Борзый минус. Главы 31-40

Анатолий Гончарук
Самоподготовка
Мы сидим на самоподготовке и, пользуясь тем, что взводный куда-то отлучился, болтаем.
– Иванов, говорят, ты дважды в военное училище поступал? А первый раз в какое? – интересуется «замок».
Вокруг пруд пруди разных курсантов, а с разными вопросами почему-то чаще всего пристают именно ко мне.
– Сначала подавал документы в Рязанское десантное, но на медкомиссии забраковали из-за обратного прикуса зубов. Сказали, что с таким прикусом можно только в военно-политические училища. Поступал в Донецкое политическое инженерных войск и войск связи, но не поступил.
– Понятно. Ну, а в наше училище чего решил поступать?
– Земляк в отпуск приехал, а он в этом училище учится на третьем курсе, и давай расхваливать: Крым, море, солнце, девочки! Я и подумал: кто знает, когда еще в моей жизни будет столько теплого моря, солнца и девочек?
Я промолчал, что пока не нашел того, что хотел. Солнца здесь слишком много, а моря и девочек пока нет совсем. Своим ответом я затронул больное место Молодова.
– А я пытался в университет поступить, – стал рассказывать Батя. – Мои родители нашли одного мужика, который брался помочь поступить. За деньги, конечно.
– За хорошие деньги, – поправил Миша Кальницкий.
– Да, – согласился Батя, – за хорошие деньги. Наши знакомые его очень хвалили. Говорили, мол, если вдруг и не сможет помочь, то деньги вернет, все по-честному, без обмана.
– Но обман все-таки был? – вырвалось у меня, и я с готовностью выслушал Батин ответ.
– Еще какой! Он в университете только одного преподавателя и знал, который к нему родителей абитуриентов направлял. И все.
– То есть как все? – не понял Королев.
– Да так, все очень просто. Процентов сорок – пятьдесят его клиентов поступали сами, а остальным он деньги честно возвращал! Ни у кого никакой обиды, а он, что называется, и пальцем не шевелил! Когда у нас «открылись» глаза, было уже поздно.
Кто бы сомневался! Это кажется смехотворным по сравнению с мировой революцией, но потери всегда причиняют боль.
– Молодец мужик, – рассмеялся Миша. – Иванов, слушай, а я краем уха слышал, как ты спирометрию сдавал, а офицер тебе говорил что-то такое, что на «ец» оканчивается. Он говорил, что ты молодец, да?
– Нет. Просто я выдул семь тысяч, а он обошел меня со всех сторон и говорит: «Вижу, что не пловец и не гребец. Я думал, что такое невозможно. Надо же!» Вот такое вот – «ец!»
Мне живо вспомнилось удивленное лицо того майора, и я рассмеялся. После моего объяснения Миша предпочел промолчать. Впрочем, это и неважно. Важно, что я выдуваю семь тысяч!
– Посмотрите! – обратил всеобщее внимание Веня и кивнул на Алешу. – Спит на третьей странице художественной книги уже вторую неделю! Ну, как вам это нравится?
– Ты хотел сказать, что он читает эту страницу уже вторую неделю? – уточнил «замок».
Батя достал журнал «Здоровье» и принялся его листать. Увидев это, Королев серьезно предложил ему спрятать журнал.
– Почему? – удивился Батя и недоуменно уставился на Королева, в ожидании ответа.
    Оказалось, что журнал имеет прямое отношение к Королеву. Он с некоторых пор отчего-то слишком мнительный стал: как прочтет в этом проклятом журнале о любой болезни, сразу все симптомы у себя находит. И ничего смешного в этом нет! Может, это заразное!
Взвод какое-то время насмехается над страхами Королева, а «замок» даже порывается почитать журнал вслух. Вроде ни с того, ни с сего Веня стал выспрашивать, кто у нас во взводе некурящий.
– Похоже, один Иванов, – оглянулся на меня Батя.
– Товарищ курсант, – обращается ко мне Веня. – Можно вам на хранение сигареты сдавать? Только лично мне больше одной пачки в день не выдавать!
– Можно Машку за ляжку, – насмехается над Веней «замок».
– Договорились, – кивнул я головой, – только я честно предупреждаю, что вы потом жалеть будете. А некурящие у нас еще Леонтьев и Россошенко.
– Неужели станешь, наши сигареты продавать? – шутит Миша.
– Нет, но выдавать буду строго по уговору и не больше!
– Мы этого и хотим – чтоб на дольше хватило! Мы согласны!
У кого есть лишние сигареты, сдают их мне на хранение. По обоюдному согласию, выдавать я их буду в порядке, определенном каждым курильщиком и не чаще. Королев ворчливо заметил, что с этого момента курящие будут дорожить отношениями со мной и беречь их как фамильные драгоценности. Может не совсем такими словами он это выразил, но смысл сказанного примерно такой.
– Эх, – мечтательно говорит Леонтьев, – скорей бы уже сессия!
– Совсем с ума съехал?
Это я так вежливо перевел общий смысл замечаний в адрес Лео. Алеша тот вообще даже закашлялся от таких слов. За упоминание о сессии Лео тут же подвергся суровой критике товарищей.
– Нет, просто после нее сразу домой! Так домой хочется! А вы что, экзаменов боитесь? Бросьте, все сдадим и разъедемся по домам.
– Как говорится: «Сдадим наши удовлетворительные знания на хорошие и отличные оценки!» – пошутил «замок».
– Тебе хорошо, – тоже решил пошутить Борисов, который поступил из войск и с замком был на «ты», – подход – отход уже два балла, да еще два за сержантские лычки – уже хорошо, то есть четверка!
Тему развить не удалось, потому что вернулся наш неутомимый взводный, и все уткнулись в учебники и конспекты. Мы старательно изображали занятость, но взводный, кажется, глубоко возмущен увиденным.
– Все попусту тратите время? – остался недовольным мама Гога. – Запомните, курсант не может знать всего, но есть вещи, которые он не имеет права не знать. А терять время зря – у вас не может быть времени на такую роскошь, так, что пора вам всем брать коня за рога!
– Хорошо хоть не за вымя, – давится от смеха Дима Снигур.
– Ну, началось, – ворчит самонадеянный Королев и оказывается совершенно прав. Мама Жора на одном дыхании прочел нам лекцию на тему, какие мы нехорошие и вообще. Что касается меня, и еще, пожалуй, Бати, то мы уже научились не придавать никакого значения словам взводного. А тот с каким-то упоением все читал и читал нам свои нотации. По его словарному запасу нетрудно понять, что в его кумирах ходят сплошь сапожники и прочие общепризнанные матерщинники. Вот почему не Пушкин или Толстой, а? Наверное, он когда-то для себя решил, что это ему ни к чему.
– И, правда, товарищ старший лейтенант, – вступился вдруг за всех нас «замок», – мы время особо зря не теряем.
На это взводный тут же заметил, часто употребляя в речи затасканные жаргонные словечки, что подробности ему не нужны. После этого он решительно прекратил разговор и потерял к нам всяческий интерес. Итак, стало ясно, что сегодня взводному не до службы. После его ухода Миша сладко потянулся и, потирая глаза, сказал:
– Эх, и спать хочется, и Родину жалко.
После этого, спать хочется, перевесило любовь к Родине, и он, устроившись удобнее, завалился спать. На вечерней поверке мама Жора сказал перед строем роты:
– Товарищи курсанты, вам нужно серьезнее относиться к учебе. Приведу пример на примере третьего взвода. Я хотел сказать, что это классический пример…
Взводный на секунду замешкался, разбираясь со своими мыслями и чувствами, а все от души рассмеялись. Что интересно – и ругать-то некого! Спать сегодня мама Жора отправился в еще более подавленном состоянии.

Бестактность
      «Да и сам я тоже что-то стал нестойким,
Не дойду до дома с дружеской попойки».
С. Есенин
Взвод на самоподготовке живо обсуждает около футбольные темы. Лис (так за хитрость и изворотливость стали называть Олега Зернова) пребывает в прекрасном настроении и шутит.
– Вы слышали, что в футбольной практике был случай, когда в ворота ставили обезьяну?
– Это ты про Мирзояна? – насмешливо отзывается «замок», давясь от смеха. – Есть такая практика!
Потенциальные воины-интернационалисты дружно смеются. Армянина Мирзояна отчислили еще с абитуры, так как он сдал зачет по физо и экзамен по истории на двойки.
– Рома, здорово ты сегодня на футболе мячом прямо во взводного попал! – смеясь, вспоминает Миша. – А тот сразу: «Иванов! Да я тебя…»!
– Ага! – подтверждает Рома. – А Толик сразу: «Это не я!» А взводный: «Зная твои способности.… Да другие на такое просто не способны!»
Взвод хохочет, заново переживая удовольствие, а Лис, вспоминая, как все было, говорит:
– Да, а взводный не поверил! Говорит: «Иванов, а стихи «Маленький мальчик нашел пулемет» это часом не о тебе?»
Взвод снова дружно смеется. Что и говорить, сегодняшний футбол оказался на удивление результативным. Сначала Веня, стоявший на воротах, выбил два пальца, отбивая мяч, который послал ему я. Взводный в сердцах заявил: «Иванов, ты на физо вообще больше не ходи! Вон Журавлев здоровее тебя, но людей не калечит!» Впрочем, это не совсем, правда: Рома сегодня тоже отличился. Он так ударил по мячу, что Лису чуть голову не оторвало! Лис хотел отбить мяч головой, но промахнулся. Мяч при отскоке от земли угодил ему в подбородок. Поскольку Рома вложил в удар всю свою силу, то голова Олега откинулась назад так, что шея затрещала.
Взводный сначала тоже играл с нами в футбол. Играли мы с ним в разных командах, поэтому я каждый раз спрашивал у него разрешения обмотать его. Наконец я вывел его из себя, и он перехотел играть в футбол. А может он просто выдохся. Потом взводный решил размяться, полез на перекладину и сделал «выход силой».
– Кто бы мог подумать, – снисходительно бросил Королев. – Просто таки ошеломительный, феноменальный результат!
Взводный с маха забросил ногу на перекладину и сел. И тут же скривившись от боли, чуть не свалился с нее.
– Лучший способ обучения – показывать примеры, – не смолчал Королев.
Поскольку мало кто верил, что наш командир взвода сможет хотя бы подтянуться, то его позор видели все. Смех скрыть никто не смог. Кроме нас в этот неподходящий момент свидетелем позора старшего лейтенанта Дядченко стал наш комбат.
– Здравия желаю, товарищ майор, – козырнул, соскочив с перекладины, наш взводный, все еще кривясь от боли. Второпях он позабыл, что фуражка его лежит на скамье.
– К пустой голове руку не прикладывают, – процедил сквозь зубы комбат, – а тем более к дважды пустой голове. Вы, товарищ старший лейтенант, если не представляете себе четко последствий своих действий, то лучше уж ничего такого не делайте.
– Вот взводного имеем, – жизнерадостно, но с иронией злословит Веня, прячась за спиной Морозова, – ну, ни на что не годится! А комбат наш, похоже, с самого утра уже пребывает в повышенном градусе!
– Точно, – говорит Гарань, – сразу видно, что бухла было много, и он пробухал всю ночь. Эх, нам бы хоть один «пузырь» на всех, чтоб вкус не забыть!
– Значит так, – скомандовал я, – товарищи курсанты, постарайтесь сохранить невозмутимое выражение лица, вроде мы ничего не слышали.
И все дружно сделали вид, что ничего не видели и не слышали. Мы занимаемся спортом, не обращая внимания на присутствие комбата.
– Товарищ майор, – начал, нахмурившись и потемнев лицом, взводный, которому, разумеется, очень не понравились слова комбата, – а я не думаю…
– Оно и видно. Оно и видно. А надо думать, – перебил его комбат. – Очень вам рекомендую. Это, конечно, трудно, но вы попробуйте. Это не мои требования, так требуют. А, впрочем, не думайте, все равно у вас это плохо получается!
Комбат отвернулся и ушел, отказавшись продолжить разговор. Футбол окончился неожиданно: мы с Ромой одновременно ударили по мячу, он не выдержал такого насилия над собой и лопнул. Наш взводный удивился капитально, так как видел такое впервые. Вскоре общая растерянность сменилась смехом.
– Кто бы мог подумать, что все так случится? – только и сказал взводный и даже не стал нас ругать. Скрывать не стану, я поражен его снисходительностью, ведь один из виновников я. Удаляющийся комбат с сознанием собственной важности говорил что-то уж совсем нечленораздельное.
И вот наступил вечер. Я в бытовке жду своей очереди погладить х/б и играю на гитаре. Батя поворачивается ко мне и спрашивает, не в музыкальной ли школе учился я играть на гитаре.
– Нет, – перебирая струны, отвечаю я, – в музыкальную школу меня, правда, записывали, но посетил я ее всего один раз. Да и записывали меня на клавишные инструменты.
– А, почему только одно занятие посетил? – интересуется Батя.
– Так вышло. Когда за мной пришла мама, преподаватель ей заявила, что меня больше приводить  не нужно. «Неужели он так безнадежен? – удивилась мама и расстроилась. – А мне говорили, что у сына есть и слух и голос». «Может и есть, – ответили маме, – но вот дисциплины и усидчивости совсем нет. Он нам сорвал все занятия. Понимаете, мы сегодня вообще занятий не проводили, а только то и делали, что усмиряли вашего сына. Пожалуйста, не приводите его больше!» Мама пообещала и обещание сдержала, так что играть на гитаре я учился во дворе вместе с другими мальчишками.
– Слушай, – понизив голос, спрашивает Батя, – ты ведь с Западной Украины? Правда, что у вас там дети в войнушки настоящим оружием играют?
– Бать, ты что, с географией совсем не дружишь? – изумился я. – Винницкая область это центральная Украина. Наша область граничит с Киевской областью. Или она, по-твоему, тоже Западная Украина? Кстати, у нас оружия не так много находят, как на Западной Украине. У нас не было ни долгих позиционных боев, ни сплошной линии обороны. Хотя и у нас оружие с той войны находят, но мало. Знаешь, один мой одноклассник, который тоже собирался поступать в военное училище, из-за этого оружия и своей глупости сломал себе карьеру военного и своему отцу подложил огромную свинью.
– А это как? – заинтересовался Лео.
– Нашел он немецкие автомат и каску в хорошем состоянии и сделал со своим другом несколько фоток. На них он был в нашем маскировочном костюме «Березка», но в немецкой каске с двумя молниями (сам нарисовал) и с немецким автоматом. Но ему этого оказалось мало, на нескольких фотографиях он был запечатлен с поднятой рукой – фашистским приветствием «Хайль, Гитлер». Эти фото он показывал своим приятелям.
– И один из них сообщил в КГБ? – догадался Батя.
– Точно. Именно так и было. Папа у него был прапорщиком, так его сразу же выгнали из армии за то, что он так плохо воспитал сына.
– И правильно сделали, – жестко говорит Лео, – я бы твоего одноклассника вообще бы посадил, чтоб другим неповадно было!
– И все-таки Батя прав, – встрял в разговор Дима Снигур с третьего отделения. Перехватив мой недоуменный взгляд, он поспешил объяснить. – Я имею в виду, что на Западной Украине дети играют боевым оружием. Мы точно играли. У меня были и ППШ, и трехлинейка и наган, и ТТ, а у моего приятеля даже пулемет Максим. Ну, и немецкого оружия хватало.
Курсанты, кто с удивлением, а кто и с нескрываемой завистью слушают рассказ Снигура.
– Помню, – улыбнулся Дима, – однажды на линейке в школе нам рассказали, как в одном районе школьники нашли снаряд и отдали его военным. И этим детям даже подарки выдали! И мы по причине жизненной неопытности и детской глупости тоже решили заработать подарки. Откопали несколько снарядов и отволокли их в военкомат. Вызвали через дежурного военкома во двор, а он как увидел в наших руках снаряды, чуть в обморок не упал! Ну, честное слово! Он осторожно сложил снаряды в ящик с песком, а потом как выдал нам!
– Понравились подарки? – подмигнул Диме Батя.
– Нет, – смеется и Дима, – но запомнились надолго! Но мало этого, у нас еще и все оружие отняли, родителей в милицию вызвали. В общем, вышло так, что мы сами себя сдали.
После этих слов Дима тяжело вздохнул. Наши тары-бары прекратил наш взводный. Он вошел и с порога спрашивает.
– Товарищи курсанты, все лясы точите? Курсанта Иванова не видели?
Вопрос взводного на первый взгляд кажется нелепым. Сам он, ожидая ответа, неподвижно застыл в дверях как истукан.
– Иванова? А это кто такой? Знать, не знаем, – шутит Батя, прежде чем взводный успел сообразить, и тотчас «вспоминает»: – А, вспомнил! Это такой умный, красивый, веселый, злой и высокого роста?
– Я здесь, – удивился я. Заметно, что мама Жора немного рассердился, только не совсем понятно на кого. Он перевел тяжелый взгляд с Бати на меня.
– А! – только теперь увидел меня командир взвода. – Слоника-то я и не заметил. Хочу добавить в вашу бочку меда ложку дегтя! Уж не знаю, обрадую ли я вас, но командир роты собирает сержантский состав, а вас это, похоже, не касается? Командир роты вас там ждут, не дождутся! Уж вы, будьте так добры, товарищ Иванов, осчастливьте его своим присутствием.
– Уже бегу. Я успею, я вприпрыжку, – четко говорю я. А что еще остается делать в такой ситуации? Мама зол и это наводит на мысль, что он способен на все.
– Что успеешь? – наивно переспросил мама Жора.
– Жить – Родине служить, – не собираюсь сдаваться я.
Мои слова услышаны. Без сомнения взгляд мамы твердо обещает: «Дождетесь!», и «Вы со мной не шутите!» С другой стороны он ведь сам и заварил эту кашу. Вот почему бы ему было просто не сказать, что курсанту Иванову следует прибыть к командиру роты? А так, можно сказать, что он сам провоцирует меня. Понятно, что он уже офицер и мой воинский начальник, но ведь мы тоже люди! И у нас есть не только обязанности, но и права. Или нет?
– Может, наказать вас, а? – заколебался, было, взводный, и не хорошо так посмотрел на меня. И не устает же он постоянно угрожать и обещать наказать меня!
– Обойдется и так, – безрассудно грублю я маме Жоре, так как совершенно не чувствую себя виноватым. Самое обидное то, что я понимаю, что дело это бесперспективное, а мои силы, потраченные на ссоры с командиром взвода, достойны лучшего применения. Как говорит в таких случаях Веня: «Эх, эту бы энергию, да в мирных целях!» Коля Ставничук спрашивает маму, почему он ко мне придирается, но мама не обращает на его слова никакого внимания.
– Что-то мы не очень торопимся. Бегом! Я сказал, бегом!
Нет никаких сомнений в том, что еще немного и терпение взводного лопнет. Почему-то все, что я делаю и говорю, мама Жора трактует как неслыханную наглость. И я беру себя в руки.
– Есть бегом! Да не беспокойтесь вы, товарищ старший лейтенант: есть у меня и порох в пороховницах и ягоды в ягодицах тоже есть! Исчезаю!
Уходя, я слышу, как взводный зачем-то скрипит зубами и бубнит что-то непонятное. Жаль, если пострадают ни в чем не повинные окружающие. Хотя, похоже, никто особенно и не испугался.
Вечером выяснилась причина плохого настроения нашего командира взвода. Оказывается, у него две недели гостила теща. Провожая ее на железнодорожный вокзал, мама Жора не смог скрыть своей радости. Как результат – скандал, а теща осталась еще погостить, к тому же на неопределенное время. А тут еще я, можете себе представить!
Дежурный по роте Стас Рокотов слышал, как мама Жора плакался Туманову: «Мне мой Иванов уже в кошмарах снится. Будто прихожу я на службу, а тут, куда не глянешь – всюду Ивановы, Ивановы, Ивановы! Просто ужас какой-то». Действительно ужас!

ЗОМП
Сегодня первой парой – ЗОМП, что дает Роме право шутить на эту тему, благо большинство курсантов нашего взвода далеки от этого.
– Радиус действия противогаза, – веселится Рома, – тридцать минут! А отравляющие вещества это такие вещества, что раз вдохнул, и больше не надо!
Зона (эту кличку еще на абитуре дали Петьке Захарову за то, что приехал поступать уже стриженный под Котовского, так как был почему-то уверен в том, что он непременно поступит), Леша Марковский и Юлька торопливо записывают за Ромой его высказывания. То есть не его, конечно, а солдатские афоризмы, которых Журавлев знает великое множество.
– Рома заткнись, пожалуйста, – вытирает слезы от смеха Дима, – а то я не пожалею для тебя не только куска хлеба, но и последнего патрона!
– А что скажет по этому поводу товарищ Иванов? – копирует Рома голос Сталина и движение его руки с трубкой. Во всяком случае, в кино это выглядит именно так.
– А я думаю, что такому серьезному  занятию как ЗОМП, никак не может быть противопоказанным маленькое юмористическое вступление, – тоже отвечаю я Роме голосом киношного Сталина. – Так что вы можете продолжить, товарищ Журавлев.
– Давай, Рома, – жизнерадостно гогочет «замок», – проветри рот!
– Товарищи курсанты, сегодня вам предстоит освоить одевание и раздевание противогаза! Кто из вас может ответить мне на поставленный вопрос? Какой вопрос? Хороший вопрос! Что делать во время ядерного взрыва? Не знаете? Я так и знал! Записывайте. Во время ядерного взрыва нужно держать автомат на вытянутых руках, чтобы расплавленный металл не капал на казенные сапоги!
В общем, занятие, если верить Роме, обещает быть интересным. И вот началась ожидаемая лекция по защите от оружия массового поражения войск и объектов. Вопреки нашим ожиданиям, преподаватель нас глубоко разочаровал, так как лекция оказалась общего, политического характера, что означает – я могу ничего не конспектировать. На такие темы я уже давно могу сам отвечать  без подготовки и с любого места. Даже самому преподавателю полковнику Соколову, которого все боятся, как атомную войну. Это Веня так говорит на ядерную войну.
– Товарищи курсанты, вооружитесь ручками, – говорит полковник Соколов. –  Последовательно осуществляя политику мирного сосуществования, Советский Союз выступает за всеобщее и полное разоружение, за ликвидацию иностранных военных баз, роспуск военных блоков и вывод иностранных войск с чужих территорий, за использование атомной энергии в мирных целях, за запрещение средств массового уничтожения людей – ядерного, химического и бактериологического оружия.
– В какой замечательной стране мы живем! – восторженно, и что самое главное, искренне шепчет Вася. – Мы будущие офицеры исключительной для нашего времени по качеству армии!
– Ты сам-то понял, что сказал? – смеется Королев. – Исключительный ты наш.
– США являются главным оплотом мировой реакции, стремятся укрепить агрессивные блоки: НАТО, СЕАТО, СЕНТО, АНЗЮС, АНЗЮК и другие, опутать зависимые от них капиталистические страны сетью своих военных баз, направленных прежде всего против СССР.
– Товарищ полковник повторите, пожалуйста, мы не успеваем записывать, – жалобно просит Вася Россошенко.
– Почему не успеваете? – недоумевает преподаватель, а потом хитро улыбается и говорит: – Товарищи курсанты, вовсе не обязательно все слова записывать полностью. Можно сокращать. Например: не писать полностью слова капиталистический, социалистический, а писать кап. и соц. Понятно?
– А так можно? – тупо и радостно переспрашивает Вася.
Все добросовестно конспектируют, и слишком заметно, что я не пишу. С полковником Соколовым шутки плохи, поэтому выбора, в общем-то, нет, буду писать письма домой и друзьям, чтобы не выделяться среди остальных. Когда пауза – буду сидеть, как все, когда все записывают – буду писать. Я наклонился, стал писать и почувствовал на себе удовлетворенный взгляд полковника. Конечно, он уже успел заметить, что я ничего не пишу. Еще немного и я вполне мог бы заработать совершенно ненужную мне двойку. Полковник всегда неустанно отслеживает, все ли пишут на лекции.
– Реакционные империалистические круги всячески уклоняются от предложений прекратить производство ядерного оружия и взять обязательство не применять его, срывают любые конструктивные предложения Советского Союза и других миролюбивых государств, направленные на разоружение.
Для удобства я пишу письмо прямо в конспекте, чтобы, при необходимости, можно было просто его захлопнуть. Потом вырву двойной лист и все, а то многие у нас попадаются на том, что пишут на отдельных листах и не всегда успевают их спрятать.
– Совершенно ясно, что агрессивные круги готовятся применять оружие массового поражения,  – хорошо поставленным голосом рассказывает преподаватель. – В Программе КПСС говорится, что пока сохраняется империализм, будет оставаться опасность агрессивной войны. Поэтому советский народ должен быть в постоянной готовности к защите своей социалистической Родины.
Склонившись над конспектом, я пишу: «Здравствуйте, мои дорогие мама и папа! Я очень соскучился по вам. Обо мне не беспокойтесь, у меня все идет хорошо…»
– Советский Союз никому не угрожает, и ни на кого не собирается нападать…
– Как же тогда называется то, что мы делаем в Афганистане? – тихо, но внятно  говорит Королев, не поднимая головы.
Как все-таки здорово, что есть вот такие занятия на общеполитические темы, от которых можно с чистой совестью отлынивать! И странно, что многие этого не понимают и все подряд записывают. Или для них это действительно ново? После окончания лекции ко мне подошел Королев и спросил:
– Сколько писем успели настрочить?
– Четыре, – с удовольствием признался я. – А ты сколько накропал?
– А я только два, – тяжело вздохнул Сергей.
– Слушай, Королев, а ты чего лекцию не конспектировал? – вклинился в разговор «замок». – Ты ведь не лектор-международник, как Иванов?
– Да чего там конспектировать? – удивился Королев. – Воздухтрест.
– Курсанты Иванов и Королев, отставить это ваше чрезмерное вольнодумство и вольнолюбство, – смеется «замок». – Свою молодость нужно прожить так, чтобы советская армия радовалась, что вы в ней не служили. Впрочем, Иванова это не касается.
Отвернувшись от Королева, я с легкой грустью подумал, что письма от Лиды, моей подружки, все нет. Впрочем, долго думать не пришлось, так как вскоре начались занятия по строевой подготовке. И вот окончились занятия по строевой подготовке, и есть возможность хоть немного передохнуть и почистить сапоги. Хорошо хоть тема была «Строевые приемы без оружия», и не нужно тратить время на сдачу оружия. Да еще пришлось бы вечером чистить свои автоматы.
– Ну, – звенит смехом голос нашего замкомвзвода, – кто меня сегодня ведет в чипок?
Сегодня почему-то вызвался один Леха, и они с «замком» в обнимку пошли в магазин. Дима о чем-то долго думал, глядя им вслед, а потом спросил.
– Пацаны, а кто знает, почему военторговская лавка называется чипком?
– Я могу, – довольным голосом отозвался Рома. – Чипок это вам не просто так! Чипок это возможность хоть немного отвлечься от тягот и лишений воинской службы. Чипок – это, то место, куда в первую очередь стремится курсант после получки или получения денежного перевода. В чипок ходят с друзьями.
– Не умничай, Рома, – недовольно скривился Дима, – это и ежу понятно. Я спросил, что буквально обозначает это слово. Если знаешь, ответь и все, а если не знаешь, то нечего голову морочить.
– «Чипок» это аббревиатура из первых букв следующих слов: «Чрезвычайная Индивидуальная Помощь Оголодавшему Курсанту». Кстати, этому термину более ста лет! Он родился еще до революции, только тогда вместе курсанта говорили кадет. В смысле чрезвычайная индивидуальная помощь оголодавшему кадету.
Надо же, подивился я про себя, непонятное слово, оказывается, имеет глубокий смысл и солидные исторические корни!
– О чем задумался? – толкнул я плечом Серегу.
– Какая забота о начальнике, – ворчит он пренебрежительно, кивнув в след удаляющимся «замку» и Лехе. – Я имею в виду лизоблюдство некоторых курсантов перед Степановым. Я вот думаю, что так быть не должно. Может быть среди солдат, где процветает «дедовщина» это и нормально, но вот среди будущих офицеров это просто абсурд какой-то. И почему ротный это терпит?
– Ротному виднее, – рассудительно отвечает Ставничук, – возможно он видит в этом какой-то смысл.
– Какой в этом может быть нормальный смысл? – возмущается Сергей. – Несколько подхалимов и один козел, которому это очень нравится.
– Все равно это их дело, – настаивает на своем Коля. – Ведь Максим не отнимает силой деньги ни у Лехи, ни у Юльки, ни у Федьки. Сами рады ему услужить.
– Так-то оно так, но все-таки это не правильно! Мы будущие офицеры, мы все равны! – горячится Королев.
– Да ну тебя, зануда, – махнул рукой Коля.
Я взял гитару и стал наигрывать мелодию «Грузинской песни» Окуджавы.
– С песней по жизни? Толик, пошли и мы в магазин, – позвал меня Коля.
– У меня денег нет, – замявшись на мгновение, ответил я, – вернее мало. Я все надеюсь, что нас в училище перевезут, и я смогу позвонить родителям.
– Я горжусь тобой, земляк, и угощаю! И не отнекивайся, будут у тебя деньги – угостишь меня. Только и всего!
– Тогда другое дело, – улыбнулся я. – Пойдем, земляк.
Но дойти до чипка мы не успели, так как объявили построение роты. Всех нас ожидает приятный сюрприз, для нас сегодня поет солист Крымской областной филармонии и очень уважаемый, как мы уже знаем, среди курсантов нашего училища человек – Юрий Богатиков. Это вам не чипок, в который мы всегда успеем!
Однако на этом приятные сюрпризы не закончились! Все офицеры батальона сегодня отмечают какое-то событие. Думаю, они там и «сухой закон» нарушили, так как к нам больше так никто и не пришел. Вечернюю поверку личного состава провел старшина роты. Он сегодня позволил нам нарушить распорядок дня и полностью посмотреть фильм «Белое солнце пустыни». После просмотра фильма настроение у всех курсантов просто прекрасное. Но его взялся еще больше улучшить наш «замок». Он взял гитару и спел следующую песню.
– Ваше благородие, госпожа дорога,
Ты даешь так мало, забираешь много.
Два бордюрных камня виднеются вдали,
Не везет мне в службе, повезет в любви.
Ваше благородие, госпожа лопата,
Стала ты сестрою мне, ну а лом стал братом.
Два вагона щебня – попробуй, разгрузи,
Не везет мне в службе, повезет в любви.
Веня в это время делится знаниями, почерпнутыми из общения со своими земляками.
– Знаете, пацаны, – восторженно рассказывает он, – оказывается, преподаватели бывают двух видов: так называемые «лекторы» – они читают нам лекции. Это самые подготовленные офицеры, которые имеют ученые звания. Это, как правило, полковники и подполковники. А второй тип преподавателей «семинаристы», они ведут практические занятия и семинары. С этими нужно дружить, потому что наша успеваемость и увольнения будут зависеть именно от «семинаристов». Это в основном, майоры.
Не обращая внимания на Веню, «замок» продолжает свое пение.
– Ваше благородие, госпожа столовая,
    Каши в тебе много, но она перловая.
    Черпаком не булькай и мяса не лови,
    Не везет мне в службе, повезет в любви.
Ваше благородие, командир стройбата,
Отпусти домой меня, обниму как брата.
Надоела служба, ты меня пойми –
Не везет мне в службе, повезет в любви.
И без того хорошее настроение стало еще лучше. Все-таки здорово, когда имеют место приятные сюрпризы. И еще здоровее, что они бывают даже в армии, где, казалось бы, все так жестко регламентировано!
 
Кличка
Началась лекция по партийно-политической работе, и все курсанты сразу притихли. Сегодня у нас новый преподаватель, нам с ним еще сталкиваться не приходилось.
– Моя фамилия подполковник Дураков, – представился он и свирепо стал нас рассматривать, рассчитывая на корню пресечь возможные насмешки.
– Прикольная фамилия, – шепчет Королев, – через дефис, наверное, пишется. А вот интересно, как это выглядит на бумаге? Помощником дежурного по училищу заступает подполковник Подполковник-Дураков? Забавно! И как он живет с такой фамилией?
– Зато с кличкой заморачиваться не приходится, – шепотом ответил ему Лис и первым фыркнул от смеха.
Очень быстро выяснилось, что преподаватель очень подходит к своей фамилии. Он читает вызубренную на память лекцию и страшно не любит, когда его перебивают. Потому что быстро забывает, на чем остановился, и ему трудно продолжать лекцию.
– Товарищи курсанты, – строго довел он нам свое требование, – не нужно мне задавать вопросы по ходу лекции. Ну, возникают у вас какие-то вопросы, так вы их запоминайте, зададите в конце лекции. У кого нечем запоминать – записывайте. Заведите себе блокнот и записывайте. У меня, например, два блокнота.
– Час от часу веселее, – смеется Королев, прячась за спиной Лео, – если нечем запоминать – нужен блокнот, а два блокнота, это вообще что тогда с головой?
– Каждый склеротик должен иметь свой блокнотик, – вторит Лис.
– Точно, товарищ курсант, – услышал его слова подполковник Дураков и продолжил, – заведите себе блокнот и записывайте. Уже есть? Пользуйтесь! Память вещь ненадежная, на нее полагаться никак нельзя, поэтому для тех, у кого возникают проблемы с памятью, есть хороший совет – записывайте. Это особенно касается учебного материала. Тому, кто не конспектирует материал лекции, грозит опасность топтания на месте.
– Товарищ подполковник, разрешите вопрос? Курсант Королев. А другие преподаватели даже приветствуют, когда у нас возникают вопросы по ходу лекции.
– Я не боюсь признаться, я так не умею, – демонстрирует подполковник Дураков открытость, прямо в духе времени.
– Фамилия это рок, – негромко говорит Дима. – И никуда от этого не денешься!
– А я согласен с мнением преподавателя, – неожиданно говорит Вася, – ведь что такое ум? Если разобраться, то это знания и память.
– Нет, серьезно? – насмехается над ним Королев. – Скажите, любезный друг, Василий, а где в предложенной вами схеме умение анализировать, синтезировать?
– Чего? – переспрашивает озадаченный Вася.
– Я спрашиваю, отчего это в твоей схеме нет места способностям, умению сравнивать, делать выводы? Нет, ум это гораздо сложнее, чем просто знания и память!
Тем временем преподаватель продолжил лекцию, и курсанты конспектируют ее.
– Воспитание нового человека – строителя коммунизма осуществляется в тесном сотрудничестве… – бесцветным голосом гундосит себе под нос преподаватель подполковник Дураков.
Литинский восторженно шепчет Вене, поблескивая глазами:
– Да ты что? Давай познакомлю! Рая такая, знаешь.… В общем, доступ к ее телу открыт со всех сторон и для всех желающих! Учитывая, что выбора у нас здесь никакого нет…
Антон Литинский уже успел познакомиться то ли с поварихой, то ли еще с кем-то из женщин из обслуживающего персонала, и, судя по всему, установил с ней тесное, взаимовыгодное и взаимно приятное сотрудничество.
– Исторический ХХVI съезд КПСС вооружил многотысячную армию офицеров-политработников конкретной программой повышения уровня партийно-политической работы в воинских частях и подразделениях.
Дима рассказывает Ваське про утренний осмотр, на котором тот отсутствовал.
– Представляешь, все нормально, и тут замполит батальона. Взводный – «Кругом! Смирно!», а замполит руками: «Назад! Смирно!» А у нас у всех, за ремнями на спине художественные книги или журналы! Спалил нас всех замполит! Ох, взводный и злился!
– Большое внимание съезд уделил нравственному воспитанию молодого поколения, формированию патриотических чувств, высоких духовных запросов...
– Иванов, ты почему не пишешь? – спрашивает меня Миша. – Или ты владеешь стенографией?
– Нет, стенографии я не обучался, но сачковать умею!
– Кто бы сомневался, – смеется Миша.
Костя тем временем спрашивает у Леонтьева:
– Валера, чего ротный на тебя так орал?
– Он порядок в тумбочках проверял, а у меня как раз пауки вылупились, целый выводок. Я этим увлекаюсь со школы. Он руку сунул, а на нее штук восемь пауков!
И когда это Лео успел здесь обзавестись беременными пауками? Может, он просто не хочет правду Морозову сказать? Нужно будет проверить тумбочку Леонтьева, я ведь его командир отделения и мне это по долгу службы положено.
– Стремление служить Родине, социалистическому Отечеству, обществу, трудиться на его благо, любовь к людям труда…
– К людям труда? – с умным видом переспрашивает Леха.
– Да-да, любовь к людям труда – качество, составляющее сущность нравственности советского воина-строителя. Вам это известно? Понятно?
Королев довольно громко шепчет Зернову, продолжая начатый ими еще перед занятиями разговор.
– Запрет только еще больше пробуждает интерес! А они – «Сухой закон!» Совсем они там не думают, что ли?
– Офицеры-политработники, понимая всю ответственность, возлагаемую на них обществом за воспитание советских воинов, проявляют большой интерес к педагогическим знаниям; следят за педагогической литературой, посещают Университеты марксизма-ленинизма, советуются с…
Я прослушал, с кем советуются политработники, потому что самым бессовестным образом задремал. А невыразительный голос преподавателя и его манера говорить убаюкивали и других курсантов. Проснулся я со звонком и услышал последние слова преподавателя: «Армия – это порядок и организованность».
– Иванов! – весело толкнул меня Миша. – Кого сидим? Пора переходить в другую аудиторию! Ты сегодня у нас чего-то ужасно неразговорчив!
– Постой, какая еще другая аудитория? – часто-часто моргаю я.
Кальницкий задорно смеется и трясет меня за плечи.
– Толик, да ты что, спал, что ли? – хитро улыбается он.
– Нет, – убежденно солгал я, – но не отказался бы!
– Чего ж тогда не можешь въехать в происходящее?
– Просто задумался, – продолжаю я врать, подавляя зевоту. – Думаю вот о самосовершенствовании.
– Брось! – во все горло расхохотался Миша. – Стремление к совершенствованию это от чувства неспособности и неполноценности! Это точно не про тебя!
После этих слов Мишка сразу теряет интерес ко мне и заглядывает через плечо Королева.
– А вы, товарищ курсант, чем это тут занимаетесь? – строго спрашивает он.
Серега подписывал с торца свои конспекты цветными ручками. Он видно ленился и писал «КорС» вместо того, чтобы полностью писать «Королев Сергей».
– Почему не «СКор?» – пошутил Миша. – Вот ты, Королев, и придумал себе кличку! Быть тебе отныне КорСом!
Новоиспеченный КорС, которому, в силу его характера, свойственно доминировать и оттеснять других на второй план, стал сосредоточенно думать над тем, подходит ли ему такая кличка. По всему видно, что она его вполне устроила. Нужно еще отметить, что преподаватели уже отмечают несомненные способности Королева к учебе, и он уже успел  попасть в число лучших курсантов нашей роты.
 
Нелюбимое занятие
Старший лейтенант Туманов проводит со всей ротой занятия по физической подготовке с таким видом, будто мы должны радоваться занятиям спортом в сорокаградусную жару. Он привел нас в спортгородок и объявил:
– Форма одежды номер два – голый торс! Все, что останется от голого торса аккуратно сложить на скамейках.
Построив роту, он объявил, что тема занятий – бег на три тысячи метров. Я мысленно выругался, потому что это самая моя нелюбимая дистанция. Я очень хорошо (всегда в первой десятке) бегаю пять, десять и пятнадцать километров. На «хорошо» бегаю тысячу метров, но бежать три километра в таком, же темпе, как один километр, у меня не выходит. Конечно, я не получаю двоек за кросс, но это исключительно потому, что я бессовестно «срезаю», где только можно. А бегать на тройку не хочется. Ребята не обижаются, так как уже знают, что я не лодырь, а просто эту дистанцию плохо бегаю. Поскольку время засекают по первому и последнему, то всем только хорошо оттого, что я не прибегаю последним. Дима усиленно разминается. Уловив мой недоуменный взгляд, он объясняет.
– Хочу улучшить свой личный результат.
Веня негромко ругается, потому что он только вчера сменился с наряда и не выспался. Поэтому бегать ему совершенно не хочется.
– Ты что, перетрудился? – насмехается Леонтьев, который стоял в наряде вместе с Веней и тоже устал и не выспался.
– А вот ты в следующий раз тоже заступи на «дискотеку», – огрызается Веня, – все время на ногах и тысячи тарелок мыть! И почему, как только мне в наряд, так посудомоечная машина не работает?
– Потому что ее в лагере просто нет! А вот в училище, говорят, имеется.
Бежать предстоит повзводно, и взводный решил, что очередность заместители командиров взводов определят сами, путем жеребьевки.
– Ну что, – нетерпеливо интересуется старший лейтенант Туманов, – отжеребились уже?
– Товарищ старший лейтенант! Курсант Нагорный! Может, мы на следующем занятии кросс пробежим, а то мы после наряда устали и не выспались?
Но Туманов неумолим и говорит что-то на тему, а если война? Приходится бежать. Я не срезал и прибежал на тройку, но не последний. Это хорошо – никто на меня ворчать не будет. После того, как мы восстановили дыхание, нам было позволено сыграть в футбол. И мы гоняли самозабвенно и с удовольствием. Я играл на своей коронной позиции – правым защитником, а это значит – играл блестяще! Сразу после обеда я немного поспал сидя, подложив руки под голову, на подоконнике. Свободное время пролетело быстро, и нас подняли и повели на самоподготовку.
– Старший лейтенант Туманов, – улыбается ротный, – ну-ка, командуй своим командирским голосом!
У Туманова действительно очень сильный, выразительный, и я не побоюсь сказать, красивый командирский голос. Туманов рад стараться и без тени улыбки командует.
– Тридцать третья рота! Выходи строиться!
Поскольку наш взводный сегодня выходной, мы решили устроить себе сон-тренаж.
Веня о чем-то горячо рассказывал, но отвечали ему все реже и реже. Вскоре Венина болтовня превратилась в монолог, только сам Веня этого не замечает. Взвод спал, и некому было сказать: «Веня, хватит болтать!» Потом сон одолел и его. Через полтора часа явился старлей Туманов, и всех разбудил. Один Веня никак не может проснуться.
– Веня, встать! – периодически взывает «замок».
– Еще минуточку, – не открывая глаз, отвечает Веня.
– Не отвлекайте спящего разговором, – шутит Батя.
– Уже сорок раз по минуточке! Леонтьев, двинь-ка ему как следует по шее! – не выдержал, в конце концов, «замок», но тут, же передумал. – Впрочем, постой! Я сделаю это сам!
Веня, как и все остальные, уже хорошо изучил характер Степанова, и тут же поверил, что тот непременно наградит его увесистой оплеухой, и он, наконец, сел и стал бороться с дремотой. Он потягивается, отчаянно зевает и хрустит всеми суставами.
– Ну, прямо как телега по шпалам! – пошутил Володька, расточающий во все стороны запах одеколона «Северный», которым он запасся на тридцать лет вперед.
– Учитесь, давайте, – лениво говорит «замок», – кстати! А может и не кстати – за успешное грызение гранита науки предусмотрена повышенная зарплата.
– А внеочередное увольнение, случайно, не предусмотрено? – спрашивает Литин с надеждой.
После его слов все живо стали обговаривать этот вопрос, так как городское увольнение – это следующая, после поступления в военное училище, мечта. Тут подоспел мама Жора. Видно, его вызвали на службу, раз он появился в лагере в свой выходной день. Он услышал вопрос Литина и сам на него ответил.
– В увольнения вы начнете ходить не скоро.
– То есть как? – первым выкрикнул Миша Кальницкий.
– Очень просто. Вы учитесь в Крыму, и нельзя, проучившись в СВВПСУ четыре года, не познакомиться со здешними красотами! Так что нас ждут Байдарское водохранилище, Новый Свет, гора Дельфин, Скалистое побережье Атлеш, водопад Джур-Джур, мыс Тарханкут и еще много, много интереснейших мест и достопримечательностей!
– Это что же, – осторожно спросил Миша, – мы на неделю, на экскурсию поедем?
– Нет, мы будем путешествовать по Крыму по выходным дням! – радостно сообщил нам взводный.
– Курсант Иванов. Разрешите? Это единственная причина?
– Нет. До холодов, а они в Крыму, как вы уже догадались, наступят не скоро, – широко улыбнулся взводный, – вы будете жить здесь, в лагере. А отсюда в городское увольнение никого не отпускают. Так что ждите, пока мы переедем в училище, так сказать, на зимние квартиры.
– Товарищ старший лейтенант, – сообразил «замок», – а вы сегодня разве не выходной?
– Был выходной, – тяжело вздохнул мама Жора, – а теперь нарядный. Вызвали заступить в наряд.

Палатка
Сегодня первая пара – занятия по общевоинским Уставам. Командир взвода вышел по своим делам, так что у нас есть возможность, переброситься хоть несколькими словами.
– Иванов, – шепотом  спрашивает Батя, – ты в палатке когда-нибудь спал?
– Странно, что ты спрашиваешь об этом, знаешь ведь, что я заядлый пешеходный турист. Где, по-твоему, ночуют туристы? Хотя первый раз я спал в палатке в пионерском лагере.
– Что, лагерь был в палатках? Неужели еще есть такие лагеря? – не поверил Игорь.
– Нет, дети в домиках на шесть – восемь человек, а вот вожатые, те спали в палатках. Я тогда уже в седьмом классе учился. И была у нас вожатая: кровь с молоком, красивая до невозможности и вообще вся.… Даже слово трудно подобрать!
– Вся из интима? – подсказал мне Веня.
– Грубо, но смысл передан правильно: она была чрезвычайно привлекательна в сексуальном плане. И я напросился на ночь к ней в палатку переночевать, дескать, никогда еще не приходилось спать в палатке, а ведь это так романтично, и душа просит!
– С этого места погромче, пожалуйста! – попросил, улыбаясь Кальницкий. Оказывается, нашу беседу слушают. Разговоры прекратились, все слушают только
меня.
– Пришел я после отбоя, а в палатке сразу две вожатые!
– Вот повезло, – томно простонал Валера.
– Напротив, они обе улеглись в одну постель, а мне предоставили вторую.
– Посмеялись, в общем, над неопытным, но пылким мальчиком! И, что дальше? – понимающе кивнул Миша.
– Не успели мы уснуть, как вход в палатку стали расшнуровывать снаружи, а потом появился пацан из нашего отряда. Он стал ощупывать мою ногу, ну я рыкнул: «Пошел отсюда!» и попытался толкнуть его ногой. Он вышел со словами: «Атас, там Толик!» После этого палатку снова зашнуровали, а мы спокойно уснули. Я был юн, неопытен, стеснителен, и к двум приставать так и не решился. Утром вернулся в домик, а мои соседи по нему собрались было меня проучить.
– Побить, что ли хотели? – с надеждой спросил КорС.
– Ага. Только пока я пришел, они уже перегорели. Начали, было, словами наезжать, но я их послал куда подальше. Они поняли, что я им не боксерская груша, которую можно безнаказанно молотить. Поскольку получить из них никто не хотел, то на этом все и окончилось.
– А я-то думал, – разочаровано рассмеялся «замок». – Может, ты соврал все-таки, а то я чувствую себя обворованным!
– К сожалению, все именно так и было, – вздохнул я, вспоминая прелести той пионервожатой.
Тут вернулся взводный, и занятия продолжились. Леонтьев тихо спросил, как звали вожатую, и я тихо ответил:
– Наталья Борисовна.
– Курсант Иванов, – заметил это взводный, – не отвлекайтесь. Нужно, чтобы вы принимали какое-то участие в занятиях.
Второй парой была строевая подготовка. Во время перемены Вася намочил кусок хозяйственного мыла и стал тереть себе пальцы ног и места выше пяток. Его занятие привлекло внимание многих.
– Курсант Вася, – шутит Дима, – а чем это ты, интересно, занимаешься?
– Это такое народное средство против мозолей, – охотно объяснил он. – А еще я предварительно протер швы этим же куском мыла. Главное, чтобы мыло было мокрым, но не раскисшим, и не надевать сапоги, пока мыло на швах не высохнет. И все, мозолей не будет! Все легко и просто, как видите. Еще можно приложить к месту, которое натираешь, вату, промоченную спиртом или водкой.
– Водкой? – встрепенулся Миша и задохнулся от возмущения. – Да я тебе за такое знаешь, что сделаю?
– А Вася-то, оказывается, способный мальчик, – кривится КорС. – И кто бы мог подумать?
– При чем здесь способности? – не соглашается Лео. – Просто он это знал, а мы – нет, только и всего. Меня сейчас совсем другой вопрос занимает. Вася, скажи, а ты почему раньше молчал? Ты разве не знаешь, что почти все мы стерли ноги до крови, и твои эти знания тем более ценны для всех нас были еще в самый первый день, когда мы только надели сапоги? И еще есть вопрос, если бы Дима тебя не спросил, то ты и дальше бы молчал?
– Перевожу, – недобро говорит Миша, – ты что, Вася, не слышал ничего о чувстве коллективизма и взаимовыручки? Это где же такое видано, выходит, ты тихо радуешься, что сам мозолей не нажил, и спокойно смотришь на то, как страдают другие?
– Что наглядно демонстрирует то, что ты редкая редиска, – подводит итог Лео. – По-моему, это совершенно очевидно. Даже кулаки зачесались.
– Не нужно миндальничать, он не просто редиска, – шумно одобряет слова Леонтьева Третьяк, – он даже еще хуже.
– Совершенно справедливо. А вывод отсюда такой, – вмешивается «замок», – курсант Россошенко, тебе наряд вне очереди, понял?
– За что? – растерялся курсант Вася.
– Не понимаешь? Очень странное такое слышать, – откровенно ерничает «замок», – например, за то, что ты, общаясь со своим командиром отделения, так и не удосужился встать. Радуйся, что я ограничился лишь одним нарядом. А хочешь, я сейчас еще влеплю тебе пару нарядов?
Как нетрудно догадаться, Вася не хочет и потому виновато молчит.
– Система «Ниппель», понял, Вася? – говорит Веня. – Здесь нельзя думать только о себе любимом. Это очень неправильно и к тому же чревато боком. Дима, а ты чего молчишь? Это же твой приятель, ты его не осуждаешь?
– Осуждаю. Я только собрался с духом…
– С кем именно? – перебивает его и смеется «замок».
– С Васей, с кем же еще? – недобро говорит Третьяк. – Только «духи» не понимают, что наша армия сильна чувством локтя, что здесь нельзя быть самому по себе.
– Я только собрался с духом, – упрямо повторил Дима, – чтобы сказать Васе, что так поступать нехорошо.
– Молодец, Снигур, – подытожил взводный, – товарищу об его ошибках нужно говорить честно и прямо в лицо. Курсант Россошенко, что касается вас, то главный результат, который вы должны сегодня получить, это понимание того, что товарищам надо помогать. Бывают, знаете, ситуации, как эта, когда помощь нужно предлагать, даже если вас об этом не просили.
– Кто это здесь знал, как избежать потертостей на ногах, но промолчал? Покажите мне его, я ему прямо сейчас голову оторву! – зло говорит Рома. Перехватив взгляд взводного, Рома смягчил тон. – В переносном смысле!
– Взвод, строиться на занятия, – улыбаясь, командует взводный. 
– Курсант Россошенко, – так же зло говорит Рома, – зря молчишь. На умного ты все равно не похож! 
 
О плащах
На утреннем осмотре Вася, как всегда, порадовал нас своим вопросом.
– Товарищ старший лейтенант, я проснулся, и в голову мне стрельнула мысль. А вот, например, можно идти по графику в увольнение, а на улице дождь. Можно курсанту идти с зонтиком?
Командир взвода смотрит на Васю неестественно добрыми глазами, но Вася этого, кажется, не замечает. Или не понимает.
– Можно Машку за ляжку, – порадовал нас ответом мама Жора, – но пока вопрос не выпал из вашей головы, нужно на него ответить. Зонтик курсанту не положено, положено солдатскую плащ-палатку.
– Это что, в увольнение нужно идти в плащ-палатке? – растерялся Вася.
– Именно, товарищ Россошенко, именно в плащ-палатке. Кстати, завтра у нас будет занятие по плащ-палатке, так что потерпите до завтра и все узнаете. А на случай внезапного дождя, который мешает очередному увольнению, командир роты, наверняка, найдет достойное курсанта СВВПСУ занятие. Так что и плащ-накидка вам не понадобится. В советской армии все просто и понятно! Понятно?
И вот пришло оно, завтра, и мама Жора проводит на свежем воздухе занятие «по плащ-палатке».
– Ну, что же, – начал взводный, – расслабимся и порадуемся общению друг с другом в приятной обстановке. Товарищи курсанты, перед вами плащ-палатка солдатская. Предназначена она для маскировки личного состава, а также для защиты от дождя, снега и ветра. Товарищ Кальницкий, вы у нас ведь служили срочную службу? Для чего еще используется плащ-палатка?
– Плащ-палатка используется как подстилка при чистке оружия в полевых условиях; как подстилка при стрельбе из автомата в плохих погодных условиях, чтобы не пачкать обмундирование; как импровизированная скатерть при приеме пищи в поле. Ее используют для переноски хлеба и других продуктов, сухих пайков. Ею можно пользоваться как спальным мешком. А еще плащ-палатка просто незаменима при уборке территории, то есть при выносе сухой листвы и прочего мусора. Плащ-палатками застилают нары в походных солдатских палатках. Они же заменяют двери в полуразрушенных войной домах. Ими закрывают окна в занятых разбитых домах (и вместо стекла, и в качестве светомаскировки, да и брошенную в окно гранату задержит, то есть как противогранатная сетка).
Взводный слушает и удовлетворенно кивает головой, только что пальцы не загибает.
– Совершенно верно, товарищ Кальницкий. А еще плащ-палатку используют для переноски раненых. Например, в Афганистане  солдаты заворачивают два края и прострачивают их нитками. Такую плащ-палатку, продев в получившиеся тканевые трубки две палки, используют как импровизированные носилки. Такие носилки намного легче штатных. А вот для защиты от дождя гораздо эффективнее комплект противохимической защиты (ОЗК), состоящий из резиновых чулок-бахил, надеваемых поверх любой обуви и резинового плаща с капюшоном и рукавами, который с помощью несложных манипуляций превращается в комбинезон.
Не ошибусь, если скажу, что мало кто из курсантов слушает с интересом. Большинство ребят негромко переговариваются между собой.
– Плащ-палатка изготовлена из легкой, но прочной и непромокаемой ткани. Используется она как палатка и как накидка. Для правильного пользования солдатской плащ-палаткой вам всем нужно знать ее устройство и назначение деталей. Полотнище палатки-плащ-накидки имеет: наплечник – второй слой ткани, нашитой для увеличения водонепроницаемости на плечах; две вздержки для образования из полотнища плащ-накидки с капюшоном; при этом нижняя (плечевая) вздержка стягивается тесьмой, а верхняя (капюшона) – шнуром. Товарищи курсанты, вы не стесняйтесь, записывайте, это вам очень пригодится.
Однако курсанты продолжают оживленно переговариваться в строю. Мама Жора вынужден на это реагировать.
– Равняйсь! Смирно! Курсант Королев, поверните по команде «Равняйсь!» свое табло направо.
– Товарищ старший лейтенант, покажите, где у меня табло, – совершенно справедливо обиделся КорС.
– Что? – захлебнулся от злости мама Жора и застыл на месте. – Я вам после покажу в индивидуальном порядке, где у вас табло.
– О, – негромко говорит Кальницкий, – рабочий класс нарвался на интеллигенцию. Непростительная невоспитанность!
– Хуже, это крестьянский класс, а не рабочий, – поправил Мишу Лео.
– Не драматизируй, – смеется в ответ Миша, – хрен редьки не слаще!
Королев молчит и по-прежнему держится с достоинством, все больше разочаровываясь в собеседнике.
– Товарищи курсанты, давайте ближе к делу. Тесьма на одной вздержке и шнур на другой поставлены для того, чтобы вздержки можно было легко отличать одну от другой на ощупь руками при надевании палатки-плащ-накидки в темноте, – как ни в чем не бывало, продолжает занятие взводный. – Это прорезь для правой руки с застежкой на клевант. Клеванты на правом борту для застежки палатки-плащ-накидки спереди; клевант для пристегивания нижнего угла; круглые отверстия на углах для надевания на стойки; петли на всех бортах для сошнуровки полотнищ при установке палатки. Размер полотнища …
– Прекратите говорить загадками, – шутит Батя.
– А я был уверен, что занятие будет скучным, – довольным тоном шепчет Лео.
– В таком виде плащ-палатка появилась в 1976 году и с тех пор она является незаменимым атрибутом солдата. Она отлично подходит для дальних походов и для военных действий, движения рук и ног в ней не затруднены, а защитный капюшон позволяет солдату спрятаться от дождя и снега. Плащ-палатка солдатская нередко встречается в комплектации с растяжками, колышками и прочими аксессуарами, позволяющими использовать ее в качестве палатки на открытой местности. Плащ-палатка имеет конструкцию, позволяющую соединять между собой несколько полотен с помощью шнуров. Тогда из нескольких плащ-палаток можно собрать прекрасную палатку, которая годится для отдыха 3-4 человек. Вот сейчас мы с вами и займемся тем, что будем учиться строить палатки из плащ-палаток.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите вопрос? Курсант Королев, – растерянно говорит КорС, – а я читал, что плащ-палатка появилась в экипировке русского солдата намного раньше. Точно известно, что с апреля  1882 года плащ-палатка уже являлась обязательным элементом солдатского походного снаряжения. Правда в то время она использовалась только как индивидуальная палатка солдата. Палатка в комплекте имела деревянные приколыши и стойку, которые просовывались между палаткой и скаткой. Для того времени это было поистине революционное решение.
Поскольку взводный молчит, КорС продолжает.
– Солдат впервые получил средство для защиты от непогоды и на отдыхе, и на марше. Это было очень важно, ибо походные солдатские палатки перевозились в обозе второго разряда, который по уставу следовал за полком на расстоянии половины дневного перехода, что составляло 20-30 верст. Следовательно, раньше после дневного перехода солдат мог получить место для отдыха и укрыться от дождя в лучшем случае к середине ночи, а если учесть время, необходимое для установки палаток, то к утру. То есть к тому времени, когда надо было начинать следующий дневной переход. Таким образом, получалось, что во все дни марша солдат все время находился под открытым небом и мог рассчитывать на сколько-нибудь нормальные условия для отдыха только при остановке полка на суточный отдых. Индивидуальная плащ-палатка радикально изменила положение. Солдат, придя к месту ночлега, мог сам себе поставить подобие палатки и укрыться от ночной сырости, дождя, прохлады. Объединившись, три-четыре человека могли составить из своих плащ-палаток уже нечто более похожее на настоящую палатку.
– Совершенно верно, товарищ Королев. Ставлю вам пять. Первоначально палатка представляла собой просто полотнище с отверстиями по углам для установки и предназначалась для использования только как палатка. Солдаты же сразу приспособились укрываться палаткой от дождя во время марша, как плащом. Солдатские выдумки были замечены и по достоинству оценены начальством, и в 1910 году палатка была модернизирована. С этого времени она получила официальное название «Плащ-палатка солдатская».
Многие курсанты видят плащ-палатку первый раз в жизни. Мне уже приходилось видеть ее на «тредневке», наш школьный военрук брал ее с собой, но тогда плащ-палатка меня почему-то, так как сегодня, не впечатлила.
– С 1910 года солдатская плащ-палатка более практически не менялась, за исключением мелких изменений, и в таком виде сохранилась до сегодняшнего дня. Если ее надевать как плащ-накидку, то сразу выясняется, что спереди полотнище не достает и до колен. Стекающая с полотнища вода быстро делает колени мокрыми даже если солдат стоит. Подвернутый сзади угол обеспечивает при ходьбе стекание воды попеременно, то в левый, то в правый сапог. Если же угол отвернуть, то он с громким шорохом тащится по грязи за спиной, цепляясь за все травинки, веточки и так далее, норовя стащить плащ с плеч. Давно уже нужно увеличить размер самого полотнища. Средний рост солдата по сравнению с 1909 годом увеличился, по меньшей мере, на 20-25 сантиметров. Так что таким товарищам, как Журавлев, Иванов, Столбовский, Чернов в такой плащ-палатке будет, не так комфортно, как их более низкорослым товарищам.
  – А зачем на полотне палатки посередине пришита палочка? И что за две полоски ткани пришиты на углу, противоположном капюшону?
– Не спешите поперед батьки в пекло, товарищ Россошенко. Палочка, в обиходе «чопик», пришита для того, чтобы при надевании изделия в варианте «плащ» пристегнуть нижний угол, чтобы он по земле не волочился. Две петли там пришиты для того, чтобы прикреплять сложенную плащ-палатку под спинной ремень боевой ременной системы. 
– Товарищ старший лейтенант, а зачем у вас с собой столько плащей? – удивился КорС.
– А это чтобы удобнее было вам все наглядно показывать. По довоенным наставлениям было два варианта – ранний и поздний (предвоенный 1941 года). Это ранний – обратите внимание, полотнище плащ-палатки, сложенное по инструкции в сверток, приторачивалось дополнительными ремнями снизу к ранцу образца 1936 или ранцу-рюкзаку образца 1939 года. А это поздний вариант – полотнище складывалось несколько иначе (втрое-втрое-пополам) и укладывалось в ранец (под крышку), рюкзак, либо вещмешок (к спине). Сырую плащ-палатку скатывают в скатку поверх шинели.
Принадлежность носили в разные годы тоже по-разному. С коробчатым ранцем и ранцем-рюкзаком 1939 года принадлежность носили в чехле, притороченном вместе с палаткой к ранцу. При упрощенном рюкзаке 1940 года чехол с принадлежностью приторачивали шинельными допниками к скатке. А при вещмешке – уже без чехла просто клали на дно мешка, под конверт полотнища палатки.
Я слушаю с удовольствием. Не ожидал, что о простой солдатской плащ-палатке можно столько рассказывать! До армии в своих туристических походах я обходился старым выцветшим папиным брезентовым плащом-дождевиком и настоящей палаткой. Теперь вот жалею, что у меня не было солдатской плащ-палатки. Приеду домой в отпуск, непременно ребятам посоветую обзавестись ними! И наглядно продемонстрирую все преимущества такой плащ-палатки!
– Конструкция плащ-палатки позволяет с помощью шнуров соединять между собой несколько полотнищ. В этом случае получается нечто вроде туристической летней палатки. В годы Второй Мировой войны Вермахт располагал гораздо более удобными, практичными плащ-палатками из непромокаемой брезентовой ткани. Вдобавок, немецкая плащ-палатка имела двухстороннюю маскировочную окраску и могла использоваться и как маскировочное покрытие. Вообще довольно странно – немецкий котелок наша армия переняла (в войну Красная Армия вступила с солдатским медным котелком времен Первой Мировой войны, который представлял собой просто кастрюльку с дужкой). Современный советский армейский котелок является точной копией немецкого котелка. А вот немецкую флягу для воды – нет. А она удобнее нашей, так как закрывается сверху кружкой, так что не надо отдельно иметь кружку. Плоский немецкий трехцветный фонарик под маркой КСФ переняли, а плащ-палатку нет. Вот перед вами немецкая плащ-палатка образца 1931 года. Можете сами оценить разницу.
– Курсант Иванов. Но ведь в, то время Германии было запрещено иметь свою армию?
– Совершенно верно, товарищ Иванов, но руководство Германии уже тогда думало над тем, как лучше одеть солдата будущего Вермахта! А теперь займемся практической частью. Не надо учить долго и быстро, будем учиться на практике.
Мы стали строить палатки из двух, потом шести и двенадцати плащ-палаток, и все у нас получается, как нельзя лучше. Впрочем, маме Жоре так не кажется.
– Курсант Нагорный, – замечает взводный, – у вас руки растут из пояса нижних конечностей. Только фиги и можете ими крутить. Мной уже начинает дергать от вашей беспомощности, то есть бестолковости. Проявите изобретательность и соорудите уже что-то человеческое из этих плащ-палаток.
Однако Веня сегодня даже под страхом смертной казни не способен соорудить палатку.
– Ну что же, товарищи курсанты, – подводит итоги взводный. – Кто не успел, тот опоздал. Товарищ Нагорный вам сегодня только двойка.
– Дурацкая какая-то плащ-палатка, – ворчит расстроенный Веня.
– Ничего не поделаешь, товарищ Нагорный, – шутит взводный, – ничего лучшего отечественное палаткостроение пока еще не изобрело!
На самоподготовке «замок» отправил в самоволку Игрека – Игоря Третьяка, и тот принес бутылку водки и рыбные консервы. Мишу Кальницкого почему-то в кампанию не взяли, поэтому выпили водку Степанов и Игрек вдвоем. Ротный понял, по бегающим глазам и красной физиономии «замка», в чем дело, забрал его в канцелярию роты и долго ругал.
– Ты что, совсем дурак? – злится ротный. – Не знаешь, что сейчас борьба с пьянством? А ведь ты заместитель командира взвода! Сержант! Как ты можешь что-то требовать от подчиненных, если сам не являешься примером? А ведь это тебе не солдаты, а такие же курсанты, будущие офицеры!
 
Окоп
Мы первый раз роем окопы для стрельбы, лежа, на отметку. Роем тупыми пехотными лопатками. Земля тяжелая – целина, и к тому же много камней.
– Блин, – шумно возмущается Веня, и лещет познаниями, – грунт четвертой категории!
– Веня, есть такой чудо-аппарат, лом называется, – шутит «замок», – добро тебе сгонять в лагерь и взять его!
Я рою честно, лежа на боку, в то время как все остальные встают на колени, стоит только преподавателю отвернуться. Так как делают они, безусловно, легче, но я копаю честно, как под пулями, да еще и своих подчиненных поругиваю.
– Товарищи курсанты, куда вскочили? Лежа, лежа копайте, как по нормативу положено!
На мои призывы никто не обращает внимания, в лучшем случае говорят:
– С какой такой радости? Лежа не вложимся в норматив!
– Товарищ курсант, вам что, больше всех надо?
– Что за глупости? Вы что же, ради оценок роете? – удивляюсь я.
– Вот чудак человек! А ради чего еще? – недовольно, но негромко шепчет Веня. – Ясно, что ради оценок. А как же иначе?
– Учитесь вы. А если война, вы что же, и в бою будете на колени вставать?
– Ну, ты, Иванов, и загнул, – первым отозвался «замок». – То война, да и где она? Эх ты, а еще взрослые люди! А сам ничего не понимаешь!
Без сомнения, позиция, занятая «замком», курсантам больше по душе. Не обращая внимания на мои замечания, абсолютно все курсанты хитрят.
– Вы сами тем более должны все делать правильно, – говорю я «замку», – потому что вы своим примером показываете пример …
– Да отстань ты! Обещаю, что на войне буду рыть честно! А ты копай, копай фанатичнее, а то что-то у тебя не очень хорошо получается! Но не все еще потеряно, Иванов, рой, как все и тоже справишься вовремя.
Распластавшись, я продолжаю рыть, как и положено. Труд это изнурительный и пот заливает мне глаза.
– Товарищи военные, – шутит преподаватель, – подсуетитесь, а то в норматив не вложитесь. А вы, товарищ Иванов, копайте быстрее, других курсантов из окопов уже не видно, а у вас голова до сих пор из вашей канавы до пояса торчит!
Ни один человек из нашего взвода так и не последовал моему примеру. Мне показалось, преподаватель специально часто отворачивался и подолгу любовался пейзажем, чтобы все без помех могли нарушать установленный норматив на рытье окопа.
А любоваться здесь есть чем, горный Крым, это вам не степь! Во всяком случае, лично я не понимаю красоты степи или там русского поля. То ли дело лес или горы! Было бы у меня время, я бы тоже с удовольствием полюбовался местными красотами.
Когда окончилось отведенное время, выяснилось, что в норматив не вложился только я. В нашем взводе все получили положительные отметки, а я – двойку.
– Плохо, товарищ Иванов, плохо, – подводит итоги урока подполковник Огарев. – Никак не ожидал от командира отделения такой оценки. Такой крепкий юноша и не смог за полчаса окоп для стрельбы лежа вырыть! Вам должно быть стыдно. Ладно, пересдадите мне в училище, – громогласно и неумолимо заканчивает он.
Восторженная толпа курсантов, едва-едва сдерживает свою радость. С внезапным потрясением я понял, что мало того, что все кто ловчил, хитрил, получили хорошие отметки, а я, единственный, кто честно выполнил упражнение – «неуд», так преподаватель меня же еще и осуждает! Зря только я намучился, роя этот злополучный окоп.
– Как в училище? – не утерпев, спросил КорС.
– Так. Вас скоро перевезут в училище, на зимние квартиры. Следующее наше занятие будет проходить уже там.
Все курсанты сразу забыли обо мне и стали радостно обсуждать новость, так как, без преувеличения можно сказать, что все мы давно ждем переезда в училище. Жаль, что для меня это долгожданное и радостное известие омрачено двойкой.
– Что, товарищ курсант, руки не так заточены? А ты думал, что ты здесь будешь мед большой ложкой, есть? – смеется надо мной наш замкомвзвода.
Пока остальные взвода заканчивали рытье окопов, нам преподаватель неожиданно разрешили отойти в тень деревьев небольшого лесочка.
– Пацаны, а что это?
Веня показывает на небольшие кустики с черными ягодами.
– На малину похожи, но это точно не малина, – недоумевает Веня.
– Это ежевика, – отвечает Батя. – Слышал о такой ягоде?
– А есть их можно? – загорелись глаза у Вени.
И весь взвод набросился на кисло-сладкие ягоды ежевики.
Ротный, увидев мою двойку в журнале, хотя и был крайне изумлен, но только сокрушенно покачал головой, а вот взводный спросил:
– Вот это чудеса! Иванов, как же это ты так умудрился? С какой это бухты-барахты ты получил неуд? И не стыдно тебе?
– Вот что-что, а не стыдно ничуть, – хмуро ответил я.
– Это еще почему? – удивился взводный.
– Потому что я единственный, кто честно копал – лежа, а остальные хитрили!
– Ну и молодцы! Это правильный подход к учебе, ведь главное оценка, вот и весь сказ, – как это ни странно, но мама Жора поддерживает наших хитрецов, а меня открыто осуждает. – А ты повел себя неосмотрительно. Весьма! Ну, ничего, скоро настанет день, когда ты и сам все это поймешь. Не сходишь разок, другой в городское увольнение за неуспешность, пропустишь свидание с девушкой – враз поумнеешь! Скоро я с тебя начну спрашивать за неуспеваемость твоих подчиненных, а проще говоря – буду драть. Только перья полетят! Вот тогда ты на многое посмотришь другими глазами. В одном тебя нельзя упрекнуть: ты, похоже, очень правильный. Только это ведь не всегда хорошо, потому, что то, что легко для других, может оказаться сложным для тебя. Иванов, а подо что у тебя руки заточены?
После этих слов взводного я особенно остро почувствовал бессмысленность нашего дальнейшего разговора.
– Под кулаки, – вместо меня ответил Миша Кальницкий. – К тому же, как мы уже успели заметить, слова у него не расходятся с делом!
Его слова повергли старшего лейтенанта Дядченко в состояние шока. Пока он не подсунул Мише новую свинью, я решил взять инициативу в свои руки.
– Товарищ старший лейтенант, не нападайте, я этого не заслужил. Кстати, хотел вас спросить, а где в училище пересдают рытье окопов?
– Признаться, не знаю. Гм, и в самом деле где? Не на газоне же? Впрочем, подожди, и сам узнаешь. А пока мой тебе совет – вооружись терпением, займись самодисциплиной, тебе еще очень многое предстоит понять в военной службе. И лопатку свою наточи. А вы, товарищ Кальницкий, прекратите думать ртом, и думайте, чем положено. И запомните, что ум человека сильнее кулаков.
Буря миновала, так что наказывать Мишу мама Жора не стал.
– Что, товарищ Иванов, – в порыве искренности насмешливо говорит Королев из третьего отделения, – не оценили отцы-командиры ваш благородный порыв? А вы думали, что они рассыплются в похвалах в ваш адрес? Нет, им тоже нужны от нас только положительные отметки! И все!
И что за язва этот Королев? Тут и так нехорошо на душе, а он только еще больше подливает масла в огонь. А еще мне не понятно: на занятиях все офицеры не устают нам напоминать, что уставы написаны кровью, что учиться надо на совесть, что на войне (например, в Афганистане) за леность плата – ранения и смерть, а на деле выходит, что всем нужны только хорошие оценки.
Мне кажется, что неправильно это все как-то. Или это я один действительно чего-то не понимаю? Сегодня я немного разочаровался в нашем преподавателе. Надеюсь что, все-таки это не система такая, это персонально этот преподаватель так относится к учебному процессу. Надеюсь, потому что совсем уж невозможно понять, как можно на словах учить нас одному, а на деле требовать иного? Выходит, преподавателям нужны не наши знания, а хорошие отметки? Так, что ли? Мне в это верить решительно не хочется. И хотя я получил двойку, и, безусловно, мне это очень неприятно, но жалеть я об этом не стал.
– Да не расстраивайся ты так, – по-дружески хлопнул меня по плечу Миша, – двойка это дело поправимое. А вот твои железные принципы это не очень хорошо, причем в первую очередь для тебя самого! Подумай как-нибудь об этом.
– Спасибо, Миша, – только и сказал я. – Я подумаю. Как-нибудь.
На построении роты на обед мама Жора не преминул напомнить всем о моей первой и единственной двойке.
– Товарищи курсанты, – жизнерадостно показывает на меня рукой взводный, – сегодняшний случай с неудовлетворительной оценкой курсанта Иванова это хороший пример того, как не следует относиться к учебе. Учиться нужно с головой, всем понятно? Иванов, вам это тоже понятно? А то я гляжу, вы совсем уж какой-то апатичный стоите!
Остается резюмировать, нашим отцам-командирам от нас нужны просто положительные оценки, а ни какие не знания. Теперь в этом нет никаких сомнений. Учиться мы должны не для себя, ради знаний, а на радость отцам и мамам-командирам, то есть ради хороших оценок. Вот так.
Тут Вася решил задать взводному вопрос.
– Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться? Курсант Россошенко. А за время учебы у нас предусмотрены экскурсии по предприятиям города Симферополя?
– Точнее на ликеро-водочный завод, – громко шутит Лис.
Взводный вместо ответа обратил свой ясный взор на меня.
– Курсант Иванов, признавайся, чему ты там улыбаешься?
– Вспомнил одну экскурсию нашего класса на кулинарную фабрику.
– И что там было такого смешного, что тебе и сейчас еще весело?
– Нам разрешили пить любой лимонад, кто сколько хочет. Через время учительница обратила внимание на то, что один ученик плачет. Она его спрашивает: «Игорек, ты почему плачешь? Ты что, не хочешь лимонада?» а он ей в ответ: «Я хочу. Я уже не могу!!!»

Онищенко
Наконец-то мы приехали в училище, сдали в оружейку свое табельное оружие, и нас стали размещать в спальном помещении.
Первые впечатления о пребывании в училище получились не очень приятными. Пока мы слезали из кузовов грузовиков, строились на плацу, курсанты старших курсов смеялись над нами, освистывали и обзывали «минусами» и желторотиками. И еще кричали нам: «Духи», вешайтесь!» Это было, прямо скажем, неприятно. Все мы, конечно, слышали о «дедовщине» в армии, но чтобы так относились друг к другу курсанты высшего военного училища? Для меня это было откровением. 
Третье отделение нашего взвода граничит с первым отделением четвертого взвода. На нижней койке, а кровати у нас стоят в два яруса, через проход от Кальницкого размещается блондин с неприятными водянистыми глазами.
– Давай знакомиться ближе, – предложил  Мишин сосед. – Я Вадим Онищенко.
  Правда, фамилию свою он произнес как Анышшэнко. Я даже невольно улыбнулся, так забавно это прозвучало.
– Анышшэнко? Странная фамилия, ты украинец?
– Ничего странного, – обиженно ответил Вадим, – я бялорус.
– Вялорус? – насмешливо переспросил Миша. – То-то я гляжу, вроде рус, но какой-то вялый!
Онищенко ничего не ответил, а просто молча, куда-то ушел. На этом их знакомство и закончилось. Во всяком случае, пока. Похоже, Онищенко просто попал Мише под горячую руку. Но это ничего, вот если он попадет Мише под раздачу, вот это уже совсем другое дело!
– Миш, ты чего? – толкнул Кальницкого плечом Ставничук. – На кой ляд ты его трогаешь?
– Попомни мое слово, Коля, Онищенко этот очень большая сволочь. Поверь мне, я в людях хорошо разбираюсь.
– Так вот сразу и определил? – скептически переспросил Коля, ни разу не поверив Мише.
– Просто запомни то, что я сказал. Четыре года – большой срок, и он свое гнилое нутро обязательно проявит. Вот тогда и поговорим. Мутный он, попомните мое слово. Он из тех людей, которых лучше иметь среди врагов, чем среди друзей,  – и Миша пропел:
– Кто ты? Тебя я не знаю, но наша «любовь» впереди!
Потом Миша заинтересовался тем, чем я занимаюсь, и обратился ко мне.
– Иванов, а ты что это делаешь?
И я объяснил, что не нравится мне спать в мягкой постели, поэтому я убираю два ряда звеньев с кровати, чтобы она так сильно не прогибалась подо мной.
– Ух, ты, – попробовал Миша мою кровать. – Как дерево! Я себе сейчас тоже так же сделаю!
Подошедший взводный увидел мой матрац, вертикально приставленный к простенку между окнами, и спросил с удивлением.
– Иванов, ты что, спать стоя собираешься?
– Так точно. Причем вверх ногами!
– Что, – улыбнулся взводный, – спать будешь даже без подушки?
– А зачем? Лучшая подушка – это чистая совесть!
Тут Веня хотел было что-то и себе сказать, но взводный его оборвал на полуслове.
– А вы, товарищ Нагорный, лучше помолчите, у вас еще лапша на ушах не обсохла! И еще хорошенько подумайте над теми словами, которые я вам сейчас скажу. Одним из характерных признаков посредственных умственных способностей является желание постоянно рассказывать.
– Это точно, – вступил в разговор КорС, – болтливы те люди, которые не умеют думать.
Почему-то на этот раз заботливый мама Жора не стал снимать с меня стружку, ни намыливать мне голову, ни просто даже гладить меня против шерсти. Сегодня мне все сошло с рук, как с гуся вода, а взводный стал посвящать нас в очередную военную хитрость. Спать на койках можно только в строго отведенное для этого время: от отбоя до подъема или перед заступлением в наряд. Зато офицеры закрывают глаза на то, что курсанты стелют на пол под своей кроватью шинель и спят на ней под койкой.
Лично я сразу решил для себя, что под кроватью я спать не стану, хотя многих это известие взводного заметно обрадовало.
Мы с Лео стали из окна изучать территорию училища. Недалеко от  КПП № 1, перед входом в другую казарму увидели две центрифуги. На обоих как раз вращались курсанты, а другие ожидали своей очереди.
– Ничего себе, – несказанно удивился Лео, – здесь что, и в космонавты готовят? Не хочу на небо, хочу в стройбат! А кстати, замполиты ведь имеются во всех родах войск, правда? А в космических войсках замполиты есть?
– Есть, товарищ Леонтьев, – с серьезным видом отвечает на его вопрос ротный. – Только у них они называются космополиты!
Вася торопливо стал что-то записывать себе в тетрадь, а вредные и гадкие товарищи, вроде меня и Лео, ему так ничего и не объяснили.
– Товарищ Россошенко, – насмехается ротный, – вас в космонавты, то есть в космические войска точно не возьмут! Почему? А вы тайны хранить умеете? Вот вы знаете, какая первая заповедь космонавта? Не знаете? Строго хранить в тайне то, что Земля плоская и не крутится! А ведь есть и более серьезные тайны!
Мы рассмеялись. Тут до нашего слуха донесся рассерженный голос мамы Жоры.
– Кто это здесь воду разлил? Пройти же невозможно! Так и упасть недолго!
– Это я, курсант Нагорный, – виновато отвечает дневальный по роте Веня, – ведро дырявое оказалось.
– А вы куда смотрели, когда воду в него набирали? Куда вы смотрели, когда несли его сюда из умывальника? Что, тогда не видели и не слышали, что ведро протекает? Эх, сказал бы я вам, что у вас действительно дырявое!
– Голова, – внес полную ясность КорС, чтобы у Вени не осталось никаких сомнений по этому поводу. – Голова дырявая!

Пройдоха
Вот мы и в своей казарме! Наша рота размещена на четвертом этаже, окна наших взводов выходят на плац. Взводные распределили всех курсантов по койкам и тумбочкам. В шкафах точно указаны места для шинелей и вещмешков. Все по-военному: сначала замкомвзвода, за ним командир первого отделения, следом курсанты первого отделения, потом командир второго отделения и так далее по порядку. Койки в нашей роте в два яруса. Хотя мы тут же узнали, что 29-я и 34-я роты будут жить в один ярус.
– А почему не наша рота? – возникает резонный вопрос у многих курсантов.
– Потому, что 29-я и 34-я – это первая и последняя роты (по нумерации). Им и выпало обживать первый и последний этажи. А другие роты, в том числе и наша рота, будут жить в два яруса. Потерпите три года, на четвертом курсе будете жить в общежитии, а там комнаты на 2-4 человека, – пообещал ротный.
С моей точки зрения, объяснение неубедительное. И не только потому, что 29-я рота обживает вовсе не первый, а второй этаж (на первом находится лазарет, штаб батальона, и, так называемые, нижние каптерки), а еще и потому, что в два яруса с таким же успехом можно жить на втором и пятом, как на третьем и четвертом этажах. Просто казарма рассчитана на четыре роты, а жить в ней предстоит шести ротам. Таким образом, на третьем этаже живут 30-я и 31-я роты, а на четвертом этаже – 32-я и наша 33-я рота.
Мы обживаем свои тумбочки, шкафы, застилаем кровати. Шинели были в скатку, а теперь перед тем как их повесить в шкаф, их нужно погладить. Бытовка одна, гладильных досок и утюгов пять, а желающих погладить свою шинель – две роты! К тому же абсолютное большинство делает это кто в первый, а кто во второй раз в жизни, так что очередь движется медленно, и ждать своей очереди долго. Пока я вытирал пыль в своей тумбочке, меня нашел Батя.
– Толик, где ты пропадал? Я тебя не мог найти!
– Товарищ курсант, – шучу я, так как я командир отделения, в котором состоит Батя. – Это где вы пропадали? Я не мог вас найти!
– Ходил в «разведку», то есть был в чипке, – честно говорит Батя. – Их здесь целых три! Но лучший чипок прямо возле нашей казармы. Пойдем, покажу из окна бытовки.
– Чем же он лучше? – заинтересовался я.
– Только в нем продают фирменные училищные булочки с орехами, повидлом и сахарной пудрой! Вон видишь, здание напротив – это учебный корпус. Внизу, кстати, находятся городские таксофоны, а вон та дверь – это вход в чипок.
– Ладно, спасибо. Я пошел, если что – ты за командира отделения.
Еще на подходе к чипку я почувствовал дурманящий запах сдобы. Открыв дверь, я вдохнул этот запах полной грудью и чуть не захлебнулся своей слюной. До чего же здесь здорово пахнет! Это тебе не кислая лагерная капуста! Да и ассортимент заведения тоже приятно удивил.
– Кто крайний? – сглотнув слюну, спросил я.
– Держись за нами, – небрежно бросил четверокурсник одного со мной роста, но более плотной комплекции. Второй четверокурсник такого же благородного роста, но худой, на меня даже не взглянул. Из чего следует, что это были четверокурсники? А одеты они в п/ш и фуражки, в отличие от курсантов остальных курсов.
Через несколько секунд в кафе прибыла новая группка первокурсников.
– Кто последний? – спросил самый шустрый из них.
– Будете за мной, – сказал я, – но передо мной еще несколько человек очередь занимали.
– А где они? – наивно спросил один из новоприбывших.
– Куда-то вышли, – пожал я плечами.
Четверокурсники, стоящие в очереди передо мной, разом прекратили разговор, оглянулись и с интересом посмотрели на меня. Впрочем, они ничего не сказали, отвернулись и продолжили свой разговор. Когда подошла моя очередь, за мной уже стояло в очереди человек сорок курсантов, преимущественно первокурсников. И тут в кафе вошли Столб и Аркалюк.
– Где вы пропадаете? – набросился я на них. – Как раз ваша очередь подошла!
Четверокурсники, которые уже мирно беседовали за чашкой чая, снова повернулись ко мне.
– Вот пройдоха, – добродушно хмыкнул тот, который полнее.
– Молоток, – одобрительно сказал худощавый, – вроде нашего Снегина. С таким можно кашу варить. Наш человек, даром, что «минус!»
Когда мы с Аркалюком и Столбом устроились за столиком, четверокурсники уже направлялись на выход. И тут в кафе вошел наш «замок», и как всегда, в обнимку с Машевским. Проход не позволял разойтись в колонну по три, но «замок» даже не подумал уступить проход четверокурсникам. И тогда тот четверокурсник, что полнее, сильно толкнул нашего Степанова руками в грудь так, что тот ударился затылком о дверной косяк.
– Обурел, «минус?» – спросил он. – Или неприятностей ищешь?
– Ты чего? – удивился «замок».
– Не ты, а «Вы», понял? А вообще, запомни, салага…
– Я не салага! – выкрикнул «замок». – Я службу топтал!
Он тут же заработал новый удар, на этот раз в скулу. Голова Степанова снова стукнулась о косяк. Это заметно остудило его запал.
– Заткнись и слушай сюда, – на этот раз говорил тот, что худее. – Службу не топчут, а служат. Если ты этого не понимаешь, то тебе не место в нашем училище. И еще – послушайся доброго совета, запишись в училищную библиотеку и прочти что-нибудь о правилах поведения. Ты узнаешь много интересного и нового для себя. Так, например, нужно давать людям возможность выйти из помещения, а уже потом туда входить. Пока просто поверь на слово и именно так и поступай. Жалеть об этом тебе точно не придется.
– С дороги, – рыкнул тот четверокурсник, что полнее и, не дав опомниться, снова двумя руками ударил Степанова в грудь. Тот снова ударился о косяк. – И радуйся, что легко отделался  – я сегодня добрый!
Степанов потупился и промолчал. То, что все произошло на глазах у десятков курсантов, и в том числе на наших глазах, его больно задело. Но продолжать конфликт с четверокурсниками он не решился. Федька вообще простоял все время с белым лицом, не проронив ни звука, словно он тут и ни причем.
Что касается булочек, то они и впрямь оказались выше всякой похвалы. К тому же они были горячие и прямо таяли во рту. Прав был Батя, фирменные училищные булочки это что-то особенное! В казарме Лео принялся жадно втягивать аромат ванили, исходивший от моей формы.
– Везет же некоторым, – простонал Лео, – а мы тут все шуршим, шуршим.
– Не умирайте, товарищ Леонтьев, – шучу я, – я вам сейчас точно расскажу, как там все было.
– Вот еще! Хотите, чтобы я слюной захлебнулся?