Неспешные шаги, от которых вздрагивает земля. Отлетевший при падении шлем оказывается смят так легко, словно сделан из крашеной праздничной бумаги, и сам он не прочнее фонарика в ночь праздника Танабата.
- Я Тоетоми Хидаеши, - представляется могучий воин. Его аура вздрагивает, опаляет, даже если лишь смотреть на нее. Отани Ёшицугу поднимается на руках. Радуется, что бинты скрывают лицо полностью, не дают противнику увидеть болезненную гримасу, исказившую и без того уже давно поврежденные проказой некогда классически правильные черты.
Так больно. Видимо, удар о скалу серьезно повредил позвоночник.
- … покорись мне. Я позволю тебе жить в новой Японии.
Ёшицугу поднимает голову. Провалы глаз загораются – порыв ветра треплет бинты, белые грязные ленты на запястье. Ближайший шар начинает дрожать, поднимаясь в воздух.
Он сможет.
Воин смотрит, кажется, даже, с любопытством. И отмахивается – как от надоедливого насекомого. Отани прижимает к земле – подворачивается запястье. Броня на предплечье Тоетоми Хидаеши чуть оплавлена. Дымится. Осколки разорвавшегося шара осыпаются с тыльной стороны широкой ладони. С алых доспехов.
Не смог. И не может встать. Даже подняться в сейза, чтобы достойно принять смерть.
- Покорись, - вторично предлагает победитель. – Иначе ты будешь стерт с земли. Ты и твоя провинция.
И даже не спрашивает имя. Так уверен в себе и своей невообразимой мощи.
Заслуженно.
Так хочется встать на четвереньки, прогнуться, чтобы хоть немного унять боль, рвущую на части поясницу. Ноги не слушаются, и это расстраивает Отани гораздо больше утраченных способностей.
Ёшицугу все ж поднимается, тяжело опирается на руки, садится в сейза. Скулы сведены так, что кажется, и слова не произнести. И не вдохнуть, и не разжать больше. А бинты делают лицо дайме бесстрастным.
Как и дОлжно быть.
- Покоряюсь, - грязные бинты, алая броня в земле и клочках белой ткани. Так хочется прогнуться, а Отани наклоняется вперед, почти касаясь лбом земли. – Прошу милосердия.
- Хм.
А завоеватель доволен, и не думает этого скрывать.
- Твои способности – это дар богов, - произносит Тоетоми, рассматривая добычу. – Я оставляю тебе жизнь.
Ёшицугу совсем не радует такой подарок. Надолго ли жизнь ему, если в руках нет оружия, не слушается тело, а в этом лесу не определить направления, где живут люди? Что ж, судьба прихотлива. Стало быть, именно так ему придется завершить свою жизнь. И это, пожалуй, прекрасно – болезнь не подкосила его, не убила. Убивает рана, полученная в бою.
Прекрасная судьба.
Огромная фигура тем временем подходит вплотную, вздергивает с земли за плечо.
Так больно. Пока Тоетоми не перехватывает побежденного противника поперек груди, Отани даже забывает дышать. Пытается уцепиться рукой в подранных бинтах за чужое запястье. Ноги не слушаются, и Отани чем-то напоминает себе поломанную куклу.
Он точно повредил позвоночник. А у завоевателя непропорционально огромные руки. Даже для его телосложения…
- Когда восстановятся твои способности?
Отани сглатывает. Он и вправду не знает ответа на поставленный вопрос. Чужая сила один лишь ударом смела, смяла и его щит, и умение удерживать в воздухе сколь-нибудь большие предметы.
- Сутки? – неуверенно произносит дайме и надеется, что это не слишком уж оптимистичный прогноз. Впрочем, столь ли это важно для окружающего мира? К исходу суток он, скорее всего, умрет. В этом лесу много диких зверей. Голодных хищников, рыскающих добычи…
- Хорошо.
Тоетоми Хидаеши кивает. И к полному изумлению побежденного сажает его на сгиб руки, разворачиваясь к закату.
- Ты не можешь ходить, - так, словно это все объясняет. И более ни слова, только неторопливые, мерные шаги. Словно и не было боя, словно и не несет он довольно тяжелую ношу.
Спустя несколько минут перебинтованные пальцы ложатся на край доспеха, высвеченного уходящим солнцем в багряный и золотой.
- Спасибо. Мой лорд.