Язык мой...

Семён Вексельман
ЯЗЫК МОЙ...




     Олег был весельчак. И красавец! Высокий, хорошо сложен, загорелый, с сединой, в слегка вьющихся не длинных, не коротких волосах. Лицо у него было улыбчивое, глаза искрящиеся. Небольшой животик, слегка выдающийся относительно вертикальной плоскости его фигуры, нисколько впечатления не портил. Мужику уже за полста, а он - почти как Апполон, ну, может, чуть пополнее в талии. А кто видал Апполона после пятидесяти? Я полагаю, он как раз вот так бы и выглядел.
     Олег рассказывал байки и анекдоты в изобилии, и у него получалось смешно. На заводе ему все нравилось и работать с ним было легко. Он, кстати, уже сменил немало мест приложения своего трудового таланта, и в его карот хаим (автобиография) могли бы быть вписаны десятки познавательных историй.
     Жаль, что в резюме для работодателя не позволено писать всего этого. Мне бы, например, не приходилось каждый раз мучится... Сунул свою книжку в отдел кадров и жди...
     О своих бывших коллегах и приятелях Олег рассказывал много прикольного. Он умел подмечать и запоминать такое.
     Один из его бывших сотрудников прибыл в Израиль совсем малышом. Русский у него был, по словам Олега, из рук вон. Но парень так не считал. С самомнением был товарищ... Из перлов, которые он выдавал, Олег частенько упоминал фразу ''резня по дереву'' и еще один, куда более продвинутый афоризм. Видно, желая показать не только свободное владение великим и могучим, но и глубокое знание классической русской литературы, этот специалист не раз блистал цитатой из одного  произведения.., вы сами решите какого, когда её прочтете: ''Все смешалось в доме Чацких!''

***
     Во время работы на заводе я получил права на погрузчик. И на мостовой кран получил, но речь о погрузчике. Хорошие они у нас были эти машины: Тойоты от двух с половиной тонн и выше. У меня были права до 15-ти тонн. Но на таком я никогда не пробовал. А до семи - пожалуйста.
     В тот день я работал на нашем цеховом погрузчике. Для краткости все эти машины мы называли ''мазлег'' (вилка) за два торчащих вперед рога или зуба, напоминающих вилы. Использовали мы так же и слово мальгиза (погрузчик).
     Наша мазлег была грузоподъемностью в две с половиной тоны. Мы на ней и три поднимали, но то - особые выкрутасы... В паре со мной был Женя. На мальгизе - одному неудобно. Все время приходится слезать, если работа тонкая... У нас была тонкая. Мы взвешивали обрезки дорогого хомера (материала), в основном никелевых сплавов и титана... На каждом обрезке проката надо было маркером писать его вес, для этого Женя и был рядом. Наша работа протекала неспешно и делово. Никто нам не мешал и более того, никого рядом не было. Весы находились на отшибе, возле склада металлов в самом дальнем углу завода.
     В один момент, все же, к нам подошел знакомый мне рабочий из соседнего цеха по распилке хомера. Звали этого мужичка Итай, был он ивритоговоряшим, несмотря на то, что его красавица-жена с Украины могла бы давно научить его русскому. Возможно, она   и научила его чему-то, но он этого никогда не демонстрировал.
     Вот и сейчас он по-еврейски обратился к Жене с какой-то просьбой. Я на грохочущем погрузчике был для него менее удобным собеседником. Однако, объект для общения Итай себе выбрал не совсем удачно. Обращение к Жене на иврите имело примерно тот же результат, что беседа на иврите со стулом, на котором Женя сидел. Как и стул, Женя знал на иврите несколько слов, но все время забывал что они означают. Он добродушно улыбнулся, поднял руки на уровень лица, поводя ими так, как-будто бы протирает замерзшее стекло автобуса, и закрутил головой, отвечая на русском: ''Не, не я не понимаю''. Показав на меня, Женя закончил диалог с Итаем, а тот все понял и направился в мою сторону.
     Пришлось мне выключить погрузчик и включить мозги для разговора. Надо сказать, что мне самому общаться на иврите было трудно. Еще, как-то в целом, я понимал чего от меня хотят, а вот отвечать - слов никак не находил. Они у меня были, слова-то, но прятались куда-то в самый нужный момент, и я их не находил.
     Итай подошел поближе и, медленно выговаривая фразы, спросил, нельзя ли ему всего на несколько минут взять наш автопогрузчик. Ну, понадобилось человеку. Нормальная практика - оторвать другого от работы, потому что она на фиг никому не нужна, а у тебя - горит и никак не может ждать точно такое же бесполезное дело.
     Я прекрасно понял его просьбу и как-то сходу, незадумываясь ответил: ''Бэседэр, аваль царих лешалем Лев''. То есть, я хотел сказать что не беру на себя ответственность за передачу ценного транспортного средства пока не получу разрешение своего начальника Лёвы.
     Итай уставился на меня, как на пришельца и снежного человека одновременно. У него и так-то лицо было глуповатое, а тут стало вообще никакое. К тому же он носил очки, которые сильно увеличивали степень его изумления. ''Ма, ма?'' (что, что?) - только и выдавил из себя он. А я, вдохновленный тем, что такая длинная и сложная фраза сама сложилась у меня в голове, повторил куда увереннее и громче, решив, что он просто меня нерасслышал: ''Царих лешалем эт Лев''. Как видите, я даже улучшил свой ответ вкраплением предлога, который посчитал необходимым добавить на положенное ему место.
     Секунд десять длилось молчание, но вдруг улыбка озарила чело озадаченного колеги, и он с радостью закивал: ''Кен, кен, ани мехаке'' (Да, да, я подожду).
     Я поехал к своему цеху, прекрасно понимая, что Лёва не откажет уступить погрузчик на десять минут. Меня распирала гордость за то, как лихо я разобрался в важном производственном вопросе, но при этом, что-то  тихонечко и назойливо сверлило  у меня под темечком.
     Ехать мне было всего каких-то три минуты, но за это время я успел несколько раз прокрутить в голове ''свой ответ Чемберлену''. И вот в момент, когда я уже слезал с погрузчика, до меня дошло!
     Входя в мисрадик (кабинетик) к Леве, я ржал в полный голос. Получилось, что я пришел к нему не      за разрешением на то, чтобы нашим погрузчиком попользовались другие, а просто, чтобы рассказать, приключившийся только что прикол. Лева выслушал, тоже рассмеялся и успокоил меня, сказав, что Итай все понял и, что он на заводе еще не такого наслушался...
    А дело было в том, что Сеня перепутал глагольчик. Вместо слова ''лишоль'' (спросить) я сказал ''лешалем'' (платить). Получилось, что я Итаю не давал мальгизу, поскольку за это надо было сначала заплатить Леве.
    Да! Если бы я услыхал от кого-нибудь такое, я бы еще не так на него посмотрел.
     Э-эх! Язык мой...

                Август 2010. Хайфа.