"...я стучался в свой дом...
В дом, где я лишь вчера
до звонка доставал еле-еле...
И дурманил меня
сладкий запаз забытых,
ушедших времен"
/А.Макаревич/
НЕ ЗАБЫТЫХ!
Ах, не судьи себе мы, не судьи,
Случай ходит у нас по пятам.
А вокруг, будто тысячи судеб,
Зажигает огни Теплый Стан./Ю. Визбор/
Загул по «местам боевой славы» может быть опасен, равно как и отразиться относительно неблагонадежно на органах тела и физическом, тонусном состоянии иной материи.
«Тяжело пыхтит «Икарус» - скоро «Лейпциг» окаянный…». Ах, это из «неопубликованного», совсем уж щенячье-шпанского. лестнично-шансонного
Пыхтящий престарелый «Икарус», ежесекундно шевеля и скрипя подшитой парковыми умельцами «гармошкой», катит через лес. Реально, «через лес» от Ленинского проспекта. Поймав за окном иную картинку, не веришь, что в Москве. Зловеще проплывает таинственное здание «Медсанчасть номер 1», покрытое по периметру несколькими слоями колючей проволоки… Оно же – отвоевавшее гектары териитории лесного массива.
Спасибо журналу «Шпигель» в 91-ом – давший интервью Лукьянов упомянул и о «Медсанчасти» этой тоже. Прославил дядька маленькую улочку Варги на весь большой свет.
Остановка. Выход. Перед глазами – березовая роща….. Когда-то в двенадцать мальчишеских – подлесок с уникальным обилием подберезовиков «в черте города». Гэбэшная «Медсанчасть» за бетонным колючепроволочным оберегом, А за проезжей частью Варги – монотонные двенадцатиэтажечки полукругом.
Теплый Стан. Дом. Малая Родина – увы, Москва,.. да не совсем…
Правильнее – СОВСЕМ НЕ… Совсем не вяжется все это с тем многократно и справедливо оплеванным современностью человеческим муравейником, не оставившем камня на камне от былой красоты «сердца державы»
Асфальт тротуара с выбоинами – не добралась еще лужковская коммуналка, сильно далеки мы от центра. Гремящий дрянной какофонией МКАД – новье, раньше он был двухколейкой в одну сторону.
Но уже тогда, уже и в той прессе - «дорогой смерти».
Отвлекаешься на каждую детальку, как, наверное, всегда на малой Родине… «Кольцо», граница Москвы и области…
Помнится, походные разудалые школяры-юннаты бросали курить. Первый зарок – «курим только на выездах, в городе – ни-ни!». Чего проще – айда в гости к Серене, там у него «кольцо» под окнами, вот и сходим «прогуляться» за город. Боже, как забавно!
Теперь перейти поверху это кольцо и не приснится в любое время суток, только по воздушному мосту…
Теплый май, соловьи в лесопарке. Молодые сумерки, не свет, не тьма. И молодь в остановочном павильоне, в ауре светящейся палатки, так нелепо-одинокой на тихой трассе. Разросшиеся деревца, посаженные, помнится, новоселами, обернулись сквером без тропинок и лавочек, прикрывшим двенадцатиэтажки от Варги. И тонкая полоска выщербленного асфальта (всего-то полтос метров длиной) вяжет дома с той самой замкнутой в кольцо улочкой имени какого-то мадьяра.
Абсолютно по-идиотски ревет МКАД, абсолютно не к месту, как «технотрекс» в историческом кинематографе. Заложники его вялотекущей пробки не видят, да и не могут замечать того, что в ста метрах. Как «время на иной параллели», сам катишь вот по нему – и хоть бы одна мысль о близости… от близости того, что сейчас вот ТУТ, вне пределов пространства арбайтена порой люто постылого, лишнего и бессвязного.
…Нелепый МКАД, нелепая маленькая палатка-тонар. Вернее, нет – она-то, как раз, очень даже к месту – сюда стекаются те, кому, возможно, не будет спаться в этом соловьином беспределе Теплого Стана. Вот- молодь уже тут, уже на фоксе «доброго вечера». Смеются, приятные такие, по-весеннему «прибравшие антураж» к победам и разлету чувственности. Мило, паточно как-то хмельные и позитивно-доброжелательные.
Замечательные ребятишки, которым не сидится дома…
Никогда не забуду, как пол ночи во дворе чудно лился рок-н-ролл в весьма неплохом исполнении «матери шестиструнной» и ласковых, хорошо поставленных голосов, буквально воспроизводящих магнетичный тембр «лирического» Шахрина. А я то думал, что «Чайф» уходит…
Только не в Теплом Стану! ЗДЕСЬ обычное дело, как у Владимира – «кто-то ночью на лавке фальшиво исполнит твой блюз». Ну и пусть фальшиво, а ты все равно порадуешься, что у человека душа поет… именно «твой» блюз. Тот, который ты писал «только для себя». И фальш простишь – тебе б самому не сфальшивить!
«Значит, не бесследно ты живешь»
«Метро «Беляево»… автобус… Теплый Стан…» (О боже! Тогда еще «Беляево»!).
Если «Медсанчасть» пресловутая воспета в «Шпигеле», то хата твоя – в сборнике израильского поэта Семена Гринберга, тогда еще россиянина и бессменного оратора философско-политически-диссидентских сборищ отца. В том стихе своем он и рассказал, как приехал, как чего-то там наговорил беззвучно и неслышно окружающим... «Наврал». Короче, как всех обманул… Да, все верно, дядя Сень, «высказанная мысль есть ложь» и все прочее. Но уж больно громкая, на всю кухню прям!
Забавно читать стихи о том, что видел собственными глазами! Стихи о своем лежбище и крыше над головой В чем даже, может быть и рос – хоть и кайфово, и эпатажно бывало красоваться «крапивным семенем». Да, ядрена бабушка, «стареем», извиняюсь за выражение, что-то неожиданно по-нимается. И под-нимается животворящей волной, и ты осознаешь, что именно ЭТА волна, несмотря на всю относительность, косвенность и противоречивость пожизненного отношения к ней, именно она и выплеснула тебя вовне (если, конечно, дай Бог, все же выплеснула).
Он же, дядя Сеня - один из первых критиков мальчишеских дурно оформленных тетрадок прозы. Помню-помню, «…Что-то у тебя б….ди больно интеллектуальные! И вообще – не ставь «точек», лупи открытым текстом!» Я уж не помню, о чем это он именно. Помню лишь, что со «снисхождением философа» относился к определениям и ярлыкам, даримых «общественными» людьми. У меня и не было ни сейчас, ни тогда их, ну… «интеллектуальных» коих этих. У меня всегда был один наш, классный и вздорный НАРОД, да обзовите вы «хоть горшком». Такой, как есть, со всеми его прибабахами и тараканами, любвеобильностью, суицидальностью, страстью к яркому-или же наоборот, к сугубо мрачнявому, что «обязано быть» свойствами мыслящей материи.
А «интеллект» - куды ж от него, родёмого, времечко-то оголтелоеза окном. Все непросто! Как там у Гесиода – «рождение седых младенцев», елы-палы, «время ранних морщин»…
Это теперь принято в новое, веселое осознание – что морщин-то и не надо вовсе. Что Жизнь любит Воина, а вовсе не морщинистого от скорби душевной полутрезвого «тонкодуха». И что «пьянее» - не значит – «умнее». Ну, то есть, душевнее, страдательнее, глубже, тоньше, и прочая и прочая подростковая муть, так рьяно ценимая и одобряемая в доче, например – в тринадцать-шестнадцать и надо быть таким! Бодрый весельчак в ранней юности – все ж не признак того, что ценимо в «своих» людях, всему свое время.
Как переформация в известном тезисе – «верблюд-лев-ребенок» 13-19 – по жизни «лев», до «ребенка», до утерянной в 5 совершенной сущности – как до звезд галактических. Поэтому не возбраняется и позлиться, и похулиганить, и погрустить задушевно. И посвирепеть конкретно на то, что стремится оклеить своим удушьем – общественную действительность иль фарисейскую нравственность.
Браво! Потом вместе поржем надо всем этим, и над собой в перворядь, над свирепым ежиком «вставши высокО над всем пережитЫм», как дым от паровоза поезда, от которого (якобы) отстал…
Ты уже давно готов поверить, что «из Теплого Стана НЕЛЬЗЯ уехать». Данное наблюдение не философов-романтиков, а уличной доброй шпаны, с которой ты прижился, проводя еще юношеские бессонные ночи, «пропадая пропадом» во дворах…
Черт! Опять отвлечение! И попсня, бывает, ложится на душу, будь ты хоть в кубической степени оголтелым контркультуршиком, рокером, бродячим бардом… Воинствующим эстетом, елки…
А вот вдруг попса или шансон, а часто – блатняк так ляжет, так зацепит душеньку мятежную, что орать готов от чувственного жадного кайфа! Как правило, связано с местом, временем и состоянием нутра в момент «услышанья» чего либо. Не Киркоров, конечно, не Катя Лель (всему ж есть предел, прости, Господи!), но вот кто другой вполне может вздернуть по-взрослому на пику вопиющего.
Отступления, отвлечения, интермедии… Нет, не дашь о Теплом Стане (у каждого он, несомненно, свой, стан этот… теплый) связного, филологически-рафинированного текста в законе жанра. Это как сама Любовь – вздорная, безбашенная, летучая и глобально опасная. Не реферат же, право Господи….
«Из Теплака не уедешь, все один хрен – вернешься!»
…Ты не замечаешь, какую сигарету уже мучишь нервно на этом пятачке. До хаты дойти еще есть время, но нет резона, палатка работает до двадцати трех, живительная влага не стечет до того времени.
Почему-то не хочется пиваса – он мягкий, как бюргеровский быт. Хочется резануть по вкусу – можжевеловой таежной дури «ГрИналса» (или «ГринАлса», кто там и как ее разберет, «еловую водку» эту…). Пусть бы и адски вредно – в газетах пишут...
Временами подкатывают респектабельной внешности «Форды-Транзиты», выпускающие свежее-вернувшихся откуда-то человеков… Кстати, редко кто сразу бежит до дому, народец тут задумчивый – прикурит, поздоровается, проявит любознательность ассортиментом тонара, мож, возьмет чего для души «одиноко странствующей». И отправится, не торопясь, под тополя и березы выщербленного пути к хате – почему-то думается, одинокой. На ходу перекинувшись парой фраз-кивков-улыбок с завладевшей предостановочной зоной по-майски разнополой и разноцветной молодью.
Кого-то из них, приехавших, ты узнаешь, успев залюбоваться и порадоваться – сколько СИМПАТИЧНЫХ вырастает из тех, кого знал совсем мелкими. А также, что и твое, знакомое по школе, поколение представлено в большом количестве (правда, что ль, «из Теплака не уехать»).
Но – нет слез, нет ностальгии. Теплый Стан, превратившийся незаметно для самого себя в «московскую провинцию» - Жив по-настоящему, а отнюдь не по-прошлому.
Что-то в нем, заразе такой, ЖИВО, что-то кричит о едином организме ТЕРРИТОРИИ, прорастившей некое семя – тебя, любимого. И нет ухода, и нет возражения этому КРИКУ пространства.
… Хочется потешно возразить поэту Тимуру Шаову. Песня о бизнесмене, сметенном катарсисом:
«….. все «нормано!»
Сегодня лоехал лишь до «Третьяковской»,
А в прошлый то раз – аж до «Теплого Стана».
Да доедь он в прошлый раз, бизнесмен этот – хренушки бы он вынырнул из катарсиса своего, так бы и прижился в мути своей тут – его бы встретили и поняли. «Поднагрели, обобрали», как в классике. Шутки, конечно, увы…
Тут как-то тепло. Не знойно, не жарко, а именно -ТЕПЛО. И… еще медленно вроде. «Время на другой параллели».
Еше немного – и потянет в зону отдыха «Тропарево» - в «вавилон», в круглосуточный вертеп этот на побережье лужи-пруда, с его покачивающимися лодками, зазывным музоном бильярдных и уличных шалманов – там все круглосуточно-вязко. Как и полагается в «нижней тундре». В ритмике забубенного, мрачно колобродящего кайфа отдыхающего народа…
Странно, почему ж так огульно привлекательна та самая «нижняя тундра» - нравится, ох, нравится это точное (эскимосское, кажется) определение положения духа в конкретной зоне – безбашенного существования, на серфинге ловли приключений, вздорных позывов и дремучих фантазий.
Вот почему так тянет все «неправильное» по-учебному? И, более того, блуждающая по-весеннему головушка подмешивает густой настой, что не по причине любви к чему-нибудь легкому, а напротив, совсем напротив, из любви к «тяжелому» (ха-ха!), то бишь из этой самой «тундры» и прорастают, мол, семена по-уверенному здравого духа, именно отсель и потекут ручейки прозрачной живицы. Вроде бы потому, что не из рафинированного же (в кавычках, естественно) пространства общемировых ценностей им течь!
Плазма, собственно, низких, по-верному животных инстинктов и потуг должна перебродить, перехлестнуться с вездесущим напалмом своеволия и родить, выплеснуть на-гора здоровую сущность свободной личности, ВОВРЕМЯ, современно воспарившую над тем и над этим. Свободную от минимально-хоть принятого, признанного, придуманного. Пластмассового, как «жизнь» у «Сплина».
НАСТОЯЩЕГО, закаленного и прожженного «настоящим» по жизненной видимости, по примитивной проекции.
«…Наполняются пеплом в подъездах стаканы…
В непролазной грязи тут живет чистота»
Вот, примерно так, как у Шевчука в Питере.
Вот и радуешься, как ненормальный, любому шуму «гудящей» тусовки, пацанским бравым речитативам, запрокинутому бесстыдному смеху хмельной девчонки – они радуются, им тепло. Как и тебе в ИХ пространстве, как друг от друга, радующихся рядом
Другое дело – как распорядиться далее тем самым ТЕПЛОМ, тем самым захлестом «вавилонского» разгула натуры… А на какой тебе хрен, уважаемый, думать за кого-то, ведь все одно, лучше ТАК, чем НИКАК, лучше «нижняя тундра», чем сухой рафинад родительского (дурно-родительского) «так надо». Или – куда хуже – «надо так».
Дискотека восьмидесятых не отгремела и поныне – недаром проекция времени не покидает радиоэфир и концертные площадки.
ЯВНО видать - перелом (вернее, НАДлом) спиральки, той самой, диалектический, пришел не с «Мишей Меченым» (извиняюсь, Михал Сергеич, это «Библия»), не с развалом тоталитарного Совка, а с точностью наоборот. Именно ТО и было привневсено НЕЧТОМ, пока неосознаваемым даже мыслящими.
И еще одна «проекция времени» - восьмидесятые, подхваченные ветрами подскочивших стремительных девяностых, НЕ ОТГУЛЯЛИ! Именно этому поколению, 65-80 г.р., присущи веселые, молодые духом и даже телом представители с неоскудевающей жаждой НАСТОЯЩЕГО и удивленным, познавательным взором в окружающую «бучу».
Поколение, плохо привыкающее к отчествам...
Поколение, разнополыми стайками перемещающееся по ночным улочкам и паркам, подобное молоди, да и несильно отличающееся от последних по всем критериям.
Может, конечно, я просто фанат СВОЕГО поколения ("Мое поколение… смотрит вниз… боится дня…" » и т.д. и т.п.), но наши девчонки и пацаны меня радуют не в «глубине души», а по большей части и «снаружи» тоже.
Вот так Теплый Стан (грешу, конечно, не он один…) превращает жестко думающего мизантропа, антиглобалиста и провозгласителя Ницше в улыбчивого полутрезвого гуляку-одиночку, неторопливо бредущего по выщербленной границе лесопарка и жилья человеческого. Глупо, радостно «улыбающегося встречным лицам» (вот и до Сергея Есенина дошел, прямо, даром, что тезка). Что это за сущность такая – «малая Родина» с большой буквы, какие несусветные эмоции вызывала и вызывает у отмеченных ее раскидистыми на весь мир (вернее, ВСЕ миры) крыльями. Это и есть, вероятно, та самая подаренная Создателем Любовь, право Любить, возможность… того же самого. И «разрешение» на нее, всемогущую. Та самая, которую хочется дарить, раскидывать в пространстве. Делиться.
Та самая, что лишает покоя по определенной канве – есть разрешение, но не найдена возможность ДЕЙСТВИЯ – как подарить, как выхлестнуть распирающие тонкую материю соки – не забродить бы, прости, Господи.
Отсюда и дергает мозг - истоки Творчества, ты сам как есть «вынуждаешься» (в кавычки беру «новояз», приходящий в теле мысли) укрепляться в словесности и культивации текста, ЧТОБ ИМЕТЬ твердую, приемлемую ВОЗМОЖНОСТЬ ДАРИТЬ свой текст, свою… ту самую… что и повторять то боязно – слишком забита уж и перепричесана та категория.
Чтоб не остаться в трезвой памяти встречных лиц тем самым детски-улыбающимся одиночным гулякой родом из восьмидесятых и не боле того. Ну, еще, конечно, блин, менеджером-администратором-начальником отдела-прочее по всем пунктам, увы.
«Ты лелеяла, нянькала глупую душу мою.
Дворовая родня - обиталище тамок и сплетен...
Гей, урла дорогая, мне страшно – но я вас люблю…
Мне уже не отречься, я – ваш, я – клеймен, я – примечен…»
«Умирающий город. Мальчишеский сон.
Убывающий в небо. Сползающий в Дон.
Уносимый потоком безжалостных дней,
Мне швыряет, как пену, своих голубей»
/Геннадий Жуков, «Ростов»/
«…Так пускай меня согреют теплостановские девы
И прохладою обвеют тропаревские леса»
/С. Казаринов, «Шансон», 1987г./ ))))