С Т У Д И Я
Москва... С широкой улицы такси свернуло куда-то вбок, затряслось, переезжая несколько рядов трамвайных путей, въехало в большой зелёный двор с одноэтажными домами и остановилось перед двухэтажным деревянным домом.
- Вот и приехали, Наточка, - сказала тётя Дуся, расплачиваясь с таксистом. Заметив моё желание заплатить, рассмеялась и меня успокоила, - не надо... Мама оставила деньги и на носильщика, и на такси. За первый месяц Фатуле мама тоже заплатила, так что не волнуйся...
На лестнице нас встречает улыбающаяся большая, широкоплечая, усатая, почти без женских признаков, средних лет грузинка и, забрав у меня тяжеленный чемодан, громовым голосом командует:
- Гамарджоба! Натэлла, иди за мной! У меня будешь жить. Заходи, Дуся! Отметим за столом, как полагается, приезд Натэллы. Пусть этот день праздником будет!
Вхожу в комнату... Она небольшая, почти половину её занимает огромная двуспальная кровать, у стены – большой гардероб, справа от двери – столик с электроплиткой, на которой стоит медицинская железная коробочка для кипячения шприцов, у окна – средних размеров круглый стол со стулом, а под столом – несколько табуреток. На столе – овощи, фрукты, зелень и большая двухлитровая бутыль, гранёные стаканчики, тарелки...
- Спать будешь со мной. Тебе дэда дала постельное бельё, одеяло, подушку?
- Дэда? Что это?
- Дэда – мама твоя по-грузински. Дэда дала бельё? – ещё раз спрашивает Фатула.
- Да... Дала...
- Хорошо. Спать будешь на своём белье. Потом раскладушку куплю. Матрас у тебя, я вижу, есть...
- Матрац есть...
- Иди на кухню, мой руки и – к столу. Дусю веди сюда. Она напротив меня живёт.
Пока я мыла руки и ходила за тётей Дусей, Фатула поставила на стол большую кастрюлю с какой-то горячей кашей.
- С приездом, генацвале, - широко улыбаясь, со стаканчиком в руке начала Фатула. – Не понимаешь по-грузински?.. Генацвале – дорогая... Пусть твоя жизнь в Москве будет праздником, как этот первый день. Выпьем за твоё здоровье и здоровье твоей мамы. Она у тебя хорошая. - Выпив залпом стаканчик красного вина, она прибавила, - Вах!.. Вах!.. Хванчкара... Настоящий вино... Деревенский... Пейте, кушайте, гости дорогие!
Но чем есть кашу? Ни ложек, ни вилок на столе нет... Фатула и тётя Дуся смеются:
- Ешь руками... Мамалыгу – кукурузную кашу - надо есть руками, вот так... Макни комок в соус из кислых слив - ткемали... Смелее... Очень вкусно... – говорят они, перебивая друг друга и показывая, как надо есть кашу руками.
- Вах! Совсем Грузию не знаешь!.. – возмущается Фатула, глядя, как я опасливо пробую кашу. - Родилась в Тбилиси, имя – Натэлла, а что такое мамалыга, ткемали не знаешь! Как такое может быть?!..
Потом Фатула показала мне свой столик на общей кухне, выделила мне место для моих двух кастрюлек, сковородки, велела застелить матрацом и бельём половину кровати, а чемоданы распаковать не разрешила.
- Вынимай одно платье и зимнее пальто, повесь их в гардероб, остальное держи в чемоданах под кроватью. Мыться будешь на кухне и в бане... И чтобы чисто всё было! Я грязь не терплю!
К вечеру пришли домой дочери тёти Дуси. Валя – старшая – уже работала, но сегодня, в выходной день, гуляла со своим женихом, скоро у неё будет свадьба. Младшая – Лина – вернулась с тренировки. Она была на год старше меня, училась на третьем курсе в каком-то техническом институте и была перворазрядницей по художественной гимнастике.
С ней и соседскими девочками мы пошли погулять вокруг дома. Я узнала необходимые мелочи: где остановка трамвая, как добраться до метро, где баня, продуктовый магазин, кино... Узнала, что живу в Тюфелевой роще, и что, напротив, в огромном длинном здании – завод ЗИЛ. Почти все с их двора и папа Лины – дядя Ян – там работают.
Завтра и мне на работу. Я уже знаю, как добраться до улицы «25 лет Октября» - там отдел кадров ВГКО. Знаю, что выезжать из дома надо за час-полтора до начала работы, чтобы не опоздать: утром в транспорте битком народу, трудно даже втиснуться...
Тревога из души ушла. Огромный город уже не казался страшным, а стал обычным городом, в котором живут, трудятся, смеются обычные люди, как эти девчонки, и всё у меня будет хорошо, как у них. Утром мы с Фатулой пошли в милицию, где мне поставили в паспорт штамп временной прописки на полгода, и я отправилась в отдел кадров ВГКО.
В сумочке у меня лежит письмо от мамы кадровику. Иванов Иван Иванович (назовём кадровика так) был на месте, но в комнате были ещё и другие кадровики. Мама сказала, что передавать письмо надо так, чтобы никто не увидел... Почему?.. Не сказала... Минут 15 торчу у дверей... Может быть, кадровики уйдут или он сам выйдет? Наконец, решаюсь войти, представляюсь...
- Входите, входите, - говорит лысый, носатый с голубыми глазами на выкате мужчина. Он похож на описанного мамой кадровика Иванова, но я уточняю его фамилию. – Да, я Иванов. Садитесь... Письмо привезли?
- Да... Вот, - подаю письмо, но осторожно, чтобы другие не увидели.
Кадровик вскрывает конверт, спокойно вынимает из него 500 рублей и кладёт в карман, а конверт, разорвав пополам, бросает в урну.
«Значит, там не было письма, а только деньги? - с удивлением догадываюсь я. – Это взятка?! За что?!»
- Приказ о вашем зачислении в штат детского отдела я подготовил, - басил Иванов, - заполняйте анкету, без ошибок, пожалуйста, домашний адрес укажите тот, где прописаны в Москве.
С анкетой я справилась быстро, и Иван Иванович, сверив анкету с моим паспортом, дипломом из училища, улыбнулся и поздравил меня с началом трудовой деятельности.
- Приказ о приёме на работу подпишем сегодня же, а вы отправляйтесь к Наталье Ильиничне. Скажите ей, что у меня уже были и приказ готов. Вот вам адрес репетиционной базы детского отдела... В 15.00 там сегодня общее собрание. Если поторопитесь, то придёте вовремя.
С трудом нахожу репетиционную базу. Она оказалась в скромном заводском доме культуры, потерявшемся среди разностильных жилых домов постройки времён «царя Гороха». Фойе дома культуры полно народу. Собрание ещё не началось. Из всех уголков слышны смех, радостные восклицания:
- Светик мой! Вы прекрасно выглядите!
- Лидочка! Вы знаете, что сказал о вас Толя?! Отойдём, пошепчемся...
- Игорёк! Родной! Как провели отпуск? Опять в Плёсе?! Лапушка! Несносный вы рыбак! Надо отдыхать в Ялте...
- Здравствуй, котик! – воркует около хорошенькой женщины «потёртый» мужик. - Как муж? Работаете вместе? Нет? Бери, детка, меня... Ты же знаешь, я всё могу...
- Не переживайте, дорогая! Мы это хамство прекратим сегодня же!.. Надо всё сказать Наталье Ильиничне...
- Ах, милый, осторожно!.. Причёска!.. Лучше дай я тебя расцелую...
И поцелуи... Поцелуи... Как будто встретились, любящие друг друга, близкие родственники.
Но вот входит в фойе Наталья Ильинична со своей заместительницей Маргаритой Ф. Шум затихает, последние, припозднившиеся люди, рассаживаются, и собрание начинается.
Наталья Ильинична поздравляет всех с началом очередного сезона и объявляет об открытии студии, в которой будут преподаваться танец, вокал, техника речи и художественное чтение. В ней должны заниматься в свободное от концертов время актёры всех жанров, ассистенты, которые хотят стать актёрами, и мы, студийцы. Тут она нас, новеньких пять девочек, представила коллективу и сообщила об ещё одном эксперименте. К декабрю отдел должен выпустить первый настоящий новогодний спектакль, в котором будут участвовать почти все актёры. Для нас, студийцев, новогодний спектакль будет как бы зачётом. Если справимся, то нас оставят в студии, если нет – выгонят.
После собрания познакомилась с девочками. Все москвички, в студию пришли по-разному, и все хотят стать настоящими актёрами.
Розэтта Б. – 17 лет, сирота, недавно у неё умерла от пьянства мама, отца не знает. Девочка симпатичная, с манерами озорного мальчишки, сипловатым от крика голосом, пластична. Наталья Ильинична её случайно увидела во дворе, где Розэтта крутила колесо перед малышами и смешила их клоунскими ужимками. О театре не мечтала, профессии никакой не было, должна была пойти работать уборщицей, чтобы содержать себя. Студия для неё – счастливая удача, а Наталья Ильинична – волшебница.
Ирма К. – 18 лет, очень красивая. Год отучилась на акробатическом отделении в цирковом училище, но почему-то из него ушла. Увлекается пантомимой. О студии узнала случайно, показалась Сац и стала студийкой. Мечтает сделать для эстрады номер мима.
Фира А. – 18 лет. Работала на ЗИЛе и занималась в заводском доме культуры в театральном коллективе. Тоже похожа на мальчишку, низкий голос, худенькая. Направил к Сац руководитель коллектива.
Жанна В. – 20 лет. Хорошо поёт, танцует, а как попала к Сац не рассказала. Девочка закрытая, к дружбе с нами пока не склонна.
Занятия начались на следующий день. Педагоги доброжелательны и снисходительны. Откуда они – не знаю, только по художественному чтению Лия Яковлевна Н. – пожилая актриса разговорного жанра отдела, когда-то, в молодости, была травести. Кажется, играла в первом профессиональном детском театре, открытым Сац.
На первых же занятиях я поняла, что мастерства у меня не только мало, как сказала Наталья Ильинична, - его просто нет. Голос не поставлен, двигаюсь чуть лучше коровы на льду, а вокал... Об этом и говорить нечего. Когда я дома пыталась петь, мама всегда из кухни мне кричала: «Перестань выть!». Поэтому вокал для меня был самым страшным испытанием!.. Я боялась открыть рот, а петь надо было романсы, фрагменты оперных арий!.. Но спасибо терпению педагога. Она, видимо, сразу поняла, с каким «талантом» имеет дело, и не настаивала на настоящем пении. Просила только слушать себя, следить за дыханием и не фальшивить. Как же это было трудно!
- Найдите! Найдите, где сидит в вас эта нотка...- просит педагог, - а рядом... только не выдыхайте, держите дыхание... рядом другая... Ещё разок! Дыхание держите!
Я старалась, как могла... А танец! Любимое моё занятие в детском театре! Мне казалось, что я очень хорошо танцую... Но в студии танец оказался совсем другим. Я впервые должна была уметь танцевать балетную классику. С разминкой у станка я более или менее справлялась, потому что держалась одной рукой за палку. Но на середине!.. Попробуйте-ка выходить на «плие», на «арабеск», когда на одной ноге устоять невозможно!.. Крутить «шене» я так и не научилась. После первых двух поворотов от головокружения падала. Не помогали и советы Лидочки К. – танцовщицы отдела. Она с партнёром, Игорем, так танцевала! А я вспоминала приговор детского врача. Когда мама спросила его, почему я не устойчива и часто падаю на ровном месте, врач сказала:
- Плохой вестибулярный аппарат, плохая координация движений. Это результат дистрофии, патология в развитии, не излечимо.
А у девочек танец был великолепен. Особенно у Ирмы. Она владела каждым мускулом тела так, что он мог двигаться сам по себе. Ах, какая она была чудесно гибкая, красивая!
Хорошо было только с техникой речи. Мне быстрее всех поставили дыхание, появился голос, и я могла донести до последнего ряда зала любую реплику. Чуть позже на занятиях художественного чтения с Лией Яковлевной стала работать над прозой. Тоже для меня абсолютно новая работа. Прозу я никогда не читала. Но как же это было интересно!
Месяц пролетел в напряжённой работе. Я приходила раньше и уходила позже всех. Много занималась сама, чтобы уменьшить отставание. Часто мне помогал чудесный старичок Зиновий Осипович Б. – наш аккомпаниатор. По собственной инициативе он занимался со мной дополнительно вокалом, аккомпанировал, когда я одна отрабатывала танцевальные движения у станка и на середине зала, и его радостные восклицания: «Хорошо!.. Сегодня хорошо поёте, танцуете!..», - вселяли в меня надежду и почти уверенность, что, работая, можно преодолеть всё.
А в выходные дни я сидела в читальне театральной библиотеки. Я хорошо помнила своё отчаяние в «ночь плача» от отсутствия элементарных знаний и под руководством Лии Яковлевны, занялась самообразованием.
В ноябре появились первые бытовые трудности. Моих сэкономленных денег едва хватило до первой зарплаты. Ведь пришлось покупать форму для занятий танцем: гимнастический костюм, короткую юбочку, балетные тапочки. Всё это стоило около 200 рублей. Наконец, наступил день зарплаты. Мы с девочками стоим первыми в очереди в кассу. Окошко открывается...
- Детский отдел, - говорю я, называя свою фамилию.
- Вас в ведомости нет, - отвечает через паузу, необъятных размеров смазливая кассирша.
- Как нет?! Я – студийка и каждый месяц должна получать 300 рублей.
- Ах, вы из студии... За вами ещё четверо?
- Да...
- Идите к главному администратору и принесите от него справку о том, что у вас в октябре не было концертов. Тогда я смогу вам выдать по 300 рублей – простойные деньги.
Такого мы не ожидали. Какие концерты? Какой «простой»? У нас и номеров для концертов нет. Мы студийцы, и 300 рублей – это как бы стипендия. Так мне говорила Наталья Ильинична.
- То-то и оно, - говорит рассудительная Ирма, - как бы стипендия. Но по приказу мы – актёры, а не студийцы.
Главный администратор ничего, ни о каких студийцах детского отдела не знает и знать не хочет.
- Решайте свои проблемы в отделе. Я никаких справок давать не буду. Пусть справку выдаёт ваш администратор, а за не загрузку актёров, за плохую работу, я её лишу премии.
Звоним в отдел.
- Зарплату не выдали? – говорит секретарша отдела. – Ничем помочь не могу. Администратор болеет, а из руководства никого нет, вечер уже... Ничего, девочки, завтра утром будет Маргарита, она что-нибудь придумает.
- Это что, каждый месяц будет такая свистопляска?! – возмутилась Фира.
- Девчонки, у кого-нибудь хоть десятка есть? – печально спросила Розэтта. – Я до завтра не доживу. Неделю уже одним чаем питаюсь.
Таких денег ни у кого не было, но мы вместе наскребли ей семь рублей. Пол буханки чёрного хлеба она купить сможет. У нас осталась такая же сумма.
На следующий день, после звонка кому-то Маргариты, мы зарплату получили, и в следующий месяц проблем с деньгами не было.
В ноябре к утренним занятиям прибавились ежедневные вечерние репетиции новогоднего спектакля. Режиссёр-постановщик была сама Наталья Ильинична, а с актёрами репетировали то Лия Яковлевна, то Маргарита.
У меня была роль девочки, которой из-за плохой учёбы не разрешили идти на «ёлку». Начинался спектакль с моих злых от обиды слов: «Ну и пусть! Пусть я хуже всех! Не надо мне вашей ёлки!..» Как развивался сюжет дальше, не помню. Помню только, что, подружившись с Единицей (Маргаритой Ф.), я попадаю на праздник и что-то там творю гадкое. Потом вместе с Буратино (Розэттой) расколдовываю Чука (Ирму), ищу Гека (Фиру), а в конце спектакля Буратино привозит детям своих друзей кукол (Лиду и Игоря) – и они «оживают», танцуют, а я становлюсь опять хорошей девочкой.
Как Наталья Ильинична угадала во мне эту злую девчонку? Ведь она не знала о моём трёхлетнем подростковом периоде ненависти. А мне эта злость была настолько хорошо понятна, что ничего играть не надо было. Да, и, сыгранная в детском театре, роль Эльвиры в спектакле «Её будущее», очень напоминала роль злой девчонки сегодняшнего новогоднего спектакля. Наталья Ильинична довольна моей «игрой», а актёры хвалят за «мастерство». Никто не догадывался, что я была просто сама собой того, детского периода.
Вот и наступил Новый 1961-й год! Спектакль идёт успешно. В зале нет ни одного свободного места. Мы радуемся не только этому, но и предстоящей зарплате. Нам должны выплатить кучу денег за декабрьские, а потом за январские спектакли. По 45 рублей (низшая актёрская ставка) за каждый спектакль! Правда, постепенно предполагаемая сумма усыхала из-за правил выплат за спектакли, идущие на одной площадке, из-за налогов, но и полученная потом сумма казалась огромной. Деньги выплатили в середине января, сразу после ёлок. Потом мы рассчитывали получить и стипендию за январь и февраль. Но не тут-то было! Мы узнали, что полученные деньги за работу на спектаклях – это и есть наша стипендия за декабрь, январь и февраль месяцы... Больше никаких выплат не будет. А я купила новые туфли, да и девочки потратили большую часть денег... Что делать? Надо искать приработок. Поделилась проблемой с тётей Дусей... И о чудо! Через неделю она мне нашла семью, где девочку хотят учить музыке. Три раза в неделю по часу за 150 рублей в месяц. Ура! Я спасена!
Февраль... Всё успеваю, т.к. количество занятий сократилось. Вокала больше нет, техники речи тоже. Танец и художественное чтение идут пока регулярно. Осталось больше времени на библиотеку. В начале марта меня неожиданно вызывает к себе в кабинет Наталья Ильинична.
- Как вам живётся, Натэлла? Говорят, что вы голодаете...
«Ну, вот... О моём голодном обмороке во время урока танца уже донесли», - догадываюсь я, но вслух говорю:
- Ничего, Наталья Ильинична... Спасибо, выкручиваюсь. Вот сейчас даю урок музыки девочке. Ничего...
- Почему вы начали курить?
- Я... Нет... («Откуда она узнала?» - пронеслось в голове)
- Говорите правду.
- Я курю только, когда очень хочется есть... Мне так один актёр посоветовал... И действительно, помогает.
- Кто же это у нас такой умный нашёлся?
- Это не наш актёр, - вру я, чтобы не подвести человека, - он из театра какого-то, я на улице с ним познакомилась.
- Из театра, значит... Вот что, Натэлла. С завтрашнего дня я перевожу вас с должности актрисы на должность ассистента кукольной группы Михайловых. Зарплата у вас будет постоянная 500 рублей. Будете ездить с ними на все концерты и, конечно, продолжать заниматься в студии. Урок музыки бросьте, т.к. время концертов не постоянно, и вы можете подвести людей. Вот их телефон... Сегодня вечером они ждут вас у себя дома и объяснят вам ваши обязанности. Если услышу, что вы продолжаете курить, придётся вас уволить. Курящие актёры мне не нужны. Идите.
- Спасибо... – говорю я, не понимая, хорошее это решение Натальи Ильиничны для меня или нет, но готовая исполнить всё, что она сказала...
- Входите, входите, Натэллочка! – приветливо улыбаясь, говорит высокий мужчина, примерно лет сорока, когда я переступила порог комнаты кукольников. – Леночка, встречай гостью! – кричит он кому-то за шкаф, который разделяет комнату почти пополам.
Из-за шкафа вышла пожилая, лет пятидесяти, женщина с завитыми почти розовыми волосами и радостно воскликнула:
- Натэллочка! Здравствуйте! - Потом, поманив, как я уже поняла, на свою половину, восторженно глядя на меня, усадила на диван и шёпотом предложила, - давайте знакомиться... Я – Елена Сергеевна, а он, - тут она хитро кивнула в сторону шкафа, - он – Анатолий Михайлович. А теперь вы, Натэллочка, расскажите о себе.
Свою биографию укладываю в пять минут и перевожу разговор на то, что вижу вокруг. А вокруг... валяются кипы старых газет, лоскуты ткани, мотки лески и ниток, коробки с пластилином, краски, карандаши, пахнет клеем... Уголок похож на мастерскую, где из разного хлама что-то делают.
- Вы не только актёры, но и делаете куклы? – догадываюсь я.
- Так вы догадались, – обрадовалась Елена Сергеевна и с гордостью добавила, – знаете, я сама для нашего номера сделала всех кукол! Хотите, покажу?!
И, не дожидаясь моего ответа, стащила со шкафа что-то, похожее на огромную книгу.
На ящике-книге – надпись – «Крылов. Басни». В ящике аккуратно уложены куклы – герои басен.
- А стрекоза, муравей у вас тоже есть?
- Нет... – вздыхает Елена Сергеевна, - пока нет. Но я собираюсь сделать всех героев, чтобы можно было читать со сцены любую, какую попросят, басню. Теперь у нас есть вы, Натэллочка, а это дополнительная пара рук, так что можно брать с собой ещё чемодан кукол. Мы вас научим ими управлять и введём в свой номер как актрису... Если, конечно, подружимся... Мы ведь подружимся? Вы нас не бросите? – умоляющим тоном завершила свой показ Елена Сергеевна.
Из-за шкафа к нам заглянул Анатолий Михайлович:
- Натэллочка, идите к нам, поужинаем... И ты, Лена, иди...
- Нет, спасибо! – вдруг резко ответила Елена Сергеевна. – Я ужинала.
Анатолий Михайлович пожал плечами и исчез.
- Идите, идите, - поймав мой недоумённый взгляд, буркнула Елена Сергеевна и отвернулась.
Выхожу из-за шкафа на другую половину. У стола суетится молодая, лет двадцати пяти, беременная женщина. Стол накрыт, как на праздник, в центре – даже бутылка вина. Анатолий Михайлович усаживает меня за стол. Молодая женщина тоже садится.
- Моя жена, Полина Григорьевна, - представляет мне её Анатолий Михайлович. – Она учительница... Поленька, перед тобой – Натэлла – наш ассистент.
Я встречаюсь с абсолютно равнодушным взглядом Полины, и мы кивком головы приветствуем друг друга.
- Поля, - тихо, но настойчиво, говорит Анатолий Михайлович, - я же просил поставить четвёртую тарелку...
Поджав губы, Полина идёт к буфету за тарелкой.
- Лена, мы тебя ждём... Иди к нам, не фокусничай. Надо обмыть начало работы с Натэллой.
Из-за шкафа выходит Елена Сергеевна, напряжённо, как у чужих, садится к столу.
- Вот и хорошо, - пытаясь скрыть под весёлой непринуждённостью напряжение женщин, Анатолий Михайлович разливает по бокалам вино и приговаривает, - завтра у нас первый концерт с вами, Натэллочка, так что надо выпить за удачу, за то, чтобы всё прошло хорошо, без накладок и под бурные, продолжительные аплодисменты...
Тайна этой милой актёрской пары раскрылась через пару дней. Елена Сергеевна тихо поведала о, свалившейся на неё два года назад, беде. Прожив в мире и согласии более двадцати лет, вырастив сына, эта супружеская пара распалась. Анатолий Михайлович привёл в комнату, где они жили втроём, молодую жену. Потому и комната поделена шкафом. Сын сразу сбежал к своей невесте за город, женился, а она вынуждена так вот жить. Ей бежать некуда. Рассказывала об этом Елена Сергеевна с горьким смехом:
- Ничего... И это вытерплю! Скоро анекдот житья втроём должен кончиться. Полине дадут однокомнатную квартиру... Только боюсь, она его сразу выкинет. Кому нужен старый козёл?
- А сколько ему лет? – спросила я.
- Сорок пять... Он старше меня на два года.
«А я думала, что старше Елена Сергеевна... Наверно, эта беда её так подкосила», - мелькнуло в голове.
- Всегда был кобелём, - продолжала она рассказывать, - молоденьких любил, но семью хранил... А тут...
- А почему он к вам её привёл?
- У неё нет квартиры. Не будет же он в десятиметровой комнате жить с ней и её мамой! Вот и привёл... Прописан он здесь, так что по нашим законам имеет право на свою половину привести ещё пару хорошеньких девочек... Но ничего...
- Как же вы после всего этого вместе работаете?!
- Так и работаем... Деньги-то и мне, и ему надо зарабатывать. Он ничего другого делать не умеет. Номер с куклами я придумала. Я же в прошлом художник, вот и делаю кукол сама. А он незадачливый актёр. Ни в одном театре не задержался, а война так и вовсе карьеру сломала. Так с куклами всю войну по фронтам ездили. Уже двадцать лет в ВГКО работаем.
За пару концертов я освоила нехитрые обязанности ассистента: донести чемодан, разложить в них кукол удобным для актёров образом, потом собрать их, проверив, не потеряно ли что-нибудь. Всё это было не то творчество, о котором я мечтала. И даже перспектива быть когда-нибудь актрисой в номере с баснями Крылова не привлекала. Я вообще не понимала, как это можно всю жизнь выходить на сцену с одним и тем же номером?! А таких в концертном объединении актёров было большинство.
Как быть, что делать дальше, не знаю...
Продолжение следует
http://www.proza.ru/2011/03/04/875