По страницам Дневника А. С. Суворина
Алексей Сергеевич Суворин родился 11 сентября 1834 года. Журнал «Наш современник» откликнулся на 170-летний юбилей создателя «Нового времени» статьей Сергея Сергеева «Гражданин Суворин» (№ 11 за 2004 год). Боже мой, как рознятся оценки Суворина в либеральной и патриотической прессе! Демократы величают его антисемитом, черносотенцем и предтечей «красно-коричневых», патриоты – гражданином, подвижником и «стопроцентным русским». Даже – «телохранителем России»! Истина, как всегда, посредине, и ее прекрасно постиг Антон Павлович Чехов, который был обязан Суворину выходом в «большую прессу». Более того, явственно чувствуется некое родство во многих позициях Чехова и его старого друга. Лев Толстой – ему в проницательности не откажешь! - тоже называл Чехова «самым русским писателем». А высказывание Суворина от 1861 года: «Я не принадлежу по своим убеждениям ни к конституционалистам, но к красным, ни к Каткова партии, ни к партии Чернышевского, ни к партии «Времени» - Чехов повторил почти слово в слово спустя 25 лет. Очень он был настроен против «ярлыков», которые старалась навесить на него ангажированная пресса.
В 1975 году я поступил в аспирантуру, а спустя три с половиной года защищал в Москве диссертацию о взаимоотношениях Чехова и Суворина… Тогда СССР ввел войска в Афганистан… Попробовал бы я употребить эпитеты вроде тех, которыми Суворина наградил С.Сергеев! Когда я вынес на утверждение кафедры тему «Чехов и Суворин», на меня зашикали: как? Суворин? Этот лакей буржуазии? Никогда! Тогда я повернул тему иначе: «Чехов в «Новом времени». Реакция – та же: дескать, сам Ленин заклеймил Суворина и его газету «Чего изволите»! Пришлось придумывать эвфемизм: «А.П.Чехов и «большая» газетно-журнальная пресса 80-90-х гг. Х1Х века»…
Даже для того, чтобы поставить Суворина рядом с Чеховым, требовалось обоснование из высказываний Ленина. Помнится, нашел я у него статью «В лакейской», в которой говорилось, что консерватор может быть порядочным семьянином, примерным гражданином, может быть выходцем их бедной семьи… Но если он хвалит буржуазию и царизм, то относится к разряду социальных лакеев. Мне пришлось формулу перевернуть: можно быть «социальным лакеем», хвалить буржуев - и при этом оставаться порядочным человеком, талантливым литератором, театральным деятелем. Именно на этой почве и сошелся с Сувориным молодой Чехов. Мой первый оппонент, доктор филологии, заведующий кафедрой истории журналистики МГУ Борис Иванович Есин почувствовал, что я стараюсь как бы «приподнять» Суворина. Не ставить же рядом с Чеховым откровенного негодяя! «Надо, чтобы диссертация исполнилась негативным пафосом. Но это, кажется, никому еще не удавалось».
«Приподнимание» Суворина мне не спустили: на защите представитель парткома, блюститель идеологической нравственности за «извращение учения Ленина» потребовал посадить меня в Бутырку… Защита продолжалась восемь часов – эту цифру можно было бы занести в книгу рекордов Гиннеса. Слава Богу, члены научного совета оказались людьми на редкость порядочными: при голосовании ни одного черного шара в урне не обнаружилось…
Сейчас о Суворине написано немало. «Слово правды» о Суворине постаралась донести до современного читателя Марина Ганичева. «Очень русское было у него лицо, - цитирует она Зинаиду Гиппиус, - <…>, русское
м у ж и ц к о е лицо …Не то, что грубое, и сказать, что в Суворине оставалась мужиковатость, — никак нельзя. Но неуловимая хитринка сидела в нем; и черты, и весь облик его — именно облик умного и хитрого русского мужика».
Канва жизни А.С. Суворина, как известно, начиналась в самой центральной, срединной России — в селе Коршево Бобровского уезда Воронежской губернии, где еще сохранился и действует храм Вознесения, в котором его крестили. Алексей Сергеевич Суворин, родился в 1834 году в семье бывшего участника Бородинского сражения, государственного крестьянина, дослужившегося до капитана, что дало возможность поступить Алексею в Михайловский воронежский кадетский корпус, а затем в Константиновское военное училище. Когда Чехов обнародовал свою «Степь», Суворин прочитал повесть залпом и говорил Антону Павловичу, что в Егорушке он узнал самого себя…Кстати говоря, предки Чехов также были воронежцами…
Начало жизни Суворина было нерадостным: быт его семьи ничем не отличался от окружавшего крестьянского. «До 14 лет… не читал ни одной детской книжки и не знал об их существовании. До 14 лет… не имел понятия о том, что такое театр. Пушкин мне попался в руки, когда мне было лет 15».
Военного из Суворина не получилось, было желание продолжать учение в университете, но средств не оказалось, и он вернулся в Воронеж, учительствовать. Тут он вошел в кружок, душой которого стали преподаватель русского языка М.Ф. Де-Пуле и поэт И.С. Никитин, с которым Суворин видится ежедневно в его магазине.
В воронежском литературном кружке составляют сборник «Воронежская беседа». Суворин поместил в нем рассказ «Гарибальди». Сборник был замечен. Окрыленный успехом Суворин посылает рассказ «Солдат и солдатка» в «Современник», а когда приезжает в Петербург за гонораром, знакомится с Чернышевским. Так начиналась эта необычная литературная и журналистская карьера. Его приглашает и в Москву. В московской жизни круг его новых знакомств оказался весьма впечатляющим. Здесь был Лесков, с которым они вместе работали, дружили. У А.Н. Плещеева, он знакомится с Л.Н. Толстым, А.Н. Островским, М.Е. Салтыковым, Н.А. Некрасовым. Плещеев же устроит потом Суворина, не имевшего средств, в почтовый вагон и даст ему свое пальто, чтобы тот смог доехать до Петербурга… Л.Н. Толстой обращается к нему с просьбой написать биографию Никона для его книжной серии «Ясная Поляна».
Особенно трогательные отношения, как много раз писали мемуаристы, сложились у Суворина с Чеховым. В течение жизни они много переписывались, и Чехов искренне высказывался в письмах обо всем, что делал и писал Суворин, о его пьесах, из которых более всего ценил «Татьяну Репину» и «Вопрос», считая, что жизненного материала и чувства слова у Алексея Сергеевича хватит и на роман, и всячески советовал ему писать крупную вещь.
Одним из первых Суворин угадал в Чехове крупную величину в литературном мире и начал печатать его рассказы на страницах «Нового времени». Даже в то время, когда Чехов был не согласен с позицией газеты (конец 90-х годов), он писал Суворину: «У деловых людей есть поговорка: живи — дерись, расходись — мирись. Мы расходимся мирно, но жили тоже очень мирно, и, кажется, за все время, пока печатались у Вас мои книжки, у нас не было ни одного недоразумения. А ведь большие дела делали…».
Идейная почва, на которой сошлись Чехов и Суворин, было, несомненно, демократическое просветительство. Благодаря умело организованному типографскому производству удалось Суворину не только печатать газету «Новое время», но и заняться выпуском книг. Это позволило, как отметила М.Ганичева, профессору Кирпичникову назвать его «Наполеоном книжного и издательского дела России». При типографии была открыта первая в России частная школа типографского дела, в курс которой входили и иностранные языки. Особо отметим социальные гарантии, принятые для тех, кто работал над газетой: служащие типографии, магазина и конторы «Нового времени» образовали в 1898 году Ссудно-сберегательное и Взаимно-вспомогательное товарищество, похоронную кассу, основной капитал для которых был дан Сувориным. Кроме того, для них была устроена бесплатная амбулатория с выдачей лекарств.
Как и Чехов, Алексей Сергеевич питал особую любовь к книжному делу. Страстный собиратель книг, он сумел создать у себя хорошую библиотеку, которая после его смерти была передана в Румянцевский музей. В его собрании были и запрещенные книги, с которыми он знакомил А.П. Чехова. Ему удалось переиздать крамольную книгу А.Радищева «Путешествие из Петербурга в Москву» Самостоятельным издателем он становится в 1872 году, когда выпустил первый «Русский календарь», издававшийся впоследствии ежегодно.
Среди книжных изданий А. Суворина особую и самую большую часть составляли книги известной на всю Россию «Дешевой библиотеки». По сведениям на 1910 год, в ней вышло 366 названий тиражом более 5 миллионов экземпляров. Самым значительным событием было издание к 50-летию смерти Пушкина 10-томного Собрания сочинений великого русского поэта тиражом 100 тысяч экземпляров. Так читающая Россия смогла получить в свою домашнюю библиотеку собрание любимого поэта. Буквально в первые же месяцы после выхода оно было распродано. Французские газеты этого времени писали, что «это дешевое издание не дает прибыли: это роскошь, которую позволяет себе издатель-патриот». И действительно: документы свидетельствуют, что издатель потерял на этой акции несколько сот тысяч рублей…
Кроме того, Суворин основал «Научную дешевую библиотеку» и «Новую библиотеку». Пристрастие к истории и забота о распространении исторических знаний, особенно об истории своего Отечества, сказались и на обилии исторических исследований и романов, издаваемых А.С. Сувориным. Среди них почти все ценные сочинения иностранцев о Древней Руси, иллюстрированные истории Петра Великого и Екатерины II Брикнера, «Император Александр I», «Император Павел I», «Император Николай I» Шильдера. Печатались и уникальные художественные издания, роскошные по тем временам «Дрезденская галерея», «Лондонская галерея», «Императорский Эрмитаж», Рембрандт, «Историческая портретная галерея».
Гордость Суворина составляли и справочные издания, выходившие ежегодно и являвшие собой серьезное подспорье деловому Петербургу и Москве — «Весь Петербург», «Вся Москва», «Вся Россия» и уже упоминавшийся «Русский календарь».
Многое Суворин сделал для русской литературы. Он издавал произведения Апухтина, Баратынского, Белинского, Валишевского, Веневитинова, Гнедича, Гоголя, Грибоедова, Григоровича, Данилевского, Дельвига, Достоевского, Жуковского, Загоскина, Капниста, Карамзина, Кольцова, Костомарова, Крылова, Кукольника, Лермонтова, Ломоносова, Лескова, Максимова, Одоевского, Плещеева, Радищева, Рылеева, Сологуба, Сумарокова, Л.Н. Толстого, Фонвизина, Чехова, Языкова….
Кроме журналистики и издательской деятельности, Суворин имел и особую страсть к театру. Он был знаком со многими петербургскими актерами, дружил с ними. С 1895 года он становится во главе Литературно-художественного общества (Малый театр), как всегда развивает кипучую деятельность, добивается от цензуры разрешения постановки драматических произведений, которые были долгое время под строгим запретом, таких, как «Власть тьмы» Л.Н. Толстого. При этом, как всегда, он не забывает и себя. Ставит на этой сцене свои пьесы — драму «Медея», написанную совместно с В.П. Бурениным, «Татьяну Репину», «Вопрос», ряд водевилей и пятиактную драму «Царь Дмитрий Самозванец и царевна Ксения». Смутное время вообще привлекало его особое внимание, он считал тождество царевича Дмитрия с Лжедмитрием несомненным и написал об этом историческое исследование. Занимался он и литературоведческой работой, как знаток творчества Пушкина разоблачил подделку «Русалки», появившуюся на страницах «Русского архива». Многое об этих сторонах жизни и деятельности Суворина можно узнать при знакомстве с его «Дневником».
Каторжный труд А.С. Суворина до конца еще не понят и не разобран потомками. Это еще предстоит сделать. Сам Суворин предчувствовал, что его будут трудно публиковать и принимать. «Я тороплюсь, очевидно, перед смертью, после которой забудут все, что я писал. Мне и хочется оставить книжки. Они останутся в каталогах, и если в каталогах будут жить, или, вернее, прозябать, то и это утешительно» (1906). Действительно, как отмечает Марина Ганичева, только «Дневник» его, числя «обличительным», удостоили публикации трижды, все же остальное не посчитали заслуживающим внимания. А между тем ждут своего издателя его «Маленькие письма», есть еще и театральное наследие, и литературоведческое, и эпистолярное… Все это еще впереди… И это «впереди», кажется, уже наступает. В феврале 2011 года в Харькове успешно прошла защита кандидатской диссертации Юлии Чимирис «Жанровые особенности и проблематика «Дневника» А.С.Суворина».
Мне довелось написать официальный отзыв о диссертации. Вот что там сказано:
«Алексей Сергеевич Суворин относится к числу знаковых фигур русской истории, культуры и политики. Роль его личности и деятельности сегодня и в прошлом оценивались на редкость противоречиво. Некоторые называли его «типично русским мечтателем», «Ломоносовым русской прессы», «телохранителем России». С другой стороны, было принято «демонизировать» личность Суворина: его представляли воплощением «земного зла» - «Иваном Грозным», «ловцом душ» (Кугель), «лесным царем» (Мережковский). Отголоски этой демонизации заметны в статье Ю.Т. (Тынянова) («коварный злодей») и в книге В.Ермилова («ласковый враг»). После публицистических статей В.И.Ленина «Карьера» и «В лакейской» личность Суворина («лакей буржуазии») и образ газеты «Новое время» («Чего изволите?») на все советские годы обрели устойчиво негативный характер. Публикация «Дневника» Суворина М.Кричевским имела целью дальнейшее разоблачение «социального лакея». Крайности в оценках не изжиты до сих пор: либеральная пресса пишет о нем как о знамени «красно-коричневых» (русских фашистов), патриоты же подчеркивают роль Суворина в пропаганде русской национальной идеи.
В последние годы появились кандидатские и докторские диссертации, монографии и статьи о личности Суворина, его творчестве, театральной и журналистской деятельности, его литературных взаимосвязях. Тем не менее, стереотипы прошлого далеко не преодолены. Данная диссертация – продолжение работы по определению истинного лица и роли Суворина на материале «Дневника», который в начале ХХ1 века был опубликован в новом прочтении, в новой редакции. Данный текст послужил рабочей основой для аналитической работы диссертантки. Указанное обстоятельство обеспечило работе Ю.В.Чимирис авторитет новизны и оригинальности. Диссертация в полной мере отвечает задачам не только закрыть неисследованные лакуны, не только уточнить представления о суворинской личности в ее многообразных литературно-эстетических взаимосвязях, но и дать целостный анализ «Дневника» как литературно-бытового жанра.
Глава первая посвящена изучению и расшифровке текста «Дневника», которые предпринимались на протяжении ХХ столетия. Дан детальный очерк жизни и деятельности Суворина. Лично мне в 70-х годах прошлого века довелось работать над суворинской темой, и я не понаслышке знаю, каким препятствием являлось то обстоятельство, что «Дневник» был опубликован с купюрами, что значительная часть текста была расшифрована «на глазок». Появление «Дневника» в текстологической расшифровке Н.А.Роскиной (подготовка текста Д.Рейфилда и О.Е.Макаровой – М., 2000) обеспечило диссертантке прочную базу для детального анализа текста и для формирования содержательных выводов.
Несомненный интерес представляет глава 2, где дан типологический анализ «Дневника» Суворина в контексте дневниковой прозы конца Х1Х - начала ХХ века. Именно тут определена жанровая природа сочинения, его сходство и различия с многочисленными дневниковыми произведениями предшественников и современников Суворина, отмечены отличия от мемуарной литературы. Выявлены типологические черты, роднящие «Дневник» Суворина с аналогичными произведениями: автокоммуникативность, автопсихологичность, дискретный характер записей, синхронно отражающих внешние события и душевную жизнь, открытость композиции, отсутствие сюжета, долитературная спонтанность и проч. (с.84).
Дневник по природе своей имеет все признаки документального жанра и лирической исповеди. Это в полной мере касается дневниковой прозы людей литературных, к которым, несомненно, относился Суворин. По содержанию своему «Дневник» значительно шире той конкретной реальности, которая окружала автора. Помимо фактов, событий, лиц, которые синхронно отражены в записях, тут присутствуют представления памяти, сновидения, мечтания, планы, замыслы, внутренняя рефлексия. Все это соединено хронологией или тематически. Можно представить текст как некий дискретный поток сознания, отражающий не только литературный быт, но также бытие автора в обществе. Это в полной мере касается и «Дневника» Суворина, где встречаются записи о его отношении к религии, к Богу, попадаются своеобразные стихотворения в прозе, сновидения, которые помогают понять психологическое состояние автора. Бытийное начало представлено также в размышлениях о загадках русского характера, русской истории, русской литературы и политики. Иногда записи стыкуются ассоциативно, по художественному принципу, что весьма существенно, учитывая литературоцентричность сознания Суворина.
Определение жанра есть не что иное, как выбор угла зрения на изучаемое явление. Избранный диссертанткой угол зрения позволяет дать четкое представление о функциях, структуре «Дневника», о его содержательном наполнении, прежде всего – о личности Суворина. В этом смысле понятно стремление автора дать развернутый психологический портрет Суворина - этот портрет, на мой взгляд, одно из самых удачных обретений Ю.В.Чимирис. Прекрасно использованы фрагменты текста, раскрывающие многогранность деятельной натуры Суворина, его погруженность в литературу, политику, театр, журналистику, издательское дело. Показаны противоречивость «внутренней» рефлексии на текущие события и ее разительное отличие от официальной позиции Суворина и его газеты. Можно говорить о своего рода «двойничестве» героя «Дневника», об исповедальном характере многих записей, о самобичевании автора, об отсутствии нравственного стержня, который позволял бы противостоять политикуму. Можно говорить о своего рода «ложной Я-концепции» (термин социального психолога Шебутани), которую исповедует автор, определяя сущность своей личности и свое место в обществе. Это позволяет сделать убедительные умозаключения о той функции дневника, которая вообще присуща данному жанру: самопознание, самоанализ.
Несомненно, что многие страницы «Дневника» отражают особенность личности Суворина, о которой говорил Чехов: в постижении проблем жизни он работает не столько разумом и научным анализом (в теориях Суворин был слаб), сколько чутьем, как породистая собака. Это привносило в записи Суворина струю интуитивности, импрессионистичности. Пример - стихотворение о «мухах в голове», навеянное не только стихами Апухтина, но и собственным состоянием духовного опустошения. Характерен и выбор «стихотворения в прозе» в качестве суггестивной формы выражения такого состояния. В целом глава – содержательна, логична, аналитична, что свидетельствует о незаурядной научной подготовке, об интроспективной интуиции автора диссертации. Она представляет собой серьезный шаг в прояснении личности автора и сложного, многослойного содержания «Дневника».
Третья глава диссертации обращена к теме, наиболее исследованной: отношения Суворина и Чехова. Странная дружба Чехова и его «ласкового» врага подробно описана в десятках статей, в нескольких изданиях биографии писателя в серии «ЖЗЛ», в жизнеописании Чехова англичанина Д.Рейфилда. Однако издание новой расшифровки «Дневника» предоставило автору диссертации возможность внести коррективы в устоявшиеся стереотипы. Традиционно их взаимоотношения рассматривались под углом «Чехов - Суворин»: диссертантка повернула угол зрения на 180 градусов - «Суворин и Чехов». Чехов становится объектом восприятия, размышления, анализа, рефлексии. Обнаружилось, что Чехов стал для Суворина чем-то вроде «оселка», на котором старый литератор проверял правильность своей нравственной позиции, остроту «заточки» своей критики и публицистики. Чехов стал чем-то вроде «живой совести» Суворина, который осознавал, что охлаждение к нему со стороны Чехова – симптом его собственной ложной позиции в литературной и общественной жизни. В то же время прослежен процесс снижения значимости Чехова – как это понимал Суворин – в контексте всей русской литературы. Для Суворина Чехов перестал быть писателем, равновеликим Толстому и Достоевскому, он превратился в певца «третьего сословия» вроде Баранцевича и Потапенко, для которых свойственна проповедь расхожих моральных устоев, буржуазного здравомыслия. Не случайно в последних суворинских записях рядом с именем Чехова постоянно звучат определения: «человек большого здравого смысла», «здравомысленный» писатель. Тут скрывался негативный смысл: это было попыткой принизить воздействие Чехова на общество. Замечания касаются литературно-бытовой стороны отношений Суворина и Чехова.
В главе 4 Суворин помещается в силовое поле между другими знаковыми фигурами русской литературы – Толстым и Достоевским. Полная версия «Дневника» явилась достоверным свидетельством того, как существенно менялись взгляды Суворина на творчество Толстого, на «толстовство», на своеобразие русской формы романа. Несмотря на то, что Суворин боготворил Толстого и считал роман «Война и мир» исторической святыней, он нелицеприятно отзывался о религиозных воззрениях писателя и его нравственном учении. В то же время не мог не признать притягательность этого учения для русских религиозных людей (ставил Льва Толстого и Иоанна Кронштадтского на одну ступень). В диссертации детально проанализированы страницы «Дневника», которые представляют наибольший историко-литературный интерес – записи о личных встречах и беседах Суворина с Толстым. Особенно важны страницы, повествующие о пребывании Суворина в имении Толстого, которые в редакции М.Кричевского были опущены (вероятно, специально, чтобы «принизить» Суворина). Диссертантка детально анализирует не только уникальное по фактажу содержание записи, но и определяет жанровую принадлежность записи (очерк), ее сюжетику. Суворин выступает здесь скорее как журналист, репортер, что придает записи ощущение полной документальности.
Благодаря новой редакции «Дневника» у автора диссертации появилась возможность детально проанализировать запись совершенно иного рода - сновидение о Толстом, записанное в сентябре 1902 года. По данной записи можно судить о глубине противоречивых чувств Суворина к великому писателю - раскол захватил даже сферу подсознания: в нем жили одновременно и страх, и уважение, и ужас, и восхищение. В 1896 году Суворин побывал у Толстого вместе с Чеховым. Любопытно, что мнение Толстого о чеховской «Чайке» («это вздор, ничего нестоящий») и оценки Суворина оказались очень близки. К сожалению, это не вызвало со стороны автора диссертации стремления выявить подоплеку такого странного единства. В свою очередь, отношение Чехова и Суворина к «толстовству» также оказались близки, что явилось свидетельством объективной сложности идейно-нравственной и эстетической картины времени.
Место Достоевского в жизни Суворина и его «Дневнике» также существенно. Достоевский и Суворин периодически общались, являлись проповедниками идеи о великой роли Пушкина, сторонниками «русской идеи», «славянской идеи» и противниками революционного пути развития страны. В то же время мнения и отзывы о творчестве и личности Достоевского свидетельствуют об отсутствии концептуальности и устойчивости во взглядах автора «Дневника». К примеру, Суворин то ставил «крест» на Достоевском (после выхода «Бесов»), то возводил его же роман в ранг «глубочайших произведений русской литературы». Суворин признавал, что не может собрать воедино те черты личности Достоевского, которые наполняли бы его беспредельным уважением к этому человеку. Важна психологическая составляющая их общения, выявленная автором диссертации: если Чехов для Суворина был эталоном в творческом и нравственном смысле, то Достоевский как бы оправдывал слабохарактерность, непоследовательность и политический релятивизм Суворина. Тем не менее, у Суворина хватило ума и порядочности похоронить на страницах своего тайного дневника сведения о желании Достоевского сделать Алешу Карамазова цареубийцей. В противном случае это было бы публичным доносом. Характерно, что в первой редакции «Дневника» (М.Кричевский) многие страницы записей о Достоевском искажены, поскольку автору публикации было важно прежде всего опорочить Суворина.
Подводя итоги рассмотрения содержания диссертации Ю.В.Чимирис, еще раз отметим оригинальность работы, ее несомненное соответствие поставленным целям и задачам. Выявлено отличие «Дневника» Суворина от однотипных произведений: тут нет или существенно ослаблены типологические связи между записями дневника и официальными позициями Суворина как издателя газеты, как публициста. «Дневник» открывает его истинное «Я», причем обнаруживается, что в самой середине суворинского «Я» пролегает глубинный разлом. Зачастую автор записей искажает факты ради самооправдания или жажды признания.
В целом диссертация представляет новый шаг в раскрытии сложной и противоречивой картины литературно-общественной борьбы конца Х1Х- начала ХХ века. Автореферат и публикации в полной мере отражают содержание диссертации. Список использованной литературы исчерпывающе отражает палитру публикаций по данной теме в России, Украине, в дальнем зарубежье. Полагаю, что претензии Чиримис Юлии Вячеславовны на соискание ученой степени кандидата филологических наук в полной мере оправданы".
Поздравляем Юлию Чимирис и ее научного руководителя, доктора филологических наук Елену Анатольевну Андрущенко с несомненным научным и творческим успехом!