пятая серия тут:
http://proza.ru/2011/03/03/1917
__________________
ШЕСТАЯ СЕРИЯ
– Бездушные свиньи! – переставил он зачем-то слова местами.
Многие подумали, что это начало стихотворения и заинтриговано притихли, потому что большинство стихов Димы были тихи, сентиментальны и простодушны.
Он поник головой. Потом положил микрофон на стол и… внезапно стремглав бросился вниз со сцены. Побежал по проходу.
«За ним!» – скомандовал Макс Пьеру, хотя тот и так вскочил.
Рачок мчался, комично исказив лицо и выставив вперёд руки со скрюченными пальцами, как мультяшный персонаж. Его во все лопатки догонял Петя.
Охранник Харчина выпучил на них глаза, – он уже начинал беспокоиться от этой беготни поэтов. Причём, одних и тех же.
С грохотом захлопнулась дверь зала.
Некоторое время все переваривали произошедшее. Неля встала с микрофоном в руке. Секретарь что-то записал.
С места взвился Нахим Факов, повернулся к залу.
– Это полудохлое креветко нас всех оскорбило! – дискантом заорал он, воздев над головой руки в многочисленных кольцах и перстнях. – Кто за то, чтобы сейчас же исключить Рачка из Ассоциации? Голосуем!
На его разгорячённом от гнева лице было написано совершеннейшее счастье.
– Тебя ему не переплюнуть, Нахим, – овладела ситуацией Неля. – Сядь, пожалуйста. Ты исключён из нашего клуба и не можешь ни к чему такому призывать.
Поэты зашумели. Харчин с Патриархом о чём-то тихо переговаривались, причём Сичень-Затятый хмурился в недоумении, а Меценат демонстрировал полное довольство жизнью.
– Мы тут все слишком, по-моему, нервничаем… – начала Неля, буравя Макса вопросительным взором. (Максим выставил ладонь, дескать, спокойно, мы всё уладим.) – Так вот… Друзья!..
– Ничё мы не нервничаем! – громко сказал кто-то с места. – Это вы нервничаете, потому что у вас всё через жопу!
– Что за бардак, в самом-то деле!
– Тихо! Тихо, друзья, – Неля вышла из-за стола.
На заднем ряду вскочил парень атлетического телосложения в красном свитере и стал что-то выкрикивать.
Волохипов закрыл свой нет-бук, обводя зал проницательным взглядом.
– Это план по срыву слушаний, – убеждённо промолвил он. – Тут Факов замешан. И Чужинец.
Сидевший рядом Рабочин вытаращился на него.
Поднялся страшный гам. Уже почти все говорили, или друг с другом, или с Нелей. Похоже, не особо вдаваясь в мотивы рачкового хамства и последующего бегства, поэты потеряли терпение. Раздавались крики: «Диме читать нечего и стыдно – и хрен с ним!», «Теперь одно место в четвёрке освободилось!», «Надо избрать голосованием, кто будет вместо Рачка!!!»
Патриарх встал, но Неля ловко усадила его на место.
«Красный свитер» на заднем ряду всё также неразборчиво горланил, рубя воздух ребром ладони.
– Прошу тишины! – лезла из кожи Неля. – Друзья! Успокойтесь! Мы сейчас всё решим! Мы всё решим! Тихо! Что он там кричит? – спросила она секретаря, указывая микрофоном на парня в глубине зала. Коротич пожал плечами.
– Он кричит стихи! – желчно и громко пояснил кто-то в первых рядах.
Сквозь шум доносились обрывки: «…и совесть гражданина…», «позорных недр…», «…воздать», «не кукольных деяний…»
Катя, испуганно озираясь, прижимала к груди папку, словно младенца. Макс охватил девушку за плечи, и она благодарно посмотрела ему в глаза.
– Одно место в четвёрке освободилось! – вопили поэты. – Надо сейчас выбрать, кто будет читать вместо Рачка!
Атлет на заднем ряду продолжал выкрикивать, рубя пространство уже обеими руками.
– Я СОГЛАСНА! – закричала Неля не своим голосом.
Шум стих. Все уселись, даже «Красный свитер» и Нахим, приплясывавший между рядами.
– Не знаю, что нашло на Дмитрия… – председательша снова посверлила Максима глазами (отпустив Катю, Макс сложил руки на груди). – Но он, так же как и мой заместитель Клименко, покинул зал. Мы его исключаем из слушаний. Сейчас я объявляю перерыв. Перекусите в буфете и через двадцать минут возвращайтесь сюда. Прошу не опаздывать! Двадцать минут! После перерыва выберем голосованием того, кто будет выступать в текущей четвёрке.
Зал оживился. То ли от возможности размять кости и что-то съесть, то ли от того, что теперь ещё один человек получил шанс.
В буфете было свободно. У стоячих столиков мирно жевали участники каких-то студий и кружков. Поэты, гомоня, создали очередь, и через некоторое время разбились на чавкающие и болтающие группки.
– Чего он тут торчит? Ну, дал бабулетти, сверкнул рылом для ТВ, бякнул что-то и свалил. Не, он сидит – нас рассматривает!
– У меня брат двоюродный с компаньоном в 90-е начинали, сейчас сеть магазинов электроники держат… А этот тогда бандитом был натуральным, на промышленных отвалах бабки поднимал.
– Кто? Харчин?
– Да тихо ты! Знаешь, какая у него кликуха была? Свирепый.
– А теперь такой респектабельный.
– Чего его в политику понесло? У него столько врагов, и тут, и в Донецке, и в Киеве. Доиграется, блин…
– Говорю ж тебе! Брат рассказывал, он ваще без башни. Самодур и псих.
Максим с Катей, взяв себе салатиков и сока, стали отдельно. Катя положила папку на столик, и Макс придвинул её к себе. Он даже удивился, почему ещё ни разу туда не заглянул. Но тут ему на мобильный позвонил Пьер.
«Я отвёз Димку на такси домой. Бабушка сказала, что присмотрит за ним. Уже еду!»
– Давай. У нас тут пока перерыв, – ответил Макс.
В группке самых юных поэтов и поэтесс обсуждали одну из главных интриг дня – где же Чужинец?
– Не верю, что у него вообще отсутствует какое-либо честолюбие, – сказала серьёзная девочка в очках.
– А я думаю, он просто выпендривается. Любит привлекать к себе внимание. Что это такое? В шалаше живёт…
– Водку не пьёт, – заметил прыщавый сочинитель верлибров.
– Причём здесь водка?
– Чужинец не от мира сего…
Рабочин, стоявший с Волохиповым за соседним столиком, повернулся к ним.
– Вы тоже ничего не знаете?
– Чего не знаем?
Хипп вдруг схватил Рабочина за руку, прежде чем он успел рот открыть, и оттащил в сторону, так что тот даже уронил наколотую на вилку сосиску.
– Ты что?!
– Да тихо ты! Молчи пока.
– Чего?
– Я уверен, что Чужинец живёхонёк, – уверенно произнёс Волохипов, понизив голос почти до шёпота. – Это розыгрыш его.
– Что за ересь!! У тебя в голове укладывается, Хипп?!
– Говорю тебе!
– Да зачем ему это?!
– Я подумал и понял зачем, – Волохипов внимательно посмотрел товарищу в глаза. – Он хочет, что бы сейчас распространилась информация о его «трагической гибели», и тогда весь этот балаган расстроится. Ты же знаешь, как он относится к этому всему, к подобному.
Рабочин почесал голову.
– Это была бы ужасное свинство…
– Не говори пока никому о том, что тебе Макс сказал. Посмотрим, что будет. Кстати, Макс тоже помалкивает. Только тебе сообщил.
– Хорошо… Раз ты говоришь…
Они вернулись к своему столику, оглядываясь как заговорщики.
Максим, съев салат и пригубив сока, снова взял папку Чужинца. Он хотел открыть её, но в эту минуту подошёл Гриша Товстун.
– Слушай! Мы с Валеркой решили не ждать розыгрыша последней книги для тебя. Мы всех сейчас агитируем, что б после перерыва за тебя голосовали!
– Спасибо, – улыбнулся Максим.
– Спасибо! – зарумянилась Катя.
– Сто пудов ты будешь читать! Наших голосов будет больше, чем за кого-то другого, вот увидишь!
– Ох, вы!.. Прям избирательная кампания, – Максим обнял Катю за талию, и она прижалась к нему.
– А что с Рачком? Я такого фокуса от него не ожидал.
Макс замялся.
– Свиньями нас назвал… – Гриша взял из Максимовой тарелки бутерброд и стал его жевать. – Чудик.
– Да… Он же странный…
Товстун пошёл дальше агитировать, это занятие ему очень нравилось.
Макс снова положил перед собой папку. И вдруг, увидел Светлану Маеву. Он обратил на неё внимания, потому что вспомнил, что ему говорили, будто она больше не пишет стихов и не ходит на заседания «Палитры», да её и правда не было видно давно.
Это довольно симпатичное, хотя мелковатое, белокурое создание стояло с группой других поэтесс, оживлённо обсуждающих «кастинг». Света не принимала участие в разговоре, видимо, глубоко задумавшись. Изредка она вскидывала милое личико и нервно озиралась.
«Может быть, она тоже знает?» – подумал Макс, вспомнив, что Светлана была ужасно влюблена в Чужинца.
Да нет, вряд ли. Во-первых, ни Витька и Кирилл не стали бы звонить кому-то из женщин, если пока не хотят переполоха. А во-вторых…
Во-вторых, – да, у них с Чужинцем было несколько встреч, как кто-то рассказывал… но как только он дал понять ей, что для него это только дружба, – Светлана устроила какую-то страшную истерику, какой-то скандал прямо в общественном месте, а потом перестала появляться… Никто никогда и не воспринимал её, как «девушку Чужинца», хоть она себя в этом и уверяла. Да они и выглядели рядом комично, как тополь и ромашка.
«Почему она такая нервная? И вообще…»
Катя проследила взгляд Максима, непроизвольно подняла руку и поправила прядь волос над ухом. Потом бюстгальтер.
Заметив тревогу на её лице, Макс снова обнял девушку. Поцеловал её в губы. «Я тоже люблю тебя», – прошептал он в её ушко и потёрся об него носом.
Глаза у Кати засияли.
Максим допил сок и положил руки на папку Чужинца, рассматривая этот нелепый красный крест, которым она была украшена.
________________
Продолжение тут
http://proza.ru/2011/03/06/756