У врат Востока

       ФРАГМЕНТЫ РАННЕЙ ИСТОРИИ РОССИЙСКО-СРЕДНЕАЗИАТСКИХ ОТНОШЕНИЙ
    (Авторская часть В.Дубовицкого из одноименного сборника очерков, подготовленного коллективом авторов - В.Дубовицкий, И.Дубовицкая, Г.Шерматов - и изданного при поддержке
                ООО "ТАДЭС" в мае 2011г.)

ДАВНЕЕ ЗНАКОМСТВО
Реальная историческая память действует на протяжении трех-четырех  поколений: от деда до внука, в крайнем случае – правнука. Это – то, что способен рассказать очевидец событий. Этот опыт человека-очевидца  может быть  зафиксирован на бумаге, а может остаться в пересказе потомков, постепенно превращаясь в легенды, а затем - в миф. Взаимоотношение стран и народов в этом плане  - не исключение: далеко не все в этом долгом и противоречивом процессе зафиксировано на скрижалях истории, очень много утеряно и позабыто.
Во тьме веков теряются и первые факты контактов таджиков и русских. Однако доподлинно известно, что им  уже более тысячи лет! Заметим только, что в восточных письменных источниках название «Русь» упоминается в событиях, относящихся к 644г. у историка Табари, жившего в начале Xв. Не обошел своим вниманием древнюю Русь и великий таджикский поэт и ученый Абулькасим Фирдоуси (934-1021гг.), который, повествуя об огромных богатствах Сасанидского царя Хосрова II Парвиза, указывает на один из принадлежащих ему несметных кладов, попавших по воле судьбы в его руки. Он состоял из драгоценностей, собранных в Китае, Индии, Хазарии и Руси:
Нахустин, ки бинход ганчи Арус,
Зи Чину зи Бартосу аз Хинду Рус.
В переводе:
Из кладов, отложенных первый – Арус(ь),
Чин с Хиндом копили с Буртасами Рус(ь).
Уже в XVIII веке видный немецкий ученый-нумизмат О.А.Тихсен, тщательно изучив монетные клады в Европе и России, пришел к убеждению о существовании тесных торговых связей древнерусского государства со Средней Азией.  Торговые отношения между русскими и таджиками  имеют давнюю историю. Об этом свидетельствуют не только письмннные, но и археологические источники. Так, на Урале найдены серебряные орнаментированные чаши и кувшины V–VIвв., изготовленные согдийскими и бактрийскими мастерами – предками таджиков. На юге России обнаружены серебряные персидские монеты V–VIIвв.  сасанидских царей Варахрана V, Пероза, Кавада, Хосрова I, проникавшие на эту территорию в основном через Среднюю Азию.
Первые отрывочные данные о торговых связях Средней Азии и Восточной Европы относятся к IVв.до н.э.: тогда города Северного Причерноморья поддерживали отношения с одним из древнейших государств этого региона – Хорезмом. А первые упоминания о русских купцах в Средней Азии мы находим у арабского писателя и путешественника Ибн-Хардадбега, который рассказывает, что в IXв. русские везли свои меха по Волге, через Хазарский каганат в ее низовьях, торговали на всем восточном побережье Каспийского моря и проникали даже на базары Багдада и Исфагана.
Торговые связи Средней Азии и Руси достигли особенно большого размаха в IX–Xвв. – одновременно, - в период становления Киевского государства, крещения Руси в православную веру, и расцвета первого таджикского государства Саманидов.
Первые клады саманидских серебряных  монет – дирхемов, на территории России были найдены еще в XIXв. и сразу привлекли внимание ученых. По подсчетам специалистов в странах Восточной и Северной Европы выявлено более 400 кладов, содержащих саманидские монеты. Всего на Руси того времени в обороте находилось несколько десятков тысяч саманидских дирхемов!
Одним из центров, где осуществлялась торговля между нашими народами, был город Итиль, в устье Волги, столица Хазарского каганата, другим – город Булгар близ нынешней Казани.   В эти города приезжали из Средней Азии  купцы, а северо-востока – русские и здесь между ними происходил обмен товарами.
Русь поставляла в Среднюю Азию «рыбий зуб» (моржовый клык) для изготовления четок (тасбе), рукоятей для ножей и сабель, меха, металлическую посуду, металл в слитках, оружие, льняные ткани, сукно, зеркала и другие ремесленные изделия. Из Средней Азии, главным образом из Бухары, на Русь ввозились шелковые ткани, породистые кони, пряности, мускус, амбра, ревень, хлопчатобумажные ткани, бадахшанский лазурит (ланджвар) и бирюза.
Саманидский дирхем был расхожей валютой на огромном пространстве Евразии и отсюда он попадал в Киев, Переславль, Чернигов, Новгород Великий, Псков, русские и греческие города Причерноморья. Отсюда часть дирхемов уходила в другие торговые центры Восточной и Западной  Европы. Это неспроста – здесь находилось начало знаменитого торгового пути Средневековья, сопоставимого по значению и протяженности с Великим Шелковым путем – пути «Из варяг в греки».
Главную роль в торговле государств Средней Азии играли таджикские купцы. Нужно сказать, что именно бактрийским и согдийским купцам-радонитам принадлежала основная роль в поддержании торговли на Великом Шелковом пути, где они содержали караван-сараи и от китайского города Сианя до Малой Азии, и служили каравановожатыми. Существуют прямые свидетельства о ведущей роли таджикских купцов в торговле с Россией: в Итиле один из кварталов города, где проживали купцы, назывался «Таджикский ров».
Интересно, что найденные в России саманидские дирхемы чеканились в разных городах Мавераннахра – в Бухаре, Самарканде, Чаче (древнее название Ташкента), Балхе, Андаробе и других крупных центрах. Во внешней торговле активно участвовали также Хутталь и Рашт, дирхемы которых были найдены в России. Так дирхемы Хутталя (средневекового Куляба), чеканки 925-926гг., имеются в составе клада, обнаруженного в Неревском районе Новгородской области.
Следует уточнить, что торговля велась не только через Булгар и Итиль:  купцы  из Киева и Новгорода уже с VIIIв.  использовали Волжско – Каспийский путь. Наиболее популярным пунктом сезонной, ярмарочной торговли здесь было побережье нынешнего полуострова Мангышлак, известное русским под … таджикским названием Сиях–кух (Черная гора)!
Саманидские дирхемы  на Руси были настолько популярны, что в Булгаре чеканили монеты в подражание им. Вместе с подлинными саманидскими дирхемами они обращались на Руси и часто встречаются в составе кладов. Все это – яркое свидетельство тесных и непрерывных торговых связей Средней Азии и Руси.
Вспоминая о русско-среднеазиатских связях времен Киевской Руси, нельзя не вспомнить и ещё об одном примечательном эпизоде, относящемся к крещению восточных славян в православную веру в 988г. Этому событию, как известно, предшествовал так называемый «выбор вер», устроенный киевским князем Владимиром накануне. На публичный диспут в Киев им были приглашены видные представители иудаизма, православия и ислама, в жарких спорах  пытавшиеся доказать преимущество своих вероисповеданий. Мусульманские богословы были приглашены  на диспут из Хорезма, где, по мнению князя Владимира «мусульманская вера была крепкой и неиспорченной», а не из ближайших Великих Булгар.
Монгольское завоевание Средней Азии и Руси на время прервало постоянные торговые контакты между регионами, однако, вскоре, монголы, будучи заинтересованы в развитии своего государства, стали способствовать её восстановлению. Уже в конце XIII – начале XIVвв. в Нижнем Поволжье действовали крупные торгово–ремесленные центры Сарай-Бату и Сарай-Берке. Однако по настоящему  торговля  была восстановлена уже после падения татаро-монгольского ига на Руси. Из-за опасности сухопутного пути русские купцы чаще всего использовали в этот период Волжско-Каспийский водный маршрут от Астрахани до Мангышлака,  откуда, по прибытии  русских ладей-бусов, в Хорезм и Бухару отправлялись специальные «хабарщики» т.е. глашатаи, сообщавшие о начинающемся торге. Каждой такой торговой  флотилией поручалось командовать управляющему, обычно из числа боярских сынов, а в помощь ему государство выделяло пушкарей и стрельцов.
 Согласно «Реестру по бухарским делам», составленному статским советником Малиновским, за последнюю четверть XVIв.–до начала 80-х гг. XVIIв., то есть почти за одно столетие, Москву посетили 8 официальных посланцев бухарских ханов, а Бухару – 7 русских послов. По другим подсчетам в этот период послы из Хивы и Бухары бывали в Московской Руси в среднем каждые 2,5 года!
Из русских посольств, внесших наибольший вклад в развитие связей между регионами, наибольшую известность приобрели миссии Ивана Хохлова в Бухару(1620г.), Ивана Федотова и Матвея Муромца в Хиву (1669г.), братьев Бориса и Семена Пазухиных в Бухару (1675г.). 
К началу  Нового времени, т.е. рубежу XVII – XVIIIвв., связи между Россией и среднеазиатскими государствами были постоянными и достаточно регулярными, что способствовало переходу их на новый уровень. 

ВО ВРЕДЕ ПОВОРОТА РЕК РОССИЯ УБЕДИЛАСЬ ЕЩЕ В XVIII ВЕКЕ
Говорят, что аналогии в истории – вещь очень опасная и обращаться к ней в качестве примера – дело неблагодарное. Но факт остается фактом: история не знает удачного исхода в таком деле как … попытка поворота рек в новое русло. Всем памятен недавний  грандиозный проект переброски стока великих сибирских рек в Среднюю Азию, «умерший» вместе с Советским Союзом, но оказывается, он был для Средней Азии не первым и не единственным.
Но сначала немного о предыстории этого события.
Как считают ученые, торговым отношениям России в Средней Азии в раннем средневековье очень способствовал следующий географический фактор: по их мнению, великая водная артерия региона – река Амударья – до XIIIв. впадала не в Аральское море, а в Каспий, что делало ее удобным водным путем для торговли в глубь Азии.  По мнению других ученых, эта река изменила свое течение еще в доисторическое время, но старое ее русло («Узбой») на территории нынешнего Узбекистана и Туркмении в XVIII и XIXвв. постоянно смущало умы многих политических деятелей, что как будет видно из статьи далее, привело к немалым осложнениям!
В XVIIIв. в отношениях России со Средней Азией начинается качественно новый этап, гораздо более регулярных и интенсивных  контактов. Этот период интересен и тем, что на протяжении первых его трех десятилетий несколько народов Средней Азии начинают искать покровительства России. В 1700г. к Петру I прибыл посланец хивинского хана Шанияза. Он привез грамоту, где правитель Хивы просил принять «его, со всем подвластным ему народом, в подданство России». Грамота о подданстве была дана хивинцам 30 августа 1700г. (а в мае 1703г. была подтверждена новому хану, Араб-Магомеду, в грамоте на его имя), Таким образом, Хивинское ханство, занимавшее территорию нынешних Хорезмской и части Бухарской областей Узбекистана, а также Каракалпакии и Ташаузской области Туркмении, 309 лет назад вошло в состав России.
 Среди существовавших в то время трех крупных среднеазиатских государств: Бухарского, Кокандского и Хивинского ханств, последнее было самым малонаселенным и сравнительно слабым в экономическом и военном отношениях. Наиболее сильное из трех ханств – Бухарское, постоянно претендовало на политическую власть в Хиве и с большим или меньшим успехом диктовало хивинцам свою волю. Хивинский хан Шаниях здраво рассудил, что быть подданным мощной, но далекой России гораздо выгоднее, чем подчиняться Бухаре, граничащей с юга! Но первые годы принятия в подданство Россия была занята войной со Швецией и Турцией, и хивинцы ожидаемых «дивидендов» от вступления в подданство не получили.
В 1713г. в Петербург прибывает туркменский посланец Ходжа Несеф, рассказавший, что река Амударья, впадающая ныне в Аральское море, раньше имела другое русло и впадала в Каспий в районе «Красных вод», т.е. Балханского залива, где ныне расположен город Красноводск. Ходжа Несеф и находившийся в то время в России хивинский посол Ашурбек предложили построить в районе прежнего устья Амударьи крепость и торговый порт, а саму реку повернуть  в старое русло, восстановив, таким образом, торговый путь в Индию. 29 мая 1714г. Петр I издает указ о снаряжении экспедиции в Хиву. Возглавить это «предприятие великое» назначен гвардии поручик Александр Бекович-Черкасский. Князь был родом из Кабарды и в мусульманстве звался Искандер-беком, но, поступив на русскую службу, он принят православие (его крестным отцом стал сам Петр I) , женился на дочери князя Голицына, воспитателя Петра I, и потому пользовался его милостью.
Князья Бековичи-Черкасские служили России с конца XVIв. В роду были известные военачальники, участвовавшие в войнах как на Кавказе с турками, так и на западных рубежах страны. В 1707г. Петр I отправил поручика Бековича-Черкасского на два года в Западную Европу «для изучения наук, особенно мореплавания». Как известно, у всех возвращавшихся из заграничных «командировок» экзамены принимал сам Петр. Как видно, он остался доволен знаниями, полученными Бековичем, потому что выделил его из других, бывших с ним на обучении офицеров, и вскоре его имя стало неразлучно с важнейшими из предприятий Петра на Востоке. В 1714г. А.Бекович-Черкасский командируется Петром «для прииска устья Дарьи-реки» на Каспий. Отныне его жизнь, до самого ее трагического конца, связывается со Средней Азией.
В конце октября 1714г. флотилия из тридцати судов, на которых разместилось 1900 человек экипажа и солдат с 33 пушками, вышла из Астрахани для исследования восточного, среднеазиатского побережья Каспийского моря. Под командой князя находилось десять морских офицеров, предназначенных «для снятия планов» местности. После описания восточного побережья Мангышлака и промеров глубины, флотилия подходит к входу залива «Кара-Богаз-Гол» («Черная пасть»). Лоцманы-туркмены отказались входить в залив, и князь сам встал за штурвал корабля. За ним шло еще два судна. Впервые в истории была проведена инструментальная съемка береговой линии, определены пять якорных стоянок в этом таинственном заливе, сулившем, по мнению туркмен, неминуемую гибель любому мореплавателю. В районе Балханского залива (где ныне расположен г.Туркменбаши (Красноводск) экспедиция обнаружила высохшее русло Узбоя, что убедило Бековича-Черкасского и его спутников в том, что это и есть устье Амударьи, перегороженной ныне плотиной. Закончив съемку, флотилия, пройдя около 3000 верст, вернулась в Астрахань. В результате плавания появилась первая точная «навигационная карта» Каспийского моря, что было огромным шагом в изучении Средней Азии. Во время поездки ПетраI в мае 1717г. в Париж одна из копий этой карты была подарена Королевской Академии естественных наук Франции, где она была принята с «отменным удовольствием и чрезвычайным почтением, и в тот же час признан он был почтеннейшим и знаменитейшим Парижской Академии членом».
Наконец, весной 1717г. из Астрахани вдоль побережья Каспия, а затем через полуостров Мангашлык двинулся посольский караван, в состав которого, помимо самого посла, вошли несколько десятков дворян из Астрахани и Казани, многие из которых имели татарское и калмыцкое происхождение, а также несколько переводчиков, проводников и 35 купцов с товарами на 5000 рублей золотом (по тем временам сумма огромная) для торговли с Индией. Посольство сопровождал внушительный военный эскорт из 2500 казаков и солдат, а также военных инженеров-строителей и моряков, которые должны были организовать навигацию по Амударье.
По-видимому, выбор для поездки в Хиву выпал на Бековича-Черкасского не случайно: царь Петр рассчитывал на его мусульманское происхождение, что должно было, якобы, облегчить контакт с хивинцами. Об этом говорит и то, что с послом в Хиву отправились и два его брата-мусульманина со своими 500 подданными-черкесами. Уже в походе, на подходе к границам Хивинского ханства, князь Бекович-Черкасский переоделся в роскошное азиатское платье и стал именовать себя Давлет-Гиреем («покорителем царств»).
За восемь дней пути до Хивы Бекович-Черкасский послал в столицу ханства дворянина Керейтова в сопровождении сотни казаков с известием о подходе русского посольства. Реакция «подданных» была неадекватной – хан Шергази арестовал посланца и стал лихорадочно собирать войска. Ничего не ведавший Бекович-Черкасский продолжал свой путь, но за 150 верст от Хивы, почти на берегу Амударьи, по посольству был нанесен удар 24-тысячного хивинского войска. Караван сбился в кучу, загородился повозками, составив так называемый «вагенбург», и стал обороняться. Бой с «подданными» продолжался по разным данным от 2-х до 5-ти дней. Видя, что с посольством силой не справиться, хивинцы начали переговоры, объяснив нападение… самоуправством мелких начальников и командиров, проявивших инициативу без распоряжения хана.
Не справившись с посольством в открытом бою, хивинцы решили ликвидировать его хитростью: хан, обещав, что «никакого зла не сделает», предложил расквартировать весь состав посольства в разных местах Хивы и ее окрестностям. Самому послу было предложено с небольшой свитой разместиться в Хиве. Бекович-Черкасский, которому было предписано действовать исключительно мирными средствами, согласился на предложение хивинцев разместить большую часть своей свиты в другом квартале города, «где им будет удобнее…». На следующий день, во время аудиенции у хана, посол и двое его сопровождающих дворян были изрублены на глазах у хивинского владыки. Такая же участь постигла в тот день большинство из участников посольства.
Выставив на всеобщее обозрение у городских ворот отрубленные головы двух участников посольства, голову самого посла, хан, бахвалясь своей «грандиозной победой», отправил в Бухару. Узнав об этом, эмир Бухары, чьи купцы имели постоянные и давние связи с Россией, велел встретить посланцев по дороге и, выдворив их обратно, заявить, что «он не людоед, чтобы принимать такие подарки, и к такому бесчеловечному поступку приобщаться не желает».
Так трагически закончилась попытка первого крупного политического и экономического контакта России со среднеазиатскими государствами, связанная, по иронии судьбы, с неудачным «поворотом рек». И хотя итоги ее были явно отрицательными, для дипломатии России многое объяснялось «дурным нравом хана», «упущениями посла» и «неблагоприятным стечением обстоятельств». Идея же развития самих отношений не была скомпрометирована, и их необходимость получила еще большее подтверждение.
«Последним штрихом» среднеазиатской политики первого русского императора стало его «завещание» относительно ведения дел с регионом, высказанное им своим соратникам во время Персидского похода 1722-1723гг.  Его пожелание касалось принятия в российское подданство киргиз-кайсаков (казахов), кочевавших в степной зоне между Россией и среднеазиатскими государствами: « они дороге в Индию – ключ и врата!». Однако  осуществить эти планы Петру I не удалось: он скончался в 1725г.

ФОРПОСТ И ОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ
Несмотря на то, что главным направлением политических и культурных мероприятий, предпринятых Петром I, было «западное», большое внимание, особенно в конце своей жизни, он и его соратники уделяют Востоку. Правда, вначале это был Восток для России ближайший: Кавказ, Турция и Персия (Иран), но вот, в период Персидского похода 1722-1723гг. внимание Петра привлекает Киргизская степь (Казахстан), бескрайним степным морем примыкающая к восточному берегу Каспия, бьющая «прибоем» своих желтых ковыльных клиньев среди каменных отрогов Южного Урала и башкирских лесов. За тысячи верст за этой степью – базары Бухары, Гиждувана, Вабкента, Гиссара и Самарканда.
 Петр I высказывает идею взаимоотношений со Средней Азией, ставшей основополагающей на многие десятилетия для русской политики в этом регионе: выдвижение государственных границ к Аральскому морю, строительство здесь портов и торговля водным путем (по Амударье и Сырдарье) с Бухарой, Водокшаном (Бадахшаном) и Индией.
Развивая мысль Петра I, один из его ближайших соратников, статс-секретарь Сената И.К.Кириллов представляет к рассмотрению правительства проект о задачах России на Востоке. Проект был «высочайше одобрен», и для его осуществления Российской Академией наук в 1734г. была организована специальная экспедиция под руководством того же И.К.Кириллова. Первоначально она получила название «Известной», а позже – «Оренбургской экспедиции». Задачи ее были обширные и не только научные. Главной из них, как мы сейчас бы сказали, была «выработка научных рекомендаций по освоению края». Именно поэтому в её состав были включены: историк, астроном-математик, ботаник, геодезист, мастера по рудному делу, художник и студенты Славяно-латинской Академии для организации школы. В число последних только по чистой случайности не попал Михаил Васильевич Ломоносов – руководству Академии за несколько дней до отправки экспедиции сообщили о том, что будущий великий ученый происходит вовсе не из духовного сословия, как значилось в документах…
В составе экспедиции находился и будущий историк и естествоиспытатель Оренбургского края П.И.Рычков, приглашенный в качестве бухгалтера. На его долю и выпало позднее под руководством М.В.Ломоносова обобщить материалы всего грандиозного научного и  политико-административного предприятия, каким была Оренбургская экспедиция, работавшая целых десять лет.
Значительная часть труда П.И.Рычкова – «Топография Оренбургской губернии», вышедшего в свет в 1762г., была посвящена «землям сопредельным» Оренбуржья и, прежде всего – Средней Азии. В «Топографии» подробно рассказывается о «местожительстве трухменцев (туркмен), каракалпаков, хивинцев, бухарцев, зюнгорском народе (калмыках) и других жителях этого огромного региона». Глава  IV «Топографии» носит очень красноречивое название: «О внутренних и внешних обстоятельствах коммерций прежних, нынешних и впредь могущих быть». Что же здесь говорится о крупнейшем государстве Средней Азии того периода – Бухарском ханстве, где в основном и проживали таджики?
«По нынешнее время вся оренбургская заграничная коммерция по большей части происходит с бухарцами, кашгарцами, с ташкентцами и хивинцами; но с ними же в караванах под их званием и под именем степных народов нередко и другие дальнейших городов купцы и жители приезжают. Из привозимых же ими товаров знатнейшие, во-первых, золото и серебро, состоящее по большей части в индийских, персидских и бухарских монетах; потом простые бумажные (т.е. хлопчатобумажные), отчасти полушелковые, разных сортов парчицы, занавесы и полотна; известные бухарские серенькие и черные овчинки (каракуль). Золото в Бухарии из песков некоторых рек вымывают, и тем, как слышно многие из тамошних обывателей промышляют».
П.И.Рычков сообщает, что бухарские купцы за несколько лет выгодной торговли с Оренбургом, создали у себя значительные запасы русских товаров, которые теперь выгодно перепродают в Индию: «тамошние купцы, покупая в Оренбурге несколько лет, так себя и все свои места (территорию ханства) снабдили, что уже в нарочитом состоянии находятся и не только в отдаленные от них землицы рассылают, но и из Индии к ним, а больше в город Балх приезжим купцам уделять. Ибо довольно знают, что во всей Восточной Индии жительствуют народы подобные им российские и прочие европейские товары ни откуда столь прямо и дёшево получать не могут, как из Оренбурга через Бухарию, куда купеческим караванам прямой и способный путь от самых бухарских купцов недавно проложен».
Но экспедиция не только рекомендует, но и исполняет – основывает укрепленные городки, форпосты, вглубь степи выдвигаются пограничные станицы Уральского казачьего войска. И, наконец, главный итог работы экспедиции – 31 августа 1735г. на р.Ори основывается административный и торговый центр края – Оренбург. Через несколько лет город перенесут на новое более удобное место – на правый берег реки Яик (Урал). Вскоре рядом с городом строится огромный каменный прямоугольник знаменитого Оренбургского Менового двора, способного принять в свои недра, насыщенные гостиницами, складами, конюшнями и лавками сразу десятки крупных среднеазиатских караванов. Недаром современники начинают сравнивать Оренбург с «желанным пристанищем и портом» на берегу сухопутного степного моря для всех  торговых маршрутов из глубин Азии в Россию.
Вместе с этим, прямо с момента своего основания и в течение ста сорока лет Оренбург играет важную роль в дипломатических отношениях России со среднеазиатскими государствами, да и не только с ними, являясь одновременно форпостом и открытой дверью на Средний Восток. Этой роли Оренбурга во многом способствовал и национальный состав населения вновь осваемого края. По данным современников, к моменту присоединения территории к России здесь проживали многочисленные диаспоры бухарцев, хивинцев, бадахшанцев. Среди них была даже особая прослойка, носившая название «служилых тезиков»! Все эти люди оказались на Южном Урале, кто по делам торговым, а кто и представляя разгромленную в междинастической борьбе за ханские престолы политическую эмиграцию. Но, каковы бы ни были причины появления здесь этих людей, все эти новые подданные, владевшие десятками восточных языков и сохранившие связи со своей родиной, были хорошим подспорьем для налаживания дипломатических отношений с Хивой, Бухарой, Кокандом, Кашгаром.
Еще не ясны были границы нового края, занимавшие в окружности более 5500 верст, ещё на «живую нитку» сшито его управление, а Василий Татищев, сменивший на посту Оренбургской экспедиции И.К.Кириллова, посылает в Среднюю Азию первого своего посла: в 1738г. в Ташкент отправляется поручик Миллер – «исхлопотать беспошлинной торговли для русских купцов» и съездить в бухарские города для оценки «торговых перспектив».
А вот какой интересный факт зафиксировал вице-губернатор Оренбургской губернии,  известный специалист по Средней Азии середины XIXв. Яков Ханыков: «Немедленно по заложению Оренбургской пограничной линии, основатель её Кириллов занялся проектом об открытии сношений через Аральское море и Амударью с Индией. Преемник же его – Неплюев, представил правительству полный проект под названием «Каким способом могут послужить к распространению Оренбургской коммерции в Бухарию до Индии», который был одобрен и, для торга с Индией дана привелегия (т.е. лицензия) на 15 лет торговой компании, составленной из оренбургских купцов Журавлева, Твердышева, Кикина, Макарова, Мавродина и Абдуллы Хамзина. Последний в 1750г. отправил в Индию через Среднюю Азию для опыта два каравана с товарами на 8000 рублей. Они благополучно достигли своего назначения и были выгодно распроданы. Находившиеся же при них приказчики-магометане пробрались на возвратном пути в Мекку».
И, хотя «компанейская» торговля со Средней Азией не получила в Оренбурге большого развития, сотни русских караванов шли проторенной дорогой в Бухару, откуда привезенные ими товары шли на рынки Самарканда, Ура-Тюбе и Ходжента, вывозились большегрузными лодками-каюками в Чарджоу, а отсюда – караванным путем в Мервский и Ахалтекинский оазисы Туркмении.
Таким образом, с появлением Оренбурга, контакты со Средней Азией переходят на новый уровень и становятся устойчивыми и разнообразными. И во многом этому способствовала организация при канцелярии генерал-губернатора Оренбургской пограничной комиссии, более века ведавшей «среднеазиатскими» делами. По сути дела, она являлась отделом МИДа России, «вынесенного»  поближе к  Востоку. Понятно, что все эти «пограничные» и «заграничные» дела требовали людей не просто грамотных, но  сведущих в языках, истории и этнографии стран Востока. Именно поэтому в конце XVIII – нач.XIXвв. в Оренбург привлекаются крупные ориенталисты, знатоки восточных языков, быта народов Средней Азии.
Все большее внимание в России уделяют и открытию другой «двери» в регион – с Запада. Ещё в 1719г. восточное побережье Каспийского моря  отправляется уточнять экспедиция под руководством Федора Саймонова. Маленькая флотилия из шняв (небольшой корабль, употребляемый для  прибрежного рыболовства и торговли) «Святая Екатерина», «Святой Александр» и «Астрахань» совершила плавание от полуострова Мангышлак до Балханского залива, сделав топографическую съемку побережья. В «Красных водах», в Балханском заливе, была построена «крепостца», которая впрочем вскоре, из-за безводности и повальной цинги в гарнизоне, прекратила свое существование. 
Летом 1764г. по тому же маршруту из Астрахани отправилась флотилия, состоящая из двух купеческих гальотов, небольшой шхуны и расшивы, т.е. большой беспалубной лодки. Командовал этой гидрографической экспедицией «капитан над Астраханским портом» Илья Токмачев. Мореплаватели с сожалением подтвердили, что, несмотря на удобное расположение Балханского залива, устройство здесь постоянного населенного пункта очень затруднительно из-за недостатка питьевой воды. «Западная дверь» в Среднюю Азию оставалась пока закрытой…

СТРАНСТВИЯ «ВЯТИЧА»
Исследование «таинственного Востока» обычно связывается с научными экспедициями, по меньшей мере, с самоотверженными исследователями-одиночками, подобными жюльверновскому Паганелю, снаряженными научными обществами, королевскими академиями и тому подобными учреждениями. И при этом часто забывают, что первичные географические, исторические и прочие сведения о странах Востока, в том числе и Средней Азии, приносили совсем другие люди: купцы, военные, авантюристы. Особую категорию исследователей составляли «ориенталисты» поневоле - тысячи и тысячи русских пленников, захваченных кочевниками в селах и станицах Оренбургской пограничной линии и десятилетиями влачивших рабское существование в Хиве, Бухаре, Коканде, Ташкенте, Самарканде и и десятках других городов Средней Азии
*      *     *
В политических инструкциях любому российскому посольству в среднеазиатские ханства в конце XVIII - нач.XIXвв. обязательно был пункт об освобождении русских невольников. Откуда появлялись эти люди, когда никаких войн Россия с этими государствами не вела? Первые русские пленники, проданные в рабство в Средней Азии, появились здесь еще в XIII-XIVвв., захваченные в разрушенных городах и селах Руси татаро-монголами. Позднее, когда южные и юго-восточные рубежи России выдвинулись к Астрахани, рекам Уралу и Иртышу, на невольничьих рынках Хивы и Бухары стали появляться простые русские крестьяне, «разбойно захваченные» на полевых работах казахами. Изредка среди них появлялись купцы, солдаты, унтер-офицеры. Их судьба была несколько другой, чем у мирных хлебопашцев - большинство становилось офицерами ханских войск, часто дослуживаясь до больших чинов.
Без сомнения, среди всех среднеазиатских невольников-россиян самая интересная судьба была у унтер-офицера Нижегородского полка, «уроженца вятского», Филиппа Ефремова. Летом 1774г. он, командуя двадцатью солдатами в маленьком укреплении неподалеку от Оренбурга, был захвачен в плен «злодеями пугачевцами», бежал, снова был пленен (на этот раз казахами) и продан ими в Бухару.
Дальнейшая судьба молодого унтер-офицера складывалась в духе сказок «Тысячи и одной ночи». Первоначально Ефремов был приставлен… сторожить гарем хозяина-регента бухарского хана, но вскоре, «узнав, что я могу их языком без нужды объясняться, он отрешил меня от должности…». Представлявший угрозу для гарема Ефремов был определен в армию эмира Бухары на должность добаши (капрала), где ему было поручено командовать десятью сарбазами (солдатами). Через два года бывший унтер-офицер командовал уже сотней, в которой двадцать человек были его соотечественниками, и участвовал в нескольких походах на Мерв в южной Туркмении и на Хиву. Но, несмотря на быстрый служебный рост, а также земельные и денежные пожалования, солдата тянуло на родину, и он решился бежать. Вряд ли это удалось бы, не случись амурно-детективной истории с участием влюбленной в Ефремова ханской ключницы, выкравшей для него печать! Ефремов, выправив необходимые дорожные документы, сумел бежать не один, а вместе с двумя русскими пленными - своими солдатами - через Ура-Тюбе и Ходжент в Коканд, а оттуда, назвавшись татарским купцом из России, отправился в Кашгар.
В «Девятилетних странствиях», написанных после возвращения  на родину, Ефремов дал первые в отечественной географии описания северных таджикских городов.
На пути в Кашгар из Коканда гибнет от горной болезни один из спутников Ефремова. В Яркенде, запасшись товарами, Ефремов отправляется в Западный Тибет - Ладакх. Путь лежал через перевалы Каракарума высотой свыше 5000м., которые оказались роковыми для второго спутника Ефремова: «не доезжая до Тевату (Тибета) за 15 дней, есть гора весьма высокая, во оной воздух тяжелый и всегдашний туман, человеку и лошади захватывает дух, от него и умирают, тут мой и второй товарищ русский помер. Коего по образу своему похоронили…». Истинные причины горной болезни не были известны вплоть до конца XIXв.. Виновником ее считался «дурной воздух» в высокогорье, но Ефремов верно заметил, что страдают от нее, в основном, идущие через перевал с грузом, а не верховые, не испытывающие большой физической нагрузки.
В Тибете русский путешественник прожил около месяца и дал интересную характеристику его географии, населения, климата, путей сообщения. «Большая кумирня, в коей живет Далай-лама, называется Будала (дворец Потала - В.Д.), в вышину имеет 62 сажени, верхушка (кровля) золоченая, лакеев более 10000… Находят из своей земли золото, серебро, медь, свинец, лазорь камень (лазурит). Есть пшеница, ячмень, горохи разные… Горы почти совсем не проходимые, а ежели и есть где дороги, то весьма узкие и во многих местах опасные по причине ужасных пропастей, по сторонам оных находящихся, в кои воды, стремящиеся с гор с ужасным шумом ниспадают. Во многих местах расселины гор соединены висячими мостами, составленными из древесных сучьев.
Из Тибета Ефремов отправился через Кашмир в Индию с группой паломников-мусульман, шедших из Кашгарии (ныне - китайский Синьцзян - В.Д.) в Мекку. После долгих приключений и мытарств он, наконец, добрался до Калькутты, где сел на английский почтовый корабль, идущий в Лондон. Последнее испытание поджидало отважного путешественника уже в тропических водах Индийского океана: «Проходя многие государства, горы и пустынные степи, не имел никакой усталости и не чувствовал в себе болезни, а как стал мыться морской водою, то у ног подошвенная кожа вся отстала, которую обрезал, после чего и ходить никаким образом было невозможно по причине великой чувствительности. Положа в туфли стельки войлочные и хлопчатой бумаги (ваты), едва и тогда мог выходить на верх корабля для почерпания свежего воздуха».
Вернувшись на родину в Петербург, 26 августа 1782г., после десятилетнего плена и странствий, Филипп Ефремов был пожалован званием прапорщика и определен на службу в Государственную Коллегию иностранных дел т.е. российский МИД того времени. В этом сыграло роль его знание бухарского (узбекского), персидского и других азиатских языков.
Написанные через два года после возвращения на родину «Девятилетние странствия унтер-офицера Филиппа Ефремова» издавались при жизни автора трижды - случай для России конца XVIIIв. очень редкий. Интерес к книге был огромен, прежде всего, потому, что он первым из европейцев проделал труднейший путь из Средней Азии через Кашгарию и Тибет в Индию, дав обширные описания всех посещенных им стран. Особенно подробно описывается Бухарское ханство и сопредельные с ним территории региона. Помимо географической характеристики, даны обширные сведения по этнографии, полезным ископаемым, здравоохранению, администрации и другим сферам жизни среднеазиатских государств. Автор впервые в русской научной литературе дал обширный «Перевод бухарских слов». Этот словарь включал в себя 625 слов и выражений, в основном таджикских.
«Путешествие поневоле» Филиппа Ефремова не осталось без внимания и в Оренбурге: сведения, содержавшиеся в книге плененного пугачевцами, а затем казахами унтер-офицера, стали ценным дополнением собираемых по крупицам сведений о Средней Азии, на протяжении десятилетий систематизируемых Оренбургской пограничной комиссией.

НЕ СКРЫВАЯ ИМЕНИ И ЗВАНИЯ
В марте 1824г. в Орскую крепость прибыл этап заключенных и ссыльнопоселенцев, осужденных на разные сроки заключения и многолетнюю солдатчину за "покушение на священную власть Государя Императора" в составе различных движений, национальных кружков, а то и вовсе "наболтавших лишнего" в людном месте... Среди осужденных на солдатскую службу "без права выслуги" был и шестнадцатилетний польский юноша Иван (Ян) Виткевич, проходивший по делу антиправительственной организации учащихся "Черные братья" в г.Крожи под Вильно (Вильнюс).
Как показала жизнь, судьба забросила этого юношу на "порог" Азии, в Оренбуржье, не зря – имя Ивана Викторовича Виткевича навечно осталось в истории исследования Востока.
*  *  *
Нам не известно доподлинно как проходили первые пять лет службы рядового 5-го линейного батальона Отдельного Оренбургского корпуса. Известно только что в 1829г., когда приехавший в Россию выдающийся немецкий ученый–энциклопедист Александр Гумбольдт прибыл в Орскую крепость, солдата Виткевича определили к нему переводчиком, как владеющего немецким, английским, французским языками. Судя по всему, к этому времени И.Виткевич владел уже и, как минимум, одним восточным языком.
Знаменитый ученый был тронут печальной судьбой молодого человека, и по прибытии в Оренбург ходатайствовал перед военным губернатором о смягчении его участи. Заступничество Гумбольдта имело воздействие, и в 1830г. И.Виткевич был произведен в унтер-офицеры, а в следующем, 1831г. – переведен в Оренбургскую Пограничную Комиссию. Об этом учреждении следует сказать особо.
Оренбургская Пограничная Комиссия была как бы подразделением Министерства Иностранных дел России, "вынесенным" поближе к Востоку, на южный рубеж Империи, где эта организация была призвана заниматься взаимоотношениями с Кокандом, Кашгарией, Афганистаном. До 70-х гг. XVIIIв. эта организация называлась "Экспедицией заграничных и иноверческих дел", с 1782г.– "Экспедицией пограничных дел", а с 1799 по 1859гг. – Оренбургской Пограничной Комиссией. В течение двадцати лет с 1825 по 1845гг. Комиссию возглавлял генерал-майор Г.Ф.Генс - известный русский офицер, но и дипломат, востоковед, многое сделавший не только для установления дипломатических связей со странами Востока, но внесший огромный вклад в исследование истории, этнографии и культуры народов Казахстана и Средней Азии. Григорий Федорович Генс на многие годы стал начальником и покровителем некогда опального "польского карбонария". Как показывают документы, хорошие отношения сложились у молодого офицера и с Оренбургским генерал-губернатором В.А.Перовским, одним из влиятельнейших политических деятелей России, личным другом Императора Николая I. Давая характеристику И.Виткевичу для Министерства иностранных дел, генерал-губернатор писал: "В течение десятилетнего пребывания своего в здешнем крае прилежно обучился татарскому и персидскому языкам, на первом говорит весьма свободно, а на втором объясняется без нужды, одарен отличными умственными способностями, был послан неоднократно в Киргизскую степь по поручениям, которые всегда исполнял удачно и благоразумно, сделал навык к трудным в степи путешествиям и по молодости, здоровью, сметливости и знакомству с ордынцами имеет все свойства к тому, чтобы совершить путешествие в Бухарию и обратно с желаемым результатом..."
Конечно же, характеристика эта давалась И.Виткевичу неспроста: план отправки в крупнейшее среднеазиатское ханство русского посла и разведчика вызрел давно, тем более, что в пограничном с Бухарским ханством Афганистане началась ожесточенная борьба за престол, в которую вмешались англичане – России было необходимо укрепить свое политическое влияние на азиатских владык!
Но отправка все затягивалась. Осенью 1835г. генерал-майор Генс предложил Перовскому направить Виткевича под соответствующим прикрытием в Хиву и Бухару, но генерал-губернатор это предложение отклонил, считая, что направление русского офицера в Хиву опасно ввиду явной враждебности хивинского хана к России, появление же русского посланца в Бухаре может вызвать подозрение у эмира, так как сравнительно  недавно, год назад, там уже побывал русский агент Демезон, хотя и скрывавшийся под личиной "татарского купца", но раскрытый бухарцами. Кстати напомнить, что бухарские власти, раскрыв "маскировку" Демезона не арестовали его, а лишь плотно "оградили" соглядатаями вплоть до самого отъезда в Оренбург.
Но, отказав в поездке в Хиву и Бухару, В.А.Перовский посоветовал командировать Виткевича в глубь казахской степи "для разбора взаимных претензий между казахскими родами, где пребывание его, в особенности на Сыр-Дарье, может доставить нам полезные сведения и о странах Средней Азии".
Однако сам прапорщик решил не ограничиваться "полумерами" и, как сам упоминал в своей "записке, составленной по рассказам оренбургского линейного батальона № 10 прапорщика Виткевича относительно пути его в Бухару и обратно": "...назначение мое ограничивалось пределами степи, но обстоятельства принудили меня проникнуть далее и побывать даже в самой Бухарии".
Караван, с которым въехал в степь поручик Виткевич, вышел из Орской крепости 9 ноября 1835г. Примерно через два с половиной месяца пути караван подошел к первому бухарскому селению Кагатам, где каравану был "учинен" таможенный досмотр: "... тут без грабежей и насилия не обошлось; брали что хотели, что кому нравилось. Некто Эдигар-бек при сборе этой пошлины также важное лицо: он приехал с кушбегием (т.е. кушбеги - премьер-министром – В.Д.) с голодной его толпой, кашлянул, окинул стоявших пред ним покорных купцов жадным оком и приветствовал их громовым голосом, обещав избить каждого, кто осмелится утаить что-либо из товаров. Кушбеги хотел блеснуть знанием европейских дел; он повторял несколько раз урок, который затвердил, как сам признался, от бывшего недавно в Бухаре англичанина Бёрнса: что англичане на море, а русские на суше – сильнейшие государства в Европе".
Интересно, что "случайно" оказавшийся в бухарских владениях прапорщик Виткевич сразу отверг мысль находиться в ханстве инкогнито: "Я должен заметить, здесь, - писал он в отчет после поездки, - что счел за лучшее не скрываться, а сказаться настоящим именем и званием своим. Я сделал это так по той причине, что мог бы легко быть узнан кем-нибудь, если бы сказался мусульманином и чужим именем, так и собственно потому, что мне казалось несколько унизительным для русского офицера скрываться под чужим именем и что хотел сделать опять – проложить и русским свободный доступ в ханство это, доселе недоступное для всякого честного человека".
Этот патриотический поступок политического ссыльного поляка, осужденного за деятельность в освободительной антирусской организации "Черные братья", удивителен для его биографов, как, впрочем, и вся его дальнейшая судьба.
Бухарское правительство было несколько ошарашено таким визитом "частного" лица в полной парадной форме, но препятствовать ему не стало. И.Виткевич почти четыре месяца свободно жил в Бухаре и Вабкенте, встречался с эмиром Бухары и кушбеги, купцами, что позволило ему сделать очень интересные наблюдения о жизни ханства и его столицы: "...улицы Бухары непомерно узки, так что если встретится пеший с арбою, которых встречаем очень немало, то нельзя пройти, а остается только перелезть через ось и колеса. Поблизости от базаров теснота и толчея непомерно велика. Пешие и конные оглушают друг – друга непрестанным криком: "пушт!" "пушт!" (поди, поди!); разносчики съестных припасов сбивают с ног друг-друга; через лежащих идут люди и лошади  – словом, едва можно пробиться и протолкнуться; но лишь только пять раз в день муэдзин позовет к молитве, как мгновенно улицы пустеют, и кто не идет в мечеть, прячется, по крайней мере, куда может, чтобы его не отыскали ханские есаулы".
С большим юмором описывает поручик Виткевич нравы простых бухарцев, столкнувшихся с достижениями европейской цивилизации: "В караван-сарае Аяз живет знаменитый астраханский армянин Мартын Егорович Берхударов. Он вставил было в дверь свою, для света, стеклянное окно о четырех стеклах; это было такое диво, что весь город сходился смотреть и щупать стекла эти, поколе, наконец, не выбил их, и Берхударов вынужден был заменить их бумагою".
Во время встреч с эмиром и кушбеги Виткевич пытался решить вопросы русско-бухарской торговли. Кушбеги угрожал, в случае ухудшения русско-бухарских отношений, прекращением торговли с Россией и сближением с Англией, ссылаясь при этом на миссию побывавшего в Бухаре англичанина Александра Бёрнса. Виткевича не смутили угрозы кушбеги. Он заявил, что англичане не станут покупать бухарский хлопок и сушеные фрукты, так как этого у них в Индии у самих достаточно, а больше Бухаре торговать нечем. Кроме того, в этом случае, Бухара лишится русского железа, меди, других изделий российской промышленности, чего англичане им доставлять не будут. А когда Виткевич пригрозил возможным арестом (т.е. секвестрованием) всех бухарских товаров, находящихся ныне в Оренбурге, Орске, Нижнем Новгороде и других русских городах России, то кушбеги просто пришел в замешательство. Униженный собственным бессилием, бухарский сатрап попытался задержать самого поручика, что для кушбеги вновь обернулось конфузом. Вот так описывает в своей "Записке" дальнейшие события сам Виткевич: "Я схватил пистолеты, заткнул их за пояс, накинул халат, надел дорожный малахай свой и побежал к кушбеги и заявил ему, что в Бухаре не останусь, хоть умру, и что каждому, кто вздумает задержать меня дорогой, у меня ответ готов вот какой – и откинул полу халата и указал на пистолеты". Аргумент поручика воздействовал, и больше препятствий ему не чинили – Виткевич покинул Бухару и 18 апреля 1836г. прибыл в Орскую крепость.
Прибыл Виткевич на родину не один, а с послом афганского хана Дост-Мухаммеда, Хусейном-Али оказавшимся в это время в Бухаре. Виткевич был хорошо знаком с Хусейном-Али еще с 1831г., когда тот приезжал в Оренбург в свите афганского принца Шах-Заде. Гуссейн-Али вез послание Дост-Мухаммеда русскому царю с изъявлением дружбы и с просьбой оказания финансовой помощи и дипломатической поддержки против англичан, готовивших вторжение из Индии.
Генерал-губернатор В.А.Петровский с большим вниманием изучил все доставленные Виткевичем сведения о Бухарском ханстве и других государствах Средней Азии.
В начале 1836г. посольство Хусейн-Али продолжило свой путь в Петербург. Сопровождающим был назначен И.Виткевич. 2 июля 1836г. Виткевич и Хусейн-Али прибыли в Санкт-Петербург и остановились в гостинице "Париж" на Малой Морской улице. Несколько месяцев в Азиатском департаменте Министерства Иностранных дел велись секретные переговоры с посланцем афганского главы государства, в которых Виткевич принимал участие как переводчик. Только в мае 1837г. Хусейн-Али выехал из столицы России на родину. Правительством было решено направить вместе с ним Виткевича, "с тем, чтобы офицер этот, как знающий восточные языки, сопровождал его до самого Кабула и вручил подарки, следующие к афганским владельцам...". В министерстве Иностранных дел он получил инструкцию, в которой ему ставилась задача:  "собрание всяких сведений об Афганистане и других местностях"; и предписывалось договориться с местными купцами о торговле с Россией. Через Тифлис Виткевич выехал в Иран, где с учетом его важной миссии был благосклонно принят русским послом графом Симоничем, который был сторонником политики поддержки Дост-Мухаммед-хана в его борьбе с англичанами.
Афганистан в этот период стал ареной ожесточенных политических интриг между патриотически настроенными кругами, объединенными вокруг Дост-Мухаммед-хана, и проанглийской партией Низом-уль-Мулька. Английские войска, вторгшиеся из Британской Индии, захватили территории афганских племен вокруг г.Пешавар и готовились к захвату Кандагара и Кабула. Оккупация Афганистана выводила Англию вплотную к границам Бухарского и Кокандского ханств и владениям туркменских племен – они должны были стать следующей жертвой агрессии "Туманного Альбиона" в Азии.
Выехав из Ирана в Афганистан, 16 ноября 1837г. Виткевич прибыл в Кандагар. В рапорте Перовскому в Оренбург он докладывает, что встреченные им препятствия задерживают его в пути, "но обстоятельство сие доставило мне случай видеть страну, доселе никем из европейцев не посещенную, и собрать сведения о Сиестане и части Белуджистана" (провинции Афганистана – В.Д.)
В Кабуле произошел известный в истории спецслужб случай единоборства двух сильнейших в то время разведок мира: русской и английской. На этот раз там столкнулись опытнейшие специалисты в делах подобного рода: облеченный большими полномочиями от правительства Великобритании военно-политический агент капитан Александр Бёрнс и молодой русский дипломат и разведчик, поручик Иван Виткевич. Им предстояло решить важнейший вопрос, имевший огромнейшее военно-стратегическое значение для всего региона Среднего Востока: на чью сторону склонится правитель Кабула Дост-Мухаммед – на сторону России или Англии. Не вдаваясь в подробности состоявшейся "дуэли" двух эмиссаров великих держав, отметим лишь, что в этой схватке, проявив свои незаурядные дипломатические способности и замечательные качества разведчика, победил Иван Виткевич, получивший специфическую квалификацию на службе в Оренбургской Пограничной Комиссии. Дост-Мухаммед-хан отклонил все домогательства Англии, и Бёрнс покинул Кабул ни с чем. Правитель Кабула принял предложение Виткевича о союзе с Россией, гарантировавшее независимость и целостность Афганистана.
Это была последняя победа поручика Виткевича.
9 мая 1839г. после возвращения из результативной дипломатической поездки в Иран и Афганистан, Я.В.Виткевич был убит в номере петербургского отеля "Париж". Привезенные из дальних странствий документы и материалы бесследно исчезли. Так оборвалась жизнь этого яркого, незаурядного человека.
               
ПОСОХ ЭВЕРСМАННА
В девятнадцатом веке из Оренбурга начинались практически все экспедиции  в Среднюю Азию. Отсюда же ушли и первые исследователи этого региона, давшие миру первые по настоящему научные сведения о зоологии и ботанике этого региона. Среди них особое место занимает имя Эдуарда Эверсманна - знаменитого зоолога и путешественника, внесшего огромный вклад в исследование природы Южного Урала, Казахстана, Северной Африки.
*     *     *
Эдуард Александрович (Эдуард Фридрих) Эверсманн родился в 1794г. Его отец — директор металлур¬гической фабрики в Вестфалии, дал своим детям домаш¬нее образование. Хорошее знание древних языков, ма¬тематики, физики, минерало¬гии в какой-то мере предоп-ределило будущую профес¬сию естествоиспытателя.
В 1812г. Эдуард Эвер¬сманн поступает в Марбургский университет, затем учит¬ся в Берлинском, Дрезден¬ском, Гильском, Магдебургском. Окончательный выбор определило знакомство со знаменитым зоологом, про¬фессором Берлинского уни¬верситета Лихтенштейном, который ведал также и уни¬верситетским музеем — од¬ним из богатейших в Евро¬пе. Эверсманн горячо увлекся зоологией, особенно энтомо¬логией и, не бросая других своих занятий, предался ей целиком. Зоологическая нау¬ка стала его страстью, кото¬рой он отдал всю жизнь. Здесь же осознал он и свое другое стремление — жажду путешествий в неисследован¬ные страны.
К моменту защиты, доктор¬ской диссертации Эдуарду Эвереманну было 20 лет. Университетский курс он про¬шел в исключительно корот¬кий срок — всего в два го¬да. Перед молодым доктором философии и магистром сво¬бодных наук стал вопрос об избрании жизненного пути. В это время его отца пригла¬шают в Россию для налажи¬вания производства холодно¬го оружия на Урале. Семья Эверсманнов переезжает в г.Златоуст. Уже в то время у Эдуарда сформировалось на¬мерение исследовать внутрен¬нюю Азию. Сведения о ней были настолько ничтожны, что, например, Александр Гумбольдт даже в более позд¬нее время предполагал там существование большого числа огромных вулканов.
Внут¬ренняя Азия начиналась тог¬да от Оренбурга и Каспийско¬го моря. Эверсманн же меч¬тал пройти ни больше ни меньше, как в Кашгарию и на Тибет. У него не было средств, чтобы организовать дальнюю экспедицию. Он избирает дру¬гой путь. Остановившись в Дерпте (ныне Тарту), он при¬нимается за изучение меди¬цины. Молодой человек зре¬ло оценил, что табиб (ле¬карь) на Востоке весьма поч¬тенное лицо, и лекарское ис¬кусство открывает много две¬рей и дорог.
Подготовка к путешестви¬ям не ограничивалась изуче¬нием медицины. Эверсманн всячески закалял себя, при¬учал к лишениям, приобрел массу практических навыков, познакомился с некоторыми ремеслами и даже научился делать фокусы, считая это полезным для своих планов. В конце 1816г. Э.А.Эверсманн уезжает к отцу в Златоуст.
В 1819г. сюда прибыл оренбургский генерал-губер¬натор П.К.Эссен. Молодой врач оружейного завода сообщил генералу, что намерен отправиться из Троицка или Оренбурга с купеческим ка¬раваном в Бухару и, «про¬никнув в любопытнейшие об¬ласти независимой Татарии, возвратиться в Европу через владения английской Ост-Индской компании». П.К.Эс¬сен предложил ему присое¬диниться к миссии А.Ф.Негри, интенсивная подго¬товка к отправке которой из Оренбурга  велась в это время. По просьбе оренбург¬ского генерал-губернатора со стороны русского правитель¬ства молодому исследовате¬лю была оказана материаль¬ная поддержка. Так, в октяб¬ре 1820г. в огромном ка¬раване русской миссии ока¬зался «татарский купец и табиб, мирно следовавший со своими верблюдами в «свя¬щенную Бухару».
20 декабря 1820г. мис¬сия вступила в Бухару. Эвер¬сманн еще 18 декабря отде¬лился от посольского кара¬ванна и первым из европей¬ских ученых въехал под ви¬дом купца в ворота таинст¬венной и манящей столицы ханства.
О жизни Эверсманна в Бухаре известно очень мало. Во всяком случае, он рабо¬тал и собирал здесь сведения весьма энергично. Его при-влекало все — сам город, его планировка, генеалогия эмира, национальный состав, особенности отдельных групп населения, торговля, земле¬делие и скотоводство, болез¬ни, врачевание и лекарства, нравы населения и многое другое. Путешественник ра¬ботал с жадностью и стре¬мился впитать в себя все, что он видел вокруг. Занятия эти были весьма небезопасны. Нравы бухарского правитель¬ства были ужасны, сам властитель — эмир Хайдар-хан — был жесток и скор на расправу. Столица ханства кишела шпионами. Всякий вопрос или поступок, не от-носящийся непосредственно к торговле или медицине со стороны иностранца, мог легко вызвать подозрения, чреватые самыми ужасными последствиями. Разумеется, узнай бухарские власти, что перед ними «неверный» под чужой личиной, положение бы его не улучшилось — Эверсманн был неофициаль¬ным лицом.
Чтобы не обращать на себя внимание, Эверсманн писал свои заметки по ночам. Самое замечатель¬ное то, что он в такой обстановке ухитрялся даже собирать насекомых, летящих на свет лампы в его тесной келье в караван-сарае! Там же он систематизировал все свои наблюдения по Бухаре. Это и была его знаменитая кни¬га «Путешествие из Орен¬бурга в Бухару Эдуарда Эверсманна», изданная на немецком языке двумя года¬ми позже в Берлине.
Эверс¬манн очень торопился с этой работой и закончил ее в три месяца. Он уже приготовил¬ся присоединиться к торгово¬му каравану, который дол¬жен был отправиться в Каш¬гар с тем, чтобы дальше ид¬ти в Тибет, когда был узнан на улице Бухары одним из купцов, видевших его в Оренбурге. Путешественнику при¬шлось срочно бежать из го¬рода под защиту уже отхо¬дящей на родину миссии А.Ф.Негри.
До самого последнего вре¬мени оставалось тайной: как удалось спастись Э.А.Эверсманну от кары бухарского правительства, перед кото-рым он был разоблачен как русский разведчик. Но в на¬ч.70-х годов в Бухаре известным советским ученым-археологом, большим знато¬кам истории Средней Азии С.Н.Юреневым был найден посох — «непременный спут¬ник» любого путешественни¬ка прошлого. Украшенный резьбой и металлическими кольцами, посох хранился в качестве семейной реликвии у одного из жителей города. Велико было удивление ис¬следователя, когда хозяин, сдвинув одно из колец, по¬казал выгравированную под ним немецкую надпись: «Эверсманн. 1815». Нынеш¬ний хозяин посоха поведал, что эта вещь досталась в по¬дарок его далекому предку, дервишу могущественного и многочисленного суфийского ордена накшбанди от самого табиба, ко¬торый сделал ему удачную операцию бельма глаза. Он же и предупредил Э.А.Эверсманна о готовившемся арес¬те и помог ему с побегом из города.
С высоты наших современ¬ных знаний истории мы мо¬жем сейчас оценить вклад Э.А.Эверсманна в изучение Средней Азии как уникальный. Он сумел заложить ос¬нову систематического изу¬чения Средней Азии по це¬лому комплексу естественных и общественных наук.

КУПЦЫ И ШИХМЕЙСТЕРЫ
Взаимоотношения любых независимых государств всегда крепятся на взаимной выгоде – это аксиома международной жизни. Не были исключением в этом плане отношения России с государствами и народами Средней Азии в первой половине XIXв.
С основанием в 1735г. г.Оренбурга, торговые отношения выходят на новый уровень, приобретая характер «сухопутной навигации» в Киргизской степи (Казахстане) – с «последними зимними» и «первыми весенними» караванами из сотен верблюдов, идущих по хорошо известным, проторенным дорогам. Сам Оренбург – центр огромной губернии на Южном Урале - быстро обрастает «татарскими слободами», где, помимо самих татар, в большом количестве переселяющихся из Казани, живут десятки бухарских, хивинских и кокандских купцов с семьями, дальними родственниками и прислугой.
В начале XIXв. вопросами среднеазиатской торговли все больше интересуются и в высших государственных сферах. Всем нам ещё со школьной скамьи памятны насмешливые строки из «энциклопедии русской жизни» первой четверти XIXв. – «Евгения Онегина» - о том, что герой А.С.Пушкина «читал Адама Смита и был глубокий эконом». Это утверждение точно отражает действительность  не только для рядового дворянина того времени, но и для самого монарха: Александр I и министр коммерции Н.П.Румянцев, как свидетельствуют документы, «увлекались идеями Адама Смита о свободе торговли и основных богатствах государства».  После длительной подготовки, 30 мая 1817г., был, наконец, утвержден новый таможенный устав и тариф для азиатской торговли. Обложение товаров было предельно упрощено, многочисленные пошлины «разных направлений» отменены. Сырье пропускалось беспошлинно, с полуфабрикатов взималось всего 2% стоимости.
«Ставилась широкая мировая задача организации новых, всецело в интересах России, торговых путей международной торговли, - свидетельствует одно из исследований по истории страны. – Россия должна была взять торговое посредничество между Западной Европой и Азией, выгодами которого всегда так умело пользовались многие государства Запада».
О размахе русско-среднеазиатской торговли первой половины XIXв. красноречиво говорят цифры. Опасаясь утомить читателя, все же приведу некоторые из них. Через Оренбургскую и Троицкую таможни, через которые и шёл  основной поток среднеазиатской торговли, в 1818г. прошли караваны на 7638 верблюдах (15589 тюков), в 1819г. – на 8947 верблюдах (15834 тюка). Доход только от пошлин (а они были с 1817г. небольшими) составил астрономическую по тем временам сумму: 1.267.027 рублей с четвертью копейки!
Совершенно очевидно, что торговля между Бухарой, Хивой, Кокандом и Россией была выгода всем её участникам. Но на этом пути были свои специфические сложности. Одна из них, и немаловажная, заключалась в том, что торговые караваны нередко подвергались ограблению со стороны кочевников – казахов и туркмен. Караваны страдали также и от притеснения хивинских отрядов.
Небезынтересно в этом плане отметить, что в делопроизводстве Министерства иностранных дел были заведены специальные дела под характерным названием «Сведения о приходящих, отходящих и ограбленных (!) караванах». Раскроем, к примеру, дело за 1843г.: «7 января киргизы-адаевцы отбили у хивинского каравана, покинувшего осенью 1842г. Оренбургскую линию, 142 верблюда с товарами русских, бухарских и хивинских купцов». На рубеже 1842-1843гг., лишились имущества два татарских купца, следовавших в Среднюю Азию. Весной 1843г. хивинцы разграбили бухарский караван, перерезав почти всех бухарских купцов. В это же время вооруженный отряд казахского султана Кенисары Касымова разгромил караван из 1000 верблюдов, который шел из Ташкента в Петропавловск. Бывали годы, когда пройти невредимым с караваном из Бухары или Коканда до  Оренбурга  или Омска считалось большим счастьем – степные дороги оказывались блокированы почти полностью!
На этом фоне понятны нескончаемые «степные войны», которые были вынуждены вести практически все Оренбургские и западно-сибирские генерал-губернаторы.
Вот как описывает обстановку в степи военный историк начала прошлого века Михаил Терентьев: «В 1807г. генерал-майор Герценберг с 1030 чел. и тремя орудиями был послан из Оренбурга для захвата султана Каратая и освобождения бухарского каравана. Достигнута была только последняя цель.
В 1809г. атаман Уральского казачьего войска Бородин с 400 казаками напал на адаевцев (один из казахских родов, на побережье Каспийского моря) занимавшихся морским разбоем и истребил у них 20 лодок».
В 1819г. майор Кадомцев с 200 казаками ходил на реку Тенгриберген для освобождения каравана хивинского, остановленного киргизами».
Бухарские власти тоже заботились о безопасности путей сообщения, но только в пределах ханства, или рядом со своей северной границей.
Таким образом, обеспечение безопасности торговых связей почти целиком ложилось на плечи властей пограничных губерний России и стоило, судя по размаху постоянных круглогодичных военных «поисков»,  «рейдов» и «рекогносцировок», очень недешево!
Но взаимовыгодность русско-среднеазиатских контактов не исчерпывалась для стран региона только торговлей.  Первым примером контактов такого рода следует, пожалуй, считать отправку в 1793г. (по личному распоряжению Екатерины II) к хивинскому хану, глазного врача Бламкенагеля. Однако врач нашел глаза дяди хана, к которому и приглашался, неизлечимыми. Хивинцы, подозревая «саботаж», требовали исцеления, угрожая эскулапу расправой. Когда  дядя сиятельного хана все  же ослеп, Бламкенагеля (отняв у него все имущество и приговорив к смерти) засадили в кишащий клопами зиндан. Но мир оказался не без добрых людей: врач за время пребывания в Хиве вылечил более 300 туркмен и хивинцев, и ему помогли бежать через Мангышлак в Астрахань…
В 1797г. от правителя Ташкента Юнус-ходжи императору Павлу I поступила просьба прислать двух человек «искусных в металлургии для опробования найденных в моем владении пяти рудников». В Ташкент вскоре были посланы унтер-шихмейстер (т.е. специалист по геологии и горному делу) Т.С.Бурнашев, уже побывавший там несколько лет назад, и его коллега М.Поспелов. В течение трех месяцев они работали по оценке  месторождений в окрестностях Ташкента. Рассказывая о геологической разведке в долине реки Чирчик, они сообщали, что им не удалось обнаружить месторождений золота или богатых залежей руд.
Поездки сибирских шихмейстеров имели и дипломатическое продолжение. Правитель Ташкента Юнус-ходжа стремился закрепить дружеские отношения с далекой северной державой и получить её поддержку в борьбе с постоянными посягательствами соседних ханств, и, прежде всего – Коканда. Послы из Ташкента передали в Петербурге в Коллегию иностранных дел документ, в одном из пунктов которого содержалась просьба Юнус–ходжи «в случае нападения соседей принять его в свое покровительство, не оставить сильным своим защищением, и о том ныне же его уверить высочайшей его величества грамотой, что его, владельца нашего Хаджи Мухаммад Юнуса в высокое свое покровительство и защищение приемлет». По сути дела речь шла о вступлении в российское подданство. Российские власти, рассмотрев эту просьбу, ответили: «снисходя на сие Ваше прошение – всемилостивейше принять Вас и благонамеренных подданных Ваших под высокое свое покровительство, государь соизволяет». Тем самым на ташкентских купцов распространились многие права и льготы подданных России. Относительно защиты от посягательства соседей дело обстояло много сложнее: от ближайшего пункта Сибирской пограничной линии до Ташкента был месяц пути, и оказать реальную военную помощь было практически невозможно. Опасения правителя Ташкента не замедлили оправдаться – через несколько лет этот город был завоеван Кокандским ханством.
В 1841г. по просьбе эмира Бухары, снаряжается миссия под руководством инженера-полковника К.Ф.Бутенёва. Исследователи из её состава были первыми русскими учеными, побывавшими на территории нынешнего Таджикистана.
Эти исследования состоялись, во многом, благодаря своеволию В.А.Перовского, который собственноручно добавил в согласованный с МИДом России список членов экспедиции коллежского асессора Н.Ханыкова «в восточных языках  весьма сведущего» и натуралиста А.Лемана. Перечеркнутый и дополненный список миссии лихой генерал-губернатор отослал через голову министра иностранных дел прямо Николаю I, с которым был связан личной дружбой.
В июле 1841г. миссия К.Ф.Бутенева добралась до Бухары, а в августе «горная партия», которую возглавлял горный инженер Богоявленский, куда также вошли Леман и Ханыков, отправилась вверх по Зеравшанской долине. В сопровождение для них эмир определил придворного медика Максуд-Джумана, отрекомендовав его, как «человека сведущего во всех науках».
На правом берегу Зеравшана  Леманом впервые были обнаружены и описаны остатки окаменевших двустворчатых моллюсков. Возле маленькой крепости Фан-Сарвади ученые встретили бухарских золотоискателей и подробно описали процесс промывки золота. Они же установили, что металл приносится водой с верховьев реки Фандарьи.
Исследователей очень заинтересовало Раватское месторождение каменного угля, которое они обследовали в течение нескольких дней. Но тщетны были их попытки убедить сопровождавшего экспедицию «сведущего во всех науках» придворного медика и юз-баши Рамазана, что находка угля для ханства ценнее золота: использование его предполагало другой уровень технологии, а эмиру нужно было лишь прямое пополнение казны драгоценным металлом…  Экспедиция повернула назад, не дойдя до истоков Заравшана примерно двести километров. Но, несмотря на её кратковременность, были собраны богатые сведения по геологии, ботанике, зоологии и этнографии края.
Одним из главных результатов всей миссии в Бухару стал изданный в 1843г. труд молодого востоковеда (в будущем ираниста с мировым именем) Н.Ханыкова - «Описание бухарского ханства». Книга до самого конца XIXв. по праву считалась в мировом востоковедении  «энциклопедией по Бухарскому ханству»!

ТЕНЬ «ТУМАННОГО АЛЬБИОНА»
«Самая крупная жемчужина в короне Британской империи» - этот эпитет, характеризующий Индию, появился в мировом политическом обиходе в конце XIXв., в эпоху королевы Виктории. Но произнесенные сиятельной особой слова были справедливы уже, по меньшей мере, век – с тех пор, как это островное государство Европы начало получать дивиденды с капиталов, вложенных её подданными в деятельность английской Ост-индской кампании.
Сама Кампания появилась в 1600г. как частное предприятие для торговли в Южной и Восточной Азии и постепенно превратилась в организацию для экспансии и эксплуатации территорий, захваченных «Владычицей морей» в этом регионе мира. Уже к XVII в.  Кампания приобрела ряд государственных прерогатив: право иметь свою армию и флот; вести войну и заключать мир; чеканить монету; иметь военно-полевые суды – т.е. по сути дела стала государством в государстве! Для расширения колониальной территории и рынков сбыта для бирмингенского текстиля и манчестерской стали, Кампанией ведется активная разведывательная деятельность по всему Востоку. Удобной формой проникновения в независимые ханства, эмираты и княжества стали коммерческие поездки её представителей  для закупки лошадей для своей «домашней армии». «Полномочные коноводы», отягощенные золотом лондонского Сити, проникают в самые отдаленные уголки туркменской пустыни, Бухарского и Хивинского ханств, Кашгарии и Киргизской степи.
В начале XIXв. директором всех конных заводов в Калькутте был Уильям Муркрофт, который реально ведал всей разведкой в сопредельных с Индией странах. Дело было поставлено с большим размахом: первоначально в Среднюю Азию Муркрофт забросил «пробный шар» в лице своего служащего-мусульманина Мир-Изетуллы. В 1812г. тот отправился через перевалы Каракорума в Яркенд в Кашгарии (нынешний Синьцзян), а затем в Кокандское ханство, где сделал богатые подношения хану. Здесь английский агент исподволь ориентировался в политических течениях, а заодно не забывал тщательным образом описывать весь пройденный путь с характеристикой почтовых станций, переходов, наличия корма для конницы и продуктов для войск. В результате, после почти двухлетнего путешествия, он привез в Калькутту великолепно выполненный путеводитель по Кокандскому и Бухарскому ханствам!
Скорее всего, Мир-Изетулла был не единственным посланцем «калькуттского коновода» в Среднюю Азию, но история не сохранила никаких фактов о других эмиссарах.
В 1820г. в Среднюю Азию собрался сам Муркрофт. Его сопровождал еще один служащий Кампании – Джордж Требек - и врач Гетри. Формальным предлогом для путешествия были поиски чистокровных лошадей для нужд кавалерии Кампании. Примерно через год миссия вступила на территорию Бухарского ханства. Дальнейшие действия развивались по уже обычной схеме: раздача подарков эмиру и его приближенным, открытый подкуп бухарских сановников, тщательное изучение ханства в политическом и экономическом отношении, пропаганда в правящих кругах преимуществ союза с Англией и т.д. Но английские эмиссары где-то перешли грань, вмешавшись в придворные интриги за трон престарелого эмира и, что называется, «плохо кончили» - на обратном пути были отравлены в Балхе (по официальной версии – дружно «умерли от лихорадки»).
Несмотря на неудачу миссии Муркрофта-Требека, английские аппетиты в Средней Азии разгорались все больше. В 1831г. из Индии через Афганистан отправился очередной эмиссар - лейтенант Ост-индской кампании. Александр Бёрнс. Учитывая печальный опыт предшественников, он выезжает в путь под видом армянского купца, одевшись в скромный халат и чалму. В группу Бёрнса входят: врач Жерард, писец-переводчик Мохан-Лал и топограф Мохаммед Али. Они прошли через Кабул в Кундуз, переправились в Хаджа-Сале через Амударью и во второй половине июня прибыли в Карши, а 27 июля 1832г. – в Бухару. А.Бёрнс запасся рекомендательными письмами от индийских и афганских купцов к бухарским торговцам и смог даже установить связи с куш-беги. Пользуясь тем, что в столицу ханства съезжались купцы из разных стран, он настойчиво собирал различные сведения о положении в Среднеазиатских государствах, рискуя вызвать подозрение собеседников. «Многие из посещавших нас изъявляли сомнение насчет нашего звания, - вспоминал впоследствии Бёрнс,- но это не препятствовало им говорить обо всем, начиная от политики их государя до состояния базаров. Простаки! Они думают, что лазутчикам необходимо только вымерять их крепости и стены, а того не понимают, как важны разговоры».
Характерны описания различных местностей Средней Азии, составленные А.Бернсом. Так, например, описывая брод через Амударью, в районе Хазрет-Имама он отмечает, что в течение шести месяцев её можно переходить вброд «так что даже переправа артиллерии незатруднительна».  Далее, описывая Амударью, он отмечает, что река «может служить как для торговли, так и для военных экспедиций…».
Настойчивое проникновение английских агентов и товаров в Среднюю Азию вызвало беспокойство русских властей. В 1833г. Оренбургский генерал-губернатор В.А.Перовский посылает тревожное письмо директору Азиатского департамента МИД России К.К.Родофиникину. Ссылаясь на поступающие из Бухары сведения, он сообщает, что местный рынок завален привезенными из Индии английскими товарами, которые продаются по ценам в шесть-девять раз ниже, чем в России! По сути дела, это были факты широкомасштабного экономического демпинга – искусственного снижения цен, нацеленного на вытеснение с рынка русских товаров. Кстати, позже эта акция  была сорвана по вине самих англичан – прельстившиеся английским текстилем  среднеазиатские купцы вскоре сильно разочаровались: ткани оказались с «гнилой ниткой» и линяли до неузнаваемости при первой же стирке…
Летом 1839г. в Герат, расположенный в непосредственной близости от Средней Азии, прибыл британский майор Дарси Тодд. Здесь англичанами был устроен форпост, откуда Лондон засылал агентов в Бухару, Хиву, Коканд. Первым из них в эти годы оказался мулла Хусейн, по поручению Тодда побывавший в Хиве. Он передал хану Аллакулу в подарок ружьё и привез от него письмо с сообщением о том, что хивинский правитель согласен вступить в дружественные отношения с Англией. Вслед за ним  отправилось целое «соцветие» английских офицеров: в Хиву отбыл капитан артиллерии Джеймс Аббот, который служил в Ост-индской кампании «по тайным поручениям»; в разведывательное турне в Хиву и Бухару отправился полковник Чарльз Стоддарт, а за ним капитаны Артур Конноли и Ричмонд Шекспир. Прибыв в Хиву в январе 1839г., Аббот всячески стремился обострить отношения хивинцев с их соседями. Особенно скверно обстояло для англичан дело в Бухарском ханстве: самое мощное и многонаселенное из среднеазиатских государств, имевшее и большое религиозное влияние (хан был провозглашен эмиром – наместником халифа в Средней Азии), оно получало огромные выгоды от торговли с Россией и явно отвергало все попытки англичан к сближению. Следуя такой политической линии, эмир в конце 1839г. арестовал, а позже и казнил, британских офицеров - полковника Стоддарта и капитана Конноли, прибывших в Бухару с разведывательной миссией.
Капитан Аббот быстро создал в Хиве и Бухаре собственную разведывательную сеть, которая, по его словам, делала его «более информированным, чем хивинского хана», и постарался сколотить хивинско-кокандскую коалицию против Бухары. Во время бесед с высшим духовенством Хивы он упорно доказывал, что англичане (в отличие от русских) едва ли не потомки пророка Мухаммеда и уж во всяком случае, даже не подозревают  о существовании такого «нечистого» животного, как свинья!
Но развернувший масштабные интриги, капитан допустил досадную ошибку – он решил произвести топографическую съемку русского Ново-Александровского укрепления (ныне г.Актау) на Мангышлаке, за коим занятием и был задержан нарядом уральских казаков. Капитан в такой сложной ситуации не растерялся и изобразил себя… послом хивинского хана! Но в Оренбурге, куда препроводили Аббота, быстро установили, что «верительные грамоты хана хивинского» написаны рукой самого бравого офицера! В конце мая 1840г. к нему приставили очень внимательного поручика и отправили в персональной карете в Петербург, где английскому послу пришлось извиниться за конфуз и срочно отправить соотечественника в «Туманный Альбион».
Опечаленный потерей резидента в Хиве, Дарси Тодд направляет туда другого своего подчиненного – капитана Ричмонда Шекспира. Дело в том, что зимой 1839-1840гг. Оренбургский генерал-губернатор В.А.Перовский провел на границах  Хивы военную демонстрацию устрашения, двинув в степь четырехтысячный корпус, что привело к прекращению хивинских грабежей в казахской степи и частичному освобождению русских невольников. По заданию Тодда, Р.Шекспир должен был, во что бы то ни стало, изобразить из себя освободителя невольников, чего он якобы добился дипломатическим путем.
23 сентября 1840г. в Оренбург прибыл хивинский посланник Атанияз, сопровождавший освобожденных невольников, а вместе с ним, как значилось в донесениях Оренбургской пограничной комиссии – «британский офицер Шекспир, в звании капитана». Как и было задумано, он изображал из себя «освободителя», с которым и следует вести все дела. Но русские дипломаты и офицеры обратили внимание на весьма напряженные отношения между хивинским посланником и англичанином. Не составило труда выяснить, что по пути из Хивы Шекспир попытался взять руководство посольством в свои руки, что привело к драке, где британский джентльмен бессовестно применил бокс, неизвестный тучному и неспортивному Атаниязу. Посланника спас подоспевший туркмен-телохранитель.… После выяснения всех обстоятельств «дипломатической деятельности», однофамильца великого драматурга пришлось отделить от хивинского посольства и отправить вслед за Абботом в Петербург.
Несмотря на все усилия Англии, ей  в первой половине XIXв. так и не удалось создать  антироссийский блок среднеазиатских государств, но её экономическая экспансия переросла в военно-политическую. В Средней Азии назревала война.

А БЫЛА ЛИ ВОЙНА?
События, описанные в этой статье, касаются наиболее драматического периода русско-среднеазиатских отношений – присоединения региона к Российской империи, произошедшего в 60-90-х годах XIXв. Названный период в нашей общей истории вообще очень интересен: Россия ломает остатки феодализма, отменяется крепостное право, бурно развивается капитализм.
 После поражения в Крымской войне 1853-1854гг. быстро и споро перестраиваются армия и флот, превращаясь в одни из самых мощных в мире. Именно к этому периоду относятся слова, произнесенные министром иностранных дел России князем А.М.Горчаковым в ответ на раздраженные ноты западных государств  относительно усиления русской боевой мощи: «Россия не сердится, она сосредотачивает силы…».
Конец 50-х годов XIXв. не был спокойным для юга Российской империи: на Кавказе пылало восстание Шамиля, по всему южному Казахстану не прекращались беспрерывные стычки с кокандскими отрядами. Только что окончившаяся Крымская война сильно ограничила «европейские возможности» для страны, заставив правительство и молодое русское предпринимательство обратить внимание на Восток и, прежде всего, на Среднюю Азию.
Но полнокровной торговле со среднеазиатскими государствами мешали многие причины. Прежде всего, постоянная политическая нестабильность внутри ханств, выливающаяся в беспрерывные кровавые междоусобицы, войны, дворцовые перевороты, репрессии против побежденных политических противников, их семей и родов.
При этом, как правило, борьбой за власть занималась феодальная верхушка, состоявшая из кочевой знати, а «чубы трещали» у торгово-ремесленного населения городов и простых землепашцев  и скотоводов.
Торговые слои Бухары, Хивы, Коканда, Ташкента и других крупных городов Средней Азии, несмотря на относительное личное богатство, не пользовались и тенью гражданских прав, имевшихся у русского купечества! Любое алчное желание хана или его приближенных могло быть тут же удовлетворено путем ареста разбогатевшего купца и конфискации его имущества. При отсутствии личной и имущественной неприкосновенности, торговый люд, состоявший в основном из таджиков, был вынужден попросту скрывать свои богатства, изображая «бедность», «неудачи в торге», «разорение» и прочие невзгоды. И это при том, что те же среднеазиатские купцы пользовались в России очень многими привилегиями, в отдельные года превышавшими права членов русских купеческих гильдий. В то же время, русские купцы, как христиане, облагались в ханствах непомерными налогами, различными сборами и поборами, не имели своих консульств и караван-сараев.
Известный русский востоковед середины XIXв. В.Григорьев, представлявший «жесткую линию» в восточной политике России, писал по этому поводу: «Пока во Внутренней Азии будут тяготеть теперешние беспорядки и тамошняя дикость, естественно порождающие бедность и апатию, значительное развитие торговли с ней положительно невозможно…. Но кто же станет заботиться об усилении производства, когда не только богатство, но даже достаток влекут за собой для обладателя их притеснения и насильственную смерть, а бедность представляется единственным условием сохранения жизни гражданина в некоторой безопасности». Единственный выход для Средней Азии В.Григорьев видел в «переходе её под владычество какой-либо христианской державы, которая бы, водворив там порядок и безопасность, внушила бы обитателям Аму и Сыра (Амударьи и Сырдарьи – В.Д.) желание воспользоваться их естественными средствами к улучшению их собственного и соседей их благосостояния. Тогда может прийти речь и о торговле России со странами к юго-востоку от Внутренней Азии: до сих пор, т.е. пока последняя будет оставаться тем, что она есть, всякое рассуждение об этом будет праздной, бесплодной болтовней».
Но порядок и безопасность в целях нормализации своей торговли желала утвердить в Средней Азии не одна Россия, но и Британия. Планомерные действия последней по политическому закреплению в регионе логически привели «туманный Альбион» к поставке оружия и посылке мастеров-оружейников в Коканд – главному противнику России в регионе в этот период. Русские офицеры были неприятно удивлены, когда их подразделения попали под настильный огонь нарезных орудий!
Все это толкало правительство на проведение более энергичной внешней политики в Средней Азии. Прежде всего, было необходимо соединить Сырдарьинскую и Сибирскую пограничные линии, разделенные 700 верстами засушливой полупустыни. Эта мера позволила бы оградить русскоподданных казахов от жестоких набегов кокандцев и хивинцев, не прекращавшихся в середине XIXв. Их хроника похожа на сводки боевых действий: «20 августа 1847г. 20 тыс. хивинцев переправились на правый берег Сырдарьи, разграбили более тысячи казахских семейств, из 21 семейства забрали с собой женщин, стариков и детей, бросили 30 младенцев в воду….»; «Во второй половине ноября 1847г. хивинское войско переправилось по льду через Амударью и начало грабить казахов. Хивинцы забрали в плен женщин, перерезали стариков и разбросали по степи младенцев»…
Но где же должен пройти новый рубеж? По этому вопросу сталкивались мнения двух крупнейших ведомств страны - МИДа во главе с А.М.Горчаковым и Военного министерства во главе с Д.А.Милютиным. Первое из них было за более умеренные действия – «с оглядкой на Англию», второе же стояло за более радикальное решение вопроса путем захвата основных стратегических центров Кокандского ханства.
И снова в дело вмешалась мировая геополитика: обострившиеся отношения с Англией и другими странами Запада из-за восстания в Польше в начале 1863г. ускорили развитие событий. Царское правительство, понимая, что Англия играет ведущую роль в предпринятом нажиме на Россию, решило осуществить контрманевр на Востоке. В то время как А.М.Горчаков посылал ноты протеста западным державам, военные намечали планы действий в Азии, рассчитывая, по словам военного министра, на «отвлечение сил англичан от Европы и нанесение их торговым интересам возможно большего вреда».
В марте 1863г. император Александр II утвердил правительственное решение о проведении в степи разведки с целью выбора наиболее удобной линии будущей юго-восточной границы страны. В этих целях летом того же года со стороны Аральского моря и  с сибирского направления в степь были высланы  небольшие кавалерийские части. Однако все эти операции, проводившиеся исключительно в разведывательных целях, привели к неожиданным результатам, которые, на мой взгляд, кардинально повлияли на весь ход военных действий в Средней Азии в последующие пять лет. Дело в том, что гарнизоны кокандских укреплений Куртка и Джумгала без выстрелов сдались подошедшему под их стены отряду казаков-сибирцев. А при приближении отряда под командованием подполковника Черняева к другой кокандской крепости – Сузаку, там вспыхнуло восстание против кокандских властей. Население Сузака заставило кокандский гарнизон сложить оружие и объявило о своем желании принять русское подданство. Их примеру последовали казахи биштамгарлинского рода, кочевавшие в районе Чолак-Кургана и Сузака.
Офицеры, проводившие эти рекогносцировки (а все они в последующие годы приняли активное участие в военных действиях в регионе), неожиданно для себя выяснили, что военно-политическая структура противника им противостоящего прогнила настолько, что рассыпается даже от легкого соприкосновения с небольшими отрядами, предназначенными только для разведки.  Разумеется, что  этот факт не мог не активизировать «наступательные» настроения, как в войсках, так и в Военном министерстве, довольно долго ведущем споры с осторожными дипломатами из МИДа. Сыграло свою роль, как бы теперь сказали, «военное лобби» в этом министерстве: с 1861г. Азиатский департамент МИДа возглавил полковник Н.П.Игнатьев - глава миссии в Хиву и Бухару в 1858г, активный сторонник присоединения Средней Азии к России. Тем более, что результаты рекогносцировок лета 1863г. оказались весьма удобным козырем в антианглийской политике МИДа России. Министерство их одобрило и … с этого момента практически утеряло всякое влияние на ход событий в регионе! Судя по мемуарам А.М.Горчакова, а также воспоминаниям современников, все последующие пять лет русским дипломатам приходилось лишь констатировать результаты действий военных, а также искать им оправдания, отвечая на раздраженные ноты Англии. Однако каков был характер военных действий в регионе? И можно ли их вообще назвать войной?
20 декабря 1863г. правительство России приняло решение о соединении двух пограничных линий, которое было намечено на весну и лето следующего, 1864г. Однако это не устраивало Кокандское ханство, власть в котором после кровавой борьбы захватил мулла Алимкул – ставленник кочевой кыпчакской группировки. Он принял меры по укреплению крепостей на севере и увеличению налогов на русскоподданных казахов, кочевавших рядом с ними.
В мае 1864г. полковник Веревкин повел отряд от (около 1500 чел.) от Сырдарьинской линии на г.Туркестан. С Сибирской линии на Аулие-Ата выступил отряд полковника Черняева, который овладел крепостью 4 июля, после двухчасовой стычки. Как доносил Черняев, комендант крепости «с 400 конными бежал из цитадели, а пешие сарбазы, бросив оружие, смешались с жителями….»
Отряду полковника Веревкина пришлось три дня осаждать г.Туркестан, после чего события развивались по той же схеме: бек с конницей бежал, пешие сарбазы разбегались, смешиваясь с местным населением.
По просьбе  жителей г.Туркестана, из-за расположенного здесь мавзолея Ахмада Ясави, считавшегося одним из священных городов  ислама, правительство России сохранило все права и привилегии какие только существовали  для его жителей до кокандцев: шариатский суд; движимую и недвижимую собственность; освободило на четыре года от всяких налоговых обложений и рекрутской повинности. Таким образом, русские войска, фактически оказались для г.Туркестана  не завоевателями, а подлинными освободителями!
Так завершился первый этап присоединения к России необъятных территорий Средней Азии.

ПРОТИВНИКИ И СОЮЗНИКИ
К лету 1864г. стало ясно, что руководство Кокандского ханства, обнадеженное обещанием английских посланцев о поддержке, пойдет до конца и не смирится ни с потерей своих крепостей на севере, ни с потерей немалых доходов от поборов среди русскоподданных казахов! Русские войска стояли уже на пороге Чимкентского оазиса, и в городе развернулась борьба между сторонниками кокандской власти и «прорусской» группировкой, состоящей из купцов и ремесленников таджикского (сартовского) происхождения, В результате кокандская группировка взяла верх, «зарезав шесть главнейших представителей сартовской партии, желавших мира с русскими». Кроме того, диктатор Коканда, мулла Алимкул, вызвал в Чимкент старшин кочевавших в окрестностях казахов и, обвинив их в отсутствии рвения в защите ислама, казнил старшего из них 80-летнего Байзака, привязав его к дулу пушки… Результат такого внушения был чисто противоположным ожидаемому кокандцами: казахи бежали к генералу Черняеву и, несмотря на то, что он отказывался принимать в состав «киргизкой милиции» плохо вооруженных людей, даже безоружные убеждали его, что «будут сильно помогать»,
- Чем же вы сможете помогать нам? – спросил Черняев.
- Криком! – отвечали они.
Черняев, однако, принял  только 1000 человек милиции, не дававшей пощады кокандцам и действительно гикавшей, визжащей и кричащей так, что «кровь стыла в жилах»!
22 сентября в результате трехдневной осады, Чимкент был взят русскими войсками, потерявшими 6 человек убитыми и 41 раненными.
В одном из писем, отправленных в Главный штаб в Петербурге, Черняев указывал на опасность недооценки сил Кокандского ханства: «У них руководители не хуже наших, артиллерия гораздо лучше, доказательством чему служат нарезные орудия, пехота, вооруженная штыками, а средств гораздо больше, чем у нас. Если мы их теперь не доконаем, то через несколько лет будет второй Кавказ».
Военный министр, ознакомившись с письмом Черняева, забеспокоился по поводу намерений последнего и дал телеграмму Сибирскому генерал-губернатору приказать Черняеву «чтобы отнюдь не увлекался далее того, что было предположено». На попытки покровителя Черняева в Военном министерстве – Полторацкого - убедить Милютина в том, что овладение Чимкентом «довершит первоначальное предположение устроить пограничную черту» по р.Арысь, военный министр возразил: «Хорошо, но кто поручится, что за Чимкентом Черняев не признает необходимым взять Ташкент, а там и Коканд, и конца этому не будет?!».
Проницательный А.Д.Милютин был недалек от истины – 27 сентября 1864г. Черняев двинулся на Ташкент, не сообщив, по своему обыкновению, командованию о начале очередного похода… Его отряд состоял из 1550 человек при 12 орудиях. Но стотысячный город с крупным Кокандским гарнизоном лихим наскоком взять не удалось, несмотря  на то, что в стене была пробита брешь. Черняев назвал этот поход «рекогносцировкой», т.е. разведкой и отступил к Чимкенту.
Вскоре МИД совместно с военным министерством разработал специальный доклад по среднеазиатской политике России. В этом документе признавалась необходимость закрепить за российской империей Чимкент (стратегически важный город, который в руках Кокандского ханства мог стать «источником тревог и неудобств для нашей новой линии») и район оз.Иссык-Куль. Наряду с этим, категорически отвергалась целесообразность  овладения Ташкентом, ибо это неминуемо вовлекло бы Россию во все «среднеазиатские смуты» и «не положило бы предела нашему движению вглубь Средней Азии», а наоборот, привело бы к движению на «Коканд, потом на Бухару и, наконец, далее». В докладе испрашивалась санкция царя на установление новой границы. Эта санкция была дана: на этом этапе правительство не было намерено ни оставлять Чимкент, занятый, так сказать, сверх программы, ни  наступать на Ташкент.
Но составители доклада не могли предвидеть действий кокандцев. В конце 1864г. десятитысячное кокандское войско во главе с диктатором Алимкулом вышло к реке Арысь и перерезало дорогу между Туркестаном и Чимкентом. Целью наступления был г.Туркестан. Но внезапность нападения была утеряна, когда у селения Икан кокандцы наткнулись на сотню уральских казаков. Отряд поддержали жители Икана, сообщив о нападении в гарнизон Туркестана. После трехдневного боя с казаками  в степи, Алимкул, при появлении подмоги из гарнизона,  был вынужден уйти в Ташкент, где к тому же начались выступления населения против притеснений кокандцев. В городе сложилась влиятельная партия пророрусской ориентации, состоящая из представителей таджикских торгово-промышленных кру¬гов. Ее представители пытались установить связь с командующим русскими войсками. В конце 1864г. в Чимкент из Ташкента бежал видный сановник Аб¬дурахман-бек, управлявший восточной частью города.  Он информировал Черняева о положении Ташкента, настроениях жителей, состоя¬нии укреплений.
В начале 1865г. в Петepбypr прибыл некий Тю¬ряхан 3ейбухaнов, представитель 50 высокопоставленных ташкентских горожан. От их имени посланец обратился с просьбой о приня¬тии города в состав России.  Он заявил, что горожанам надоела вечная война, гра¬беж и непосильные налоги. Ташкентцы боятся также по¬пасть под власть бухарского хана. Но миссия 3ейбуханова не  имела успеха. По дороге из Нижнего Новгорода в Москву посланец по¬терял подписанное его до¬верителями заявление о принятии города в русское подданство, и официальные переговоры с ним вести бы¬ло невозможно.
Но в результате указанных coбытий в конце 1864 - начале 1865гг. генерал Черня¬ев получил предписание из Петербурга «об отделении Ташкента от Кокандского ханства и превращении его в самостоятельный город под покровительством России». В предписании оговаривалось, что конкретная помощь жителям города в борьбе против кокандских властей должна оказываться лишь при твердой гарантии «в положительном желании большинства ташкентского населения стать на их защиту». Приняв Ташкент под защиту Российской империи, следовало употребить все меры: военные, политические и торгово-экономические, чтобы не допустить там постороннего влияния – ни Кокандского, ни бухарского.
В начале 1865г. положение в Средней Азии обострилось еще больше. Воспользовавшись войной между Россией и Кокандом, бухарский эмир в очередной раз попытался захватить  западную часть Ферганской долины. Он сосредоточил свои войска в Самарканде, откуда они двинулись на Ура-Тюбе, прикрывавшему доступ к Коканду – Бухара просто воспользовалась тем, что у соседей были связаны войной руки и решила поживиться за их счет. Время не сохранило никаких документальных свидетельств, но не исключается, что между Россией и Бухарским эмиратом существовали соглашения о совместных военных действиях против давнего врага бухарцев. Косвенным подтверждением этому может служить предложение Черняева эмиру помочь войсками для наступления на Коканд летом 1865г.
В двадцатых числах апреля 1865г. генерал Черняев (теперь он и генерал-губернатор вновь созданной Туркестанской области) выступил в новый поход во главе отряда в 1300 человек при 12 пушках. 7 мая русские войска заняли позиции в нескольких верстах от Ташкента. Кокандский диктатор Алимкул двинул им навстречу шеститысячное войско с 40 орудиями. 9 мая после упорного сражения кокандцы в беспорядке отступили к Ташкенту, потеряв до 300 убитых и 2 пушки. Потери русских войск составили 10 раненных и 12 контуженных. В ходе сражения погиб и сам Алимкул.
В Ташкенте, занятом тридцатитысячным Кокандским гарнизоном, на повестку дня выдвинулся вопрос о преемнике Алимкула, что активизировало «пробухарскую» партию. В этих условиях «бухарский союзник» России не стал лавировать; и вскоре в город, так сказать «по просьбе трудящихся», из Бухары прибыл сановник Искандар-бек, назначенный эмиром градоначальником Ташкента.
Тем временем войска генерала Черняева численностью 1950 человек при 12 орудиях подошли к стенам города. В ночь с 14 на 15 июня 1865г. русские войска начали штурм юго-восточных ворот города – Камеланских, где держали оборону основные силы кокандцев и их сторонников из числа жителей города. Черняев дал указание не обстреливать остальные части города, где находилось прорусски настроенное население. Интересно, что за все два дня боев на базарах  города не прекращалась торговля! 16 июня Черняев принял депутацию жителей с петицией о «готовности подчиниться русскому правительству» и двенадцатью (по числу ворот Ташкента) золотыми ключами.
Стремясь в максимально короткий срок восстановить в Ташкенте нормальную жизнь, Черняев после занятия города опубликовал обращение к его жителям, в котором провозглашал неприкосновенность их веры и обычаев и гарантировал от постоя войск и мобилизации в солдаты. Был сохранен шариатский суд (однако тяжкие уголовные преступления рассматривались по законам Российской империи); были уничтожены произвольные поборы; на год ташкентцы были вообще освобождены от всех податей и налогов. Все эти мероприятия в значительной степени стабилизировали положение в крупнейшем оазисе Средней Азии. Правда, правительству пришлось изменить свои первоначальные планы относительно политического статуса города. Когда в сентябре 1865г. Оренбургский генерал-губернатор Крыжановский выступил перед ташкентской знатью и предложил им «выбрать хана», а также создать «самостоятельное ханство», он увидел сначала недоумение, а затем и явное нежелание возвращаться в прошлое: жители уже оценили достоинства новой власти и не хотели сажать себе на шею нового хана! Крыжановский вынужден был признать в письме к военному министру, что «сами ташкентцы усиленно просили меня не покидать их на произвол судьбы…». Он указывал на «естественность их желания войти в состав сильного государства, способного защитить их от сильного врага и избавить от вечных внутренних волнений и смут». В результате летом 1866г. был издан правительственный указ о присоединении Ташкента, и 27 августа того же года жители крупнейшего города в Средней Азии приняли русское подданство.

СУДЬБА МАВЕРАННАХРА
С момента присоединения к России Ташкентского оазиса, как в военных, так и в дипломатических кругах  страны утвердилось всеобщее мнение об окончании продвижения в Среднюю Азию и необходимости освоения занятого пространства. Однако ни дипломаты, ни военные не смогли учесть активности среднеазиатских владык.
В частности, неожиданные осложнения вызвала активность «бухарского союзника». К середине 1865г. бухарский эмир Музаффар, воспользовавшись борьбой России и Кокандского ханства, вторгся в Ферганскую долину, захватил Коканд и посадил на престол своего ставленника – неоднократно изгонявшегося отсюда  в ходе межфеодальной борьбы Худояр-хана.
Этот успех воодушевил эмира, и он прислал в Ташкент посольство, которое в ультимативной форме потребовало немедленного вывода русской администрации и военных сил за пределы города. В этих условиях МИД и военное министерство России единодушно решили придерживаться твердой позиции:  не давать повода к столкновениям, но не избегать при необходимости активных действий. Однако попытки решить возникшую проблему потерпели неудачу – посольство, посланное к эмиру в октябре 1865г., было арестовано. 
В этих условиях русское военное командование решилось на более активные действия. Мелкие стычки с бухарскими разъездами переросли 8 мая 1866г. в крупное сражение в урочище Ирджар, где бухарская армия была разбита и, после неудачной попытки организовать контрнаступление, бежала в свои пределы.
Новый командующий войсками в регионе, генерал Д.И.Романовский, сразу вслед за этим занял важные стратегические пункты, прикрывавшие доступ в центральную часть  Ферганской долины – г.Ходжент и крепость Нау. Таким образом, послушный союзник Бухары, кокандский правитель Худояр-хан, оказался запертым в Ферганской долине и не мог выступить совместно с бухарскими войсками.
Но Романовский при поддержке военного ведомства решил добиться «полной определенности» с Бухарой, и 23 сентября его войска вторглись в пределы эмирата. Заняв штурмом важнейшие крепости: Ура-Тюбе (ныне г.Истаравшан), Джизак и Яны-Курган, они вскоре вышли на подступы к Самарканду.
С присоединением  к России этой территории для таджикского населения этих городов закончился нескончаемый кошмар междоусобных войн, длившихся практически постоянно между Бухарой и Кокандом. По данным известного таджикского историка А.Мухтарова, с начала XIXв. до 1866г. г.Ура-Тюбе обе стороны брали штурмом  свыше сорока раз! И каждый раз занятие города сопровождалось грабежами, пожарами и угоном населения. Именно в окрестностях Ура-Тюбе известный русский художник В.Верещагин в эти годы увидел печально известный «калаи-манор» (минарет из голов), ставший сюжетом его картины «Апофеоз войны».
Управление большими, «вновь приобретенными» территориями в Средней Азии потребовало и нового административного устройства. 11 июля 1867г. решением правительства среднеазиатские владения образовали отдельное Туркестанское генерал-губернаторство, куда вошли две области: Сыр-Дарьинская и Семиреченская. Первым генерал-губернатором был назначен генерал-адъютант К.П.Кауфман. Ему были предоставлены неограниченные полномочия «к решению всяких политических, пограничных и торговых дел, к отправлению в сопредельные владения  доверенных лиц для проведения переговоров и подписания трактатов, условий или постановлений, касающихся взаимоотношений России с этими странами». Кауфман стал настоящим хозяином в Туркестане. Недаром местные жители дали ему прозвище «ярым-подшо» то есть «полуцарь». Современники отмечают, что он «иногда даже предупреждал высшую правительственною власть, которой только оставалось соглашаться с его распоряжениями и утверждать их в законодательном порядке».
Накануне нового 1868г. генерал-губернатор пригласил на прием «именитых людей Ташкента», где поздравил их с Новым годом и выступил с речью, в которой разъяснил основные положения в управлении краем. Им было объявлено, что все вопросы самоуправления, равно, как и судопроизводства передаются выбранным самим населением аксакалам и казиям, и только особо тяжкие преступления подлежат русскому суду. При этом К.П.Кауфман подчеркнул, что «ташкентцы и жители других городов, за исключением только некоторых преступлений, будут судиться выбранными казиями по шариату и обычаю таким образом, что в приговоры казиев не будут иметь право вмешиваться русские чиновники. Если бы, однако, обе тяжущиеся стороны захотели бы судиться у русского судьи, то это им разрешается. Русским же судьям приказано разбирать дела по совести. Жалование арык-аксакалам и аксакалам с их помощниками будет назначаться самим народом.
Губернатор особо подчеркнул важность сознательного отношения самих жителей к выборам местных должностных лиц: «Нужно также, чтобы аксакалы и кази были выбраны народом из числа самых лучших людей. Особенно важен выбор в члены хозяйственного управления, которые будут собирать подати. Выберут жители своих чиновников из хороших людей, будет им жить хорошо; выберут дурных, опять начнутся обиды, притеснения и незаконные сборы в течение целых трех лет».
Первым политическим шагом, сделанным К.П.Кауфманом по прибытии в Ташкент, стало аннулирование мирного договора с Бухарским ханством. Генерал-губернатор потребовал с ханства контрибуцию за развязанные эмиром военные действия и проведение границы западнее, чем предполагалось ранее. Положение в Бухарском ханстве было очень напряженным. Уже в первой половине 1868г. в Бухаре и Самарканде, как три года до этого в Ташкенте, среди правящей элиты сформировались две группировки. Бухарское духовенство и феодальная верхушка, состоящая из узбеков рода мангыт, требовали от эмира решительных действий против Российской империи. Они делали ставку на старшего сына эмира – Ката-тюря, обвиняя самого эмира Музаффара в политической слабости и нерешительности. Опираясь на многочисленных учеников мусульманских религиозных училищ (мулло-бача), духовенство издало фетву (указ) о «священной войне» (газавате) против русских.
У бухарского купечества, торговых и ремесленных кругов Бухары и Самарканда, состоящих в основном из таджиков,  была другая позиция. Заинтересованные в развитии экономических связей, они стремились к быстрейшему урегулированию конфликта. Но эта группировка проиграла борьбу более могущественной «партии» духовенства и феодальной аристократии.
Чтобы окончательно не дискредитировать себя в глазах подданных, эмир Музаффар возглавил войска, двинувшиеся через р.Зеравшан на восток от Самарканда. Навстречу подошли русские войска под командованием Кауфмана. 1 мая 1868г. в урочище Таш-купрюк произошло сражение, в результате которого отступление бухарцев превратилось в паническое бегство, пример которому показал сам эмир и его высшие сановники.
Поражение бухарских войск развязало руки торгово-ремесленной партии Самарканда, и жители города заперли ворота перед отступающими войсками. Необходимо подчеркнуть, что такой поступок таджикского населения города лишил эмира важнейшего пункта сопротивления, снизил потенциальные потери с двух сторон и способствовал быстрейшему окончанию войны. Город был открыт только перед подошедшими русскими войсками, навстречу которым старейшины города вынесли ключи от всех ворот Самарканда.
Преследуя эмира, русские войска 11 мая 1868г. овладели крупным населенным пунктом Ургутом, а через пять дней – Ката-Курганом – последним крупным городом на подступах к столице эмирата - Бухаре.
2 июня на Зерабулакских высотах между Ката-Курганом и Бухарой произошло решающее сражение. Армия эмира потерпела сокрушительное поражение, и остатки её бежали. Дорога на Бухару была открыта, а сам Музаффар, боясь возвращаться в столицу, едва не погиб от жажды, блуждая два дня по безводной степи.
Но в планы генерал-губернатора не входила окончательная ликвидация ханской деспотии. Правительство России считало, что при отсутствии агрессивности со стороны Бухарского, Хивинского и Кокандского ханств выгоднее сохранить эти политические структуры «как более отвечающие духу и природе народов их населяющих» и, одновременно, не требующих дополнительных расходов на управление территориями.
В это время войска мятежного сына эмира в союзе с приверженцами духовно-феодальной партии осадили маленький русский гарнизон (630 человек) в цитадели Самарканда, состоящий, в основном, из больных и раненых, оставленных войсками Кауфмана при преследовании войск эмира. Под защиту гарнизона бежали также семьи евреев Самарканда и освобожденных русскими иранских рабов (ирани). Силы были слишком неравны: штурм цитадели вели 63 тыс. сарбазов и всадников Ката-тюря – то есть соотношение обороняющихся и наступающих было один к ста! Гарнизону удалось дать знать о своем положении Кауфману, и на восьмой день осады подошла помощь, рассеявшая войска шахрисябцев и очистившая от них Самарканд.
23 июня 1868г. между Российской империей и Бухарским ханством (эмиратом) был заключен мирный договор. Бухарское правительство официально признало вхождение Ходжента, Ура-Тюбе и Джизака в состав российской империи. Русским подданным предоставлялось право свободной торговли и учреждения торговых агентств в ханстве, проезда через его территорию в другие государства, а также гарантировалась безопасность личности и имущества. Это договор, известный в истории русско-бухарских отношений как «прелиминарный» (предварительный), подтвердил французскую поговорку, о том, что «нет ничего более постоянного, чем временное»: несмотря на то, что он так и не был ратифицирован Россией, он остался основным документом межгосударственных отношений вплоть до 1917г.
На этом закончилось присоединение к России важнейшего региона Средней Азии – Мавераннахра, ни одно тысячелетие являющегося «сердцем» цивилизации юга континента Евразии, а также местом формирования и основных исторических событий в истории таджикского народа.

ХИВИНСКОЕ «ДЕЛО»
К концу 60-х годов XIXв. МИД России, во главе с князем А.М.Горчаковым, мог вздохнуть спокойно: военные в далеком Туркестане достигли ближайших оперативных и отдаленных стратегических пунктов и больше не пугали дипломатов намерениями «спрямить пограничные линии», «занять стратегический пункт», «обеспечить безопасность коммуникаций». Словом, всем тем, что у гражданских людей во фраках в Петербурге с 1864г. рождало бессонницу и неврастению. Но ни дипломаты, ни военные не учли амбициозных планов главы Хивинского ханства.
*     *     *
Пока в восточной части Средней Азии разворачивались бурные политические события и гремели выстрелы боев, хивинский хан Мухаммед Рахим напряженно наблюдал за продвижением русских войск. Но, когда после подписания русско-бухарского мирного договора 1868г. обстановка стабилизировалась, он, воспрянув духом, уверовал в свою неуязвимость за сотнями километров степей и пустынь.
Исходя из всего этого и не учитывая реаль¬ной обстановки, Мухаммед¬ Рахим предъявил права на занятые Россией земли на левом берегу Сырдарьи (в районе форта Казалинска - и далее вверх по тече¬нию реки). Хивинские сборщики податей появлялись в кочевьях, принявших рос¬сийское подданство казах¬ских племен, вынуждая их платить налоги хану.
Военный историк конца XIXв. М.А.Терентьев, писал: «Все недовольные самаркандским ми¬ром (с Бухарой в 1868г. - В.Д.) стекались в Хиву; простые разбойники, как Исет Кутебаров, все парти¬заны (этот термин в XIX–нач. XXвв. имел более широкое, чем ныне, значение -В.Д.), прикры¬вавшие свои разбои до сих пор знаменем бухарского эмира, и т.п., наконец все из¬менники - все они бе¬жали в Хиву, где нашел се¬бе надежный приют и взбун¬товавшийся сын бухарского эмира Ката Тюря».
Почва для русско-хивин¬ского конфликта была та¬ким образом подготовлена, а разнородный политический «горючий материал», со-бравшийся в ханстве со всей Средней Азии, тлел, гoто¬вый вспыхнуть ожесточен¬ной борьбой в любую минуту.
Правда горячие головы Мухаммед Рахима и его при¬ближенных вначале (хотя и ненадолго) остудила высадка русских войск в Красноводском заливе 5 ноября 1869г. Она проводилась как для создания плацдар¬ма в целях помощи войскам в Туркестане с Кавказа, так и для приобретения удобного нового пути для торговли вглубь Средней Азии. Bысадка пяти пехотных рот и по¬лутора сотен казаков под ру¬ководством полковника Ге¬нерального штаба Столетова произвела в Хиве сильное впечатление. «Степной телеграф» донес до Хивы весть уже не о небольшом отря¬де, занятом постройкой укрепления и гавани, а о гигантской военной экспеди¬ции, которая не сегодня¬-завтра двинется на ханство.  Кто такой Столет? Неуже¬ли ему 100 лет?! Бековичем пахнет!? Переполох пошел огромный, - пишет М.А.Teрентьев. - Первым делом решено было завалить ко¬лодцы, и вот по дороге к Кизыл-су, т.е к Красной во¬де, посланы конные партии с собаками, предназначенны¬ми изгадить своими трупа¬ми глубокие колодцы, зары¬вать которые было трудно или жаль».
Но отряд Столетова так и не двинулся на Хиву, и ис¬пуг в ханстве быстро прошел, сменившись еще большей самоуверенностью. Хан про-должал, например, высоко¬мерно игнорировать посла¬ния к нему Туркестанского генерал-губернатора К.П.Кауфмана, пытавшегося установить с Хивой дружествен¬ные отношения, а в Уральской области Оренбургского генерал-губернаторства нача¬ли распространяться хивинские призывы о вооруженном выступлении против России и угрозы, в случае отказа, уничтожить казахские селения.
Про¬должавшиеся бесчинства хивинцев в степи, наконец, заставили Петербург согла¬ситься с «мнением на местах»: участь ханства была окончательно решена 3 де¬кабря 1872г. на Особом совещании руководителей основных министерств при участии императора Александра II.
По предложению Кауфма¬на совещание приняло решение силой вынудить Хивинское ханство принять требования Российской империи и поручило руководство военной экспедицией Туркестанскому генерал-губернатору (при содействии оренбургских и кавказских войск). Предусматривалось, что ханство не будет ликвидировано или аннексировано, а лишь «подчинено наравне с другими соседними среднеазиатскими владениями нашему влиянию в видах развития наших торговых интересов».
В феврале 1873г. началось «хивинское дело» - русские войска тремя колоннами выступили в верховья Амударьи. Со стороны Красноводска был выдвинут отряд во главе с Маркозовым (4300 человек), состоявший из частей, переброшенных с Кавказа;  из Оренбурга че¬рез Эмбинский форт - от¬ряд под командованием ге¬нерала Веревкина (3400 че¬ловек); из Ташкента через Джизак - основной отряд под начальством генерала Головачева (4600 человек). С отрядом Головачева от¬правился и руководитель всей военной экспедицией К.П.Кауфман. Общая численность участников хивинского похода превышала 12 тысяч человек.
Для сведущего в военном деле человека это количест¬во покажется слишком боль¬шим, если учесть, что на протяжении предыдущих де¬вяти лет русские войска ве¬ли боевые операции в Сред¬ней Азии, как правило, очень небольшими силами в 3-4 тысячи человек, В чем же де¬ло? Дело в том, что К.П.Кауфман опасался непред¬сказуемых действий недав¬него «друга-врага» - Буха¬ры. К слову сказать, эмир бухарский не только не думал вступаться за своего се¬верного соседа - Хиву, но и напрямую предлагал рус¬ским свою помощь: к промежуточным пунктам сле¬дования колонны он выслал огромное количество фура¬жа и продуктов и никак не мог понять, почему «ярым-подша, (т. е. «полу-царь», Кауфман) не соглашается идти на своего противника наиболее коротким путем через Бухарское ханство (при полном продовольственном обеспечении бухарцев), а вы¬брал окольный караванный путь через пустыню. Впро¬чем, «хорошее поведение» эмира было вознаграждено - Бухаре после разгрома хивинского соседа отошла часть его территории.
Войны практически не бы¬ло. Хива по-прежнему была хорошо защищена безводными пустынями, и вся за¬дача для русских войск заключалась лишь в том, чтобы успешно преодолеть их. Отряд Маркозова с этой задачей не справился - по¬теряв значительную часть верблюдов, основного своего транспорта, он вынужден был вернуться в Красноводск. Не меньшие лишения выпали и на долю туркестанского отряда под командованием Головачева. В районе колодцев Алтын-кудук отряд едва не постигла трагедия. Сами колодцы были завалены хивинцами и с трудом отысканы лаучем (погонщиком верблюдов) Тюстю-баем или, как прозвали его солдаты, «сапером Василием». Русские саперы расчистили колодец, дававший 800 ведер воды в сутки. Но один  колодец не мог спасти положения, и несколько человек так и умерли, не дождавшись глотка...
В середине мая отряды Кауфмана и Веревкина вступили в пределы ханства, и в конце этого месяца, не встречая серьезного сопротивления, подошли к стенам столицы - Хиве. Хан с несколькими приближенными бежал в пустыню. 29 мая русские войска без боя заняли Хиву, но, поскольку вся военная экспедиция задумывалась, как «внушение» беспокойному среднеазиатскому владыке, а вовсе не завоевание, необходим был политический  итог с «образумившимся» ханом, который все еще прятался в пустыне.
Перед К.П.Кауфманом возникла серьезная проблема: «извлечь» хана из «бегов», но хивинский самодержец упорно отказывался возвращаться, «вероятно, думая, - как пишет М.А.Терентьев, - что eгo, по меньшей мере, повесят за все его предерзости... Наконец 2 июня, после нескольких успокоительных писем от Кауфмана, хан Myxаммед Рахим вошел в ставку русского главнокомандующего пешком, без шапки, но что-бы сохранить хоть тень до¬стоинства, сразу, без приглашения, уселся на ковер.
«Haпомнив хану его про¬винности, - пишет М.А.Те¬рентьев, - указав на ре¬зультат плохих советов его плохих приближенных, Ка¬уфман  обещал восстановить его на престоле и предложил отдохнуть в приготовленном тут же в саду шатре. На¬чался почетный плен ...»
Уже 6 июня хан, после присутствия на парадном смотре русских войск, снова уселся на свой престол. С этого момента власть его была ограничена: хану была оставлена лишь судебная власть, а административная перешла к дивану (верхов¬ному совету) из семи лиц, четверых из которых назначал Туркестанский генерал-губернатор. Прежние «злонамеренные советники» - диван-беги Матмурат и есаул-баши Рахметулла - были арестованы и сосланы в Калугу. Младший брат хана Атаджан-тюря отпросился в Meкку, но, доехав до Тифлиса, переменил свое реше¬ние и... просился на службу в Тверской драгунский полк.
Первым манифестом вернувшегося на свой престол хана стал документ об освобождении рабов. К.П.Кауфман потребовал незамедлительной ликвидации рабства для рабов (в основном ¬иранцев), которых в ханстве насчитывалось по разным подсчетам от тридцати до сорока тысяч человек. Желавшим отправиться на родину было предложено собираться за Хивой в саду Катта-баг и у Куня-Ургенча, откуда их партиями в 500-600 чело¬век отправляли в Красно¬водск, где их ждали рус¬ские суда для перевозки в Персию. Всего до конца 1873г. успели отправить 6337 человек, а в следую¬щем 1874г. - 1750. Же¬лающим остаться бывшим рабам ханским манифестом предоставлялась земля.
12 августа 1873г. в Гандемианском саду, близ г.Хивы, был подписан мир¬ный договор, по которому хан признавал свою вассаль¬ную зависимость от Россий¬ской империи, отказывался от внешнеполитических сно¬шений с другими странами, от заключения с ними тор¬говых договоров. Хивинское ханство лишалось земель по правому берегу Амударьи (часть из них была передана Бухаре, а часть составили кочевья каракалпаков, попросивших русское подданство). Русским судам предоставлялось исключительное право плавания по Амударье. Русские купцы освобождались от уплаты торговых пошлин и получили беспрепятственный доступ во все города и селения Хивы; они пользовались юридической экстерриториальностью и льготами в суде, а также имели право приобретать недвижимость.
До наступления холодов русские войска были выведены  из ханства. Так, без громких событий закончилось хивинское «дело» - один этапов присоединения Средней Азии к России.

ПУТЬ СКВОЗЬ ПЕСКИ
Основной движущей силой всех военно-политических событий  в регионе в конце XIXв. было, прежде всего, англо-русское соперничество: движение «белых рубах», как называли местные жители русских солдат, должно было создать угрозу «самой крупной жемчужине в короне Британской империи» - Индии.
 Лондон все сильнее беспокоился за свой далекий «южный фланг», что приводило ко все большим его уступкам России в европейской политике. До английской сферы влияния  оставалась пока нейтральная территория – Туркменские пустыни и степи. За них в 70 – 80-х годах XIXв. разгорелась основная борьба.
Центром английской подрывной работы  в отношении Туркмении стал г.Мешхед на севере Персии. После прибытия туда в 1869г.  поручика англо-индийской службы Гилла, этот город посетило множество английских офицеров. Британский резидент в Мешхеде Аббас-хан даже «вел летоисчисление» по веренице сменявшихся в этих областях английских офицеров: так, он называл 1872г. – «годом капитана Марча», 1973 – «годом полковника Бейкера», 1874 – «годом капитана Нэпира» и 1875 – «годом полковника Мак-Грегора». При этом надо иметь в виду, что это были имена руководителей целых разведывательных групп!
Хивинская экспедиция русских войск в 1873г. еще больше напугала англичан, и они активизировали свои интриги в Средней Азии. В том же 1873г., полковник Бейкер, капитан Клейтен и лейтенант Гилл длительное время занимались «научным изучением бассейна реки Атрек. Вернувшись из поездки, полковник Бейкер представил правительству «Политическое и стратегическое донесение о Средней Азии», в котором отмечал высокие боевые качества туркменов, «вооруженных  бирмингемскими ружьями», и подчеркивал, что во главе с европейскими, то есть английскими, офицерами эти «сто двадцать тысяч великолепных всадников могут охранять большую территорию. Правда, полковник Бейкер не уточнил, зачем, кого и от кого должны были охранять «великолепные туркменские всадники», но весь контекст приводил к выводу: Англию от России.  Именно в это время в Туркмению из Индии и Турции стали доставляться крупные партии оружия («бирмингемские ружья»!) для тех, кто согласился бы выполнять интересовавшие Британскую империю функции.
Вслед за Бейкером на границах Туркмении появился Нэпир, сын главнокомандующего англо-индийской армией фельдмаршала Нэпира Магдальского. Им был отправлен из Ирана в Мерв караван, груженый шестью тысячами ружей. Неутомимый эмиссар ознакомился также и с судоходством на Каспийском море, и с дислокацией русских войск на его побережье.
Все эти британские военно-политические потуги привели к тому, что в марте 1874г. русское правительство ввело «Временное положение о военном управлении Кавказского наместничества Закаспийского военного отдела». В его состав вошли земли от восточного побережья Каспийского моря до западных границ хивинских владений и р.Атрек на его юге. Между начальником Закаспийского отдела и руководителем соседних туркменских племен (прежде всего, крупнейшего племени «теке») началась переписка об установлении мирных и дружественных отношений.
В апреле 1874г. текинцы прислали начальнику Закаспийского отдела письмо, свидетельствующее об их готовности выполнять его распоряжения. В отношениях с населением Ахал-Теке в штабе кавказского наместника был разработан план «предложить народу выбрать из среды себя одного уполномоченного, который служил бы единственным органом отношений всего племени с начальником Закаспийского отдела» и был бы ответственен за местную обстановку. Кандидатом на этот пост был предложен один из авторитетных текинских ханов – Нур-берды-хан.
30 мая вице-король Индии Литтон отправил в Лондон телеграмму, в которой сообщал правительству о намерении помочь туркменам через Кветту и Мешхед с тем, чтобы в конечном итоге… присоединить Туркмению к Афганистану! Одновременно с Литтоном планом  «спасения» Туркмении занялся и посол Великобритании в Тегеране. Он предложил в отношении Мервского оазиса сразу три плана «на выбор»: установление английского господства над Мервом через оккупацию, поглощение Мерва Афганистаном и, наконец, «разрешение» Мерву перейти пол власть Персии. Сразу нужно отметить, что жители Мервского оазиса не пылали желанием к осуществлению ни одного из перечисленных планов!
Положение в Туркмении особенно осложнилось в период русско-турецкой войны 1877-1878гг. При содействии британских властей в Среднюю Азию прибывали различные представители турецкого султана, пытавшиеся вести там антирусскую панисламистскую пропаганду. Премьер-министр Биконсфильд 22 июня письменно высказал свое мнение королеве Виктории, что «Россия должна быть атакована из Азии и что королева должна приказать своим армиям очистить Среднюю Азию от московитов…». В британских правительственных кругах всерьез заговорили о большой войне с Россией в Средней Азии.
В результате Берлинского конгресса (июнь-июль 1878г.) Россия под давлением европейских держав, и, прежде всего, Англии, вынуждена была отказаться от значительной части уступок, сделанных ей Османской империей после поражения в войне 1877-1878гг., по Сан-Стефанскому миру. В результате Петербург вновь, как и двадцать лет назад, решил разыграть «среднеазиатскую карту», снова создав угрозу «самой крупной жемчужине в короне Британской империи».
В этих целях было решено весной 1879г. двинуть из русского укрепления на р.Атрек в оазис Ахал-Теке военный отряд. Основной целью была крепость Денгиль-Тепе. Здесь находились вожди текинских племен и главный ишан текинцев, В одобренном императором докладе начальника Главного штаба докладывалось, что занятие Ахал-Текинского оазиса рассматривается не как самоцель, а как «главнейший шаг… к окончательному решению вопроса о Мерве и замкнутии границы нашей фактическими владениями Персии, Афганистана и Бухары». Впрочем, правительство категорически воспрещало какое-либо военное продвижение к Мерву, считая «овладение этим пунктом невыгодным в политическом и, особенно, в экономическом отношении».
В марте 1880г. правительство приняло решение о  походе на оазис в Ахал-Теке. Командующим был назначен генерал М.Д.Скобелев.
Для облегчения проведения этой экспедиции было решено одновременно с движением войск прокладывать вглубь пустыни железную дорогу.
«Фирма Дековилля предложила свою переносную дорогу без шпал. Американец Берк брался построить на свой счет дорогу от Михайловского залива до Кизил-Арвата, в 200 верст к 1 сентября 1880г., с гарантией перевозки по ней 600 тыс. пудов в год». Причем выяснилось, что американец готов был вести железную колею и дальше, до Герата и Кандигара в Афганистане и там соединить с английской дорогой, но … без русских путевых инженеров. Рельсы и подвижной состав он предлагал снять с убыточных дорог в западных штатах США и перевезти по Каспийскому морю на 14 паровых судах. Стало понятно, что Берк вознамерился просто оказать помощь англичанам в их проникновении в Среднюю Азию, и ему было отказано. Прокладку стальной колеи в пустыне в итоге поручили железнодорожным батальонам. 
 Был сформирован специальный укладочный поезд из 27 двухэтажных вагонов, приспособленных под жилье: с кухнями, мастерскими, приемным покоем, вагоном-церковью, телеграфом и т.п. Был применен «американский» способ укладки с поезда, на котором подвозилось все необходимое. Это позволило с 500 рабочими укладывать шест верст пути в день.
23 декабря войска под командованием М.Д.Скобелева достигли крепости Геок-Тепе и начали ее осаду. Осада продолжалась свыше трех недель. 12 января 1881г., после взрыва под стеной крепости мины, подведенной в штольне саперами, был предпринят общий штурм. С завершением военных действий, в мае 1881г. Ахал-Текинский оазис был включен в закаспийский военный отдел, преобразованный в Закаспийскую область.
Но восточная часть Туркмении – то есть Тедженский, Мервский и Пендженский оазисы продолжали сохранять независимость. Населению Каахка, Душака и Серахса, прикрывавшему подступы к Тедженту, предъявлял необоснованные требования Иран. Чтобы заставить местное население подчиниться, иранские власти разрушали ирригационные сооружения, отводили воду с полей туркменов. В Ашхабад одна за другой прибывали делегации жителей этого района, просившие защиты против произвола и насилия южных соседей. Наконец, 9 декабря 1881г. была подписана русско-персидская пограничная конвенция и оформлено добровольное присоединение Душака и Каахка к Российской империи.
В это время в Мервском оазисе начинается политическая борьба между группировками различной ориентации. Снова не обошлось без происков английских агентств: в Мерв приехал корреспондент газеты «Дейли Ньюс» О,Донован, выдававший себя за официального представителя Великобритании, и начал открыто подстрекать руководство туркменских племен на борьбу против России. Но лихой лондонский репортер, возомнивший себя уже руководителем всей туркменской кавалерии, регулярно взбадривался крепкими спиртными напитками, вследствие чего сильно задолжал и был, в конце концов, посажен своими несостоявшимися подчиненными-туркменами под стражу. Редактор «Дейли-Ньюс» был вынужден обратиться к русскому послу с просьбой о содействии в вызволении своего мучимого похмельем корреспондента. В конечном счете О,Донован был под конвоем доставлен в Мешхед, чтобы там с помощью английского консула вернуть свои долги. По свидетельству очевидцев, в «минуту отъезда О,Донован был в сильно возбужденном состоянии, махал саблей и угрожал возвратиться в Мерв во главе английского войска».
1 января  1884г. собрание народных представителей приняло решение о присоединении Мервского оазиса к России. Мерву было предоставлено внутреннее самоуправление. В 1884г. пять тысяч афганских войск, под командованием английских офицеров попытались захватить  Кушку, но, несмотря на их численный перевес,  были отброшены русскими войсками от ее окрестностей. В этом же году русско-английская пограничная комиссия провела разграничение между русскими и афганскими владениями, входившими в сферу влияния Великобритании.
Таким образом, вся территория Туркмении оказалась в составе России.

АВТОГРАФ ИЗ КАМЕННОЙ КНИГИ
Прошлое отправляет нам свои послания на страницах, сделанных из самых разных материалов: папирусе египетских свитков, коже кумранских пергаментов, бересте новгородских грамот и многого другого. Но самым прочным и надежным материалом этих посланий все же оказался камень. Понятие «каменные скрижали» давно стало нарицательным для древней и незыблемой надписи. Несокрушимые граниты, базальты и нефриты донесли до нас из глубины веков свод законов вавилонского царя Хамураппи, персидского царя Кира, имена героев разных народов, даты великих битв и основания городов. Древние рисунки на камне - петроглифы, в изобилии рассеянные по скалам горных хребтов Таджикистана, рассказывают о жизни охотников и скотоводов, живших десятки и сотни поколений до нас.
На северном берегу озера Искандеркуль - одной из «мекк» туризма Средней Азии - стоит огромный камень, все четыре грани которого испещрены надписями. Среди этих автографов автору этих строк, побывавшему здесь в конце 1980-х годов, удалось разыскать несколько, рассказывающих о важных вехах истории Таджикистана.
Самой ранней надписи, которую удалось разыскать на камне, свыше ста сорока лет. Это - слово «Русские» и дата «VI-1870», выбитые характерным для конца позапрошлого века шрифтом, и с особенностями орфографии старорусского языка. Надпись анонимна, но позволяет утверждать, что она связана с пребыванием на берегах озера знаменитых русских исследователей Средней Азии - Алексея Павловича и Ольги Александровны Федченко.
*      *      *
О леднике Федченко, расположенном на Памире, слышали все, даже те, кто более ничего не знает о самом Федченко. А назван был этот ледник - один из крупнейших на земном шаре - в честь выдающегося русского ученого, путешественника и естествоиспытателя Алексея Павловича Федченко, чья, к сожалению, недолгая жизнь была посвящена изучению Средней Азии.
Алексей Федченко родился в 1844г. в Иркутске, где окончил гимназию. Рано потеряв отца, тринадцатилетний Алексей был вынужден подрабатывать помощником аптекаря в своем родном городе. Однако эта вынужденная подработка имела для мальчика кроме денег еще одну положительную сторону – здесь он впервые познакомился с миром лекарственных растений, увлекся ботаникой. Вскоре семья Федченко переехала в Москву, где к тому времени «встал на ноги» старший брат Алексея. В 1864г. при его финансовой поддержке А.П.Федченко окончил естественное отделение физико-математического факультета Московского университета, где и был оставлен преподавать. Одновременно он продолжал с энтузиазмом заниматься ботаникой и энтомологией. Плодом этого увлечения стал его первый печатный труд - «Список двукрылых Московского учебного округа».
В шестидесятые годы научная работа кипела в стенах МГУ, особенно в среде натуралистов, где в тот период и было создано Общество любителей естествознания, антропологии и этнографии. Одним из его членов-основателей был Алексей Федченко. С этим обществом затем была связана вся дальнейшая научная работа молодого ученого, его многочисленные командировки. Наконец, с ним связано и главное дело жизни Алексея Федченко – научные исследования в Средней Азии, или, как тогда говорили, в Туркестане. Наука обязана этому обществу еще и тем, что богатейшие материалы, собранные Алексеем Федченко, стали достоянием ученых всего мира.
Здесь же, в стенах университета, Алексей Федченко встретился со своей будущей женой – Ольгой, дочерью профессора А.О.Армфельда. Ольга Александровна Федченко стала неразлучным спутником своего мужа во всех его экспедициях.  Интересно, что их свадебное путешествие в Финляндию и Швецию состояло из… изучения антропологических коллекций местных музеев, где молодая жена зарисовала свыше сотни черепов древних финнов!
Зимой 1867г. в Москве состоялся первый съезд естествоиспытателей России. На нем присутствовал весь цвет отечественной биологической, геологической и географической науки. Именно здесь президент Общества любителей естествознания Г.П.Щуровский предложил вчерашнему выпускнику Московского университета А.П.Федченко отправиться в большую экспедицию по Средней Азии. Нужно сразу отметить, что такое предложение было сделано молодому биологу неспроста. В своем рекомендательном письме Туркестанскому генерал-губернатору К.П. фон Кауфману Г.Е.Щуровский писал: «Мы избрали из своей среды одного молодого ученого, пользующегося нашим уважением по своим способностям и по своему характеру всегда благородному и всегда стремящемуся к предполагаемой цели». Столь лестную для начинающего ученого характеристику Федченко получил в двадцать четыре года.
20 октября 1868г. отправилась из Москвы эта экспедиция. В ее составе всего трое - Алексей Федченко, его жена - Ольга и препаратор Иван Скорняков.
Ученых, прибывших в новую для них страну, заинтересовала Зеравшанская долина. К ее исследованию молодой ученый подошел комплексно: всесторонне топографически изучая ее, он обратил  особое внимание на хозяйственное освоение. «Попутно» с научной работой, А.П.Федченко помог жителям Пенджикента восстановить средневековый криз – подземную оросительную  сеть. Благодарные пенджикенцы добыли для молодого зоолога два великолепных экземпляра горного барана, известного до этого только по описаниям легендарного венецианского путешественника XIIIв. Марко Поло.
Федченко проводит в Самарканде самые первые метеорологические наблюдения по Зеравшанской долине и огромные коллекции богатого животного и растительного мира северного Таджикистана.
Алексею Федченко благодарна и мировая медицина: именно им в Самарканде  была впервые изучена биология и рекомендованы методы лечения одного из самых страшных заболеваний в Средней Азии – «ришты», гвинейского червя, уносившего ежегодно тысячи жизней.
Объем работы ученого характеризуют такие цифры: в его зоологической коллекции собрано свыше 8000 экземпляров птиц, млекопитающих, рептилий, насекомых, при этом одних только пчел, ранее неизвестных науке обнаружено в Средней Азии около 300 видов! Столь же огромен гербарий, собранный его женой, Ольгой Федченко, который позволил ботанике сделать неожиданный и важный вывод об общем происхождении флоры Средней Азии и Средиземноморья.
Возвратившись из экспедиции по Зеравшану в Самарканд, они обработали гигантскую коллекцию, подготовили научный отчет и после краткого отдыха в мае 1870г., супруги Федченко вновь устремились в Кухистан - «Страну гор» как называют сложную систему горных отрогов Зеравшенского и Туркестанского хребтов. На этот раз ученые присоединились к Искандеркульской военной экспедиции генерал-майора Абрамова, исследовавшей район Фанских гор. Период для исследований был не самый удобный, если вспомнить, что в долине реки Ягноб экспедиция дважды попадала в засады бежавших в эти края из занятого русскими войсками Самарканда бухарских чиновников и их нукеров. В таких случаях Ольге Федченко, по ее воспоминаниям, приходилось менять специальность ботаника на профессию сестры милосердия и под пулями перевязывать раненых. Но, несмотря на все перипетии, экспедиции в мае 1870г. все же удалось достичь берегов легендарного Искандеркуля. Именно в дни недолгой стоянки лагеря здесь и была выбита памятная надпись. Сейчас, по прошествии стольких лет, она едва различима под пятнами лишайника и традиционными туристскими «автографами».
За время Искандеркульской экспедиции исследователям удалось пройти до верховьев Зеравшана, а затем, перевалив Гиссарский хребет, побывать в Каратегине, описав долину реки Сурхоб т.е. верхнее течение Вахша.
Зимовали в Ташкенте: возвращаться в Москву в экспедиционное межсезонье было далековато. За это время побывали в зимних Кызыл-Кумах, а затем отправились в Кокандское ханство, расположенное в Ферганской долине. Отсюда была предпринята попытка проникновения на Памир - через Ходжент и Исфару маленькая экспедиция прошла до кишлаков Чорку и Варух.
Дальнейшая судьба А.П.Федченко сложилась трагически: в 1873г. он погиб на леднике у подножья Монблана в Швейцарии, куда отправился специально для того чтобы получить альпинистскую подготовку, столь необходимую ему в экспедиционной работе в горах. Два швейцарских проводника-инструктора бросили его, спасаясь от начавшейся снежной бури. Ему было всего 29 лет.
 Тяжело переживала Ольга Александровна гибель мужа, но научную работу не бросила. Ей предстояло отредактировать и издать огромный материал, собранный в экспедициях 1868-1871гг. По поручению Общества любителей естествознания она привлекла к этой работе многих ученых. Благодаря ее энергии и самоотверженности было издано «Путешествие в Туркестан» (24 выпуска). Книга эта - детальное описание флоры и фауны Средней Азии - и сейчас представляет большую научную ценность.
Через тридцать лет сын супругов Федченко - Борис Алексеевич - продолжил дело родителей. Его научные маршруты пролегли на Памир. Ольга Александровна, оказывая огромное влияние на выбор сыном жизненного пути, отправилась вместе с ним. Собранные в этой экспедиции коллекции легли в основу капитальных трудов «Флора Памира» и «Определитель памирских растений».
Итоги научной работы О.А.Федченко - около 70 монографий и сборников статей. Альбом ее рисунков Общество любителей естествознания России отметило золотой медалью: она стала первой женщиной-ботаником удостоенной этой награды.
Именем Ольги Федченко названо несколько среднеазиатских растений. Позже известный советский биолог, академик В.Л.Комаров скажет о ней: «В Ольге Александровне мы чтили не только ученого, но и одну из тех славных русских женщин, которые прокладывали новые пути, выходя за узкие сферы домашних интересов на широкую дорогу общественного служения, и вместе с тем работали над созданием той идейной, самоотверженной русской интеллигенции, которой по справедливости гордится наша страна».

АМАЗОНКИ НА ПАМИРЕ
С тех пор, как появился древнегреческий миф об амазонках-воительницах, живших в Меотиде, что на берегах Азовского моря, прекрасная половина человечества не перестает соревноваться с мужчинами в силе, мужестве, отваге. Не захотели женщины уступать и в трудных и опасных путешествиях, коими были еще в конце позапрошлого - начале прошлого века экспедиции по горным районам Средней Азии. Так, в самом конце XIXв. две отважные русские "амазонки" отправились на Памир.
Их звали Юлия Головнина и Надежда Бартенева. А попали они в суровый горный край с исследовательской экспедицией, организованной мужем первой из них - Дмитрием Головниным. Основной целью дорогостоящего и трудного по тем временам мероприятия было пополнение коллекции зоологического музея Московского университета, куда в прежние годы поступали образцы среднеазиатской фауны и флоры от П.А.Федченко, Г.В.Грум-Гржимайло, Н.М.Пржевальского и многих других знаменитых исследователей.
Нам, современникам, подробности этой экспедиции стали известны из опубликованных в 1902г. дневников Ю.Головниной, где отважная путешественница, впервые побывавшая в Средней Азии, ярким, образным языком описала новую, необычную для нее страну.
Так, в Самарканде, куда по пути на Памир прибыла экспедиция, Головнина наблюдала за врачеванием местных лекарей-табибов: "Они приводят своим оперативным искусством в величайшее изумление даже врачей: особенно удачно проводят они снимание катаракты, вынимание камней из мочевого пузыря и выдергивание зубов. При последней операции они сажают больного на пол, запрокидывают ему голову себе на колени и расшатывают больной зуб пальцами в разные стороны, пока он не начнет шататься, затем врач любезно спрашивает своего пациента - предпочитает ли он освободиться от зуба посредством пальцев, но зато с болью, или без боли, но при помощи щипцов, и в последнем случае зуб вынимается молниеносно и без всякой боли. Все остальные операции табибы проделывают обыкновенным ножом, потыкав его предварительно для чистоты в землю".
В середине июля 1898г. экспедиция добралась до г.Оша, в восточной части Ферганской долины, где, закупив лошадей, и наняв проводников, двинулась на Памир. Ю.Головнина, со свойственной женщине тщательностью, описывает и оценивает снаряжение их небольшого отряда: "Помимо тех кошм (войлоков), которые являлись принадлежностью юрты, расстилаясь на полу ее, каждый из нас и из прислуги имел по одной спальной кошме - довольно толстой, грубой и столь обширной, что, будучи сложена в несколько раз, представляла собой довольно удобную постель. Другие кошмы, понежнее, белые и менее обширные, служили в место или в добавление к одеялам: надо все время иметь ввиду, что ночи на Памирах холодные, морозные и в разгар лета". Вот такие "спальники", далеко не пуховые или сентипоновые применяли наши доблестные прабабушки, отправляясь в "дебри Азии"!
Женщина, конечно же, не могла обойти вопрос питания, тем более что в составе экспедиции находился ее муж: "Из провизии, которую пришлось запасти заранее, упомяну о следующих предметах: сушеная зелень для заправки супов (закуплена еще в России), бульон в желатиновых капсулах, чай для нас, а также для прислуги и подарков; для последних двух случаев вполне пригоден так называемый "кок-чай" (т.е. зеленый чай - В. Д.). Сахар для нас и прислуги, какао, свечи, мука. И крупы, из которых первое место занимает рис, тем более прислуга питается исключительно им и бараниной в форме "палау" (плова - В. Д.), да и в нашем меню он играл выдающуюся роль".
На хороший уровень поставили "амазонки" и вопросы личной гигиены участников экспедиции: "Быть может, читатель улыбнется, если я коснусь вопроса о стирке белья, но такая по- видимому, мелочь может быть поводом к крупному затруднению. Мы запаслись еще в Москве (в аптекарском магазине Келлера) несколькими жестянками жидкого мыла для стирки в холодной воде: оно уже приготовлено с синькой, и посредством его наше белье стиралось в первой попавшейся речушке; чистота его при этом оказывалась вполне удовлетворительной".
И, конечно же, Юлия Головнина и Надежда Бартенева не были бы "амазонками", не позаботься они об оружии: "У меня неизменно находился при седле карабин Маузера - он собственно состоит из револьвера, вложенного в деревянный кобур; при желании последний одним движением руки прикрепляется к револьверу и образует вполне удобное и прикладистое ложе карабина. Пули его летят далеко, сила боя до 1000 шагов; к счастью, мне пришлось испробовать его действие лишь при стрельбе в цель". Вот так, за двадцать лет до знаменитой пассионарии русской революции - Ларисы Михайловны Рейснер, чей образ женщины-комиссара с маузером увековечил в "Оптимистической трагедии" Всеволод Вишневский, на далеком Памире можно было наблюдать женщину со столь грозным оружием на боку!
Первый этап пути по Алайской долине был сравнительно легким и доставил русским "амазонкам" большое удовольствие: "Всю дорогу от Оша до ближайшего перевала сопровождает нас джигит из киргизкой волости, которому, по-видимому, было поручено доставить нас невредимыми к месту остановки. Так как безопасности нашей ничего не угрожало, джигит принял на себя обязанности дамского угодника: он трусил все время рядом с нами на своей крохотной лошаденке и развлекал нас самым добросовестным образом. Вся его тщедушная фигура исчезала в обширных желтых кожаных штанах; из-под серой, войлочной шляпы лукаво поглядывали крошечные глазки, сбоку болталась чудовищных размеров и, очевидно, бутафорская сабля; он был смешон до крайности и сильно напоминал огородное чучело. И вдруг наш телохранитель запел: он, очевидно, импровизировал и пел отдельными фразами, обращаясь то к пещере, мимо которой мы ехали, то к дереву, одиноко стоящему на склоне горы, то к Надежде, белокурые волосы которой, наверное покорили его сердце. В особо патетических местах он восторженно тряс головой, закрывал глаза и пальцем затыкал собственное ухо. Этот прием, видимо, облегчал ему высокие ноты".
У каждого участника маленькой экспедиции были строго определенные обязанности. Помимо сбора зоологических коллекций, которыми занимались в основном сотрудники зоологического музея Д.О.Головнин и М.О.Воскобойников, первый делал еще и фототеодолитную съемку пути, а сама Ю.Головнина - метеорологические наблюдения. Поскольку сбор коллекций диких животных был связан с охотой, описанию этого занятия в дневниках было уделено большое место, причем их автор замечала различные курьезные ситуации: "Охотники наши встретили маленькое стадо архаров на расстоянии всего сотни шагов и подняли невероятную пальбу. А архары стояли на месте, с изумлением на них смотрели, и, наконец, медленно удалились, не потеряв ни одного животного".
С сарказмом дает описание мужчин автор дневника: "Наш Андрей явно несчастен: он всегда стремился при выборе дороги к той же самостоятельности, как и "туристы"-ослы, идущие в караване почти без груза, но достигает он при этом гораздо худших результатов"; "Не всегда нам удается выехать ранним утром благодаря непробудному сну наших кавалеров. Некоторое время помогал следующий прием: одна из нас, нагнувшись над М.М., громко говорила: "Каша готова!",- это действовало магически всего два-три раза. Затем был применен следующий простой способ: в шесть часов утра, когда мы с Надеждой уже готовы, прислуга начинает разбирать юрту, над спящими открывается небо, затем сразу снимаются все боковые кошмы и остается один решетчатый остов. М.М. нашел, что этот способ будить людей чрезвычайно неприятен, хотя и очень действенен".
Одновременно нельзя не отметить скромность обеих путешественниц, проехавших верхом нелегкий памирский маршрут протяженностью почти полторы тысячи километров: "Наши знакомые стараются нас уверить,- пишет Юлия Головнина,- что мы с Надеждой совершили подвиг. Это льстит нашему самолюбию, но приходится сознаваться, что дешево дались нам эти лавры. И с какой стороны я ни смотрю на наше путешествие, никакого, к сожалению, геройства не выходит: все обошлось так ужасно просто".
В начале сентября 1898г. экспедиция, обремененная огромными коллекциями, вернулась в Москву. Результатом путешествия двух "амазонок" и их товарищей стали не только новые экспонаты в зоологическом музее Московского университете, но и научные работы по метеорологии, географии, энтомологии.

ТРАГИЧЕСКОЕ ДЕСЯТИЛЕТИЕ
Во второй половине 1883г. эмир Афганистана Абдурахман-хан, присоеденив к пуштунскому государству территории на левобережье Пянджа и Амударьи, населенные таджиками, узбеками, туркменами и другими среднеазиатскими народами, вторгся в независимые Шугнан и Рушан. Понимая, что за этой акцией стоит Лондон, МИД России передал послу Великобритании ноту, в которой предупреждал, что вторжение афганцев в Горный Бадахшан может вызвать «прискорбные последствия…». «Туманный Альбион» попытался отмолчаться: англичанам, которые в этот момент были заняты борьбой с пуштунскими племенами на границе Индии, было выгодно отвлечение афганцев «делами Шугнана». На повторный запрос русского МИДа англичане вначале лицемерно ответили, что они «как нельзя более расположены поддержанию спокойствия на шугнано-дарвазской границе», а затем и вовсе усомнились в том, что Рушан, Шугнан и Вахан… самостоятельные княжества! По мнению Великобритании, они еще с 1872г. являлись афганской территорией!
Вскоре за Шугнаном и Рушаном афганцы вторглись и в Вахан. Его правитель, Шо Али-Мардон, заранее узнав о готовящемся вторжении, созвал в центре княжества – Калае-Пяндже, совещание родовых сторейшин. На нем было принято решение бежать из страны всем жителям, поскольку отразить нападение не было сил. Так начался этот малоизвестный эпизод в истории Горного Бадахшана – исход ваханцев с родины во главе с Шо-Али-Мардоном. Решение схода старейшин было сообщено в самые дальние кишлаки, где все без исключения изъявили желание последовать за своим правителем. Решено было собрать все население в местечке Ак-Таш, откуда оно должно быть распределено по разным местностям. Сам Шо-Али-Мардон временно поселился в Ташкургане (нынешний Синьцзян), а затем в независимом княжестве Чатрал, откуда обратился с письменной просьбой к русскому правительству о разрешении ему поселиться в России.
Осенью 1883г. в Шугнане вспыхнуло восстание против оккупантов, вводивших непосильные налоги, а так же, как значилось в документах, «употреблявших людей для работ вместо лошадей и ишаков при доставке провианта». Восставшие, перебив наиболее жестоких сборщиков налогов, бежали в Шугнан, откуда, заблокировав труднодоступные перевалы, послали за помощью в Бухару и Туркестанское генерал-губернаторство. В письме говорилось, что «жители зимой бросили свои дома и скитаются по горам. Единственное спасение они находят в лице Белого Царя и прибегают к его покровительству и защите».
Предыдущие девятнадцать лет показали, что русские  военные, в том случае, когда их не «хватали за руки из Петербурга», всегда с готовностью оказывали помощь местным жителям, обратившимся к ним за помощью. Однако из Главного штаба поступило «Высочайшее повеление» отклонить просьбу шугнанцев о принятии их в подданство России и ограничиться обещанием, что «мы употребим наше нравственное содействие в видах обеспечения их от притеснения».
Жизнь таджиков Горного Бадахшана в период афганской оккупации можно описать только в самых мрачных тонах, способных обрисовать существование в рабстве: поборы, доводящие до голодной смерти, продажа в рабство в Афганистан целыми  семьями; ежедневные насилия и убийства на всей территории от Язгулема до Вахана… 
Так продолжалось до 1888г., когда в Северном Афганистане поднял мятеж тамошний наместник, двоюродный брат эмира Абдурахман-хана, Исхак-хан. Любовь к кузену не могла побороть жажду власти, и он решил захватить трон в Кабуле. Преданные эмиру войска бежали из Вахана и Шугнана, что дало проблеск надежды их жителям. Из Чатрала в Вахан вернулся Шо-Али-Мардон. Его сопровождали двести воинов из Чатрала и столько же из Канжута, маленького княжества на южных склонах Гиндукуша.
Понимая, что рано или поздно распри в Афганистане кончатся, и тогда следует снова ожидать вторжения захватчиков, жители Шугнана прислали в Новый Маргелан посольство с просьбой прислать хотя бы символический отряд русских войск! Пытаясь вызвать особую заинтересованность русских властей в поддержке, шугнанцы всячески рекламировали природные богатстства страны: «как на особое богатство своей страны они указывают на золото, железо и каменный уголь, - докладывал ведший переговоры капитан Васильев.- Пользуются они этими богатствами крайне осторожно и скрывают их от афганцев, боясь что будут обложены новым видом и без того тяжелых податей. «Придут русские, мы все им покажем!» - говорят шугнанцы».
Уже осенью 1888г. афганцы снова вторглись в Вахан, и как отмечалось в одном из русских военных донесений: «Шо-Али-Мардон, сознавая невозможность успешной борьбы с эмиром Абурахман-ханом и не желая подвергать свою родину всем ужасам азиатской войны, очистил Вахан по первому письменному требованию афганского владыки и ушел обратно в Чатрал».
Однако правитель Шугнана и Рушана Сеид Акбаршо начал готовиться к отчаянной, почти безнадежной обороне. В мае 1889г. он с небольшими силами отбил у афганцев Ишкашим и Зебак. Узнав об этом,  афганский эмир выслал на Памир войска численностью в 4000 человек, при 8 орудиях, отбивши ее захваченные восставшими населенные пункты. Другой отряд, численностью в 2000 человек, при 4 орудиях занял Горан.
 О том, как развернулись дальнейшие события, скупо повествуют донесения полковника Б.Л.Громбчевского, совершившего в этот период научную экспедицию на Памир: «Афганский командующий разослал массу прокламаций к населению Шугнана, обещая полное помилование, но требуя выдачи Сеида Акбаршо непременно живым. Население не попалось на удочку, и по мере приближения афганцев началось поголовное переселение: сначала на правый берег Пянджа, а затем и дальше – вверх по реке Гунт. Около двух тысяч семейств направило стариков, жен, детей, а также скот и имущество к озеру Яшиль-Куль, намереваясь перейти в пределы России, частью же расселиться в китайском Сарыколе, населенном преимущественно выходцами из Шугнана».
Однако повстанцев подвело предательство: известный памирский разбойник Сахиб Назар, издавна грабивший караваны в верховьях Гунта и Шахдары и явно не обладавший моралью Робин Гуда, вошел в сговор с афганцами и провел в верховьях этих рек кавалерийский отряд в 50-60 всадников. Отряд этот вместе с шайкой Сахиб-Назара, заняв узкое ущелье р.Бартанг близ рушанского селения Орошор, стал поджидать отступающие войска Сеида Акбаршо. «По пути к Орошору, - продолжает Б.Л.Громбчевский, - афганский отряд наткнулся на партию беглецов, следовавших к озеру Яшиль-Куль, и расправился с ними с неслыханной жестокостью. Женщины изнасилованы на глазах отцов и мужей, дети бросались в пылающие костры, а затем вся партия подверглась поголовному избиению. Слух о появлении афганцев в верховьях Гунта произвел панику среди шугнанцев. Беглецы, находившиеся у озера Яшиль-Куль, бросились по р.Аличур в китайские пределы, но близ урочища Баш-Гумбез наткнулись на отряд китайских войск, который оттеснил их обратно к озеру. Другие беженцы были вынуждены вернуться к Пянджу…
Надо отдать должное Саиду Акбаршо, что в эти трудные минуты он не растерялся. Предприняв целый ряд партизанских набегов на расползавшиеся по правому берегу афганские отряды, он вместе с тем деятельно переправлял семейства беженцев через перевал Акбаи-Ду в долину Язгулема. Набеги производились по всему побережью, но особенно удачны были под селениями Юмг и Шидвуч, где небольшие афганские отряды в 50-70 человек были уничтожены совершенно. Нападения эти навели такой ужас на афганцев, что те не рисковали удаляться на пушечный выстрел от Кала-и-Бар-Пянджа и терпели большую нужду в продовольствии и в фураже для лошадей».
В августе-сентябре 1889г. борьба против афганцев достигла апогея. Сеид Акбаршо обратился с письмом к полковнику Б.Л.Громбчевскому, прибывшему с экспедицией к границе Шугнана: «Завоевателю мира, подобному орлу, великому господину!
Да будет Вам, властителю вселенной, оказывающему помощь, известно, что до настоящего времени я страну свою считал входящею в состав владений Великого Белого Царя, теперь же явились сюда воры-шрабители и овладели половиной моих владений… Докладывая Вам о положении дел, высказываю надежду, что страна моя будет принята под покровительство Великого Белого Царя, воры же убегут и перестанут разорять мою родину. Пока Рушан находится в моих руках – считайте эту провинцию своими владениями».
Однако Громбчевский не располагал никакими необходимыми полномочиями, и события приближались к неминуемой развязке. Афганцы штурмом взяли Кала-и-Вамар, где погибли свыше 200 его защитников. Преследуя отступающих шугнанцев близ кишлака Сарез, афганцы догнали свыше 1500 семей беженцев, частью их перебили, а частью угнали в рабство. Тщетны оказались и попытки населения Шугнана укрыться в Китае: встретившие их на Аличуре китайские войска беспощадно прогнали их обратно к Пянджу, где те попали в рабство. Всего в кровавых событиях 1889г. погибло несколько десятков тысяч жителей Шугнана.
Но вновь Генеральный штаб и МИД в Петербурге высказались против активного вмешательства в дела Горного Бадахшана, и после ожесточенной, но непродолжительной борьбы афганцы в третий раз заняли Шугнан, Рушан и Горан. Начались казни. Население было обложено огромной контрибуцией, в том числе и «живым товаром»: около тысячи мальчиков и девочек было отправлено в Кабул в гаремы, сотни молодых шугнанок были розданы афганским солдатам…
Несколько сот семей шугнанцев и рушанцев сумели бежать на территорию Туркестанского генерал-губернаторства.
Великобритания могла быть довольна: Горный Бадахшан, являясь инородным телом для Афганистана, на протяжении 80-х годов XIXв. исправно отвлекал внимание и силы этой страны от «пуштунской проблемы»  в районе Пешавара, которую англичане решали в свою пользу, проводя здесь пресловутую «Линию Дюранда».
Долгие четыре года предстояло населению Памира и Горного Бадахшана оставаться под гнетом озверевших оккупантов, но развязка трагедии на «Крыше мира» была близка!

ПОСТ В ПОДНЕБЕСЬЕ
Впервые «Памирский вопрос» возник в русской внешней политике в 1876г., после присоединения Кокандского ханства. Территория Памира, ранее ему принадлежавшая, была включена в состав России.
Но фактически целых 15 лет, т.е. до 1891г., Российская Империя не имела там управления. Пользуясь тем, что Россия была отвлечена в этот период важными и масштабными проблемами в регионе, на территорию Восточного Памира  совершают набеги вооруженные отряды из соседней Кашгарии; китайцы начинают назначать свою администрацию среди киргизского населения, а в Горном Бадахшане с 1883г. хозяйничают афганцы.
 В конце концов, администрация Туркестанского генерал-губернаторства была вынуждена прореагировать «на сигналы о безобразиях» и отправить в 1891г. в этот район отряд из 120 солдат и казаков под командованием полковника Михаила Ионова. В течение 67 дней похода отряд  проделал 1900км. по высокогорьям Памира, подтвердив населению принадлежность этой территории России. При проходе отряда через Вахан, жители его всячески упрашивали Ионова остаться здесь гарнизоном.
Такое явное подтверждение прав на ранее «бесхозную» территорию не могло не вызвать беспокойства у соседей: в апреле 1892г. на Восточном Памире начались столкновения между китайскими и афганскими войсками, решившими закрепиться на этой территории. Китайцы были отброшены к оз.Булункуль, а в различных пунктах Восточного Памира стали спешно укрепляться афганские части. В июне 1892г. отряд из 330 казаков под командованием Ионова вновь вступил на Памир.
В районе оз.Яшилькуль русский отряд столкнулся с афганским постом: афганцы потерпели поражение, и вынуждены были уйти на территорию Горного Бадахшана.
Небольшое подразделение из отряда Ионова было оставлено на зимовку в местечке Шаджан. По отношению к местному населению начальнику шаджанского отряда предоставлялись права уездного начальника и возможность назначать старшин из местных жителей. Население освобождалось от всех податей, кроме зякета – налога со скота, который собирался в размере 1% на содержание старшин. Главной задачей шаджанского отряда, как следовало из инструкции, было «сберегать спокойствие и безопасномть на Памирах и ограждать местное население от грабителей и насилий».
В следующем, 1893г., было решено построить постоянный гарнизон на месте слияния рек Мургаб и Акбайтал. Гарнизон получил название «Памирский пост» и послужил основой построенного позднее на этом месте гарнизона Мургабского пограничного отряда. В течение 1893-1894гг. афганские оккупационные войска были вынуждены уйти с территории всего Горного Бадахшана, а летом 1895г., в результате работы совместной русско-англо-афганской комиссии, был определен и обозначен столбами последний участок государственной границы: с этого времени её линия приобрела те контуры, к которым мы привыкли на географической карте.
После этого для таджикского населения Горного Бадахшана, начинается восьмилетний период, наполненный новыми драматическими событиями, наложившими неизгладимый отпечаток на дальнейшую историю края. 
В результате русско-английского договора, установившего линию границы по Пянджу и Амударье, к Афганистану отошел Запянджский (левобережный) Дарваз – значительный кусок территории вокруг мощного компактного хребта Сафед-Хирс. Эта территория принадлежала Бухарскому ханству, и отдать её Афганистану означало для России нанести урон престижу своего вассала – Бухары. По мнению русского правительства, это могло вредно отразиться на положении России в Азии, что наверняка было бы использовано для антирусской пропаганды среди мусульманских масс. Тут возникла идея передачи в качестве  территориальной компенсации Бухаре Горного Бадахшана. В марте 1895г. было достигнуто соглашение с эмиром о передаче ему Горного Бадахшана. Причем для разоренного афганской оккупацией населения были оговорены льготы – трехлетняя отсрочка в сборе с него податей. Правда, эмир решительно возражал против последнего условия, и согласился на него только после личного объяснения с Туркестанским генерал-губернатором. 
Так, неожиданно для себя, таджики Горного Бадахшана, после двенадцатилетней изнурительной борьбы с афганцами и китайцами оказались под деспотической дланью «Бухарои Шариф» («Священной Бухары»). Осторожные предупреждения некоторых русских востоковедов и военных относительно разницы в вероисповедании основной массы населения Бухарского ханства и бадахшанцев, а также могущих проистекать от этого последствий, были оставлены государственными мужами без внимания, как некая незначительная этнографическая деталь! Однако эта деталь оказалась столь важной, что застопорила весь механизм пребывания Бадахшана в составе Бухарского ханства.
Население Бухарского ханства было на 99% - мусульманами-суннитами ханафитского толка (мазхаба). Сам хан Бухары с начала XVIIIв. носил звание «эмира», т.е. главы правоверных определенной области халифата, которым в то время считалась Османская империя. Бухара была в Средней Азии признанным центром мусульманского образования и богословия.
В то же время, население Горного Бадахшана исповедовало исмаилизм, одно из «ответвлений» ислама шиитского толка. И у него были большие опасения за свободу своего вероисповедания, что неоднократно подтверждали на протяжении истории различные завоеватели.
В июле 1896г. назначенные эмиром беки Рушана и Шугнана, вступив в управление территориями, неожиданно начали собирать налоги. Во взаимоотношениях между населением и бухарскими беками стала расти напряженность.
Не успели просохнуть чернила на русско-бухарском соглашении по Горному Бадахшану, как к русскому политическому агенту в Бухаре явился куш-беги (премьер-министр) ханского двора и, посетовав на трудности управления отдаленной горной областью, заявил, что эмир готов вернуть эти земли России даже без территориальных компенсаций! Туркестанский генерал-губернатор поручил политическому агенту убедить эмира взять назад свою просьбу. «Возможность отказа эмира от дарованных ему областей, - писал он, - совершенно не предвиделась и способна произвести самое неблагоприятное впечатление ввиду недостаточно серьезных мотивов, послуживших эмиру, как самостоятельному правителю такого большого ханства, для отказа от сравнительно небольших областей».
Между тем, события в Горном Бадахшане приобретали все более серьёзный характер. В конце октября 1896г. к начальнику Памирского отряда, капитану Эггерту пришли два ходока из Вахана с просьбой от местного населения освободить их от бухарского владычества. В противном случае ваханцы грозили бегством в пределы Британской Индии. Ходоки резонно, со знанием международного права, заявляли, что раньше они подчинялись Коканду, а не Бухаре, и, поскольку после ликвидации Кокандского ханства в 1876г. вся его территория перешла к России, то и ваханцы просили принять их в «пределы России».
Пожалуй, такого поворота событий в Ташкенте не ожидал никто: «проголосуй ногами» ваханцы против подданства «Бухарои Шариф» - престижу России в Средней Азии в глазах всех соседних племен и народов был бы нанесен сокрушительный удар!
Лучше всего это было понятно русским пограничникам на Памире. Капитан Эггерт в своем рапорте указывал, что лучшим выходом из ситуации может быть только полное и безоговорочное присоединение Рушана, Шугнана и Вахана к России.
Неоднократно менявшиеся за этот период начальники Памирского отряда, а также его офицеры и рядовые, постоянно общавшиеся с бадахшанцами, были убежденными сторонниками необходимости присоединения края к России и неизменно становились на их сторону в столкновениях с представителями бухарской власти. За что, кстати, неоднократно получали нагоняй от начальства «за вмешательство во внутренние дела». Между тем, в документах по этому вопросу говорилось, что поборы и налоги бухарских властей в случае попустительства «дойдут до размеров прежнего грабительства, которое практиковалось афганцами, и тогда населению действительно останется единственный выход – разбежаться по соседним странам». Однако в Ташкенте очередной раз постарались не заметить скандального положения дел у своего верного союзника – Бухары и даже запретили пограничникам принимать от жителей письменные жалобы. На протяжении 1897-1898гг. в Рушане и Шугнане произошли волнения населения, вызванные бухарскими поборами.
В феврале 1899г. Бухара предприняла очередную попытку избавиться от «Памирского подарка». Эмир во время встречи с русским политическим агентом намекнул, что с левобережного Дарваза, отданного в 1895г. афганцам, он получал до 15тыс. таньга «чистого дохода», а в Горном Бадахшане ежегодный убыток составляет 77тыс. таньга! Возьмите «подарок» обратно! Русский дипломат сделал вид, что не понял намека, но МИД запросил у него: в чем может заключаться вознаграждение эмиру за передачу памирских бекств? Вскоре выяснилось, что эмир был бы обрадован, если ему была бы оказана одна из следующих милостей: «Утверждение за его прямым потомком титула «высочество»; пожалование ему титула «полного генерала» или ордена Андрея Первозванного», причем «радость и благодарность эмира были бы безмерны, если бы ему была оказана первая милость в соединении с одной из двух остальных»!
В 1898г. Туркестанский генерал-губернатор, уставший от постоянных рапортов о скандалах и волнениях в Горном Бадахшане, а также от параллельных просьб Бухары «забрать подарок», предложил учредить русскую администрацию в регионе, что и … будет достаточным для эмира «вознаграждением»! МИД в Петербурге взбунтовался – «его высочество будет обижен»!
Однако на протяжении 1903г. в  Горном Бадахшане вновь произошло несколько восстаний против бухарской администрации, каждый раз заканчивавшихся избиением беков и бегством с подчиненными под защиту русских пограничных гарнизонов. 20 ноября 1903г. эмир снова обратился с настоятельной просьбой о «принятии памирских земель во временное управление России». В Петербурге, наконец, пошли навстречу и приняли историческое решение о «временном управлении»  в Горном Бадахшане. Так кончилась власть Бухары над этим краем и долгий, полный крови, лишений и страданий путь здешних таджиков под власть России.

ОФИЦЕР, УЧЕНЫЙ, ГРАЖДАНИН
Среди исследователей территории Таджикистана XIX–нач.XXвв. найдется немало людей с интересной, яркой судьбой, много сделавших, как на поприще науки, так и в других областях. К их категории относится и Андрей Евгеньевич Снесарев - офицер и генерал старой русской армии, позднее  видный советский военачальник, ученый-востоковед, публицист.
*      *      *
В 1888г., когда Андрей Евгеньевич избирает военную карьеру, за его плечами уже блестяще оконченный математический факультет Московского университета и Московская консерватория. После окончания пехотного училища ¬семь лет службы в полку и снова учеба - в Академии Генерального штаба. В этом высшем военном учебном заведении офицеры получали разностороннюю подготовку, как в различных военных науках, так и географии, топографии, астрономии, математике, истории, иностранных языках. О тщательности отбора в Академию Генерального штаба и трудности учебы в ней говорит тот факт, что примерно из трехсот поступивших туда абитуриентов, всего пятьдесят-шестьдесят завершали полный курс, дающий им право причисления к Генштабу армии.
Нужно сказать, что формирование А.Е.Снесарева как военного географа началось именно во время его обучения в Академии Генерального штаба, где проявляли большой интерес к изучению и описанию театров военных действий. Это во многом помогло ему в будущем вести успешные экономико-географические исследования территорий Восточной Бухары, Бадахшана, Памира, Индии, Тибета и других сопредельных стран.
В 1899г. А.Е.Снесарев блестяще окончил основной и дополнительные курсы Академии Генерального штаба и за отличие в учебе был произведен в штабс¬-капитаны. Тогда же он получил назначение в Туркестанский военный округ. Так началось его знакомство с Востоком и его становление как ученого-востоковеда.
Командование округа командирует молодого, способного офицера в Индию, бывшую в то время английской колонией. Эта командировка, продолжавшаяся около года, дала ему возможность не только познакомиться с военно-политической обстановкой в стране, но и собрать огромный материал по ее географии, истории и этнографии. Личные наблюдения были дополнены серьезной работой в знаменитой библиотеке Британского Музея в Лондоне. А.Е.Снесаревым были подготовлены по результатам командировки три монографии. О ценности его индологических трудов говорит и то, что Институт востоковедения АН СССР нашел нужным уже в наше время, в 1981г., издать вторую часть последней из упомянутых работ – «Этнографическая Индия», подготовленной, но не изданной автором в двадцатых годах.
Отношение к народам Востока ярко проявилось и в выступлении Андрея Евгеньевича по поводу англо-русского Соглашения 1907г. - одного из шагов складывающегося англо-франко-российского союза, будущей «Антанты». В этой его речи, произнесенной на общем собрании членов Общества ревнителей военных знаний в Петербурге, привлекает внимание (и вызывает симпатии) то обстоятельство, что подполковник царской армии, выступая в аудитории, которая, вне всякого сомнения, не отличалась заметным либерализмом, пытается оценивать развитие событий, отталкиваясь не от «нужд отечественной политики» (или от того, как их понимали правящие слои России), а от потребностей народов Востока.
В июле 1902г. А.Е.Снесарева назначают начальником Памирского отряда. Это было, без сомнения, свидетельством его блестящих способностей и того вклада, который он внес в изучение военно-политической обстановки на Среднем Востоке.
 Годы командования Памирским отрядом стали для Андрея Евгеньевича временем самого напряженного изучения территории Таджикистана. В том же, 1902 г. в газете «Туркестанские Ведомости» выходит его научная статья «Великий Памирский путь в Средние века», где он анализирует социально-экономическую историю припамирских государств в связи с прохождением по их территории Великого Шелкового пути. Тогда же в «Туркестанских ведомостях» выходит статья «Зима на Памире», вместе с несколькими, напечатанными в следующем году, заметками под одинаковым названием «Вести с Памира», они представили читателям самой популярной и крупной в то время газеты Туркестанского края яркую картину малоисследованной территории.
К периоду пребывания А.Е.Снесарева на Памире относится появление ряда интересных научных работ по истории и военной географии. Молодого, образованного офицера очень привлекали проблемы истории и этнографии Памира и Бадахшана. Живой интерес к Востоку, возможность для постоянной языковой практики, и большие лингвистические способности позволили ему в короткий срок овладеть таджикским, хинди, урду, пушту, узбекским и шестью другими восточными языками. Служба на Памире представила ему великолепную возможность познакомиться с жизнью и бытом таджиков и памирских киргизов, изучить историю и философию исмаилизма.
В 1903г. он выступает на заседании Туркестанского отдела Русского Географического общества с докладом «Религия и обычаи горцев Западного Памира». Позднее доклад был опубликован в нескольких номерах газеты «Туркестанские ведомости». Работа была отмечена учеными-востоковедами Туркестана, как ценный вклад в изучение народов Среднего Востока. Вскоре А.Е.Снесарев вновь выступает в Русском Географическом обществе с докладом «О Болоре», раскрывая в нем одну из укоренившихся географических ошибок в изучении высокогорий Центральной Азии.
Одной из самых интересных и ценных работ, созданных в этот период, становится военно-географический обзор «Восточная Бухара», составленный А.Е.Снесаревым по результатам исследовательских поездок по территории нынешнего центрального и южного Таджикистана. Наряду с подробнейшим описанием рельефа местности, водных преград, путей сообщения, климата и растительности края, автор приводит обширные данные по экономике, этнографии и религии населения Таджикистана. Эта часть работы А.Е.Снесарева ставит её на один уровень с лучшими общественно-научными исследованиями края конца XIX – нач. ХХ вв.
К «памирскому» периоду жизни Андрея Евгеньевича относится еще одно знаменательное событие в его жизни. Добравшись до Оша в одной из своих экспедиций, он был поражен, встретив в этом «медвежьем углу империи» обаятельную и образованную девушку – дочь офицера-пограничника В.Н.Зайцева, долгие годы бывшего начальником Хорогского поста. Трудно представить себе, как по тем трудным, чисто военным дорогам было доставлено в дом Зайцевых пианино!
Этой женщине было суждено пройти с ним длинный жизненный путь, полный испытаний и трудностей. Евгения Васильевна пережила своего мужа и в трудные предвоенные и военные годы на её плечи легли нелёгкие заботы о большой семье, где даже старшие дети еще далеко не были взрослыми. И во всей её жизни сказались то воспитание, та «памирская закваска», которую девушка получила в семье.
Но «памирский этап» в жизни А.В. Снесарева подошел к концу. В сентябре 1904г. его вызывают в столицу, где он продолжает службу в Генеральном штабе.
Одновременно со службой  А.Е.Снесарев преподает военную географию в юнкерских училищах, выступает с докладами в Обществе ревнителей военных знаний, продолжает издавать востоковедческие работы по Индии, Восточной Бухаре, Афганистану. Современники вспоминают, что после слушания лекций Андрея Евгеньевича лучшие выпускники, имевшие льготы в выборе «вакансий» службы брали их … в Кушку, чем приводили в изумление командование училища! Блестящий знаток языков, Андрей Евгеньевич в этот период активно занимается переводами книг английских авторов посвященных Среднему Востоку. В его переводе из печати выходят «Созидание границ» А.Дюранда, «Кафиры Гиндкуша» Дж.Робертсона, «Военно-географический очерк Британского Белуджистана».
С первых же дней Первой мировой войны Андрей Евгеньевич Снесарев принял участие в боевых действиях, сначала на должности начальника штаба  2-й сводной казачьей дивизии, затем командиром полка и бригадой 34-й пехотной дивизии в составе 8-й армии под командованием известного русского полководца Брусилова.
1917г. А.Е.Снесарев встретил уже генерал-лейтенантом. Он был одним из первых полководцев старой русской армии перешедших на сторону Советской власти. Ему сразу же было поручено решение важной военно-стратегической задачи - создание системы обороны на западном направлении страны - развалившийся фронт и деморализованная армия - вот и все «стройматериалы» оказавшиеся в его распоряжении для противостояния, как мощной немецкой военной машине, так и быстро набирающим силу воинским формированиям Белой армии. В 1918г. А.Е.Снесарев участвует в обороне г.Царицина.
В 1919г. А.Е.Снесарев назначается начальником Академии Генерального штаба Красной Армии – «главной кузницы» командных кадров молодой советской страны. Здесь, помимо огромной административной работы, Снесарев находит время для чтения страноведческих лекций на восточном отделении Академии. Главные темы его курсов: Средняя Азия (Туркестан), Афганистан, Британская Индия.
Его лекции по Афганистану, изданные в 1921г., включили в себя все многообразные сведения о стране от её истории до этнографических особенностей племен и народов её населяющих, а также военно-стратегические характеристики каждого заметного населенного пункта и стали на долгие годы «библией» всех советских востоковедов.
Научные работы А.Е.Снесарева были и остаются ценнейшим наследием российского и советского востоковедения до настоящего времени, а судьба этого русского офицера – примером беззаветного служения Родине.

РУССКИЙ «КИПЛИНГ» ТАДЖИКИСТАНА
Среди исследователей Средней Азии, прошедших по ее дорогам и тропам в конце XIX - начале XXвв., были люди самых разных профессий.
Но, пожалуй, самую весомую долю среди них составляют военные –  офицеры русской армии и пограничники. Направляемые сюда командованием для проведения топографических съемок, строительства дорог, в качестве инструкторов в частях бухарской армии и по многим другим «казенным надобностям», многие из этих людей привозили из края ценнейшие исторические, этнографические и археологические сведения. Одним из них был офицер-пограничник, полковник Дмитрий Николаевич Логофет.
Рассказывая об этом человеке и его богатой событиями жизни, трудно найти, с кем из современников его можно сравнить. Пожалуй, наиболее подходящим примером из таких людей, живших на рубеже XIX и XXвв., будет английский писатель Редьярд Киплинг, хорошо известный нам с детства благодаря своей «Книге джунглей»: смелый Маугли, отважный мангуст Рики-Тики-Тави, подлый шакал Табаки – со всеми ими мы познакомились, кто по цветастым книжкам, кто по мультфильмам. Вместе с тем, Киплинг  – автор десятков великолепных художественных книг об Индии, стране ему и хорошо знакомой, и бесконечно любимой.
С момента организации в 1897г. Туркестанского отдела Русского Географического Общества и вплоть до своего отъезда накануне Первой мировой войны на новое место службы – на русско-германскую границу - Логофет активно участвует в научной работе. Кроме того, его можно считать одним из первых русскоязычных писателей Средней Азии. Его перу принадлежат в общей сложности 11 книг об этом регионе, в основном о Бухарском ханстве! Видное место среди них занимают его путевые очерки «На границах Средней Азии» (1909г.) и «В горах и на равнинах Бухары», вышедшие в 1913г. Первую из них с полным правом можно отнести к жанру публицистики. Она характеризует границу России и ее сателлита  –  Бухарского эмирата (ханства) - на протяжении от восточного берега Каспия до предгорий Памира. Автор написал ее на основе путевых дневников, которые вел во время своей трехмесячной инспекционной поездки по заставам.
Материалами для второй книги послужила тоже служебная командировка 1907г. из Самарканда по территории Восточной Бухары, т.е. территории нынешнего южного Таджикистана.
В отличии от многих трудов по Средней Азии того времени, все работы Д.Н.Логофета написаны очень живым языком путевых очерков, а подчас , и  политического памфлета, и по праву считаются не только научными произведениями, но и публицистикой.
Большое место в очерках «В горах и на равнинах Бухары» заняли описания пребывания небольшой экспедиции, в которой находился и автор, в Вахшской долине: «Река Вахш известна с глубокой древности, получив свое название от имени Ваха,- так называется дух-покровитель вод в религии Вед. Многоводность и бурное течение воды, вместе с большим количеством погибающих на переправах людей, окружили эту реку особым ореолом, впечатлительность вместе с воображением создали представление, что в его водах обитает великий Вах – покровитель всех речных вод… Густая поросль тугаев  окончилась, и мы выехали, наконец, на берег. Вахш сердито шумел у наших ног. Темно-свинцовый оттенок волн, с быстро плывущими клочьями грязной пены, грохот воды среди камней и значительная ширина реки, поселяла в нас невольное беспокойство».
Можно не согласиться с автором относительно его трактовки происхождения названия реки, но беспокойство за исход переправы были у него не безосновательны: во время нее погиб один из участников экспедиции.
Описывает Д.Н.Логофет и город Курган-Тюбе - административный и политический центр Вахшской долины: «Небольшой базар с двумя-тремя десятками лавок наглядно указывает на сравнительно небольшую торговлю для местного употребления. Ряды белых тополей и развесистых тутов (тутовника – В.Д.) придавали красивый вид всему городку». По отзывам другого русского исследователя того периода, П.Гаевского, Курган-Тюбе в начале прошлого века насчитывал 3-4 тыс. жителей, а всего в бекстве, центром которого он был, жило около 30 тыс. человек.
Страницы путешествия Д.Н.Логофета по Дарвазу – захватывающи и полны драматизма. Впервые перед читателями России развернулось живописное полотно этой неведомой страны, куда едва ли не впервые ступала нога европейского исследователя. На территорию Дарваза Логофет попал с территории Кулябского бекства, переправившись через реку Обихингоу выше Тавильдары на гупсарах. Вот как Д.Н.Логофет описывает эту переправу: «Несколько человек принесли с десяток мокрых и покрытых шерстью шкур, которые, присев ту же,  на берегу, стали надувать воздухом через небольшие трубочки. Шкура постепенно выпрямлялась, складки исчезали, появлялась округлость, дававшая возможность различить то животное, которое носило эту шкуру при жизни. Скоро с помощью пяти палок и девяти гупсаров был связан зыбкий плот, положена на него настилка из хвороста, и все для переправы готово.
Я неуверенно сел на настилку, опустившуюся под тяжестью, предварительно, на всякий случай, сняв с себя всю одежду. Привязав один из плотов к хвосту лошади, переправщик погнал ее вверх по течению, а затем уже направил через реку, с глухим шумом катившую свои волны. Ежеминутно ожидая катастрофы и балансируя на плоту, мы облегченно вздохнули, когда подъехали к противоположному берегу, куда пристали на пол версты ниже по течению.
Но, конечно же, главную опасность, и одновременно интерес, представляли для путешественников овринги. Сколько писали тогда в европейской прессе о таинственных «корзинах», в которых путешествуют по отвесным скалам жители Бадахшана. Миф о пресловутых «корзинах» впервые развеял известный русский путешественник А.П.Федченко. Но овринги продолжали оставаться весьма опасной экзотикой для каждого европейца. Вот впечатление Д.Н.Логофета о «зыбких тропах» Дарваза:
- Ну, теперь набирайтесь храбрости: скоро дойдем до самого неприятного места. Овринги начнутся.
- Овринги?! Что такое овринги?
- Это вы сами себе скоро уясните, сударь…
Впереди на расстоянии сажен двадцать виднелся воздушный мост, по настилу которого уже вступала лошадь одного из проводников. Тонкие бревна, вставленные в расщелины скалы, подавались под тяжестью проезжавшего и порой скрипели  как живые, будто предупреждая о той страшной опасности, которой подвергается ехавший. Темная бездна пропасти чернела где-то далеко внизу, откуда доносился шум воды…
Осторожно ступая по зыбкой, гнущейся настилке, лошадь нервно дрожит и, видно, как ужас постепенно овладевает животным. Сердце начинает работать так сильно, что сам начинаешь слышать его громкие и частые удары. Несмотря на низкую температуру, становится страшно жарко, а затем холодный пот покрывает все тело. Еще несколько шагов, и лошадь боязливо останавливается перед зияющей дырой – настилка провалилась в бездну, и лишь, будто кости скелета, торчат жерди, по которым, храпя, с ловкостью эквилибриста, переступает привычное животное, ставя копыта на скрещение жердей с балками.
Кажется, что проходят целые часы, пока, наконец,  эта ужасная дорога пройдена. И мы снова на каменистой тропе, которую невольно теперь начинаешь считать отличной и совершенно безопасной дорогой».
В путевых очерках «На границах Средней Азии» мы встречаем и живое описание нелегкой жизни русских пограничников того времени. Пянджский погранотряд и в наше время был местом службы весьма тяжелым: 45-градусная жара, духота и «комариный рай» в пойме Пянджа-Амударьи с одновременной доступностью всей линии границы для переправ нарушителей из соседнего Афганистана, без сомнения оправдывали льготу «день за три» при расчете служебного стажа…
А вот как описывает службу наших дедов и прадедов здесь Д.Н.Логофет: «Пограничный штаб находится в конце кишлака, представляя собой русское поселение, заброшенное на край белого света. Несколько офицеров и врач живут тесным дружным кружком.
- Мы ведь добровольно лишившие себя прав состояния,- пошутил один из офицеров.- Жить ведь здесь все равно как на поселении в Сибири. Порою очень тяжело бывает. Но, конечно, кое как терпим, все надеясь на лучшее будущее. Только ведь и поддерживает надежда на повышение, а вместе с этим – на переезд в более культурное место… Теперь вот поджидаем приезда священника, назначенного в нашу церковь, с окончанием постройки которой наш Сарай (ныне – пос.Пяндж - В.Д.) приобретает особое значение!»
Книга Д.Н.Логофета «В горах и на равнинах Бухары», конечно же, имеет не только художественную ценность. Автор оставил нам обширные этнографические наблюдения: описания свадеб, быта, приемов полевых работ. Интересны также богатые исторические данные о Дарвазе. Полученные Д.Н.Логофетом как путем сбора археологических материалов Греко-бактрийских и средневековых монет, посуды, оружия, так  и из общения с очевидцами. Так, например, здесь приводится рассказ дарвазского шо - Мухамедшо, участника восстания Абдулмалик-хана в 70-х годах XIX в. и многие другие интересные сведения. Работы Д.Н.Логофета навсегда вошли в  число ценнейших источников по истории Таджикистана конца XIX – начала XXвв.
Интересно сложилась судьба полковника Д.Н.Логофета после отъезда со Среднеазиатской границы. Он участвовал в Первой мировой войне, а после ее окончания был одним из первых офицеров русской армии, перешедших на сторону Советской власти. В качестве «военспеца» Д.Н.Логофет принял участие в организации частей Красной Армии, обучении ее командиров. Однако в истории Дмитрий Николаевич Логофет навечно остался как исследователь,  летописец и публицист Среднеазиатской границы.

ЖИЗНЬ ПОД ПРОТЕКЦИЕЙ
Начиная с 1867г., т.е. с момента создания Туркестанского генерал-губернаторства, наиболее населенные части современной Средней Азии,  вошли в состав Российской империи.  В еще большей степени эта территория расширилась благодаря ликвидации в 1876г. Кокандского ханства и создания на его месте Ферганской области, а затем – присоединения в 1880-х гг. Туркмении.
Вместе с этим, на территории региона до 1924г. продолжали существовать два самостоятельных государства: Бухарское ханство (эмират) и Хивинское ханство. И если жизнь поданных империи, регулируемая российскими законами и под управлением русской администрации (от губернии до уезда включительно), мало чем отличалась от жизни подданных в центре страны, то существование населения в ханствах было сопряжено со всеми особенностями  феодального государства.
Переписей населения здесь не проводилось, но по подсчетам русских востоковедов общая его численность в конце XIXв. не превышала 2,5 млн. человек. К середине 1890-х гг. Бухарское ханство занимало площадь в 200 тыс.кв.км.
Для нас наиболее интересным являются события, происходившие в этот период в Бухарском ханстве, в состав которого входила большая часть  территории современного Таджикистана. Что же представляло собой это государство в конце XIX - нач.XX вв.?
По своему характеру страна была классической феодальной деспотией, где хан всецело распоряжался жизнью, свободой и имуществом своих подданных. Экономика ханства складывалась из земледелия, которым, в основном, занимались таджики, и скотоводства, которым занимались узбеки, туркмены, казахи, каракалпаки и представители других тюркских народов. Многочисленные категории налогов и поборов, традиционно существовавшие в ханстве, доводили большинство населения до нищенского существования. Системы народного образования и здравоохранения в нашем понимании, в стране не существовало. Только 5% населения умело читать и писать.
Взаимоотношения России и Бухары с момента разгрома бухарских войск на Зерабулакских высотах весной 1868г., регулировались двумя договорами и несколькими соглашениями. В остальном Бухарское ханство существовало как самостоятельное государство. Однако эта внешняя самостоятельность имела массу реальных «поправок» и «оговорок».
Как отмечает известный таджикский историк А.А.Семенов в своей работе «Бухара и Хива под русским протекторатом»: «если первое десятилетие после победы над Бухарой, внутренняя жизнь последней текла по старому руслу, то с 1880-х гг. она стала испытывать сильные экономические потрясения. В 1885г. была доведена до Ашхабада Закаспийская железная дорога, её естественным продолжение явился дальнейший железнодорожный путь через Чарджуй и Бухару до Самарканда, законченный к 15 мая 1888г. Если прежде из Бухары отправлялись редкие караваны через Казалинск в Оренбург и стоимость фрахта достигала 3 рублей с пуда, - то теперь за 20-40 дней товары срочно доставлялись в полной сохранности в Нижний Новгород и Москву при фрахте до 70 копеек с пуда, со страховкой товара от всяких случайностей».
В 1885г. в Бухаре было учреждено Российское Политическое Агентство, которое своим названием должно было как бы подчеркнуть эмиру, что в глазах царской России он был выше чем вассал, но ниже независимого владетеля. Потому что Агентство не было ни генеральным консульством во второстепенной стране, ни посольством (постоянной миссией) в совершенно самостоятельном государстве. По существу своему, политический агент являлся в Бухаре тем официальным представителем России, через которого происходили все сношения Петербурга и Ташкента с бухарским правительством, причем, о результатах этих сношений, равно как о директивах МИДа, он должен был осведомлять Туркестанского генерал-губернатора. По этому поводу А.А.Семенов пишет: «При первом туркестанском генерал-губернаторе, Кауфмане, на Бухару смотрели как на замиренного соседа, эмир тогда никуда не выезжал за пределы ханства не только по отсутствию железных дорог, но и потому, что Кауфман отклонял попытки эмира Музаффара не только о поездке в Петербург, но и о свидании с собой. Эмиру давалось понять, что ему нет надобности в поездках в Петербург, так как рядом с ним живет снабженный необычайно широкими полномочиями представитель царя, с которым тоже нет надобности видеться, ибо для деловых сношений существуют дипломатические представительства в Бухаре и Ташкенте, бумага и чернила, и периодические посольства. Дорогие подарки принимались от эмира и генерал-губернатором, и его чиновниками «как необычная дань сломленной азиатской гордыни победителями».
С проведением через ханство железной дороги на его территории появляются первые русские поселения в виде железнодорожных станций, воинских гарнизонов, а с включением в 1895г. Бухарского эмирата в таможенную черту России,  и русские пограничные заставы на бухарско-афганской границе. Земли под них покупались у бухарского правительства по фиксированной цене. Жизнь и деятельность в этих поселениях регулировалась межправительственными соглашениями, которые выводили русских подданных из под юрисдикции Бухары.  В 1895г. в Бухаре была утверждена должность русского мирового судьи, ведению которого подлежали «все дела по преступлениям и проступкам, совершаемым русскоподданными и бухарцами».  На основании таких законоположений из первоначально скромных европейских поселений возникли небольшие города со своими бюджетами, полицией, школами, больницами и прочими учреждениями. На территории Восточной Бухары небольшие русские поселения существовали в Сарай-Камаре (пос. Нижний Пяндж) и Сарае (пос. Пяндж).
В конце августа - начале сентября 1899г., в глухом кишлаке на южном склоне Гиссарского хребта - Анзобе, расположенном рядом со знаменитым одноименным перевалом на шоссе, соединяющим Юг и север Таджикистана, началась какая-то тяжелая болезнь. Местные бухарские власти спохватились, когда болезнь начала «косить» жителей десятками и сотнями. Для выяснения причин в Анзоб из Самарканда был направлен врач К.М.Афрамович. В октябре, когда он вернулся в город с собранными сведениями, консилиум самаркандских врачей пришел к выводу, что в крае бушует бубонная чума. Русские власти предприняли экстренные меры по изоляции зоны эпидемии. Благодаря энергичным усилиям русских властей, очаг страшной болезни  был ликвидирован довольно быстро. Для проведения профилактической работы на местах были организованы специальные врачебно-наблюдательные пункты и «летучие» медицинские отряды. Один из таких отрядов (под номером 8) в числе других населенных пунктов обслуживал Душанбе. Отряды эти были укомплектованы опытными врачами и фельдшерами, причем в них обязательно включались медики-женщины, проводившие лечение представительниц местного слабого пола. Восьмой отряд возглавлял доктор Пальцев, а фельдшером здесь была Юрковская.
Совершая в высшей степени трудные и опасные в зимнее время, конные и пешие переходы по горам, они обследовали санитарное состояние Душанбе и окрестных кишлаков, давали рекомендации по части гигиены и оказывали помощь больным. Так, например, медики настоятельно рекомендовали местным бухарским властям и жителям мощение улиц, постройку мостов, очистку ирригационных каналов и осушение болот.
Скупые строки официальных отчетов, к сожалению, не сохранили даже инициалов этих самоотверженных людей, но их труд - в жизнях тысяч и тысяч таджиков, чьих предков более ста лет назад спасли они!
История сохранила для нас имена других русских врачей: ученых-бактериологов, разработавших вакцину, которой были спасены от чумы жители Таджикистана. Это чудодейственное по тем временам лекарство было разработано за тысячи километров от злосчастного Анзоба, в Петербурге, а точнее в маленьком форте «Александр I», затерянном на острове среди свинцовых волн Финского залива. Петербуржцы давно забыли название некогда грозно вооруженного форта, прикрывавшего от вторжения вражеского флота северную столицу, и называли его попросту…«Чумной» из-за расположенной здесь противочумной станции. Именно здесь, в самом конце XIXв., начальником станции В.И.Турчиновичем-Вышникевичем, была разработана вакцина Хавкина, к моменту начала анзобской эпидемии уже успешно испытанная в Индии. Ее применение, вместе с карантинными мероприятиями на месте, и спасло Восточную Бухару, да и другие регионы Средней Азии, от страшной эпидемии. К сожалению, сам доктор В.И.Турчинович-Вышникович, как и его коллега М.Ш.Шрайбер, погибли от чумы в «Чумном форте» зимой 1900г., заразившись по неосторожности во время экспериментов...
После ликвидации эпидемии чумы в Анзобе передовые представители русской общественности Туркестана подняли вопрос о строительстве лечебных учреждений в Бухарском ханстве. Осенью 1909г. эмир Бухары Абдулахад-хан и сам обратился к Туркестанскому генерал-губернатору с просьбой о постройке в ханстве больницы. Первую в Бухарском ханстве больницу для местного населения было решено построить в Гиссарской долине. Но первоначальное намерение ее постройки в Гиссаре, в центре бекства, было отвергнуто: «город лежит у склона гор и со всех сторон окружен болотами и рисовыми полями, подходящими к самому городу. По словам жителей, огромное большинство их страдает упорными, тяжелыми лихорадками»,- писалось в официальном отчете. В итоге было решено построить первую больницу в Душанбе «отстоящем от Гиссара в 30 верстах вьючного пути».
Исследовавший место доктор Войцеховский, писал в пользу Душанбе следующее: «Городок расположен в долине, на высоком берегу быстрой большой речки. Месторасположение города сухое, лето прохладное и благодаря открытой долине постоянно проветривается». В заключении он отметил, что население охотно обращается за помощью к русским врачам. Строительство больницы решено было произвести на пожертвования населения России и по их сбору, в 1912г., был заложен первый камень. Строительство продолжалось до 1915г., когда в готовые кирпичные корпуса было завезено все медицинское оборудование. Доставлять его приходилось с большим трудом, вьючным транспортом из Термеза. Но Первая мировая война помешала реализации этого плана: двери больницы открылись для пациентов только в годы Советской власти, в 1925г. Многие годы жители Душанбе называли ее просто «Русский дом». Здание первой больницы просуществовало до 2007г.

НАКАНУНЕ ВЕЛИКИХ ПОТРЯСЕНИЙ
В период бурных общественных катаклизмов, подобных нашей печальной памяти «перестройке» 1987-1991гг., у людей часто возникает желание решить собственные проблемы, начав с «чистого листа», отбросив то, что было написано в истории «неверно». Они с надеждой обращают свой взгляд в прошлое в поисках «золотого века» своей истории, «подзаряжая» тем самым свой миф пересмотренными, подреставрированными, а подчас и набело переписанными событиями. Одним из таких мифов в наши дни стала история взаимоотношений русской «метрополии» и «колониальных» территорий, в частности Средней Азией в период с 1864 по 1917гг. Как строились эти взаимоотношения между народами более полувека, на протяжении жизни двух поколений?
Одним из главных элементов русской политики в отношении любых присоединенных территорий было включение правящего слоя в структуру общегосударственной элиты. Октябрь 1917г. нарушил процесс «переваривания» приобретенных территорий: иначе, зная русскую историю, легко прогнозировать где-то лет через пятьдесят появление в русском дворянстве новых фамилий - Алимовых, Мангитовых, Минговых, Худояровых, Акбаршоевых. Именно подобные процессы породили известные русские роды Черкасовых, Юсуповых, Урусовых, Тенишевых, Аксаковых, Исаковых, Назаровых, Кильдяшевых….
Механизм этой ассимиляции, отработанный в русском государстве со времен «замирения половецких ханов», был связан с православным подходом к иноверцам, который основывается не на доказательстве  правоты  своей веры, а на предписании жить и самоотверженно трудиться среди них и вместе с ними, демонстрируя её преимущество.
Хороший пример тому дает «Дневник его светлости эмира Бухарского» об официальном визите в Россию зимой 1893г., куда отправилась делегация из четырнадцати человек во главе с эмиром и «светом наших очей Сеид Миралим-тюра», т.е. наследником престола, известным позднее как последний эмир Бухары - Сеид Алимхан. На всем протяжении этого восьмидесяти семи дневного путешествия в Москву, а затем - Петербург, на каждой железнодорожной станции и городе эмиру и его свите оказывался прием как главе любого европейского государства. Характерно, что, несмотря на свое мангытское происхождение, эмир предпочитал общаться на таджикском языке: «в наше сопровождение был назначен знаток восточных языков, прекрасно владеющий персидским наречием, надворный советник Щелкунов».
В первопрестольной эмиру и сопровождавшим его лицам была отведена резиденция в Кремлевском дворце: «мы отправились осмотреть очаровательный зимний сад, находящийся внутри дворца; и тут один знаменитый фотограф, посредством новоизобретенной машины, моментально снял с нас, сына нашего Миралим-тюры портреты наши,  которые поднес нам в подарок».
В ходе визита эмир провел несколько встреч, как мы бы сейчас выразились, с «бизнес-сообществом» России, связанным своими интересами с Бухарой: «мы приняли первого богача Москвы, известного во всей Средней Азии фабриканта, г.Сапожникова, и других московских купцов, банкиров, директоров биржевого комитета, других торговых товариществ, кои поднесли нам разные подарки из фабричных и других произведений».
Во время этого визита в Россию произошло важное событие, указывающее, впрочем, на степень зависимости Бухары от Петербурга: «Его Величество, в угоду нашим желаниям милостиво изволил обрадовать нас Величайшим своим утверждением света очей моих, Сеида Миралим-джана, наследником Бухарского престола».
В Ашхабаде, на обратном пути из Петербурга, эмир со свитой был приглашен на маневры русских войск, где сделал следующие наблюдения: «Отдать справедливость туркменской милиции, что она ни в чем не уступала казакам, и это обстоятельство в глазах наших служило доказательством к подтверждению слов древних мудрецов, «что две вещи без помощи друг друга не имеют ценности». Вместе с тем, успех туркмен в военном деле расположил нас к преобразованию бухарского войска, ибо туркмены в умственном развитии и вообще во всех других отношениях стоят гораздо ниже бухарских народностей, и мы не сомневаемся, что из бухарского войска, под руководством опытных европейских инструкторов выйдут хорошие солдаты, которые при надобности могут быть полезными как своей родине, так и нашим друзьям».
В жизни бухарских эмиров война всегда занимала большое место: будучи главнокомандующим войск своего государства, каждый из них непременно участвовал в войнах с соседями и вторгавшимися завоевателями, потому и постоянный интерес к военному делу у них был большой. Абдуллохаду, присутствовавшему на коронации русского императора Александра III, очень понравились казаки лейб-гвардии. Так в 1890г. в Бухаре появились три сотни «кафкози-териска», т.е. «терских казаков», набранных из самых рослых сыновей бухарского чиновничества. «Терцы» эмира были одеты в форму черкесского покроя, на шароварах были оранжевые лампасы. Это формирование было, по сути дела, дворцовой гвардией эмира и постоянно дислоцировалось при его дворце в г.Кермине. В 1892г. эмир расширил свои казачьи формирования, создав еще шесть сотен «кафкози-кувонска» т.е. «кубанских казаков». И, наконец, в 1905г. в Бухаре появилось еще одно «казачье» подразделение – «кафкози-шефска», т.е. «шефских казаков». Они также были подсмотрены эмиром в Петербурге, где несколько десятков казаков выполняли функции телохранителей во дворцах столицы и Царского села.
В 1908г. эмиру Абдулахаду присваивается звание генерал-лейтенанта русской армии, и он назначается шефом 5-го Оренбургского казачьего полка, размещенного в Чарджоу. Самому полку присваивается наименование «5-го Оренбургского казачьего Его Величества Эмира Бухарского полка», и на погоны казаков и офицеров помещается вензель эмира.
Потрясающее впечатление произвел на эмира Абдулахада и русский военный флот, с которым он впервые познакомился в Севастополе: «Мы на лодках отправились по морю осматривать военные пароходы. Когда мы отъехали от набережной на некоторое расстояние, глазам нашим показалась необыкновенная картина – виднелись в середине бухты какие-то железные горы, которые, когда подъехали близко, оказались военными пароходами. Величина и устройство этих пароходов нас окончательно поразили. Непостижимо, каким образом человеческое искусство изобрело такие необыкновенно грандиозные и, в то же время, почти сверхъестественные постройки! На них множество разнокалиберных орудий, кои были расставлены по правилам военного искусства. Пароходы эти были трехэтажные, и каждый из них мог вместить в себя несколько тысяч солдат со всеми их принадлежностями и продовольственными припасами». Через двенадцать лет эмир Абдулахад сам смог принять участие в военном кораблестроении.
Рус¬ско-японская война 1904-1905гг. побудила страну к модернизации своего военно-морского флота. В течение нескольких лет для флотов на Балтийском, Белом, Баренцевом, Черном морях и на Тихом океане были построены десятки линкоров, крейсеров, эсминцев и подводных лодок. В пользу флота был объявлен сбор по¬жертвований среди населения. Всего за время с 1905 по 1911гг. было построено около шестидесяти эскадренных миноносцев (минных крейсеров), из них девятнадцать — на до¬бровольные пожертвования.
Известно, что всего в «Среднеазиатском регионе со¬брано 31909004 копейки (а если принять во внима¬ние 1000000руб., поступивших от Его Высочества Эмира Бухарского, то 131909004к.) Здесь же указа¬но, что «в пожертвованиях преимущество было за ту¬земными жителями, чинами разных ведомств и вой¬сковыми чинами. На последнем месте среди жертвователей — духовенство и рабочие».
Эскадренный миноносец, получивший после спус¬ка на воду имя жертвователя средств, был одним из трех однотипных военных ко¬раблей, построенных в Гельсингфорсе (Хельсинки). Он имел водоизмещение в 620 тонн, мощность па¬ровых машин корабля в 6200 лошадиных сил, что обеспечивало ему скорость в 25 узлов и дальность пла¬вания свыше 1000 морских миль. По вооружению ко¬рабль был также одним из современных в своем клас¬се судов: два 102мм. и одно 37мм. орудие, четыре пу¬лемета, три 457мм. торпедных аппарата, двадцать морских мин, экипаж составлял 99 человек.
«Эмир Бухарский» участвовал в Первой мировой войне, в февральской буржуазно-демократической ре¬волюции и гражданской войне. В октябре 1917г. экипаж эсминца перешел на сторону большевиков, поддержав их во время вооруженного восстания в Пе-трограде.
Осенью 1918г. «Эмир Бухарский», вместе со свои¬ми «близнецами» — эсминцами «Финн» и «Московитянин», а также еще четырьмя кораблями того же класса, двумя миноносцами и четырьмя подводными лодками, был переброшен в Волгу для усиления Астраханско-Каспийской флотилии. Здесь корабль, получивший в начале 1919г. новое имя — «Яков Свердлов», участвовал в освобождении Ба¬ку, бо¬ях под Царицыном и Астраханью.
В годы Первой мировой войны Бухарский эмират был верным союзником России: помимо продажи стратегического сырья – хлопка - эмират поставлял продукты питания, а также тысячи породистых коней для русской кавалерии.
Однако, накануне и во время войны в Средней Азии усилилась панисламистская пропаганда, имевшая в то время пантюркистсую «окраску». Как указывалось в «Кратком отчете о настроениях мусульманского населения Туркестанском крае к октябрю 1914г.»: «Главный принцип, около которого сосредотачивается панисламистское движение и который, так сказать, составляет его душу - это объединение всего мусульманского мира в политическом и экономическом отношении под эгидой Турции с конечной целью в будущем образования всетюркской республики. Причем выдающиеся турецкие и русские мусульманские публицисты в последнее время усиленно занимаются открытием племен, принадлежащих к одной с ними расе, в целях возбуждения в них ненависти к России и присоединения их к будущей общей мусульманской федерации».
Власти как Бухары, так и Туркестанского генерал-губернаторства ведут активную борьбу с панисламистским движение, прямо сотрудничая между собой. Так, полицейские мероприятия были проведены бухарскими властями в 1913г. по поводу слухов о появлении в окрестностях Бухары «всадника без головы в полном вооружении», призывавшего к джихаду против неверных. В целом начало XXв. было для Средней Азии, как временем небывалого экономического подъема, так и временем кануна великих потрясений, начавшихся в 1917г.