Екатерина САДУР
СИНИЙ ГОЛОД СЛОВ.
Моим друзьям – Пьеро и Арлекину…
1.
КОЛОМБИНА ТАНЦУЕТ.
Тебя наказали осенью, ноябрём,
Последними чувствами, неутолёнными днями,
Без слов, без мольбы, без страха и без печали...
Нам просто сказали, что больше мы не умрём.
У тебя в руке - шесть,
у меня в руке - восемь,-
- столько было смертей, что не хочется помнить.
Беспредметную осень заплети себе в косы,
Коломбина, спектакль которой не понят...
Коломбина, спектакль которой осмеян,
Не смеётся в ответ и не слышит вопросы...
Её поступь тверда, только голос рассеян, -
- почему смерть приходит с косой, но без носа?
Мы танцуем вдвоём с Арлекином,
нам третий некстати...
Не так страшен ноябрь, как его нам намалевали.
И не вздумай рыдать,
кромсая
позабытое тонкое платье
на спинке кровати
ножом из неплохо заточенной стали.
Очумелый Пьеро разбивает ногами свои барабаны
и торопится спрыгнуть с ума или сразу - на небо...
Как осколки петард, фейерверки, другие обманы
разлетаются мысли: "Ты не был здесь...не был... ты не был..."
Дорогой Арлекин,
Укутаны плечи в тепло, но мой рот почти неподвижен,
и, уж прости, давно исцелован другими, не теми...
И в сумерках нам брести. Это значит,-
ты выжил,
И от усталости спотыкаешься о две наших
связанных тени...
2.
БЕСПОКОЙСТВО ПЬЕРО.
И даже пока она спит, завернувшись улиткой,
На тёплом полу, на развёрнутой простыне,
День вытекает с каждой секундой,
и медленной пыткой
Меня настигают её беспокойные мысли
обо мне…
3.
ПЬЕРО РИСУЕТ МАСЛОМ НА МАНЖЕТАХ …
Оранжевая кружится спираль
Очищенного утром апельсина.
Нож Коломбины. Слёзы Арлекина.
Сегодня снова никого не жаль.
Вино темнеет сквозь стекло бутыли.
Раскрыта книга. На полях пометки.
Мои слова к тебе давно остыли,
Мой Арлекин,
но бьют, как прежде, метко…
- Давай, Коломбина, целуй свои руки.
Давай, Коломбина, натягивай вожжи.
Продажная девка, надменная сука,
Что хлещет ремнями по коже, по коже…
Мне нравится, что Казанова стар,
а Дон Жуан как будто снова молод.
Мне нравится холодный синий голод
в твоих словах,
и буквы «о» обвал…
- Удавка буквы «о» как след в виске навылет,
Как хрупкий хрусткий снег и прорубь посреди,
Как тёмные следы и пальцы, что остыли
Тянуть уснувшего по льду на дно реки…
С утра пораньше, притворясь весёлым,
Пьеро натянет холст и за работу…
Пусть Арлекин танцует пьяным, голым,
Сегодня это не моя забота,
Сегодня это не моя услада
Рыдать, как твой Пьеро. Он пьян тобою.
Мне хочется совсем немного сада
Тенистого. В цветенье и покое…
- Давай, Коломбина, возьми в исступленье
В груди моей сердце…Костей моих хруст…
Я полон тобою. Твоим преступленьем.
Из раны пусть вырвется розовый куст.
Дурак Пьеро ревнив. Он курит. Он сутул.
Он поджигает театр и смотрит зыбко,
Как пламя жжёт китайский абрис скул,
Как у Рембо преступную улыбку
и рысий росчерк глаз с зрачками буквой «о»,
как траурное дуло пистолета…
Бутылка разлетается. Вино
шипит и пенится, но не меняет цвета.
- Да, мы паяцы, тунеядцы, трубачи,
Мы соль земли в кругу огня и чада…
Не надо, Арлекин, не плачь и замолчи
И вышиби ногами двери ада…
Сквозь этот круг гудящего огня
(Все ходят поглазеть, дивятся, но не тушат).
Возьми Пьеро и выведи меня,
И выпусти на волю наши души.
4.
МОЙ ДРУГ ПЬЕРО.
Мой друг Пьеро, он нежен, зол и слаб. Он растирает пальцами золу
Моих стихов, рисуя на обоях.
Мне остро не хватает вас обоих, -
- (привычка к револьверному стволу).
Мои друзья Пьеро и Арлекин
В прозрачной рощице иудиных осин.
Мой друг Пьеро не может без меня.
Ему смешно. Мне хочется заплакать.
Он говорит, что слёзы – это слякоть
Бессмысленно измученного дня.
Забавно: девочка у зеркала совсем одна на свете
Целуется сама с собой, коверкая слова.
Она твердит заученный урок.
Ей кажется, что протекли столетья.
( Висок обласкан холодом ствола
И весело спускается курок).
Сквозняк в груди и в комнате сквозняк.
И тени на полу и на стене
обведены горячей киноварью.
Они лепечут, прячутся, скользят,
Упившись горем, захлебнувшись гарью.
- Что ты возьмёшь с собой,
девочка Коломбина?-
внезапный вопрос пролетавшего мимо.
Она оглядывается с мольбой:
- Мои с картинками детские сказки,
Злое, заточенное перо
И тюбик красной краски,
Украденный у Пьеро.
Огненные птицы с золотыми лицами
Ходят по карнизу, сбрасывая снег.
Щёлкают клювами: "Дай испить водицы нам",
Просятся к девочке на ночлег...
Мой друг Пьеро, он глуп, хвастлив и юн,
Он говорит, что вены - это струны,
Грозится по одной из тонких струн
Скользнуть ножом и выпустить взамен
Обойму ревности, печали и обиды.
Вот слякоть слёз моих и кровь из вен...
Увы, мой друг Пьеро, теперь мы квиты...
5.
ПИСЬМО АРЛЕКИНА.
Хорошо, что до осени ещё далеко,
И что лето - в самом начале,
ещё не в разгаре даже....
С тобой легко дышится и весело пьётся вино,
С тобой...
Но будет ли это дважды...
6.
***
В.Цзину – танцору и поэту….
Цзин,
Чайная ложечка в стакане поезда
«Москва-Петербург-Вечность»,
Станцуй для меня вдоль бесконечных наших
Заснеженных железных дорог
Под стук колёс на ветвящихся рельсах…
Хриплый и жёлтый как охра, смешанная с песком,
Чёрный, как просыпавшийся уголь,
Красный, как раскалившиеся железо,
на котором исчезают слёзы и испаряется кровь,
Синий, как студеный воздух
ранней моей московской весны,
Белый, как сны без слов и без снега…
Цзин,
Резь от звонка будильника
чёрным ноябрьским утром,
Охрипший рот с каплями запёкшейся крови,
Китайский мальчик с затаёнными
русскими кровями,
Потерявший мягкий знак
на конце своей и без того короткой фамилии,
Намертво сросшийся с маской Арлекина, -
- если отодрать, то только вместе с сердцем!
Твоя юность сгорела мгновенно,
Как утренний свет над остывающим морем.
Но ты всё также красив, как античные боги,
Захватившие Китай…
Вот все они, онемев, застыли вдоль аллеи над морем
Студёным утром в конце января
Между кипарисами и только что выпавшим снегом,
который они попирают ногами,
как когда-то развалины древних городов,
сдавшихся на их милость…