Нилу Теннанту и Крису Лоу посвящается.
1
Тогда я жил с мамой в вагончике. То есть в трейлере. Это вроде как дом на колесах. Своего отца я не знал. Мама говорила, будто его задавило поездом. Товарным. Когда он шел забирать из ремонта старый телевизор. Телевизор мамина страсть. Она его смотрит все дни напролет. Печет пирожки, смотрит телевизор. Стирает белье в тазике, смотрит телевизор. Пьет любимый мятный чай и опять же смотрит телевизор.
Железная дорога повлияла не только на жизнь отца, но и на мою жизнь.
Я работаю поднимальщиком шлагбаума. На переезде. Сутки играю в Ваньку - встаньку. Сутки отсыпаюсь. Сутки гуляю. Свободен.
Я люблю свою работу! Люблю запах рельсов! Люблю смотреть, как приближается огромный, тяжелый поезд. По началу приближение поезда, мне казалось зрелищем жутким. Шутка ли, несутся на твою хлипкую будку несколько тонн металла?! Проносятся мимо, грохоча. Все предметы начинают скакать. Постукивать. Позванивать. А после опять гробовая тишина. Позднее я привык и полюбил это зрелище. Особенно романтично ночью. Далеко-далеко появляются огоньки. Один большой, а под ним два, поменьше. Летит на тебя, глядит, словно монстр, своими огромными глазищами поезд. А ты слушаешь радио. Какие-нибудь советы огородникам. Или что-нибудь про здоровье. А точнее про его отсутствие. Старикам. Про сердце, про простату, про давление. Без радио на моей работе никак нельзя. Можно умереть со скуки. Или тронуться рассудком.
А еще нельзя без старого доброго пива! Конечно, пиво не разрешается употреблять на работе. Но без него нельзя. Пропадет вся романтика. А так купишь в ближайшем ларьке баллон, сидишь себе в будке и подкачиваешься. Утром, правда, бывает совсем не хорошо. Колбасит не по детски! Знобит-мутит. Это от пива. Доплетусь до нашего с мамой вагончика, плюхнусь в кроватку и отсыпаюсь сутки. А через сутки еще баллон. А то и два. Выходной ведь день-то!
Впрочем, эта круговерть с пивом, нет-нет, да и прерывается. Тогда я ухожу с головой в книги и музыку. Книг у меня, как звезд на небе! А из музыки только две пластинки «Pet Shop Boys». Альбом, да сборник. Я бы купил еще, но к нам сюда не завозят. А кроме «Pet Shop Boys», я ничего не слушаю.
2
В один из своих выходных дней, я решил зайти в музыкальный магазин. И познакомился там с Марком. Марк работал продавцом. Симпатичный парень. Приблизительно моего возраста. Он тоже любил «Pet Shop Boys». Более того, держал дома синтезатор, и даже сам сочинял на нем музыку. Разумеется на манер обожаемой группы. Мы сдружились и стали встречаться, для совместного творчества, и не только. Например, мы бегали по парку трусцой. Кормили уток
у озера. Могли зайти в церковь, поставить свечку. Или посидеть в кафешке. Общаться нам удавалось приблизительно раз или два в неделю. Для пары независимых ребят, привыкших к уединению, тогда, этого было вполне достаточно.
Марк был натурой утонченной. Ему вообще, надо было бы родиться
девчонкой. Каждый день, после работы, он принимал ванну с пеной. Перед сном, включал ночник и укладывался с книгой в постель. Читал до тех пор, пока не начинали слипаться глаза, а книга не выпадала из рук. Выпивать он не любил. Зато обожал побродить по осеннему лесу, для того, что бы собрать гербарий. Зимой, за его окном, всякий раз появлялась кормушка для птиц. Жил Марк в самом центре, нашего тихого городка. У перекрестка. На третьем этаже. Жилище его было стилизованно под старину. Картина, ковер, часы с боем. Потрясающий вид из окна.
У этого окна можно было просиживать часами, наблюдая за жизнью
города. Особенно вечером. Вот на балкон дома напротив, выходит, пожилая дама в ажурной, широкополой шляпе. В одной руке у нее веер, а в другой бокал. По обе стороны стоят два господина в смокингах. Один целует ей ручку, а другой, тем временем, наполняет бокал шампанским. Дама звонко смеется. Купается в
вечерней благодати. Кто ни пройдет мимо ее балкона, непременно снимет шляпу и с галантным поклоном произнесет: - «Здравствуйте Марта Алексеевна!». На что та ответит взаимной любезностью: сделает глоток шампанского, за здоровье джентльмена, а то и бросит ему в ответ алую розу.
Дивную картину можно наблюдать и на другом балконе. Вообразите себе огромное еврейское семейство, во главе с патриархом Моисеем Яковлевичем. Все молчат, а старейшина цитирует места из Священного Писания. Увидит идущего по тротуару толстяка, обратит к небу свой взор и произнесет вдохновенно, что-то вроде: «В тучном теле Дух Святой не живет». А после погладит свою бороду желтой рукой, осмотрит все свое семейство и спросит: - «А что – таки пророк хотел сказать этим»? И все, каждый по очереди, начинают излагать свою версию.
Да, кстати о том самом толстяке! Это милейший человек! Сосед Марка. Я его в шутку прозвал мистером Пингвином. Он ходит в темном пиджаке, на светлую рубашку. Иногда, мне и впрямь, мерещится, будто у него вместо носа пингвиний клюв. И всегда-то такой важный, гордый!
Все чаще я стал оставаться у Марка. В его уютной квартирке. Спать в вагончике с мамой было уже невыносимо. А у Марка была хоть и одна комната, но две кровати.
В вагончик к маме, я взял за правило, заходить время от времени, приносить продукты, помогать по хозяйству.
Каждый раз, когда приходил, заставал ее вешающей белье на веревку, иногда у плиты, готовящей что-то вкусное, иногда за чашечкой чая перед телевизором, за вязанием, или за пустым, бабским разговором с соседками.
3
Как-то, отнеся матери сумки с продуктами, я отправился на работу. Засел в свою будку и стал наслаждаться железнодорожной романтикой. Откуковав сутки, я начал было уже собираться домой, к Марку. Как вдруг явился мой сменщик и заявил что завтра, будет медосмотр. Явиться надо всем.
О, дорогой мой читатель! Что тут со мной сделалось! Я сперва побелел. Потом пожелтел. И в итоге позеленел. Уловив творящиеся со мной метаморфозы, сменщик разинул рот, а после, спешно пожав руку, скрылся за дверью. Так, от греха подальше.
О, мой драгоценный читатель! Воображаю твое не терпеливое желание узнать от чего же меня так перекосоёжило? Спокойствие! Только спокойствие! Все очень просто. Дело в том, что ваш покорный слуга, страдает своеобразной фобией. Он (То бишь я), боится сдавать кровь из пальца. В детстве, врачиха, так больно меня уколола, что боль эта зафиксировалась в моем мозгу. И теперь от одной мысли о заборе крови, я готов облегчиться прямо в штаны.
Маркуша меня встретил со словами: - «Что с тобой? На тебе лица нет!» Я ему рассказал и про анализы, и про фобию, и про штаны. На что он отреагировал вот так: - «Ха! Ха! Ха!» Парень ржал с такой невероятной силой, что у меня чуть не стали кровоточить уши! Наржавшись вдоволь, он стал нести мне какую-то ахинею про чукчу, который припер в поликлинику целый чемодан кала. Для анализов. В общем, я обиделся. Сел у окна и чуть не заплакал. -«Ты пойми-и-и - завизжал я, - завтра меня распнут! Завтра моя Голгофа! А ты… А ты Иуда!» Ржач сменился гневом. Мой оппонент стал
крушить посуду, называть меня при этом психически больным, и что ещё обиднее «гоблином».
Успокоившись, Марк посмотрел на меня, и каким-то чудом, наконец-то поняв, что это не дурь и не блажь, крепко призадумался. Положив руки на мои плечи он предложил перечитать наше любимое Евангелие от Марка. Вспомнить Гефсиманскую ночь. Ночь, когда Иисус молился и ужасался, обливаясь кровавым потом. Потому что близилось время Его страданий.
Свою Гефсиманскую ночь я тоже провел без сна. Разумеется, выспавшись предварительно днем. Зажегши свечу перед образом, я погрузился в молитвенный экстаз.
Утренний шорох метлы, доносившейся с улицы, вернул меня к реальности. Марк спал сном младенца. Я не стал его будить. Тихонько прокрался в коридор, укутался в пальто и, задыхаясь от волнения, понесся на свою Голгофу.
У подъезда встретился старый дворник дядя Митя. Он поинтересовался почему я на ногах в такую рань. – «Медосмотр, дядя Мить!» Вздохнув, ответил я. – «А, ну ступай с Богом! - произнес старик и показал мне какую-то книжку; - На помойке нашел. «Записки охотника». Тургенев. Вот какую вещь выбросили! Ай-я-яй!»
В голове двигался внутренний диалог: - «Счастливчик! Уже «тяпнул» с утра. Вон бутылка из кармана торчит. Нашел книгу, и счастлив. Много ли ему надо? А мне вот кровь из пальца сдавать! Вот она, поликлиника. Окошки горят. Пятьдесят метров и я у входа. Господи благослови! Дождик начинает накрапывать. Ускорю шаг».
Когда вахтер попросил предъявить пропуск,* я долго шарил по карманам. Искал. Хотя, выходя из дома, нарочно положил его так, что бы легче было достать. Тряслись руки. С лица капал пот. Глаза ничего не видели. И если бы мне сказали идти прямо, я бы пошел. Шел бы до тех пор, пока не врезался бы в стену. После чего, подобно таракану, принялся бы карабкаться на нее.
Предъявив-таки пропуск, я стал напяливать бахилы. Руки не слушались. Хрясть! Порвал! Да что же это такое?! Нужно купить еще одни. Купил. Напяливаю. Слава Богу! Одну напялил. Вторая. Готово!
Мелькают лестницы, коридоры, лестницы. Опять коридоры. Туалет. Захожу в туалет. А то от волнения у меня полный бак набрался! Сходил. Слил. Поднимаюсь опять по лестнице. Вот он, адский кабинет.
Сижу. Ожидаю. С потолка светят гудящие неоновые лампочки. Сидят старухи. В руках держат баночки с мочой. От четырехсот грамм, до одного литра! Вспомнился анекдот про чукчу и чемодан. Не знаю почему, но внезапно успокоился. Похоже, что волнение, страх, боль, имеют свойство иссякать сами по себе. Перегорать.
В кабинет врача я вошел совершенно спокойным. А дальше: киль, и все! Даже не успел ойкнуть! Немного было неприятно, когда выдавливали кровь. Но потом… Потом, когда я вышел за дверь с ваткой на пальце, я испытал настоящее счастье! На моем бледном, но уже розовеющем лице играла блаженная улыбка.
Слегка пошатываясь, подошел к гардеробщице и получил свое родное пальтишко. Вышел на улицу. Вдохнул. Глубокий, живящий вдох. Легкие наполняются холодным, сырым, но сладчайшим осенним воздухом. Я иду домой, где меня ждет манная кашка и сон, пропущенный тревожной ночью.
*Медпункт был от предприятия, на котором трудился мой персонаж, поэтому для прохода нужен был пропуск.
7 сен. Пн. 2009г.