На Бога надейся... Мы из Кронштадта

Сергей Дроздов
Часть 7

«Мы из Кронштадта».


Был такой замечательный фильм по сценарию В. Вишневского. О кронштадтских матросах, «красе и гордости революции» (по определению Л.Д. Троцкого), «альбатросах морей», беззаветно преданных идеалам свободы, равенства и братства. О  том, как они сражались и умирали. Некоторые сцены фильма сняты с потрясающей силой и талантом. В ходе гражданской войны в Испании (1936-39г.г.) этот фильм часто показывали республиканцам. Он имел и там огромный успех. Эмоциональные испанцы, во время сцены казни матросов, из зрительного зала стреляли в белых офицеров на экране. И героические личности среди красных моряков несомненно были. Но были и совсем другие балтийские матросы, запятнавшие себя зверскими убийствами и издевательствами в начале марта 1917 года в Кронштадте. Чтобы понять ПРИЧИНЫ ненависти «белых» к кронштадтским матросам, надо знать о той трагедии в Кронштадте. 
Г.К. Граф вспоминал про те события:

«Второй базой действующего флота был Ревель. В нем зимовали: 1 -я бригада крейсеров, Дивизия подводных лодок и часть Минной дивизии. Это были все корабли, много плававшие и часто входившие в соприкосновение с неприятелем. Поэтому их настроение было значительно бодрее, чем на дредноутах и броненосцах. Команды были более сплочены, лучше знали своих офицеров и, находясь не один раз в тяжелых боевых переделках, научились ценить начальников, понимая, как трудно их заменить.

1 марта на судах было объявлено о перевороте в Петрограде и переходе власти к Временному комитету Государственной Думы. Затем пришло известие об отречении государя императора и наследника цесаревича. Все эти известия команды приняли совершенно спокойно; ни на одном корабле не возникло беспорядков, и ни одного морского офицера не было убито. Команды то и дело обращались к офицерам за разъяснениями по поводу текущего момента, советовались с ними и относились во всех случаях с должным чинопочитанием…
 
В третьем большом порту, на который Действующий флот во время войны не базировался, кроме нескольких учебных судов и транспортов, других кораблей не было. Но зато там был огромный контингент молодых матросов, обучавшихся в специальных классах; были береговые команды из старых матросов, списанных с кораблей за плохое поведение и отбывших наказание в тюрьмах и дисциплинарных батальонах. Уже только по своему составу матросов этот порт был благодатной почвой для мятежа. Молодые матросы призыва 1917 года явились на службу наполовину распропагандированными и не желавшими воевать. Еще в деревнях услужливые агитаторы вдалбливали им в головы, что воевать не надо и что начальство, которому великолепно живется за счет казны, только и занято угнетением своих подчиненных. Итак, они явились готовыми жадно внимать всякой подпольной агитации о «мире во что бы то ни стало» и про то, что офицеры — это их злейшие враги. Про другой же элемент матросов, штрафованных, побывавших в тюрьмах и дисциплинарных батальонах, говорить не приходится. Они всегда были готовы на все, тем более, что и терять-то им было нечего.

Главным командиром и военным губернатором Кронштадта был адмирал Р. Н. Вирен (1), человек по натуре прямой, властный и храбрый, но бесконечно строгий и требовательный. Он был неумолим ко всякой мелочи и немилосердно распекал всех на каждом шагу. Угодить ему было невозможно: и то было плохо, и это нехорошо, и чуть что — пощады не жди. Матросы, как угорелые, мчались от главного командира в разные стороны, стремясь спрятать фуражку: при малейшем упущении адмирал Вирен немедленно требовал ее, чтобы узнать номер. По этому номеру потом находили провинившегося.

В своем порту, не только в военное время, но и в мирное, адмирал Вирен завел такие строгие порядки, что матросам во время отпуска в город решительно некуда было деваться: все запрещалось. Бродить же по улицам  было скучно, да и опасно, так как можно было попасться на глаза главному командиру или другим офицерам, которые под влиянием предъявляемых им требований тоже становились чрезмерно взыскательными. Оставалось, чтобы за какой-нибудь пустяк не попасть на гауптвахту, скрываться по разным сомнительным притонам.

Строевых офицеров в Кронштадте почти не было. Большинство из начальников частей и штабных уже давно отошло от строевого флота и потеряло с ним всякую связь, а слушатели Минных классов, присланные на зиму туда учиться, не имели никакого отношения к командам. Ни они кронштадтцев, ни кронштадтцы их не знали.

Матросами заведовали офицеры, числившиеся по Адмиралтейству, из которых очень много было перешедших из армии; другая же часть их состояла из подпоручиков и прапорщиков, произведенных во время войны из моряков торгового флота и кондукторов.

Офицеры по Адмиралтейству совершенно не были подготовлены к обращению с матросами и не понимали их, а те, видя в них «чужих офицеров», не питали к ним должного уважения хотя бы потому, что они были «армейскими». Что же касается подпоручиков и прапорщиков, то они, как вообще временный элемент, уже не пользовались в матросской среде никаким авторитетом. Вполне понятно, что воспитать в надлежащем духе своих подчиненных они не могли.

Во главе учебных отрядов стоял вице-адмирал Л.Д. Сапсай (2), человек малоэнергичный и замкнутый, всегда сторонившийся команд. Они его совсем не знали».


Количество учеников-матросов доходило до 3 тысяч человек. Из-за недостатка офицеров все они и на занятиях в классах, и все вечера, то есть круглые сутки, находились на полной ответственности своих инструкторов из унтер-офицеров и фельдфебелей. Инструкторы же эти сами по себе были не слишком надежны, так как из-за большого спроса на них приходилось брать каждого, кто, казалось, мало-мальски удовлетворял требуемым условиям и изъявлял на это желание. Ученики-матросы и в грош не ставили своих инструкторов; наоборот, те сами подпадали под их влияние. Таким образом, создавалась благоприятная обстановка для революционной пропаганды.

Находясь вблизи Петрограда и имея в своем распоряжении прямой провод, высшее начальство Кронштадта было всегда в курсе происходивших событий. Когда там вспыхнуло восстание, оно должно было тщательно разобраться в обстановке и осветить все так, как это было в действительности. Вместо того начальство предпочло все скрыть, как будто ничего и не случилось. Были введены еще новые строгости. Матросов решительно никуда не выпускали, и они безвыходно находились на кораблях и в казармах. Для усиления присмотра за ними по всем учебным судам были расписаны офицеры-слушатели, которые, не принося никакой пользы, очутились благодаря этому в очень опасном положении. Они были чужды этим командам и в такой критический момент только зря возбуждали против себя злобу.

Наивно было думать, что какие-либо меры могли совершенно изолировать такое большое количество людей от внешнего влияния. Конечно, из нелегальных источников к ним доходили все известия, но уже в сильно извращенном виде. Злоба и ненависть, возбуждаемые агитаторами, накапливались все больше и больше; положение обострялось с каждой минутой. Начальство же все еще не прозревало.

Вот тут-то и произошла трагедия. Когда у главарей революции в Кронштадте составилось впечатление, что положение восставших в Петрограде окрепло, а следовательно, они мало чем рискуют, ими было поднято восстание.

Ночью взбунтовавшиеся команды стали врываться в каюты офицеров с вопросом, признают ли они Временное правительство? Что могли отвечать офицеры на подобный вопрос? Если «никакого Временного правительства не знаю», — «враг народа», и, в лучшем случае, арест, а то — удар штыком... К чести офицеров, надо сказать, что, несмотря на всю трагичность своего положения, они давали отрицательные ответы.

Одновременно дикие, разъяренные банды матросов, солдат и черни, со зверскими лицами и жаждой крови, вооруженные чем попало, бросились по улицам города. Прежде всего выпустили арестантов, а потом, соединившись с ними, начали истребление ненавистного начальства.

Первой жертвой этой ненасытной злобы пал адмирал Р. Н. Вирен.
Когда толпа подошла к дому главного командира, адмирал Вирен, услышав шум и крик, сам открыл дверь, однако оставив ее на цепочке. Увидев матросов, он стремительно распахнул ее настежь и громко крикнул: «Что нужно?!» Матросы, еще так недавно трепетавшие при звуке его голоса, и теперь сразу притихли и растерялись. Только когда из задних рядов послышались единичные выкрики: «Тебя надо, кровопийца, вот кого нам надо», — толпа опять взволновалась, заревела и, бросившись на адмирала, стащила его полуодетым вниз и поволокла по улицам.

Матросы улюлюкали, подбегали к Вирену, плевали ему в лицо и с площадной бранью кричали: «А ну-ка, покажи свой номер!..»

Толпа была одета в самые фантастические костюмы: кто — в вывернутых шерстью наружу полушубках, кто — в офицерских пальто, кто — с саблями, кто — в арестантских халатах, и так далее. Ночью, при свете факелов, это шествие имело очень жуткий вид, точно демоны справляли свой адский праздник. Мирные жители, завидев эту процессию, с ужасом шарахались в стороны.

Посреди этой толпы шел адмирал. Он был весь в крови. Искалеченный, еле передвигая ноги, то и дело падая, медленно двигался мученик навстречу лютой смерти. Из его груди не вырывалось ни одного стона, что приводило толпу в еще большее бешенство. Ее вой напоминал собой вой шакалов, чувствующих близкую добычу...

Когда-то, в дни Порт-Артура, в неравном бою с несколькими японскими крейсерами и миноносцами погибал миноносец «Страшный». Разбитый неприятельскими снарядами, он парил. Пар этот был предсмертным дыханием умирающего бойца... Японские корабли уже готовились было его захватить. В это время на выручку «Страшному» несся «Баян». На командном мостике стоял его командир, тогда еще капитан 1 ранга Вирен. Впившись глазами вперед, он все время приказывал передать в машины, чтобы дали еще больший ход. Крейсер уже перешел пределы своей скорости и летел, рассекая волны, чтобы прикрыть «Страшного». Весь корпус его дрожал. Еще немного, и он опоясался бешеным огнем... Японские суда повернули, а «Баян», подлетев к месту недавнего побоища, застопорил машины. «Страшного» уже не было, он скрылся под волнами. Подобрав оставшихся людей, «Баян», при общем восторге, возвратился в Артур...Что если бы теперь пред этой зверской толпой вдруг встали бы те матросы, которые были тогда спасены «Баяном»? Что сказали бы они убийцам адмирала Вирена? Сумели бы отстоять ему жизнь?..

Пожалуй, нет. Толпа уже была опьянена кровью; в ней  проснулся многоликий зверь, который не отдает назад своей добычи.

Мукам Вирена приближался конец. Пресытившись терзанием жертвы, палачи окончательно добили ее на Якорной площади, а тело сбросили в овраг. Там оно лежало долгое время, так как его было запрещено хоронить.

На следующий день, рано утром, был арестован и начальник штаба порта контр-адмирал А. Г. Бутаков (3). На просьбы близких уехать из Кронштадта он отвечал решительным отказом, сказав, что предпочитает смерть бегству. На двукратное предложение матросов признать новую власть адмирал, не задумываясь ни на одно мгновение, ответил: «Я присягал государю и ему никогда не изменю, не то что вы, негодяи!» После этого его приговорили к смерти и расстреляли у памятника адмиралу Макарову. Первый залп был неудачен, и у адмирала оказалась простреленной только фуражка. Тогда, еще раз подтвердив свою верность государю, адмирал спокойно приказал стрелять снова, но целиться уже как следует...

Очень зверски также был убит командир 1 Балтийского флотского экипажа генерал-майор Н. В. Стронский, нелюбимый матросами за свою требовательность.

Командир учебного корабля «Император Александр II» капитан 1 ранга Н. И. Повалишин был убит на льду, когда он, видя, что ему неизбежно грозит смерть, хотел скрыться от преследователей. Его заметили и тут же расстреляли.

Старшего лейтенанта Н. Н. Ивкова, плававшего на учебном судне «Африка», команда живым спустила под лед.

Всю ночь убийцы рыскали по квартирам, грабили и вытаскивали офицеров, чтобы с ними расправиться. В числе убитых были капитаны 1 ранга К. И. Степанов и Г. П. Пекарский; капитаны 2 ранга А. М. Басов и В. И. Сохачевский; старшие лейтенанты В. В. Будкевич, В. К. Баллас и мичман Б. Д. Висковатов. Остальные — были офицеры по Адмиралтейству, подпоручики и прапорщики. Только по официальным сведениям штаба, очень неполным, убитых было свыше двадцати пяти человек. Кроме того, было убито много кондукторов и сверхсрочнослужащих.

Оставшиеся в живых на кораблях офицеры находились уже в это время под арестом; у них было отобрано оружие и сняты погоны. Жившие на берегу были заключены на гауптвахту, среди них — вице-адмиралы А. Д. Сапсай, А. П. Курош и контр-адмирал Н. Г. Рейн. Адмирал Курош всего только три дня тому назад приехал в Кронштадт,  чтобы принять должность коменданта крепости. Контр-адмирал Рейн тоже совсем недавно приехал в Кронштадт, где получил Учебно-минный отряд. Как Курош, так и Рейн держали себя во время ареста и допросов с редким достоинством и стойко переносили глумления.

Всех офицеров непрерывно допрашивали, предъявляя им самые нелепые обвинения. Часть из них была расстреляна на площади перед гауптвахтой. Офицер, который вызывался, мог быть почти уверен, что его расстреляют.

Когда вызвали адмирала Рейна, старого Георгиевского кавалера, он спокойно простился со всеми и сказал, что идет на смерть. Действительно, через несколько минут его уже расстреляли. Во время расстрела его хладнокровие поразило даже самих убийц. На его гордом, красивом лице при виде заряжаемых винтовок мелькнула только презрительная усмешка...

Далее для тех несчастных офицеров, которые пережили этот бунт, потянулись долгие дни тюремного заточения. Маленькие камеры были так переполнены ими, что одновременно все не могли лежать. Спать приходилось на голых досках; заставляли исполнять самые грязные работы и зачастую «забывали» кормить... Пища же, которую давали узникам, была до того отвратительна, что принимать ее можно было только с самым неприятным чувством. Родственников не допускали; провизия, приносимая ими, или не передавалась, или просто не принималась. О нравственных пытках говорить нечего: разнуздавшиеся хамы были очень изобретательны на этот счет. Особо утонченным издевательствам подвергался адмирал А. П. Курош, на котором старательно вымещали энергичное подавление им Свеаборгского бунта в 1906 году…
Кронштадт прогремел на всю Россию. Можно бы написать целую книгу относительно этой революционной вакханалии, к прекращению которой Временное правительство боялось принять должные меры. Вся психология Кронштадтской эпопеи носила грубый, варварский, настоящий  революционный характер. Ничего идейного в ней не было: было только стремление разрушить, уничтожить дотла все, что создано веками, стремление удовлетворить свои животные инстинкты.»

Некоторые моменты этого трагического повествования требуют комментария:
- Похоже, что матросы царского флота ВООБЩЕ НЕ ИМЕЛИ каких-либо документов, удостоверяющих их личность, раз уж сам грозный адмирал Р.Н. Вирен требовал их фуражки, чтобы ПО НОМЕРУ определить потом фамилии нарушителей Способ, прямо скажем, ненадёжный. Ничто не мешало разгильдяю взять в город чужой головной убор, или переправить номер на своём, но видимо, другого способа идентифицировать личность матроса у адмирала просто не было;
- Удивительно и то, что в Кронштадте не имелось «нормальных» строевых офицеров, способных управлять огромными скопищами недисциплинированных и не желающих служить и, тем более, воевать людей. Имевшиеся там «офицеры, числившиеся по Адмиралтейству» и «офицеры-слушатели» совершенно не справлялись со своими матросами.
(Эти беспомощные царские офицеры были предшественниками «двухгодичников» советских времён (60-80-х г.г. ХХ столетия). Многие из этих советских «двухгодичников» были неплохими инженерами, специалистами, и на них можно было положиться при ремонте и обслуживании техники. Но вот в качестве строевых офицеров они, как правило, мало что из себя представляли. Солдат они сторонились, или побаивались, а то и откровенно «панибратствовали» с бойцами). Характеристика Г.К. Графа «…они, как вообще временный элемент, не пользовались в матросской среде никаким авторитетом. Вполне понятно, что воспитать в надлежащем духе своих подчиненных они не могли», - увы, сохранила свою актуальность и спустя многие годы; 
- Те трагические события и вопиющая безнаказанность зверских убийств матросами своих офицеров, нанесли тяжелейший удар по боеготовности и боеспособности флота на многие годы вперёд. Ведь убивали-то наиболее требовательных офицеров и сверхсрочников-«службистов».
(Если количество убитых тогда офицеров известно, то счёта растерзанным кондукторам и унтер-офицерам никто вообще не вёл). Оставшиеся в живых были запуганы, деморализованы и послушно следовали воле расхристанных «братишек». О том, к каким драматическим последствиям  это привело остатки Балтфлота в Кронштадте, в 1919 году, речь пойдёт в следующей главе;
- убийства сопровождались изощрёнными издевательствами, как над ещё живыми, так и над телами погибших. Ни о каком вмешательстве священников и церкви в эти страшные события мне читать не доводилось.
- Непонятно, как во главе учебных команд Кронштадта был назначен безвольный вице-адмирал Л.Д. Сапсай, сторонившийся и боявшийся команд. Как такой человек вообще смог дорасти до звания «вице-адмирал»?! (Впрочем, об удивительной способности Николая Второго подбирать на ключевые должности дураков и проходимцев, говорилось неоднократно).  Нечего и говорить, что адмирала Сапсая убийцы не тронули, он в дни тех погромов остался в живых, успев после Октября послужить на руководящих должностях и в Красном Флоте;
- И последнее здесь. Почему-то Валентин Пикуль (в одной из своих книг) оклеветал адмирала Р.Н. Вирена, представив его злобным тираном, и грубо исказив обстоятельства его трагической гибели. Книги те были изданы миллионными тиражами, а воспоминания боевого офицера Г.К. Графа – известны очень немногим любителям истории. Наверное, кто-то ввёл в заблуждение уважаемого Валентина Савича. Будем надеяться, что правда о трагической смерти адмирала Р.Н. Вирена со временем станет известна всем, кому небезразлично прошлое нашей страны…      
    

     «Спите, родные герои
Прошлых великих боёв,
К Вам в гробовые покои
Доступа нет для врагов.

Вы от врага не бежали,
Не торговались в бою,
Вы продавать не дерзали
Матерь Отчизну свою.

Полные грозной отваги,
В битвах Великой войны,
Долгу священной присяги
Все вы остались верны…

Вас не пытали шпионы,
Тесно смыкая кольцо,
С вас не срывали погоны,
Вам – не плевали в лицо…»

  Это – строчки из песни Ж. Бичевской «Царским Орлам».
 
Она посвящена памяти тех, кто пал смертью храбрых на полях Великой войны. Кому «повезло» умереть в честном бою и не испытать всех ужасов развала русской армии и флота.



Примечания:

1. Вирен Роберт Николаевич (1856-1917) — адмирал (1915), с февраля 1909 по февраль 1917 года — главный командир Кронштадтского порта и военный губернатор Кронштадта.
2. Сапсай Алексей Дмитриевич (1860-1922) — вице-адмирал (1914), в 1915-1917 годы — командующий учебными отрядами и отдельно плавающими учебными судами Балтфлота, в гражданскую войну — в Красном флоте, в 1918 году — арестовывался органами ВЧК, но был освобожден, затем служил в Управлении военно-морских учебных заведений РККФ.
3. Бутаков Александр Григорьевич (1861-1917) — сын знаменитого адмирала Г. И. Бутакова, контр-адмирал (1913), с 1913 года — начальник штаба Кронштадтского порта, расстрелян матросами в Кронштадте.


На фото (c сайта Цусима): "Андрей Первозванный" в Кронштадте в 1918 году. Сравните экипаж со снимком 1914 года (в предыдущей главе). Да и состояние  самого  корабля "впечатляет". Под башней главного калибра на палубе построены какие-то сараи из досок. Может кто-то из моряков сможет пояснить их назначение?