Бракосочетание дело серьёзное

Кора Журавлёва
               
                Снова свидание в Москве.

      В институте я никому не сказала о том, что вышла замуж, кроме двух-трёх близких друзей. Друзья поздравляли меня и желали нам счастья, только мой друг Гена не отреагировал. Он принял это известие, как-то странно промолчав. Я спросила, озабоченная:
 - «А ты не рад за меня? – спросила я.
 – «Конечно, рад, но за него, потому что ему досталась такая девушка, а вот буду ли я рад за тебя, покажет время. Мне кажется, ты выбрала для себя нелёгкую дорогу и тебе понадобиться много мужества, чтобы принять новых людей в чужой тебе стране. Но помни, что у тебя здесь есть настоящий, искренний друг, к которому ты всегда можешь приехать, если понадобиться или попросить о чём бы то ни было».
Я была тронута такой откровенностью и обещала всегда помнить об этом.
 
      Студенческая жизнь входила в свои права, и я жила так же, как и до встречи с Германом в Москве, до бракосочетания. У меня было такое ощущение, как будто в Москве за эти три дня, произошли известные события тоже со мной, но где-то в зазеркалье; как будто было «две меня» - одна осталась где-то в Москве, а у второй ничего не изменилось в жизни….
 
      Реальность же была другая. Германа нет, как и не было, письма приходят так же, как и раньше полные надежд, единственным подтверждением того, что мне всё это не приснилось, была "зелёнаяя бумажка»,называемая «свидетельством о браке». Тогда я и вспомнила шутку, что «хорошее дело браком не назовут».
      Установившихся привычек я не меняла, ходила на танцы, на вечеринки, в театр оперы и балета и, конечно же, много работала в библиотеках. Я всегда любила готовиться к занятиям в библиотеке, спокойная атмосфера располагала не только к сосредоточенности, но и к размышлению и к мечтам в свободные минуты перерыва от занятий.

                *****

      Всегда у меня что-то случается, когда надо сдавать курсовые проекты! Этот год не был исключением! Проект был сложный, по геодезии, где нужно было работать акварельными красками по особой технологии, которую я доверить никому не могла. Поэтому, когда в декабре этого же года пришла срочная телеграмма от Германа, чтобы я приехала в Москву на неделю (!), поскольку он приезжает туда в командировку с делегацией из министерства, я испугалась, что завалю проект, и сказала своим родителям и друзьям, что не могу сейчас поехать. Не тут-то было!
 
      Мои друзья свято пообещали к моему приезду закончить вместо меня мой проект, ничуть не хуже меня самой и сказали, чтобы я не дурила, а ехала к своему законному супругу. Помощи я обрадовалась, но сказала, что всё равно столько денег у меня нет. Мама слушала нас внимательно, а потом вдруг оделась и быстро куда-то ушла.

      Примерно через час она вернулась, подошла ко мне и, положив билеты на стол, хлопнула по ним ладонью:
 - «Вот тебе билеты туда и обратно и чтоб завтра духу твоего дома не было! Тебя никто не неволил выходить за него замуж, а раз уж вышла, изволь сама отвечать за свои поступки, а то, «хочу, не хочу, могу, не могу», раньше думать надо было, а сейчас уже поздно! Замужество, это не игрушки, а большая ответственность. Вот и отвечай за то, что натворила!» –закончила мама, даже не замечая, что у моих друзей буквально отвисла челюсть после такой риторики.

      Впервые со дня моего замужества я услышала от неё такое исчерпывающее мнение о прошедшем знаменательном событии в моей жизни. Слово мамы для меня всегда было законом и я, собрав всё лучшее, что было у меня из одежды, отправилась в Москву за своим будущим!

      Чем ближе была встреча, тем больше меня охватывало беспокойство. Я не была уверена в себе. Прошло всего три месяца, как мы расстались после долгих лет разлуки и, воспоминание о том, как (!) прошли те три дня в Москве, не вселяли в меня уверенность, что мы стали ближе друг другу.

      Калейдоскоп  событий тех дней недостаточно восполнили все те пробелы в моей романтичной и сентиментальной душе, которые были мне так необходимы. Кроме того, во мне преобладало острое желание, чтобы Герман заполнил тот недостающей романтизм, который куда-то канул в те короткие три дня, что мы провели  в Москве.

      Нет, в Германе не было отчуждённости, но не было и страсти, как я на это надеялась, было уж слишком всё обыденно. Поэтому сейчас, подъезжая к Московскому вокзалу, я почти страшилась встречи, боялась увидеть спокойную вежливость в его лице, а не горящие от радости встречи глаза.
 
      Перрон был ещё почти пуст от встречающих, когда я увидела, перебегающего с места на место человека с возбуждённым лицом и ищущими кого-то глазами. Я не сразу узнала Германа. Была зима. Он был одет в длинное пальто и меховую шапку.

      Наконец он увидел меня в окне вагона, и глаза его засияли. Оказалось, что меня ждал очень приятный, почти красивый молодой мужчина, совсем не похожий на того, за которого я вышла замуж тремя месяцами ранее. И он ждал именно меня! Я чуть успокоилась, но ещё не знала, как себя вести.
 
      Когда я вышла из вагона, то сказала ему:
= «Знаешь, я не могу нести тяжести. Возьми, пожалуйста, мой чемодан».
      Он очень весело рассмеялся:
- «Не забыла?!», и схватил меня в охапку, прижал к себе крепко и проговорил:
- «Я так боялся, я так боялся, что ты не приедешь! Я так волновался, поэтому уже целый час сижу на вокзале, боясь, что поезд или придёт раньше или что-то случиться! Пойдём скорее в отель, мне так много нужно тебе сказать!».
      Я с приятным удивлением признала, что это совсем другой человек, человек, с которым мне хотелось остаться!

      Было ещё утро, и я радовалась, что у нас целый день впереди. Я кроме гостиницы Останкино, никогда не жила в отелях. Но это была не просто гостиница, это была по тем временам шикарная гостиница «Украина», находящаяся в одном из высотных зданий Москвы. Такого приёма я не ожидала!

      У нас был отдельный очень удобный номер с ванной комнатой и большой кроватью. Мы жили на одиннадцатом этаже, откуда были видны большие пространства улиц Москвы. Здесь же на этаже располагался хорошо обустроенный ресторан, куда меня сразу же пригласил Герман.
      Я совсем успокоилась и радостно, перебивая друг друга, мы несли всякую чепуху, шутили и смеялись по любому поводу. Потом я поняла, что такое наше поведение было разрядкой тех больших волнений, которые жили в нас, перед этой встречей. Он так же, как и я боялся встречи, но ещё больше боялся, что я не захочу приехать в Москву. А ведь он был недалёк от истины!

      По-видимому, он и сам осознал, что эта женитьба «на скорую руку» не принесла мне никакой радости и удовлетворения, кроме чувства победы над годами разлуки. Он боялся, что я разочаруюсь, пожалею о содеянном и не захочу приехать второй раз в Москву на встречу с ним.

      Оказалось, что целого дня у нас не было. После завтрака Герман познакомил меня со своими коллегами, которые приехали с ним на совещание СЭВ (Совет  Экономической Взаимопомощи). Эта организация была создана после Великой Отечественной Войны, в которую входили все страны Социалистического лагеря и Румыния среди них. В настоящее время этого лагеря социалистических стран больше нет, как нет и Социализма в этих странах.

      Герман не захотел меня оставлять одну в отеле и забрал с собой на совещание. Конечно, на самом совещании я не присутствовала, но была в соседнем очень уютном помещении, где могла читать разные журналы, даже журнал мод и где мне предложили коктейли и фрукты. Не помню, сколько прошло времени, но совещание всё-таки закончилось, и нас с Германом отпустили проводить время, как мы того пожелаем.

      Неделя вдвоём пролетела, как в сказке! Практически, и в самом прямом смысле этого слова, мы заново узнавали и познавали друг друга. Когда мы впервые расстались, мы были ещё очень молоды. В настоящее время мне недавно исполнилось двадцать три года, а Герману почти двадцать шесть лет. За это время мы не только повзрослели, но и приобрели какой-то жизненный опыт. Всё в жизни меняется, изменились и мы.

      Герман уже работал на металлургическом заводе, в сталеплавильном цехе. Работа сложная, даже опасная, обязывающая на осмысленные действия, не только на рабочей площадке, но и в отношениях с людьми, что придало Герману больше мужественности и уверенности в себе. Я тоже многое переосмыслила в своих взаимоотношениях, не только с друзьями и коллегами по институту, но и со своими родителями.

      Я стала более практичной, научилась отстаивать своё мнение, не подчиняться слепо, всему чего от меня требовали, оставаясь при этом такой же романтичной и сентиментальной, как прежде.

      За эту неделю, проведённую вместе, Гермашка стал для меня во многом абсолютным открытием. Он блистал остроумием, весельем, энергией, вызывая во мне ответные реакции, которые дополнялись собственной «сумашедшинкой» и романтизмом. Мне и раньше были знакомы эти его качества, но собранные воедино в одно время и в таком изобилии я видела впервые.

      Мы провели чудесные дни вместе, но разлука снова показала своё жало. В последний вечер мы больше никуда не пошли, остались в номере отеля. Всё наше финансовое содержание за пребывание в Москве, взяла на себя румынская сторона. И у меня, и у Германа были, конечно, небольшие суммы денег, но почти все деньги мы истратили на разные приятные нам обоим пустяки.
     Небольшую оставшуюся сумму мы решили поделить по честному. Конечно же, я поняла шутку Германа, что мне «хватит и трёх сэндвичей с икрой, а то растолстеешь», но мне почему-то не очень было смешно. Это было уже во второй раз, когда он ставил еду «во главу угла». Первый раз это было в день сделанного мне предложения выйти за него замуж, когда он тоже поразил меня шуткой: «Если бы я знал, что меня будут так хорошо кормить, я бы сделал предложение ещё месяц назад». Мне стало жаль его. «Наверное, он недоедал в детстве» - подумала я и согласилась отдать ему большую часть денег. Он не отказался. Такая мелочь не могла испортить мне настроения, и последний вечер мы провели не менее весело и приятно, чем все прошедшие дни нашей встречи в Москве.

                *****

      Возвращение домой на этот раз было куда более спокойным и радостным. Со мной в купе ехали молодые люди, которые так же расспрашивали меня, куда и зачем я ездила. Мне легко было отвечать на их вопросы, а моя история показалась им удивительной. На вокзале меня никто не встречал. Папа был в командировке.

      Когда я зашла в дом, мама посмотрела на меня вопросительно.
- «Мамочка, родненькая, если бы ты знала, как счастлива твоя дочь! Герман просто великолепен! Он весёлый, нежный, остроумный и очень меня любит!» - рассказывала я, не выпуская маму из своих объятий и, кружа её по комнате.
- «Ну, хватит, хватит, а то совсем меня задушишь!» – наконец, улыбаясь, остановила она моё словоизвержение.

      Как и обещали мне мои коллеги, курсовые работы были готовы к моему приезду. Я успела сдать работу во время.
      Новый 1960 год наш факультет решил встретить в здании театра оперы и балета. За подготовкой к празднику время, оставшееся до Нового года пролетело незаметно.

      На меня была возложена ответственность, организовать и участвовать в студенческой лотерее. Каждый, кто хотел и мог, принёс из дома разные сувениры или игрушки, которые мы разыгрывали на фанты.
      В какой-то момент коллега, раздававшая сувениры счастливчикам, отошла и в шатре с сюрпризами осталась я одна. Одетая в карнавальный костюм цыганки, я веселилась вместе с игроками, когда вдруг почувствовала тошноту.
 
      Не считая прошлого заболевания лёгких, я была здоровой и спортивной девушкой, поэтому подпиравшая тошнота, меня и испугала, и смутила. Оставив шатёр без присмотра, я бросилась в туалетную комнату. Вскоре состояние дискомфорта покинуло меня, и я снова продолжала веселиться.

      Дома я рассказала маме о приступе тошноты, случившейся со мной на новогоднем балу. Мама посоветовала мне обратиться к женскому врачу.
= «Это ещё зачем?» – недоумевала я.
- «Он тебе расскажет!» – загадочно произнесла мама.
      После праздников я посетила указанного мне врача и, к своему удивлению, узнала, что у меня будет ребёнок!
      Новость поразила меня!
- «Ну, не библию же приезжал тебе читать Герман!» –парировала мама словами, сказанными мне самой когда-то моим первым женихом. Что уж не библию, так это точно! К сожалению, моя мама никогда не говорила со мной об интимных отношениях между мужчиной и женщиной. В то время вообще такие темы не обсуждались ни в обществе, ни даже между студентами, эти темы были полу запретными, говорилось об этом намёками, поэтому я совсем не была подготовлена к интимной жизни, о чём очень сожалею.

      Новость о моём «интересном положении» в корне изменила и отношение моих родителей ко мне. Мама стала проявлять обо мне заботу, которой раньше меня не баловала. Папа старался привозить мне из командировок чего-нибудь вкусненького, поэтому я стала чувствовать себя какой-то особенной.

      Я не знала, как мне самой относиться к себе и своему положению. Материнские чувства проснулись во мне значительно позже, почти на пятом месяце беременности. Поэтому, когда в самом начале события, я написала Герману, что у нас будет ребёнок, и получила от него ответ, что с этим нужно подождать, я не очень была против предложения, «подождать». Меня только обидело, что он не обрадовался известию, как этому радовалась я. Почему радовалась я? Хотя во мне ещё и не проснулись материнские чувства, я радовалась, что мы с Германом теперь одно целое, что маленькое существо во мне, это и его кусочек, что, пусть хотя бы так, но мы вместе.

     И без того неблагосклонное отношение мамы к Герману, усилило неприязнь к нему, когда я рассказала о его предложении, «подождать». Тогда я действительно не знала хорошо это или плохо, поэтому решила пойти к врачу и поговорить, что будет, если….

      Врач сказала, что такое решение, как «подождать» она нам с мужем запретить не может, но в этом случае мне необходимо было предстать перед комиссией для принятия врачебного решения. Обычно этот консилиум врачей пытается объяснить все последствия непродуманных решений молодыми семьями. Объяснили и мне, что если я решусь на операцию, то у меня может никогда не быть детей. Я испугалась, к тому же я и так не хотела ничего делать, и пошла лишь потому, что мне это посоветовала мама . Герман, однако, мотивировал просьбу тем, что пока у него нет квартиры, а значит, нет и условий для воспитания ребёнка.

     Рос мой малыш, вместе с ним увеличивалась в размерах и я. Моё «интересное положение» стало заметно и моим коллегам. Никто не знал, что я замужем, за исключением близких друзей, и никто не видел моего мужа.

      В один из весенних дней ко мне подошёл комсорг нашего факультета (комсорг – это руководитель Союза коммунистической молодёжи, членом которого я на тот момент была), и просил меня прийти на заседание комсомольского комитета, не объяснив мне, зачем меня туда приглашают. Взносы у меня были уплачены, поэтому я не понимала, что товарищам комсомольцам от меня было нужно.
      Оказывается, причиной был мой «аморальный» живот. После того, как мне объяснили, как должна блюсти себя девушка, они сказали, что я больше не могу находиться в рядах комсомола из-за недостойного поведения.

      Молча и спокойно выслушав наставления, я приготовила маленькую месть этим умникам.
- «Что ж, – сказала я, – вы правы! Вот ваш комсомольский билет, поскольку он мне больше не нужен, а вот моё свидетельство о браке! Теперь вы оставите меня в покое?»
      Немая сцена, вытянувшихся лиц, принесли мне большое удовлетворение. Так я перестала быть членом этого уважаемого общества.

      Свидетельство о браке на собрании при себе, у меня было случайно, поскольку я оформляла паспорт на выезд из Союза. Мама уговаривала меня остаться дома, родить ребёнка на родине и закончить институт. Я понимала, что мой отъезд усложнит во многом мою жизнь, но относилась к этому спокойно и даже с энтузиазмом молодости. К тому же я ни в коем случае не хотела, чтобы ребёнок родился в отсутствие его отца.

      Маму очень удручало, что я еду, как она сказала «в никуда, потому что твой так называемый муж даже не в состоянии был позаботиться о крыше над головой для тебя и ребёнка. Что это за мужчина, который за три года не мог купить себе даже пальто, когда ехал зимой в Москву, а занял его у друга!» И зачем только я маме всё рассказываю?!

      Но я решение приняла, и отступать от него не собиралась.
Папа во всём поддерживал меня. Я окончила третий курс института, но не собиралась оставлять учёбу.
      Понимая, что сразу продолжать учиться в Румынии я не смогу из-за незнания румынского языка, я перевелась в Московский заочный институт гражданского строительства. Почему в заочный? Почему в Московский? Да просто потому, что, как мне сказали, только этот институт может пересылать за границу методическую литературу и задания по специализации для студентов. Более того, я могла приезжать один раз в год к родителям, сдавать за целый год экзамены в институте, где я ранее училась, то есть в Сталинграде. Результаты экзаменов мне разрешили пересылать на кафедру строительного факультета Московского института, где я была зачислена на заочное отделение, и где результаты экзаменов принимались, как сданные.

      Есть у румын хорошая поговорка, «расчёты в доме, не совпадают с ценами на базаре», а по-русски – «думаешь одно, а, получается, по другому», но об этом я узнала позже. А пока? А пока мои родители готовили меня к моему далёкому путешествию.

      Мы были самодостаточной семьёй со средними финансовыми возможностями. Хотя в то время, все услуги, приобретение билетов различного назначения, куда бы то ни было, на поезда, в театры, или самолёты, для большинства жителей страны не создавали особых финансовых затруднений.
 
      Выезд же за границу на постоянное жительство выводили эти затраты за нормы привычных расходов. Моё любимое пианино «Мекленбург», которое мама забрала с собой, когда увозила меня с Украины, пришлось продать, чтобы приготовить мне и моему будущему малышу все необходимые на первое время вещи. Мне было жаль расставаться с моим музыкальным другом, но взять пианино с собой я бы всё равно не смогла.

      С паспортом у меня, наконец, всё было в порядке, и мы с родителями упаковали несколько ящиков для отправки их багажом в Румынию. Папа очень боялся отправлять меня одну поездом до Москвы, откуда уходил состав на Бухарест.
      Кроме вещей сданных в багаж, из которых один из ящиков был заполнен книгами, у меня была и ручная кладь. Именно поэтому папа согласился на бесплатные билеты, предоставленные ему, как работнику Волго-донского канала, на пароход, который плыл по реке Волге до самой Москвы без пересадок.

      Меня очень обрадовала такая перспектива. Во-первых, потому, что я никогда не плавала на речном лайнере, во-вторых, потому, что мне было дано ещё некоторое время побыть вместе с родителями и, в-третьих, потому, что это было не просто плавание, а возможность посетить города на Волге, в которых я никогда не бывала. Было очень жаркое лето 1960 года. Настолько жаркое, что меня оборачивали во влажную простыню в каюте парохода, и только так я могла перенести эту нестерпимую жару.

(продолжение следует)http://proza.ru/2011/02/18/1368