Он стоял на пороге с запечатанным рулоном под мышкой. В правой руке он держал большую желтую сумку, и оттуда тоже выглядывали рулоны, сложенные не ахти как аккуратно.
- Здравствуйте, Катя, я Федор, - проговорил он, неловко двинув вперед шеей, что, по всей видимости, должно было представлять вежливый кивок.
Из ее головы разлетались клочья оборванного сна, разлетались быстрее, чем она могла ухватить хотя бы один кончик желеобразного тающего видения. Хотя нет, там было что-то о птице. Небольшой красивой желтой птице с длинным тонким изогнутым клювом. Клюв был приоткрыт. Ярко желтая, как эта сумка. Хорошо, что сумка желтая, а то бы ни одной зацепки.
- Я рада, Федор, - Катя продолжала держать перед собой дверь, прикрываясь ею, будто щитом, хотя длинный блеклый, словно мелом присыпанный, парень не внушал особых опасений. Впрочем, кто их внушает? Менее всех внушал, насколько известно, Чекатило. Лишь люди, наделенные нерядовой интуицией, ощущали что-то вроде массивного холода, исходящего от скучного очкастого человечка. А с интуицией у Кати бывали перебои. Особенно, когда ее вот так бесцеремонно будили дверным звонком. Поэтому она решила перестать играть в замысловатые угадайки и спросить в лоб: - Но что-то я не припомню, чтоб мы были знакомы.
- А мы и не были, - чуть пожав левым плечом с рулоном под ним, заметил длинный. – Это меня Костя к вам прислал. Сказал, что вы хотели поменять обои, и он решил сделать такой подарок. Сюрприз. Я лучший мастер по фотообоям в этом городе, вам любой скажет.
- Ах, вот как. – Катя мысленно выдохнула. - Очень мило с его стороны. Раз лучший, то заходите.
Это действительно было приятно. Только позавчера она пожаловалась Косте, что ее раздражали лиловые цветочки на стенах ее новой комнаты, а в последнее время стали прямо-таки бесить. Надо же, какой внимательный. Для «просто друга» даже чересчур внимательный.
Незнакомец, назвавшийся Федором, тем временем вошел, повесил на крюк серую куртку, снял ботинки на коврике у порога, оставшись в неожиданных зеленых носках со строгими зайцами. Сумку поставил у трюмо. Желтую, очень желтую сумку. Все-таки, что же там было, с той птицей?
- А вы... дизайнер? – спросила она, плотнее кутаясь в халат и внутренне хихикнув над зайцами.
- Что вы, какой еще дизайнер! – Федор замахал в ее сторону продолговатыми руками, как мельница крыльями и захлопал редкими меловыми ресницами. – Я – художник!
- А-а... А это - существенно? В смысле отличия? – спросила она с мимолетной ухмылочкой, догадываясь, что отличие выражается, скорее всего, в денежном вознаграждении за услуги, то есть «дороже стоит граф».
- Ну, как вам сказать... По мне так это совсем разные вещи. Поэтому отличие... Если спросить у вас, чем мебель отличается от леса, что вы ответите?
- Что отвечу? – рассеянно пробормотала Катя, бросив взгляд на часы в кухне, стрелки которых уверенно перевалили за полдевятого. - Что... мебель делают из леса в основном.
- Ну вот, а дизайнеров делают из рекламных роликов, - он захохотал басовитым смехом, неожиданным для его слабовыраженного тела, словно из мятой картонной коробки вдруг вывалились увесистые твердые мячики и запрыгали по коридору. Кате его шутка были неочевидна, она вежливо помолчала, пока у гостя не окончился приступ веселья.
- М-м, понятно... Но дело в том, Федор, что я немного опаздываю на работу. Точнее - уже много опаздываю. Поэтому, давайте сделаем так. Вы покажете мне образцы, я выберу, определимся с объемом, и я оставлю вас здесь до вечера. Если вы все сделаете до моего прихода, то бросьте ключ в мой почтовый ящик, хорошо?
- Конечно, нет проблем. Только обои уже выбраны без вас, Костя сам отобрал. И особенно просил не показывать заранее ни в коем случае. Чтобы вы удивились.
Катин рот приоткрылся, готовясь издать звук «о», но сказал только:
- Да? Тогда считайте, что я уже удивилась. Как это – не показывать? А вдруг мне не понравится, и что потом? Все переклеивать заново?
Федор снова хохотнул жесткими мячиками.
- У меня таких случаев еще не было ни разу, чтоб кому-то не понравилось. Но если вдруг случится такое! – он выпучил на нее круглые белесые молочно-голубые глазищи, - то вот, держите, наш договор – бесплатная переклейка до тех пор, пока клиент не будет доволен.
- Хм, - мямлила Катя, листая печатные странички с подписями и печатями. Странное утро, странный визит, странные условия. Вечно у нее все навыворот. – А оплата? - выхватила она удобную веревочку из вороха неясных событий. – Сколько стоит ваша работа?
- А все оплачено еще вчера. Да вы гляньте внимательно, вот штамп - «оплачено».
- Но суммы заказа я не вижу, - она продолжала искать что-нибудь привычное.
- А сумма не указана. Это же подарок! - неумолимо улыбался длинный.
Все. Хватит. Будь как будет, наконец рубанула про себя Катя. Не хватало еще опоздать на переговоры. Сказала твердо:
- Ладно, положусь на ваш вкус. И на Костин выбор. Надо же хоть раз почувствовать себя лицом безответственным. Или, как говорят – женщиной, - она усмехнулась и решительно пошла одеваться.
Конечно, опоздала. Конечно, перепутала доклад. Конечно, повезло, что на рабочем ноуте оказалась копия файла. Американец все время улыбался, и особенно широко и дружелюбно, когда она спутала цифры, что выглядело бы издевательством, если б американцы были способны на стеб. А так, скорее всего, он просто настучит начальству, что она мало пригодна для этой должности. Выставит ей эти свои штрафные баллы. Да и черт с ним. Надоело исполнять чужие танцы. Интересно, он уже выучил наши устойчивые выражения? Пожалуй, она готова дать ему бесплатный урок, для начала послав нахуй. В разгар ее размышлений, американец вдруг отчетливо подмигнул ей и заулыбался шире. Приехали. Действительно, странный день. Минус на плюс в жизненном эквиваленте обычно дает ноль. Плюс на минус в жизненном эквиваленте обычно можно обсудить за дружеским ланчем.
***
В сумерках у подъезда ее встречала белая собачка с грустными глазами. Вряд ли она знала об остатках ланча в Катиной сумочке. Просто ей некуда было идти, как всегда. Сегодня ей повезло, ей предназначались и кусок бекона, и сыр. Собачка ела без жадности, ее глаза слезились. Приятно быть волшебницей хотя бы для маленькой собачки. Уже около своей двери она начала искать в сумочке ключи, медленно вспомнила об утреннем «художнике», ринулась снова вниз, к почтовым ящикам. Ключ лежал, где было условлено.
С порога втянула носом воздух – комната не пахла клеем и свежими обоями. Но пахла при этом чем-то хорошо узнаваемым. Чем-то близким. Зачем-то на цыпочках прошла в квартиру и включила свет. Обомлела.
Со всех стен на нее нерезко смотрело лицо мужчины с чертами римского кесаря и улыбкой Будды. Из-за его плеча выглядывала она сама. Но где и кем был сделан снимок, она бы не посмела никому рассказать. Потому что ее слова прозвучали бы полным идиотизмом. На фото был он, ее сегодняшний сон.
Мне снилось, что ты пришел, и мы обнялись, и не могли оторваться друг от друга. Пальцами я нащупала твою кожу на спине, почувствовала твои лопатки и позвоночник, и поняла, что ты сильно похудел. Очень сильно. Я знала, что тебе нравится быть стройным и сильным, но это было чересчур, мое сердце сжалось от горестного предчувствия. «Ты похудел», - сказала я. «Тебе нравится?» – спросил ты. «Как я соскучилась по твоему запаху», - я сжала тебя сильнее вместо ответа. Запах счастья и близкого конца заполнил меня, как бывало раньше.
А потом я должна была убить желтую красивую птицу, с огромным тонким клювом, изогнутым, как хирургические ножницы. Птица тихо сидела в углу на столе, она могла улететь, но не улетала. Она ждала меня. Вокруг были люди, которые тоже ждали. Все знали, что я задушу эту птицу. Я сжала ее тонкое изящное горло, покрытое ярким оперением, она не сопротивлялась. Когда она окончательно затихла, я отпустил руки и еле сдержалась, чтоб не взвыть, мне стало ее невыносимо жалко, меня захлестнула тошная боль потери и непоправимого горя. Люди вокруг смотрели с осуждением и презрением. Как смотрят на тех, кто убил себя. Они не знали, что есть казнь, которая страшнее смерти. и это. жизнь. без. твоего. запаха.
Катя вышла в коридор, вынула мобильный.
- Костя, привет. Слушай, а что это за фирма, в которой ты мне заказал этого мастера по фотообоям? В смысле – какого? Который сегодня утром приходил, Федор. Он все поклеил, спасибо, но... Как не заказывал??!! Слушай, ну это не смешно. Костя. Мне нравятся сюрпризы и все такое, но я бы хотела все-таки узнать... Не шутишь? Костя, знаешь, всему бывает предел.
Бросила мобильный на трюмо в коридоре, вернулась в комнату.
Он стоял около окна, перекрывая широкими плечами чернеющий на фоне еще светлого неба шпиль королевского дворца на площади Дам. В загорающейся уличной подсветке четко проступал рубленый римский профиль.
На столе лежал развернутый пакет из обрывка газеты с зеленой горкой сухой травы.
- Зря ты куришь это дерьмо, - сказал он ей. – Давай лучше буханем. У меня от травы ноги отнимаются. Не самые приятные ощущения.
Она засмеялась, подошла, прижалась к огромной груди и замерла в тихом блаженстве.
***
Костя с Валиком примчались с раннего утра. Костя вел машину, как полоумный и уже подъезжая к дому, ненароком сбил на повороте какую-то белую собачку. Она отлетела к обочине и больше не шевелилась. На одну бездомную тварь стало меньше, отметил механически. Катин мобильный не работал. Они несколько раз позвонили в дверь. Потом Костя достал свою связку, не сразу попал ключом в замок.
- Если бы я ее не знал, то подумал бы, что она напилась. Говорила непонятно что, какие-то фотообои, какой-то мастер... ****ь, что с ключом? А, порядок.
Дверь открылась, из комнаты потянуло запахом почему-то болота. Или травы.
- Подожди здесь, я пойду, гляну... Костя шагнул внутрь. Конечно, на стенах те же отвратительные лиловые цветочки, что и раньше, никаких новых обоев. А это что? Он отскочил от кровати, будто его ударило разрядом тока, выбежал к Валику на площадку.
- Все. Вызывай милицию. И скорую. Или, давай, я сам.
Амстердам, март 2011