Мираж

               

Узбекистан. Я еду в старом, обшарпанном автобусе по пыльной дороге. Взору открывается вид на бескрайнюю, выжженную палящими лучами солнца, степь. В автобусе людей мало. Я сижу впереди, сразу за местом, где обычно располагается водитель. Но его нет – автобус едет сам по себе. Да ещё передняя панель и двери в автобусе отсутствуют.

Справа от меня сидит молодая семья: муж, жена и двое маленьких детей. Девочке шесть лет, а мальчику не более года. Мне эта семья неприятна – от них исходит много шума и ненужной суеты.  Мужчине лет тридцать, не больше. Он высокий и худой, одет в белую рубашку и старомодные чёрные брюки. Его жена маленького роста, но плотненькая. На ней надето бесформенное цветастое платье. 

Маленькая женщина пьяна. Она небрежно держит на руках малыша и пытается кормить его грудью, но у неё это плохо получается, из-за тряски в автобусе, и одновременно она ругается с мужем, который всё это безропотно сносит, и периодически грубо кричит на молчаливую и запуганную девчушку. В какой-то момент, когда колесо наехало на кочку, автобус так тряхнуло, что малыш выскользнул из рук женщины. Но мужчина чудом успевает его подхватить, ловко изогнувшись и крепко зажать ножку своего чада жилистой рукой.

Мужчина смотрит на меня извиняющимся взглядом и одновременно с мольбой в глазах:
- Подержите, пожалуйста – с трудом говорит он на плохом русском вперемежку с узбекскими словами и протягивает мне ребёнка.

С огорчением и сожалением, что мне приходится принимать в этом участие, я беру малыша и кладу к себе на колени. Он плачет и хаотично двигает ручками и ножками. Я замечаю рану на его ручке – он поранился об ржавую железку, торчащую из поломанного сиденья. Из раны сочится кровь, которая стекает на мою светлую юбку, и растекается большим кровавым пятном. Этого мне только не хватало! Что теперь мне с этим пятном делать?

Пока мужчина приводил в чувство свою нерадивую жену, я пыталась успокоить ребёнка и остановить кровь, льющуюся из ранки. Я положила свою руку на пораненную ручку малыша. О, чудо! Кровь остановилась, малыш умолк. Посмотрел на меня раскосыми глазами, улыбнулся беззубым ртом и заснул.

Мама малыша тоже угомонилась и спала, положив голову на плечо мужа, который с нежностью смотрел на неё. Только девчушка стояла, держась за спинку сиденья, и с завистью смотрела, то на братика, то на маму. Мне стало жаль её, и одними глазами я показала ей, чтобы она села рядом со мной, что она, сначала недоверчиво, но потом с готовностью сделала. Одной рукой я держала малыша, а другой – обняла девочку за худенькие плечи. Она прильнула ко мне, и я почувствовала благодарный поток энергии, который исходил от неё, и переливался в меня, заполняя каждую клеточку тела. И так мне стало хорошо и невесомо на душе! Я поняла, что это не я приласкала девочку, а девочка поделилась со мной энергией доброты и любви, любви высокой и духовной, неземной.

А автобус всё ехал и ехал, оставляя за собой клубы пыли узбекской степи. И мне  хотелось вот так ехать бесконечно, ощущая блаженство, которое испытывала. Кажется, я заснула, потому что очнулась от громкого окрика:

- Всё, приехали!

Долго не могла сообразить, где я, что со мной, и куда я приехала?

Я вышла из автобуса и поняла, что попала на свадьбу. На окраине аула стоит красиво убранный шатёр, земля перед которым устлана богатым персидским ковром красного цвета с восточным узором. Сам шатёр украшен разноцветными пёстрыми тканями.

Толпа народа, тихо переговариваясь, полукругом стоит перед шатром. Я стою в толпе и поэтому слышу, о чём они говорят: жених, мол, их земляк, совсем потерял голову, и хочет, во чтобы это ни стало, узаконить брак с гражданской женой, русской. Толпа ему сочувствует и считает, что он опрометчиво поступает.

Занавес шатра открывается, и из него выходят жених и невеста. В молодожёнах я узнаю своих попутчиков. Они одеты в повседневную одежду, в которой приехали на свадьбу.

Толпа вновь зароптала: мол, невеста категорически отказалась надеть национальный свадебный узбекский костюм. Мол, она русская, и всё тут. Тогда ей предложили надеть белое подвенечное платье с фатой, как принято у русских. Но и на это она сказала категорическое «нет». Мол, она с ним в браке уже десять лет, мамаша двоих детей, и не собирается изображать невинную молодуху в угоду толпе. Строптивая! Ой, натерпится ещё от неё! Ой, помыкается! Своих девок в ауле полно. Так нет, русскую ему подавай.

Я продолжаю стоять в толпе и наблюдать за дальнейшим развитием событий. Меня мучает извечный вопрос, но не гамлетовский «Что делать?», а вопрос, который каждый, живущий на Земле, хоть раз, но задавал себе: «Любовь – что это?»  Это понятие не поддаётся человеческой логике, поэтому его нельзя объяснить простыми словами. Его можно только ощутить, испытать…

Пока я мучилась над извечным вопросом, не заметила, как на улице, прямо под палящим солнцем, были поставлены столы, покрыты белыми скатертями и уставлены всевозможными яствами. Народ ринулся занимать лучшее место за столом. Меня тоже усадили среди гостей.

 В отличие от всех, жующих и чмокающих, я не стала сразу впихивать в себя всё, что видела на столе. Долго рассматривала блюда, когда мой взгляд остановился на тарелке, на котором горкой лежали котлеты. И так мне захотелось этих котлет, аж слюна потекла. Они напомнили мне детство, маму… Странно, почему маму? Мама не умела готовить котлеты, так же как и пирожки. И то, и другое получалось у неё не вкусным, твёрдым. Было ощущение, что жуёшь резину. Но она регулярно, с упорным постоянством, на все праздники готовила котлеты и пирожки.

 Так как дотянуться самой до них не удалось, я обратилась к женщине, сидящей напротив, чтобы передала мне блюдо с котлетами. Она сделала вид, что не слышит меня. Я обратилась ко второй, к третьей… Глухая стена молчания, даже где-то презрения: как эта русская оказалась за их столом, да ещё что-то желает.

Но я хочу котлет! Решительно встаю, огибаю стол, подхожу к блюду с котлетами, накалываю одну на вилку и взглядом победителя смотрю на всех. Взгляд цепляется за глиняную миску, наполненную густой и свежей сметаной. Я запускаю ложку в сметану и обильно поливаю ею котлету. Продолжая стоять, отламываю кусочек и запускаю в рот. Пока жую, уже смотрю на всех дерзко. Жую и всем своим видом показываю: нате, получите!

Я ощутила вкус сметаны: вкусная, нежная, прохладная и ещё какая-то, чему я не могла подобрать определение словами, это можно только почувствовать, испытать… А котлета оказалась безвкусная. Муляж, а не котлета, которая мешала  полностью прочувствовать божественный вкус сметаны. «И чего я так щемилась за этой котлетой? Испытать переживания безвозвратного прошлого?» - грустно подумала я. Как всё относительно. Ностальгия… Надо уметь отбрасывать то, что уже не вернуть. Спасибо, что это было. Но жизнь не стоит на месте и не стоит цепляться за прошлое. Бери то, что сейчас, пользуйся.

За столом воцарилась тишина. Все гости смотрели на меня.

- Желаю счастья молодым! Спасибо всем! До свидания! – произнесла я, пытаясь придать голосу нежные, и даже где-то радостные, нотки, чтобы снять напряжение, которое сама же и создала.

В гордом одиночестве, и всё ещё ощущая вкус сметаны, я шла на окраину аула, где стоял покосившийся грибок-навес, обозначавший место остановки автобуса. Я села прямо на пыльный песок под дырявый навес грибка, облокотившись спиной о корявую ножку-столб, и стала смотреть вдаль бесконечной степи, думая о вечном.

Кто-то дотронулся до моего плеча. Я обернулась. Это была та девочка, из автобуса. Я улыбнулась ей, и она села рядом со мной. Я смотрела вдаль, девочка смотрела на меня. Подъехал автобус. Это был тот же автобус, на котором я приехала сюда. Я встала, отряхнула юбку и собралась войти в автобус, но меня остановила девочка. Она протянула ладошку, на которой лежал маленький красный бантик, снятый с куклы.

- Это тебе. На память.
- Спасибо, детка… - я обняла её худенькую фигурку и поцеловала в щёку.

Мне надо было ехать дальше, а ей оставаться. Я сняла с пальца кольцо, своё любимое, с бриллиантом, и протянула ей:
- Это тебе. На память.

 Решительно развернувшись на сто восемьдесят градусов, я вошла в автобус без дверей и опять села на переднее сиденье. Пока я была единственной пассажиркой. Автобус тронулся, оставляя позади себя шлейф из степной пыли. Я обернулась и стала махать рукой девчушке, пока она не превратилась в маленькую точку.

Через некоторое время я обернулась второй раз. Шлейф из пыли застилал видимость до горизонта. Как-будто ничего и не было. Мираж...