказать такое внимание.
– Значит, мы со Столбовским не совсем такие, как остальные курсанты, – спокойно отвечаю я. – Вон ему девушка оказала еще больше внимания, заявив, что отдалась бы ему, но он тоже никак не отреагировал.
– Нетипичные вы какие-то курсанты со Столбовским, – как мне показалось, осуждающе покачал головой взводный.
Зато, на радость взводному, Вася Россошенко оказался курсантом вполне типичным и предсказуемым, как таблица умножения. В цирке он познакомился с девушкой, которая с интересом посмотрела на него, чему Вася теперь несказанно рад и счастлив. Первый успех на амурном фронте прямо окрыляет его.
– Пацаны, – взволнованно спрашивает он. – Она пригласила меня к себе домой! Кто знает, как и чем можно доехать до Пионерского переулка?
И Вася замирает в нетерпении, ожидая ответа.
– Это просто, запоминай, – серьезно отвечает ему Миша, и многие курсанты слушают с интересом, так как тоже пока не знают, где находится этот самый переулок Пионерский. – Прямо туда идет троллейбус, одиннадцатый номер.
– Одиннадцатый? – переспрашивает Вася и записывает полученную информацию в свой блокнот. Я не сдержался и громко фыркнул. Что и говорить, от большинства сверстников Вася отличается необычайной непосредственность и наивностью.
– Ты пиши, пиши, – откровенно насмехается Литин, – а то с твоей дырявой головой, и забыть недолго!
– Вася, блин, – негодующе говорит Миша, – одиннадцатый номер это означает ногами! Едь пешком! Сразу за центральным рынком, который, напомню, находится через дорогу от нашего первого КПП и налево, можно даже не спускаться в подземный переход! Твоя зазноба в каком доме живет?
– Номер 4, – растерянно отвечает Вася.
– А, ну тогда лучше все-таки через переход, это угловой дом. В общем, если сам не найдешь, спроси любого встречного, поперечного, он тебе покажет!
– Повезло, – расплылся Вася в широкой, добродушной улыбке, – на дорогу туда и обратно время тратить, особо не придется!
– Кто его знает, – сдерживая улыбку, говорит Миша, – вдруг она окажется такой любвеобильной, что лучше бы тебе на дорогу потратить половину увала?
– А это как? – опять растерялся Вася, вызвав дружный смех.
Громче всех смеется Литин. Ему приятно, что Васе, который по его глубокому убеждению, красотой не отличается, повезло с девушкой совершенно незаслуженно. Понятное дело, повезти должно было именно Литину, но по какой-то нелепой, досадной случайности, повезло этому лопуху Васе. Нетрудно понять, что со стороны все это выглядит совершенно смехотворно.
– Давайте уже, что ли тему разговора сменим, – предлагает Литин, – хватит уже с меня этих цирков. 

Роль случая
«Плохо, то решение, которое нельзя исправить».
 Латинская пословица
Наша рота только-только сменилась с гарнизонного и внутренних караулов и наряда по училищу. Лично я спокойно отдежурил в охране объектов учебного лагеря в Перевальном, а вот караулу №1 досталось по полной. Мало того, что их на протяжении суток проверяли несчетное количество раз, так и меняли их наши «крестники» со второго курса, которых мы били в наряде по столовой.
Рота уже вернулась с ужина и отдыхала, смотря телевизор и подшивая свежие подворотнички, когда прибыл караул со Знамени. На ребят было жалко смотреть, такие они были уставшие, бледные, с темными кругами вокруг воспаленных, красных глаз.
В первом ряду перед телевизором сидел сержант Триандофилов, сменившийся с наряда по столовой. Он там и выспался, и поел вкусно и досыта, и с официанткой молодой установил самые, что ни на есть, близкие отношения. Он сидел, забросив ногу на ногу, и расставив руки в стороны, обнимая спинки двух соседних стульев.
Начальник сменившегося караула старший лейтенант Туманов поднялся в канцелярию роты, которая находится на этаж выше нашего ротного помещения, чтобы доложить командиру роты о смене караула и о полученных замечаниях. Дежурного по роте на месте не оказалось, и сменившийся караул ждал его у тумбочки дневального.
– Ребята, – насмешливо произнес Триандофилов, – вы выглядите отдохнувшими!
– Пошел ты! – ответил ему курсант Саша Шарандак, тронутый «заботой» за больное, и исподлобья посмотрел на сержанта. Недобро так посмотрел.
– О! Культура гаснет! – попытался, было, шутить Столб.
– Что?! Да я тебя, сука, прибью! – вскипел Триандофилов.
– Попробуй, – с большой ненавистью и вызовом ответил Шарандак, и снял с плеча свой АКМ. Его голос дрожал от обиды и злости.
Все, кто это видели и слышали, прикипели к ним взглядом. Было совершенно непонятно, почему Шарандак так сильно обиделся. У нас ведь, бывает, и похлеще друг друга достают, обзывают и посылают, и то ничего. Возможно, такое поведение Саши объясняется его сильной усталостью? Но для чего хвататься за оружие, еще больше усугубляя сложившееся положение?
– Не обращай внимания, – посоветовал ему хриплым голосом другой курсант из состава караула.
– Вот-вот, – презрительно поддержал его Триандофилов, и, дразнясь, жестоко добавил, – слышишь ты, жертва ошибки, сдай оружие, тогда и поговорим. А пока заткнись и слушай, понял, ты, недомерок?
Все понимали, чем закончится этот разговор: сержанта поддержат все вояки, а за курсанта вряд ли кто заступится. Да и в честной драке у Шарандака шансы против Триандофилова разве что чисто гипотетические. Сержант на три года старше, на двадцать сантиметров выше и на тридцать килограмм тяжелее. И в драках он более опытен, в общем, все козыри в его рукаве.
– Кранты Сане, – негромко сказал Лис КорСу, а тот в знак согласия только, молча, кивнул головой.
– Давай стреляй, – задирает Триандофилов Шарандака. – А то потом поздно будет! Ты такой храбрый или просто вспыльчивый дурак? Я тебя вот этими руками придушу, недоносок. Так и знай!
– Эй, вы оба, – крикнул старшина роты, – попробуйте оба стать хоть немного умнее дураков.
Но сержант и бровью не повел. Надо сказать, что Триандофилов и раньше часто приставал к Шарандаку, он, наверняка, испытывает к нему какую-то антипатию. Шарандак снял автомат с предохранителя и дослал патрон в патронник. Держится он чрезвычайно серьезно. Это зрелище привлекло внимание всей роты, все курсанты наблюдали за происходящим, как во сне. В ротне воцарилась полная тишина.
– Эй, стойте, – успел крикнуть курсант Матвеев, пожалуй, единственный приятель Шарандака. Он спешил по взлетке с другого конца роты, но младший сержант Коваль сделал ему подножку. Из рук Матвеева выпал конспект, который он собирался почитать, но он не обратил на это внимания. Чтобы поднять конспект, наклонился сам Коваль. В этот миг Триандофилов резко повел плечами, словно собирался нанести удар, и Шарандак не выдержал. Прогремел выстрел. Пуля прошла между ребер через сердце и … попала в голову Коваля, который как раз наклонился, чтобы поднять конспект. Если бы он не наклонился, то пуля попала бы ему в живот, тогда бы неизвестно чем бы это для него окончилось.
По лестнице загрохотали шаги, это из канцелярии скачками, прыгая через три ступеньки, неслись ротный и взводные. И дежурный по роте, наконец, откуда-то появился. Кажется, именно это называется успеть к «шапочному» разбору. Только уже было поздно – на взлетке лежало окровавленное, бездыханное тело Триандофилова, да перепуганный Коваль ошарашено говорил что-то похожее на «Ва-а-а», и пытался приладить на место сорванную пулей полоску кожи с волосами. Триандофилов лежит, и нам, может от того, что мы первый раз видим убитого человека, кажется, что он спит.
– Может, он притворяется, что убит? – предположил Вася, и с опаской посмотрел на Шарандака.
Но тот больше стрелять не собирался. Он стоял белый, как мел, словно не понимая, что произошло. Оружие он беспрекословно отдал ротному по первому требованию. Осторожно ступая, ротный подошел к трупу Триандофилова и ругнулся. С поразительной ясностью я понял, что Сашу Шарандака посадят.
Событие, невольными свидетелями которого мы все стали, безо всякого преувеличения, потрясло всех. Как говорится, такое и во сне не приснится. Как заколдованные смотрели мы на то, как уводят нашего товарища. Его сразу же отправили на гарнизонную гауптвахту. Совсем не верилось, что это уже все, что Саша Шарандак больше не будет курсантом, а сержанта Триандофилова уже просто не будет. Никогда.
Само собой разумеется, нас замучили проверками, беседами, писанием объяснительных записок, но все это, разумеется, мелочи. Мы с волнением и страхом ожидали приговора военного трибунала. Шарандака посадили на восемь лет, а тело, которое еще совсем недавно было сержантом Триандофиловым, отправили домой в цинковом гробу.
Дежурного по роте сначала разжаловали в курсанты, а потом и вовсе отчислили из училища. Кто-то из начальства решил, что если бы дежурный оказался на месте, то караул смог сдать вовремя оружие, и ничего такого случиться не могло.
У офицеров нашей роты начались большие неприятности. Старшему лейтенанту Туманову объявили предупреждение о неполном служебном соответствии, и теперь начкары (начальники караулов) при сдаче оружия не отходят от курсантов ни на шаг.
Только Триандофилова уже не вернуть, да и у Шарандака жизнь теперь, наверняка, совсем по-другому сложится. Мы все еще находимся, что называется, не в своей тарелке из-за этого трагического случая.
– А я никогда не думал, что курсант высшего военного училища может выстрелить в своего товарища, – поделился с нами на самоподготовке своими сомнениями Вася на следующий день после вынесения приговора военным трибуналом гарнизона.
Долго же он собирался со своими мыслями.
– Это еще почему? – удивился Зона. – Курсанты, по-твоему, что, не люди что ли? Правильно, люди. И ничто человеческое им, то есть нам, не чуждо. Понял? Правда, понял? А то я уже сам засомневался, что в том, что я сказал, есть какой-то смысл, – радуясь собственной глупости, рассмеялся Зона. Жизнь продолжается.