Князь Владимир и девственница

Лиля Зиль
СКВОЗЬ ИГОЛЬНОЕ УШКО



Исполать князю нашему  Владимиру свет Святославичу!

Живёт, он, сизый сокол, в замке на горе Путивль. Дружина при нём, все молодчики и красавцы писаные. Днём и ночью бдят, князя стерегут от беды лихой либо недруга. Он сырой земли-то матушки не касается. Ежели за данью ему, по спинам рабов на коня всходит.
 
Сидит князь на троне златом, яхонтами и самоцветами украшенном. Яства кушает заморские и вино зеленое пьет. При нём наложниц гарем числом четырёх сот.

И коль захочется князю любви, одну из них до себя кличет и совокупляется с ней прилюдно. А ежели ему скучно, то велит дружинникам с девками пред очи свои любиться, и те слушаются. Так в счастии дни воителя проходят.

Хорошо быть наложницей князевой. Как сыр в масле купаются, не сеют, не пашут, только любовь князю дарят. Он их за то холит и в обиду не даст.

                ***
А меня что ни свет, ни заря тятенька будит. Дом прибрать, еду сварить, живность на дворе кормить. И промеж делов за братьями малыми несмышленышами глядеть.

Руки  тонки,  травушку на корм ловчей мешайте! Да слезу смахните. Чтобы жиже каша, чтоб соломка была солона. Не завыть бы мне, а петь оно лишь богатому вольно.

Воду ледяную за версту несу. От ручья низинного, всем ветрам открытого. Тянет спину груз постылый.  Ветрище осиплый шуганёт свистом. А я рыбою об лёд, едва дышу, жду. Ножки стылы, лапти тощи, да подколками осиновыми сбиты.
 
Мне бы любимого, чтоб миловал, ластился. Плечи б  теребил, мял в обнимку. Кутал бы в ткани парчовые, говорил, что я – солнышко.

                ***
А тут и князя повстречала в перелеске я. Конь евойный блеском холён. Копытом землю бьет, изо рта пар валит. С ноги на ногу переминается, гривой и хвостом играет. И все ржёт грозой нетерпеливой.

Сам  в кафтан облачён оксамитовый. Пуговки на нем смарагдовы. Соболями шапка пущена да тесьмой золотой расписана.

Своего не упустила. Подскочила к нему, коня за уздцы хвать, кричу:
- Бери,княже, к себе! А я любить стану! Слаще, чем наложницы твои вместе взятые!

Тот в усы посмеялся. Потом  слово молвит.
- Взял бы тебя, дева красная.  Да признайся: не портил ли кто?  И есть ли ты дева, жено?

Тут и я поняла, что маху дала. Проруха молодухе очи застит. С Гришкою у меня любление было. Прошлым летом тот все похотничал. Уступила  ему, необученная. Болью меня пронзил, кровь багровил. Испугалась было я, руки маркие. Да сказал он, что всё так и должно. Люба девка раз бывает порчена.

Пропал что обр по весне Гришка. Видать, смердом он у злых татаровей.

Вот отступать негоже. Из огня да в полымя, князю милому говорю:
- Вот те крест, Добрынюшка ! Никто мене до поры не торкался. Красу девичью для тебя берегла.

Тот ответу моему потешился.
За щеку подержал княже. Я ж не соромилась, бесстыжа. Ко мне князь склонился, в уста целовала медовыя.

Рыжи волосы мял. Говорил, что девица я огненна.  Телогрею кунью подарит. Да венец жемчужный, серьги бурмитные. Перстни златые, посеребренные. Так и жить при нем  стану.
 
Не счесть алмазов пламенных у князя. Полны лабазы его. Девки про то у ручья врали. Стёкла цветные в окошках греческие.  Да свечи в вечор не жалея жгут.

Златоуст словеса велеречивы в капище речет. Вещий, князя за блуд шуняет.  Гневом Сварожим страшит. Что тот огневи длани свои над Путивлем прострёт и в геене замок утопит. Ежели князь безобразничать не уймется, девок портить.

Только брешет ведун. Зане сказал, полюбовницей быть негоже. Нужда бедой погоняет. Не родня они мне. Потому и глуха к иному.
   
Станом тонка я, мила князю, ляпотна. Челом холена, румяна, ему по нраву. Брови - птицами в небе. Очи горят пожарами. Ручки- ноженьки гладкие, что сахар белые. Бедра павами, павлинами падают.

Только девка нужна тому честная. Непорочная и непорченая. А иначе, на расправу скор, вниз по склону с лошадьми спустит.

Как теперь с князем-то? А? Подскажи-ка, камень ленив, стопуд. Синица-молчунья,  белка-быстрица. Больше виниться мне некому.

Камень тогда говорит:
- Ягод сбери спелых, разомни в платок. Соком червленным лоно и выкупай. Да кричи погромче, матерь на помощь зови. Князь муке верит.
- Только ж деть куда потом плат испорченный?
 
- Или нож возьми булатный, махонькой. В темноте на ложе ладонь кровавь. Закричавши кошкою бейся! – синица совет дает.
- Только рану ту князь обнаружит. Жизнь, рабу мою, за обман отымет.
 
- Припаси с собой ганчирку мечену. С петушиной кровушкой свежей.  Да подсунь тряпицу на кровать, простынь вымажи.  Вот и честь твоя,  девичья, незапятнанная,- белка толкует.

Нет, друзья лесные, по всему видать, в неурочный час я рождалась. Батюшка огневушкой не зря кликал. Власы рыжи, глаза раскосы, татарские. Хитрость – моя сестра. Она премудростям учит.

День и ночь с собою по уму. Думами нелепыми извелась. В замок хочется жить, к князю! Вишь, богатому-то житьё, ну а бедному - вытьё злое.
                ***
День решальный настал и ровен час. Говорю себе, на все согласная. Отца старого позабуду, братьев. Полюбовницей Красну Солнцу стану. Потешать его всякий раз, когда дозволение своё даст снисходительное.
 
Вот и замок высится на горе. Шесть ступеней каменных и порог. Чернь проворная, холопы, слуги по углам  тараканами разбежались. Путь в хоромы мне высвобаждают.

Здесь и ложе любви для нас выстелено. Посреди светлицы оно князевой. А вокруг  друзья- дружинники, сотоварищи утех сладостных. Расступаются, нам к постеле дорогу ослобождая. Непривычно оно, да и соромно при глазах чужих во люблении. А по мне, пропадай оно  пропадом, абы к батюшке в нужду не возвращаться.

Залегли с ним, что во поле широком. Раздевал меня до исподнего. Мял, целовал, пробовал. Лебедушкой звал, ладушкой. Одежд лишал, красой девичьей любовался. Пуще белизна его пленила. Снега, сахара, молока я белее. В том увидел он знак Лялин.  Ежилась, я, таяла,  про секрет помнила.
 
Груди  десницею мучал. Тут и стон не сдержала. Рысью лесной выла.

Кровинушка  хлынула, струйки рудые…

Князь в удовольствии осклабился.
 
Дружина, молодчики его, князю поют здравицу.
Славословят уд его, ликуют. Кубки с медом хмельным вздымают.
- Лета многие да пребудь! В мужской силе ты, князь удалый!  Владимир свет Святославич!

А наутро от непотребства избавилась. Тонок  пузырь селезиный, что кровью полнила. Палец для того ранила.
 
Тайну в себе прятала, когда князь мою целкость пробовал.

Опытен зело князь, сведущ в делах любовных.  Да и я вот хитра на выдумку.
 
… Так и стала я полюбовницей да желанной.

Холёна, гожа, на любовь пригожа. Среди прочих первая.

В достатке живу, об еде и питье не думая.
 
Только счастье неправдой припасено.

Иногда по Гришатке печалюсь.