Деревня, которой нет.
Автобус, подбросив на ухабе пассажиров, в сотый уже раз, наверное, медленно вкатился по проселочной дороге в деревню. Вслед за ним, так же медленно, шла и оседала туча пыли.
Два ряда домов по обе стороны дороги, ведущей в село Тюлюк. Еще одна улица домов идет в сторону от дороги, вдоль реки Юрюзань. Вся деревня – домов 15-18.
Старики на завалинках сидят, самокрутки курят, бабки из огородов овец выгоняют, куры из-под колес с ошалелым криком выскакивают, собаки с лаем гоняются за проезжающими автомобилями.
Короче, обыкновенная уральская придорожная деревня. Живут здесь в основном лесорубы и смолокуры. Ловят они и рыбу – река в 20ти метрах, бьют зверя и птицу. И того и другого тут в изобилии. Даже таймень в реке водится. Лось, косуля, медведь, волк, рысь – постоянные и многочисленные представители местной фауны.
Три горных хребта – Зигальга, Нургуш и Сука – сходятся здесь очень близко. Сошлись, посмотрели друг на друга – и разошлись каждый в свою сторону. В этой долине, меж трех хребтов, и стоит деревня Петропавловка.
Лошадьми распахивают большие огороды. Луга покосные идут от дороги вверх, к Суке. По обе стороны реки тоже покосы. И для пастьбы коров и овец полно лугов. Раздолье!
Автобус проехал через деревню к реке, вдоль нее, поскрипывая, пробирается. Дорога зажата с двух сторон ольховником и черемушником. Ветки колотят по стеклам окон и крыше автобуса. Выехал он, наконец, на большую поляну. Она окружена с одной стороны сосновым лесом, с другой – непроходимыми зарослями черемухи. Но зато есть открытый берег реки, усыпанный мелкой галькой, уходящей в воду. Широкий и глубокий плес словно создан для купания. На противоположную сторону реки не выбраться. Высотой в метров сорок из воды вырастает скала, стеной тянется по реке метров сто, плавно переходя в крутую гору, покрытую мхом и соснами, из него растущих.
Автобус остановился на краю поляны. Вышло из него человек двадцать. Один из цехов завода, из города Златоуст-36, устроил выезд на природу всех желающих. Не так уж много их оказалось. Кто-то поехал, чтобы порыбачить вдали от города, кто-то из любопытства. В основном молодежь неженатая. Руководит ими мужчина лет 40а, мастер токарного участка. С ним сынишка, лет тринадцати. Отец сам рыбак заядлый, сына тоже приучает.
А мужская половина уже взялась за топоры. Вырубают, выламывают сухостой сосны, которого полно в лесу, тащат его на поляну, рубят на дрова. Женщины съестные припасы раскладывают, сортируют – собираются что-то готовить на костре. Ведра для варева появились, картошку, лук чистят.
Кто-то магнитофон подсоединил к аккумуляторам автобусным и поплыл над рекой жалобно-обиженный голос: Остался у меня, на память о тебе
Портрет твой, портрет работы
Пабло Пикассо.
Ну а мальчишку отец увел на берег реки, сложил и настроил бамбуковую удочку, червя насадил и забросил его как можно дальше в реку. Несколько секунд прошло, поплавок задергался и резко пошел под воду. Рыбак подсекает и вытаскивает приличного окуня.
Давай, давай Петрович, лови на уху – ухмыляется проходящий мимо высокий парень с маленькими усиками. Отойдя от рыбаков метров 5, он опустил в воду, прямо в авоське, несколько бутылок пива. – В такую жару душа холодненького просит – смеется он.
Но Петрович не смотрит в его сторону. Азарт рыбака взыграл в нем. Второго окуня вытащил, третьего. Затем пескари пошли. Отец сразу же о сыне вспомнил, сунул ему удочку в руки, пододвинул в его сторону банку с червями. – Ну, ты понял, как!
Закидывай дальше, вся крупная рыба в глубине. Сильно не дергай, сзади кусты, леску запутаешь. А я пошел к костру, за порядком следить надо.
Ушел руководить. От костра голос его уже слышен – Совести у тебя нет, Олег! Я же просил тебя без меня не начинать. –
Олегом звали того парня, который пиво в воду опускал. Он, оказывается, достал из сумки две бутылки вина, на траве постелил газету, хлеб и колбасу выложил на нее, позвал всех желающих отметить приезд. Тут же сгрудились люди вокруг импровизированного стола, и, наперебой крича что-то весело, тянули к Олегу свои кружки. Только один мужчина, уже в годах, тихонько сидел у костра, ворошил его палкой, смотрел задумчиво на костер.
Галим! Иди сюда, не скромничай – кричали ему ребята.
Не хочу. Оставьте немного, на ночь выпью, чтобы спалось лучше – Галим от костра отвечает. – На ночь! До ночи все закончится, дорогой. Ну, как знаешь.
Впрочем, они скоро разошлись. Слишком было жарко, чтобы вино пить, да и дел было много. И дров натаскать побольше, и суп варить, и рыбу ловить.
Две женщины, постарше, у костра остались, Галим помогать им взялся.
Несколько девушек вышли на берег, разделись до купальников и , постепенно заходя в воду, устроили купанье с визгом и хохотом. Скоро и парни среди них оказались. Ныряют, хватают девчонок за ноги, пугают. Рыбачить тут было бесполезно.
Мальчишка, и еще один рыбак, из приехавших, отошли в другой конец плеса, там было тихо, но течение быстрее, потому что плес заканчивался и переходил в перекат бурлящий. Клевали одни пескари, хотя и крупные. Мужчина вскоре разделся до трусов, с удочкой перебрался по воде на плоский валун, торчавший из реки недалеко от берега. Там он снял с удочки поплавок, грузило и принялся прямо на себе ловить наживку – слепни кружились вокруг него, садились на голое тело. Рыбак, поймав одного и нацепив на крючок, плавно забросил удочку в сторону противоположного берега. Слепень не тонул, плыл по течению реки, вскоре раздался всплеск, насекомое исчезло.
Чуть подернув удочку в сторону, рыбак сматывал катушку. Леска, туго натянутая, резала воду, конец удочки угрожающе гнулся от тяжести рыбы. Но вот она уже в садке, который рыбак не забыл перенести с собой на камень. – Хариус это, - крикнул он мальчишке, наблюдавшим за его рыбалкой, и забывшем про свою удочку.
Мужчина, поняв запросы рыбы, быстренько наловил прямо на себе слепней, сложил во впадинку на валуне и начал таскать хариусов одного за другим. Иногда они срывались. Огорченный рыбак чертыхался, оглядывался на подростка, качал головой. – Ты видел, пацан? Грамм на триста явно тянул.
Больше часа мальчик сидел и смотрел на эту рыбалку. Но за ним отец пришел. Начало вечереть, солнце садилось за горку сосновую. – Пойдем к костру, суп сварили. Ты с утра еще не ел. Пошли Саша, пошли.
Юра, - кричит он рыбаку – подходи к костру, все готово.
Я позже подойду – тот отвечает – оставьте мне немного.
А у костра веселье. На большом брезентовом полотне наложено всякой снеди, бутылки с вином и пивом стоят. Кто сидя ест, держа тарелку в руке, кто лежа. Суп из тушенки очень наваристый и вкусный. Саше налили вторую тарелку, которую он съел так же быстро, как и первую. – Вот как лесной воздух аппетит разыгрывает. – улыбается одна из поварих.
Темнеть вскоре стало. От реки к костру пришел рыбак Юра. Принес он почти полный садок хариусов. – Килограмм пять есть – небрежно кивает он на улов. Быстро похлебав суп, умело начал потрошить рыбу, чуть подсаливая ее под жабрами и в брюхе. Затем сложил всю рыбу в деревянный рыбачий ящик, предварительно положив туда, крапивы свежей. – Так дольше сохранится – пояснил он Саше, с любопытством за этим наблюдающим. Подвыпивший Олег с ехидцей в голосе напоминает Юре об его же обещании наловить рыбы на уху. – Будет тебе рыба завтра, ты еще глаза не протрешь – парирует рыбак.
С наступлением темноты шум на поляне стихает, магнитофон тоже молчит – заело у него что-то. Женщины утянулись в автобус, расположившись спать на сиденьях, укрываясь, кто чем. Петрович, Сашин отец, постелил у костра толстую, стеганую фуфайку, а укрываться дал сыну свою кожаную куртку, с меховым подкладом.
Из деревни пришел водитель автобуса. Он весь день помогал родственникам складывать сено в стога. Молча залез в кабину, закрыл двери автобуса и мгновенно заснул, запустив по реке на всю ночь свой храп.
Мужчины разлеглись вокруг костра. Вяло разговаривали, подкидывали сучья в костер, засыпали. Заснул и Саша, и отец его. Только долговязый Олег дольше всех продержался, подшучивая то над рыбаком Юрой, то, над тихим Галимом. Когда они заснули, он тут же устроился между ними и засвистел во сне тоненьким храпом.
Чуть светало, когда Петрович разбудил сына, заставил тепло одеться и повел по тропе, вдоль реки, вниз по течению. Протирая на ходу глаза, Саша увидел уже сидящего на берегу с удочкой Юру. Доброе утро, рыбачок – улыбнулся тот ему.
Долго они шли по тропе, мокрые от росы, лежащей на кустах и траве высокой. – Вот тут и будем рыбачить – остановился Петрович. Длинный, широкий плес. Круги по воде расходятся – рыба играет. Отец с вечера приготовил кузнечиков, слепней и червей. Сыну он отдал бамбуковую удочку, а себе сделал длинную и ровную из черемухи. Привязал леску, поплавок одел, привязал крючок – и рыбалка началась. Саша ловил на червя то пескаря, то окуня. Отец же его ухитрялся своей черемуховой удочкой забрасывать слепней так ловко и далеко, что они моментально становились добычей голавля или ельца. Петрович, снимая с крючка очередную рыбу, поучал Сашу. – Ты грузило повыше подними, к поплавку, червяк будет медленно опускаться, рыба быстрее его увидит.
Расцвело окончательно, солнце из-за горы выкатило почти полностью. – Саша, смотри – шепчет сыну отец. Мальчик переводит глаза от поплавка туда, куда смотрит отец.
Метрах в ста от них, на середине реки, стоит лось гигантский, пьет воду. Попил и медленно побрел через реку, временами попадая в ямы – тогда из воды видна была только голова его с огромными рогами.
Вышел на берег, вскинул голову, посмотрел несколько мгновений в сторону рыбаков и исчез в непроходимой, казалось бы, чаще зарослей, оставив после себя настоящую просеку.
Впервые мальчик лося увидел. Испуг и удивление сменились восхищением и восторгом.
Первобытная мощь лося-гиганта потрясла его. Зверь исчез уже, а Саша все еще смотрел в ту сторону.
А солнце окончательно вырвалось из-за горы на небо. Туман с реки ушел, роса в лучах солнца растаяла. – Пошли обратно, после обеда уезжать надо – Петрович сына зовет.
На поляне жизнь вовсю кипит. Костер трещит весело, ведро висит над ним, вода закипает. Женщины заканчивают рыбу чистить, которую Юра-рыбак наловил.
Олег ходит поникший и бледный, жалуется на головную боль. – Я тебе говорил, тормози – журит его Петрович. – Отстань, без тебя тошно – огрызается вчерашний весельчак.
- Иди, искупайся лучше, - кричат ему женщины, – вмиг полегчает.
Тот молчит, но уже вскоре с фырканьем и уханьем плещется у скалы, лечится. Рыбу больше не пошел никто ловить, сели есть готовую уху.
Разговаривали уже меньше, торопились почему-то. Редко люди бывают на природе, устали от нее с непривычки.
. Олег от реки идет, накупался. В руке несет палку, на ней висит что-то. Сбрасывает это «что-то» около обедающих. Рассмотрев принесенное вблизи, все отодвигаются, вскакивают. Женщины визг подняли.
А это гадюка была. Вылезла она из кустов к реке, грелась на теплом камешке, под лучами солнца, а тут Олег к костру возвращается. Ну, никак не мог он мимо пройти. Камень в руки – и нет пресмыкающегося. Пасть у змеи открыта, язык раздвоенный вывалился, зуб ядовитый торчит. А Саше ее жалко.
Саня, давай в автобус, - отец зовет. Водитель тоже всех торопит, - Мне в четыре часа его уже помытым в гараж поставить, а какая дорога, вы видели. Яма на яме. Ехать часа два.
Вскоре автобус тронулся, проехал через Петропавловку, выехал на основную дорогу. Опять ямы, опять пыль – но пассажиры уже не ворчали на дорогу и шофера, даже петь начали. От радости возвращения домой, к горячей ванной, к мягкой постели…
Тридцать пять лет прошло после той поездки. И вот сегодня, в семь часов утра, меня должна подобрать здесь, в Петропавловке, машина, за рулем которой будет мой друг. Я сяду, и мы поедем дальше – вТюлюк, на гору Иремель, где будем собирать ягоду бруснику и голубику.
Начало сентября. Вчера утром я приехал и слез с автобуса, едущим в село Тюлюк.
Все лето ждал, когда же щука будет брать на блесну – но так и не дождался. В этот раз все повторилось. Перепробовал все блесны – бесполезно. Кое-как изловил на живца двух щучек – грамм по пятьсот. Заночевал на реке, примерно в двух километрах от дороги.
За ночь сжег весь сухостой в радиусе ста метров от костра. Ночи теперь длинные и тягучие.
В шесть утра собрал все в рюкзак, удочки сложил и к дороге. Светать еще не начинало, иду почти наугад. Часто сбиваюсь с тропы, натыкаюсь на кусты. Споткнулся окорягу, упал. Встал, иду дальше, запинаюсь о корень сосны. Пока летел носом вперед, успел откинуть удочки в сторону, растопырить перед собой руки. П опал ими в лужу, но увесистый рюкзак, килограмм на тридцать тянувший, вмял меня вместе с руками и лицом в жидкую грязь тропы. Неуклюже поднявшись, вытер лицо вязанной шапочкой, снятой с головы, нашел удочки и поковылял дальше.
Обругал вслух своего друга, который заставил тащиться меня к дороге в такую темень. Но все же ситуация была комичная, я начал смеяться. Так, ухмыляясь и покачивая головой в грязной шапочке, вышел на дорогу. Время без пяти семь. Постепенно светает.
Рюкзак и удочки сложил на обочине, закурил.
По обе стороны дороги пустоши, заросшие крапивой, пижмой и кипреем. Раньше здесь была деревня Петропавловка. Теперь только один столб от ворот торчит метрах в сорока от дороги. Впервые я побывал тут, будучи мальчонкой тринадцати лет, с цехом, в котором мой отец работал. На отдых они сюда приезжали, на реку Юрюзань. Ловили рыбу, купались, варили уху. К реке мы проехали тогда через деревню. Было много домов, люди занимались своими делами, куры бросались под колеса.
Запомнился мне раздосадованный чем-то поросенок, отчего и визжал нечеловеческим голосом, когда несся по деревенской улице, не замечая рытвин и луж перед собою.
Постепенно деревня пустела, исчезали дома. Их разбирали, увозили куда-то. Осталось два дома. Но и они исчезли – сгорели. Теперь только столб покосившийся остался от деревни.
Но осталось название деревни, дорога осталась, бывшая улицей Петропавловки, осталась река Юрюзань, где я – тринадцатилетний мальчик Саша впервые увидел лося, впервые спал у костра.
Воспоминания о поездке давней отвлекли меня от реальной жизни. Рассвет пришел окончательно. Дорога просматривается на сто метров. Восьмой час утра. Где же друг со своей машиной? Хотел опять закурить, но рука застыла у кармана с пачкой.
Метрах в семидесяти от меня на дорогу, из зарослей крапивы, вышла лиса. Понюхала что-то на середине дороги, вернулась на обочину и медленно потрусила в мою сторону. Не шевелюсь. Дважды она останавливалась, смотрела на меня.
Расстояние сокращается – пятнадцать метров, десять. Остановилась. Смотрим друг другу в глаза. У лисы белая грудка, белый кончик хвоста, черные носочки на лапках. Морковно-рыжая шерсть.
Я первый смутился и заговорил. – Ну и чего тебе надо - бесстыжая? Совсем нюх потеряла? Вот она – молодежь нынешняя! – говорю ей громко.
После моих слов лисица, припав к земле, завертелась на месте, не понимая, что происходит и куда бежать, захрипела, приоткрыв пасть. Наконец сориентировалась, перекувыркнулась через голову назад, прыгнула с обочины в густую еще крапиву и, продираясь сквозь нее, умчалась в сторону речонки Малая Калагаза.
А тут и друг подъехал. Все – прощай, Петропавловка!