Кабарожка

Леонид Школьный
Если ты не дальневосточник, да тайги не знаешь, конечно, требуется пояснение – о чём речь дальше пойдёт, или о ком. И сказать-то не знаешь как. Короче.

Живёт в Приморской тайге животина такая – называется кабарга. Её и зверем-то назвать рука не поднимется. Какой там зверь? Коза – коза и есть. Размером невеличка – так, домашняя среднего размера. Только больно волосатая, или шерстяная – как правильно? Не ангорская – точно. Шерсть жёсткая. А кто знает, говорили – на варежки, носки тёплые вполне годиться. Приручай да чеши.

В промысле от неё какой толк – десяток-полтора килограммов мяса, отсилы, да и к редким относится. Может уж и в Красной книге. СтАтью тоже не удалась – неказиста вполне. Головка маленькая, с рожками, ножки тонкие из шерсти торчат. А шерсть с боков, считай, до земли висит. Такое вот чудо природы. Безобидное и беззащитное. Вот и держится к человеку ближе, вроде как, защиту ищет. Куда ей от волка, к примеру, или против тигра, береги Господь.

Правда, собаки поселковые от волков недалеко ушли. Дичают, в своры сбиваются – по тайге шныряют, то ещё варначьё. Вот и живёт кабарожка в вечном страхе. Слабое и пугливое создание.

Да и в том Бог обидел – ума не дал. Уж больно любознательна, по глупости своей, или любопытна. Как правильно? От этого у неё одни неприятности.

Буровики наши после второй смены в посёлок уж по темну тропой  спускаются. Да всё тайгой-лесом. В темноте-то не долго и глаз на сукУ оставить. Хорошо, если кто «летучей мышью» разжился – кум корлю. Фонарики, да батарейки плоские тогда в большом дефиците были. Да и на сколько того фонарика хватит, если кувыркаешься на той тропочке по полчаса, а то и более. Не беда. Голь, как говорится, на выдумки….

Берёшь литровую банку, крепишь ко дну треть свечки – вот тебе и фонарь. На верёвочку банку привязал – иди, маши, никакой ветер огниву твоему не страшен, и хватает на пару-тройку спусков. Благодать. Со своей тропы на соседнюю сопку глянешь, а по ней, в ночи, будто светлячок летит, меж деревьев мерцает – парни со своей буровой спускаются. Краси-и-и-во.

При чём здесь фонарик, если речь про кабаргу? Не торопись. Баловались мы, молодые тогда, с кабарожками, вот с такими вот фонариками. Смена-то из трёх человек – мастер да двое бурильщиков. Мастер с огнивом впереди, мы двое сзади – петляем меж деревьев. Станем, прислушаемся, а сзади в тишине – цок-цок, цок-цок, кабарожка за светом увязалась, по тропе цокает. Мастер дальше двинул, а мы – в разные стороны, за деревья. Мастер и десяти шагов не ушел, а вот и она, милая, из темноты следом. Ну, тут мы её с двух сторон и обняли за шею, тати лесные.

ПосучИла кабарожка ножками, дёрнулась пару раз, да и замерла, тоненько так мекает, типа – отпустите, Христа ради. Почешем ей за ушами, корочку хлебную поднесём – хрумкает, и глаза закрыла. Ну не дурочка? Лекцию ей прочтём по безопасности житья, отпустим. Стоит, дурёха. За нами готова двинуть. Пинком слегка пугнёшь, глядишь – ушла в темноту. И смех, и грех.

Зимой кабарожке, часто бывает, туго приходится. Наметёт в тайге снегу, в долинках по пояс, а то и больше навалит. Куда ей с её ножонками короткими – не сохатый на своих ходулях. Голодно ей в лесу – не докопаться до травки или мха под снегом. Глодает кору с кустиков. Тут уж ни от кого ей пощады не жди. Слыхал, её, ослабевшую, даже лис в снегу берёт.

А уж если наст крепкий по большому снегу ляжет, совсем беда кабарожке – обдирает камус на ногах до мяса. Обезножит, и конец ей бедолаге. Жалко животину.

А та зима была суровой. Избы из сугробов одними крышами торчали. Потом резко потеплело – просел снег, а следом морозы. Да какие – придавило под сорок. Поверх снега корка ледяная сантиметров в пять – такая вот беда для зверья. Всем в ту зиму досталось. Изюбрь и сохатый ложились, кабан, да и тигр бедовали – не побегаешь. А уж что о кабарге говорить.

Выйдет такая бедолага к посёлку, ищет на помойках какое пропитание. А тут собаки поселковые – сворой накинутся, только шкуры клочья на кровавом снегу. Нигде нет бедолаге пасенья.

Утром тем мороз давил, туман морозный, розовый – дышать тяжело. Тут от речки, в тишине, и разнёсся крик бабий, будто режут её. Мужики на крик повыскакивали, сосед бабий в валенки только и успел вскочить. Вглядываются спросонья. Сосед-то с берданой своей наперевес – мало ли чего. Бывало, тигр собачку присмотрел.

Пригляделся – возле помойки своей, их возле речки располагали, весной паводок смоет, пилит баба эта кабарге шею, как ножовкой. Видать ножиком каким-то. Кричит кабарожка дурным голосом, будто о спасеньи просит. Баба блажит – Ива-а-а-ан, ташшы топор кОзу резать. – Мужика своего кличет.

Тут сосед и рявкнул, видно у мужика видеть такое нервы не выдержали. – Отхлынь, стерва, от животины, Христа побойся. – И из винта целит. Баба от козы отскочила – Дурак что-ли? Не твоя коза.

Уложил сосед кабаргу с одного выстрела, кончил её страдания. Потом сплюнул под ноги, кричит бабе – Надо бы тебе пулю в задницу, да кабаргу жалко стало.

Бабы поселковые, при встрече на улице, бросали ей – У-у-у живодёрка! А мужики, грубые, да уж чего в жизни не повидали, плевались при встрече с ней.