Он вышел из кафе. Асфальт парил, и в этом дымном угаре над дорогой причудливо преломлялись искрящиеся огни витрин на противоположной стороне улицы. Он улыбнулся, спешить было некуда, саксофонная мелодия, вырвавшись из дверей, упала ему на плечи. Он медленно вдохнул плотный, слегка влажный воздух и, словно потревоженная его вдохом, панорама перед ним изогнулась, ставшие слегка прозрачными и выпуклыми, стены домов, разделенные провалом между ними, приблизились к нему, черная тень переулка дорогой упала к его ногам и, повинуясь зову пустоты, он шагнул в тишину бездонного мрака, уже понимая куда и зачем зовет его эта тишина.
Музыкант стоял над разбитой гитарой. Горестный силуэт страдающего человека, потерявшего самое дорогое, опутанный светом уличного фонаря посреди ночного мрака в закоулке старого города. Скорбное зрелище. Его снова хотели ограбить. Их было не то трое, не то четверо. Они уже вытряхнули содержимое сумки и не нашли там ничего ценного кроме небольшой серебристой не то чаши, не то рюмки. Музыкант вздрогнул, потянулся за своим сокровищем и в свете фонаря его руки застыли и закрылись как цветы в осознании потери.
Он вышел из-за спины музыканта. Посмотрел на грабителей и чуть помедлил, давая им шанс просто все оставить и уйти, но они не поняли и шагнули к нему. Драться не хотелось. Гитару было жаль, но не настолько, чтобы кого-то бить. Нужно было, чтобы они поняли, что им лучше уйти. Он не музыкант. Стало жаль, что он больше не носит с собой меч, пара правильных движений клинком действует на таких грабителей волшебно – они растворяются во мраке. Но время клинков прошло. Что ж, он давал им шанс.
И тут он увидел чашу. Да, чашу надо забрать. Где-то там возникло освещенное окно, и тень чаши скользнула к его ногам и прикоснулась к мягкой замше туфель. Он протянул руку, и тонкие серебристые нити заструились над черной тенью и собрались сначала в шарик на его ладони, а потом и вся чаша засверкала в его руке. Оставшийся грабитель тихо сел на землю, и, сжимая пустоту, смотрел как чаша постепенно изменяет форму, как звезды падают с ночного неба серебряными нитями в эту чашу и в его руке начинает сверкать и играть клинок.
Он развернулся, спрятал клинок, пнул остатки гитары и повел музыканта домой, по дороге снова и снова пытаясь убедить его ходить в спортзал, научиться ну хоть чему-то и снова и снова слышал в ответ, что он музыкант, что он против насилия в любых формах и что все обошлось. Гитару, правда, жаль, но не настолько, чтобы кого-то бить.
Он улыбнулся этой фразе музыканта.
Музыкант пил чай с бутербродами, а он сидел в кресле и смотрел как меч медленно принимает форму чаши. Смотрел и вспоминал, что он уже видел нечто похожее тогда, в пещере.
Лаковые туфли месили пепел. Музыкант что-то шептал, раздвигая пустоту перед собой. Ему стало интересно, что он делает и, протянув руку вперед, он создал перед музыкантом тонкую серебристую паутину в которой отражались, фиксировались и принимали форму слова и мысли музыканта. Музыкант что-то искал. Искал какую-то форму, имевшую для него смысл. Смысл вместилища, смысл возможностей, смысл тайны и вдохновения. Он позволил серебристым нитям принять ту форму, которую искал музыкант, и появилась чаша. Она сверкнула простым серебристым боком и мягко упала в пепел перед лаковыми туфлями. Музыкант вздрогнул. Он поднял чашу и музыкант принял этот дар бережно и счастливо улыбаясь. Он позволил музыканту уйти. Уйти с чашей.
С той самой чашей, которая стояла теперь перед ним на столе.
Музыкант что-то рассказывал о своих планах. Гастроли, кажется. Он улыбался, спрятав улыбку в высокий ворот свитера.
- Почему ты вынес из пещеры чашу?
- Что? – музыкант смолк, взял в руки чашу и бережно охватив ее пальцами, поднес к лицу. – я там ее нашел. Причем здесь почему? Там больше ничего не было.
- Тебе нужна гитара, зачем же ты взял чашу?
- Я взял то, что было.
- Ты взял то, что хотел взять. Так зачем тебе сейчас чаша?
Музыкант задумался, встал и закрыл глаза. Чаша в его руках стала менять форму, постепенно превращаясь в гитару, а он сидел и смотрел, как музыкант создает гитару из серебряных нитей еще совсем недавно бывших мечом и улыбался.
Музыкант играл на гитаре, играл вдохновенно, музыкой сердца выражая ему свою благодарность, за то что он есть, за то, что он друг и за то, что теперь у него есть инструмент, идеально воплощающий его вдохновение в звуки. А он шагнул в пустоту ночи, в место, которого никогда не было, но где была его чашка с остатками кофе.
Чашка так и лежала под деревом. Он сел на землю рядом, прислонился спиной к стволу и прикрыл глаза. Ветер играл листвой дерева, а кошка играла с тенями, скользившими по земле. Призрачная как зеркальное стекло завеса опустилась перед ним и там, в отражении он увидел серое, похожее на осьминога существо. Мор улыбался ему. Он улыбался мору. Кошка прыгала, не обращая внимания на завесу, разделявшую их, играя то с тенью листьев, то с тенью щупалец.
И теперь он знал, что здесь никогда не бывает кошек.