— Как говорит народная мудрость, красна изба углами, а долг пирогами, или есть время собирать камни и есть — очищать зерна от плевел, — наставительно произнес тов.Бататов, уперев указательный палец в грудь пенсионера Волозова. — Другими словами, нас женщины поздравили, Петрович? Будем считать — поздравили. Мы, следовательно, обязаны сделать ответный ход, организовать чествование женской части населения нашего дома в Красном уголке.
— Лошадью ходить будем, — не к месту вспомнил «Джентльменов удачи», внимающий словам председателя собеседник.
— Лошадью или конем — неважно, однако козлищ из стада изгнать надо.
И видя недоумение в глазах пенсионера Волозова, пояснил:
— Вычеркнем из списка приглашенных Либрету Коровину. Она на нас деньги не сдавала, и весь вечер приставала к доктору Бубкину с очередным абортом. Вот пусть и остается за бОртом, — скаламбурил председатель домкома.
— Тов.Бататов, ты же знаешь, Либрета аборты не для своего удовольствия делает. Ждет достойного Главу государства, чтобы соблюсти семейную традицию и назвать ребеночка в честь президента. Авось, после Ельцина — благозвучный придет. Надо бы и ее поздравить, уж она женщина, как никто другая.
— Ладно, убедил. Теперь, надо создать поздравительный комитет и распределить обязанности. Думаю я, ты Петрович, Кандыбко и Полковник — они за рабсилу будут. Ты пока рисуй пригласительные, а я возьму на себя сбор средств с мужиков на праздник.
— Ты только к Панкратову зайди минимум за сутки. Это ж пока он купюры проглотит, да выйдут они из него — аккурат сутки и пройдут.
— Вот хорошо, что напомнил. Надо ему сказать, чтобы побольше из сейфа заглотил.
Женский праздник, в отличие от 23 февраля был нерабочим, праздничным и приготовления начались с самого утра. Чтобы не выковыривать мух из котлет или того хуже — получить массовое отравление, готовкой по привычке занимались женщины. Но уж убранство помещения и сервировку стола взяла на себя чествующая сторона.
Принаряженные дамы, войдя в Красный уголок, восторженно ахнули и взяли на заметку, что мужья, когда необходимо, вполне способны хотя бы подмести пол. По стенам висели разноцветные воздушные шарики, гирлянды и бумажные цветы. Охваченные энтузиазмом, представители сильного пола развесили всюду даже яркие новогодние елочные игрушки: стеклянные шары, снеговиков и морковки, вперемежку с мишурой. По торцевой стене тянулся красный транспарант, на котором каллиграфическим пенсионным почерком было написано: «Поздравляем с Праздником дорогих наших ПОЛОВИН!» На выделении слова «половин» настоял тов.Бататов, тем самым давая понять, что мужчины тоже имеют право на этот праздник. По меньшей мере, на 50%.
Посадочных мест было не в пример с 23 февраля больше — холостым жильцам разрешилось пригласить дам со стороны («За двойную оплату!» особо подчеркнул председатель). В Красный уголок пришлось принести дополнительные столы. Их поставили вытянутой буквой «П». Пенсионер Волозов принес из подвала даже крышку от пианино, и она в качестве запасного варианта стояла пока прислоненной в углу. Столы радовали глаз обилием приготовленных блюд, и купленных, разумеется в достаточном количестве, напитков. Мужчины не забыли даже о бумажных салфетках, чего не наблюдалось в сервировке мужского праздника. Пенсионер Волозов предлагал еще поставить в бутылки, наполненные водой веточки мимозы, которые привезли на рынок расторопные абхазы, однако председатель домкома оказался против:
— Вот цветы совершенно ни к чему. Мы, в конце концов, своих женщин поздравляем с праздником, а не провожаем в последний путь.
Начали шумно рассаживаться по местам. В этот момент открылась дверь и в Красный уголок, с выражением неизменной милицейской наглости на лице, вошла активистка Олюйникова. Остановившись, она завертела головой, оценивая обстановку. Председатель домового комитета вопросительно взглянул на друга.
— Да понимаешь, — с оправдывающимися интонациями произнес пенсионер Волозов, — она все-таки жила с нами и оставила определенный след в летописи дома.
— Не только дома, но и твоей кровати, — укоризненно покачал головой тов.Бататов. — Дело, конечно, твое, но смотри, дружба — дружбой, а дополнительную плату за нее внесешь.
Председатель домкома наполнил стопку водкой и встал, держа ее в руках. Шум не стихал: громко подвигались поближе к блюдам стулья, вспыхивал смех, Фраерман робко спорил с Петовым, прося того уступить ему место возле Двубортниковой.
— Товарищи! Товарищи, ну имейте же совесть. Тов.Бататов хочет сказать приветственную речь, — перекрикивая шум, подала голос Свенсоншведская.
— Спасибо, дуся, — оратор слегка поклонился супруге. — Дорогие присутствующие товарищи. Полноправные жильцы нашего образцового дома и гостьи, — говоря это тов.Бататов старался не смотреть в сторону Олюйниковой, — мы собрались здесь не просто так. Я позволю себе напомнить вам причину. Более восьмидесяти лет назад, а именно, в 1910 году, коммунистка Клара Цеткин, которая родилась в Германии, а закончила свой революционный жизненный путь в нише нашей Кремлевской стены, предложила учредить Международный женский день. Предложение было встречено с энтузиазмом.
— Петрович, — обратился тов.Бататов к Либидяну, — я делаю паузы не для того, чтобы ты успел выпить и налить вторую. Все, между прочим, терпеливо меня слушают. Вечно кто-то с мысли собьет. Так вот. В те, уже далекие времена этот день не был праздником, он объединял и сплачивал революционно настроенных рабоче-крестьянских женщин на борьбу против эксплуататоров. Не было цветов, не было подарков. А были митинги, стачки и маевки. Так было и в нашей стране. До тех пор, пока не стало эксплуататоров. Нужда в этом дне отпала. Однако, уж не знаю в чью высокую голову пришла идея начать дарить в этот день женщинам подарки и цветы. Словно в победе социализма есть заслуга и женщин. Я ничего не хочу сказать, у отдельных, революционно настроенных дамочек, например Коллонтай, были интересные начинания. Но, к сожалению, они не нашли понимания и поддержки со стороны женских масс. В ознаменование Годовщины этого Дня, я предлагаю поднять бокалы, и может действительно стоит подумать о том, чтобы вернуться к изначальным традициям этой даты, так сказать, истокам, без подарков и букетов.
Выпили. Тов,Бататов, пережевывая селедку «под шубой», повернулся к другу:
— Петрович, что-то аплодисменты были жидкими. Скажи ты что-нибудь, может, расшевелишь народ. Пора уж. Как говорят: между первой и второй — промежутка нет совсем.
Пенсионер Волозов послушно поднялся, однако произнести тост ему помешала Олюйникова:
— Григорий Венедиктович, я извиняюсь за то, что прерываю Вас, но мне кажется, один из Ваших голубей соскучился по кормильцу. Слышите, в окно колотится.
И действительно, со стороны окна раздавался явственный стук. Однако это был не голубь. В закрытую по случаю холодной погоды форточку колотили чьи-то детские ножки.
— Карлсонсончик! Кирюша! — завопила Двубортникова и бросилась к окну.
Действительно, это был сын Двубортниковой. Ребенок влетел в открытую для него форточку попкой, как водится, вперед и бросился на шею матери. Та откинула голову подальше назад, опасаясь, что ее волосы могут попасть в лопасти пропеллера.
— Mammy, mammy, — говорил он захлебываясь, путая русские слова со шведскими и тут же поправляя себя, переводил. — Мамочка! Glada helgdagar! C праздником! Det ;r pappa. ;ppna d;rren… дверь, — Карлсонсон махнул ручкой в сторону двери. — Han kan inte komma ut genom f;nstret. Как это по-русски… Он не может пролезать в форточка. Очень stora… да, большой.
Кто-то открыл дверь и в Красный уголок важно вступил Он. Мужчина в полном расцвете сил. Олюйникова восторженно ахнула, не сводя зачарованного взгляда с невысокой упитанной фигуры мужчины. Карлсон шел по полу, степенно перебирая короткими ножками, заложив руки за спину.
— Привет, привет! — раскланивался он. — Мы прилетели напрямую из Швеции. Мы прилетели вас поздравлять с праздник. В Швецци нет такой хороший праздник, когда kvinnor… да, женщины добрые и счастливые, пекут много вкусных плюшек.
Олюйникова ловила каждое слово очаровательного мужчины и была несколько разочарована, когда гость направился прямиком к Двубортниковой.
— Hej k;ra, здравствуй, дорогая! Я принес тебе презент, — он протянул цветочный горшок с геранью, который прятал за спиной. — Это цветок из Швеция. Из Стокгольмский окно… рос на пот-оконник. Для меня есть свободный место за столом?
Аэронарушителя государственных границ усадили за стол. Тут же принесли двухлитровую банку вишневого варенья, вручили гостю большую столовую ложку. В огромную эмалированную кружку до краев налили сладко-пузырящийся «Буратино». По всему было видно, что Карлсон из варяг далее в греки двигаться, не намерен. За гостеприимным столом ему было хорошо.
Тов.Бататов ткнул в бок пенсионера Волозова:
— Продолжай.
Надежда и опора председателя домкома снова поднялся, смущенно откашлялся:
— Я прошу прощения, но здесь присутствуют мужчины, у которых больше прав произнести тост за женщин. Поскольку у них есть спутницы жизни, — пенсионер Волозов болезненно поморщился и незаметно потер бедро — сидящая рядом Олюйникова украдкой, но довольно ощутимо ущипнула его за ляжку.
— Нэт! Ты скажи. Ты правилные слова скажишь, — выкрикнул Петов.
— Да тут, вишь, какое дело — правильные слова сказать может каждый. Лишь бы они от сердца шли. Милые женщины, жены, подруги. Прежде всего, я хочу извиниться перед вами за то, что не всегда соответствуем. Порой не оправдываем ваших ожиданий. Вы мечтаете о рыцарях, героях, джентльменах. Ну, какие из нас рыцари? Лошадей у нас нет, доспехов, которые не снимаются по полгода — тоже. Да и купаемся мы чаще одного раза в год. Герои? И герои мы никакие. Какое геройство может быть в мирные дни? Мы — совершенно обычные скромные мужчины, вполне возможно и не заслуживающие вас. Но так уж выходит, что мы находимся рядом, трудимся, помогаем в меру сил по дому и не представляем своей жизни без вас. Правда, джентльменами порой забываем быть. Мало ласки, внимания уделяем. Но поверьте, это идет не от нашей черствости, равнодушия. Нет, просто вы для нас сравнимы с воздухом — дышишь и забываешь, какое это счастье иметь возможность дышать им. До того момента, когда тебе на голову наденут полиэтиленовый пакет и затянут его вокруг горла. Или сунут в камеру и пустят отравляющий газ. То есть вы для нас — сама жизнь. Поверьте, не раз мы зарекаемся, даем себе слово быть внимательнее, дарить цветы по пустякам и без повода и — забываем. Извините, что говорю так длинно и бестолково. С праздником вас родные! Счастья и здоровья. В этот день мы искренне раскаиваемся в своем небрежении к вам.
Олюйникова прижалась плечом к тазовому поясу стоящего пенсионера и, стараясь, чтобы никто не заметил, смахнула пальцем набежавшую слезинку. Свенсоншведская под столом положила ладонь на колено тов.Бататова. Что сделали остальные женщины неизвестно, однако многие мужчины зарделись, как девушки. Только Карлсон продолжал черпать ложкой варенье, запивая лимонадом.
Говорили и другие мужчины. Сподвигнутые примером пенсионера Волозова, много душевных и приятных женскому уху слов. Кто-то уже получил подарки, кого-то они ожидали дома.
Фраерман сидел и томился. Подойти к Двубортниковой и лично поздравить с праздником мешал не столько шведский ухажер, сколько собственная застенчивость. В нагрудном кармане фраермановского пиджака томился подарок, сделанный собственными руками — его мама, как и все еврейские мамы, с детства внушила ему, что лучший подарок делается всегда собственными руками, с любовью. В нагрудном кармане робкого воздыхателя, слева, там, где сердце, лежало еще одно сердце — подушечка для иголок, сшитая им собственноручно из красного атласа в виде сердечка. Из последнего золота, которое не нашли при конфискации имущества, Фраерман дома выковал маленькую стрелу и пробил ею атласное сердце. Подарок был очень символичен.
Ближе к полуночи Олюйникова подхватила в охапку слегка захмелевшего пенсионера Волозова и унесла его к нему домой. Свенсоншведская проводила парочку пристальным взглядом и возмущенно дернула плечом. Она уже было собралась бросить им вслед какую-то реплику, полную сарказма, но ее отвлек супруг.
Тов,Бататов увлек Свенсоншведскую в дальний угол банкетного зала, в который превратился Красный уголок. Выглядел председатель явно смущенным.
— Тут понимаешь какое дело, дуся… Как бы это сказать тебе? Короче, я хотел индивидуально… нет, лично… А, черт! В общем, вот, — тов.Бататов протянул руку и разжал потный кулак. На раскрытой ладони, оставив вмятины белого цвета от сильного давления, лежала золотая брошь.
— Это — мне? — недоверчиво спросила ошеломленная супруга. — Золотая… и камушки красные. Гранаты? — она подняла взгляд на председателя домового комитета.
— Гранаты, — с какой-то обреченностью подтвердил супруг. — Они символизируют (вот, черт, как же там Петрович учил?) капли крови в алькове нашей любви.
— Но она должно быть ужасно дорогая, тов.Бататов.
— Пустяки, — мужественно махнул рукой любящий супруг, — это и за прожитые совместно годы, и на всю оставшуюся жизнь.
Этой ночью стыки плит панельного дома № 66/6 издавали явственно слышимые звуки поскрипывания, в такт ритмичным движениям, производимым в каждой квартире.