Холм у реки.
Едем с рыбалки недовольные. Конец сентября, солнце, синее небо, но рыбы нет! За два дня щучка на спиннинг да один хариусишка на удочку. Весь улов. Брали ружье с собой, думали уток погонять. И что? Хоть бы чирок бесхвостый пролетел! Не дожидаясь вечера собрались и поехали обратно, решив заехать на Мягкий ключ, в избушку - а там уж фарт нам улыбнется. Но, не доезжая Мягкого, дым уже чуем, стук топоров слышим. Нет, не желаем быть гостями на чужом празднике.
Свернули к реке, проехали покосами к самому берегу, остановились. Проходили со спиннингом и удочкой почти час - пусто, как будто вымерла рыба. Не выдержал я такой тоски, схватил ружье с патронташем и по перекату неглубокому перешел на другую сторону реки - в Бакты полез. А отец у меня упорный. Оборачиваюсь, а он кусты обходит затяжные, идет к еще более дальнему плесу, ну уж вовсе мелкому. Да и ладно, пусть время убивает.
Долго лез в гору, обходя густые заросли калинника, черемухи. Рвался в еловый лес. Пришел в него. На манок никто не отвечает, никто не вспархивает. Ушел оттуда, проклиная все на свете. Спустился к реке, пошел вдоль нее обратно, к машине. Тропинка, набитая рыбаками, позволяла идти быстро. На ходу обрываю черемуху, обсасываю ягоды, косточки поплевываю.
Давно уже слышу клекот воронов, а сейчас и увидел. Ходят кругами над лесом, садятся на макушки деревьев. Поближе подхожу. Метрах в тридцати из зарослей шиповника поднимается огромный ворон, лениво отлетает в сторону, садится на самую макушку сосны, каркает гулко, недовольно. Сороки тут же стрекочут. Любопытно стало. А чего это вдруг они в этом месте колготятся?
С тропы свернул в шиповник, прошел по нему к тому месту, откуда недовольный ворон вылетел. Батюшки - святы! Полянка за кустами шиповника вся изрыта, измята, затоптана, дерн кое-где клочьями выдернут. Посреди поляны холм, заваленный мелкими сосенками, дерном, сучьями. Приглядевшись понимаю, что один из сучьев является ничем иным , как задней ногой лося. Подойдя вплотную, увидел все подробности. Вторая нога, вместе с крупом, была неестественно вывернута совершенно в другую сторону от первой ноги. Обхожу холм кругом, на ходу закладывая в ружье единственный патрон с пулей, заряженный года четыре назад.
- Вот тебе – думаю – и «муравьед». Так небрежно называли в некоторых изданиях южноуральского медведя, утверждая, что питаются они исключительно муравьями и всякими личинками. Изучать стал следы. У медведя они были как чайное блюдце, у лося след был матерый, не молодого теленка. Восстановил всю картину битвы. Вернее, предположил, что произошло.
Медведь залег в кусты, очевидно зная, что в этом месте реки у лосей водопой или переход. Схватка началась прямо на берегу, в зарослях черемухи и ольхи – многие деревья были сломаны или вырваны с корнем. Там он ее и убил – это была взрослая, матерая лосиха. Убил, оторвал голову, обглодал ее и сбросил в воду. Лежала голова у самого берега, обглоданная до белизны. Затем этот «муравьедишка» волоком, через кусты и небольшие деревья протащил огромную лосиху на поляну, за кусты шиповника. Забросал вырванными с корнем кустами, пластами дерна, сучьями, деревьями, которые были вырваны в ходе битвы. Торчали лосинные ноги, выглядывала, из-под кучи, шея без головы, был виден вырванный бок лосихи, часть спины. Стоял свежий запах крови и мяса. Куда делся медведь?
Я выскочил на берег, невзирая на холодную воду, по пояс намокнув, перебрался на другую сторону реки и через 15 минут стоял возле машины, слегка высунув язык , как загнанная лошадь. Отдышавшись, наметил в 40а метрах цель,- брошенный указатель дорожного движения - проверил пулю. Осечка вышла. Только после этого начал рассказывать отцу о битве гигантов, что произошла всего в двухстах метрах отсюда. Отец выслушал и в ответ показал мне двух щук, пойманных им, пока я изображал из себя Дерсу Узала местного разлива.