Судьбы гвардии (Николай Лебедев 2) / Проза.ру

Лебедев Н.В. Лебедев В.Г.

СУДЬБЫ ГВАРДИИ

Воспоминания,
документы,
суждения
УДК 82-1
УДК 82-3
ББК 84(2Рос=Рус)

ISBN 978-5-369-00825- (РИОР)
ISBN 978-5-91945-050-4 (Изд-во Рунета)

© Лебедев Н. В., Лебедев В. Г., 2011

Аннотация
Восемь миллионов семьсот тысяч наших соотечественников пали на полях сражений, защищая нашу СОВЕТСКУЮ РОДИНУ. Их светлой памяти автор посвящается эту книгу.
Жанр книги — военно-историческая документалистика. Ее содержание — боевой и жизненный путь одного из особо отличившихся боевых командиров Великой Отечественной войны, гвардии генерал-майора танковых войск Виктора Григорьевича Лебедева (1901–1979). Пройдя всю войну, он сражался на Лужском рубеже, на Невском пятачке, под Воронежем, под Белгородом в Курской битве, освобождал Киев, Житомир и дошел до Берлина. За боевые заслуги был награжден орденами Ленина, тремя орденами Боевого Красного Знамени, двумя орденами Суворова.
Особое место в книге уделено историческому фону событий, в которых генерал принимал участие. При этом во многих описаниях развиваются представления несколько, а в ряде моментов существенно, отличающиеся от традиционных.
В книге использованы личные воспоминаниях генерала, документы Центрального архива Министерства обороны, опубликованные воспоминания участников Великой Отечественной войны и суждениях ее исследователей.
Автор надеется, что содержащаяся в книге информация поможет многим людям составить более объективное представление о жизни в Советской России.

            СОДЕРЖАНИЕ
Предисловие
Лебедев Н. В. ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ОТЦЕ
Лебедев В. Г. СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ: ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ. 1901–1941 годы
Семья и детские годы
Семнадцатый год
Гражданская война
Кронштадтский мятеж
Красный командир
Тридцатые годы
Зимняя война
Лебедев Н. В. Лицо эпохи.
Владимир Ильич Ленин
Лев Давыдович Троцкий
Большевики и коммунисты
Россия в огне
Продразверстка
О чем молчит история КПСС
Рабоче-крестьянская Красная армия
Раскулачивание и коллективизация
Комиссары и конники
Дело «Весна»
Маршалы Ворошилов и Тухачевский
Маршалы Блюхер и Егоров
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Лебедев Н. В. СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ – В БОЯХ ЗА РОДИНУ. 1941–1945 годы
На Лужском рубеже
Невский пятачок. Забытый полк
Немного о танковых войсках Великой Отечественной
Сталинские колонны
Воронежские страдания сорок второго года
Они дрались как истинно русские люди…
Огненная Дуга
Белгородский бастион
5 июля 1943 года
6 июля 1943 года
7 июля 1943 года
И грянул бой…
8 июля 1943 года
9 июля 1943 года
10 июля 1943 года
11 июля 1943 года
Прорыв
12 июля 1943 года
Когда стихают сражения…
На Берлин
В боях за Киев и Житомир
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

            Предисловие
Написание данной книги обусловлено тем, что за прошедшие со времени окончания Великой Отечественной войны десятилетия, ее события, а также все то, что ей предшествовало, явились предметом политических спекуляций. Черные дела превратились в заслуги, а заслуги в «преступления». Но этого мало. Жалкая кучка людей, возомнившая себя хозяевами нашей жизни, приватизировав, а точнее, украв у народа власть, деньги, собственность, теперь покушается в своих демагогических целях на самое святое, что у нас есть, — на нашу Великую Победу. Эта банда в лице президентов, премьер-министров, продавших честь и совесть депутатов и журналистов, считает возможным указывать нам, детям и внукам победителей, кого мы должны считать героями, а кого таковыми считать нельзя.
Эта неблаговидная песня была рождена политиками еще советского времени. Ее запевалами выступили руководитель СССР конца пятидесятых – начала шестидесятых годов Н. С. Хрущев, а потом бывший генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачев. Оба они, со своими приспешниками, пошли на прямое искажение истины только для того, чтобы обосновать свой предательский, в сущности троцкистский, курс на сворачивание в послевоенном СССР социалистических преобразований.
Хрущев, этот затаившийся в сталинские времена троцкист, придя к власти, стал выполнять «левую» программу Троцкого, конечно же, без ссылок на автора. Для обоснования такого поворота он обрушил на умершего Сталина поток грязи и откровенной лжи. Этот курс поддержала большая часть партийной номенклатуры как в центре, в ЦК, так и на местах, в обкомах, райкомах и так далее. Эта политика заключалась в ускоренной «пролетаризации» страны. Она включала в себя разгон МТС, преобразование колхозов в совхозы, изъятие у крестьян приусадебных участков, гонения на православную церковь, уничтожение неперспективных деревень, перевод на хозрасчет хозяйственной деятельности предприятий, приведший к банкротству ряда важнейших отраслей народного хозяйства и к прекращению выполнения многих государственно важных проектов, таких как строительство железнодорожных магистралей, крупных промышленных предприятий и объектов. В частности, с этого момента началась деградация изобретательской деятельности, приборостроения, ракетостроения. Высвободившиеся средства были бездарно растрачены на тупую распашку целины и распространение посевов кукурузы на север, а главное, на «помощь братским движениям и партиям», тем самым реанимируя известную идею Троцкого о «мировой революции». Разрушив сталинский план восстановления и развития сельского хозяйства, Хрущев привел страну к типично троцкистскому действу — расстрелу рабочих в Новочеркасске.
Сменивший Хрущева Брежнев, несколько заморозил антисталинскую риторику. Но во всем другом он пошел дальше Хрущева. За предоставление преференций в торговле нефтью и газом он решился на сговор с США и, вопреки всем имеющимся у него данным, признал как действительный факт их «лунную» аферу — никогда не состоявшийся полет американцев на Луну. Мало того что этим он предал десятки тысяч ракетчиков, трудившихся на благо своей страны, но еще и посадил свой народ на нефтегазовую «иглу». Именно тогда из КПСС стали уходить честные люди. Зато на их место косяком повалили проходимцы, карьеристы, взяточники. Воровство в государственном масштабе и коррупция, как раковая опухоль, стали распространяться в СССР со скоростью степного пожара. Таким образом, к середине восьмидесятых годов руководство страны, в котором такие люди, как Дмитрий Федорович Устинов, Григорий Васильевич Романов и ряд других были белыми воронами, осуществили подготовку к политическому перевороту — к разрушению СССР как государства; к переходу социалистической общенародной собственности в частные руки выходцев все из той же партийной номенклатуры и торговой мафии; к ликвидации социальных прав трудящихся, обрекающей нас на нищету и вымирание. Руководил этим процессом Горбачев. А чтобы идейно обосновать свои действия, он вновь взялся за антисталинскую риторику, не останавливаясь при этом перед наглой ложью и прямой фальсификацией документов. Важное место в ней заняла оценка действий Сталина перед войной (борьба с троцкистскими заговорщиками и договор о ненападении) и во время войны (число потерь). Оценка же эта бралась не из воздуха, а преподносилась в том виде, в какой ее видят заклятые друзья России — США и Англия.
Надо заметить, что народ, оглушенный потоками лжи и фальсификаций, льющимися с экранов телевизора, не то что поверил этой демагогии, но был просто парализован. Собственно, этого перестройщики и демократы и хотели. Им необходимо было, чтобы на период совершения ими их грязных дел народные массы были бы деморализованы. Но вот прошло немного времени. Ложь, на то она и ложь, стала отступать под давлением неумолимых фактов. Имя Сталина, вопреки демагогам, превратилось в знамя народного сопротивления захватчикам. Оно как бы говорит нам, что наше дело правое, и победа будет за нами.
Вызывает сожаление, что в деле очернения своего Верховного главнокомандующего приняли участие ряд видных военных того времени во главе с маршалом победы Г. К. Жуковым. Их активная роль в этом деле объясняется и карьерными соображениями, и попыткой приукрасить свою роль в войне и по возможности затушевать темные страницы своей боевой биографии. Имена многих из них в памяти воевавших запечатлелись далеко не громкими победами, но бездумно пролитой солдатской кровью, подлыми подставами соседей, неуемной жаждой выдвинуться в глазах более высокого начальства. Именно они «смело» укладывали батальоны перед траншеями врага, считая, что «бабы еще нарожают». Среди них были, например, такие генералы, как Москаленко, Ротмистров, Соколовский, Гетман и ряд других. За первым из них на Воронежском фронте прочно укрепилось прозвище «истребителя своих людей, танков и артиллерии». Второго не единожды ловили на подаче лживой информации. Его прямой «заслугой» было создание мифа о Прохоровке.
Я привлекаю в качестве свидетеля правоты всего вышесказанного гвардии генерал-майора танковых войск Лебедева Виктора Григорьевича. Его страницы жизни легли в основу предлагаемой вниманию читателя книги. Будучи смелым и решительным командиром, он постоянно находился в гуще событий, много видел и много пережил. Залогом тому служат сорок три ранения и две тяжелейшие контузии, полученные в боях. Все, кто его знал, единодушно признавали его блестящее умение организовать бой, а также глубокое знание вверенной ему боевой техники. Но больше всего он прославился бережливым отношением к своим солдатам. У него было любимое выражение: Если солдат совершает подвиг, то это означает, что его командир или дурак, неспособный видеть дальше своего носа, или подлец, для которого чужая жизнь копейка. Вот на этой почве он в свои боевые годы нажил немало врагов, в особенности среди политработников. Его служебные характеристики так и пестрят записями: «груб, не признает авторитета политработников, неправильно понимает принцип единоначалия» и так далее.
На закате своей жизни Виктор Григорьевич сказал, что в своей жизни он совершил два поступка, которыми он имеет полное право гордиться. Первый — это, что он насмерть стоял с ребятами своей танковой бригады у деревни Пузачи (Курская область). Второй — выход из КПСС, когда он увидел, что руководство партии стало проводить откровенно троцкистский курс. Вот этого партийная номенклатура ему не простила. Вокруг его имени возник заговор умолчания. Так из Центрального архива Министерства обороны исчез ряд касающихся его документов. Рассказ о бое 96-й бригады у деревни Пузачи, красочно описанный в шеститомной «Истории Великой Отечественной войны 1941–1945 годов» издания 1963 года, в дальнейших изданиях пропал. Орден Кутузова, который он заслужил за бой под Белгородом, во время Курской битвы, и не врученный ему тогда по каким-то причинам, так и остался неврученным. Его фронтовой товарищ, командир 55-й гвардейской танковой бригады, известный танковый генерал Д. А. Драгунский, рассказывая о написании им своей книги «Годы в броне», удивлялся, с какой злобой вычеркивалось из его рукописи имя генерала Лебедева. Сохранилось оно там, по недосмотру цензуры, лишь в одном месте.
Лебедев Н. В.
Москва, 2010 год

            Лебедев Н. В.
            ВОСПОМИНАНИЯ ОБ ОТЦЕ

            Merde! La garde meurt mais ne se rend pas!
            Дерьмо! Гвардия умирает, но не сдается!
Приведенные слова бросил в лицо англичанам генерал Камбронн в финале битвы при Ватерлоо в ответ на их предложение сдаться.
Мои детские воспоминания начинаются со зрелища колонн пленных немцев, ведомых на восстановление разрушенного в войне при бомбежке здания. Серая форма. Серые лица. Опущенные вниз глаза. А на тротуаре стоят и провожают колонну ненавидящим взглядом русские женщины. Мужчин почти не видно. Женщинам же есть за что ненавидеть немцев. В нашем классе сплошная безотцовщина. На одного, у которого есть отец, приходится шестеро, у которых отцы остались лежать на полях сражений. Увидеть результаты немецкой «цивилизации» несложно. Достаточно выехать на пригородной электричке за черту города. Там, к западу от Москвы, вместо деревенских изб стоят лишь одни обгорелые печные трубы. Люди ютятся в землянках, а порой просто в строениях, которые и шалашами назвать трудно. В толпе людей то тут, то там можно было услышать прямое наследие оккупации — немецкие фразы: Ahtung! Com zu mir! Wie hast du! Kein aber! (Внимание! Иди сюда! Как тебя зовут! Без возражений!) Но особенно режет слух русизм: «Ну-ка! Шнелькай отсюда!», или германизм: «Бабка, где яйка, курка, млеко!»
Наша квартира во второй половине сороковых годов сильно напоминала студенческое общежитие. К нам время от времени приезжали бывшие личные адъютанты отца — дядя Цыганов или дядя Чудинов. Они прошли с Виктором Григорьевичем всю войну, были его телохранителями и выполняли самые ответственные поручения, от передачи наиболее важных приказов и распоряжений до поиска в тылу врага крайне необходимых в какой-то момент «языков». Но основную же массу приезжающих составляли лейтенанты, капитаны, сержанты, старшины, ехавшие домой из Германии по демобилизации. Каждый из них считал себя обязанным, проезжая через Москву, отдать, как они говорили, долг чести и поклон своему отцу-командиру. Часто они оставались ночевать и спали в большой комнате на диване или, если он был занят, прямо на полу, завернувшись в шинель.
Затаившись где-нибудь в углу, я, затаив дыхание, внимательно вслушивался в застольные беседы своего отца с его боевыми товарищами. Впоследствии, когда сам отслужил три с половиной года в армии, вспоминая эти разговоры, я понял, что кроме солдатской дружбы на войне часто формируется беззаветная преданность, не побоимся этого слова, к любимому командиру. Наверное, это самое почетное звание в армейской среде. Более высокое, чем звание генерала или маршала. Сейчас даже трудно сказать, какими особыми качествами должен обладать человек, ведущий в смертный бой десятки, сотни, а порой тысячи солдат, требуя от них отдачи, казалось бы, самого дорогого что у них есть, — их жизни, и быть при этом ими горячо любимым. Думается, что такой человек должен был быть предельно искренним и не жалеть самого себя, а также очень сильно любить свою Родину и свой народ.
После того как прошла волна демобилизованных, к отцу стали заезжать многие из его бывших сослуживцев. Часто навещал отца Николай Григорьевич Степанов, полковник Генерального штаба, веселый жизнерадостный человек, с которым отец начинал свою военную службу еще в конце двадцатых годов, в 59-м Выборгском полку. Бывал и генерал Виктор Андреевич Опарин, человек молчаливый, внешне суровый. С ним отец в предвоенные годы служил в знаменитой 6-й танковой бригаде (ТБр) имени Кирова. Несколько раз, помню, заезжал к нам генерал Давид Абрамович Драгунский, с которым отец воевал в 3-й гвардейской танковой армии (гв. ТА).
Разговор между Виктором Григорьевичем и его гостями всегда крутился вокруг довоенных событий и боевых эпизодов прошедшей войны. Из этих приватных бесед я впервые уловил представления о таких страшных вещах, как «ежовщина» и «паникерство». Здесь же, в узком кругу, очень много говорилось о той негативной роли, которую в начале войны сыграла пропаганда интернационализма, когда красноармейцам, идущим воевать с лютым врагом, внушалось, что немецкие солдаты не сегодня завтра повернут штыки против своих «буржуев». По далеко не единодушному мнению обсуждавших, и «ежовщина», как чистка РККА от командиров, неугодных кому-то из высоких военных чинов, прежде всего из комиссарского «сословия», и борьба с «паникерством», как продолжение той же чистки, но под другим соусом, а также пропаганда интернационализма имела одну и ту же цель — уничтожение Красной армии как защитника русского народа. Отсюда, естественно, вставал и национальный вопрос.
Как-то один из спорящих в запале бросил: «Пусть Сталин говорит, что Гитлеры приходят и уходят, а народ немецкий остается. Он как руководитель государства не может говорить иного. Но немцы, все до единого, виноваты перед нами, русскими. Пройдут столетия. Но даже там, в будущем, из каждого немца будет сочиться невинно пролитая русская кровь».
Как-то в разговоре Виктора Григорьевича с генералом Драгунским зашел разговор о евреях, их роли в революции, в Гражданской войне, в период коллективизации, в антисталинских заговорах. Тема была явно больная для обоих. Но к чести Давида Абрамовича он принял вызов и произнес слова, которые мне глубоко врезались в память:

Мы, евреи, должны быть безмерно признательны великому русскому народу за свое спасение в годы этой страшной войны. Он пожертвовал десятками миллионов жизней за спасение мира от коричневой чумы. Нетрудно посчитать, сколько русских полегло, чтобы сохранить жизнь одного еврея. Поэтому прежде всего мы, евреи, должны просить прощение у великого русского народа за все те гадости, что совершили по отношению к нему Троцкий и его подручные. Неважно, были ли они евреями, русскими, венграми или чехами. Их деятельность определялась чисто сионисткой идеей. Мне, еврею, стыдно, но я вынужден признать существование еврейского фашизма — сионизма. К моему сожалению, не все мои соплеменники осознают этого. Вновь среди них раздувается огонь презрения ко всем остальным народам мира и прежде всего к русскому народу. Боюсь, провозглашаемая сионистами богоизбранность евреев, из которой якобы проистекают у них особые интеллектуальные способности, помноженная на пресловутую еврейскую племенную клановость, к добру мой народ не приведет.

В 1953 году, после смерти Сталина, министром обороны был назначен Жуков. Собравшиеся у отца сослуживцы оживленно обсуждали его кандидатуру, основываясь на своем фронтовом опыте. Именно тогда я услышал от отца историю его личной встречи с маршалом. Передаю ее в прямом отцовском изложении:

Шел декабрь 1943 года. Полным ходом развернулась подготовка к операции по освобождению Житомира и Бердичева. Я шел по траншее, проверяя своих мотострелков на готовность отражать возможную атаку немцев. Вдруг мне чуть ли не на голову сваливается мужичок. Шапка у него с распущенными ушами. Одет он в телогрейку. За спиной ППШ, который висит у него прикладом вверх. Было ясно, что это разведчик-наблюдатель. Я ему: «Ты откуда?» А у него физиономия хитрющая. Он мне: «Так до ветру ходил, товарищ генерал». Ага, думаю, до ветру. По опыту знаю: свои «лежки» он никогда и никому не откроет, хоть пытай его. Я махнул рукой, мол, иди себе, а сам стал присматриваться к рощице, из которой он, вероятнее всего, выполз. Смотрю, у ближайших кустов, этак метрах в семи от траншеи, вроде бы что-то похожее на лаз. Автомат был со мной. Думаю, чем черт не шутит, пока бог спит. Может, увижу что-то интересное. Я и пополз. Пересек по-пластунски рощу и оказался на противоположной ее опушке. Бог мой! Да передо мной, как на ладони, вся позиция немцев.
Пока то да се, время шло. Спрыгнул обратно в траншею, а меня уже ищут. Черняховский срочно вызывает в свой штаб. Туда приехал сам Жуков и будет проводить совещание. Пока доехал, совещание началось. Начальник штаба 60-й армии (Черняховского) делал доклад по намечаемой операции. Я пригляделся к висящей на стене карте и увидел, что напротив моей бригады поставлена 96-я пехотная дивизия немцев. Я попросил слова и заметил, что по моим свежим данным напротив моей бригады стоит 20-я немецкая танковая дивизия. Жуков резко встал из-за стола и грубо рявкнул: «Откуда, генерал, у вас такие сведения? Это же дезинформация». Я ответил, что только что лично наблюдал расположение противника. «А вы можете мне показать то, что вы наблюдали» .– «Хоть сейчас». Жуков рывком закрыл лежавшую перед ним папку с документами и объявил: «Совещание прерывается. Едем, генерал». Поехали. А в голове крутится: как же мы поползем через рощу с первым заместителем Верховного главнокомандующего. Была единственная надежда на Черняховского, что он, пока мы едем, отдаст все необходимые распоряжения. В траншее было тихо и никого не было видно из посторонних. Расчеты пулеметчиков сидели в своих гнездах, не обращая ни на кого внимания, как будто маршалы Советского Союза шастают у них по траншее постоянно. Когда дошли до лаза, решили, что первым полезу я. За мной Жуков. За ним два автоматчика. Встречавший нас майор Кабанов, мой начальник штаба, незаметно сделал мне знак, что, мол, все в порядке и всякие случайности исключены. Жуков отстегнул с плаща свои блистающие золотом погоны и засунул их во внутренний карман кителя: «Ну, поползли».
В общем, все прошло благополучно. Нам с Жуковым удалось не только внимательно изучить расположение немцев, но и обсудить детали моего предстоящего наступления. Самый неприятный момент возник, когда стали возвращаться обратно и оставалось преодолеть последние семь метров до траншеи. Немцы, видимо, что-то учуяли и произвели минометный налет на рощу. В этот момент Жуков, который полз впереди, обернулся ко мне, улыбнулся и тихо произнес: «Что, генерал, даже маршалам иногда полезно побывать под обстрелом, чтобы не забывали, что они такие же солдаты, как и все остальные. Вперед». И он лихо рванул к траншее.

Можно по-разному относиться к талантам Жукова как полководца. Можно по-разному относиться к политическим заигрываниям Жукова с Хрущевым. Но нельзя отнять у него личного мужества, смелости и решительности. Точно так же нельзя отнять у него того, что он оказался лучшим министром обороны за все время советской власти.
Прежде всего, при нем роль политработников в армии была сведена до минимума. Им было поручено вести лишь политинформации. Наведением дисциплины занялись те, кто и должен этим заниматься, — сержанты и старшины. Офицеры, освобожденные от текучки в своих подразделениях, занялись своими прямыми обязанностями — боевой учебой, изучением тактики и стратегии, а также положением и техническим вооружением в войсках вероятного противника, армий стран НАТО и США. Существенную помощь Жукову в реформировании и перевооружении Советской армии оказал сталинский нарком вооружения Дмитрий Федорович Устинов. Новейшие самолеты, танки, бронетранспортеры, зенитные и ракетные системы сплошным потоком хлынули в войска.
В 1956 году в Венгрии недобитые салашисты и хортисты, финансируемые натовцами и американцами, подняли фашистский мятеж. К ее границам стали стягивать вражеские войска. И здесь модернизированная Жуковым Советская армия показала, чего она стоит, делом напомнив венграм о том, что они творили в оккупированных ими русских деревнях, об их драпе из-под стен Сталинграда и Воронежа, а натовцам — кто является действительным победителей во Второй мировой войне. Наши потери были минимальны, а венгры еще двадцать лет жаловались на якобы жестокие (уж чья бы корова мычала) действия с нашей стороны.
В 1957 году Жуков был снят с должности министра и заменен Малиновским, человеком «чего изволите». В армию в массовом порядке вернулись политработники. Дисциплина, за которую стали отвечать строевые офицеры, мгновенно стала хромать. В сущности, боевая учеба оказалась заброшенной. На нее у командиров частей и подразделений уже не хватало времени. Ну а уж уничтожение советской тяжелой бомбардировочной авиации и тяжелых военно-морских судов, прежде всего новейших крейсеров, совершенное по указанию Хрущева, можно просто квалифицировать как прямую измену.
Уже к 1960 году собиравшиеся все реже у отца военные вели разговоры не как раньше, громогласно, а приглушенно, вполголоса. Трещина, возникшая в обществе между руководством страны и остальным народом, стала достаточно заметной. Она была ощутима даже 12 апреля 1961 года, в день полета Гагарина. Недаром в июле уже следующего, 1962 года, загремели выстрелы в Новочеркасске.
С 1964 по 1967 год я проходил срочную службу в армии на космодроме Байконур. Перед этим я закончил учебу в МГУ. Затем, после армии, стал работать полевым геологом в экспедициях. У меня появилась собственная семья. Встречи с отцом становились все реже.
Помню, отец в один из тех редких моментов, что я гостил у него, напрямик спросил меня как бывшего ракетчика, могли ли американцы действительно слетать на Луну. Я ему ответил словами майора Николаева, командира боевого расчета, осуществляющего запуски наших космонавтов: «Когда пришло известие о полете американцев на Луну, на Байконуре от хохота сдохли все суслики, так как ракета «Сатурн-5» не более чем миф. Даже при сопоставлении ее характеристик с характеристиками королевской Н-1 и челомеевской УР-700, нашими вариантами лунных носителей, видно, что мы имеем дело с простым макетом, а не с чем-то реальным». Отец задумался: «Мне об этом все говорят, — потом загадочно произнес: — Комиссары проклятые! Не пойму одного, почему молчит Дмитрий Федорович?» (Подразумевался, видимо, Устинов.)
И вот в 1972 году произошел взрыв. Отец взял почтовый конверт, вложил в него свой партийный билет и записку к нему со словами: «Так как я не согласен с проводимой руководством КПСС внутренней и внешней политикой, я не желаю находиться в одной партии с откровенными предателями и троцкистами. Прошу считать меня выбывшим из ее рядов». На конверте он написал: «Генеральному секретарю ЦК КПСС Л. И. Брежневу». В январе 1979-го отец умер, хотя и в одиночестве, но, как и полагается гвардейцу, он успел бросить в лицо своим противникам свое «merde».
Прошли годы. Я работал на Крайнем Севере, когда до меня дошло известие о последнем бое, который дал в стране временно победившего сионистского фашизма дважды герой Советского Союза гвардии генерал-полковник танковых войск Давид Абрамович Драгунский. Вот что пишет по этому поводу «Еврейский журнал» от 15 февраля 2008 года:

Да, евреем Драгунский был несколько необычным, а именно антисионистом. В год правления Андропова именно Драгунского поставили во главе так называемого Антисионистского комитета советской общественности (АКСО). С момента создания АКСО и до последнего дня своей жизни Давид Драгунский был его бессменным председателем. Он сумел отстоять АКСО, даже несмотря на то, что Политбюро ЦК КПСС дважды рассматривало вопрос о его закрытии. После развала СССР Давид Абрамович решил оставаться на своем посту. Он искренне считал сионизм опасной идеологией и был уверен, что сионизм сильно повредил евреям СССР, развалил их социальную и культурную жизнь, сильно повредил евреям в продвижении.

И когда мэр Москвы Ю. Лужков принял решение передать рабочий кабинет Драгунского одной из сионистских организаций, в тот же день сердце генерала Драгунского не выдержало. Это произошло 12 октября 1992 года, в день, когда стало известно о вступлении в силу решения мэра Москвы. Драгунский ушел из жизни спокойно и достойно. Ушел непобежденным и убежденным в своей правоте.
Да, сталинская гвардия, закаленная в боях Великой Отечественной войны, в лице моего отца, давшего свой последний бой еще созревавшему неотроцкизму-сионизму, так и в лице других ее представителей, таких как генерал Драгунский, сражалась за счастье своего народа до последнего своего вздоха. Она гибла, но не сдавалась. И пусть наши внуки и правнуки учатся жить на ее примере.

            ОТ АВТОРА
Виктор Григорьевич был открытый и прямой человек. Он, кроме того что я видел и слышал в своем детстве, много рассказывал мне о революции, о предвоенном времени и войне, при этом он не скрывал своих взглядов русского патриота-большевика. В этом и ценность его воспоминаний. Компонуя эту книгу, я, как его сын, постарался с максимальной точностью воспроизвести его рассказы.
Первая часть книги написана самим Виктором Григорьевичем, а мной проведена лишь небольшая литературная редакция рукописи, да вставлен ряд мне лично известных эпизодов, почему-то в ней опущенных. Чтобы прояснить современному читателю то, что по ряду причин ему может быть не ясно, пришлось написать к этой части достаточно обширный комментарий. Он слагается из характеристик, даваемых как моим отцом, так и современными исследователями в их опубликованных работах.
Вторую и третью части книги, дабы исключить разного рода инсинуации, я писал уже на твердой базе архивных данных, любезно представленных мне работниками ЦАМО, таких как боевые донесения, отчеты, журналы боевых действий, боевые приказы. Задействовались также воспоминания участников войны, опубликованные в открытой печати. Все эти материалы существенно дополнили имеющуюся рукопись Виктора Григорьевича.
С большой благодарностью я принял помощь в виде советов и ряда документов от Валерия Николаевича Замулина, широко известного исследователя Курской битвы, кандидата исторических наук.
Также я очень благодарен за помощь в работе над рукописью своим самым близким товарищам: Юрию Михайловичу Фомину, Валерию Александровичу Космиади и Алексею Валериевичу Хованскому.

            Лебедев В. Г.
            СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ: ЗА ВЛАСТЬ СОВЕТОВ
            1901–1941 годы
Нас водила молодость
В сабельный поход,
Нас бросала молодость
На кронштадтский лед.
Э. Г. Багрицкий
.
            Семья и детские годы
Я родился в Москве в 1901 году 19 ноября по новому, или 6 ноября по старому стилю. Мой отец, Григорий Михайлович Лебедев, происходил из крестьян деревни Терехунь, Московской губернии Серпуховского уезда. Моя мать, Александра Ивановна, по отцу Сидорова, происходила из крестьян деревни Пречистое, Московской губернии Волоколамского уезда (ныне Истринский район). У моих родителей было одиннадцать детей, из которых к 1941 году в живых осталось лишь трое: я, брат Николай и сестра Татьяна.
У жителей подмосковных деревень Терехунь, Скр;бухово, Сидоренки в свое время бытовала шутка: «Мы люди лесные, пенькам богу молимся, тележного скрипа боимся, веревкой хлеб режем». Действительно, до середины XX века трудно было найти в Подмосковье еще такой медвежий угол. Все три деревни находились в огромном лесном массиве, который протянулся на границе Московской и Калужской областей от Серпухова до Тарутина. Это сейчас к ним можно спокойно доехать по так называемому Московскому большому кольцу. А раньше до них добирались пешком от станции Лопасня, ныне город Чехов. Это свыше двадцати пяти верст и все лесом, проселками, с переправой вброд в конце дороги через реку Нара.
К концу XIX века население деревень составляло единый соседский мир, происхождение которого уходило еще в довотчинный период истории России, куда-то в XV–XVI века. В этот мир формально входила и деревня Рудаково, расположенная, в отличие от остальных, на берегу реки. Но последняя возникла лишь в первой половине XIX века как дворовое поселение при усадьбе местного помещика — гвардии поручика Рудакова. К западу, прямо за околицей, Рудаков имел двухэтажный дом с двумя флигелями и конюшней. К дому примыкал достаточно обширный парк с многочисленными аллеями для конных прогулок и прудами, в которых разводили карпов. К началу XX века потомки Рудакова разорились. Усадьба оказалось заброшена. Дом развалился, а господский парк зарос кустарником и бурьяном.
Местная земля, будучи малоплодородной, большой ценности не представляла. Крестьяне сеяли рожь, гречиху, занимались огородничеством, смолокурением, пчеловодством, бортничеством. Разводили коров и овец. В зимнее время вязали на продажу различные шерстяные вещи, валяли валенки. Излишки шерсти и кож сдавали на сторону. Основной прибыток для них давали отхожие промыслы по плотнической и столярной части в уездном центре и в Москве.
Мой дед, Михаил Иванович Лебедев, считался мозговитым, рачительным хозяином, душой и организатором крестьянского мира. По его инициативе общиной были приобретены крупорушка, шерстобитные машины, валяльные станки, другое специальное оборудование. Перед самой германской войной (Первой мировой) он неожиданно умер, оставив на хозяйстве свою незамужнюю дочь Анну Михайловну. Его жена, моя бабушка Арина, умерла раньше.
Тетя Аня прожила долгую жизнь. Она никогда не была замужем и умерла в 1952 году. Ее жизнь прошла вроде незаметно, в знахари и в ведуны ее никто никогда не записывал. Но у жителей округи по ней сохранилась добрая память. Кому-то она помогла мудрым советом, так как в совершенстве владела русской народной мудростью. Кого-то излечила от недуга, так как прекрасно ориентировалась в народных приметах и знала лекарственную силу трав.
Мой отец, Григорий Михайлович, когда ему исполнилось четырнадцать лет, ушел на заработки в Москву. Сначала подрабатывал на стройках плотником, а затем он стал осваивать столярное дело. А когда ему исполнилось восемнадцать лет, на него обратили внимание специалисты знаменитой российской фирмы музыкальных инструментов «К. Шрёдер», пригласив в московское представительство в качестве столяра-краснодеревщика. Обладая музыкальным слухом, он достаточно быстро освоил настройку фортепьяно. По обычаям того времени, согласно неписаной крестьянской этике, превращение деревенского парня в специалиста известной фирмы требовало, чтобы он обзавелся домашним хозяйством и благопристойно женился. Невесту Григорий Михайлович взял из приюта для девочек-сирот, находящихся на попечении монахинь Богородице-Рождественского женского монастыря, что находился (и находится до сих пор. — Н. Л.) между Трубной площадью и Кузнецким мостом. Женитьба на воспитаннице приюта было делом непростым и потребовало поручительства двух известных персон. Одним из них стал управляющий московского представительства фирмы, вторым — сосед Григория Михайловича по дому на Большой Калужской улице, известный на тот момент в Москве инженер. Александра Ивановна попала в приют по просьбе ее отца, солдата-инвалида, одного из рядовых участников сражения под Плевной, оставшегося вдовцом после смерти своей жены.
В 1907 году, по настоянию самого хозяина фирмы Карла Карловича Шрёдера, отец переехал в тогдашний Петроград для работы на центральном предприятии. Здесь он занял место одного из лучших мастеров. В частности, он инкрустировал один из роялей для великого князя Николая Михайловича Романова, известного в то время историка. Сразу по объявлению войны он был мобилизован и получил военную подготовку в запасном полку в Гельсингфорсе. Затем попал в лейб-гвардии Финляндский полк. Почти три года был на передовой. Вместе с полком принимал участие в «Брусиловском прорыве». После развала фронта оказался в Петрограде, а затем, после национализации фирмы, переехал с семьей в Москву. Здесь Григорий Михайлович стал мастером в московском отделении предприятия «Красный Октябрь», организованного на базе бывшей фирмы музыкальных инструментов «Я. Беккер».
Мое детство можно поделить на собственно детство и детство, которое далеко не детство. Воспоминания о собственно детстве начинаются с шести лет, когда отец привез меня в деревню к деду под надзор своей сестры Анны. Так я оказался после шумной Москвы в патриархальной тишине. Вокруг меня были спокойные, уравновешенные люди, уважительно относящиеся друг к другу и не терпящие по отношению к себе грубостей. Например, дед встретил меня обращением: «Вы, Виктор Григорьевич…». Спать пришлось на лавке, завернувшись в овчинный тулуп, напротив жерла печи. Трудовой день в деревне начинался рано, еще до рассвета. Анна Михайловна, растапливая печь и замешивая на сметане любимые мной ржаные лепешки, невольно будила меня своими причитаниями. Так что прямо с утра, вместе с ржаными лепешками, я получал уроки русской народной нравственности и народной мудрости: «Не рой другому яму, сам туда попадешь», «За двумя зайцами погонишься, ни одного не поймаешь», «На бога надейся, а сам не плошай» и так далее.
Сразу же по приезде, несмотря на свой малолетний возраст, я был вовлечен в трудовой круговорот. Сначала пас гусей и собирал в лесу хворост. В страдную пору помогал ворошить и скирдовать сено, вязать снопы. Затем, в зимнее время, дед стал приучать меня к плотницкому топору и рубанку. Из детских лет сохранился в памяти божественный запах любки ночной, белыми свечками расцветавшей в конце мая на опушке леса. Помню и страшные моменты, когда чуть не утонул в водовороте, купаясь на плесе реки Нара, чуть ниже деревни Рудаково, а также как меня чуть не забила сова, когда я однажды, по малолетству и к тому же поздним вечером, попытался заглянуть в ее гнездо.
Когда мне пошел девятый год, отец забрал меня в Петроград и определил в городское училище. После благостной жизни в деревне я оказался в предместье огромного города, на стрелке Васильевского острова, в царстве нищеты, бандитизма и проституции. Здесь целыми днями болтались в поисках женщин и водки пьяные моряки, валялись пьяные. В училище, в которое меня зачислили, между ребятами постоянно шла борьба за лидерство, зачастую заканчивающаяся драками, а порой и поножовщиной. В память о тех временах на моей груди сохранился достаточно глубокий шрам от удара финкой.
Собственно детство у меня закончилось в момент окончания училища. За успехи в учебе мне было вручено подарочное издание Библии. Отец, убежденный атеист, лишь усмехнулся. Повертев Библию в руках, он небрежно бросил ее на стол. «Так, — сказал он — завтра идем на лесную биржу. Я договорился, чтобы тебя взяли в столярную мастерскую учеником столяра». Так начались трудовые будни.
В мастерской, в которую меня привел отец, не делали какую-либо замысловатую мебель. Изготовлялся дешевый ширпотреб для жителей рабочих предместий: табуретки, лавки, столы, этажерки. Все производство было поставлено на поток. Основными инструментами были рубанок и долото. Кто-то делал ножки и вертикальные стойки, кто-то перекладины, кто-то все это сажал на клей и болты. Потом, уже на досуге, отец несколько раз пытался показать мне настоящую столярную работу, но, отчаявшись, махнул рукой: «Бестолочь. Руки не из того места растут. Табуреточник».
Прошел год. Началась «германская» война. В один из последних дней августа 1914 года отец ушел на войну. Так как я получал на лесной бирже сущие гроши, матери, чтобы прокормить семью, приходилось целыми днями сидеть за швейной машинкой и строчить для госпиталей постельное белье. В сердцах она неоднократно говаривала: «Да чтоб тебя черти забрали. Горе ты мое». В конце концов, я, едва дождавшись своего пятнадцатилетия, сбежал из дома в Гельсингфорс.

            Семнадцатый год
Приехав в Гельсингфорс, я поступил юнгой на линкор «Гангут». Там меня прикрепили к сигнальщикам. Изучал азбуку Макарова для флажковой сигнализации и азбуку Морзе для световой. Но в море выйти так и не пришлось. Пока изучал сигнальное дело, началась февральская революция.
В Гельсингфорс сведения из Петрограда приходили с некоторым опозданием. Сначала получили известие об отречении царя Николая II. Затем о расправе матросов в Кронштадте с командующим флотом адмиралом Непениным и главным командиром порта вице-адмиралом Виреном. Многие офицеры, главным образом из прибалтийских немцев, тут же исчезли с линкоров. Но стали появляться различные агитаторы: анархисты, эсеры, социалисты разных мастей. Они приезжали, много говорили и уезжали. Матросская масса в основном слушала. О большевиках Балтийский флот узнал лишь в мае, когда Гельсингфорский Совет рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, а также Гельсингфорская ячейка РСДРП(б) выступили с инициативой создать единую революционную организацию Балтийского флота, объединяющую военных моряков Петрограда, Кронштадта, Ревеля и Гельсингфорса. Организация была создана и получила название Центробалт. Возглавил ее большевик Дыбенко. О нем ходили всякие разговоры. Одни говорили, что он хороший мужик, другие, что он хитрец и себе на уме, а также то, что он отчаянный бабник. Как-то я, улучив момент, подошел к Дыбенко и попросил помочь перейти ближе к родным, в Кронштадт. К моему удивлению через три дня я получил распоряжение перейти на линкор «Заря свободы», который до революции назывался «Император Александр II». Теперь я мог раз в неделю бывать дома.
В тот момент в Кронштадте самой колоритной фигурой был двадцатидвухлетний Анатолий Железняков. Рассказывают, что в момент его появления в крепости шел очередной митинг. Послушав очередного выступающего, он не выдержал и попросил слова. Многие из его прежних знакомцев за полтора года отсутствия Анатолия на Балтике его подзабыли. Ведущий спросил: «С какого корабля товарищ?» Железняков ответил: «С броненосца «Смерть буржуазии». Ведущий переспросил: «А от какой партии?» — «От партии «Смерть буржуазии». Вот тут-то многие его и вспомнили: «Да это Железняк! Пусть говорит!»
В конце мая 1917 года немцы вознамерились захватить Моонзундский архипелаг. Возникла прямая угроза Петрограду. Центробалт спешно организовал сколачивание боевых групп из добровольцев для укрепления обороны архипелага. В Кронштадте за эту работу взялся Железняков. Я пришел к нему с просьбой зачислиться в боевую группу. Железняков посмотрел на меня: «Слушай, а ты ведь мой земляк. Ты москвич? По говору слышно. Тебе сколько лет? Шестнадцать? Ну, нет! Мал еще. Это тебе не по мачтам прыгать. Там свинцовые конфетки летают. Проглотишь, не выплюнешь. Нам опытные бойцы нужны. Слушай, земляк, ты Петроград хорошо знаешь? Дачу Дурново? Там еще сейчас рабочий клуб Выборгской стороны. Ты давай, бери ноги в руки и дуй туда. Я напишу сейчас записку товарищу Ярчуку. Ты туда приедешь поздно, но тебя будут ждать. Возьмешь ответ, переночуешь дома и первым катером сюда».
Так я стал у анархистов курьером между Кронштадтом и Петроградом. В Петроградской федерации анархистов-коммунистов, располагавшейся во флигеле бывшей дачи царского министра Дурново, я познакомился с ее лидерами — Блейхманом, Богацким, Шатовым и рядом других. В первых числах июня Временное правительство решило конфисковать это здание у рабочих Выборгской стороны. При его штурме анархисты оказали серьезное сопротивление. В ходе столкновения был арестован и Железняков.
В конце июня политическая ситуация в стране накалилась до предела. Неудача на фронтах привела к правительственному кризису. Министры-кадеты вышли из правительства. В этих условиях Петроградская федерация анархистов-коммунистов, уже понесшая существенные потери, приняла решение вывести людей на улицы под лозунгами «Долой Временное правительство! Долой безвластие и самоустройство!». Главной их опорой считался 1-й пулеметный полк. Для усиления своих позиций 3 июля в Кронштадт направилась делегация. Там анархисты выступали со словами: «Братцы! В Питере уже льется народная кровь». Весть облетела крепость. Раздались возгласы: «Бей буржуев! Освободим нашего Железняка!» Свыше десяти тысяч человек решились ехать в Петроград. Среди них был и я.
Четвертого июля, в середине дня, матросы Кронштадта присоединились к демонстрантам. Мы уже знали, что перед этим, третьего июля, правительственные войска открывали стрельбу на Невском проспекте, на Литейном, у Таврического дворца. Количество убитых исчислялось десятками, а раненых сотнями. Теперь на улицах оказалось не менее пятисот тысяч человек. Как только моряки вышли на Садовую улицу, там затрещали пулеметы. «Вот тебе, братишка, и свобода» — прохрипел, обливаясь кровью, шедший рядом со мной моряк. Вдвоем мы добежали до ближайшей подворотни. Там на нас набросились три расфуфыренные дамы и стали бить зонтиками, крича: «Так вам, хамам, и надо!» Моряк упал. Я вытащил припрятанный за поясом револьвер и выстрелил вверх. Дамы тут же исчезли. На выстрел прибежали несколько матросов, подхватили на руки раненого и поспешили к причалам. У причалов уже скопилось много народа в черных бушлатах. Мы молча поднимались на борт катера. Сквозь зубы звучали фразы: «Теперь мы в Петроград вернемся на броненосцах и поговорим с этой сволочью с помощью двенадцатидюймовок». Дополнительно перца в разгоряченную матросскую массу добавил арест делегации Центробалта, отправленной с требованием освобождения арестованных. Даже неискушенному человеку становилось ясно: миром все это не закончится.
Конец лета и начало сентября прошли в напряжении. Обе стороны активно готовились к предстоящему столкновению. Действовавшие до этого несколько в разнобой большевики и анархисты объединили свои усилия. А когда из небытия появился сбежавший из тюрьмы Железняков, машина подготовки Балтийского флота к вооруженному восстанию закрутилась вовсю. Я не знал отдыха, носясь с поручениями по маршруту Кронштадт – Гельсингфорс – Питер.
Двадцать четвертого октября целая флотилия кораблей из Кронштадта вышла в Петроград с отрядом в двадцать тысяч моряков на борту. Во главе флотилии шел под красным знаменем линкор «Заря свободы». В его задачу входило сопроводить корабли до входа в Морской канал, ограждая их своими пушками от различных неприятностей, а затем прикрыть этот канал со стороны моря. Возглавлял десант сам Железняков. Моряки его отряда штурмовали телефонную станцию и Московский вокзал, а затем стали ударной силой при штурме Зимнего дворца, наступая через Дворцовую площадь со стороны арки Генерального штаба.
Двадцать пятого потери у нас были небольшие. Зато кровопролитный бой произошел на следующее утро при штурме Павлогорадского юнкерского училища. Вся золотопогонная рать Петрограда собралась там, чтобы оказать отчаянное сопротивление сторонникам советской власти. Лишь подогнав пушки, нам удалось сломить их сопротивление.
К вечеру 26 октября из Москвы стали приходить тревожные сообщения о том, что там офицеры и юнкера, во главе с командующим Московским военным округом полковником Рябцевым, выступили с оружием в руках против советской власти. Отряд Железнякова получил срочный приказ эшелоном двигаться в Москву. Железнодорожники Николаевской дороги взялись обеспечить проезд эшелона. Вечером началась погрузка, а к концу 27-го моряки уже выгружались на Николаевском вокзале. Пришлось сразу вступить в бой. Два дня шли бои по подавлению московского мятежа и по освобождению Кремля от захвативших его юнкеров.
Анатолий Железняков, будучи делегатом Второго съезда Советов, после подавления московского мятежа вернулся в Петроград. С ним вернулся и я. Здесь я познакомился с Василием Владимировичем Шмидтом, руководителем профсоюза металлистов и председателем Совета Выборгской стороны. Он познакомил меня, в свою очередь, с Иваном Ивановичем Лепсе, возглавившим Петроградскую биржу труда. В это время начали организовываться молодежные революционные организации «Юные коммунисты», «Революционный союз молодежи» и другие, которые впоследствии слились в комсомол. Я, как бывший юнга Балтийского флота, вышедший из среды питерских рабочих, прошедший сквозь огонь октябрьских боев, был для революционеров настоящей находкой. И чтобы я мог посвящать свое свободное время организаторской работе среди молодежи, Лепсе предложил мне место столяра на Центральной бирже труда. А когда в апреле 1918 года начался переезд правительственных учреждений из Петрограда в Москву, то Шмидт помог переехать в Москву всей моей семье.

            Гражданская война
По приезде в Москву я горел желанием вступить в армию и идти на фронт, но получил отказ, так как мне еще не исполнилось восемнадцати лет. Шмидт предложил продолжить комсомольскую работу собственно в Москве, но я, сославшись на незнакомство с городом, отказался. Трудно сказать, как сложилась бы моя дальнейшая судьба, если бы я согласился на уговоры Шмидта. Впоследствии он, будучи ортодоксальным марксистом и обуреваемый жаждой активной деятельности, стал видным сторонником Троцкого, втянулся в троцкистские заговоры и вполне закономерно закончил свою жизнь в подвале у Ежова. Я же, по совету отца, поехал к материнской родне, в деревню Пречистое, где жила со своим мужем родная тетка матери Варвара.
По сравнению с лесной Терехунью Пречистое поражало живописностью округи. Всхолмленная местность позволяла видеть далеко-далеко, вплоть до самого горизонта. Лесистые вершины бугров перемежались с низинами, занятыми лугами и пашнями. По всему этому пространству были раскиданы селения, ряд которых были украшены маковками церквей. Чудцевское озеро, на берегах которого находилась деревня, было наполнено чистейшей родниковой водой и обрамлялось густыми зарослями тростника. Весной и осенью заросли наполнялись огромными стаями уток, гусей, казарок, лебедей, а воздух оглашался птичьим гомоном. В предзакатные часы выходила «гулять» рыба. То тут, то там слышались всплески. Это веселился озерный сиг, главное богатство местных вод. Даже лес около деревни был какой-то светлый, чистый, прозрачный, не то что мрачные терехуньские дебри с их буреломом. Земля в Пречистом была значительно плодороднее терехуньского подзола. Здесь можно было сажать даже пшеницу. На прибрежных заливных лугах, не чета лесным еланям у Нары, паслись многочисленные стада скота. У каждого дома стояла крытая оградка для поросенка. Рядом с домом был отрыт глубокий погреб, набитый до краев различной снедью.
Однако, в отличие от Терехуни с ее патриархальным благочестием, жившие здесь люди отличались сварливостью и скаредностью — к кому бы ты ни зашел, везде начинались жалобы на плохую жизнь. Резала глаз и забитость людей — все они испытывали какой-то магический страх перед силой и властью. Не знаю, прав я или не прав, но для себя я объяснил эту разницу тем, что, находясь на отшибе, в лесной чащобе, жители Терехуни сумели сохранить истинно народную древнерусскую культуру. Пречистое же находится на столбовой дороге, проходящей через Истру и Волоколамск. Поэтому все проезжающие ухари-купцы своим хамством, грубостью и безбрежным презрением к «простонародью» за пару столетий сумели подавить все ранее существовавшие взаимоотношения между людьми. Поражало и то, что если за несколько лет пребывания в Терехуни я ни разу не видел не то что пьяного, но и просто выпившего, то в Пречистом, как и во всех деревнях ее округи, постоянно гнали самогон и пили его безбожно.
Со всем этим в купе я столкнулся в первый же день своего приезда. Почти сразу мне стали рассказывать о местном «революционере», провозгласившем себя председателем комбеда. Говорили, что он ходит по домам и отбирает у крестьян продукты. Все это он объявляет реквизированным революцией, а сам тащит отобранное к себе в избу. Я собрался было пойти поговорить с этим типом, но тот появился сам. Это был здоровущий детина лет двадцати двух, в красной рубахе и с лилово-красной физиономией. Изо рта несло перегаром. «Ну, бабка Варвара, тащи самогон и закуску, буду знакомиться с твоим внучатым племянником», — бросил он с порога. На лицах бабки Варвары и деда Трофима, ее мужа, отразился явный испуг. Они было засуетились, но я их резко остановил: «Ты кто такой? Покажи мандат!» Детина тут же стал как будто ниже ростом. Глазки его забегали. «Что, сопротивляться советской власти вздумал?» — прохрипел детина. «Какая ты советская власть? Сову-птицу видно по полету, а добра-молодца по соплям. Рубаха у тебя красная, а душа черная. Гуляй отсюда». В результате председатель-самозванец надолго исчез из моего поля зрения.
Целый год прошел у меня в работе на земле. Пришлось участвовать и в пахоте, и в посеве, а потом и в обмолоте зерна. Осень и зима были заняты мелкими крестьянскими заботами. Я стал столярничать: делал соседям по деревне табуретки, столы, лавки. Крестьяне хорошо принимали мою работу, хвалили.
Настала весна. В начале мая 1919 года я вновь приехал в Москву и зашел в Замоскворецкий райком комсомола с просьбой направить в армию. Мне опять отказали, но предложили записаться в комсомольский продотряд, направлявшийся на Восточный фронт. Таким образом, уже через три дня я ехал в Оренбург. На вокзале Оренбурга, несмотря на свою крайнюю занятость, отряд встречал сам командующий Южной группы Восточного фронта Михаил Васильевич Фрунзе. Это был еще молодой мужчина, с очень приятной улыбкой. В краткой речи он пожелал отряду успехов в его деятельности и особо обратил внимание на недопустимость грубости к крестьянам, с которыми бойцам придется иметь дело.
Прибытие комсомольцев совпало с началом Уфимской операции, в результате которой фронт стал быстро продвигаться на восток. К «красным» перешел один из самых плодородных регионов России в составе Оренбургской, Актюбинской и Уральской областей. Собираемость по продразверстке резко возросла, и в центральные города один за другим пошли эшелоны с хлебом. Но так как основным населением этих областей являлось казачество, не всегда лояльно относящиеся к советской власти, то выросло и количество нападений кулацких банд, в которые стали сбиваться белоказаки, отставшие или не успевшие уйти в Семиречье с атаманом Дутовым. Порой столкновения вокруг обозов превращались в настоящие сражения, заканчивающиеся не всегда в пользу продотрядовцев. В таком случае пропадал не только хлеб. Впервые с этим пришлось столкнуться в середине июня. Во второй половине дня на взмыленной лошади прискакал крестьянин в деревню, в которой находился продотряд, и, не слезая с лошади, закричал, что бандиты ночью разгромили отправленный перед этим обоз. Боевая группа, вскочив на лошадей, поспешила к месту прошедшего боя. Здесь им впервые представилось страшное зрелище расправы дутовцев с захваченными продотрядовцами. Валялись отрубленные руки, ноги, головы. На груди у некоторых были вырезаны звезды. У других вспороты и набиты зерном животы. Подобные картины нет-нет приходилось наблюдать и далее.
В октябре 1919 года, в одном из боев, я был сильно контужен и направлен на лечение в Москву. В феврале 1920 года, выйдя из госпиталя, я все же записался добровольцем в Красную армию и направился в Полоцк в запасный полк, где наконец принял воинскую присягу. А уже отсюда, по спецнабору, меня перенаправили в распоряжение Виленского особого отдела по борьбе с бандитизмом, контрреволюцией и шпионажем, в отряд ЧОН (часть особого назначения).
В это время, 18–20 февраля 1920 года, в Вильно, или по-литовски Вильнюс, проходил I съезд Советов Литвы, на котором была принята Декларация об объединении Советской Литвы и Советской Белоруссии. Но 19 апреля 1919 года город захватили поляки. В ходе последующих боев 20 июля 1920 года Вильнюс был освобожден частями Западного фронта Красной армии. По договору, подписанному 12 июля 1920 года между РСФСР и вновь образованной республикой Литва, город передавался под литовскую юрисдикцию. Вследствие поражения «похода на Варшаву» эта передача была форсирована, и 1 сентября в город вступили литовские войска. Наш отряд все это время нес службу по охране учреждений и жизнеобеспечивающих предприятий города, и, естественно, мы были последними, кто уходил из Вильно. Отряд охранял подлежащее эвакуации имущество, принадлежащее РСФСР. В городе в тот момент царила мертвая тишина. Литовская часть населения города почти полностью вышла на улицы, провожая уходящую Красную армию. А вот из виленских поляков на это мало кто решился. Литовцы, суровый и внешне суховатый народ, в этот раз не сдерживались. «Жаль, что вы уходите. Вы не знаете поляков. Вот увидите, пилсудчики уже через месяц-другой вновь захватят Вильно». И они оказались правы. Уже 9 октября 1920 года, несмотря на официальное признание Пилсудским Вильнюса неотъемлемой частью Литвы, польский генерал Желеговский, с негласной санкции Пилсудского, занял не только Вильнюс, но и весь Виленский район Литвы.
После выхода из Вильно отряд ЧОН поступил в распоряжение ЧК Республики Белоруссия. Мы участвовали в ликвидации остатков банд Булак-Балаховича, прославившегося в Белоруссии особо изощренными зверствами над мирным населением. Бандиты оставили по себе кровавый след во многих местах. Мне пришлось участвовать в боях в Бобруйске, в Рославле, в Могилеве. В самом начале января 1921 года в ходе одного из таких боев (в Антоновском урочище у Шнека) я был тяжело ранен и направлен на лечение в Петроград. Здесь мне предложили зачислиться в штат ВЧК. Но служба в ВЧК меня особо не прельщала. Мне хотелось учиться, и я попросился на 6-е Петроградские полуторагодичные пехотные командные курсы. Эти курсы имели одну особенность. Кроме военных знаний они давали еще общее образование в объеме рабфака. Преподавали там известные в науках люди и даже преподаватели университета.

            Кронштадтский мятеж
Утром 24 февраля 1921 года занятия на курсах были приостановлены. Курсантам было выдано оружие, и нас повзводно отправили на Васильевский остров, к так называемым Дерябинским казармам. Здесь проходила демонстрация рабочих Трубочного и Балтийского заводов. Курсантам была поставлена задача предотвратить беспорядки, учитывая возможное наличие между митингующими различного рода враждебных лиц и провокаторов. Люди протестовали против условий жизни. В частности, против отсутствия в городе продуктов, хлеба и топлива, а также против закрытия ряда крупных предприятий. Особую ненависть они испытывали к Троцкому, а также к руководству города, которое возглавлял Зиновьев, считая их главными виновниками своих бед. Митингующими были выдвинуты лозунги: «Долой коммунистов! Долой Троцкого! Зиновьева в Неву!».
Толпа разрасталась. Со всех сторон подходили родственники и просто прохожие. Чтобы избежать давки, мы, курсанты, забросив за плечи винтовки, взялись за руки, образовав цепь. Медленно наступая на толпу, мы уговаривали собравшихся разойтись по домам: «Дорогие товарищи! Все вопросы жизни в городе сейчас решаются в Москве самим Лениным». Здесь уместно сказать, что имя Ленина оказывало магическое воздействие. Напряжение стихало и люди расходились. Неожиданно из толпы раздались три или четыре револьверных выстрела. Это была явная провокация. Один из курсантов оказался раненым. Люди оказали ему помощь, и инцидент прошел без последствий. Я, как непосредственный участник июльских событий 1917 года, мысленно сопоставлял их с тем, что происходило в феврале 1921-го на Васильевском острове, и отметил существенную разницу. При всей остроте волнения непосредственно на курсантов раздражение толпы не выливалось, в то время как в июльских событиях и казаки, и солдаты были встречаемы градом камней.
На следующее утро, 25 февраля, в городе было введено военное положение и комендантский час. Курсантам было поручено осуществлять патрульные функции. По настоянию Зиновьева Чрезвычайный штаб Комитета обороны Петрограда возглавили такие видные троцкисты, как Лашевич, Анцелович и Авров, сторонники жестких действий. Но в руководстве районных комитетов партии взяли верх не столь агрессивно настроенные люди. Большинство из них считали своей главной задачей разъяснительную работу среди жителей, и прежде всего среди рабочих. Члены районных партийных комитетов и комитетов предприятий стали обходить дома, уговаривая всех успокоиться. В продолжение этого курса утром 26 февраля газета «Петроградская правда» опубликовала вполне товарищеское обращение нас, курсантов, к рабочим и работницам города, написанное по поводу событий у Дерябинских казарм. А уже 27 февраля в городе были опубликованы меры, намеченные советской властью по снятию социальной напряженности. Было объявлено о переходе от хлебной разверстки к натуральному хлебному налогу, об ограничении действий продовольственных отрядов, о ликвидации на территории губернии всех заградительных отрядов и о демобилизации всех привлеченных на работы по трудовой повинности.
В продолжение волнений в Питере 2 марта начался Кронштадтский мятеж. Сначала этому никто не верил. Но потом стало известно о попытке мятежников захватить М. И. Калинина, приехавшего на встречу с моряками. Петроград как бы проснулся, и большинство питерцев, даже тех, кто еще вчера участвовал в митингах протеста, единодушно признали мятежников предателями.
Конечно же, все ожидали, что в ходе ведущихся тогда переговоров, конфликт разрешится мирно. Все же там, в Кронштадте, в том числе и у меня, было много друзей и знакомых еще по семнадцатому году. Но события развивались стремительно. Постановлением Совета труда и обороны от 2 марта, по настоянию Зиновьева, Лашевича, Анцеловича и Аврова, в Петрограде было введено осадное положение. Уже 8 марта 7-я армия под командованием Тухачевского была брошена на лед Финского залива. Как потом оказалось, эта была очередная его авантюра, так как производилась практически без всякой подготовки. Атака была отбита, притом с большими потерями для наших войск. Настоящая работа по подготовке штурма началась лишь с приездом К. Е. Ворошилова с группой трехсот делегатов X съезда партии. Были образованы Северная и Южная группы войск. Северная группа, в состав которой вошел спешно сформированный 3-й пехотный полк красных курсантов, должна была штурмовать Кронштадт со стороны Сестрорецка. В ночь на 17 марта мы перешли в наступление и утром ворвались в крепость. Курсанты наступали по линии так называемых Северных фортов, расположенных на гряде естественных и насыпных островов: форт Тотлебен, шестой форт и другие. Во время штурма, в районе Тотлебена, я провалился в полынью, образовавшуюся от разрыва снаряда, но продолжил участие в атаке. После ожесточенного боя, к утру 18 марта, мятежники были разгромлены. Правда, сам я после этого оказался на больничной койке с воспалением легких.

            Красный командир
Через полтора года, в сентябре 1922-го, я успешно завершил учебу на курсах с воинским званием «краском». Сначала получил назначение в Сестрорецк, в 33-й стрелковый полк 11-й стрелковой дивизии. Однако в июне 1923 года меня, как бойца, имеющего опыт борьбы с бандитами, направили в Туркестан против басмачей, в самую южную точку СССР, в крепость Кушка. Здесь располагался 2-й Мервский полк 1-й Туркестанской дивизии. Основной задачей полка считалась оборона крепости, прикрывающей старинный торговый тракт, когда-то входивший в знаменитый Шелковый путь. Но подразделения полка чаще всего использовались как группы боевой поддержки пограничников при прикрытии границы. В октябре 1923 года, в районе селения Кизыл-Арват, в бою, при очередной попытке известного курбан-баши Джунаид-хана прорваться из Персии в Среднюю Азию, я вновь был тяжело ранен. Тысяча девятьсот двадцать четвертый год я встретил командиром взвода 31-й стрелковой дивизии в городе Калуга. А в сентябре 1924 года меня направили во Вторую московскую пехотную школу имени Ашенбреннера. Уже здесь, в школе, в октябре 1926 года, я был принят в члены ВКП(б).
В мае 1927 года, когда заканчивался третий год учебы, на стрельбище у Царицынского парка производился смотр военных заведений и училищ Москвы. Смотр делал сам нарком по военным и морским делам Климент Ефремович Ворошилов. Особое его внимание привлекла наша сводная рота.
«Я хотел бы посмотреть, как ваши слушатели стреляют из пулемета, — сказал Ворошилов и подошел к строю: — Кто готов из вас показать свое умение в пулеметном деле?» Я вышел из строя и доложил: «Слушатель Лебедев». Климент Ефремович с интересом посмотрел на меня. А когда я, полностью выполнив все нормативные упражнения, в заключение выбил из «максима» ритм «Камаринской» — «Ах ты, сукин сын, камаринский мужик, ты не хочешь нашей барыне служить» — его изумлению не было предела. Он снял с руки часы и вручил их мне со словами: «На, носи на память».
В сентябре того же года, сразу по окончании пехотной школы, я женился, познакомившись в знаменитой Румянцевской библиотеке со Златой Федоровной Флоринской.
Ее семья происходила из города Васильсурска на Волге. Свою родословную они вели, согласно семейной традиции, от Федора по прозвищу Флорин, некого нижегородского черносошного (лично свободного) крестьянина, одного из сподвижников Кузьмы Минина, принимавшего участие во втором земском ополчении. Согласно семейной хронике, этот Федор проявил отвагу в бою 24 августа 1612 года у Климентовского острожка (на Большой Ордынке у Климентовской церкви в Москве), отражая натиск рейтаров гетмана Ходкевича. В награду за храбрость он получил из рук самого Минина найденную в разгромленном обозе гетмана редкую для того времени монету — золотой флорин, откуда и пошла фамилия. В начале XVIII века указом Петра I, испытывавшего крайнюю нужду в служивых людях, значительное количество черносошных крестьян, включая потомков Федора Флорина, призвали на государственную службу, превратив их в дворян. Еще один Флоринский, в звании поручика, пал на поле Бородина в сражении за батарею Раевского при контратаке лейб-гвардии Литовского полка.
Отец Златы Федоровны, Федор Александрович, в звании штабс-капитана принимал участие в обороне Порт-Артура в составе славной 7-й Восточно-Сибирской дивизии. Этой дивизией командовал герой обороны генерал-майор Роман Сидорович Кондратенко. В связи с тяжелым ранением Федор Александрович в 1905 году ушел с военной службы и стал земским землемером, производя в уезде размежевание крестьянских хозяйств. Среди крестьян он заслужил большой авторитет простотой обращения и своей неподкупностью. В 1910 году Федор Александрович трагически погиб от удара молнией.
Все три его сына, Игорь Федорович, Олег Федорович и Баян Федорович, закончили в Москве Александровское юнкерское училище. Помня о своем крестьянском происхождении, они в Гражданскую войну воевали добровольцами в Красной армии. Но в октябрьские дни Игорь Федорович, под командой полковника Рябцева защищал Кремль, возглавляя роту юнкеров. По окончании боев всех участников обороны Кремля, кроме тех, кто отличился своими зверствами с пленными красногвардейцами, отпустили на все четыре стороны, под честное офицерское слово не воевать с советской властью. Игорь Федорович, как и многие из его знакомых, остался верен своему слову. Далее он командовал эскадроном в бригаде Котовского, а затем, в конце двадцатых годов, стал видным работником Наркомата путей сообщений, сначала начальником путевой части отделения Китайско-Восточной железной дороги, а затем главным инженером Московско-Казанской железной дороги. Олег Федорович в Гражданскую войну сражался в составе Первой конной армии, а затем работал инженером, учительствовал. Баян Федорович стал крупным энергетиком и возглавлял энергетические сети на Сахалине.
Мама Златы Федоровны, Анна Александровна Флоринская, учительствовала. После смерти мужа она с детьми уехала из Васильсурска в город Венев Тульской губернии к брату мужа Александру Александровичу Флоринскому, который был в тот момент начальником Веневской железнодорожной станции. Здесь Анна Александровна стала классным руководителем местной женской гимназии. Одновременно она и ее деверь обратились к царю Николаю II с просьбой выкупить в казну не единожды перезаложенное семейное имение Флоринских в Васильсурске и предоставить им для благотворительных целей, что и было сделано в 1913 году. В этом имении Анна Александровна организовала приют для детей-сирот солдат погибших в Русско-японской войне. Советская власть с большим уважением отнеслась и к самой Анне Александровне, и к ее деятельности. Местный Совет на первых же своих заседаниях постановил выделить ей средства для содержания приюта. В 1918 году постановлением Совнаркома, по рекомендации Луначарского, приют получил название школы-интерната для детей оставшихся без родителей и вошел в систему Комиссариата народного просвещения.
Много сил отдала воспитанникам интерната и Валентина Федоровна, старшая сестра Златы Федоровны, по мужу Громакова. До смерти Анны Александровны в 1927 году она много помогала своей матери. После ее смерти она стала директором интерната. В 1930 году ее пригласили в Москву возглавить такой же интернат, находившийся у Дорогомиловской заставы. При приближении немцев к Москве дети были эвакуированы за Урал, в город Курган. В 1944 году интернат вернулся в Москву, где Валентина Федоровна продолжала директорствовать до своего ухода на пенсию.
Злата Федоровна, после трагической гибели отца, была принята воспитанницей в московский Екатерининский институт. Здесь она получила образование, позволившее ей, начиная с конца 1923 года, работать архивистом в Государственной Румянцевской библиотеке, известной ныне как библиотека имени Ленина. Буквально на следующий день знакомства она получила от меня предложение стать моей женой и ехать в Ленинград по моему назначению в 59-й Выборгский стрелковый полк 20-й Петроградской дивизии. В этом полку с 1927 по 1931 год я был командиром взвода, а затем командиром пулеметной роты.
Двадцатая дивизия согласно военной реформе 1925 года была территориальной. Полк, в котором я проходил службу, располагался в Колпино, и в нем проходили военное обучение рабочие заводов Выборгской стороны Ленинграда и Ижорского завода. Значительная часть младшего командного состава полка состояла из молодых людей, выходцев из рабочих кварталов Питера. Уже после того как нас всех военная служба раскидала по стране, мы долго переписывались, стараясь поддерживать дружеские отношения. К сожалению, большая часть нашей дружной военной «семьи» погибла в годы Великой Отечественной войны. В живых нас оставалось лишь двое из двадцати тогдашних краскомов — я и Николай Григорьевич Степанов, ставший полковником Генерального штаба РККА и работавший там по Центральному направлению, в которое входили сначала Западный, потом Центральный, а затем 1-й Белорусский фронты.

            Тридцатые годы
В начале тридцатых годов ускоренными темпами стали развиваться танковые войска. В 1931 году отборочной комиссией Ленинградского военного округа я был признан годным для этой службы и направлен на Ленинградские бронетанковые курсы усовершенствования командного состава (ЛБТКУКС), которыми командовал тогда будущий дважды Герой Советского Союза, будущий танковый генерал Кравченко. Эти курсы я окончил с отличием и был назначен командиром-руководителем автобронетанкового дела в Ульяновскую бронетанковую краснознаменную школу имени Ленина. За отличную методику преподавания мной была получена благодарность от комбрига Моргунова, командовавшего тогда бронетанковыми войсками Приволжского ВО. В январе 1933 года, в связи с принятием на вооружение новых тяжелых танков Т-28 и Т-35, я прошел особую комиссию РВС республики и был направлен слушателем на специальные курсы в ЛБТКУКС. Обучаясь на них, одновременно исполнял обязанности старшины курса, а затем командира курсантской роты. В феврале 1934 года я принял командование ротой тяжелых танков в городе Харькове.
В марте 1935-го меня, уже в звании майора, перевели командиром батальона средних танков Т-28 в город Павловск в Ленинградский ВО, в 6-й тяжелый танковый полк, который в этот момент переформировывался в Шестую танковую бригаду имени Кирова. Полком, а затем бригадой, командовал известный в те годы танковый командир Александр Ильич Лизюков, будущий танковый генерал и Герой Советского Союза. На тот момент он по праву считался советским танкистом номер один, досконально знавшим и вверенную ему технику, и способы ее применения. Танковые части, которыми он командовал, считались в Красной армии лучшими, а их личный и командный состав наиболее обученным, хорошо ориентировавшимся в боевой обстановке. Все занятия, которые он проводил, превращались в живое обсуждение, проходящее в непринужденной обстановке. Для иллюстрации своих мыслей Александр Ильич в своих выступлениях часто использовал исторические примеры, а также притчи.
Например, шел разбор летних учений под Лугой. Александр Ильич спрашивает у меня: «Почему вы, майор, не выполнили моего распоряжения о передаче на левый фланг восьмой роты? Нет-нет. Вы только подумайте! Фон Клюк на Марне даже плакал, но все же выполнил распоряжение Мольтке о передаче двух корпусов Людендорфу для разгрома армии Самсонова». (Фон Клюк — генерал, командовавший немецкими войсками в сражении на Марне 5–12 сентября 1914 года под Парижем. Мольтке — генерал, начальник немецкого Генштаба в годы Первой мировой войны. Фон Людендорф — генерал, с 23 августа до ноября 1914-го начальник штаба 8-й немецкой армии, будущий начальник штаба всего Восточного фронта. Самсонов Александр Васильевич (1859–1914) — генерал, командовал 2-й русской армией в ходе Восточно-Прусской операции 1914 года. Речь идет о «чуде на Марне», когда немецкие войска не смогли взять Париж, но сумели отразить натиск русской армии в Восточной Пруссии).
Или вот еще. «Товарищи командиры, — Александр Ильич подымает высоко вверх указательный палец. — Самое главное на войне это точность. Вот началась Первая мировая. Немецкий офицер приходит на вокзал и спрашивает: «Когда уходит ближайший поезд на Лейпциг?» Ему администратор отвечает: «В восемнадцать часов тридцать семь минут двадцать три секунды». — «Почему такая точность?» — «Война, господин офицер». В то же время приходит русский офицер на вокзал и спрашивает администратора: «Когда ближайший поезд на Пензу?» А ему в ответ: «Бог его знает, может, завтра, а может, послезавтра». — «Почему такая неточность?» — «Война, господин офицер, война». Вот почему Россия и потерпела поражение в Первой мировой войне».
За успехи в боевой подготовке комбриг А. И. Лизюков был награжден орденом Ленина, а осенью 1935 года направлен во Францию в составе советской делегации военных наблюдателей на маневры французской армии.
Мои батальон, как лучший, имевший в своем составе десять именных танков с надписями и барельефами Сталина, Ворошилова, Жданова и других членов Политбюро, с 1934 по 1937 год два раза в году выезжал из Ленинграда на парады в Москву. После прохождения по Красной площади академий, я, на именном танке «Сталин», на большой скорости проезжал площадь с развернутым красным знаменем. Затем шел мой батальон, а за ним остальные мотомеханизированные части. За все четыре года, каждый раз, батальон получал только благодарности и право участия на приеме и банкете в Кремле. В 1935 году батальон участвовал на опытных учениях по захвату укрепленного района (УР) в Стругах Красных, а в 1937 году в крупных маневрах, проходивших в Московском ВО. За отличные действия батальона мной была получена благодарность от руководившего маневрами командующего MBО маршала Советского Союза Семена Михайловича Буденного. С сентября 1936 по январь 1937 года я учился на Академических курсах усовершенствования комсостава при Академии имени Сталина.
Восьмого февраля 1938 года Александр Ильич был арестован особым отделом НКВД Ленинградского ВО. Поводом для ареста послужили предполагаемые его связи с руководителями антисоветского военного заговора, возглавляемого Тухачевским, а основанием для ареста то, что имя Лизюкова было названо одним из участников этого заговора, бывшим начальником автобронетанкового управления РККА и начальником вооружений РККА Халепским. Вместе с комбригом под подозрением оказалась и часть командного состава бригады. Двадцать шестого марта я был также арестован. Шестого апреля я предстал перед следователем.
Отпустив конвоира, следователь в достаточно вежливой форме предложил мне сесть. После протокольных вопросов о фамилии, имени и отчестве, где родился и так далее, он заявил, что я обвиняюсь в преступлениях, предусмотренных статьям 58–1 пункт «б» и 58–8, 58–11 УК РСФСР, а именно: участие в антисоветских, террористических и вредительских организациях, участие в антисоветском военном заговоре в РККА, в деятельности, направленной на подрыв ее боевой мощи. Так, по имеющимся у следствия сведениям, я еще в двадцатых годах состоял в связи с видными деятелями троцкистской оппозиции Томским и Василием Шмидтом, под влиянием которых, будучи командиром роты в 20-й стрелковой дивизии, вступил в группу антисоветски настроенных командиров, возглавляемой на тот момент командиром этой дивизии Урицким (С. П.) и начальником политотдела дивизии Марголиным. Затем, в тридцатых годах, я, будучи уже командиром танковой роты в городе Харькове, вступил в преступную связь с ныне арестованным Постышевым. Далее, командуя батальоном в 6-й танковой бригаде, вместе с ныне арестованным командиром бригады Лизюковым, проводил вредительскую деятельность, направленную на подрыв военной мощи Красной армии. В частности, согласно находящемуся в моем деле протоколу заседания партийного актива бригады, состоявшегося на следующий день после моего ареста, 27 марта 1938 года, я виновен в срыве боевой и тактической подготовки в бригаде; в выведении из строя танков Т-28 путем проведения так называемых экспериментальных прыжков через препятствия на учениях 1934 года; в умышленной постановке на консервацию совершенно небоеспособных танков; в проведении в целях сокрытия своей и других участников подрывной работы организованного очковтирательства; в умышленном срыве создания боевых комплектов запасных частей для танков Т-28 и, с этой же целью, внесение путаницы в учет и отчетность бригады с целью порчи и приведения в негодность запчастей, умышленное хранение их под открытым небом. Но главное мое преступление — это попытка совершить террористический акт в отношении руководителей ВКП(б) и советского правительства на военном параде 1937 года.
На вопрос следователя, что я могу сказать в свое оправдание, я сказал, что 7 ноября прошедшего года во время прохождения в парадном расчете перед мавзолеем Ленина в моем головном танке на мгновение заклинило управление и машина стала надвигаться на памятник Минину и Пожарскому. Благодаря мгновенной реакции механика-водителя танка Федора Дудко (кстати, будущего Героя Советского Союза) машине была возвращена управляемость, а танки бригады успешно завершили свое прохождение. На приеме в Кремле, после парада, оказалось, что руководство страны даже не заметило этого происшествия. Лизюков сам рассказал о нем Ворошилову, и этот рассказ вызвал только смех в зале. Далее я продолжил: «Что касается Василия Шмидта и Томского, то уже лет пятнадцать как их не видел и никаких связей с ними не имел. С Урицким, Марголиным и Постышевым если я и встречался, то исключительно по делам службы. Каких-либо личных контактов с ними не имею. Все это легко проверяется. Те же прегрешения, которые мне инкриминируются согласно протоколу партийного собрания, просто смехотворны. О вредительской деятельности Александра Ильича Лизюкова я вообще ничего сказать не могу». Выслушав меня, следователь, встал и подошел к окну. «Мне с вами, Виктор Григорьевич, все ясно. Партбюро штаба Ленинградского ВО за подписью секретаря партбюро Н. Е. Чибисова представило следствию партийную характеристику на вас, из которой следует: первое — что вы для вашего командования далеко не подарок, а второе — что штаб Ленинградского ВО уверен по крайней мере в вашей преданности делу революции. За вас хлопочет и ручается лично сам нарком обороны. Поэтому я получил от своего руководства указание провести с вами настоящую беседу. Но вы должны знать, что ваше дело еще не закрыто. Надеюсь, вы понимаете, что партия и советский народ должны быть уверены в чистоте помыслов каждого человека, которому она доверила свою защиту и вручило оружие. Пока это все. Вы свободны и можете идти».
По выходе из-под ареста я узнал, что уволен из армии по статье 43, пункт «а». Несмотря на то что было обидно и тяжело уходить из армии, прослужив в ней девятнадцать лет, я не пал духом и стал учиться. Сдал в ГАИ на права преподавателя и стал вести занятия по устройству автомобиля и мотоцикла на военной кафедре Ленинградского текстильного института. В конце января 1939 года приказ о моем увольнении из армии был отменен и я был восстановлен как в партии, так и в звании. Чуть позже был полностью оправдан и Александр Ильич Лизюков.

            Зимняя война
В конце января 1939 года я был назначен командиром батальона во 2-й танковый полк, расположенный в городе Стрельне. Затем, во время летних учебных сборов, этот полк был развернут в 40-ю легкотанковая бригаду, а моя часть превратилась в 161-й отдельный танковый батальон. Командиром бригады был майор Поляков, с января 1940 года подполковник, комиссаром — полковой комиссар Колошников. Батальон был укомплектован легкими однобашенными танками Т-26, так называемыми общевойсковыми танками, предназначенными для непосредственной поддержки пехоты, вооруженные сорокапятимиллиметровыми пушками. Так как танковый полк, на базе которого формировалась бригада, был не кадровым, то в летний период в него влилось до шестидесяти процентов личного состава, призванного из запаса. Но благодаря энергичному руководству и самого майора Полякова, и нас, командиров батальонов, к началу боевых действий с финнами удалось создать вполне боеспособное соединение.
В начале войны бригада поступила в распоряжение 19-го стрелкового корпуса и была побатальонно распределена между стрелковыми дивизиями. Мой батальон был придан 43-й стрелковой дивизии и наступал с ней в направлении Вехмайскирка Муолаа. С 6 по 29 декабря в центре Карельского перешейка в районе Вяйсянен – Муолаа – Ойнала – Кююреля развернулись тяжелые бои за укрепления главной полосы обороны. Глубокий снежный покров и слабая боевая подготовка стрелковых подразделений затрудняли действия танкистов. Так, при атаке Муолаа танки пять раз захватывали поселок, при атаке Ойнала — два раза, но не поддержанные пехотой каждый раз вынуждены были отходить на исходные позиции. За эти бои я был награжден орденом Красного Знамени. К 29 декабря бригада была выведена в тыл, где в течение января-февраля занималась восстановлением материальной части и боевой подготовкой. Двадцать восьмого февраля 1940 года наши войска начали прорыв главной полосы обороны линии Маннергейма. Мой батальон был придан 136-й стрелковой дивизии все того же 19-го стрелкового корпуса и действовал в районе Муолаа, затем Реполаа и Антреа.
Указом Президиума Верховного Совета СССР за бои на Карельском перешейке 40-я легкотанковая бригада была награждена орденом Боевого Красного Знамени. При подведении итогов боев, мой батальон был признан лучшим, что было отмечено приказом по бригаде, и меня перевели заместителем командира 1-го танкового полка 1-й танковой дивизии, которой командовал будущий генерал и Герой Советского Союза полковник Погодин.

            Лебедев Н. В.
            ЛИЦО ЭПОХИ

            Владимир Ильич Ленин
Во Владимире Ильиче Ленине необходимо различать мыслителя и политика. Как мыслитель, Ильич вошел в историю своим, без всяких скидок, гениальным социально-экономическим анализом капитализма эпохи империализма. Сформулированные им пять признаков империализма [1], в сущности, актуальны до сих пор, так как являются отправной точкой изучения мирового экономического кризиса (согласно теории товаризации стадии отмирания и разрушения капиталистического способа хозяйствования). Того самого кризиса, который привел человечество к двум мировым войнам и который во всей своей полноте разразился в конце XX – начале XXI века, грозя перерасти в третью мировую войну.
Владимир Ильич Ленин не только гениальный мыслитель, но, в отличие от большинства мыслителей, еще и блестящий политик. Смотрите, как он меняет свое отношение к различным политическим деятелям и целым движениям до февраля и после февраля. До февраля Ильич жестко пресекает любую попытку отклонений от генеральной линии партии. Партия для него в тот момент не дискуссионный клуб, а строго иерархическая подпольная организация — структура, в которой собрались не единомышленники, а соратники, от русского слова «рать» (бой, сражение). Ильич легко расстается с теми, кто желает «свободно» мыслить, например с Луначарским, с Богдановым. Но вот пришла Февральская революция, и Ильич идет на многие компромиссы, лишь бы расширить сколоченную им организацию до уровня полноценной общественной организации. Напрашивается аналогия с военной мобилизацией при угрозе столкновения с врагом, когда на базе небольшого, но хорошо вымуштрованного кадрового ядра развертывается полновесная общенародная армия. В партию, по инициативе Ильича, возвращаются многие из ранее отлученных, те же Луначарский и Богданов, и тот же Троцкий.
После февраля Ильич быстро находит общий язык с анархистами, доказывая им, что советская власть есть искомая анархистами форма самоорганизации народа. В результате достигается поразительный политический эффект. Многие из видных анархистов вошли в штаб Октябрьского восстания, например: Блейхман, Богацкий, Шатов, Ярчук. Отряды Жука, Железнякова и Мокроусова составили ударную силу революции. И вполне заслужено позднее Ильич с гордостью напишет: «Анархисты либо растерянно стояли в стороне, либо помогали нам» [2].
Хотя о дооктябрьских переговорах Ленина с левыми эсерами по поводу создания коалиции до настоящего времени отсутствует какая-либо информация, они, конечно, были. Иначе трудно понять, откуда же полное единодушие таких разных политических сил в самый необходимый момент. Объяснение простое: РСДРП(б) «не удалось к моменту Октябрьской революции создать своей крестьянской организации в деревне, которая могла бы занять место социалистов-революционеров» [3]. Ильич прекрасно знал, что до революции в партии «работой среди крестьянства совершенно не занимались» [4]. Поэтому Ленину левые эсеры были нужны «не ради левых эсеров как таковых, а из-за того влияния, которое имела на крестьян эсеровская аграрная программа» [5]. Вот где зарыта собака. Вот тот трамплин, с которого имя Ильича, не очень известное на то время, вдруг взмыло до мирового масштаба.
Великая Октябрьская революция была, в сущности, революцией крестьянской. На это убедительно указывает элементарный анализ социального состава страны. Так, согласно первой всеобщей переписи населения Российской империи на 1897 год, крестьяне (вместе с казачеством) составляли восемьдесят шесть процентов населения [6]. При следующей полномасштабной переписи, состоявшейся лишь в 1926 году, крестьяне составили восемьдесят три процента населения [7]. Отсюда, на момент революции, вероятнее всего, крестьяне составляли около восьмидесяти пяти процентов жителей России. К ним необходимо добавить еще десять процентов рабочих, которые в «подавляющем большинстве…были рабочими в первом поколении и по своему типу мышления оставались крестьянами» [8], находящихся в городах на заработках и непотерявших связь со своей родной деревней. Учитывая все это, Ленин очень серьезно отнесся к вопросу о земле. Левоэсеровское требование «социализации» земли стало стержнем всех ленинских преобразований России. Декретом II съезда Советов о земле он как бы откликнулся на все основные пожелания крестьян, выраженные в двухсот сорока двух местных крестьянских наказах [9].
Заметим, суть декрета прямо противоречила программе РСДРП по аграрному вопросу, той программе, которая была принята на IV съезде партии и где вместо «социализации» фигурировал термин «муниципализация». Партийные ортодоксы типа Зиновьева, Каменева, Троцкого, Свердлова, Бухарина держались за «муниципализацию» как за священную корову, пытаясь отстоять ее антикрестьянский принцип, а именно: передачу земель крупного частного владения органам местного самоуправления, оставляя без внимания мелкое землевладение [10]. Но Ленин преодолел их сопротивление и сумел настоять на принятии декрета без всяких их поправок и проволочек.
Декрет провозглашал:

Пункт первый. Право частной собственности на землю отменяется навсегда; земля не может быть ни продаваема, ни покупаема, ни сдаваема в аренду либо в залог, ни каким-либо другим способом отчуждаема. Вся земля — государственная, удельная, кабинетская, монастырская, церковная, посессионная, майоратная, частновладельческая, общественная и крестьянская и т.д. — отчуждается безвозмездно, обращается во всенародное достояние и переходит в пользование всех трудящихся на ней…;
Пункт второй. Все недра земли — руда, нефть, уголь, соль и т.д., а также леса и воды, имеющие общегосударственное значение, переходят в исключительное пользование государства. Все мелкие реки, озера, леса и проч. переходят в пользование общин, при условии заведывания ими местными органами самоуправления [11].

Это потом партийная номенклатура, используя свое монопольное право на истину, от имени «красных» отретуширует общую картину Гражданской войны под свое видение, в котором, вопреки фактам, будет отброшена ведущая роль крестьянства в революции. Вот что они напишут в энциклопедии «Гражданская война…»:

Одним из решающих факторов победы в Гражданской войне был военно-политический союз рабочего класса и трудового крестьянства. Рабочий класс — главная сила в борьбе против белогвардейцев и интервентов — вынес на своих плечах основное бремя Гражданской войны. Трудовое крестьянство под влиянием мудрой политики Коммунистической партии и на основе практических уроков войны преодолело свои мелкобуржуазные колебания и окончательно стало на сторону советской власти, что решило исход борьбы в ее пользу [12].

Возникает вполне законный вопрос: почему сами левые эсеры не смогли осуществить всего того, что сделал Ленин и его соратники. Главная причина лежит, конечно, в характерах самих личностей. Ни Камков, ни Спиридонова, никто другой из вождей левых эсеров, при всей их пассионарности, не смогли стать в интеллектуальном плане равными Ленину. Другой причиной было и то, что к октябрю 1917 года левые эсеры не успели даже оформиться организационно, находясь еще в состоянии «расторжения брака» с правыми эсерами. Поэтому куда им было, еще пока аморфному объединению якобы единомышленников, тягаться с организованным, спаянным железной дисциплиной «орденом меченосцев» Ленина. Само собой разумеется, что Ленин после провозглашения Декрета о земле приобрел в глазах русских крестьян столь высокий авторитет, что на него не решились покуситься ни кронштадтские, ни антоновские, ни другие мятежники.
Гражданская война, как образно высказался В. В. Кожинов, есть противостояние «февраля» с «октябрем» [13], или борьба тех, кто настаивал на радикальном решении земельного вопроса, с теми, кто желал его «замотать». Естественно на стороне «октября» выступало практически все крестьянство, которое стало рассматривать Ленина как своего вождя. Согласно классовой теории на противоположной стороне должно было выступать «столбовое» дворянство. Но реалии России того времени опровергают такой упрощенческий подход.
Почти полное разорение дворян в годы, последовавшие за реформой 1861 года, является непреложным фактом. Дворянские поместья, включающие значительную часть российских пахотных угодий, многократно заложенные и перезаложенные, были для дворян не столько источником средств существования, сколько источником постоянной головной боли. Декрет о земле, решающий вопрос в желательном или нежелательном для них направлении, в любом случае подводил жирную черту под их мытарствами, вырывал у банков закладные документы и вызывал чувство облегчения. Многие из «столбового» дворянства вполне осознанно одобрили переход земли в исключительное пользование государства, из рук которого они ее в свое время получили, и которому они сами на протяжении веков обязаны были служить. Увидев в наступающих со всех сторон на Москву армиях интервентов всё тех же немцев, французов, англичан, японцев, поляков, с которыми сражались их предки, они, составлявшие костяк офицерства русской армии, в числе первых стали добровольно записываться в Красную армию, исходя из тезиса: «Наши деды за Россию кровь проливали и нам наказали».
На стороне «февраля» же выступили прежде всего финансовые круги. «Социализация» земли означала для них потерю капиталов и последующее банкротство. Аннулирование правительством Ленина ипотечной задолженности, хоть и стало важнейшим стимулом для банкиров ополчиться против советской власти, но было не единственным. Важное место в их доходах играла оптовая торговля зерном, составлявшая одновременно основную статью поступлений в бюджет России. На протяжении целого столетия эта торговля осуществлялась под лозунгом: «Недоедим, но продадим». А в предреволюционные годы контролируемый западными банками вывоз зерна за границу достиг таких объемов, что в России голодали целые губернии. Будучи духовным лидером России, Лев Николаевич Толстой взывал к царю, к правительству, к общественности, к политическим партиям с требованием остановить ограбление народа.

Разве может не быть голоден народ, который в тех условиях, в которых он живет, то есть при тех податях, при том малоземелье, при той заброшенности и одичании, в котором его держат, должен производить всю ту страшную работу, результаты которой поглощают столицы, города и деревенские центры жизни богатых людей? [14].

Тщетно. Но то, что не сделал царь, то, что не пожелало делать Временное правительство, решительно сделал Ленин, едва притронувшись к рулю страны, а именно: им была введена государственная монополия на внешнюю торговлю и национализирована вся банковская система. Как тут было не ополчиться? Защита своих прибылей для финансистов святое дело.
В поддержку финансовых кругов выступил и так называемый цвет нации, интеллигенция. Космополитическая с момента своего зарождения, постоянно с придыханием смотрящая на Европу, она, раскрывши рот, внимала своим «властителям дум», таким как Лосев, Ильин, Розанов, Кизеветтер, Бердяев, Франк, князь Трубецкой, Айхенвальд, Ясинский, Пешехонов, Лапшин, Лосский, Карсавин, Сорокин, Петрищев, Волковысский, Харитон и прочие. Вслед за этими сладкозвучными сиренами-зазывалами интеллигенция бежала поддерживать кадетов, правых эсеров, другие «демократические» и якобы социалистические партии и группировки, чьи руководители, все эти Милюковы, Черновы, Даны и Струве находились у этих финансистов на прямом содержании.
Кто же тогда вольно или невольно воевал в Белой армии за меркантильные интересы банкиров? В основном это были офицеры из разночинной буржуазной интеллигенции, пришедшие в армию во время мировой войны и своей личной храбростью на фронтах заслужившие золотые погоны. Тем самым они посчитали себя цветом русского народа. Но будучи носителями буржуазной идеологии, видевшие только себя любимого в почете и славе, они никак не могли простить «хаму простонародью» недооценки, по их мнению, своего величия. Поэтому делали вывод: хама надо поставить на место. Отсюда потоки крови, которыми они залили страну, и зверства, проявленные ими: массовые расстрелы, поголовные порки шомполами, взятие заложников, погромы, другие насилия. Так что песенные герои — поручики Голицыны и корнеты Оболенские, сражавшиеся «за веру, царя и Отечество», — среди белых в основном отсутствовали. Это была, по определению бывшего белого генерала Я. А. Слащова-Крымского, «мешанина кадетствующих и октябриствующих верхов и меньшевистско-эсерствующих низов» [15]. Настоящие Голицыны и Оболенские, за редким исключением, либо командовали частями и подразделениями у красных, либо при первых же зарницах социальной смуты, при наличии, естественно, счетов во французских и швейцарских банках, бежали коротать время на бульварах Парижа и набережных Ниццы.
В заключение необходимо заявить, что Ленин был абсолютно самостоятельной политической фигурой. Все документы, представляемые его недругами о том, что он был немецким шпионом, работавшим на германский Генеральный штаб, и что одновременно он был агентом западных финансовых кругов, гроша ломаного не стоят. Тот, кто об этом говорит, или не способен логически мыслить, заменяя мысль эмоциями, или, чаще всего, сам находится у кого-то на содержании. Никто не сможет опровергнуть очевидную связь между Октябрьской революцией, коллективизацией, индустриализацией и водружением знамени Победы в мае 1945 года над фашистским рейхстагом. А над всеми этими свершениями незримо витает имя вождя Великой Октябрьской революции.
Другой разговор, получал ли Ленин деньги из указанных источников? Если получал, то это говорит лишь о его особом политическом таланте. Ведь это просто непостижимо! Взять деньги у прямого врага своего народа, воспользовавшись моментом нахождения его в коме, в двух шагах от пропасти, в целях спасения своей страны, чьи правящие круги уже привели свой народ к национальной катастрофе. Это ли не великий подвиг. Десяткам и сотням Штирлицей подобное было бы не под силу.
Неправда, что Октябрьскую революцию сделали евреи. Революцию сделали русские крестьяне и рабочие, те, чьим трудом и жива Россия. И прежде всего крестьяне, одетые в солдатские шинели. Царь и его чиновники, октябристы, кадеты, эсеры, меньшевики, а также интеллигенция, ненавидящая свой народ, злобная и жестокосердная — все они так допекли трудящихся своими дрязгами, интригами, демагогией, что люди взорвались. Лишь три человека из руководства РСДРП(б) по-настоящему поняли характер произошедшей революции. Одним из них, конечно, был сам Ленин. Вторым, судя по всей своей дальнейшей политической деятельности, был Сталин. Кто же был третий?
Председатель ВЦИК Я. Свердлов третьим быть не мог. У него были свои проблемы. Какие? Ответ на вопрос дает рассекреченная записка наркома внутренних дел СССР на имя И. В. Сталина от 1935 года. Приведем текст полностью. [16]

Секретарю ЦК ВКП(б)
тов. Сталину
На инвентарных складах коменданта Московского Кремля хранился в запертом виде несгораемый шкаф покойного Якова Михайловича Свердлова. Ключи от шкафа были утеряны.
Шкаф был нами вскрыт и в нем оказалось:
1. Золотых монет царской чеканки на сумму сто восемь тысяч пятьсот двадцать пять (108525) рублей.
2. Золотых изделий, многие из которых с драгоценными камнями, — семьсот пять (705) предметов.
3. Семь чистых бланков паспортов царского образца.
4. Семь паспортов, заполненных на следующие имена: а) Свердлова Якова Михайловича; б) Гуревич Цецилии-Ольги; в) Григорьевой Екатерины Сергеевны; г) княгини Барятинской Елены Михайловны; д) Ползикова Сергея Константиновича; е) Романюк Анны Павловны; ж) Кленочкина Ивана Григорьевича.
5. Годичный паспорт на имя Горена Адама Антоновича.
6. Немецкий паспорт на имя Сталь Елены.
Кроме того, обнаружено кредитных царских билетов всего на семьсот пятьдесят тысяч (750000) рублей.
Подробная опись золотым изделиям производится со специалистами.
Народный комиссар внутренних дел Союза ССР (Ягода)
27 июля 1935 г.
№ док. 56568

В тройку понимающих не входили также Л. Каменев и Г. Зиновьев. Они были, как их называл Ильич, комобывателями. Они с опаской плыли по течению событий, что собственно и показал их известный октябрьский демарш. Страх за собственную шкуру, пусть даже и обрамленный высокими словами, так и лезет из заявления Л. Каменева:

…Восстание, по выражению Маркса, есть искусство. И именно потому мы полагаем, что наша обязанность сейчас, в данных обстоятельствах, высказаться против всякой попытки брать на себя инициативу вооруженного восстания, которое было бы обречено на поражение и повлекло бы за собой самые гибельные последствия для партии, для пролетариата, для судеб революции [17].

И это говорится в момент, когда вопрос о «земле и мире» встал ребром — или положительное решение как надежда на выживание страны и государства, или отрицательное решение с неизбежной гибелью. Штрейкбрехеры — такую объективную оценку за свою трусость получают Каменев и Зиновьев от Ильича.
Как показывает характер политической борьбы в двадцатых годах, третьим был Лейба Давидович Бронштейн, то есть Троцкий.

            Лев Давыдович Троцкий
Общим фоном деятельности Льва Давыдовича Троцкого, сына крупного банкира и землевладельца, рожденного в России, но получившего гражданство Америки, является наступившая в начале XX века эпоха империализма. Она характеризуется замыканием глобальной хозяйственной сферы, в связи с чем «получить классическую капиталистическую прибыль становится невозможным» [1]. Ее можно сформировать лишь за счет чьих-то убытков, то есть переложить расходы на свою красивую и сытую жизнь на других, менее богатых, а то и нищих и голодных. К тому моменту закончился раздел мира и время колониальных войн. Наступило время междоусобной борьбы и войн финансовых групп за передел мира. Интересы финансистов выплескиваются за национальные границы государств. Начинает возникать космополитическая, по сути глобальная хозяйственная система с характерными для нее отмычками чужих карманов: либеральной экономикой и «свободной» торговлей. В дело построения этой системы международные финансисты бросают свое самое совершенное оружие — деньги. Сначала к ним на содержание поступают главы государств и правительств, включая некоторых генеральных секретарей, а затем руководители народных волнений, восстаний, революций. Теперь же, как показали события в Ираке 2003 года, за эти же деньги скупаются целые генералитеты отдельных государств. Революции и контрреволюции превращаются в мощнейший рычаг воздействия на своих конкурентов.
Русская революция не была исключением. Царский режим подкармливался французскими финансовыми кругами. Но в глазах русского народа сам режим себя полностью дискредитировал. Временное правительство и белые, несмотря на финансовую помощь со стороны, прежде всего французов, оказались неспособными взять ситуацию в стране под свой контроль. Крестьяне как основная масса населения страны встали на сторону Советов, видя в Керенском, а вместе с ним в Колчаке, Деникине, Юдениче, Врангеле худшие черты царизма. Таким образом, французские финансовые круги потеряли контроль над Россией. Но на их место рванулся молодой империалистический хищник — США. Свою заинтересованность в русских делах он обосновывал борьбой с царизмом и колониализмом, за «свободу и демократию». Его повышенная активность была видна еще в годы Русско-японской войны, а затем во время революции 1905 года. В годы Гражданской войны американские финансисты внимательно отслеживали ход событий, и С. Г. Кара-Мурза, исследуя этот вопрос, отмечает:

Как только правящие круги Запада (прежде всего США. — Л. Н.) убедились, что белые овладеть ситуацией в России не смогут, они прекратили их поддержку. Более перспективными для Запада стали представляться те силы внутри компартии, которые были ориентированы на «мировую революцию», то есть не на национальные интересы России, а на включение ее в глобальную систему (ее идеологическая окраска — вещь второстепенная) [17].

Троцкий как политик проявил себя еще в 1905 году. В какой-то момент он даже возглавлял Петроградский Совет рабочих депутатов. Тогда же Троцкий выступил как ортодоксальный марксист, написав свою известную работу «Перманентная (непрерывно продолжающаяся) революция». В этой книге он развивал идею К. Маркса и Ф. Энгельса о том, что пролетариат должен

…сделать революцию непрерывной до тех пор, пока все более или менее имущие классы не будут устранены от господства, пока пролетариат не завоюет государственной власти [18].

Отталкиваясь от приведенного, Троцкий пишет, что для обеспечения своей победы пролетарский авангард

…придет во враждебные отношения не только со всеми группировками буржуазии, но и с широкими массами крестьянства, при содействии которых он пришел к власти. Противоречия в положении рабочего правительства в отсталой стране, с подавляющим большинством крестьянского населения, смогут найти свое разрешение в международном масштабе, на арене мировой революции пролетариата [19].

А уже из этого И. В. Сталин делает вывод, что диктатура пролетариата по Троцкому

…есть власть, вступающая «во враждебные столкновения» с «широкими массами крестьянства» и ищущая разрешения «противоречий» лишь «на арене мировой революции пролетариата [20].

Сравним. По Ленину диктатура пролетариата есть

…демократия для гигантского большинства народа и подавление силой, то есть исключение из демократии, эксплуататоров, угнетателей народа [21].

Внешне это даже не противоречие с трактовкой Троцкого, а едва заметное разночтение, но внутренне же между ними глубочайшая пропасть.
Троцкизм есть ортодоксальный марксизм с опорой на сделанное К. Марксом и Ф. Энгельсом пророчество:

Пусть господствующие классы содрогаются перед Коммунистической Революцией. Пролетариям нечего в ней терять кроме своих цепей. Приобретут же они весь мир [22].

Другими словами, Троцкий пытался воплотить в реальность идею, содержащуюся в марксизме всемирной пролетаризации человечества, то есть лишение каждого индивидуума его корней, родины, национальности, семьи, нравственности, народной культуры. Недаром Троцкого часто поддерживали многие видные деятели РСДРП(б) с дореволюционным стажем, такие как Каменев, Зиновьев, Бухарин, Рыков, Томский, Крупская. Их объединял взгляд на русскую революцию как на чисто пролетарское движение, где крестьянство «тупая» серая масса, требующая для руководства собой мощную руку «диктатуры пролетариата» в лице партии коммунистов. Отсюда лозунг: «Да здравствует интернационализм! Даешь мировую революцию». Все традиционно русское, а именно народные обычаи, нравственность, семья, культура, должны быть упразднены. Вспомним пьесу Всеволода Вишневского «Оптимистическая трагедия», когда далекая от русского народа еврейка-комиссарша с наганом в руке, ничтоже сумняшеся, заявляет: «Нам не нужны Пушкины и Лермонтовы — у нас будут свои Пушкины!» И, естественно, после той заброшенности и одичания, в котором находилась в последние десятилетия царизма значительная часть населения России, эти призывы вначале находили определенный отклик в душах людей.
Перенесемся же из начала XX века на сто лет вперед, в начало XXI столетия. Здесь мы увидим у власти прямых последователей Р. Манделлы, М. Флеминга, М. Фридмана, К. Бруннера, А. Мельтцера и других адептов глобализации, свободного рынка, свободной торговли и монетаризма. Мы услышим их призывы к всемирной экономической, политической и культурной интеграции и унификации, с мировым разделением труда, свободой миграции товаров, труда и капитала в масштабах всей планеты. Мы будем читать высокопарные, щедро проплаченные заинтересованными кругами, но абсолютно безграмотные рассуждения воинствующих обывателей, в лице представителей «свободных» профессий, различного рода артистов, юмористов, юристов, экономистов, журналистов и прочего отребья демократической общественности о необходимости стандартизации законодательств, о сближении культур разных стран, что, по сути, является уничтожением самобытности народов. И все это, естественно, в красивой упаковке «общечеловеческих ценностей, демократии и прав человека», под риторические возгласы, что свобода лучше, чем несвобода. Из чего надо понимать, что свобода от стыда, от чести, от совести, от чувства долга перед Родиной и ближними лучше, чем та несвобода, которая сопровождается запретом разврата, обмана и разбоя. Очевидно, что троцкизм и глобализм имеют одно и то же родовое гнездо — Walt Street. Отцами-производителями их являются американские финансовые круги.
Троцкий для выполнения своей миссии, приехав из Америки в июльские дни, постарался примкнуть к руководящему ядру РСДРП(б). А чтобы возглавить движение, он взвалил на себя значительный объем работы по подготовке восстания. Однако Ленин в октябре спутал Троцкому все его планы. Лев Давыдович, по незнанию страны, никак не ожидал, что, протолкнув Декрет о земле через свое окружение, мыслящее в основном по Марксу, Ленин получит неограниченный кредит доверия, прежде всего у крестьян России, а революция, проведенная с его непосредственным участием, из пролетарской, как задумывалось изначально, превратится в народно-освободительную. А если учесть, что финансирование белых армий шло целиком из-за границы, то так называемая гражданская война предстает на самом деле как война отечественная.

            Большевики и коммунисты
Но Троцкий не тот человек, чтобы, не поборовшись, отойти в сторону, тем более имея за собой такую мощную силу, как Walt Street. Он понимал, что многое ему придется делать явочным порядком, преодолевая серьезное сопротивление Ленина. Подспорьем в его борьбе было ортодоксально настроенное руководство партии, где Ленин довольно часто оказывался в меньшинстве. Но не так было за пределами Кремля. Вот что сам Троцкий пишет:

В 1917–1918 гг. революционные рабочие вели за собою крестьянскую массу не только во флоте, но и во всей стране. Крестьяне захватывали и распределяли землю, чаще всего под руководством матросов и солдат, прибывших в родные волости. Реквизиции хлеба только начинались, притом, главным образом, у помещиков и кулаков. Крестьяне мирились с реквизициями как с временным злом. Но гражданская война затянулась на три года. Город почти ничего не давал деревне и почти все отбирал у нее, главным образом, для нужд войны. Крестьяне одобряли «большевиков», но становились все враждебнее к «коммунистам». Если в предшествующий период рабочие вели крестьян вперед, то теперь крестьяне тянули рабочих назад [23].

Здесь Троцкий затрагивает тему, впоследствии тщательно скрываемую партийной номенклатурой, ту, которая лишь однажды неожиданно всплыла, и то в художественном фильме «Чапаев». Крестьянин (его играет Борис Чирков) задает вопрос: «Ты, Василий Иванович, за кого будешь, за большевиков аль за коммунистов?» Вопрос, кажущийся в настоящий момент наивным, во времена гражданской войны был далеко не таким. Большевиков русский крестьянин представлял себе в серой солдатской шинели, во главе атакующих цепей, показывающий остальным: делай как я. Имена большевиков звучали как боевой клич или как шорох боевых знамен: В. Н. Боженко, С. М. Буденный, Б. М. Думенко, А. Г. Железняков, В. И. Киквидзе, Г. И. Котовский, Ф. К. Миронов, А. С. Богунский, В. И. Чапаев, Н. А. Щорс, К. Е. Ворошилов, А. Я. Пархоменко, Н. И. Махно. Коммунисты же — это невесть откуда-то взявшиеся лихие люди в кожаных тужурках. В отличие от большевиков, они шли сзади атакующих цепей, подгоняя отстающих маузерами и приказывая: «Делай, как я сказал». Их имена русские люди будет вспоминать еще долго: Бела Кун, Имре Надь, Мате Залка, Ярослав Гашек, Азарх Раиса Моисеевна, Анцелович Наум Маркович, Белоцкий Морис Львович, Гамарник Ян Борисович, Гопнер Серафима Ильинична, Залкинд (Землячка) Розалия Самойловна, Кизильштейн Исаак Самойлович, Минц Исаак Израилевич, Розенгольц Аркадий Павлович, Рухимович Моисей Львович, Шейнфинкель (Владимиров) Мирон Константинович, Шумяцкий Борис Захарович, Хатаевич Мендель Маркович, Ходоровский Иосиф Исаевич, Черняк Рузя Иосифовна, Эпштейн (Яковлев) Яков Аркадьевич, Кедров Михаил Сергеевич. Главное их достоинство было в том, что они чувствовали себя чужаками и ненавидели и не ценили все русское, а значит «были готовы идти до конца» [13]. Противостояние большевиков и коммунистов четко отразил в своих декларациях Ф. К. Миронов, сам большевик, один из организаторов Первой конной армии и командующий Второй конной армии:

Да здравствует Российская пролетарская крестьянская трудовая республика <…> без коммунистов, захвативших всю жизнь в свои руки»; «Долой самодержавие комиссаров! <…> этой кучки людей, вообразивших себя строителями социальной жизни [24].

В шумной пропагандистской кампании, развязанной приближенными Троцкого, он выступает не только как один из организаторов Октябрьской революции, но главным образом как основной организатор Красной армии, как руководитель и вдохновитель всех ее побед. Действительно, Рабоче-крестьянская Красная армия начала организовываться в соответствии с опубликованным 15(28) января 1918 года декретом Совнаркома. В его преамбуле сказано:

Старая армия служила орудием классового угнетения трудящихся буржуазией. С переходом власти к трудящимся и эксплуатируемым классам возникла необходимость создания новой армии, которая явится оплотом советской власти в настоящем, фундаментом для замены постоянной армии всенародным вооружением в ближайшем будущем и послужит поддержкой для грядущей социалистической революции в Европе [25].

Внесение Троцким в столь важный и своевременный документ тезиса «о европейской революции» был реваншем партийных «тяжеловесов», марксистских ортодоксов — Каменева, Свердлова, Крестинского, Зиновьева и прежде всего Троцкого за Декрет о земле. Одновременно это была, как они посчитали, их победа над прагматизмом ленинской формулы «о построении социализма в одной стране» и сталинским пренебрежением к «мировой революции».
Поразительно, армию, этот оплот патриотизма любого народа, путем введения пункта о европейской революции, попытались превратить в орудие интернационалистских (читай космополитических) сил. За организацию именно такой армии и взялся сам Троцкий, назначенный председателем Реввоенсовета республики наркомом по военным и морским делам. Помощь ему в этом деле непосредственно оказывали Л. П. Серебряков, Э. М. Склянский, И. Т. Смилга, И. Н. Смирнов, Г. Я. Сокольников, М. М. Лашевич. Они стали подбирать ему командные кадры, исходя из принципа их личной преданности Троцкому. Так на верхних командных должностях оказались В. К. Блюхер, А. И. Егоров, П. Е. Дыбенко, А. И. Корк, В. К. Путны, М. Н. Тухачевский, И. П. Уборевич, И. Ф. Федько, И. Э. Якир и ряд других. В данном случае планы Троцкого прозрачны. Рано или поздно должен был встать вопрос о том, кто непосредственно будет направлять советскую власть. А здесь личная преданность высших командиров армии, опирающихся на маузеры ни с чем не считающихся комиссаров, будет играть решающую роль.
Для наведения революционного порядка, как он его понимал, Троцкий через отобранных для него командиров и комиссаров не стеснялся…

Предупреждаю, если какая-нибудь часть отступит самовольно, первым будет расстрелян комиссар, вторым командир. Мужественные, храбрые солдаты будут поставлены на командные посты. Трусы, шкурники, предатели не уйдут от пули. За это я ручаюсь перед лицом Красной армии. Троцкий [26].

За словами следовали дела. Четвертый латышский полк не хочет сражаться — расстрелять членов полкового комитета в присутствии полка. Из Пермской дивизии к белым перебежали четыре офицера — сообщите местожительство офицерских семей, и они будут расстреляны. Полк дрогнул — расстрелять каждого десятого. Полки запаниковали и отступают — поставить на пути отступления пулеметы и расстрелять полки целиком [26]. Результаты не преминули сказаться: к весне 1919 года революционные войска, несмотря на зажигательные речи и расстрельные приказы наркомвоенмора, стали отступать везде, а Восточный фронт под ударами Колчака стал буквально разваливаться на глазах. Затерроризированные солдаты и младшие командиры просто не желали, да и не могли сражаться в таких условиях. Как часто в воспоминаниях людей, прошедших через Гражданскую войну, проскальзывала мысль, что все действия Троцкого в тот период — неожиданные приезды на фронт, тысячные митинги, огненные речи, жестокие приказы — были не чем иным, как истерикой человека взявшегося не за свое дело [26].
Ленин понимал, что Республике Советов как воздух нужен был настоящий командир и организатор. И, вопреки проискам Троцкого и Склянского, он его нашел в лице командарма 4-й армии Михаила Васильевича Фрунзе. Его армия находилась на самом опасном направлении, там, где белые генералы Ханжин, Белов, Сахаров и атаман Дутов рвались через Заволжские степи навстречу к деникинцам, чтобы совместно осуществить победный марш на Москву. Фрунзе, продолжая оставаться командармом 4-й армии (!), взял под свою команду весь опасный Южный участок Восточного фронта и сначала мобилизовал южноуральских рабочих и оренбургских крестьян на оборону Уральска и Оренбурга. Затем разработал и осуществил подряд Бугурусланскую и Белебеевскую операции, по результатам которых колчаковцы были не только остановлены, но и отброшены назад в предгорья Урала. А далее последовала разработка и проведение Михаилом Васильевичем операции, которая считается классической и которую до сих пор изучают во всех военных академиях мира. Речь идет об Уфимской наступательной операции 25 мая – 18 июня. В ходе ее с легкостью, изумляющей военных специалистов, была форсирована на широком фронте такая широкая водная преграда, как река Белая, а затем занята столица Башкирии, город Уфа. Так же легко по ходу операции, в зависимости от складывающейся ситуации, главный удар неоднократно переносился с одного фланга на другой. Огромное количество пленных при крайне незначительных потерях и без всяких расстрельных приказов — таковы итоги этой операции. Именно там покрыла себя неувядаемой славой 25-я стрелковая дивизия Василия Ивановича Чапаева. Разгром «Верховного правителя России» стал вопросом ближайшего времени. Деморализованные белые генералы не смогли даже парировать откровенную авантюру Тухачевского, когда он бросил свою 5-ю стрелковую армию по труднопроходимой долине реки Юрюзань к Златоусту. Тогда этот номер прошел. Но не благодаря военному гению бывшего гвардии поручика, а благодаря мужеству восставших в тылу у белых рабочих Златоуста и Челябинска.

            Россия в огне
Но Троцкий не собирается сдаваться. После разгрома Колчака он отправляет Фрунзе на второстепенный Туркестанский фронт, дабы он не мешал ему выдвигать на ведущие роли своих «коммунистов-интернационалистов». Правда, несмотря на все потуги Троцкого и его присных, Егоров и Тухачевский лавров победителей Деникина не снискали. Победителем Деникина история признает прежде всего Сталина, который опирался в своих действиях на народных героев: Буденного, Думенко, Котовского, Миронова, Пархоменко, Щорса, Махно, Ворошилова.
Помнится, как в свое время над К. Е. Ворошиловым вволю поиздевались различного рода ушлые борзописцы, пытаясь изобразить его в глазах малосведущей широкой общественности некомпетентным в военных вопросах невеждой и кровавым палачом, душителем военных гениев, таких как Тухачевский, Егоров, Блюхер и им подобных. Это было время, когда подлый лгун Хрущев, следуя своим духовным наставникам, Троцкому и Геббельсу, в своем знаменитом «закрытом докладе» из всех утверждений, напрямую «разоблачающих» Сталина и Берию, не привел ни одного правдивого. [27] Именно тогда, когда черное изображалось белым, а белое черным, старательно замалчивался факт, что Ворошилов оказался первым полководцем Второй мировой войны, сумевшим вверенными ему войсками нанести существенное поражение немцам, наголову разгромив под Сольцами в июле 1941 года корпус Эриха фон Манштейна. Но об этом позже.
В книге «Сталин» приводится оценка, данная Ворошиловым положению Советской России на Южном фронте, сложившемуся осенью 1919 года. Согласно этой оценке,

…Наступал решающий момент всей Гражданской войны. Предопределен он был общим наступления Деникина на юге России. Белогвардейские полки, снабженные «союзниками» (прежде всего Францией), поддержанные их штабами, подошли к Орлу. Весь громадный Южный фронт медленными валами откатывался назад. Внутреннее положение было не менее тяжелое. Продовольственные затруднения чрезвычайно обострились. Промышленность останавливалась от недостатка топлива. Даже в самой Москве зашевелилась контрреволюция. Над Тулой и Москвой нависла опасность. Что делает Ленин в момент такой катастрофы? На южный фронт он посылает Сталина в качестве члена РВС. Сталин, по словам Ворошилова, перед своим назначением, ставит три условия. Первое: Троцкий не должен вмешиваться в дела Южного фронта и не должен переходить за его разграничительные линии. Второе: с Южного фронта должен быть немедленно отозван целый ряд работников (речь идет о ставленниках Троцкого), которых Сталин считал непригодными восстановить положение в войсках. Третье: на Южный фронт должны быть немедленно командированы новые работники по выбору Сталина, которые эту задачу способны были выполнить. Эти условия были приняты полностью [28].

Далее Климент Ефремович вспоминает, что для победы вся громадина, называвшаяся Южным фронтом (от Волги до польско-украинской границы), насчитывавшая в своем составе несколько сот тысяч войск, нуждалась в точном оперативном плане, в котором была бы ясно сформулирована задача. Тогда эту цель можно было бы поставить перед войсками и путем перегруппировки и сосредоточения лучших сил на главных направлениях нанести поражение врагу.
Сталин застает на фронте обстановку смятения и развала, атмосферу нависшей грозы и безнадежности. На главном направлении, Курск – Орел – Тула, Красная армия разбита. Восточный фланг беспомощно топчется на месте. Оперативный план имеется, но он был принят Главкомом еще в сентябре. По этому плану предполагалось нанести противнику главный удар левым флангом, от Царицына на Новороссийск, через донские степи. Сталин изучил этот план и пришел к выводу, что он уже не годится. Нужно что-то другое. Сталин посылает Ленину новое предложение:

Месяца два назад Главком принципиально не возражал против удара с запада на восток через Донецкий бассейн как основного. Если он все же не пошел на такой удар, то потому, что ссылался на «наследство», полученное в результате отступления южных войск летом, то есть на стихийно создавшуюся группировку войск юго-восточного фронта, перестройка которой (группировки) повела бы к большой трате времени, к выгоде Деникина... Но теперь обстановка и связанная с ней группировка сил изменились в основе. Восьмая армия (основная на бывшем южном фронте. — Н. Л.) передвинулась в районе южфронта и смотрит прямо на Донецкий бассейн, конкорпус Буденного (другая основная сила. — Н. Л.) передвинулся тоже в район южфронта, прибавилась новая сила латдивизия, которая через месяц, обновившись, вновь представит грозную для Деникина силу... Что же заставляет Главкома (ставку) отстаивать старый план? Очевидно, одно лишь упорство, если угодно — фракционность, самая тупая и самая опасная для Республики, культивируемая в Главкоме (Каменев С. С. — Н. Л.), состоящим при нем «стратегическим» петушком (Троцкий — Н. Л.). На днях Главком дал Шорину директиву о наступлении на Новороссийск через донские степи по линии, по которой, может быть, и удобно летать нашим авиаторам, но уже совершенно невозможно будет бродить нашей пехоте и артиллерии. Нечего и доказывать, что этот сумасбродный поход в среде вражеской, в условиях абсолютного бездорожья, грозит нам полным крахом. Нетрудно понять, что этот поход на казачьи станицы, как это показала недавняя практика, может лишь сплотить казаков против нас вокруг Деникина для защиты своих станиц, может лишь выставить Деникина спасителем Дона, может лишь создать армию казаков для Деникина, то есть может лишь усилить Деникина. Именно поэтому необходимо теперь же, не теряя времени, изменить уже отмененный практикой старый план, заменив его планом основного удара через Харьков – Донецкий бассейн на Ростов, во-первых, здесь мы будем иметь среду не враждебную, наоборот, симпатизирующую нам, что облегчит наше продвижение; во-вторых, мы получаем важнейшую железнодорожную сеть (донецкую) и основную артерию, питающую армию Деникина: линию Воронеж – Ростов <...> в-третьих, этим продвижением мы рассекаем армию Деникина на две части, из коих Добровольческую оставляем на съедение Махно, а казачьи армии ставим под угрозу захода им в тыл; в-четвертых, мы получаем возможность поссорить казаков с Деникиным, который в случае нашего успешного продвижения постарается передвинуть казачьи части на запад, на что большинство казаков не пойдет <...> в-пятых, мы получаем уголь, а Деникин остается без угля. С принятием этого плана нельзя медлить. Короче, старый, уже отмененный жизнью план ни в коем случае не следует гальванизировать, это опасно для Республики, это наверняка облегчит положение Деникина. Его надо заменить другим планом. Обстоятельства и условия не только назрели для этого, но и повелительно диктуют такую замену <...> Без этого моя работа на Южном фронте становится бессмысленной, преступной, ненужной, что дает мне право или, вернее, обязывает меня уйти куда угодно, хоть к черту, только не оставаться на Южном фронте. Ваш Сталин [28].

Центральный комитет без колебаний принял план Сталина. Сам Ленин собственной рукой написал распоряжение полевому штабу о немедленном изменении изжившей себя директивы. Главный удар был нанесен южным фронтом в направлении на Харьков – Донбасс – Ростов. Результаты известны: перелом в Гражданской войне был достигнут. Деникинцы были опрокинуты в Черное море. Украина и Северный Кавказ освобождены от белогвардейцев. Заметим, что ряд приведенных Сталиным стратегических соображений о бездорожье, о наличии коммуникаций послужили основой и для составления плана по разгрому в 1942 году немецкой группы армий «Юг».
Очень опасный момент для революции возник летом 1920 года на западе страны. Западный фронт номинально существовал здесь с момента капитуляции в ноябре 1918 года Германии. После этого 3 февраля 1919 года РСФСР и Белоруссия официально образовали единую федерацию. В конце февраля 1919-го поляки, получившие перед этим независимость из рук Версальских победителей, подло и вероломно напали на Белоруссию. Красная армия, оказывая упорное сопротивление, вынуждена была отступать, так как все ее силы в этот момент были брошены на борьбу с Колчаком и Деникиным. Поэтому польским панам удалось оккупировать большую часть Белоруссии. В начале сентября того же года Советская Россия вынуждена была приступить к переговорам и пойти на заключение перемирия. Однако в первых числах января 1920 года польские войска, вероломно нарушив перемирие, вновь начали наступление в Белоруссии, захватив Мозырь и Калинковичи. А 25 апреля 1920 года польские войска атаковали позиции Красной армии уже на Украине. Седьмого мая они захватили Киев. В этот напряженный момент командовать Западным фронтом в Белоруссии был призван Тухачевский. Но одновременно был образован и Юго-Западный фронт под командованием Егорова, членом Военного совета которого, по настоянию Ленина, стал Сталин. Тухачевский, вступив в командование, сделал несколько попыток в течение весны и лета 1920 года разбить поляков. Но все они из-за явного авантюризма командующего оказались неудачными. Чтобы спасти положение, на Юго-Западный фронт по предложению Сталина с Кавказа была переброшена Первая конная армия Буденного. Буденный 5 июня в районе Киева прорвал польский фронт и вышел на оперативный простор, наступая в направлении Бердичева и Житомира. Поляки, бросая все, обратились в беспорядочное бегство. Тут настало время «показать себя» и Тухачевскому. Четвертого июля Западный фронт перешел в наступление и за короткий период продвинулась более чем на шестьсот километров, освободив почти всю Белоруссию. Здравомыслящие люди, и прежде всего Сталин, требовали остановить лихого командующего на Буге (на международно-признанной восточной границе Польши, на так называемой линии Керзона). Одиннадцатого июля в «Правде» Сталин, отметив успехи Юго-Западного фронта, подчеркнул, что

…Хотя наши успехи на антипольских фронтах несомненны <…> но было бы недостойным бахвальством думать, что с поляками в основе уже покончено, что нам остается лишь проделать «марш на Варшаву»: Это бахвальство... неуместно не только потому, что у Польши имеются резервы, которые она, несомненно, бросит на фронт, но и прежде всего потому, что в тылу наших войск появился новый союзник Польши — Врангель, который грозит взорвать с тыла плоды наших побед над поляками... Смешно поэтому говорить о «марше на Варшаву» и вообще о прочности наших успехов, пока врангелевская опасность не ликвидирована [29].

Но куда там. Вся комиссарская рать вопила: «Даешь Варшаву! Даешь Европу! Да здравствует мировая революция!» И Тухачевский, этот человек с кривоватой улыбкой старорусского барина и с оловянным взглядом, в первой половине августа 1920 года без всякого колебания швырнул под ноги космополитическим интриганам свыше сотни тысяч русских душ убитыми и раненными. Вместе с ним ответственность за гибель войск Западного фронта разделяют С. С. Каменев как главнокомандующий вооруженных сил Республики, И. Т. Смилга, Э. М. Склянский и, конечно же, сам Троцкий.
Чтобы победоносно закончить Гражданскую войну, необходимо было покончить с Врангелем. Задача не из легких. А учитывая, что Перекоп защищал действительно талантливый русский генерал Слащев-Крымский, в течение года трижды громивший красных в северной Таврии, то задача, поставленная революцией, становилась очень тяжелой. Для решения этой задачи Ленин, в сущности, учитывая «Варшавский конфуз», отстраняет Троцкого от борьбы за Крым. Из Туркестана отзывается Фрунзе. Ему вручаются лучшие военные силы Республики, включая Первую конную армию Буденного, Вторую конную армию Думенко, Повстанческую армию Махно. Членом Военного совета назначается Сталин, личный представитель Ленина. К операциям против Врангеля и на дух не подпускаются выдвиженцы Троцкого — Егоров и Тухачевский.
Зато как повеселились «комиссары» и «коммунисты-интернационалисты» во главе с Пятаковым, правой рукой Троцкого, над пленными русскими офицерами после взятия Крыма, воспользовавшись срочным отзывом Сталина и Фрунзе в Москву. При описании «подвигов» одной только Розалии Самойловны Залкинд-Землячки волосы встают дыбом. Так она вымещала на безоружных людях всю свою утробную ненависть к России и к русским людям вообще.
Оцените сложность положения, в котором оказались Ленин и его единомышленники, Сталин, Ворошилов, Фрунзе и другие. У троцкизма было два крыла. С одной стороны, ортодоксы с дореволюционным стажем, не верящие в построение социализма в одной отдельно взятой стране. Для них Октябрьская революция лишь пустая затея, которая рано или поздно закончится пшиком. С другой, ни с чем не считающиеся «коммунисты-интернационалисты», в ряды которых стремился вступить весь человеческий мусор, болтающийся по городам и весям России. Для этих революция была «красной дорожкой» к почету и славе, к личному благополучию, за счет всего остального народа. Но Россия была для них мала. Многие из них спали и видели красное знамя над всей Европой. Естественно, пушечным мясом для этого должны были послужить «неумытые» и «неграмотные» русские крестьяне в солдатской форме.
Да, но пока живы народные герои, брызжущие ненавистью к «комиссарам», о мировой революции надо забыть. Ну что же, тем хуже для этих героев. Первой жертвой Троцкого стал капитан первого ранга и «народный адмирал» Алексей Михайлович Щастный, который организовал и провел знаменитый Ледовый поход Балтийского флота. Троцкий в начале 1918 года пытался сделать свой «маленький» гешефт. Он в рамках Брестского мира договорился с немцами, что боевые корабли флота покинут Гельсингфорс и Ревель до 1 марта, что по ледовым условиям в Финском заливе фактически передавало их врагу. Одновременно он вышел на британское адмиралтейство и сообщил о достигнутых договоренностях. Англичане взвыли. Такую силищу да передать немцам. Британское адмиралтейство тут же предложило Троцкому круглую сумму за каждый взорванный русский корабль. Но моряки-балтийцы вместе со своим командиром сорвали гешефт и вопреки приказам наркомвоенмора привели свои корабли в Кронштадт. Над Щастным состоялся краткий и неправый суд, единственным свидетелем обвинения на котором выступал сам Троцкий. Судьей выступил бывший прапорщик Крыленко, уже тогда целиком запродавший себя Троцкому, поэтому со временем вполне закономерно закончивший жизнь в расстрельном подвале. Алексей Михайлович был осужден и расстрелян, вопреки существовавшей тогда отмене смертной казни [30].
Дальше пошло по накатанному пути.

Железняк погиб 26 июля 1919 года. Незадолго до того в Харькове было расстреляно несколько махновских командиров, а полгода назад был убит в спину его (Железняка. — Л. Н.) фронтовой друг и начдив — левый эсер В. Киквидзе. В самом конце июля без суда был расстрелян комбриг Приднепровской бригады А. Богунский. В августе при невыясненных до конца обстоятельствах погибли два других известных украинских комбрига — Т. В. Черняк и В. Н. Боженко, а также начдив Н. Щорс. Через год на Дальнем Востоке коммунисты расстреляли популярных партизан — анархиста Я. Тряпицына и максималистку Н. Лебедеву-Кияшко. В 1921 году расстреляны Б. Думенко и Ф. Миронов (обвиненные в антисемитизме. — Л. Н.) [31].

Только личное вмешательство Сталина приводит к освобождению А. Пархоменко, приговоренного к расстрелу по приказу Троцкого [32]. А шестого августа 1925 года Мейер Зайдер, один из «пламенных революционеров» Троцкого, застрелил Г. И. Котовского, только что назначенного М. В. Фрунзе своим первым заместителем. Через три месяца, 31 октября 1925 года, на операционном столе по удалению язвы желудка умирает уже сам Фрунзе. А в 1934 году все четыре кремлевских врача, делавших операцию по распоряжению Ягоды, одного из троцкистских заговорщиков, были расстреляны. В этих событиях поражает наглость, с которой последователи и соплеменники Троцкого, а также партийная номенклатура пытается возложить ответственность за убийство народных героев на Сталина, при этом оплакивая истинных их убийц, якобы «невинных» жертв сталинских репрессий.

            Продразвёрстка
Политику продразверстки, вопреки утверждениям ряда историков, изобрели далеко не большевики [13]. Суть ее заключается в обязательных поставках продуктов питания, и прежде всего хлеба, по твердым ценам в целях обеспечения питанием армии и городского населения страны. С помощью этой политики еще в 1916 году, привлекая опыт французских революционеров XVIII века, царское правительство, а затем Временное правительство, попытались решить продовольственную проблему, обострившуюся в ходе Первой мировой войны. Пытаться-то пытались, но вот провести ее по-настоящему в жизнь ни у царской администрации, ни у Временного правительства не хватило ни ума, ни таланта. За это они и поплатились своим свержением. Необходимо отметить, что заготовка разверстанных объемов практически всегда имеет насильственный характер, превращаясь часто в реквизиции.
Большевики, в отличие от своих предшественников, подошли к данной проблеме глядя на вещи реально. Сразу были организованы заградительные и продуктовые отряды, которые комплектовались из самых заинтересованных в реализации намеченных планов людей — жителей рабочих кварталов крупных городов. Заградительные отряды, дабы исключить продуктовую спекуляцию, направлялись в пригороды и на железнодорожные станции для отсечения свободного перемещения объемов продовольствия, то есть того, что называлось тогда мешочничеством. А продотряды направлялись в сельскую местность уже непосредственно для проведения заготовок.
Конечно, продразверстка не вызывала у крестьян восторга, а их наиболее зажиточная часть оказывала прямое сопротивление. Однако провозглашение советской властью в качестве первоочередного своего шага Декрета о земле резко снизило сопротивляемость. Бедняки из разверстки исключались вообще. Значительная часть середняков ворчала, но с оглядкой на Декрет о земле, наделивший их дополнительной землей, они воспринимали продразверстку как своеобразную плату за землю. Они в любом случае поддерживать белых не желали, прекрасно отдавая себе отчет, как те будут решать все тот же земельный вопрос.
Если уж говорить о трудностях при продразверстке, то зададимся вопросом: что это за крестьянин, который с легкостью отдаст за никчемную бумагу (расписку о сдаче разверствованного объема) свое, кровно им произведенное? Он будет согласно кивать головой, пока ты ему рассказываешь о целях великой революции и о голодающих детях рабочих. Он будет переминаться с ноги на ногу, ломать шапку, пустит слезу. А когда уполномоченный по продразверстке отодвинет в сенях рогожку, прикрывающую вход в тайничок, и укажет ему на десяток другой мешков с зерном, то в ответ мужик лишь глубоко вздохнет.
Многое в этом деле зависело от уполномоченного. Один ввалится нагло в избу и начнет топать ногами, махать маузером. Ему будет все равно, что перед ним старик, заслуженный ветеран многих войн (а таковые были почти в каждом доме), или старушка со сморщенным от земных тягот лицом, за спиной которой, как цыплята за наседкой, семеро по лавкам. Подобный комиссар перевернет весь дом, вывернет все и вся наизнанку. Ну как тут не взяться крестьянину за обрез.
Другой вежливо постучит в дверь. Затем, сняв шапку, поприветствует хозяев и, дождавшись приглашения, присядет с достоинством — он все же представитель власти — при этом не нарушая русской благопристойности. Попросит пригласить соседей, конечно же, не в качестве понятых. Затем заведет речь о положении на фронтах, о погоде и видах на урожай. Где-то, не очень упирая, намекнет на Декрет о земле. Глядишь, сам хозяин встанет и скажет: «Ты, мил-человек, мне Лазаря не пой! Я знаю, зачем ты пришел. Ты хочешь сказать, что советская власть просит нас ей помочь. Ну что же, надо, так надо. Сколько там за мной числится? Только уж скажи своим ребятам, чтобы все делали аккуратно и чтобы не очень усердствовали». И получалось: то, что первый не выполнит и за неделю, второй сделает за один вечер.
Очень сложно шла работа продотрядов в селениях только что оставленных белыми. Те тоже проводили реквизиции. Но, в отличие от красных, их реквизиции были «классово направленными». Середняки обдирались до нитки. Малейшее сопротивление или укрывательство нещадно каралось с применением массовых порок шомполами и расстрелов. При отступлении белые угоняли или уничтожали скотину, рабочий инвентарь, сжигали посевы. Лишь бы ничего не доставалось красным. Зажиточным крестьянам и кулакам, путем подкупа начальников реквизиционных команд, удавалось кое-что для себя сохранять. Появление же в селе красного уполномоченного по продразверстке тут же вызывало взрыв эмоций у ранее ограбленных крестьян: «Белые пришли, грабят! Красные пришли, грабят! Ну куда бедному крестьянину податься?» Разгоралась борьба, и в качестве оружия пускался в ход все тот же хлеб. Те, кто сумел что-то припрятать, за помощь в сокрытии этого «что-то», обещал бедным односельчанам впоследствии поделиться с ними. Уполномоченные же, в свою очередь, за раскрытие припрятанных запасов уже на законном основании этой же бедноте предлагали часть реквизированного хлеба. В селах порой вспыхивали междоусобицы, и бойцам приходилось применять оружие для наведения элементарного порядка. За заготовленный и реквизированный хлеб также разворачивалась борьба. Кулаки из обиженных крестьян составляли банды, которые нападали на обозы при их движении к железнодорожным станциям. Поэтому бойцам продотрядов приходилось постоянно взаимодействовать с ВЧК, а там были разные люди. Были те, кто понимал положение, их то и называли крестьяне большевиками. А были и откровенные троцкисты, «коммунисты-интернационалисты».
Вообще комбеды в центральной России стали образовываться стихийно еще весной 1918 года, хотя декрет об их создании был принят в июне. Но уже в ноябре их практически разогнали, по официальной формулировке для присоединения к Советам. Забегая вперед, необходимо сказать о том огромном вреде, который нанесли советской власти различного рода горлопаны и голодранцы, те, которых в русских деревнях всегда называли «никчемными людишками». Завидит такой в уполномоченном «комиссара» — и он тут как тут. И давай натравливать на своих же односельчан. «Я, мол, настоящий бедняк, а они все куркули, живоглоты проклятые». Пройдет время, и такие всеми правдами и неправдами полезут в партию, упирая на свое «бедняцкое» происхождение, в надежде поучаствовать во власти при разделе материальных благ. Часть из них будет и дальше крутиться вокруг «комиссаров», составляя когорты Троцкого. Другие, выбирая из множества решений наиболее радикальные, а поэтому особо видимые для вышестоящего партийного руководства, продвинутся на ниве коллективизации. Они составят окружение таких фигур, как Эйхе, Кабаков, Косиор, Чубарь, Постышев, Косарев, превратившись в то, что мы сейчас называем партийной номенклатурой. Вот из их среды и выйдут предатели и убийцы советской власти: Хрущевы, Брежневы, Яковлевы, Горбачевы, Ельцины, Зюгановы.

            О чем молчит история КПСС
Россия встречала новый, 1921 год уставшей от войны, дотла разоренной. Семь лет, не переставая, грохотали пушки. И вот наконец они смолкли. Кто-то мог подумать, что Гражданская война закончилась. Однако в возникшей тишине сразу стало очевидным, что страну терроризируют не только бандитствующие кулаки, но и «коммунисты-интернационалисты». Ответ на их террор не заставил себя ждать. Не успели стихнуть залпы орудий, как заполыхали мятежи во многих районах Украины, в Тамбовской губернии, в Западной Сибири, в Белоруссии, на Дону, на Северном Кавказе, в Поволжье. Но особо хлестко ударилось в Кронштадте. Зная, что Троцкий и его сторонники способны на любую провокацию, можно предполагать, что дело целенаправленно шло к продолжению Гражданской войны, но уже между «большевиками» и «коммунистами», между патриотами Советской России и «интернационалистами». Позиция Ленина на тот момент отражена в его словах:

Массе рабочих и крестьян нужно немедленное улучшение их положения. Поставив на полезную работу новые силы, в том числе беспартийных, мы этого достигнем. Продналог и ряд связанных с ним мероприятий этому помогут. Экономический корень неизбежных колебаний мелкого производителя мы этим подрежем. А с политическими колебаниями, полезными только Милюкову, мы будем бороться беспощадно [33].

За этими словами кроется страстное желание уйти от конфликта, спасти страну, спасти дело социализма, сохраняя единство всех политических сил, хотя бы видимое, с тем, чтобы постепенно вытеснить «прославившихся» комиссаров в сторону. Это было трудным делом. Люди, поддерживающие Троцкого, и даже необязательно его сторонники, были в армии, в ВЧК, в Наркомате путей сообщений, в профсоюзах, занимая везде руководящие посты. Даже Ф. Э. Дзержинский, по словам Сталина, как-то готов был поднять все ВЧК на защиту Троцкого [34]. Именно в этот момент испуг охватил многих ортодоксов в ЦК РКП(б), и прежде всего таких, как Зиновьев и Каменев. Они боялись как поднимающейся в стране волны антисемитизма, так и возможных репрессий со стороны «комиссаров» Троцкого. Уж они точно знали, на что тот способен. Ради своего спасения они перебежали на сторону Ленина, оговорив условие включить в ВКП(б) Бунд, представителей еврейской социал-демократии. Таким путем они надеялись перетащить на свою сторону умеренную часть «комиссарского» корпуса против Троцкого и укрепить свою позицию перед лицом большевиков. Со своей стороны, Ленин им выставил встречное условие: пусть такое присоединение произойдет, но без образования каких-либо автономных фракций. В результате тонкой политической игры Ленина были утверждены решения X съезда о единстве партии, а Сталин был выдвинут на первый план. А уже через год, 3 апреля 1922 года, на Пленуме ЦК РКП(б), избранного XI съездом РКП(б), была утверждена должность Генерального секретаря в лице И. В. Сталина.
В ответ на присоединение к партии Бунда Сталин, в связи с кончиной В. И. Ленина, в 1924 году ответил ленинским призывом в партию. Пленум ЦК РКП(б) (29–31 января 1924) принял обращение «К рабочим и работницам» и специальное постановление «О приеме рабочих от станка в партию». Пленум постановил принимать в партию исключительно рабочих, занятых в промышленном производстве; особое внимание уделялось вовлечению в РКП(б) рабочих-комсомольцев. ЦК вынес решение о приеме в партию двадцати тысяч крестьян бедняков и середняков. С 22 января по 15 мая 1924 года было подано свыше трехсот пятидесяти тысяч заявлений, принято — 241,6 тысяч человек, из них 92,4% рабочих. В результате резко изменился состав партии. Ее большинство стало грозным оружием в руках Сталина, которым он не преминул воспользоваться в своей борьбе за честь и независимость своей Родины, против врагов России, самым опасным на тот момент, без сомнения, был Троцкий.

            Рабоче-крестьянская Красная армия
По завершению Гражданской войны Михаил Васильевич Фрунзе, будучи Народным комиссаром по военным и морским делам, выступил инициатором военной реформы. Нормативной ее базой явился Закон о военной службе, принятый ВЦИК в сентябре 1925 года. Согласно этому закону предусматривалось обязательное несение военной службы всеми гражданами страны. Реформой одновременно определялась организационная структура вооруженных сил, вводились новые уставы, устанавливалось единоначалие, упразднялся институт комиссаров. Реформой решалась поставленная Советским правительством задача сохранения необходимого уровня обороноспособности страны при минимальной численности вооруженных сил республики и, соответственно, при минимальных расходах.
В ходе реформы была создана смешанная система комплектования Красной армии. Определенная ее часть становилась кадровой, призванной обеспечивать безопасность границ страны и находящейся в состоянии постоянной боевой готовности. Другой частью были так называемые территориально-милиционные соединения. В них на содержании государства в мирное время постоянно находилось лишь минимальное количество кадровых военнослужащих, примерно шестнадцать – двадцать процентов от общей численности военного времени, главным образом командного состава. При необходимости эти дивизии подлежали развертыванию в полнокровные боевые соединения за счет призывников, обученных в этих соединениях на краткосрочных учебных сборах. Срок обучения составлял пять лет. Молодые люди призывались сначала на три месяца, а затем на один месяц в году. Остальное время бойцы работали в промышленности и сельском хозяйстве. Одновременно на предприятиях были организованы курсы военного всеобуча. Мужчины на этих курсах изучали оружие и учились им пользоваться. Женщины обучались приемам санитарии и противохимической обороны. Такая система материализовывала идею «вооруженного народа» и давала необходимую военную подготовку максимальному количеству трудящихся с минимальным их отвлечением от производительного труда. В результате реформы собственно кадры Красной армии составили шестьсот тысяч человек.
Резкое сокращение армии сопровождалось демобилизацией почти четырех миллионов рядовых красноармейцев. Крестьяне, составлявшие почти нацело сокращаемый личный состав РККА, стали возвращаться к своим домашним очагам. Вернувшиеся разнесли по деревням и весям России героику Красной армии, выраженную в рассказах о Чапаеве, Щорсе, Пархоменко, о других народных героях Гражданской войны, об их победах над интервентами, колчаковцами, деникинцами. Самыми благодатными слушателями были вихрастые деревенские мальчишки, которые, естественно, в своих грезах и в своих мальчишеских играх всегда были лихими буденовцами. Для них будущее было тесно связано с заветным буденовским шлемом. Таким образом, в двадцатые и в начале тридцатых годов страна не испытывала никаких проблем в комплектации личного состава РККА молодыми людьми из рабочей и бедняцкой среды, то есть теми, кто считал советскую власть своей, родной, теми, кто желал ее беззаветно защищать. Именно эти молодые люди не дали сдетонировать Красной армии во время сталинского «коренного перелома», в годы коллективизации и индустриализации. Именно они закрыли своей грудью страну в годы Великой Отечественной войны.
Им было что защищать. Еще грохотала Гражданская война, она, эта власть, уже приступила к социальным преобразованиям. Советская Россия стала первым в мире государством, в котором появилась общедоступная бесплатная система здравоохранения. Ее создание началось 11 июля 1918 года, когда Николай Александрович Семашко представил В. И. Ленину на подпись декрет Совнаркома РСФСР об учреждении Народного комиссариата здравоохранения РСФСР. По этому декрету на бюджет государства перешли все медико-санитарные учреждения, ранее принадлежавшие различным ведомствам, учреждениям, организациям и частным лицам. Все больницы, поликлиники, амбулатории составили единое целое, направляемое по единой программе. Это была материальная основа политики рабоче-крестьянского государства по охране здоровья трудового человека, охраны материнства и младенчества. Перед создаваемой системой была поставлена первоочередная задача — искоренение социальных и эпидемиологических заболеваний. К ним относились свирепствующие тогда туберкулез, педикулез, чесотка, сифилис, а также чума, холера, черная оспа, сыпной тиф. К выполнению этой программы подключились тысячи молодых энтузиастов. Они лазили по трущобам и подвалам. Они выезжали целыми отрядами в удаленные районы страны. Они жили в бараках, в палатках. Их жизненной целью стало всеобщее здоровье народа. Их силами была проведена всеобщая диспансеризация населения с постановкой на учет даже той его части, которая никогда не могла бы пользоваться какой-либо медицинской помощью. Марлевая повязка, белый халат и шприц стали их непременными атрибутами. В трущобах и подвалах их порой ждали бандитские пули. По ним стреляли и в местах, где имелись очаги эпидемий, и где они, рискуя своими жизнями, проводили массовые вакцинации. Одновременно советская власть декретом, который В. И. Ленин подписал 26 декабря 1919 года, развернула кампанию по ликвидации безграмотности. Все население страны в возрасте от восьми до пятидесяти лет, не умевшее читать и писать, стало обучаться грамоте. Книга стала превращаться чуть ли не в важнейший предмет жизни каждого советского человека. Еще в октябре 1918 года ВЦИК утвердил «Положение о единой трудовой школе РСФСР», которое узаконивало обязательное бесплатное обучение всех детей от восьми до семнадцати лет. В стране создавалась сеть детских садов и яслей. Одновременно государство и общество всерьез занялись проблемой детской беспризорности. Еще 27 января 1921 года постановлением правительства под председательством Ф. Э. Дзержинского была учреждена особая Комиссия по улучшению жизни детей. В ее состав вошли представители ВЦСПС, народных комиссариатов просвещения и здравоохранения, Рабоче-крестьянской инспекции и ВЧК. Были приняты решительные меры по санитарной обработке собираемых по всей стране малолетних обитателей вокзалов, подвалов и чердаков. Организовывалось их лечение, питание, учеба. Им предоставлялось жилье и работа. Была создана специальная сеть детских учреждений, состоящая из приемников-распределителей для временного пребывания беспризорных детей, детские дома, колонии-коммуны, детские «городки».
Еще не закончилась Гражданская война, а советская власть в лице В. И. Ленина в декабре 1920 года выдвинула перспективный план экономических преобразований России. В основу плана легла идея электрификации страны, выдвинутая Глебом Максимилиановичем Кржижановским. В работе над планом приняли участие двести крупнейших русских ученых и инженеров. Выработанный ими документ, известный под названием план ГОЭЛРО, был одобрен VIII Всероссийским съездом Советов и тут же поступил на реализацию. Его изюминка состояла в том, что это был план запуска не только энергетики, но и всей экономики России в целом. В нем предусматривалось развитие целых промышленных территорий и превращение их в экономически развитые районы: Северный, Центральный, Южный, Приволжский, Уральский, Западно-Сибирский, Кавказский и Туркестанский, так как, кроме строительства собственно энергетических объектов, в плане предусматривалось строительство предприятий, обеспечивающих эти стройки всем необходимым. Параллельно велось развитие транспортной системы страны через модернизацию старых и строительство новых железнодорожных линий, сооружение Беломоро-Балтийского и Волго-Донского каналов. План ГОЭЛРО, положивший основу индустриализации России, был рассчитан на десять-пятнадцать лет, но уже к 1931 году он был не только выполнен, но по основным показателям перевыполнен. За этот период выработка электроэнергии увеличилась не в четыре с половиной раза, как планировалось, а почти в семь раз (с двух миллиардов киловатт-часов в 1913 году до тринадцати с половиной миллиардов киловатт-часов в 1932 году). Заметим, что по тому же пути чуть позже пошло развитие Британии и Норвегии.

            Раскулачивание и коллективизация
В истории КПСС русский народ, и прежде всего русское крестьянство, сознательно рисуется серой безынициативной массой, этаким страдательным элементом всех задуманных и проводимых коммунистами социальных преобразований. Такова была исходная позиция Троцкого. Ею же руководствовались в своей деятельности «коммунисты-интернационалисты» в годы Гражданской войны, проводя свою политику с помощью маузера. Пока судьба Декрета о земле решалась в ходе вооруженной борьбы, «подвиги» комиссаров находились на втором плане. Но как только затихли пушки, они получили должную оценку у всего народа. Вспыхнули антикомиссарские, а порой откровенно антисемитские выступления рабочих и крестьян. Перепуганные ими, комиссары затаились, временно обуздав свои амбиции на власть. Они рассыпались по многочисленным губернским и уездным партийным комитетам. Комиссары и примкнувшие к ним по конъюнктурным и карьерным соображениям прихвостни составили особый социальный слой «профессиональных» руководителей, этой предтечи партийной номенклатуры, уже тогда позиционировавшей себя как единственную «организующую и направляющую силу» всего советского общества. Ленинский призыв в партию, потеснив «коммунистов-интернационалистов» выдвиженцами из народа, надолго (конечно, не полностью, но очень в большой степени) парализовал их антинародную деятельность. Только этим можно объяснить конечный успех Сталина в преобразовании страны. Однако проведении коллективизации и индустриализации позволило коммунистам-«интернационалистам» нанести русскому народу колоссальнейшие потери. Это главное, что необходимо учитывать при изучении периода конца двадцатых – первой половины тридцатых годов.
Произошедший в годы Гражданской войны «черный передел» земли, в принципе привел к вполне ожидаемому результату. Находясь де-юре в равных условиях, то есть получив равные участки земли, крестьяне оказались де-факто в далеко не равных условиях: этот больной, а тот имеет крепких сыновей, этот одинокий, а тот имеет в силу семейных или других связей поддержку местных органов власти, и так далее. Взявшись с одинаковым энтузиазмом за обработку земли, через три-пять лет крестьяне пришли к разным результатам. В деревне произошла дифференциация по достатку, и это в условиях, когда старая община дореволюционного типа, защищавшая крестьян от подобной дифференциации, отошла в прошлое.
Основная масса русских крестьян — как несколько веков до революции, так и сразу после нее — исповедовала принцип «общей для всех земли-кормилицы». Согласно этому принципу, землю надо любить, обихаживать, но ни в коем случае не насиловать. Если изнасилуешь, то тем самым лишишь своих детей, внуков и вообще своих потомком тех жизненных соков, которые она, земля, дает человеку. Исходя из этого принципа было и отношение к соседу. Сегодня ты ему поможешь, а завтра — он тебе. Да, всегда в русских деревнях была голь перекатная, никчемные людишки. Не без этого. Так помоги таким, чем сможешь. Крестьянская этика провозглашала: «Не бери грех на душу, не оставляй человека беспомощным, да и сам от сумы не открещивайся. Поэтому пусть рука дающего да не оскудеет».
С начала нэпа среди крестьян стали появляться люди, для которых земля стала не кормилицей, а источником дохода. Они стали брать из земли все, что можно и что нельзя. Такие и к соседям относились по-другому. Крестьянин во все времена нуждался в обороте, так как все и всегда стареет, изнашивается, приходит в негодность, требует замены. Когда дела идут в гору, то не грех, как это делалось ранее в общине, что-то добавить к взятому в займы. Но крестьянская этика всегда осуждала ростовщичество как принцип — брать якобы за помощь значительно больше даваемого. Это было совсем не по-крестьянски, вопреки вековым устоям и обычаям, и вполне закономерно считалось приобретенным не по-людски.
Не по-людски эти людишки стали использовать и неправедно ими приобретенное: на подкуп местного начальства, на изъятие земли у соседей под видом передачи в аренду за ничтожную плату, на спекуляцию на теневом рынке в обход хлебозаготовок. Широкое распространение получили отработки, теневое батрачество, другие виды эксплуатации. По отношению к таким людям стало применяться страшное определение — кулак-мироед. Поэтому историкам не надо путать раскулачивание и коллективизацию. Раскулачивание — это удаление из крестьянского общества по требованию самого общества людей, чье существование и чья деятельность, по мнению большинства крестьян, противоречила крестьянской этике, выработанной на протяжении веков.
Раскулачивание, как партийная номенклатура, так и ее последыши «демократы», традиционно относят к самым ужасным преступлениям Сталина. Но при этом обычно умалчивается, что процессы раскулачивания начались стихийно еще в 1925 году, вопреки воле сталинского руководства. Умалчивается также, что эти процессы вполне укладывались в крестьянскую этику, а не в придуманный демократами принцип «отнять и разделить». «Чубайсов» среди русских крестьян тогда не было.
Государство нуждалось в хлебе. Но ему нужен был не просто хлеб, а товарный хлеб, тот, который можно было бы продать, чтобы на вырученные средства накормить армию и город, запустить индустриализацию. А его можно было получить только у крестьян. Русский крестьянин в среднем давал около пяти процентов от того, что выращивал на своей земле. Кулак — от восьмидесяти пяти до девяносто пяти процентов. Но кулаков было относительно мало. Зажиточные крестьяне в тогдашней России составляли около пяти процентов крестьянского населения, а собственно кулаков из них было менее трети. (Все цифры приведены по воспоминаниям В. Г. Лебедева.)
Так кого должно было поддерживать государство? У нынешних либерал-демократов в этом вопросе нет сомнений — кулака. Не было тогда сомнений на этот счет и у тогдашних правых — Бухарина, Рыкова, Томского, Василия Шмидта и иже с ними. Если встать на их позицию, то логичным становился следующий шаг — направить Красную армию против бунтующих крестьян. Правда, неизвестно, как бы это у них получилось. А крестьяне бунтовали. История КПСС почему-то умалчивает, что только за 1926–1927 годы произошло свыше тысячи антикулацких выступлений, в которых приняло участие свыше миллиона крестьян. (Эти закрытые данные приводил в своих воспоминаниях В. Г. Лебедев, а они проходили по линии армейских политорганов). Крестьяне самовольно вели раскулачивание, сжигали дома кулаков, забирали из их амбаров хлеб.
Поддержка кулака в условиях тогдашней России, как вполне доходчиво показала произошедшая в девяностые годы перестройка, была дорогой не к развитию страны, а, наоборот, к ее деградации. Не в сторону «просвещенной» Европы, как грезилось «правым», а к Латинской Америке, с ее латифундиями и олигархией. Не трогать кулака означало в тот момент наступить второй раз на грабли столыпинской реформы, притом что основная проблема развития страны, ее индустриализация замораживалась на очень долгий срок. Кулак никоим образом не был в ней заинтересован. Зачем ему было тратиться на машины, если дармовой рабочей силы при массовом разорении остальных крестьян ему хватало за глаза? Опыт перестройки убедительно показывает, что частник-олигарх — все равно зерновой ли, нефтяной ли, газовый ли, металлургический ли — средств на индустриализацию не даст ни копейки. Какое ему дело до индустриализации? Какое ему дело до отечественного производства, отечественной науки, культуры, да и вообще до «этого» народа?

…Дело в том, что в условиях свободного перемещения капиталов ни один инвестор, ни наш, ни зарубежный, не будет вкладывать деньги в развитие практически ни одного производства на территории России, именно из-за «базовых отличий». Ведь значительная часть инвестиций, вложенных в российскую промышленность, будет потрачена на борьбу с неблагоприятными условиями безо всякой пользы для конечного результата. В отличие от любого другого промышленного региона мира [35].

А о необходимости коллективизации заговорили еще при введении нэпа, в 1921 году. Но о какой коллективизации могла быть речь, если в тот момент все стомиллионное русское крестьянство в упоении дорвалось наконец-то до своей земли. Однако Троцкий уже тогда грозил, что если не поставить вопрос о кооперировании крестьян ребром (читай: маузером), то грядет буржуазное перерождение всего общества. По его мнению, пособничество сталинской группы ВКП(б) «мелкобуржуазным» инстинктам крестьянства, вкупе с теорией построения социализма в отдельно взятой стране, является «предательством» интересов мирового пролетариата, целей и задач революции [36]. Нет сомнений, Троцкому было глубоко наплевать на судьбы крестьян России. Ему нужен был социальный взрыв, чтобы, воспользовавшись «длинной шпагой» в лице Тухачевского или кто там еще, вновь вернуться к власти, уничтожив попутно всех своих противников, включая «длинную шпагу», и наконец выполнить обещанное им заокеанским финансистам еще в 1905 году. Имея их существенную финансовую и политическую поддержку, он мог на это рассчитывать.
Тухачевскому тоже, несмотря на его социальную демагогию, было глубоко наплевать на судьбы крестьян России, а заодно и на идеи Троцкого. Ему тоже нужен был социальный взрыв, как факт возникновения столь желанного многоголосия политиков, как повод вмешаться в политическую игру в роли умиротворителя, и «тяжелой солдатской рукой», а точнее, тяжелым солдатским сапогом, заткнуть рты и левым, и правым. Кроме того, в стране были люди уже приобретшие многие распорядительные функции, которые позволяли им пользоваться большинством приобретенных не ими плодами революции. Им было тоже глубоко плевать на крестьян и их чаяния. Но им было плевать и на замыслы новоявленных Бонапартов и их покровителей. Чувство самосохранения им подсказывало, что смена верховной власти всегда сопровождается чисткой государственного аппарата. А уж таких, как они, любителей порулить, жадных до материальных благ, но не желающих слишком себя утруждать, можно найти всегда и где угодно. Этих людей, а именно сформировавшуюся партийную номенклатуру, интересовало только укрепление ее власти. Заметим, что свою, вполне обывательскую, позицию эти люди старались скрыть за ультрареволюционной фразой, столь модной в те годы, и за бездумной решительностью, которой у них было невпроворот. В этом смысле они оставались все такими же, какими вышли из Гражданской войны. Они вполне серьезно считали, подобно «комиссарам» Троцкого, что маузер по-прежнему остается важнейшим рычагом власти.
Таким образом, к 1927 году, когда проблема крестьянства встала в полный рост, в обществе, и прежде всего в партии, сложились по взглядам пять групп. На самом левом фланге были Троцкий, Зиновьев, Каменев, основная масса «коммунистов-интернационалистов», бывших бундовцев, а также значительная масса околопартийной интеллигенции типа Шаламова и прочих. Они жаждали начать немедленно сплошную насильственную коллективизацию. Второй группой на этом фланге выступала группа партийной номенклатуры, возглавляемая крупными партийными руководителями — первыми секретарями многих обкомов и отдельных республик. Здесь были Эйхе — с 1929 года первый секретарь Сибирского крайкома, а с 1930-го — Западно-Сибирского крайкома; Косиор — с 1928 по 1938 год первый секретарь на Украине; Чубарь — с 1923 по 1934 год председатель совнаркома Украины; Постышев — с 1926 года секретарь ЦК Украины, с 1930-го — секретарь ЦК СССР; Яковлев-Эпштейн — крупный партийный функционер, возглавивший в 1929 году наркомат земледелия; и ряд других. Они по своим взглядам были близки к левым. Но Троцкого как своего руководителя они уже не воспринимали, так как считали неудачником. На противоположном, правом, фланге оказались крупные партийно-государственные чины: Бухарин, Рыков, Крестинский, Томский и другие. Они прямо не говорили, что, мол, не надо проводить коллективизацию. Просто они высказывались за так называемый естественный ход событий, который, в сущности, сводился к лозунгу «Не трогайте кулака». Четвертая группа состояла из крупных ученых сельскохозяйственного направления, таких как Вавилов, Чаянов, Кондратьев и ряда других. Они высказывали близкие к правым идеи. Так, в частности, Чаянов в качестве кулаков в своих трудах признавал лишь тех, кто свои капиталы составил на торговом обороте и в посреднической деятельности.
Пятая группа, возглавляемая Сталиным, была самой малочисленной в руководстве страны, но в отличие от других групп пользовалась безусловным авторитетом у рядовых членов партии, которые вошли в ее состав в результате Ленинского призыва. Эта группа в своих взглядах опиралась на мнение подавляющего большинства русских крестьян. Свою позицию по крестьянскому вопросу Сталин изложил еще в декабре 1927 года на XV съезде ВКП(б):

…Темп развития нашего сельского хозяйства нельзя признать достаточно удовлетворительным… Оно (сельское хозяйство. — Н. Л.) не объединено и не укрупнено по линии коллективизации, ввиду чего представляет еще удобное поле для эксплуатации со стороны кулацких элементов <…> Где же выход? Выход в переходе мелких и распыленных крестьянских хозяйств в крупные и объединенные хозяйства на основе общественной обработки земли, в переходе на коллективную обработку земли на базе новой, высшей техники. Выход в том, чтобы мелкие и мельчайшие крестьянские хозяйства постепенно, но неуклонно, не в порядке нажима, а в порядке показа и убеждения, объединять в крупные хозяйства на основе общественной, товарищеской, коллективной обработки земли, с применением сельскохозяйственных машин и тракторов, с применением научных приемов интенсификации земледелия [37].

В этот момент за словами Сталина крылась еще надежда на мирный исход конфликта. Но далее на его позицию в этом вопросе повлияло сгущение туч над миром в 1927–1931 годах. Надвигающийся мировой экономический кризис резко обострил политическую ситуацию, и Вторая мировая война, как выход из политического и экономического кризиса империалистических государств, становилась неизбежной. Как бы в подтверждение этого тезиса 18 сентября 1931 года императорская Япония подняла боевое знамя агрессии. Подрыв в Мукдене железной дороги, получивший название Мукденского инцидента, совершенный японской военщиной под дипломатическим прикрытием США и Англии, истинных поджигателей новой войны, послужил основанием для обвинений СССР и коммунистов Китая в преднамеренной дестабилизации положения в мире. Под этой дымовой завесой Япония отхватила у Китая Манчжурию. Именно в преддверии этих событий Сталин понял, что медлить больше нельзя. Малейшее промедление и Россию, как государство, и русских, как народ, попросту сомнут.
Проходит почти полтора года после XV съезда ВКП(б), и Сталин в своем выступлении на пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б), проходившем с 16 по 23 апреля 1929 года, с горечью говорит о невозможности мирно решить проблему кулака:

Что касается капиталистических элементов деревни, то тем более нельзя считать случайностью выступление кулачества, продолжающееся вот уже второй год против советской политики цен. Многие еще до сих пор не могут объяснить того факта, что кулак давал хлеб в порядке самотека до 1927 года, а после 1927 года он перестал давать хлеб в порядке самотека. Но в этом обстоятельстве нет ничего удивительного. Если раньше кулак был еще сравнительно слаб, не имел возможности серьезно устроить свое хозяйство, не имел достаточных капиталов для укрепления своего хозяйства, ввиду чего он был вынужден вывозить все или почти все излишки своего хлебного производства на рынок, то теперь, после ряда урожайных годов, когда он успел обстроиться хозяйственно, когда ему удалось накопить необходимые капиталы, — он получил возможность маневрировать на рынке, он получил возможность отложить хлеб, эту валюту валют, в резерв для себя, предпочитая вывозить на рынок мясо, овес, ячмень и прочие второстепенные культуры. Смешно было бы теперь надеяться, что можно взять хлеб у кулака добровольно [38].

То есть два года Сталин и его сторонники делали все, чтобы решить проблему мирными средствами, без насилия. Но кулак сам своими действиями предрешил свою судьбу.
Выяснилось, что все эти два года Сталин готовился к наихудшему сценарию:

В 1926–1927 годах зиновьевско-троцкистская оппозиция усиленно навязывала партии политику немедленного наступления на кулачество. Партия не пошла на эту опасную авантюру, ибо она знала, что серьезные люди не могут позволить себе игру в наступление. Наступление на кулачество есть серьезное дело. Его нельзя смешивать с декламацией против кулачества. Его нельзя также смешивать с политикой царапанья с кулачеством, которую усиленно навязывала партии зиновьевско-троцкистская оппозиция. Наступать на кулачество — это значит сломить кулачество и ликвидировать его как класс. Вне этих целей наступление есть декламация, царапанье, пустозвонство, все что угодно, только не настоящее большевистское наступление. Наступать на кулачество — это значит подготовиться к делу и ударить по кулачеству, но ударить по нему так, чтобы оно не могло больше подняться на ноги. Это и называется у нас, большевиков, настоящим наступлением. Могли ли мы предпринять лет пять или года три назад такое наступление с расчетом на успех? Нет, не могли.
В самом деле, кулак производил в 1927 году более 600 млн пудов хлеба, а продавал из этой суммы в порядке внедеревенского обмена около 130 млн пудов. Это довольно серьезная сила, с которой нельзя не считаться. А сколько производили тогда наши колхозы и совхозы? Около 80 млн пудов, из коих вывезли на рынок (товарный хлеб) около 35 млн пудов. Судите сами, могли ли мы тогда заменить кулацкое производство и кулацкий товарный хлеб производством и товарным хлебом наших колхозов и совхозов? Ясно, что не могли.
Что значит при таких условиях предпринять решительное наступление на кулачество? Это значит наверняка сорваться, усилить позиции кулачества и остаться без хлеба. Вот почему мы не могли и не должны были предпринимать тогда решительного наступления на кулачество вопреки авантюристским декламациям зиновьевско-троцкистской оппозиции.
Ну а теперь? Как теперь обстоит дело? Теперь у нас имеется достаточная материальная база для того, чтобы ударить по кулачеству, сломить его сопротивление, ликвидировать его как класс и заменить его производство производством колхозов и совхозов. Известно, что в 1929 году производство хлеба в колхозах и совхозах составляло не менее 400 млн пудов (на 200 млн пудов меньше, чем валовая продукция кулацкого хозяйства в 1927 году). Известно далее, что в 1929 году колхозы и совхозы дали товарного хлеба более 130 млн пудов (то есть больше, чем кулак в 1927 году). Известно, наконец, что в 1930 году валовая хлебная продукция колхозов и совхозов будет составлять не менее 900 млн пудов (то есть более, чем валовая продукция кулака в 1927 году), а товарного хлеба дадут они не менее 400 млн пудов (то есть несравненно больше, чем кулак в 1927 году) [39].

Подытожим. После четырехлетней передышки, в 1926 году, в русской деревне вновь вспыхнула вялотекущая гражданская война, принявшая форму раскулачивания и грозящая перейти в полномасштабный конфликт. На одной стороне выступало абсолютное большинство населения страны, на другой – наиболее зажиточная часть крестьянства. Так,

…весною 1926 года почти 60% предназначенного для продажи хлеба оказалось в руках 6% крестьянских хозяйств! Государству зерна не хватало не только для внешней торговли, но и для внутренних потребностей. Ничтожные размеры экспорта вынуждали отказываться от импорта готовых изделий и урезывали до крайности ввоз машин и сырья [40]

Сталинская группа, опираясь на мнение абсолютного большинства членов партии, пыталась, с одной стороны, не допустить всеобщего открытого противостояния, с другой — предотвратить прямой кулацкий шантаж. А когда на горизонте сгустились тучи предстоящей Второй мировой войны, это группа, заранее подготовившись, преступила к массовой коллективизации.
Вроде все ясно и понятно. Но не для тупой, жадной до власти и материальных благ партийной номенклатуры и ее руководителей — Эйхе, Косиора, Постышева, Чубаря, Кабакова и им подобных, а также для заждавшихся своего часа комиссаров во главе с характерной личностью Яковлева-Эпштейна. Последние, как представители «богом избранного народа», решили снова, маузером, показать этим «грязным русским свиньям» их истинное место в «революции». Так, вместо столь привычной для русских крестьян артели-общины, они продвинули как основную модель коллективного хозяйства в стране еврейскую кибуцу под названием коммуна.
Всмотритесь внимательно в события тех лет. Какими в тот момент Сталин был наделен административными и распределительными правами. Что служило ему опорой, кроме высокого авторитета в народе. Его единственным оружием было слово, с которым Сталин обращался к рядовым членам партии и в целом к простым гражданам. Весомость его слов, обращенных через голову партийной номенклатуры, та правда и логика, которые звучали в его словах, заставляли партийных бонз, хотели они этого или не хотели, выполнять его указания. Читая его речи и письма, начинаешь понимать, сколь узок был круг его единомышленников в высших эшелонах власти, с которыми он мог посоветоваться при принятии тех или иных решений. Вдумайтесь, стратегию коллективизации, задуманную еще Лениным, Сталин, вынуждено не афишируя, прорабатывал самостоятельно в течение семи-восьми лет. В течение этих напряженных лет он готовил атаку, а потом, когда пробил час решительных действий, он последовательно стал бить своих оппонентов по частям, сначала левых, затем правых. В результате перед людьми, которые составляют девяносто пять процентов населения страны, обрисовался четкий и ясный план действий, и поэтому страна сумела преодолеть сопротивление внутренних и внешних врагов. А к 1935 году она стала совершенно другой, способной выдержать страшную войну и победить в ней.
С момента объявления «коренного перелома» пройдет меньше года, а уже 2 марта 1930 года Сталин будет вынужден вмешаться в деятельность «коллективизаторов» известной статьей «Головокружение от успехов». Прежде всего, он поднимает вопрос о добровольности:

…Нельзя насаждать колхозы силой. Это было бы глупо и реакционно. Колхозное движение должно опираться на активную поддержку со стороны основных масс крестьянства <…> А что иногда происходит у нас на деле? Можно ли сказать, что принцип добровольности и учета местных особенностей не нарушается в ряде районов? Нет, нельзя этого сказать, к сожалению <…> Кому нужны эти искривления, это чиновничье декретирование колхозного движения, эти недостойные угрозы по отношению к крестьянам? Никому, кроме наших врагов! К чему они могут привести, эти искривления? К усилению наших врагов и к развенчанию идей колхозного движения [41].

Во вторую очередь он говорит об основной модели коллективного хозяйства:

В чем состоит оно… основное звено? Может быть, в товариществе по совместной обработке земли? Нет, не в этом. Товарищества по совместной обработке земли, где средства производства еще не обобществлены, представляют уже пройденную ступень колхозного движения.
Может быть, в сельскохозяйственной коммуне? Нет, не в коммуне. Коммуны представляют пока еще единичное явление в колхозном движении. Для сельскохозяйственных коммун, как преобладающей формы, где обобществлено не только производство, но и распределение, условия еще не назрели.
Основное звено колхозного движения, его преобладающую форму в данный момент, за которую надо теперь ухватиться, представляет сельскохозяйственная артель. В сельскохозяйственной артели обобществлены основные средства производства, главным образом, по зерновому хозяйству: труд, землепользование, машины и прочий инвентарь, рабочий скот, хозяйственные постройки. В ней не обобществляются приусадебные земли (мелкие огороды, садики), жилые постройки, известная часть молочного скота, мелкий скот, домашняя птица и т. д. Артель является основным звеном колхозного движения, потому что она есть наиболее целесообразная форма разрешения зерновой проблемы. Зерновая же проблема является основным звеном в системе всего сельского хозяйства, потому что без ее разрешения невозможно разрешить ни проблему животноводства (мелкого и крупного), ни проблему технических и специальных культур, дающих основное сырье для промышленности. Вот почему сельскохозяйственная артель является в данный момент основным звеном в системе колхозного движения. Такова установка партии в данный момент.
Можно ли сказать, что эта установка партии проводится в жизнь без нарушений и искажений? Нет, нельзя этого сказать, к сожалению. Известно, что в ряде районов СССР, где борьба за существование колхозов далеко еще не закончена и где артели еще не закреплены, имеются попытки выскочить из рамок артели и перепрыгнуть сразу к сельскохозяйственной коммуне. Артель еще не закреплена, а они уже «обобществляют» жилые постройки, мелкий скот, домашнюю птицу, причем «обобществление» это вырождается в бумажно-бюрократическое декретирование, ибо нет еще налицо условий, делающих необходимым такое обобществление. Можно подумать, что зерновая проблема уже разрешена в колхозах, что она представляет уже пройденную ступень, что основной задачей в данный момент является не разрешение зерновой проблемы, а разрешение проблемы животноводства и птицеводства. Спрашивается, кому нужна эта головотяпская «работа» по сваливанию в одну кучу различных форм колхозного движения? Кому нужно это глупое и вредное для дела забегание вперед? Дразнить крестьянина-колхозника «обобществлением» жилых построек, всего молочного скота, всего мелкого скота, домашней птицы, когда зерновая проблема еще не разрешена, когда артельная форма колхозов еще не закреплена, — разве неясно, что такая «политика» может быть угодной и выгодной лишь нашим заклятым врагам? Что это — политика руководства колхозом или политика его разложения и дискредитации? Я уже не говорю о тех, с позволения сказать, «революционерах», которые дело организации артели начинают со снятия с церквей колоколов. Снять колокола — подумаешь, какая р-р-революционность!
Как могли возникнуть в нашей среде эти головотяпские упражнения по части «обобществления», эти смехотворные попытки перепрыгнуть через самих себя, попытки, имеющие своей целью обойти классы и классовую борьбу, а на деле льющие воду на мельницу наших классовых врагов? [41].

То раскулачивание, которое уже сопровождало собственно коллективизацию, будучи поставленным на административную основу, принесло русскому народу много горя. Но не Сталин его принес. Это партийная номенклатура и «коммунисты-интернационалисты» в ряды кулаков и подкулачников записали по своему усмотрению, не вдаваясь в подробности, миллионы людей. По сути, партийной номенклатурой в русской деревне из населяющих ее крестьян была выкошена наиболее хозяйственно грамотная часть. Лишь вмешательство Сталина спасло большинство из них от физического уничтожения. А уже в 1935–1936 годах им по новой Конституции он возвратил политические права всех остальных граждан СССР и многие из них смогли вернуться в свои родные места. Однако слово из песни не выкинешь. В 1930–1931 годах было отправлено на спецпоселения 381,2 тысячи кулацких семей в составе 1,8 миллиона человек [42]. Сопоставим эти цифры с цифрами погибших в демократической Америке чуть позже, в 1936–1937 годах. Тогда в штатах Среднего Запада — Оклахоме, Канзасе и в ряде других, вследствие ипотечной задолженности лишились своего достояния свыше миллиона американских фермеров [43]. Судьба их оказалась гораздо хуже русских раскулаченных крестьян: их просто согнали с их земли, и сказали, идите куда хотите. Многие из них поехали искать счастье в Техас, в Калифорнию. Несколько десятков тысяч человек из них погибли или в дороге, или по достижению своей цели от голода, болезней, от рук полиции, в бандитских разборках.
Противники Сталина, в лице американских, английских финансовых кругов и их ставленника Троцкого, со всей его командой «коммунистов-интернационалистов», в тот период не смогли достигнуть всех своих целей. В результате коллективизации и индустриализации страна преобразилась и в промышленном развитии стала быстро настигать ушедших ранее вперед. Но ни Троцкий, ни его приспешники, ни его хозяева, ни заклятый друг России и русского народа Англия, не могли простить Сталину им совершенного. Ненависть к нему у них стала уж совершенно утробной, продолжая кипеть даже сейчас, по прошествии уймы времени, а политическая борьба со Сталиным в те давние времена приобрела форму заговоров. Сначала на основе общей ненависти объединились левые и правые: Троцкий, Зиновьев, Каменев, Бухарин, Рыков, Томский и прочие. Прикрытием для них стали «свои» люди внутри НКВД: Ягода, Ежов, Фриновский и другие. Затем стали привлекаться недовольные своим положением из рядов РККА: Тухачевский, Якир, Путна, Корк, Уборевич. А уже под конец к противникам Сталина стала присоединяться высшая партийная номенклатура, так как многие действия вождя и действия его сподвижников стали вызывать у нее тревогу за свое положение. Борьба с заговорами, контрзаговорами, являвшимися прямым следствием коллективизации, шла в течение всего периода тридцатых годов и получила обобщенное название «ежовщины». И здесь неважно, что собственно сам Ежов осуществлял свою деятельность лишь чуть более двух лет. Забегая вперед, можно сказать, что только благодаря широкой народной поддержке Сталину удалось избежать опасности и раскрыть большинство заговоров. Но все же к началу войны все так же за океаном сидели на мешках с награбленным по всему миру золотом американские финансисты, все так же злобно оскаливалась на СССР бывшая «владычица морей» Англия, а внутри страны засели притихшие и затаившиеся, ждущие своего часа номенклатурщики и недобитые троцкисты.

            Комиссары и конники
Армию создают для защиты страны от врагов и победного окончания любой войны, если она вдруг случится. Победа в войне непременно предполагает достижение успеха в одном или нескольких сражениях. Достижение успеха в бою в общем случае складывается из двух, по сути, равнозначных факторов. Первый фактор — психологический и моральный настрой войска к сражению, а также его физическая и техническая подготовка. В первой части этого фактора в РККА проблем не было, так как в ней было обеспечено безусловное единство и преданность советской власти всего личного и младшего командного состава. Людей необходимо было только хорошо вооружить и обучить. Вторым фактором является психологическая и интеллектуальная способность полководцев или высшего командного состава армии. Наполеон как-то бросил фразу, ставшую крылатой: «Стадо баранов во главе со львом сильнее стада львов под предводительством бараном». Вот здесь в РККА возникли сложности.
На XX съезде партии Хрущев утверждал, что «ежовщина» явилась следствием личных особенностей Сталина и представляла собой совокупность его иррациональных действий. Тем самым он пытался отрицать наличие в высшем командовании армии в межвоенный период каких-либо противостояний. Однако, вопреки этим утверждениям, все говорит о том, что в РККА к 1925 году четко оформились две антагонистические группы командиров. Одну группу составляли выдвиженцы Троцкого, называемые обобщенно комиссарами. Им противостояли те, кто прошел школу Первой и Второй конных армий, именовавшиеся конноармейцами. В кругах близких к бывшему наркомвоенмору их презрительно обзывали «лошадниками». Конноармейцы небезосновательно считали Троцкого и его комиссаров повинными в пролитии крови своих боевых друзей и товарищей, настоящих народных героев Гражданской войны: Щасного, Думенко, Миронова, Чапаева, Железнякова, Щорса, Пархоменко и многих других.
Конноармейцы обладали огромной народной поддержкой и безусловной популярностью в личном и младшем командном составе Красной армии. Причем эта популярность, по мере ежегодных призывов в армию новых пополнений, все время возрастала, в ущерб популярности выдвиженцев Троцкого. Основную массу конноармейцев составляли люди, которых Первая мировая война и революция вырвали из великорусских деревень, украинских сел и казачьих станиц. Многие из конноармейцев еще в годы Первой мировой войны за личную храбрость были увешены Георгиевскими крестами и возведены в офицерские чины. Имена Буденного, Тимошенко, Кулика, Хрулева, Тюленева, Городовикова, Апанасенко в те годы в мальчишеских грезах сияли ярчайшими путеводными звездами. Люди рассказывали о них легенды, а поэты слагали песни. Многие выходцы из Первой конной в годы Великой Отечественной войны, покрыли себя неувядаемой славой. Достаточно назвать П. С. Рыбалко, Д. Д. Лелюшенко, Я. Н. Федоренко, А. И. Еременко.
Однако в тридцатые годы в Военном совете при Наркоме обороны их было еще мало. На февраль 1936 года таковых было всего двенадцать из восьмидесяти двух [44]. Основное место там занимали комиссары. Это была очень значимая и многочисленная группа высшего командного состава, так как их представители являлись заместителями наркома, командовали округами, армиями и корпусами. Среди командиров и политработников дивизий и полков у них везде были свои люди. При своем единстве группа комиссаров подразделялась на «коммунистов-интернационалистов» и военспецов. Первые, пользующиеся особым доверием Троцкого, выросли в основном в обеспеченных и респектабельных еврейских семьях белорусских и украинских местечек. Сначала они подвизались в Красной армии как комиссары, откуда и пошло их название. Будучи очень молодыми людьми (Гамарнику на момент революционных событий было двадцать три года, Якиру — двадцать один, Штерну — вообще восемнадцать), они смело брались за командование дивизиями, корпусами, армиями и даже фронтами, восполняя отсутствие боевого опыта и знаний особой жестокостью, не только к противнику, но и к подчиненным, да и к мирному населению тоже. Так как одной жестокостью в войне не победишь, Троцкий пристегнул к ним обративших на себя его внимание, как их тогда называли, военных специалистов из бывших царских офицеров: Каменева, Тухачевского, Корка, Путны, Уборевича и других. А чтобы оградить своих выдвиженцев от конкуренции со стороны народных героев, последних наркомвоенмор просто уничтожал, как правило, вешая на них обвинение в антисемитизме (Щасный, Думенко, Миронов), или их, по его приказу, убивали из-за угла (Железняков, Щорс, Пархоменко). По окончанию Гражданской войны Троцкий всех своих выдвиженцев заботливо расставил по ключевым военным постам, так что все комиссары были лично ему обязаны своим положением.
Взаимоотношения обеих групп того периода Виктор Григорьевич Лебедев живописал двумя эпизодами, которым был сам свидетель. Шло крупное совещание командного состава Красной армии. В президиуме сидело почти все руководство наркомата. И вот известный в то время командарм, конноармеец, берет слово. Выйдя на трибуну, он, с глазами горящими от ненависти, вдруг разворачивается к Тухачевскому, сидящему в президиуме, и четко произносит: «Вас, Михаил Николаевич, за двадцатый год и за Варшаву вешать надо…Вы для Красной армии опаснее Пилсудского…» А вот другой случай. Произошел он в штабе Ленинградского военного округа, куда Виктор Григорьевич был вызван по какой-то надобности. Во время беседы с неким высоким военным чином в кабинет зашел Никандр Евлампеевич Чибисов, потомственный казак, ставший в годы в Первой мировой войны штабс-капитаном русской царской армии, герой обороны Царицына, участник многих знаменитых рейдов Первой конной. Быстро решив свой вопрос, он ушел. А военный чин демонстративно вскочил и с перекошенным от злобы лицом бросился открывать форточку: «Фу! Конским навозом завоняло». А далее Виктор Григорьевич добавлял: «Взять, например, Исаака Бабеля. Постоянно и везде он изображал из себя бедного мальчика из еврейского гетто, еще в раннем детстве пережившего еврейские погромы. Хотя точно известно, что он был сыном крупного купца, занимавшегося торговлей сельскохозяйственным оборудованием, что семью Бабеля погромы не касались. В революцию, как и многие из его соплеменников, Бабель пошел служить сначала в ЧК. Потом работал комиссаром в продотрядах. Затем подвизался комиссаром в Северной армии и в Первой конной. Какую правду мог отобразить этот профессиональный лгун в своей «Конармии». Это так называемое произведение необходимо рассматривать не иначе как грязный пасквиль, явно написанный по заказу «коммунистов-интернационалистов».
Таковыми были истоки «ежовщины» в армии. Она стала лишь логическим последствием имевшегося антагонизма. Согласно приводимым В. В. Карповым документам,

…необоснованные репрессии по отношению к командно-начальствующему составу Советской армии и Военно-Морского Флота, увольнения и аресты по политическим мотивам в значительных размерах начались в 1935 году после злодейского убийства С. М. Кирова [45].

На самом деле все началось значительно раньше, а именно после убийства по распоряжению Троцкого в 1925 году Котовского и Фрунзе. Тогда комиссары надеялись, что наркомвоенмором будет назначен кто-либо из них. Особые планы на этот счет имел Тухачевский. Но на освободившееся место назначили Климента Ефремовича Ворошилова.

            Дело «Весна»
Сейчас уже трудно сказать, что собой представлял и на какой стадии формирования находился заговор Егорова. Очевидно, что к заговору Тухачевского он не имел никакого отношения, впрочем, как и дело Блюхера. Обращает на себя факт, что по фигурантам дела Тухачевского в «демократической» печати идет бесконечный плач, а дело Егорова практически не обсуждается. Судя по некоторым косвенным данным, об этом заговоре что-то знали или о чем-то догадывались Буденный и Шапошников. Представляет интерес и факт нерешительности Сталина по отношению к заговорщикам, его недоуменность. В одном ряду с перечисленным стоит факт вхождения в заговор ряда известных конноармейцев, ну никак не могущих быть враждебными советской власти. Среди заговорщиков мы видим и проходивших в 1931 году центральные фигуры дел «Генштабисты» и «Весна».
Необходимо сказать, что, кроме конноармейцев и комиссаров, в командном составе Красной армии отдельно выделялась небольшая группа «бывших». В данном случае речь идет не о тех тысячах офицеров царской армии из числа конноармейцев и комиссаров, которые уже полностью влились в свои боевые содружества и стали их неотъемлемой частью. Это те царские и белые офицеры, которые не входили ни в одну из указанных группировок и остались на службе в РККА после окончания Гражданской войны, вне зависимости на какой стороне они воевали и воевали ли вообще. Они держались несколько обособлено, не встревая в политические дебаты. Среди них наибольшую известность имели Алексей Алексеевич Брусилов (умерший в 1926 году), Андрей Евгеньевич Снесарев, Александр Андреевич Свечин, Павел Павлович Сытин, Василий Федорович Новицкий, Александр Иванович Верховский, Владимир Александрович Ольдерогге, Яков Александрович Слащев. В целом они испытывали к себе настороженное отношение подчиненного личного состава и сослуживцев-командиров рабоче-крестьянского происхождения. Для преодоления состояния одиночества они группировались вокруг какой-либо «души коллектива». Сомнительно, чтобы вечерние сборы за «рюмкой чая» с теми, кого они считали своими, проходили просто так. На них обязательно обсуждались те или иные правительственные мероприятия и то, как эти мероприятия могут сказаться на безопасности Отечества и на их личной командирской жизни. Так как тогдашняя армия не могла находиться вне политики, то любая, показная или нет, аполитичность того или иного командира, тем более из «бывших», вызывала повышенный интерес у контрразведчиков. Особую бдительность они проявляли к бывшим офицерам Генерального штаба, так как они представляли собой цвет старорежимного русского офицерства и сохраняли, не всегда уместные в рядах Красной армии, традиции. Именно на них в конце 1924 года в недрах ОГПУ было заведено дело «Военные круги», переименованное впоследствии в «Генштабисты». Зданович сообщает:

…данное дело являлось агентурно-наблюдательным (АНД), то есть по нему не предполагалось проведение каких-либо активных мероприятий… …основной целью АНД «Генштабисты» было накопление данных о взглядах «бывших», их позиции по актуальным международным и внутренним вопросам (политическим, экономическим, военным), наблюдение за процессом зарождения и развития группировок [46].

Виктор Григорьевич впоследствии не раз говорил, что основная масса «бывших» офицеров в той или иной степени придерживалась юдофобских настроений. Это подтвердилось и в ходе агентурно-наблюдательных мероприятий. Так, в офицерских кругах широко обсуждалось, что в течение первого десятилетия советской власти произошла массовая миграция евреев в крупные города России, особенно в Москву, Ленинград, Киев и что эта миграция сопровождалась занятием евреями командных должностей на всех уровнях, а процент евреев в наркоматах в среднем в пять-восемь раз превышает процентный состав еврейского населения страны. Но особенно высок этот процент в НКВД. Что русские просто вытесняются из государственного аппарата и прежде всего из таких социально значимых направлений, как здравоохранение и образование. При этом всегда вспоминался массовый террор, устроенный троцкистами против героев Гражданской войны и в Крыму над сдавшимися белыми офицерами. Чуть позже масла в полыхающий огонь юдофобии добавило убийство евреем Коленбергом 11 февраля 1929 года в Москве генерала Якова Александровича Слащева. Нет сомнений что «бывшим» были ближе по духу конноармейцы, чем комиссары, и они были склонны до поры до времени быстрее поддерживать сталинское руководство, чем быть в оппозиции вместе с Троцким.
По действующему на тот момент законодательству, антисемитизм являл собой государственное преступление. Так, согласно постановлению Совнаркома от 25 июля 1918 года, лица, «ведущие погромную агитацию, предписывается ставить вне закона» [47]. Широко известно, что Сталин неплохо ориентировался в национальных вопросах. Поэтому он понимал, что начни применять во всей строгости указанный декрет, он лишится большей части народной поддержки. Но не обращать внимание на юдофобию он не мог, так как отдавал себе отчет, какой силой обладают объединившиеся внутренняя и внешняя сионистские рати. Его мало волновало, что он будет обвинен в русском шовинизме. Главное, что он мог потерять всякую поддержку со стороны просоветски настроенных кругов Запада, прежде всего деловых. Зная об этих сталинских опасениях, Троцкий, будучи изгнанным из страны, тут же инициировал на Западе кампанию, что он жертва антисемитизма Сталина и его окружения. В конце 1930 года по этому вопросу к Сталину поступил запрос из Америки от так называемого «Еврейского телеграфного агентства» и… Сталину пришлось давать разъяснения. В разъясняющем тексте от 12 января 1931 года, в частности, он указал, что «В СССР строжайше преследуется законом антисемитизм как явление, глубоко враждебное советскому строю. Активные антисемиты караются по законам СССР смертной казнью» [48].
Можно предполагать, что долгое время вся деятельность «бывших» ограничивалась бытовым антисемитизмом, так что работники ОГПУ, слышавшие от многих конноармейцев в лицо и не такое, вынуждены были пропускать сказанное генштабистами мимо ушей. Зданович пишет:

Перелом в сложившейся ситуации произошел во второй половине 1930 года, когда накопилось достаточно много информации об ужесточении отношения многих бывших генштабистов к советской власти. И связано это было прежде всего с линией руководства страны на сплошную насильственную коллективизацию села, с политикой уничтожения кулачества как класса. Генштабисты, как, впрочем, и другие бывшие офицеры, а в определенной части даже «краскомы», справедливо полагали, что «крестьянские настроения» захлестнут Красную армию, подорвут ее и без того невысокую боеготовность и в итоге приведут к поражению в случае войны [46].

Особую тревогу вызвали последствия деятельности назначенного в 1929 году наркома земледелия Яковлева-Эпштейна. Именно он пошел по пути создания коллективных хозяйств типа еврейских кибуцу, то есть полного обобществления всего и вся, включая даже крестьянское подворье. История КПСС об этом умалчивает, но эти действия, вызвавшие ожесточенное сопротивление крестьян, явились троцкистской провокацией с целью довести раскол в РККА до прямого вооруженного противостояния. Его ареной должна была стать, по замыслу организаторов провокации, прежде всего Украина, где всегда были сильны антисемитские настроения и где мероприятия по полному обобществлению воспринимались как еврейский заговор. Дело в том, что ряд командиров РККА, из конноармейцев, поддавшись этим настроениям, сразу попадали в орбиту внимания польских и стоявшими за ними английских политических кругов. Зданович пишет:

В ОГПУ от источников в Иностранном отделе стали поступать тревожные сведения. Вот, к примеру, что сообщалось в сводке от 16 августа 1928 года, озаглавленной «Подготовка восстания на Украине»: «В планы Англии входит, воспользовавшись осложнениями между Польшей и Москвой, вызвать одновременно польско-советскую войну. С этой целью проводится подготовка УНРовского (петлюровского. — Н. Л.) восстания на Украине. В 1927 году англичане передали полякам 100 тысяч фунтов стерлингов в распоряжение Пилсудского для подготовки организации восстания на Украине». Далее разведчики утверждали, что уже разработан план восстания, начало которому положили бы боевые действия перешедших советскую границу петлюровских отрядов. Затем в дело должны были вступать некоторые части Красной армии, дислоцированные на Украине и обработанные в антибольшевистском духе. ИНО ОГПУ установило факт переноса восстания из-за болезни Ю. Пилсудского до весны 1929 года. Подобного рода сообщений внешнеполитической разведки было немало. Все они незамедлительно докладывались высшему политическому руководству страны и, безусловно, влияли на принятие важных решений в международной и внутриполитической сфере. Вот почему мы не можем согласиться с мнением исследователя советско-польских отношений О. Кена об искусственном нагнетании «военной тревоги» И. Сталиным и его ближайшим окружением с весны 1929 года, кульминация которой пришлась на март 1930 года. <…> Все говорило о переходе подготовки восстания в более активную фазу. Опасения чекистов усилились, когда было выявлено хищение со склада 20-го стрелкового полка 7-й территориальной дивизии 327 винтовок и трех пулеметов. И это притом, что планом восстания, утвержденным поляками и УНРовцами, предполагался захват Батуринского лагеря, состоявшего из частей 7-й дивизии. Незамедлительно проведенная чекистами массовая операция в районах формирования указанного соединения позволила изъять у терармейцев и их родственников 1652 единицы оружия»[46].

Уже позже, на процессе по делу правотроцкистского блока, один из обвиняемых, некий Гринько, активный троцкист и одновременно один из ярых украинских националистов, в 1929–1930 годах занимавший пост заместителя наркома земледелия Яковлева-Эпштейна, признает:

…к 1930 году относится обсуждение в нашей организации (подпольной правотроцкистской. — Н. Л.) вопроса о необходимости договориться с Польшей об оказании военной помощи повстанческому выступлению на Украине против советской власти. В результате этих переговоров с Польшей было достигнуто соглашение, и польский генеральный штаб усилил переброску на Украину оружия, диверсантов и петлюровских эмиссаров [49].

Где-то в конце октября – начале ноября 1931 года Сталин дал добро Менжинскому на начало агентурной и следственной разработки по делу «Весна». Так как сам Менжинский был болен, за курирование дела взялся назначенный перед этим с помощью родственных связей Г. Ягода. Всего по этому делу прошло более трех тысяч человек. Тридцать один из них, признанные виновными в подготовке восстания на Украине, были расстреляны. Генштабисты, включая А. Е. Снесарева, А. А. Свечина, П. П. Сытина, Ф. Ф. Новицкого, А. И. Верховского, В. А. Ольдерогге и других, к подготовляемому восстанию оказались не причастны. Но они были обвинены в антисемитизме и приговорены к расстрелу. Сталин и Ворошилов посодействовали замене расстрела на исправительные работы сроком от трех до десяти лет. А после этого не прошло и нескольких месяцев, как все генштабисты были вырваны из лап Ягоды. Им вернули награды и должности.
Все это сыграло роковую роль в жизни Егорова и генштабистов. Заканчивался 1938 год. Коварная и злобная Англия уже организовала сдачу Чехословакии Гитлеру, в надежде что он обрушится всей своей мощью на СССР. В этот момент в руководстве РККА была выявлена группа командиров с откровенными антисемитскими взглядами, близкими тем, что исповедовали нацисты. Да наплевать было на этих евреев. Под угрозой находились Россия и русский народ. Да тут еще ложится на стол Сталину письмо Л. П. Берии от 27.04.1939 за № 1268/б, где арестованный Ежов сообщает, что маршал Егоров возглавляет особо законспирированный заговор против советской власти, на который военные круги Германии делают особую ставку [50]. Так какое же решение должен был принять руководитель страны, коим являлся Сталин?
Переход революционных генералов к врагу, хотя дело и не ординарное, но все же случающееся. Генерал Демурье, победитель прусаков при Вальми, был подкуплен королевской камарильей. Когда это вскрылось, он пытался поднять мятеж, но армия его не поддержала, и Демурье был вынужден бежать к тем же прусакам. Генерал Моро, победитель австрийцев при Гогенлиндене, замученный ревностью к славе Наполеона, пытался сколотить против него заговор. Когда заговор был раскрыт, Моро бежал в Америку, а потом был призван стать главнокомандующим войск антинаполеоновской коалиции.
Александр Ильич Егоров по сравнению с Ворошиловым, Буденным и Блюхером широкой популярностью в армии не пользовался. В русской, царской, армии он прошел путь от рядового до полковника. Участвуя в Первой мировой войне, был отмечен пятью орденами и почетным оружием. В Гражданскую войну, как участник обороны Царицына, был замечен Сталиным и был им продвинут на роль командующего армией. Летом 1919 года, благодаря поддержке Сталина, Егоров был назначен командующим войсками Южного фронта, разгромившего войска Деникина. Затем, в 1920 году он командовал войсками Юго-Западного фронта в войне против Польши. Здесь Сталин был членом Военного совета фронта. Идея прорыва польского фронта принадлежала Сталину и Буденному, а разработку операции по вводу Первой конной в прорыв осуществил А. И. Егоров. Сталин высоко тогда оценил глубокие военные знания Егорова, а также отсутствие в его расчетах авантюризма, коим страдал Тухачевский. Однако Егоров в личной жизни был достаточно слабохарактерным человеком, легко попадающимся под чужое влияние, и он не всегда адекватно воспринимал происходящее вокруг него. То есть, попросту говоря, крепко запивал. Будучи ревнивым к славе, он в последние десять лет своей жизни постоянно брюзжал, что Сталин присвоил себе его славу. Егоров был арестован по обвинению в организации военного заговора, судим и приговорен к расстрелу. Но Сталин так и не дал свое добро на приведение приговора в исполнение. По тем данным, которые обсуждались в армейских кругах, умер Егоров в тюрьме от инсульта.

            Маршалы Ворошилов и Тухачевский
Зададимся вопросом, сколько было расстреляно маршалов в предвоенные годы? «Демократы» вслед за Хрущевым утверждают, что три. А на самом деле один — Тухачевский.
В межвоенные годы, в так называемом обществе, было широко распространено мнение, что Ворошилов простой политработник, некомпетентный в военном деле. А военачальником его сделал якобы Сталин в награду за безусловную политическую поддержку. Такой образ ему был создан еще Троцким, а затем сознательно поддерживался его выдвиженцами. Затерроризированный этой публикой, Ворошилов молча сносил от нее в свой адрес различные завуалированные, и не очень, оскорбления и работал, работал, работал. Даже на личную жизнь у него просто не хватало времени. Мало кто знал, что этот скромный человек дни посвящал делам вверенного ему наркомата, а ночи напролет самообразованию и постижению вопросов стратегии, тактики, военной техники. Еще Михаил Васильевич Фрунзе в свое время высоко оценил военное дарование и трудолюбие Климента Ефремовича и видел после себя только его возглавляющим наркомат обороны. Почти пятнадцать лет Ворошилов отдал себя организации Рабоче-крестьянской Красной армии. Вдумайтесь! Пятнадцать лет быть сталинским наркомом. Существует ли в мире более высокий знак качества для делового человека.
Для Тухачевского это был удар. Один из самых его доверенных лиц, командарм Корк, 16 мая 1937 года во время своего допроса расскажет:

В суждениях Тухачевского совершенно ясно сквозило его стремление прийти в конечном счете, через голову всех, к единоличной диктатуре… Тухачевский… говорил мне: «Наша русская революция прошла уже через свою точку зенита. Сейчас идет скат, который, кстати сказать, давно уже обозначился. Либо мы, военные, будем оружием в руках у сталинской группы, оставаясь у нее на службе на тех ролях, какие нам отведут, либо власть безраздельно перейдет в наши руки. Вы спрашиваете, «майн либер Август» (он так продолжал разговор, похлопав меня по плечу), куда мы направим свои стопы? Право, надо воздать должное нашим прекрасным качествам солдата, но знайте, солдаты не всегда привлекаются к обсуждению всего стратегического плана. Одно только мы с вами должны твердо помнить: когда претендентов на власть становится слишком много, надо, чтобы нашлась тяжелая солдатская рука, которая заставит замолчать весь многоголосый хор политиков». Намек, который при этом Тухачевский делал на Наполеона, был так ясен, что никаких комментариев к этому не требовалось… В качестве отправной даты надо взять здесь 1925–1926 года, когда Тухачевский был в Берлине и завязал там сношения с командованием рейхсвера… Спустя два года после того как Тухачевский был в Берлине, я был направлен в Германию, а в мае 1928 года в качестве военного атташе сдал Тухачевскому командование Ленинградским округом. Перед моим отъездом при сдаче округа Тухачевский говорил мне: «Ты прощупай немцев в отношении меня и каковы их настроения в отношении нас…» Бломберг передал Тухачевскому, что в Германии складывается сейчас такая ситуация, которая должна обеспечить национал-социалистам во главе с Гитлером приход к власти [51].

Естественно, неоправдавшиеся надежды привели новоявленного Бонапарта к недовольству своим положением. А уж после того как Тухачевский был освобожден от должности начальника штаба РККА и назначен командующим войсками Ленинградским ВО, что выглядело в его глазах явным понижением в должности, это недовольство вышло вообще из берегов чести и совести, о чем он, не запираясь, собственноручно сообщает в своих показания от 1 июня 1937 года [44]. В своих исследованиях Е. А. Прудникова, сопоставляя заговор Тухачевского с заговором 20 июля 1944 года против Гитлера, резонно указывает, что обиженные политическим руководством генералы, не находя поддержки во вверенных им войсках, имеют тенденцию искать ее за границей, даже у прямых врагов свой Родины [52]. Так, Тухачевский находит поддержку у генералов германского рейхсвера. Однако с приходом к власти Гитлера, резко и однозначно прервавшего заигрывания между рейхсверовскими и «красными» генералами, он ее потерял. Пришлось обратиться в начале тридцатых годов к своему прежнему шефу, к Троцкому. Только от него и от затаившегося троцкистского подполья, в лице Зиновьева, Каменева, Бухарина, Енукидзе, Пятакова и других, можно было получить политическую и, главное, финансовую поддержку. Как-никак Троцкий, несмотря на свое изгнание из страны, продолжал оставаться человеком американских финансовых кругов. Вот так и сложился антисталинский военно-политический блок.
Сталин, возглавлявший политическое руководство страны, и Ворошилов, возглавлявший военное руководство, считали Тухачевского «неплохим военным», благородным, воспитанным человеком, «на мелкие пакости неспособного» [44]. Кроме того, Тухачевский обладал именем. А имя полководца — это тоже оружие, и причем не слабое.
В 1928 году Тухачевский принял командование Ленинградским военным округом, который до того в течение года возглавлял Корк. Перед этим, с 1925 по 1927 год округом руководил Б. М. Шапошников, который, в свою очередь, сменил на этом посту выдвиженца Троцкого Гиттиса. Назначение Шапошникова было обусловлено необходимостью нейтрализовать потуги Зиновьева опереться на военную силу, при отстранении его от руководства Ленсоветом. Другой поддержки у него просто не было. Уж очень его ненавидели питерцы. Большинство из них не простили ему его безобразное поведение в дни массовых выступлений рабочих 1921 года.
Виктор Григорьевич в первый раз увидел Тухачевского, когда тот приехал в Павловск, и один из краскомов, наблюдая за ним, вполголоса произнес: «А мне, дураку, казалось, что еще в семнадцатом году всех бар перестреляли». Так что в этом отношении Тухачевский до Наполеона не дотягивал. Бонапарт был любим своими солдатами. Они были готовы идти за ним в огонь и в воду. А Тухачевского красноармейцы просто ненавидели и за его барство, и за Варшаву, и за Кронштадт, а особенно за зверское подавление Антоновского восстания.
Тухачевский старался избегать публичных выступлений. Но если был вынужден это делать, то был нарочито краток, без внешних эффектов. Одним из самых ярких его выступлений была речь на XVII съезде партии. Тогда он выступил с жесткой критикой оборонной промышленности. Большое место в ней занял перечень недостатков изготавливаемой военной продукции. Эту речь долго обсуждали в РККА, пока проверкой не было установлено, что большая часть фактов, приведенных Тухачевским, просто не соответствует действительности. Прослыв крупным специалистом в области вооружения, он выдвинул ряд очень, скажем так, неординарных идей. Так, одно время Тухачевский долго носился с проектом создания танка с орудийной башней, изготовленной из… бронестекла. Внешне все выглядело привлекательно. Командир танка, сидящий в такой башне, получал прекрасный обзор. Но Ворошилов, прочитав пояснительную записку к проекту, в недоумении спросил: «Кто эту чушь придумал?» Рассказывают, что Тухачевский в ответ высокомерно произнес что-то о некомпетентности наркома, но вмешался Сталин: «Но это действительно чушь. Это же полная демаскировка. Представьте, с какого расстояния в солнечную погоду танк будет виден противнику. А с другой стороны, орудийная башня создается для защиты сидящего в ней воина от огня противника. При попадании снаряда в металлическую башню возникает, конечно, пробоина. Но сама-то башня в целом продолжает выполнять свои защитные функции, а стеклянная, она тут же превратится в кучу мелких осколков. Михаил Николаевич, как можно было додуматься до подобной глупости?» Так что этот проект благополучно не дошел до своей реализации.
С первых же своих контактов с немцами у Тухачевского началась двойная жизнь. Была официальная жизнь крупного военного деятеля, который и округами командовал, и занимал посты то начальника Генерального штаба, то заместителя наркома обороны. Но у него была и вторая жизнь, неофициальная. В ходе уже этой жизни у Тухачевского возникала потребность окружить себя людьми лично преданными. При этом их нравственный облик был делом второстепенным. В свою очередь, отобранные таким образом люди тоже делали себе окружение по тому же принципу. И чем ниже в поиске подобных людей спускались по служебной иерархии, тем нравственная составляющая отходила все дальше на задний план. А дурной пример заразителен. Люди, даже не связанные с заговором, но не имеющие стойкого характера, достаточно быстро стали воспринимать дурные замашки. В Красной армии стали появляться столь не свойственные ей до того хамство по отношению к подчиненным, зазнайство, подхалимство и даже казнокрадство. Соответственно, армейские политотделы и местные органы ОГПУ оказались завалены жалобами на незаконные действия тех или иных командиров. А где жалобы, там и доносы, как легкий способ сделать себе карьеру. Так, бывший гвардейский офицер Семеновского полка, полка, который был славен в русской военной истории своей образцовой выправкой и высочайшей воинской дисциплиной, стал, в сущности, генератором морального разложения РККА.

            Маршалы Блюхер и Егоров
Что делает с человеком «ржавчина» недисциплинированности, демонстрирует история морального падения самого популярного после Буденного героя Гражданской войны Василия Константиновича Блюхера. После освобождения Приморья от белых и интервентов его, по просьбе тогдашнего лидера Китайской Республики Сунь Ятсена, большого друга России, направили главным военным советником в Китай. Но 12 марта 1925 года Сунь Ятсен скончался. Со сменившим Сунь Ятсена Чан Кайши отношения не сложились, и военных советников из СССР китайцы удалили, заменив немцами. В 1927 году Блюхер вернулся на Родину.
В этот период партия Гоминьдан организовала так называемый Северный поход правительственной армии. Важнейшей задачей похода было объединение Китая, очищение его от враждующих между собой генеральских клик. Еще его не закончив, в январе 1927 года, руководство Китая направило Великобритании, Франции, Японии и Италии ноту, в которой объявило меры, направленные на защиту своих национальных интересов, попранных колониальными державами еще в XIX веке. Буквально на следующий день министр иностранных дел Японии выступил с предупреждением-угрозой в адрес Китая. Но китайское руководство не испугалось. В апреле 1927 года Китай объявил о ликвидации прав экстерриториальности, то есть неподчиняемости граждан западных стран местным законам, навязанные в свое время Китаю военной силой. В ответ в мае 1927 года, под предлогом защиты своих интересов и собственности, в связи приближением гоминьдановских частей к провинции Шаньдун, Япония отправляет свои войска в Китай, на Шаньдунский полуостров. В конце июня китайские войска берут штурмом город Ляньчжэнь, находящийся в ста километрах от занятого японскими войсками провинциального центра города Циндао. В ответ в начале июля японские войска оккупируют город Цзинань. Между китайскими и японскими войсками возникают столкновения, и войска Гоминьдана вынуждены были отойти.
В декабре 1927 года будущие противники — англичане, американцы и японцы — при поддержке японской корабельной артиллерии высаживают в Гуанчжоу свою морскую пехоту для подавления народного восстания против иностранцев и генеральских клик. Куда интервенты собирались направить свое оружие далее, сказать в тот момент было трудно. Могли направить на юг и запад, вглубь Китая, а могли на север, на российский Дальний Восток. Ведь заявлял же незадолго до этих событий Танака, японский премьер: «В программу нашего национального развития входит, по-видимому, необходимость вновь скрестить мечи с Россией» [53].
Прямым продолжением описанных событий стал инцидент на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД), являвшейся на тот момент совместным коммерческим предприятием России и Китая. Инцидент, а на самом деле настоящая война с применением полнокровных боевых соединений, длился с июля по декабрь 1928 года. Конфликт был спровоцирован англичанами и американцами, стоявшими за спиной Чан Кайши. Их целью было, используя хозяйственные трудности страны Советов, прощупать Россию на прочность. Малейшая слабина, если бы она была проявлена СССР, грозила перерасти в полномасштабный конфликт с Японией, при участии Англии и США.
Игорь Федорович Флоринский, брат жены Виктора Григорьевича, будучи в момент конфликта начальником путевой части на одном из участков КВЖД (перегона станций Пограничная – Харбин) в июле 1929 года был захвачен китайской контрразведкой и три месяца провел в китайской тюрьме, подвергаясь длительным допросам. Обвинялся он в проведении подрывной коммунистической пропаганды. На допросах, которые вел англичанин, от него требовали подтвердить предъявленное обвинение. В случае отказа ему грозила передача в руки «семёновцев», то есть той части забайкальских казаков, что ушли от советской власти с атаманом Семёновым в Манчжурию. Семёновцы прославились своими зверствами еще в годы Гражданской войны, и передача в их руки означало немедленную жестокую смерть. На допросах следователь не стеснялся в выражениях. Он прямо сказал, что его правительство занято подготовкой нового похода на Россию. «Нам все равно, кто вы там, белые, красные. Вы русские. Вы нам мешаете самим своим существованием. Мы, европейцы, не успокоимся до тех пор, пока вас всех не уничтожим».
В конфликте была задействована трехсоттысячная армия Чжан Сюэляна, одного из многих тогдашних самостийных китайских генералов. В состав его воинства входило до семидесяти тысяч семёновцев и белогвардейцев. А за спиной этой армады на Ляодунском полуострове и в Корее начала концентрироваться Квантунская армия императорской Японии. Всем им противостояла лишь девятнадцатитысячная Особая дальневосточная Красная армия (ОДКА), правда, лучше вооруженная, в частности танками и самолетами, и лучше обученная. Командовал ею Василий Константинович Блюхер. Учитывая малочисленность вверенной ему армии, он поставил перед ней задачу разгромить китайские войска в краткосрочных приграничных сражениях, не допуская столкновения с местным населением. В октябре им была проведена наступательная операция на укрепленный район Лахасусу на реке Сунгари. В сражении приняла участие Амурская флотилия, которая уничтожила семь из одиннадцати китайских военных кораблей. Начав 30 октября Фугдинскую операцию, ОДКА в течение трех дней разгромила одну армейскую группу, а 17 ноября, в ходе однодневной Мишаньфусской операции, другую. Общая задача была выполнена с блеском. Враг потерял убитыми и ранеными свыше одиннадцати тысяч человек. Потери Красной армии составили около тысячи. В результате 22 декабря был подписан Хабаровский протокол, согласно которому на КВЖД был восстановлен статус-кво. Все задержанные и арестованные советские работники были освобождены. Многие участники боев были награждены, а авторитет Блюхера достиг непостижимых высот.
Но вот прошло около десяти лет. Во время боевых действий у озера Хасан, в этом сравнительно небольшом столкновении, наши войска под командой все того же Блюхера понесли значительные потери. По данным приведенным Ворошиловым, четыреста восемь человек было убито и две тысячи восемьсот семь ранено, что явилось, по мнению военного и политического руководства СССР, результатом полного морального разложения командования войск Дальневосточного фронта. Особенно вопиющ пункт 3-б приказа по итогам произведенной проверки, который констатирует:

…Войска выступили к границе по боевой тревоге совершенно неподготовленными. Неприкосновенный запас оружия и прочего боевого имущества не был заранее расписан и подготовлен для выдачи на руки частям, что вызвало ряд вопиющих безобразий в течение всего периода боевых действий. Начальник управления фронта и командиры частей не знали, какое, где и в каком состоянии оружие, боеприпасы и другое боевое снабжение имеется. Во многих случаях целые артиллерийские батареи оказались на фронте без снарядов, запасные стволы к пулеметам заранее не были подогнаны, винтовки выдавались непристрелянными, а многие бойцы, и даже одно из стрелковых подразделений 32-й дивизии, прибыли на фронт вовсе без винтовок и противогазов. Несмотря на громадные запасы вещевого имущества, многие бойцы были посланы в бой в совершенно изношенной обуви, полубосыми, большое количество красноармейцев было без шинелей. Командирам и штабам не хватало карт района боевых действий [54].

Блюхер, беспробудно пивший, доверяясь окружающим его подхалимам, казнокрадам и откровенным японским шпионам, оказался ответственным за все произошедшее, что он сам и не стал отрицать. В ходе следствия выявились некоторые подробности, которые убедительно показывали, как водка, женщины и бесконтрольная власть своеобразного проконсула Дальнего Востока превратили его из народного героя в пособника врагу. Естественно, Блюхер был снят с должности и арестован. Суда над ним не было. Его никто не расстреливал, а умер он еще до окончания следствия. Для тех, кто льет слезы о безвременно погибшем маршале, уместно напомнить, что ближний человек царя Михаила Федоровича, беззаветный защитник Смоленска боярин М. Б. Шеин, был казнен за меньшее. Он, будучи окружен со всех сторон поляками, капитулировал без боя. Честь полководца и данная народу присяга однозначно требуют от человека исполнения своего воинского долга. Существуют ли какие-либо прежние заслуги или таковые отсутствуют, не имеет значения.

Список литературы
1. Лебедев Н. В. Мировой кризис и логика истории. – Газета «Дуэль», № 52 (600), 2008.
2. Гражданская война и военная интервенция в СССР. – М. Советская энциклопедия: 1983. ст. Анархисты.
3. II Всероссийский съезд Советов рабочих и солдатских депутатов. – М.-Л. : 1928. С. 19.
4. VII экстренный съезд РКП(б) / март 1918 г. Ст. отчет. – М. Госполитиздат : 1962. С.6.
5. Гинев В. Н. Аграрный вопрос и мелкобуржуазные партии в России в 1917 г. – Л., 1977. С. 201.
6. Первая Всеобщая перепись населения Российской империи 1897 г. – С.-Петербург, 1905, Тб, VIII.
7. Всесоюзная перепись населения 1926 года. – М. : ЦСУ Союза ССР, 1928. Т. 9, с. 2–13. Т. 17, с. 2–3.
8. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация от начала до наших дней – М. Алгоритм : 2008. С. 69.
9. Гражданская война и военная интервенция в СССР… – ст. Декрет о Земле.
10. Аграрная программа большевизма. БСЭ. «Советская энциклопедия» М 1969 — 1978.
11. Декреты Советской власти. Т. 1. – М. : 1957. С.14.
12. Гражданская война и военная интервенция в СССР… – С. 14.
13. Кожинов В. В. Россия, век XX. 1901–1939. – М. Алгоритм : 1999.
14. Толстой Л. Н. Собрание сочинений. Т. 17. – М. Худож. лит.: 1984. С. 136.
15. Кара-Мурза С. Г. Не единожды солгав... – Газета «Завтра», N 46 (363) от 14.10.2000.
16. Сойма В. Запрещенный Сталин. – 2005, 17. Каменев Л.Б. «Ю. Каменев о „выступлении“». Газета «Новая Жизнь» за 18.10.1917
18. Маркс К., Энгельс Ф. Собрание сочинений. Т. 7, 2-е изд. Политиздат. М.: 1955-1981. – С. 261.
19. Троцкий Л.Д. Сочинения 2-е изд. – М. : 1922. С. 4.
20. История России 1917-1940. хрестоматия. Урал.гос.ун-т; под ред.М.Е.Главацкого. ; Екатеринбург, 1993. С. 368.
21. Ленин В. И. Полное собрание сочинений. – Т. 33, 5-е изд., – М. Политиздат: 1974. С. 89.
22. Манифест коммунистической партии. Ч. IV. – http://cccp.narod.ru/work/manifest.html
23. Троцкий Л. Д. Шумиха вокруг Кронштадта [Электронный ресурс] – www.komintern-online.com/trotm434.htm.
24. Медведев Р. А. Жизнь и гибель Филиппа Кузьмича Миронова. – М. Патриот : 1989. С. 222, 232.
25. Декреты советской власти. Т. 1. – М. Политиздат : 1957. С. 356.
26. Гуль Р. Б. Красные маршалы. – М. Молодая гвардия : 1990.
27. Ферр Г. Антисталинская подлость. – М. : Алгоритм, 2007.
28. Барбюсс А. Сталин. – М. Гослитиздат: 1936. С. 105–110.
29. Сталин И. В. УССР в период гражданской войны (1917–1920 гг.). – Киев : 1966. С. 233.
30. Зинько Ф. Первая жертва [Электронный ресурс] – www.russian-globe.com/…/Zinko.PervayaZhertva.htm.
31. Пищикова Е. Смертельно уставший караул. – «Общая газета», № 19 (95) за 11–17 мая 1995.
32. Барбюсс А. Сталин… – С. 116.
33. Ленин В. И. Полн. собр. соч. – Т. 43, с. 243.
34. Сталин И. В. Сочинения. Т. 14. – М. : Писатель, 1997. С. 214–235.
35. Паршев А. П. Почему Россия не Америка. М : Крымский мост-9Д, НТЦ «ФОРУМ» 1999 – С.112.
36. Троцкий Л. Д. Уроки Октября. – М. Политиздат : 1925.
37. Сталин И. В. Сочинения. Т. 10. – М. : 1946. С. 304–305.
38. Сталин И. В. Сочинения. Т. 12. – М. : 1949. С. 15
39. Сталин И. В. Там же. С. 167–169.
40. Троцкий Л. Д. Преданная революция [Электронный ресурс] – lib.ru/TROCKIJ/trockij1.txt
41. Сталин И. В. Там же. С. 193–198.
42. Кара-Мурза С. Г. Советская цивилизация… – С. 382.
43. Стейнбек Д. Гроздья гнева. – М "Эксмо", 2007
44. Сойма В. Запрещенный Сталин. – М. : 2005.
45. Карпов В. В. Генералиссимус. – Калининград : 2002. С. 159.
46. Зданович А. А. Органы государственной безопасности и Красная армия. – М. Кучково поле, 2008 : С. 376–379.
47. Декреты Советской власти. Т. 3. – М.Политиздат : 1964.
48. Сталин И.В. Cочинения. – Т. 13. – М.: 1951. С. 28
49. Стенограмма бухаринско-троцкистского процесса. Обвинительное заключение. Материалы дела обвиняемого Гринько. – Т. 9, л. д. 18.
50. Лубянка. Сталин и НКВД – НКГБ – ГУКР «Смерш» / док. № 37 – М. : 2006. С. 52–72.
51. Корк А. И. [Электронный ресурс] – www.zamos.ru/dossier/k/4405.
52. Прудникова Е. А., Колпакиди А. И. Двойной заговор. – М. ЗАО «ОЛМА Медиа Групп» : 2006.
53. История Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. В 6 т. Т. 1. – М. Политиздат : 1964. С. 8.
54. Приказ наркома обороны № 0040 от 04.09.1938 [Электронный ресурс] – stalinism.narod.ru/docs/vragi/bluher.htm

            Лебедев Н. В.
            СТРАНИЦЫ ЖИЗНИ: В БОЯХ ЗА РОДИНУ
            1941–1945

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой
С фашисткой силой грозною,
С проклятою ордой…
В. Лебедев-Кумач

В ноябре 1940 года отличившийся в боях с белофиннами майор Лебедев Виктор Григорьевич был направлен на курсы усовершенствования Высшего комсостава (КУВНАС) при Академии имени Сталина, по окончании которых в мае 1941 года был назначен командиром 49-го танкового полка 24-й танковой дивизии, в составе которой он и вступил в Великую Отечественную войну.

            На Лужском рубеже
Утром 20 июня 1941 года Виктору Григорьевичу Лебедеву, командиру 49-го танкового полка 24-й танковой дивизии, позвонили из штаба дивизии и сообщили, что как орденоносцу ему и его жене предоставляется путевка в санаторий имени Фабрициуса в Сочи. Выезжать надо было в середине дня 22 июня. Приехав в штаб для оформления проездных документов, он с удивлением узнал, что отпуска были предоставлены не только ему, командиру полка, но и большой части командиров батальонов и рот. Увидев в коридоре начальника штаба дивизии подполковника Сухореброва, он спросил: «Николай Захарович, что происходит? Кто в летних лагерях будет проводить боевую учебу?» Тот буркнул: «Не знаю, не знаю. Распоряжения о предоставлении отпусков пришло из штаба округа». — «Погоди, ну а если завтра война?» — «Виктор Григорьевич, я от тебя этих слов не слышал. Сам знаешь, что бывает за паникерство. Ну и вообще, дают — бери, бьют — беги». И начштаба юркнул в свой кабинет, оставив собеседника в недоумении.
Как вспоминал потом Виктор Григорьевич, в предвоенные дни в Ленинградском военном округе велась активная борьба с паникерством. Так понимались в политотделах любые разговоры о приближающейся войне с Германией. Это создавало в частях особую напряженность между людьми. Дело доходило до арестов. При этом политотдельцы усиленно внедряли мысль, что Гитлер на войну с СССР не решится, так как испугается, что в Германии тут же вспыхнет пролетарская революция. Ну если все же и начнется, то уже через две недели наши войска будут в Берлине. Мол, посмотрите, какая у нас мощь: тысячи танков, тысячи самолетов. Но были люди, которые, оглядываясь вокруг, вполголоса говорили: «Ну куда нам до немцев. Если им хватило двух недель для разгрома Польши и столько же на Францию, то в России они уже месяца через полтора-два будут в Москве». Основная же масса командиров полкового и батальонного звена смотрела на возможную будущую войну вполне реально: война будет скоро, при этом она будет трудной и кровавой. Уж очень много безобразий в нашей армии, от обыкновенной халатности до прямого казнокрадства. О возможном предательстве, правда, молчали.
Весь день 21 июня прошел в сборах. Вечером, за столом, по поводу проводов в отпуск собрались друзья и знакомые. Но особого веселья не получилось. Кто-то пытался бренчать на гитаре, но бросил. Все посидели, помолчали и потихоньку разошлись, пожелав отъезжающим хорошего отдыха.
А уже утром, 22 июня, раздался телефонный звонок комдива, полковника Михаила Ивановича Чеснокова: «Срочно прибыть в штаб. Отпуск отменяется. Война!» Виктор Григорьевич взглянул на часы. Было двадцать минут одиннадцатого. Через десять минут он был в штабе и застал обстановку близкую к панике. Все носились как ошпаренные. Войдя в кабинет к комдиву, Виктор Григорьевич застал его стоящим у стола и надрывно разговаривающим по телефону. Увидев Лебедева, Михаил Иванович кивнул головой и пальцами повернул листок бумаги, лежащий перед ним на столе, приглашая ознакомиться с содержанием. Это было распоряжение по 10-му механизированному корпусу, в который входила дивизия:

Командирам в/ч 9006, 9644, 8744.
22.6.41. 8.50
1.Поднять части и привести в боевую готовность.
2.Быть готовым к выступлению.
3.Выслать делегата связи в штаб в/ч 8144.
Командир в/ч 8144
генерал-майор Лазарев [1]
Пробежав глазами текст, Виктор Григорьевич поднял глаза на Михаила Ивановича. Тот бросил телефонную трубку на рычаги: «Получил ровно полчаса назад, в десять. А война идет как минимум часов шесть». Потом задумался, и, глядя в окно, произнес: «Даю распоряжение: всем находиться в своих подразделениях и ждать приказа о выступлении».
Для Ленинградского военного округа в случае начала войны с Германией непосредственным противником должна была стать Финляндия. Ее выступление было ожидаемо, и к нему должны были готовиться. Еще 21 июня, в 16 часов 15 минут, главные силы финского флота высадили пятитысячный десант на демилитаризованные Аландские острова и интернировали работников советского консульства. Вечером того же дня финские подводные лодки поставили минные заграждения у эстонского побережья, причем их командиры получили приказ атаковать советские корабли, «если попадутся достойные цели». Посол Германии в Москве граф Шуленбург утром 22 июня, явившись к Молотову с объявлением войны, попросил эвакуировать немецких граждан через Иран в связи с тем, что «выезд через западную границу невозможен, так как Румыния и Финляндия совместно с Германией тоже должны выступить» [2]. Вылетевшие 23 июня в 3 часа 45 минут из Восточной Пруссии немецкие бомбардировщики сбросили в воды фарватера между Кронштадтом и Ленинградом изрядную партию тысячекилограммовых морских мин, после чего приземлились на финские аэродромы. Тогда, 25 июня на рассвете, чтобы предотвратить дальнейшие налеты на Ленинград, советские бомбардировщики нанесли удар по восемнадцати аэродромам в Финляндии и Норвегии, где базировалась немецкая авиация. Президент Рютти использовал этот налет как предлог для официального объявления войны Советскому Союзу [3].
Но каково было удивление в частях 24-й дивизии, когда до середины дня 22 июня боевой приказ еще не пришел. Назначение пункта боевого сосредоточения дивизии было доставлено лишь к вечеру. Им стало местечко Хейниоки на Карельском перешейке. Для его достижения танковым полкам дивизии пришлось пройти своим ходом к южной окраине Ленинграда, в ночь на двадцать третье пересечь весь город и только к вечеру двадцать четвертого подойти к боевым позициям. Марш был тяжелый. Горючим машины были обеспечены лишь наполовину потребного. Много танков отстало из-за поломок. Только к 26 июня Хейниоки достигли отставшие вторые эшелоны.
К счастью, финны особой активности не проявляли. Первый бой произошел лишь 4 июля, на финской территории, во время боевой рекогносцировки нашей стороной противостоящих сил. Возникшая перестрелка продолжалась около двух часов. По сути, потерь с обеих сторон не было, если не считать одного легкораненого. Потом выяснилось: вялые действия финских войск объяснялись их предварительной договоренностью с немцами. Согласно им, Финляндия по-настоящему должна была выступить только после форсирования немцами Западной Двины.
На личный состав, безусловно, удручающе действовали передаваемые по радио сводки о боевых действиях в Белоруссии и в Прибалтике. Через три или четыре дня всем стало очевидно, что основная угроза Ленинграду исходит оттуда. Но руководство Ленинградского округа молчало. Что творилось в те дни в штабе Ленинградского округа, понять трудно. Поток приказов, взаимно исключающих друг друга, захлестнул части и соединения. Например, 1-я танковая дивизия вдруг получает приказ сняться из района Кандалакши. Проходит три дня и приходит новый приказ: вернуть дивизию обратно. То же можно сказать и по другим соединениям округа.
Безобразия кончились лишь по прибытии из Москвы назначенного командующим Северо-Западным направлением К. Е. Ворошилова. К 1 июля от него поступил приказ о подготовке дивизии к передислокации. Поздно вечером 4 июля Ворошилов отдает приказ: 24-й дивизии незаметно сняться с позиций, оставив в распоряжении 23-й армии, обороняющейся на Карельском перешейке, сводный танковый полк в составе девяносто восьми танков. Командиром этого полка был назначен подполковник М. И. Батлан. Остальные силы в составе 10-го механизированного корпуса железнодорожным транспортом перемещаются на юго-запад от Ленинграда, на Лужский рубеж. Полковник Чесноков прокомментировал этот приказ: мол, слава богу, нашелся умный человек, пожалевший технику, не заставивший ее двигаться своим ходом.
Создание Лужской оборонительной линии по воспоминаниям В. Г. Лебедева намечалось еще до Финской войны, в тридцать девятом году. Эта линия, подобно линии Мажино, линии Зигфрида и линии Маннергейма, должна была прикрывать юго-западные подходы к Ленинграду со стороны не входивших тогда в состав СССР и далеко не дружественных Эстонии и Латвии. Но к 22 июня дело так и не тронулось с места. И лишь с появлением Ворошилова началось ее сооружение.
В Лугу срочно направился заместитель командующего округа генерал-лейтенант К. П. Пядышев, отвечавший в округе за строительство оборонительных объектов и назначенный командующим войсками Лужского оборонительного района. Откуда ни возьмись появились детально разработанные планы, и с 26 июня строительство пошло полным ходом. За десять дней пришлось в срочном порядке создать две полосы обороны от Финского залива до озера Ильмень по берегам рек Луга и Мшага, протяженностью около ста семидесяти пяти километров и глубиной десять-двенадцать километров. Необходимо было установить минные заграждения как перед передним краем, так и в глубине обороны, отрыть систему противотанковых рвов, устроить лесные завалы и произвести заболачивание местности. На строительство Лужского рубежа было брошено около шестнадцати строительных батальонов различной специализации и курсанты Ленинградского военно-инженерного училища. Но основная нагрузка легла на гражданское население Ленинграда, в большинстве своем женщин и подростков. В общей сложности в строительстве приняли участие свыше полумиллиона человек.
Сам Пядышев в конце июля был арестован в связи с проводимым расследованием по делу Мерецкова. На допросах ему были представлены его личные ложные доклады и отчеты о ходе строительства. В результате он получил десять лет за обман государства.
Вследствие предательства Павлова, командующего Белорусским военным округом, в очень тяжелое положение попали войска Прибалтийского военного округа. Они оказались зажатыми в клещи с юга и юго-востока соединениями группы армий «Центр», а с запада, со стороны Балтийского моря, соединениями группы армий «Север». Хотя темп наступления передовых механизированных соединений группы армий «Север» в составе 41-го и 56-го моторизованных корпусов составлял тридцать – тридцать пять километров в сутки, создать «котлы» на этом направлении немцам не удалось. Части и соединения округа под командой генерал-полковника Ф. И. Кузнецова отступали на восток и северо-восток, огрызаясь и не позволяя окружить себя. В результате ожесточенных боев наши войска 6 июля оставили Остров, а 9 июля Псков. Десятого июля у Пскова бронированный кулак 4-й танковой группы немцев разделился. Сорок первый корпус в составе 1-й и 6-й танковых, 36-й моторизованной и 269-й пехотной дивизии продолжил прямое движение на Ленинград по Киевскому шоссе. Пятьдесят шестой корпус, в составе 8-й танковой, 3-й моторизованной дивизий и дивизии СС «Мертвая голова», получил задачу наступать на Новгород в целях обхода Ленинграда с востока. В историю Великой Отечественной войны 10 июля с тех пор вошло как день начала обороны Ленинграда.
Поздно вечером 7 июля на станцию Луга стали прибывать эшелоны с техникой 24-й танковой дивизии. По прибытии, по распоряжению командира 10-го механизированного корпуса генерал-майора Лазарева, два танковых полка 24-й дивизии (48 и 49-й) из-за недокомплекта танков и экипажей слились в один, 49-й танковый полк трехбатальонного состава. Майор Лебедев был назначен командиром сводного полка. На этом особо настаивали заместитель комдива полковник А. Г. Родин, будущий известный танковый генерал, и комиссар дивизии М. В. Сочугов.
Целую неделю через позиции строителей Лужской линии и занимавших позиции войск непрерывным потоком шли беженцы, стада домашнего скота. Над городом Луга столбом стояла пыль, слышалось мычание и блеяние, а также крики напуганных и усталых людей, в основном женщин и детей. А над ними постоянно кружили, временами срываясь в пике, юнкерсы и мессершмиты. Ассы Геринга считали хорошим тоном беспощадно расстреливать колонны безоружных беженцев, дабы навести на этих «вонючих» русских страх и ужас. В ночь с 10 на 11 июля к Лужскому рубежу стали подходить передовые отряды немцев. То там, то здесь возникали отдельные боевые столкновения. Вечером 12 июля, около 18 часов, противник крупными силами с большим количеством средних и тяжелых танков атаковал станцию Плюсса, находящуюся юго-западнее города, пытаясь прорваться к реке и с ходу форсировать ее. Под напором врага, оказывая упорное сопротивление, наши войска отошли за реку. Форсировать немцам ее не удалось. В развернувшемся бою удалось захватить пленных и штабные документы. На следующий день, 13 июля, К. Е. Ворошилов распорядился срочно образовать боевую группу из частей 24-й дивизии для возвращения утраченных позиций, а также удержать боем в течение не менее трех суток противника, приковав к себе по возможности как можно большее число врагов. Общее командование осуществлял полковник А. Г. Родин, танковую группу — майор Лебедев. В течение четырех дней стрелковые подразделения 24-й дивизии и танки 1-го батальона 49-го полка вели бой с противником, сковав силы 1-й танковой дивизии противника.
Главные же события развернулись юго-восточнее. Сорок первый корпус генерала Рейнгарда, столкнувшись под Лугой с яростным сопротивлением свежих частей Красной армии, почел за лучшее отклониться к северу и попытаться прорваться к Гатчине и Ленинграду через лесистую местность в районе Большого Сабска и Поречья. В то же время 56-й корпус Манштейна, того самого Эриха фон Манштейна, будущего лучшего стратегического ума вермахта, продолжал наступать на Новгород. В результате обе части 4-й танковой группы стали двигаться по расходящимся направлениям. Говоря по-простонародному, «образовались штаны». Но Климент Ефремович на этом не остановился. Он решил устроить зарвавшимся молодчикам форменную порку.
Для этого, сняв с центрального участка Лужского рубежа 21-ю танковую и 237-ю стрелковую дивизии, одновременно потребовав от 24-й танковой дивизии максимально активных действий, дабы связать боем корпус Рейнгарда, а также сосредоточив южнее местечка Сольцы 183-ю стрелковую дивизию, Ворошилов заготовил мышеловку. Отступающие из-под Пскова части советского 41-го стрелкового корпуса сыграли роль заманивающих. Эти части 14 июля, симулируя сопротивление, оставили Сольцы и Шимск. Когда Манштейн втянулся в дефиле долины реки Мшага, то обе железные челюсти, с юга и с севера, резко сомкнулись у деревни Ситня. Немецкая 3-я танковая дивизия была просто раздавлена. Немецкая 8-я танковая дивизия, наступавшая в первом эшелоне, была полностью окружена и с тяжелейшими потерями в личном составе, побросав всю технику, едва вырвалась из ловушки, в течение недели снабжаясь по воздуху. Сам Манштейн так испугался, что, спеша спастись, бросил имевшиеся у него на руках сверхсекретные документы о ракетном и химическом оружии вермахта, за что получил страшный нагоняй от самого фюрера. Дивизия СС «Мертвая голова», якобы бывшая в резерве, бросая оружие и технику, бежала вслед за своим командиром корпуса свыше сорока километров.
Испытанный немцами разгром был первым для них с начала Второй мировой войны. А устроил его тот, кого полтора десятилетия травила троцкистская нечисть типа Тухачевского, Уборевича и прочих, называя в глаза и за глаза «лошадником» и бездарью. При этом вверенные Ворошилову войска — авиация, танки и мотострелки — продемонстрировали лучшие на тот момент образцы согласования и взаимодействия. Откуда все это проявилось в момент тяжких поражений? Да все просто. Обычно операции по окружению противника сравнивают с Каннами. Но сражение под Сольцами имело своим прообразом не Канны. В 1223 году великий монгольский воин Субутай-богатур заманил с помощью Джебе-нойона ничего не подозревавших киевских князей в дефиле на реке Калка и точно так же раздавил их дружины своими туменами (полками) тяжеловооруженной конницы, находившимися в засаде. С тех пор этот прием, доведенный до автоматизма, прочно вошел в арсенал казачьих войск России.
Получив взбучку под Сольцами, наткнувшись на яростное сопротивление советских войск под Лугой, командующий 4-й танковой группы генерал Гепнер вынужден был 19 июля отдать приказ о приостановлении наступления на Ленинград в ожидании подхода главных сил группы армий «Север». Лишь 8 августа 1941 года немецкие войска получили приказ о новом наступлении. Тем не менее, пытаясь реабилитировать себя в глазах руководства Рейха, Манштейн предпринял 24 июля крупную диверсию против защитников Лужского рубежа. Собрав в кулак остатки 3-й танковой дивизии и пополнив их подходящими с юга свежими силами, он с целью захвата Луги нанес удар в направлении ее юго-восточной окраины. Мотопехота до полка на грузовых машинах и мотоциклах, с восьмьюдесятью танками, при поддержке авиации двинулась через деревню Великое село по дороге Югостицы – Наволок – Стрешево [4].
Полковник Чесноков для прикрытия Луги с частью сил 24-й танковой и 235-й стрелковой дивизий занял оборону у деревни Наволок. Другая часть сил 24-й дивизии, возглавляемая полковником Родиным, заняла оборону к западу от деревни Югостицы. Майор Лебедев, командуя 2-м батальном своего полка, получил приказ скрытно обойти с востока наступающие немецкие колонны и разгромить их в районе Великого села. Таким образом, боевые группы Чеснокова и Родина играли роль наковальни, а группа Лебедева — молота. Заняв деревню Югостицы, немцы организовали круговую оборону. Для взятия деревни Наволок ими был выдвинут отряд на автомашинах. При приближении к деревне этот отряд был атакован с воздуха звеном наших пикирующих бомбардировщиков. Несколько машин было уничтожено, и в деревне возник пожар. Ожесточение боя нарастало. Волна за волной немцы отчаянно шли в атаку и в конце концов зацепились за ряд крайних домов. Тем временем танки майора Лебедева, совершив обходной маневр, ворвались в Великое село. Здесь изготовился к атаке Югостиц немецкий танковый отряд, который явно не ожидал атаки с фланга и тыла. В состоявшемся единоборстве, танки на танки, танковый клин противника был разгромлен [5]. Круша врага перед собой, батальон Лебедева двинулся дальше на север в помощь сражающимся у деревни Югостицы. При штурме этой деревни геройски погиб командир разведывательной танковой роты 49-го танкового полка лейтенант Виктор Кузьмич Пислегин, который под огнем противника до конца корректировал огонь и которому за этот подвиг было присвоено посмертно звание Героя Советского Союза. Зажатые с трех сторон, немцы оставили Наволок и зацепились за Югостицы. Бой за деревню не прекращался всю ночь и весь следующий день. Лишь к вечеру 25 июля она была взята. Немцы же, надо отдать им должное, достаточно организованно отошли на исходные позиции.
На следующее утро, 26 июля 1941 года, вражеская 269-я дивизия, пополненная из состава основных сил группы армии «Север», нанесла удар силой до двух полков при поддержке танков, авиации, артиллерии и минометов к юго-западу от Луги вдоль железной дороги Серебрянка – Луга. Поселок и станцию Серебрянка защищали части 177-й стрелковой дивизии 41-го стрелкового корпуса. Около полудня им на помощь подоспела группа танков 1-го танкового батальона 49-го танкового полка из отряда полковника Родина. Одновременно немцы вновь пошли в атаку на деревню Югостицы. Но бойцы находящегося там 2-го танкового батальона под командой майора Лебедева совместно с отрядом 235-й стрелковой дивизии вновь отбросили их к деревне Великое село. Было уничтожено до двадцати грузовых автомашин с пехотой, две легковые машины с офицерами и один мотоцикл. Разбитая югостицская группировка противника под прикрытием своей пехоты начала отходить к деревне Борки. Таким образом, в районе Югостиц за два дня было разбито до полка мотопехоты противника.
Двадцать седьмого июля противник производил перегруппировку и подтягивали резервы. Двадцать восьмого июля, около полудня, боевая группа полковника Родина при поддержке пикирующих бомбардировщиков перешла в наступление на станцию Серебрянка. Прорвав фронт 269-й немецкой пехотной дивизии, боевая группа окружила до двух батальонов немцев. Для ликвидации прорыва и вызволения окруженных Манштейну пришлось бросить в бой части 8-й танковой дивизии, которая еще окончательно не пришла в себя после сольцовского разгрома. С этого момента интенсивность боев под Лугой стала стихать. Наши использовали время относительной передышки для вывода обороняющихся частей из предполья обороны на главный рубеж и для закрепления их на позициях по берегам реки Луга.
В конце июля распоряжением Ворошилова Лужская линия обороны была разделена на три участка. Северный участок прикрывал проход на Кингисепп, Гатчину. Центральный участок закрывал прямую дорогу по Киевскому шоссе через Лугу на Ленинград. Южный участок прикрывал проход на Новгород и Чудово. В целом, оборона Лужской групп войск стала подчиняться непосредственно командующему Северного, а впоследствии Ленинградского, фронта. Центральный участок возглавил командующий 41-м стрелковым корпусом генерал-майор А. Н. Астанин.
Немцы использовали это время на поиск мелкими разведывательными группами наиболее слабых мест в нашей обороне. Корпус Рейнгарда, усилившись пехотными дивизиями 38-го армейского корпуса, стал концентрироваться напротив Северного участка, передав центральное направление корпусу Манштейна. Тот, в свою очередь, против Центрального участка выставил четыре дивизии — 269-ю пехотную, дивизию СС «Полицай», 3-ю моторизованную и 8-ю танковую. Против Южного участка Манштейн сконцентрировал шесть пехотных дивизий и механизированную дивизию СС «Мертвая голова».
После получасовой артиллерийской подготовки утром 8 августа войска генерала Рейнгарда прорвали нашу оборону севернее Луги и начали наступление на Гатчину. Десятого августа войска Манштейна стали наступать на Шимск, пытаясь прорваться к Новгороду и Чудово.
В тот же день начался штурм и самой Луги. Противник выступил в половину седьмого утра после полуторачасовой артиллерийской и авиационной подготовки под прикрытием дымовой завесы. Это была, по-видимому, последняя в военной практике психическая атака. Немцы, как в фильме «Чапаев», шли густыми колоннами под бой барабанов с развернутыми знаменами. Они вышагивали по-прусски, вытягивая мысок, высоко выбрасывая прямую ногу, надвинув каску на самые брови, повесив автоматы на шею и засучив рукава. Кроме этого, Манштейн в сюжет фильма внес дополнительную корректуру: атака сопровождалась сильным артиллерийским огнем по нашим окопам и опорным пунктам. Авиация в два или три десятка бомбардировщиков под прикрытием истребителей крутили «чертово колесо» над расположением частей, непрерывно нанося бомбовые удары.
Полковник в отставке Ф. П. Александров, который находился в тот момент на КП гаубичного полка 24-й дивизии, вспоминал:
Впечатление действительно было гнетущее, ощущалось, как по всему телу словно ползут мурашки. Противник, очевидно, рассчитывал повлиять на психику наших бойцов, морально убить нас своей лихостью и, более того, нахальством [6].
А Виктор Григорьевич рассказывал, что мерный шаг приближающихся шеренг, усиленный рокотом барабанов, дополняемый воем пикирующих бомбардировщиков, визгом бомб и снарядов, грохотом разрывов производил страшное впечатление на залегших в траншеях бойцов. Умело поставленная дымовая завеса скрывала задние ряды, позволяя видеть лишь передние шеренги. Казалось, что на тебя в немыслимой свистопляске и какофонии надвигается многоголовое чудовище, выползающее из тумана дьявольской преисподни. Особо давили на нервы развивающиеся штандарты. Люди как зачарованные смотрели на их полоскание. Оружие опускалось как бы само собой.
Но вдруг раздался задорный мальчишеский голос: «Ребята! Бей гадов!» Застрочил один пулемет. Затем другой. С лиц бойцов стало спадать напряжение. Волной по рубежу обороны снялось оцепенение. Послышались команды: «Огонь». Тут же, как бы проснувшись, заговорили наши минометы, открыли огонь пушки. Немецкие шеренги разорвали разрывы мин и снарядов. Мгновенно свернулись штандарты и атакующие залегли. Зато в атаку пошли танки. В окопах, несмотря на высокое нервное напряжение и ураганный огонь противника, раздались шутки: «Это совсем другое дело. Это привычнее».
В районе самого города немцы в течение двух недель так и не смогли продвинуться ни на метр. На флангах же Лужского рубежа обстояло все сложнее. Войскам генерала Рейнгарда 13 августа удалось прорвать фронт обороны 1-й гвардейской дивизии народного ополчения и перерезать дорогу между Кингисеппом и Гатчиной. В результате 16 августа город Кингисепп был оставлен, а немецкие танки рванули по Копорскому плато к Гатчинскому укрепленному району. Естественно, 1-я гвардейская дивизия народного ополчения, обороняющая Северный участок Лужского рубежа, оказалась разорванной на две части. Одна часть была отброшена к берегу Финского залива, другая отступала фронтом на северо-запад, к шоссе Луга – Гатчина – Ленинград. Того же 13 августа войска Манштейна прорвались у Шимска. Далее они повели наступление на Новгород. Новгород пал 16 августа. Двадцатого августа в руках немцев оказалось Чудово, город и железнодорожная станция на Октябрьской железной дороге.
К двадцать первому августа линия фронта с немецкой стороны представляла собой гигантскую букву «М». Она упиралась своими вершинами в Гатчинский укрепленный район и в станцию Чудово. Ее боковыми основаниями были Кингисепп и Новгород, а центральным основанием — Луга. Такая конфигурация для командования советского Северного фронта явно облегчала задачу по обороне Ленинграда, так как войска группы армий «Север» не могли, маневрируя по фронту, наступать плечом к плечу. Тем самым их натиск был ослаблен. Но защитникам Лужского рубежа сражаться с каждым днем становилось все труднее. С северо-запада, со стороны Кингисеппа, на Волосово и Сиверскую надвигалась 8-я танковая дивизия немцев. С юга, со стороны Новгорода, на Батецкую, Торковичи надвигались 285-я и 96-я пехотные дивизии. Над войсками 41-го стрелкового корпуса нависла угроза окружения.
Виктор Григорьевич впоследствии, слушая различных доморощенных «полководцев» о действиях командования Ленинградского фронта и Ставки касательно окруженной Лужской группировки, часто вспоминал слова из поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре»: «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны». Поспешно вывести людей из формирующегося «мешка» значило, с учетом возможной неразберихи и путаницы, бестолково потерять не менее половины личного состава и большую часть техники. Одновременно немецкому командованию облегчалась задача в концентрации сил и средств для штурма города с марша. Цена ошибки в этом решении была слишком велика. Не надо забывать, что в составе группы армий «Север» в тот момент находился ряд танковых соединений, которые, по утвержденным Гитлером планам, должны были в сентябре-октябре 1941 года принять участие в наступлении на Москву уже в составе группы армий «Центр». Сам факт их нахождения еще под Ленинградом, каждый день их задержки в передислокации на Московское направление срывал немецкие планы всей летне-осенней военной кампании и войны в целом.
Факт остается фактом: отвод Лужской группировки начался не 16 августа, как настаивал командир 41-го корпуса генерал Астанин, а 21 августа, когда горловина «мешка» заметно сузилась. В окружении оказались 177-я, 235-я стрелковые и 24-я танковая дивизии, непосредственно защищавшие Лугу, 111-я стрелковая дивизия, прикрывавшая левый фланг со стороны Новгорода, а также 1-я дивизия (Кировская) народного ополчения, прикрывавшая правый фланг со стороны Кингисеппа. Командование фронта отдало приказ прорываться на север к Гатчине. Для прорыва все силы корпуса должны были собраться южнее станции Сиверская, примерно на полпути между Гатчиной и Лугой (ст. Низовская – д. Кемск – ст. Дивенская – пос. Новинка).
До 21 августа 177-я дивизия, опираясь на танки 49-го танкового полка под командой В. Г. Лебедева, сдерживала немецкое наступление, находясь в одном километре северо-восточнее Луги. Затем дивизия начала отход, оставив незначительный заслон, стержнем которого продолжали служить танки Лебедева. К 28 августа основная часть 177-й дивизии, остатки 235-й и 24-й дивизий сумели передислоцироваться в указанный район сбора. Но оказалось, что станция Сиверская уже захвачена крупными силами противника, а со стороны Волосово на позиции корпуса ведут наступление части 8-й танковой дивизии немцев.
Было принято решение немедленно бросить в бой все имеющиеся силы 41-го корпуса, наступая в направлении поселок Остров – Дружная Горка – станция Слудницы. А чтобы прикрыться с запада, со стороны Волосово, Виктор Григорьевич получил приказ силами своего отряда выбить немцев из Кемска и удерживать деревню минимум до 2 сентября. Пять суток наши непрерывно атаковали Дружную Горку, но их ждала неудача. Пришлось отойти. Новую попытку совершили 5 сентября, и вновь неудача. В этих боях вся техника осталась без горючего, заканчивались боеприпасы и продукты. Но тем не менее 7 сентября командование корпуса решило обойти Вырицу и всеми сохранившими силами навалиться на противника с востока и все же попытаться соединиться с 90-й стрелковой дивизией Ленинградского фронта. Наступление этой дивизии поддерживали с ленинградской стороны бронепоезд и авиация. Был момент, когда оставалось преодолеть всего три километра. Но и на этот раз не получилось.
Теперь частям корпуса было дано распоряжение двигаться вдоль линии фронта на восток, северо-восток и попытаться прорваться на Павловск – Пушкин. Так как в бою 7 сентября было израсходовано все остававшееся горючее, технику пришлось уничтожить, а корпус превратился в многотысячную пешую колонну. Чтобы уменьшить потери при штурмовке авиацией, шли обычно используя сумеречное и темное время. В светлое время затаивались в чаще леса. Раненых несли на себе. Впереди шло боевое охранение под командой полковника Родина. Отбиваться в арьергардных боях от наседавшего противника было поручено хорошо зарекомендовавшему в таких делах отряду под командой майора Лебедева. Уже тогда Виктор Григорьевич проявил себя командиром, способным с малыми силами вгрызться в землю и стоять, если надо, насмерть.
Немцы придавали большое значение уничтожению окруженных под Вырицей соединений Лужской группировки. Специально для борьбы с окруженными сюда была переброшена 2-я охранная бригада СС и легион СС «Нидерланды». Кстати, легион состоял из добровольцев — голландцев, шведов, датчан, французов, то есть всей той западноевропейской сволочи, для которой уничтожение проклятых русских является святым делом. Основную ставку командование группы армий «Север» делало на авиацию. Ей было поручено отслеживать перемещение колонны и наносить по ней бомбовые удары. Эсэсовцы же установили контроль за железными и автомобильными дорогами и, при угрозе прорыва через них, тут же вызывали моторизованные или танковые части вермахта [7].
Так и получилось 15 сентября, когда колонна корпуса подошла к шоссе Гатчина – ст. Мга. Передовая группа во главе с полковником Родиным в составе полутора тысяч человек успела преодолеть шоссе и вырваться из окружения. Основная же колонна, по скромным подсчетам около десяти тысяч человек, возглавляемая генералом Астаниным и полковником Машошиным, командиром 177-й стрелковой дивизии, была отсечена подоспевшими эсэсовцами. Этой группе предстояло, двигаясь вдоль линии фронта на восток и делая многократные попытки прорваться на север к своим, еще две недели сражаться в окружении. Они вышли лишь 26–28 сентября, в составе трех тысяч человек, в районе полустанка Погостье, к юго-востоку от станции Мга. При этом группа прошла лесами свыше сотни километров. Выход из окружения бойцами и командирами 41-го стрелкового корпуса отдельными группками и на различных участках советско-германского фронта происходил и далее до середины октября. Так полковник Чесноков был буквально вынесен своими бойцами 10 октября в районе Волховстроя.
Вместе с основной группой 27 сентября вышел из окружения и Виктор Григорьевич. Именно тогда он составил впоследствии часто повторяемую им формулу: «На войне в первую очередь гибнут трусы. Испугался, растерялся — все, тут-то смерть тебя и находит. Во вторую очередь гибнет тот, кому море по колено. «Да я такой, я никого и ничего…» — тут же держи, раз такой смелый. И лишь в третью очередь гибнут те, кто действует разумно. Разумно — вовсе не значит, оберегая себя любимого».
Командование фронта высоко оценило действия командира 49-го танкового полка — как в боевых действиях по собственно обороне города Луги, особенно в бою за Великое село, так и в действиях при выходе из окружения, прежде всего за бой по захвату и удержанию Кемска [8].

            Невский пятачок. Забытый полк
До 27 августа 1941 года в целом Ленинградское направление фигурировало в документах Ставки по-прежнему как Северо-Западное. Общее руководство им осуществлял маршал Советского Союза Климент Ефремович Ворошилов, победитель немцев под Сольцами. Ему как руководителю направления подчинялись войска Северного и Северо-Западного фронтов. Генерал М. М. Попов командовал войсками Северного фронта, которые оборонялись от Баренцева моря до Финского залива, а также на Лужской линии. Генерал П. П. Собенников командовал войсками Северо-Западного фронта, которые сражались южнее озера Ильмень.
Ленинградский фронт как отдельное стратегическое объединение был выделен из состава Северного фронта в связи с прорывом Лужской оборонительной линии и возникшей угрозы выхода немецких войск к берегам Ладожского озера, то есть под угрозой установления блокады Ленинграда со всеми вытекающими отсюда последствиями. Выделение произошло на основании директивы Ставки ВГК от 23 августа 1941 года. Затем последовало решение ГКО от 30 августа об упразднении вообще главнокомандования Северо-Западного направления. Входившие в его состав фронты стали подчинятся непосредственно Ставке. К. Е. Ворошилов автоматически становился командующим Ленинградским фронтом, но…
Александр Михайлович Василевский пишет по этому поводу:

Не берусь судить, по каким причинам К. Е. Ворошилов обратился к И. В. Сталину с просьбой освободить его от этой должности и назначить командующим фронта кого-либо помоложе (в тот момент ему было 60 лет. — Н. Л.). Серьезный разговор на эту тему по телефону состоялся в моем присутствии, причем И. В. Сталин сначала не был согласен с этим [9].

Фронтовые же командиры в кулуарных разговорах прямо указывали, что Климент Ефремович был крайне удручен неудачей контрудара под Старой Руссой 12–25 августа 1941 года. Эта операция им лично была задумана, но, в отличие от Сольц, он доверил ее проведение генералу Собенникову, который действовал просто бездарно. Кроме того, в ходе проведенного расследования выявились факты обыкновенной трусости некоторых высших командиров и, вследствие пьянства, потери ими управления войсками. Трибуналом два генерала были вполне справедливо осуждены и расстреляны. Но ответственность за провал как честный человек Ворошилов принял на себя. На его решении сказалась и многолетняя травля его военно-троцкистскими мерзавцами типа Тухачевского. Тогда-то и возникла кандидатура на должность командующего Ленинградским фронтом генерала армии Г. К. Жукова. Роль Жукова в организации обороны Ленинграда в литературе сильно преувеличена, и ее можно оценить словами тех, кто сражался там в тот момент: прикатил, наприказывал и укатил. Все основные мероприятия по защите города были произведены до него и без него.
Восьмого сентября 1941 года немцы захватили Шлиссельбург. С этого дня, собственно, и началась блокада Ленинграда. Ее начало ознаменовалось уничтожением немецкой авиацией Бадаевских складов, на которых хранились трехлетние запасы продовольствия для Ленинграда. Команду на уничтожение этих складов дал сам Гитлер. Геринг поручил это сделать лучшим асам 8-го авиакорпуса генерала фон Рихтгофена. Прорваться к Ленинграду немцам днем, тем более большим группам бомбардировщиков, не удавалось, так как советские истребители плотно контролировали воздушное пространство над городом. Одиночки же сделать погоду не могли. Ночью же ориентироваться не позволяла жестко соблюдаемое жителями затемнение. Тогда для содействия плану уничтожения складов была активизирована вся шпионско-диверсионная сеть. Корректировщики-наводчики, вооруженные ракетницами, в течение двух недель пытались с помощью сигнальных ракет навести на склады немецкие Ju.87 (Stuka) и Ju.88. Впоследствии выяснилось, что в операции по наведению немецких самолетов было задействовано около ста – ста двадцати человек. Корректировщиков ловили. Иногда разъяренные женщины буквально в секунды разрывали их на части. В этой операции немецкая разведка потеряла почти всю свою ленинградскую агентуру. Но тем не менее 8 сентября, а затем повторно 10 сентября, «лаптежники», как назывались у нас Ju.87, дорвались до цели. Когда загорелись первые сооружения складов, стало светло как днем. Штурмовики фон Рихтгофена стали резвиться, сбрасывая на гражданское население города, тушившее пожар, поочередно то партию зажигалок, то партию осколочных бомб, а затем опять партию зажигалок. Ну один к одному как современные американские или израильские авиабандиты. Дежурившие в ту пору на крышах домов оказались в состояние шока. Они увидели море огня, которое поднялось над складами, и кажущийся на этом фоне жалкий лепет наших зениток. На тушение были мобилизованы все, кого только можно было мобилизовать. Даже с кораблей Балтийского флота, стоявших в фарватере Невы и в морском канале, были сняты и брошены на пожар свободные от боевой вахты части экипажей. Но все было тщетно. Склады сгорели дотла.
Двенадцатого сентября 1941 года в Ленинград прибыл Г. К. Жуков, а уже восемнадцатого им был отдан приказ 8-й общевойсковой армии деблокировать город путем прорыва 115-й стрелковой дивизии, державшей оборону на правом берегу Невы в районе Шлиссельбурга, на станцию Мга, форсировав предварительно реку Неву в районе деревни Невская Дубровка. На подготовку было дано (вполне в духе Жукова) всего два дня. В помощь дивизии придавалась 4-я бригада морской пехоты. Отрезанным немцами от основных сил Ленинградского фронта частям 54-й армии было дано указание: нанести встречный удар из района восточнее Мги.
Форсирование Невы решено было провести в ночь с 19 на 20 сентября. Очень повезло с погодой — небо было затянуто сплошной низкой облачностью. Моросил мелкий дождь. Второпях были составлены штурмовые отряды. С ближайших селений собрали все лодки и плоты. Первыми начали переправу бойцы батальона морской пехоты Василия Дубика. Молча высадившись, они поднялись на почти десятиметровый обрыв, собираясь в группы в прибрежных кустах. А затем все разом бросились в атаку. Не ожидавший нападения противник был выбит со своих позиций и отброшен к деревне Московская Дубровка. На плечах бегущих штурмующие заняли и эту деревню, а также вышли к окраине другой деревни, Арбузово. К утру на плацдарм был переправлен еще один батальон и батарея 76-миллиметровых пушек. С рассветом, при поддержке артиллерии и авиации, начались немецкие контратаки на защитников плацдарма. Утром 25 сентября немцы подогнали и бросили в атаку танки. Первая попытка прорвать блокаду Ленинграда не удалась, но был создан такой важный плацдарм.
Началась подготовка ко второй попытке. Двадцать второго сентября 1941 года Военным советом Ленинградского фронта была создана Невская оперативная группа. В ее состав вошли 115-я стрелковая дивизия, 1-я дивизия НКВД, 4-я бригада морской пехоты, 86-я стрелковая дивизия, а затем 168-я стрелковая дивизия. С первых же дней создания Невского пятачка было ясно, что совершить прорыв навстречу 54-й армии, пытавшейся наступать со стороны Волхова, без танков будет чрезвычайно трудно. Вот что говорят документы.
НАШТАРМУ 8 (Начальнику штаба 8-й армии.)
Боевое донесение № 127 за 6.11.1941
17.00 Штадив 168 (штаб 168 СД.— Н. Л.) Московская Дубровка, Карта 25000.
Противник перед фронтом дивизии продолжает оказывать упорное сопротивление огнем артиллерии, минометов, пулеметов и автоматов из узлов сопротивления «Пески южные», роща «Фигурная», «Пески Северные»…В течение всего дня противник вел огонь по боевым порядкам и переправам сильные артналеты…
12.00. Три Мессершмита обстреляли передовые части из пулеметов. В то же время артиллерийский огонь противника корректировался с аэростата. Части дивизии в 14.00 после 30 минут артналета по переднему краю и после бомбежки нашей авиацией перешли в наступление совместно с 115-й СД. Огнем артиллерии противник отсек нашу пехоту от огневого вала. В результате наша артиллерия и пехота продвигались медленно (и залегли. — Н. Л.).
15.00. После повторного огневого налета нашей артиллерии на передний край обороны противника и налета нашей штурмовой авиации, части дивизии пошли снова в наступление. Но, попав под перекрестный пулеметный огонь с флангов, южные и северные пески, и огонь пулеметов и автоматов с фронта, продвинулись незначительно и залегли. После этого части еще два раза поднимались, но огнем артиллерии, пулеметов и минометов противника были остановлены и, понеся большие потери, залегли.
Потери: Контужен комиссар 462 СП батальонный комиссар Казаков. Убиты командир 2-го батальона и командир роты того же полка. Убиты начальник штаба 462 СП майор Веречев, секретарь партбюро 260 СП, депутат Верховного Совета СССР политрук Сергеев, инструктор политотдела дивизии ст. политрук Волков. Убито и ранено 402 СП — 60 человек, 260 СП — 140 человек, 462 СП — 220 человек. Боевой состав активных штыков: 402 СП — 20 человек, 260 СП — 60 человек, 462 СП — 130 человек.
Командир дивизии приказал частям дивизии готовиться к ночной атаке. Командир дивизии просит для успеха наступления придать дивизии не менее взвода танков КВ [10].

НАШТАРМУ 8
Боевое донесение № 134 за 9.11.1941
19.00 Штадив 168 Московская Дубровка, Карта 25000.
Противник перед фронтом дивизии продолжает обороняться, опираясь на прежние узлы сопротивления: роща «Фигурная», «Пески Северные». В течение дня противник вел систематический артиллерийский, минометный, пулеметный и автоматный огонь по боевым порядкам дивизии и особенно огневые артналеты по переправам с направления леса с отметки 22.0 и минометов крупного калибра с направления леса восточнее 1-й Городок.
Части дивизии производят улучшение своих позиций, пополнение огнеприпасов и продовольствия.
В течение дня поступило пополнение: из тылов — 275 человек из спецподразделений — 500 человек, из 265 СД — 86 человек. В боевом составе дивизии имеется два стрелковых полка (260 и 462) по 400 штыков, сведенных в два стрелковых батальона.
Потери 260 СП: убито среднего комсостава — 1, младшего — 5, рядового — 12; ранено среднего комсостава — 3, младшего — 10, рядового — 23.
Танки на левый берег не прибыли.
Части готовятся к наступлению [11].

НАШТАРМУ 8
Боевое донесение № 136 за 11.11.1941
01.00 Штадив 168 Московская Дубровка, Карта 25000.
Противник перед фронтом дивизии продолжает обороняться в прежних районах: роща «Фигурная», «Пески Северные». В течение дня 10.11 и первой половины ночи противник вел систематический огонь артиллерии, минометов, пулеметов и автоматов по боевым порядкам наших частей и переправам.
Потери: убито рядового состава — 13, ранено среднего комсостава — 1, младшего — 2, рядового — 22… Прибыло пополнение 1/1 и 1/2 СП, сформированного 8-й армией (не хватает 100 человек).
Боевой состав: 260 СП — три СБ по 300 человек, 402 СП по 1-й и 2-й СБ по 300 и 3-й — 100 человек.
Не переправляются на левый берег танки. Командир дивизии просит ускорить переправу танков [12].

Первая попытка переправить танки на Невский пятачок состоялась в ночь с 18 на 19 октября. Для переправы был назначен 107-й отдельный танковый батальон, имеющий на вооружении танки БТ-5 и БТ-7 и подлежащий переформированию после переправы в 107-й отдельный танковый полк. Для танков была оборудована и переправа номер восемь. На правом берегу питерскими строителями был оборудован спуск к берегу Невы в виде глубокой траншеи, позволявшей незаметно для противника, находящегося на противоположном берегу, грузить танки на понтоны. Переправа сначала проходила спокойно. Но ближе к утру немцы обратили внимание на доносящиеся со стороны реки звуки и открыли минометный огонь. Потом заухала ствольная артиллерия. Три из четырех понтонов были затоплены вместе с танками. Ко всему прочему, переправленные в эту ночь пять танков были немцами уничтожены в течение ближайших суток. После этого переправить танки долго не удавалось, несмотря на многочисленные попытки. Майор Андрющенко, начальник АБТВ 8-й армии в своем боевом донесении № 31 генерал-майору Болотникову, зам. командующего 8-й армии сообщает:

Потери в процессе в переправы, на правом берегу р. Нева: подбито и сгорело БТ-7 — 2, Т-26 — 1, подбит и загорелся КВ — 1, полузатонули у пристани при погрузке Т-34 — 1, Т-26 — 1. На левом берегу подбито и сгорело БТ-5 — 3, полузатонул БТ-7 — 1. В районе исходных позиций танков на левом берегу р. Нева убит командир танкового полка (107-го. — Н. Л.) майор Беспрозванный, ранен комбат-2 ст. лейтенант Сафонов, комиссар 1-го отделения батальона ст. политрук Вейсман, командир взвода мл. лейтенант Тимошенко и убит механик водитель. Большие потери при переправе происходят в силу того, что указанные танки подавались для погрузки в светлое время, то есть в силу несвоевременной готовности переправы танки, как правило, начинали переправу к концу темного времени — в 05.00, в 06.00 и даже позже. С началом светлого времени переправа их не прекращалась, как это следовало делать, а продолжалась [13].

Тем не менее, согласно донесению о работе переправ через Неву, с восьми утра до восьми вечера 14 ноября 1941 года переправа состоялась:

Всего переправлено для частей Зайцева (командир корпуса 8-й армии, сражавшегося на Невском пятачке. — Н. Л.) — 1024 человека, из них для 168 СД —145, 107-й ТП — 800 человек, танков — 9 штук, боеприпасов — 64 ящика, кухни — 2, продовольствия — 2960 кг, эвакуировано раненых — 406 человек [14].

Майор Лебедев, вырвавшийся из окружения под Лугой и едва оправившийся от полученных ранений, 15 ноября получает задание: в связи с гибелью командира принять под свою команду 107-й отдельный танковый полк. Как он потом вспоминал, 16 ноября он прибыл в Невскую Дубровку и узнал о ходе предшествующих боев полка. Так 14 ноября, по приказу командующего войсками 8-й армии, восемь из девяти переправленных на левый берег танков полка во взаимодействии с 462-м СП 168-й СД вели бой за овладение рощей «Фигурной». Так как противотанковая оборона немцев оказалась нашей артиллерией не подавлена, то пять танков были подбиты и сгорели в самый начальный момент атаки, два танка вернулись с поля боя горящими и еще один остался на поле боя подбитым. К утру 15 ноября на левый берег было переправлено еще четыре танка. Командир 168-й дивизии приказал танкистам вновь идти в атаку на ту же рощу «Фигурная». Два танка после переправы не завелись, так как требовали мелкого ремонта, а два пошедших в атаку танка с ходу ворвались в рощу, но были отсечены от пехоты артиллерийским и минометным огнем, а затем подбиты и сгорели.
Войдя в курс дел полка, Виктор Григорьевич получил приказ командующего 8-й армии подготовить полк к наступлению до 21 ноября. Для этого с 16 до 20 ноября на левый берег реки был переправлен 2-й батальон в составе двух рот, десяти танков Т-26, одного танка БТ-7, двух танков БТ-5. Танковую атаку непосредственно на левом берегу должны были поддержать семь 45-миллиметровых орудий, пять 76-миллиметровых 168-й СД и три аналогичных орудия 86-й СД, а также огнем с места две бронемашины БА-107. С правого берега поддерживали огнем с места девять танков Т-34, составляющие 1-й батальон полка, а также одно 152-миллиметровое орудие 168-й СД и 4-й артдивизион катюш. В тринадцать часов тридцать пять минут 21 ноября, с начала огневого налета всеми имеющимися огневыми средствами, танки пошли в атаку. Но противотанковая оборона немцев вновь оказалась не подавленной. Местность, по которой двигались атакующие машины, была вся изрыта воронками, и они не могли развить необходимой скорости. Лишь три танка сумели ворваться в рощу «Фигурная», остальные оказались подбитыми в самом начале атаки. Противнику удалось вновь отсечь прорвавшиеся танки. Два из них были сожжены. Третий некоторое время считался подбитым.
К вечеру, уже в темноте, Виктор Григорьевич дал команду трем разведчикам пробраться к танку и выяснить судьбу экипажа. Уже на подходе разведчики столкнулись с группой немцев, которые, по-видимому, тоже озаботились судьбой экипажа. После короткой стычки и те и другие вернулись к себе. Наши разведчики доложили своему командиру, что экипаж, по-видимому, погиб, так как вокруг танка бродят немцы. Вероятнее всего, немцы же решили, что столкнувшиеся с ними русские — это покидающий свою машину экипаж. Двое суток боевая машина не проявляла признаков жизни. А на третьи, 24 ноября, с рассветом, вдруг развернулась ее башня, и танк стал в упор расстреливать прилегающую позицию немцев. Потом, пятясь назад, он зигзагами двинулся к своим. Виктор Григорьевич тут же приказал открыть заградительный огонь, чтобы дать возможность героям счастливо вернуться в строй. Оказалось, что двое из оставшихся в живых членов экипажа своими силами двое суток производили ремонт своего танка. По его окончании они улучили момент для возвращения, при этом огнем из танковой пушки нанесли врагу существенный ущерб. Ими было уничтожено три 75-миллиметровые пушки.
Всего за 21 ноября полк потерял убитыми: воентехника Васильева, двух командиров танков, двух механиков-водителей, одного башенного стрелка.
В дальнейшем переправа танков на левый берег Невы стала невозможна из-за ледовой обстановки. Лед быстро нарастал и мешал тем самым движению понтонов. Поэтому командование Ленинградского фронта решило прекратить попытки прорваться с Невского плацдарма, сохранив пятачок лишь как участок, сковывающий достаточно крупные силы противника в составе не менее двух вражеских дивизий. Но во что превратился Невский пятачок с конца ноября 1941 года, любой, попавший туда, понимал сразу. Он обнаруживал, что окопы уже заполнены телами убитых в предыдущих боях. Тела наших солдат лежали вперемежку с немецкими. Оба передних края настолько сблизились, что их часто разделяло расстояние броска ручной гранаты. Оружием служило все: ручные гранаты, пулеметы, автоматы, винтовки, штыки, приклады винтовок, саперные лопатки, а у танкистов еще и монтировки. Наши и немецкие солдаты испытывали немыслимые трудности. Теплые землянки и оборудованные окопы отсутствовали, так как все, что сооружалось ночью, уничтожалось артиллерией и авиацией днем. Спать приходилось лежа прямо на земле под завывание сильного порывистого ветра, в мороз, достигавший порой двадцати пяти градусов. Спасибо монголам, наши бойцы были одеты в овчинные полушубки, немцы же мерзли в своих тонких шинелях.
В связи с тем, что сведения о 107-м отдельном танковом полку столь немногочисленны и о его существовании мало кому известно, автор вынужден свести собранные им данные в ЦАМО и воспоминания своего отца в виде прилагаемой справки:
107-й отдельный танковый батальон сформирован 27 августа 1941 года. Он участвовал в боях в составе 8-й армии Ленинградского фронта. Одиннадцатого ноября 1941 года батальон переформирован в 107-й отдельный танковый полк. Первым командиром полка стал майор Беспрозванный, который погиб 14 ноября. С 15 ноября командиром полка стал майор Лебедев. В задачу полка входило осуществлять поддержку стрелковых дивизий в боях по расширению «невского» плацдарма, созданного Красной армией напротив деревни Невская Дубровка. 107-й ОТП вел бои на Невском пятачке 14, 15 и 21 ноября 1941 года. Тогда же, в ноябре 1941-го, в Невской Дубровке находилась 123-я отдельная рота танков КВ. Многочисленные попытки ее переправы закончились неудачей. Понтоны с ее танками расстреливались немцами. Гибли и машины, и люди. Шестого декабря 1941 года полк вновь переформирован в 107-й отдельный танковый батальон 8-й армии Ленинградского фронта.

            Немного о танковых войсках Великой Отечественной
Танковым войскам в предвоенные годы всеми заинтересованными лицами изначально отводилась важнейшая, если не решающая роль в достижении победы в предстоящей войне. При этом считалось, что танки сами по себе, как вид оружия, помогут преодолеть «позиционный тупик», в который попадали обе воюющие стороны в ходе Первой мировой войны. Тот самый тупик, при котором сражения приобретали характер «мясорубок» типа «стенка на стенку».
Руководство германского вермахта, которое с наибольшей серьезностью из всех стран, принимавших участие в предшествующей войне, отнеслось к новому виду вооружения, входило в войну, имея в качестве своей ударной силы механизированные корпуса, включающие в себя собственно танковые дивизии. Командные кадры этих соединений, оказалось, имели прекрасную подготовку, личный состав был великолепно обучен. Пехотные командиры в немецкой армии относились с пониманием к нуждам танкистов. Заметим, что к концу войны практически всеми мало-мальски значимыми операциями у немцев руководили танковые генералы. Эволюция организационной структуры танковых войск в вермахте на протяжении всей войны имела естественную природу в полном соответствии с меняющейся обстановкой и условиями применения танков в боях.
Так, изначально все корпуса были сведены в так называемые танковые группы, которые действовали в качестве авангарда основных сил той или иной группы армий. В задачу таких авангардов входило, действуя решительно, добиваться, где только возможно, тактического прорыва противостоящей обороны. А затем, используя непосредственно танковые дивизии, доводить тактические прорывы до качества оперативного успеха. Наступающие во втором эшелоне основные силы групп немецких армий лишь завершали то, что создавали впереди идущие. Танковые группы состояли из двух, трех, а то и из четырех механизированных корпусов. Но такая раскладка существовала в вермахте до зимы 1941 года. В 1942 году, вследствие резкого сокращения глубины оперативных прорывов с трехсот-четырехсот до ста – ста пятидесяти километров, из танковых групп были выделены танковые армии, состоящие все из тех же механизированных корпусов. В 1943 году, когда по линии огня произошло выравнивание противостоящих сил, а танковые армии стали сражаться плечом к плечу с общевойсковыми армиями, судьба механизированных корпусов была предрешена. Они начали распадаться, в сущности, на отдельные танковые и механизированные дивизии, которые в свою очередь стали использоваться до самого конца войны, как говорится, россыпью.
По аналогии с вермахтом в Красной армии, к 1941 году были сформированы механизированные корпуса, в которые также входили танковые дивизии. Приняв 31 июня на себя командование Красной армией, Сталин прежде всего обратил внимание, что советские механизированные корпуса не представляют собой той силы, какую хотелось бы иметь. До этого собственно с танковыми войсками он напрямик дела не имел. Танки его интересовали главным образом как продукт производства. То есть он смотрел на них скорее глазами конструкторов и директоров заводов. Организация этих войск не входила в его компетенцию. Это была сфера деятельности военных, Наркомата обороны и Генштаба. Конечно же, он их курировал, слушал их отчеты, доклады, подводил вместе с генералами итоги боевой учебы, военно-штабных игр, маневров. Когда же началась война, то выяснилось, что отношение общевойсковых командиров к танковым войскам было не столь радужным, как выглядело на бумаге.
В Центральном архиве Министерства Обороны хранится документ, составленный по горячим следам событий группой командиров, включая тогда еще майора В. Г. Лебедева, под названием «Опыт боев частей 24-й танковой дивизии с немецко-фашистскими войсками» [15]. В первом разделе этого документа дается характеристика действий противника, которая далее суммируется в следующих кратких выводах:

1. Противник боевые действия ведет преимущественно днем.
2. Мотомехчасти располагаются главным образом в населенных пунктах.
3. Противник ведет постоянную воздушную разведку.
4. При неудачной попытке атаковать с ходу немедленно переходит к артиллерийской и минометной подготовке на узком участке, стараясь овладеть дорогой, или уходит назад для поисков слабых мест.
5. Где отпор, туда противник не идет.
6. Тылы не закрепляет.
7. Сплошного фронта не имеет, а группируется по направлениям.
8. Если подбит танк, немедленно переходит в контратаку для (его. — Н. Л.) захвата.
9. Противник двигается смело (солдаты пьяные) до тех пор, пока нет организованного огня и решительности.
10. Старается влиять морально на войска, углубляясь в тыл по дорогам.
11. Авиация противника в основном бомбит дороги и мосты, применяет бомбы от 5 до 500 килограммов.
12. При отходе немедленно минирует дороги и прилегающую к ним местность.

Далее в документе характеризуются решения командования РККА фронтового и армейского уровня. Содержание этого раздела целиком совпадает с тем, о чем рассказывали в своих воспоминаниях практически все рядовые участники первых месяцев боев с немцами (см. главу «Забытый полк»).

Задачи мехвойскам ставились неконкретно и нецелеустремленно, без учета времени, сильных и слабых сторон своих мехчастей и частей противника. Для компенсирования слабых сторон взаимодействие с другими родами войск не организовывалось.
Дивизия использовалась мелкими группами в разных направлениях для сдерживания наступающего противника, а не для выхода в тыл и уничтожения противника, хотя для этой цели имелись и имеются отличные условия и возможности, ибо противник двигается только по отдельным направлениям, где имеются хорошие дороги.
Каждый общевойсковой начальник хотел использовать танки на своем участке для выталкивания противника и для моральной поддержки своей пехоты. В результате дивизию (речь идет о 24-й ТД. — Н. Л.) разорвали на части. Дивизия действовала фактически в пяти направлениях. Таким образом, части дивизии не имели единого управления, снабжения, восстановления. Штаб дивизии был разбит на части, так же как и части дивизии.
Приказы отдавались вышестоящими начальниками, как правило, устно, личным выездом в часть или через командира штаба, письменных подтверждений устных приказов не было. Всегда временем ограничивали так, что было практически невыполнимо, не говоря о резерве времени. Часто приказы отменялись.
Задачи танковой дивизии ставились как стрелковой — наступать, овладеть (лобовым ударом), (лишь. — Н. Л.) одна задача была поставлена на выход в тыл противника (выход в районе Великое село) [15].

Неизвестно, читал ли этот документ Сталин или нет. Но ровно через полгода в боевые части поступил его приказ, уже как приказ Ставки Верховного Главнокомандования № 057 от 22 января 1942 года [16], с теми же претензиями, что были высказаны группой командиров 24-й танковой дивизии.
В частности, в нем сказано:
Опыт войны показал, что в боевом использовании танковых войск все еще имеется ряд крупных недочетов, в результате которых наши части несут большие потери в танках и личном составе.
Излишние, ничем не оправдываемые потери при низком боевом эффекте в танковых войсках происходят потому, что:
1. До сих пор плохо организуется в бою взаимодействие пехоты с танковыми соединениями и частями; командиры пехоты ставят задачи неконкретно и наспех; пехота в наступлении отстает и не закрепляет захваченных танками рубежей; в обороне не прикрывает стоящие в засадах танки, а при отходе даже не предупреждает командиров танковых частей об изменении обстановки и бросает танки на произвол судьбы.
2. Атака танков не поддерживается нашим артиллерийским огнем, орудий сопровождения танков не используют, в результате чего боевые машины гибнут от огня противотанковой артиллерии противника.
3. Общевойсковые начальники крайне торопливы в использовании танковых соединений — прямо с ходу бросают их в бой, по частям, не отводя времени даже для производства элементарной разведки противника и местности.
4. Танковые части используются мелкими подразделениями, а иногда даже по одному танку, что приводит к распылению сил, потере связи выделенных танков со своей бригадой и невозможности материального обеспечения их в бою, причем пехотные командиры, решая узкие задачи своей части, используют эти мелкие группы танков в лобовых атаках, лишая их маневра, чем увеличивают потери боевых машин и личного состава.
5. Общевойсковые начальники плохо заботятся о техническом состоянии подчиненных им танковых частей: производят частые переброски на большие расстояния своим ходом, самоустраняются от вопросов эвакуации аварийной материальной части с поля боя, ставят боевые задачи, не сообразуясь с количеством времени пребывания танков в бою без предупредительного ремонта, что в свою очередь увеличивает и без того большие потери в танках.

Это как же надо было изучать негативный опыт боев у озера Хасан, на Ханкин-Голе и в Финской войне, чтобы с упорством, достойным лучшего применения, вновь и вновь повторять все те же самые ошибки. Разве не очевидно, что деньги, отпущенные народом на предвоенные всевозможные подготовительные мероприятия, такие как боевая учеба, военно-штабные игры, маневры, военными были просто проедены без всякой отдачи.
Действительно, войска отступали, контратакуя, но одновременно залатывая многочисленные дыры, образующиеся в обороне. Бывало, что рота или взвод танков, выступив в поддержку стрелковых частей и подразделений, решали исход конкретного боя, не давая противнику развернуться и выйти на оперативный простор. Советские же механизированные корпуса, созданные в предвоенные годы по аналогии с германскими, со своей громоздкой организационной структурой явно не были приспособлены для подобного быстрого реагирования даже на мелкие, но всегда могущие перерасти в оперативный успех, удары противника.
Пятнадцатого июля 1941 года Сталин, от имени Ставки Верховного командования, дает директиву № 01, в которой предписывается расформирование механизированных корпусов с одновременным выделением из них собственно танковых дивизий. Но при постоянно возрастающем ожесточении боев танковые дивизии, будучи сосредоточением мобильных сил, оказались тоже слишком громоздким образованием. В этот момент Сталин, приказом ГКО № 0063 от 12 августа, приказывает начать формирование танковых бригад, состоящих из танкового и моторизованного полков. В сущности, этим распоряжением танковые дивизии ликвидировались [17].
Но и здесь возникли трудности. Отступление Красной армии вглубь страны поставило под угрозу все основные танкостроительные заводы. Поэтому было принято решение эвакуировать за Урал свыше полутора тысяч предприятий, из которых девяносто процентов выпускали военную продукцию, в том числе танки. В этот период было не до жира. ГКО, в связи с резким падением производства боевых машин, направляло танки в части и соединения чуть ли не поштучно. Январь и февраль 1942 года стали самыми напряженными в производстве танков. Но уже в марте наметился перелом. Из Сормова, Горького, Сталинграда, Магнитогорска, Челябинска сплошным потоком пошли на фронт эшелоны. Там была налажена сборка боевых машин, прокат броневого листа, производство для них деталей и агрегатов.
В сентябре же 1941 года, в связи с массовым недокомплектом танков, полковая структура во вновь формируемых танковых бригадах была ликвидирована. В результате возникла классическая для Великой Отечественной войны структура отдельной танковой бригады, выдержавшая испытание временем и просуществовавшая до самой Победы. Эти танковые бригады составлялись из двух танковых батальонов (с лета 1944 года — из трех) численностью от двадцати семи до тридцати шести танков в каждом, из мотострелкового пулеметного батальона, противотанковой артиллерийской батареи 76-миллиметровых пушек, зенитной батареи 37-миллиметровых пушек, дивизиона 88- миллиметровых минометов, автотранспортной роты и ряда обслуживающих частей и подразделений: управление бригады, разведка, саперы, ремонтники, санитары и прочее [17]. А когда возникла потребность в крупных танковых объединений, из таких бригад легко складывались танковые и механизированные корпуса и танковые армии.
Первая такая надобность возникла в наступательных боях под Москвой в первые месяцы 1942 года. В марте 1942 года было сформировано четыре танковых корпуса. А 25 мая директивой № 994022 от имени Ставки Верховного командования Сталин приказал сформировать на базе 58-й общевойсковой армии первую танковую армию, вошедшую в историю войны как Третья ТА, в составе 12-го и 15-го танковых корпусов под командой генерала Романенко, которого впоследствии заменил генерал Рыбалко. В тот же день директивой № 994021 началось формирование еще 5-й танковой армии в составе 2-го и 11-го танковых корпусов под общим командованием генерала Лизюкова.

            Сталинские колонны
В конце января 1942 года Виктору Григорьевичу Лебедеву было присвоено звание полковник, и он был отозван из Ленинграда в распоряжение Главного бронетанкового Управления РККА. Здесь ему было поручено в кратчайший срок на базе Московского автобронетанкового центра в городе Дмитров сформировать 87-ю танковую бригаду. Основу бригады должны были составить отдельные танковые батальоны. Необходимо было подобрать для них личный состав, обучить и обкатать в полигонных условиях. К 24 февраля в общих чертах задание было выполнено, но из-за задержки в поставках танков все застопорилось.
Дело было в самый разгар «танкового кризиса». И хотя поток боевых машин увеличивался, новые танки направлялись в первую очередь уже воюющим бригадам, а вновь формируемым приходилось ждать. Так, для 87-й бригады первые двадцать танков Т-34 были получены от промышленности лишь 4 апреля.
Генерал-лейтенант Яков Николаевич Федоренко, начальник Главного бронетанкового Управления РККА, выслушав доклад Виктора Григорьевича, сказал: «Товарищ полковник, вам задание: сдайте бригаду своему заместителю майору Кривошею и немедленно выезжайте в Челябинск. Там необходимо принять с конвейера завода колонну танков. В вашу задачу входит доукомплектование ее до бригадного уровня. Срок формирования и обучения личного состава дается вам до 1 июня. Связь будете держать со мной или с генералом Бирюковым. Докладывайте о ходе дела каждый день. Если все ясно, идите».
Термин «танковая колонна» возник с легкой руки заводских отправителей эшелонов. Он изначально означал эшелон в сорок – сорок пять танков типа Т-34 и двадцать – двадцать два танка типа КВ. Больше железные дороги тогда не тянули. Не хватало мощности локомотивов. Кроме того, не выдерживало железнодорожное полотно — оно расползалось под тяжестью составов. Термин укоренился и стал использоваться даже в материалах Ставки. Железнодорожники же, которые по указанию свыше предоставляли танковым эшелонам зеленую улицу, глядя вслед проходящему мимо составу с танками, добавили от себя — «сталинская колонна». Так оно и повелось.
Где-то с ранней осени 1941 года в стране развернулось движение по сбору средств на строительство для Красной армии танков и самолетов. Зачинателями этого движения стали учащиеся 102-й школы города Горького. Они в день начала своей учебы, 1 сентября 1941 года, обратились ко всем пионерам и школьникам Горьковской области с призывом собрать металлолом и вырученные деньги направить в фонд обороны для постройки танка «Горьковский пионер». В начале октября месяца ими было собрано металлолома на сумму около трехсот тысяч рублей. Построенный танк был передан в действующую армию и в середине декабря принял участие в битве под Москвой. В течение войны горьковские пионеры собрали металлолома и передали в фонд обороны средства на постройку еще семи танков. В том же сентябре 1941 года в фонд обороны, также для постройки танка, передал все свои личные сбережения маршал Советского Союза Борис Михайлович Шапошников. Сбор средств на создание танковых колонн начался в Вологде, в Архангельске, в других регионах страны и даже в Монголии, Якутии и Бурятии. Всего за время войны из личных средств народа было собрано где-то около трех – трех с половиной миллиардов рублей. Этой суммы хватило на строительство почти двухсот танковых колонн. Например, в Саратовской области в ноябре-декабре 1941 года были собраны средства на танковую колонну имени В. И. Чапаева. Тогда же, уже в Ивановской области, — на колонну имени М. В. Фрунзе. Седьмого марта 1944 года Русская православная церковь передала Красной армии созданную на средства верующих танковую колонну «Дмитрий Донской».
Еще в сентябре 1941 года к молодежи Южного Урала обратились комсомольцы и молодые рабочие Челябинского абразивного завода:

Комсомольцы и молодежь нашего абразивного завода решили отчислить однодневный заработок и организовать сбор денежных средств на танковую колонну имени Челябинского комсомола. Друзья! Молодые патриоты! Мы обращаемся к вам с призывом поддержать наше предложение и активно включиться в сбор средств на танковую колонну. Отчисляйте однодневный заработок, организуйте воскресники. Пусть танки, построенные на наши трудовые средства, будут подарком Родине, фронту. Танковая колонна им. Челябинского комсомола — наш вклад в дело разгрома врага [18].

Лев Никулин, известный впоследствии писатель и автор романа «Мертвая зыбь», в своем рассказе пишет, что на этот призыв откликнулась молодежь не только Челябинского абразивного завода, но и железнодорожной станции Челябинск, коллектива вагонного депо, молодые рабочие завода им. Д. В. Колющенко, многие другие трудовые коллективы, включая служащих Челябинского отделения Госбанка [19]. К концу января 1942 года общая сумма средств составила одиннадцать с половиной миллионов рублей, что позволило изготовить (из расчета пятьсот двадцать пять тысяч рублей за один танк) двадцать два танка КВ. Боевые машины взялся изготовить коллектив Челябинского Кировского завода (ныне ООО «ЧТЗ-УРАЛТРАК»). Директор этого завода 8 февраля 1942 года издал приказ о выполнении заказа № 3001, как фигурировало в сводках строительство танковой колонны. Согласно этому приказу, работа должна была быть выполнена к 23 февраля 1942 года. Завод брался выпустить сверх установленного суточного задания с 9 по 11 февраля соответствующее двум танкам количество заготовок, деталей, узлов. А с 12 по 22 февраля еще на двадцать танков. Заказ был выполнен полностью и в срок.
Еще шла сборка танков, а Челябинский обком ВЛКСМ обратился в Наркомат обороны с предложением подготовить для танковой колонны экипажи из добровольцев области, так как из прилежащих городов и районов к тому времени поступили тысячи заявлений с просьбой о зачислении в экипажи собираемых на Челябинском заводе танков. Здесь были стрелки из Златоуста и Миасса, механики-водители из Кургана. С просьбой зачислить их в бригаду обращались люди из Омска, Тюмени, Магнитогорска, Орска и Оренбурга. Из них было отобрано сто двадцать пять лучших. Подготовкой добровольцев занимался старший батальонный комиссар И. Ф. Захарченко. Местом размещения штаба колонны была средняя школа № 2 Южно-Уральской железной дороги, расположенная в районе железнодорожного вокзала.
Четвертого марта 1942 года в ГКО было приняло принципиальное решение о создании на добровольческой основе на Южном Урале отдельной 96-й танковой бригады. В этот же день полковник Лебедев приступил к выполнению обязанностей ее командира. Наконец 10 марта 1942 года «Первая танковая колонна», как она именовалась в Наркомате обороны, влилась в 96-ю бригаду. Теперь ее танковый парк составили два батальона КВ, по одиннадцать танков в каждом, и танковая рота, состоящая из девяти средних танков Т-34 и пяти легких танков Т-60.
Из Москвы к 5 мая, дню отправки эшелонов бригады на фронт, приехал представитель центрального комитета комсомола товарищ Пушнов. Он зачитал благодарственное письмо Сталина, поздравлявшего личный состав бригады с вступлением в ряды Красной армии и с пожеланиями успехов в предстоящих боях. Затем он вручил Виктору Григорьевичу знамя ЦК ВЛКСМ, ставшее с этого момента знаменем соединения. После этого эшелоны тронулись в путь. Официальное наименование — «96-я отдельная добровольческая танковая бригада имени Челябинского комсомола» было оформлено приказом наркома обороны СССР И. В. Сталина за № 0429 от 27 мая 1942 года. Этот приказ бригада получила уже по прибытии на место под Тулу.
Где-то в середине апреля, в один из очередных ночных докладов генералу Бирюкову о состоянии дел по организации бригады, тот коротко бросил, не уточняя деталей, что в ближайшее время к Виктору Григорьевичу должен обратиться уполномоченный НКВД по Челябинской области. Мол, это дело важное и его необходимо выполнить. Все прояснилось на следующий день. За Виктором Григорьевичем заехала «эмка» и отвезла в Управление НКВД. В кабинете уполномоченного он встретил майора с малиновыми петлицами, который предложил ознакомиться с шестью ранее осужденными бывшими командирами РККА достаточно высоких чинов. Суть вопроса заключалось в том, чтобы выяснить, не захотят ли они вернуться в действующую армию, так как ситуация с командирскими кадрами на тот момент была крайне напряженной. Майор сказал: «Эти люди были арестованы еще в сороковом году по пятьдесят восьмой статье. Сейчас их приведут в кабинет, и вы переговорите с ними. Я же оставлю вас минут на тридцать один на один. Вам как боевому командиру все же легче будет разговаривать с ними, чем мне». На том и порешили.
Через несколько минут конвойный ввел в кабинет всех шестерых. Одеты осужденные были в армейскую форму без знаков различия. Выглядели далеко не изможденными. Один из них, самый пожилой, был дивизионным комиссаром. Трое полковники, один подполковник и один майор. Все до своего ареста служили в танковых войсках. Хозяин кабинета предложил им всем сесть, запер в сейфе лежавшие на столе бумаги, и вышел. Виктор Григорьевич представился, сказал, что он только что с фронта, а потом объяснил, что действует по поручению генерала Бирюкова. Им предлагается написать заявление с просьбой направить на фронт. Все шестеро молчали. Виктор Григорьевич стал рассказывать о сложной обстановке на фронтах, как он ее видел. Попутно он заметил, что сейчас, когда решается судьба Родины, место военного человека на линии огня. Где-то краем глаза он увидел, как поежились некоторые из присутствующих.
Тут взял слово бывший дивизионный комиссар: «Вы в Гражданскую войну воевали? — увидев утвердительный жест, он продолжил: — Не знаю как вы, но я воевал за счастье трудового народа, рабочих и крестьян. Вы же предлагаете меня воевать за какую-то родину. Но у трудового народа нет родины. Его родина там, где он счастлив. Мне все равно, на каком языке говорит этот трудовой народ, — на русском, на немецком, на английском ли... Главное в том, чтобы принести ему освобождение от тех цепей рабства, в которых он находится, и где так называемый патриотизм одно из центральных звеньев этих цепей. Сталин предал дело Октябрьской революции. Он подмял под себя весь трудовой народ России. Он уничтожил тысячи верных бойцов революции. Расстрелял, рассадил их по тюрьмам и по лагерям. Он подменил и исказил их цели и идеалы. Он восстановил проклятую богом и людьми Российскую империю. За это ему нет прощения. Сейчас вновь Британская, Германская, Французская и Российская империи сцепились между собой. Рвут друг друга на куски, обманывая и науськивая трудовых людей друг на друга. И вы хотите, чтобы я, старый революционер, принял в этой вакханалии участие, чтобы я шел убивать трудовых людей другого языка, только из-за того, что стоящие друг друга Сталин и Гитлер чего-то не поделили между собой? Чтобы я шел умирать за родину, за Сталина? Никогда! Лучше поставьте меня к стенке или сгноите в тюрьме».
Как рассказывал Виктор Григорьевич, у него в этот момент предстали в глазах горящие избы деревни Югостицы, Великого села, многотысячные колонны беженцев, переходящих по мосту через реку Лугу, спасаясь от наступающей дивизии СС «Мертвая голова». Эти бесконечные телеги и тележки со скарбом, собранным второпях. Лица затерроризированных немецкими воздушными бандитами русских женщин и детей. Он вспомнил улицы голодного и холодного Ленинграда. Эти нарезки хлеба, которого и хлебом-то назвать трудно. Бесконечные буржуйки, которые и топить собственно нечем. Вскочив со стула, он в ярости потянулся к кобуре, забыв, что оставил револьвер в проходной. Вскочил и бывший дивизионный комиссар. В его черных с характерной поволокой глазах горела лютая ненависть. В этот момент вошел хозяин кабинета. Мгновенно оценив обстановку, он скомандовал: «На выход!» Шествие возглавил бывший дивизионный комиссар, вышагивая с гордо поднятой головой. За ним понуро потянулись остальные. Замыкавший шествие вдруг у самой двери приостановился и, резко развернувшись, встал по стойке смирно. Затем громко и отчетливо сказал: «Прошу направить меня на фронт рядовым, я русский человек…» Тут же рядом с ним вырос и еще один. Четверо же ушли.

            Воронежские страдания сорок второго года
К весне 1942 года, после разгрома немцев под Москвой, наступательный порыв Красной армии затих. Обе противостоящие стороны на центральном направлении перешли к обороне. Советские вооруженные силы на тот момент еще уступали противнику и по своей численности, и по технической оснащенности. Готовые резервы и крупные материальные ресурсы в то время у нас отсутствовали. Поэтому главнейшей задачей, вставшей перед руководством страны, было срочное формирование в тылу новых стратегических резервов всех родов войск. Успехи нашей промышленности позволили Верховному Главнокомандованию создавать новые корпуса и армии, оснащая их новейшей по тому времени материальной частью. За весну и первую половину лета Ставке удалось мобилизовать людских ресурсов и заготовить оружия и техники на десять общевойсковых армий и двадцать танковых корпусов. Кроме того, было образовано две танковые армии. Естественно, для надлежащего обучения всех этих воинских контингентов требовалось время и место.
Все стратегические резервы по решению Ставки были сосредоточены между Тулой, Воронежем, Сталинградом и Саратовым, так как Ставка и Генеральный штаб посчитали наиболее опасными орловско-тульское и курско-воронежское направления [20]. Одновременно было решено сосредоточить к концу весны значительную часть резервов Ставки в районе Брянского фронта. К середине мая в его состав были включены четыре танковых корпуса, семь стрелковых дивизий, одиннадцать отдельных стрелковых бригад, четыре отдельные танковые бригады и большое количество артиллерии. Кроме того, за этим фронтом закреплялась 5-я танковая армия из резерва Ставки, которая предназначалась для нанесения мощного контрудара на случай наступления противника в данной полосе [21].
Заметим, что танковые корпуса, а уж тем более танковые армии, не готовят для локальных ударов, если уж только не подопрет крайняя нужда. Очевидно, этому фронту изначально была уготована особая роль в стратегических замыслах Сталина и Ставки. Чтобы уяснить эту роль, рассмотрим ход событий на советско-германском фронте весной и летом 1942 года.
С марта 1942 года по начало июня советским командованием были проведены три наступательных операции — на Северо-Западе, в районе Демянска; в Крыму, в районе Керчи; на Юго-Западе, в районе Харькова. Все они закончились неудачно. Особо болезненными были результаты сражения под Харьковом, где в окружение попали двести пятьдесят тысяч советских солдат и офицеров. Все попытки нашего командования деблокировать окруженную группировку ни к чему не привели. Лишь двадцати двум тысячам человек удалось вырваться из котла — остальные погибли или были взяты в плен. Но неудача неудаче рознь.
Главными причинами Демянской и Керченской неудач было еще некоторое количественное и качественное превосходство немцев. Большинство офицеров, унтер-офицеров и солдат немецкой армии в этот момент обладали весьма высоким профессиональным уровнем. Высок был и их наступательный дух, почти такой же, как и в начале войны, который к тому же поддерживался жаждой отомстить русским за прошедшую трудную зиму. Наши же воины в этот период лишь усваивали уроки первого года войны. Командование было занято поиском наиболее оптимальной структуры вооруженных сил. Сказывался также не до конца еще преодоленный нашей эвакуированной на восток промышленностью «танковый кризис».
В Харьковской же катастрофе все это дополнилось особой «инициативой», проявленной командованием Юго-Западного фронта в лице командующего Тимошенко, члена военного Совета Хрущева и начальника штаба Баграмяна. Получив разрешение Ставки на проведение частной операции в направлении Харькова, эти лихие командиры решили явочным порядком превратить ее за спиной Верховного командования в стратегическое наступление. Для этого они уже в ходе сражения стали выклянчивать у Ставки дополнительные силы, утверждая, что все у них складывается прекрасно, а какие-либо опасения по исходу операции просто не уместны. Более того, по свидетельству Жукова, Хрущев, будучи идейным вдохновителем этой авантюры, продолжал нагло лгать об успехах даже тогда, когда войска Паулюса и фон Клейста, прорвав фронт, вышли в тылы нашим наступающим войскам [21]. Что это было? Непроходимая глупость или откровенное предательство, типа измены Павлова 1941 года? Наверняка будущие историки еще разберутся в этом вопросе, когда будут подняты засекреченные до сих пор документы.
Почти месяц после Харькова немецкое командование выдерживало стратегическую паузу. И лишь в самом конце июня 1942 года оно проявило свои, задуманные ими еще в марте, стратегические планы. Эти планы предусматривали мощное наступление на Воронеж с целью уничтожения советских сил в междуречье Дона и Волги и взятия Сталинграда, чтобы затем направить войска на захват нефтяных промыслов Кавказа. Для выполнения этих планов группа армий «Юг» была разделена на группу «А» фельдмаршала Листа и группу «Б» фельдмаршала фон Бока. На первом этапе Воронежу и Сталинграду уделялось особое внимание, поэтому ударную силу немцев на этом направлении составили их отборные войска: 6-я полевая армия генерала Паулюса, взявшая два года назад Париж, и прославившая себя своими активными действиями в 1941 году 4-я танковая армия генерала Гота.
Как и предполагала Ставка и Генеральный штаб, Брянский фронт оказался на самом левом фланге немецкого наступления и первым принял на себя удар. Прорвав нашу оборону, Гот устремился к Воронежу, ворвался в город и завязал тяжелые уличные бои. Пройдет полтора месяца, и уже Паулюс таким же образом ворвется в Сталинград. К чести советских войск ни Воронеж, ни Сталинград не были сданы. Немцы втянулись в этих городах в затяжные и кровопролитные бои за каждый квадратный метр, за каждый бугорок. Вот тут-то их первоначальный наступательный порыв стал иссякать.
Но танки Клейста, не теряя времени, стартовали из района Харькова. Не встречая сильного сопротивления, войска Листа в очередной раз захватили Ростов и вышли на кубанские и ставропольские просторы. Двадцать первого августа стрелки «Эдельвейс» водрузили над Эльбрусом флаг со свастикой. Это был по существу последний успех немцев в выполнении своих амбициозных планов. Не оправдался их расчет и на «пятую колонну» на Кавказе, состоявшую прежде всего из чечен и ингушей. Хотя горские банды насчитывали свыше пятнадцати тысяч человек, тем не менее органы госбезопасности и воинское командование сумело их нейтрализовать.
Возникло огненное полукольцо от Воронежа до Сталинграда, далее на юг до предгорий Кавказа, а оттуда на запад до Новороссийска. Удерживать его немцам с каждым днем становилось все труднее. Слаборазвитая дорожная сеть при чрезмерной удлиненности коммуникаций и неимоверная протяженность линии фронта привели к распылению сил, которые и без того ежедневно и неумолимо таяли. В конце концов немцам пришлось пойти на крайние средства: снять с флангов Сталинградского выступа немецкие части, заменив их итальянцами и венграми, а высвободившиеся силы бросить в топку Сталинграда, где собственно и решалась судьба всей летней кампании 1942 года. Ибо его потеря для немцев грозила перерасти в крупную катастрофу для всей группы армии «Юг».
Если посмотреть непредвзято на действия немецкого Верховного командования в этот период, то невольно приходишь к мысли, что оно повторило Харьковскую авантюру Хрущева-Тимошенко, но еще в большем масштабе. Гитлеровцы сами залезли в расставленную им мышеловку, беспредельно растянув линию фронта и свои коммуникации, оставив за своей спиной без особого внимания собранные советским командованием свежие и неплохо подготовленные армии. Особые комментарии здесь не требуются. Окружение и разгром немцев под Сталинградом — это лишь часть плана Ставки по уничтожению прорвавшегося врага, в котором Брянский фронт блистательно сыграл роль стены, прикрывшей инкубатор и тренировочный полигон наших стратегических резервов. А когда настал момент и эти резервы были задействованы, то оказалось, что свыше полутора миллионов немецких, итальянских и венгерских солдат нашли свою могилу между Волгой и Доном, между Воронежем и Кавказом. Не менее полумиллиона из них попали в плен. К сожалению, только из-за нерасторопности своего командира 7-й танковый корпус Ротмистрова не смог поставить в развернувшейся драме заключительный аккорд. Ростов и Батайск ему вовремя взять не удалось, что позволило части захватчиков унести ноги из капкана.
«Воронежские страданья», как называл впоследствии Виктор Григорьевич бои 1942 года на Брянском и Воронежском фронтах, проходили по сути на одних и тех же рубежах. Здесь необходимо различать июльские и августовские бои и сентябрьско-декабрьский период позиционной борьбы. В июльские дни, когда танки Гота рвались на восток и юго-восток, еще существовала прямая опасность, что немецкая 4-я танковая армия, форсировав Дон, повернет на север, туда, где были сосредоточены стратегические резервы Ставки. Чтобы не допустить этого, была брошена в бой еще не до конца подготовленная 5-я танковая армия Лизюкова. В августовские же дни, когда эта опасность миновала, а танки Гота, двигаясь правым берегом Дона, продвигались на юг, Ставка требовала уничтожения «землянской» группировки врага только для того, чтобы удержать в этом районе как можно больше сил немцев, не дать усилить ими Сталинградское направление. И это в какой-то мере удалось, так как целых две дивизии, одна пехотная и одна танковая (о чем пойдет речь ниже), столь необходимые Паулюсу, надолго застряли под Воронежем.
Но вот наступила осень. Советское командование с удовлетворением наблюдало, как гибли лучшие солдаты фюрера, прежде всего на руинах Сталинграда, а также у Грозного, Владикавказа, Новороссийска. Поэтому, набравшись максимумом терпения, оно ожидало, когда наступательный дух врага затухнет окончательно, а фланги наступающей группировки предельно ослабеют. На Брянском же фронте в это время установилось относительное затишье. Советские воины использовали его для боевой учебы. Но вот когда утром 19 ноября грохот артиллерийской подготовки под Сталинградом возвестил миру, что для фашистских захватчиков настал час возмездия, на заранее выбранные ударные позиции в районе Верхнего и Среднего Дона стали выходить отдохнувшие соединения, жаждущие боя и подготовленные в тылах Брянского фронта.
Центральным событием июльских боев был ввод в сражение 5-й танковой армии. Генерал-майор Александр Ильич Лизюков 4 июля получил директиву Ставки нанести силами своей армии контрудар с севера на юг в общем направлении на Землянск во фланг и в тыл группировки немецких войск, наступающих на Воронеж. Другими словами, ставилась задача сорвать переправу через Дон танков Гота. Для обеспечения успеха армия была усилена 7-м танковым корпусом генерала Ротмистрова. К сожалению, операция была слабо подготовлена. И командующий фронта генерал Голиков, и Генштаб, в лице самого Василевского, отдав соответствующий приказ, самоустранились. А ведь только срочная передислокация более трехсот танков своим ходом из-под Ельца к Воронежу — сама по себе крупная самостоятельная операция, в которой штаб фронта обязан был принять участие. Поэтому удар получился не бронированным кулаком, а растопыренными пальцами. В спешке, так как истекали сроки отданной директивы, корпуса вступили в бой без предварительной разведки, по частям, по мере их подхода к передовой. Первым 6 июля пошел в бой 7-й танковый корпус. Через два дня — 11-й танковый корпус. Наконец 10 июля — 2-й танковый корпус. Армия понесла большие потери. Говорить, что она не выполнила поставленную перед ней задачу, не приходится, так как Гот и не собирался форсировать Дон. Но бои с 5-й танковой армией задержали его танки у Воронежа больше чем на неделю, чем, в сущности, сорвали и без того «напряженный график» его наступления на юг. А это немало. Другими словами, так был заложен первый камень в победу под Сталинградом.
Пятнадцатого июля 5-я танковая армия директивой Ставки была расформирована. Генерал Лизюков, согласно той же директиве, назначался командиром 2-го танкового корпуса. Конечно же, это было понижение в должности. Но учитывая, что осенью 1942 года ту же судьбу едва не разделила и 3-я танковая армия, то в этом действии Ставки нельзя видеть что-то направленное лично против командарма. Верховному командованию в этот момент показалось, что время таких крупных танковых образований еще не подошло. Но для Александра Ильича, по-видимому, это было сильным моральным ударом. А на это его состояние дополнительным грузом лег тяжелый разговор, состоявшийся утром 23 июля 1942 года с временно исполняющим обязанности командующего Брянским фронтом генералом Чибисовым.
Впоследствии Виктор Григорьевич Лебедев рассказывал, что неприязненные отношения Лизюкова с Чибисовым сложились еще во время их службы в Ленинградском ВО. Тогда Никандр Евлампеевич, возглавлявший партийное бюро округа, дал для НКВД партийные характеристики на арестованных командиров 6-й танковой бригады — Лебедева и Лизюкова. Лебедеву он дал в целом положительную характеристику, и тот был тут же освобожден. Лизюкову — отрицательную, из-за чего тот провел под следствием около года.
Двадцать второго июля 1942 года 148-я танковая бригада из корпуса Лизюкова ушла в бой в направлении села Медвежье, и связь с ней потерялась. В целом было известно, что 148-я танковая бригада попала в окружение и ей на помощь Лизюковым выдвигалась 27-я танковая бригада. И тем не менее, прибыв на КП корпуса, Чибисов хлопнул по столу кулаком: «Где ваши танки, генерал? Вы или трус, или предатель!» После такого разговора с командующим Александр Ильич дал указание ускорить введение в бой 27-й танковой бригады, а сам вместе с полковым комиссаром Ассоровым сел в танк KB и без всякого сопровождения пошел на прорыв к своим окруженным бойцам. Впоследствии выяснилось, что танк Лизюкова попал в противотанковую засаду у урочища Сухая Верейка и был подбит. Из экипажа танка спасся лишь водитель-механик, который в дальнейшем попал в госпиталь, а далее затерялся среди миллионов советских солдат, воевавших с врагом. Также стало известно, что немцы и не догадывались, кто погиб 23 июля под огнем их противотанковых пушек. Известие о гибели генерала исходило от Катукова, якобы лично наблюдавшего его последний бой. К весне 1943 года эти сведения в целом подтвердились, и 2 июля 1943 года был опубликован указ Президиума Верховного Совета СССР о присвоении Первому Саратовскому Краснознаменному ордена Красной Звезды танковому училищу имени Героя Советского Союза генерал-майора А. И. Лизюкова.
В августовских боях 96-я танковая бригада имени Челябинского комсомола получила свое боевое крещение. Вначале, в первых числах июня, она прибыла в район южнее Тулы. Ее организационно подчинили 3-й танковой армии генерала Романенко, находившейся в резерве Ставки ВГК, и ввели в составе формируемого 15-го танкового корпуса генерала Копцова. В ее командование, кроме полковника Лебедева, входили начштаба майор Лозин и начальник политотдела батальонный комиссар Коротков. Первое время бригада пополнялась людьми и техникой. Личный состав занимался боевой подготовкой. Пятнадцатого июля бригада поступила в распоряжение Брянского фронта и своим ходом передислоцировалась в село Агничное Орловской, ныне Тульской, области. Тридцатого июля 1942 года ей отдается приказ занять позиции у поселка Каменка (Тербунский район Липецкой области) и готовиться к наступлению в составе 7-го танкового корпуса [22].
Тем временем вступивший в командование Брянским фронтом генерал Рокоссовский своей директивой от 3 августа 1942 года за № 0036/оп поставил задачу перед 38-й армией (генерал Чибисов):

…во взаимодействии с частями Воронежского фронта (организованного 9 июля 1942 года и действующего на левобережье Дона. — Н. Л.) в период с 10 по 17 августа уничтожить землянскую группировку противника… [23].

По данным разведки, на этом участке фронта советским войскам противостояли четыре немецкие пехотных дивизии, стоящие плечом к плечу в одну линию (340, 385, 387 и 377-я), а в оперативном резерве находились одна пехотная дивизия (68-я) и одна танковая (11-я). Считалось, что указанные немецкие соединения и плюс 9-я танковая дивизия, принимавшие участие в июльских боях на этих же рубежах с 5-й танковой армией и оперативной группой Брянского фронта (которой тогда временно командовал генерал Чибисов), понесли большие потери, от сорока до пятидесяти процентов. При этом разведка докладывала, что немецкое командование, учитывая результаты прошедших боев и недостаток сил, наступать на указанном участке фронта не собирается, а будет упорно обороняться, для чего интенсивно проводит инженерные работы по укреплению своих рубежей. В частности, в оперативных документах 38-й армии сохранились показания пленных о приказе командира 387-й пехотной дивизии:

…Обороняться до конца, при прорыве русских танков оставаться на месте и продолжать борьбу до последнего патрона…ни шагу назад… [24].

Наши наступающие войска, согласно той же директиве, были построены в четыре боевых группы. Правое крыло армии имело задачу максимально сковать противостоящие ему силы немцев. Оно было представлено 8-м кавалерийским корпусом и поддерживалось артиллерией 106-й стрелковой бригады. Три другие боевые группы — правая, под командой генерал-майора Ротмистрова; центральная, под командой генерал-майора Лазарева; левая, под командой генерал-майора Катукова — наносили врагу основной удар.
В составе группы Ротмистрова наступали 7-я мотострелковая бригада, которая взаимодействовала с 3-й гвардейской танковой бригадой, 229-я стрелковая бригада с 86-й танковой бригадой и 248-я стрелковая бригада с 96-й танковой бригадой. Группа Ротмистрова была усилена пятью артиллерийскими полками и четырьмя полками катюш, имея задачей по мере движения через деревню Малая Верейка на Землянск разгромить 340-ю и 385-ю пехотные дивизии немцев и овладеть рубежом Михайловка, Малая Верейка, Землянск, Перлевка, Русская Гвоздевка. Так как Рокоссовский перенес начало наступления с 10 на 12 августа, то 11 августа группа Ротмистрова провела частную операцию по улучшению своих позиций. Начав ее в шестнадцать часов тридцать минут, войска сразу столкнулись с серьезным сопротивлением. Противник задействовал в обороне практически всю свою артиллерию, что сказалось на темпах продвижения, а также привело к большим потерям в живой силе и технике. Особо пострадала 229-я стрелковая бригада, потерявшая около шестисот человек. Общие потери группы составили около тысячи человек и шестьдесят танков.
Непосредственно 96-я танковая бригада в этот день вела бой в районе села Перекоповка (Семилукский район Воронежской области), наступая из района села Каменка. Об этом бое Виктор Григорьевич вспоминал:

Первый бой бригада вела, будучи приданной 7-му танковому корпусу, которым тогда командовал генерал Ротмистров под наблюдением сопровождавшего бригаду заместителя командующего 3-й танковой армии генерал-майора Рыбалко. У деревни Вислая Поляна танки бригады прорвались вглубь обороны немцев на 12 километров, но из-за отсутствия общего успеха в наступлении вынуждены были отойти и занять оборону [25].

В составе центральной боевой группы (группа Лазарева) наступали 12-я мотострелковая бригада с 53-й танковой бригадой, 237-я стрелковая дивизия с 59-й танковой бригадой и 349-я стрелковая дивизия с 160-й танковой бригадой. В ее задачу входило нанести удар правым флангом из района Озерка, прорвать фронт противника в районе Высочино и с ходу овладеть рубежом Гремячье, Лебяжье, в дальнейшем развивая наступление на Сомово, Чистую Поляну, Малую Верейку.
В составе левой боевой группы (группа Катукова) наступали 167-я стрелковая дивизия совместно с 89-й танковой бригадой, 1-я мотострелковая бригада с 1-й гвардейской танковой бригадой и 104-я стрелковая бригада с 49-й танковой бригадой. Они должны были нанести удар в направлении Каверье, прорвав фронт у Большей Верейки, выйти на рубеж Чуриково, Каверье, Скляево, развивая наступление на Русскую Гвоздевку.
Общее наступление началось 12 августа в пять часов утра после тридцатиминутной артиллерийской подготовки и бомбового удара по выявленным опорным пунктам противника. Уже к вечеру выявилось:

1. Задача дня не выполнена ни одной оперативной группой.
2. Недостаточные данные о системе обороны противника отразились на эффективности артиллерийской обработки переднего края. Артиллерия не имела в достаточном количестве выявленных целей в опорных пунктах и на переднем крае обороны противника, что послужило причиной медленного продвижения пехоты, а также больших ее потерь.
3. Благодаря бомбардировочному удару противника, проходящему с небольшими перерывами, наступление пехоты, и особенно танков, было весьма медленным (немецкая авиация имела серьезное преимущество в воздухе. — Н. Л.).
4. Не зная истинного положения на фронте, штабы оперативных групп, дезинформированные снизу, доносили о продвижении передовых подразделений как о действиях всей частью (ложная информация от Ротмистрова о занятии рощ у Восточной Ивановки).
5. Взаимодействие родов войск на поле боя осуществлялось слабо.
6. Общие потери свыше четырех тысяч убитыми и раненными. Потери танков — 60 машин, что с потерянными за 11 августа составляет около ста машин или четверть всего состава танков первой линии [26].

Итоги наступления следующего дня, 13 августа, вновь были неутешительные. Продвижению войск мешали сильный заградительный огонь вражеской артиллерии, обилие минных полей на подходах к опорным пунктам обороны противника, господство немецкой авиации в воздухе, а также слабо налаженное взаимодействие родов войск и неудовлетворительное руководство боем штабами оперативных групп. Общие потери наступающих войск за 13 августа превышали потери первого дня. Особенно большие потери были у Ротмистрова. Лучше всего дела обстояли у Катукова, чьи войска сумели значительно потеснить противника (от трех до пяти километров). Для развития успеха командующим фронтом была отдана команда: в ночь с 13 на 14 августа передать Катукову 150-ю танковую и 253-ю стрелковую бригады. При подведении итогов за 14 августа стало ясно, что наступление правой группы и центра заглохло. Войска этих групп увязли в отражении мощных контратак противника. Продвижение же группы Катукова замедлилось возросшим сопротивлением. Пятнадцатого августа три из четырех оперативных групп отражали яростные контратаки немцев. Выяснилось, что имеющиеся у противника силы были подкреплены подошедшими 22-й танковой и 57-й пехотной дивизиями. Немецкое командование собиралось направлять их к Сталинграду, но вынуждено было вернуть назад. Лишь войска группы Катукова, преодолевая сопротивление врага, продолжали наступать на деревни Рубцово и Каверье. В этот день был зафиксирован факт предательства. Командир 253-й стрелковой бригады, полковник Бабенко, пытался перейти на сторону врага. Предатель был остановлен офицерами штаба бригады, оказал вооруженное сопротивление и был убит в перестрелке.
В ночь с 15 на 16 августа командующий фронтом, видя безуспешность проведенных атак, дал команду всем войскам, участвующих в наступлении, перейти к обороне.
Об этих днях рассказывает и Михаил Ефимович Катуков:
Правее 1-го танкового корпуса занял исходное положение 2-й танковый корпус. Рядом действовал 7-й танковый корпус под командованием генерал-майора П. А. Ротмистрова, правее его — 11-й танковый корпус генерал-майора И. Г. Лазарева. Наши танковые корпуса готовились к контрудару в общем направлении Землянск — Гремячье с задачей прорвать вражескую оборону и выйти к Дону западнее Воронежа. Готовились мы со всей ответственностью: машины приводились в порядок, подвозилось горючее и боеприпасы. Правда, разведка переднего края обороны противника показала, что враг на этом участке создал мощную глубоко эшелонированную оборону. Сведения были малоутешительные. Они наводили на мысль, что наступление будет протекать в тяжелых условиях и может привести к потерям.
Прежде чем бросать машины в бой, необходимо подавить огневые точки врага. Но для этого у нас не было ни артиллерии, ни авиации. Однако приказ есть приказ.
4 августа (Михаил Ефимович, по-видимому, ошибся в дате, дело было 12 августа. — Н. Л.) с группой штабных командиров я стоял на своем КП, размещавшимся в полуразрушенном амбаре на окраине села. Над широкой равниной, над которой еще висели клочья тумана, поднялось солнце. Оно казалось огромным и кроваво-красным. Непрерывно гудит зуммер, и телефонист передает мне трубку: командиры частей и подразделений докладывают о выходе на исходные позиции для атаки.
Но вот утреннюю тишину взорвал грохот артиллерийской канонады. Налет артполка стрелковой дивизии, действовавшей на нашем участке, продолжался минут пятнадцать, а когда затихло, загудели танковые моторы. Части корпуса пошли в атаку.
Танки не успели пройти и сотни метров, как равнину покрыли столбы взрывов. Противник встретил атакующие танки шквальным артиллерийским огнем.
Рядом со мной беспокойно покусывал губы М. Т. Никитин (начштаба корпуса. — Н. Л.).
– Смотрите! — крикнул он. — Танки горят!
Но я уже видел и сам: над пятью нашими машинами колыхались черные космы дыма.
– Разве это артналет? — сказал я. — Огневые точки остались неподавленными! Пожгут фрицы наши танки.
И действительно, огонь противника был убийственным; он вел его с хорошо замаскированных позиций.
Мне стало душно. Я расстегнул ворот гимнастерки и не успел вытереть взмокший лоб, как раздался крик: «Воздух!» Сквозь желтую завесу пыли видно было, как стремительно наползают на передовые позиции несколько звеньев «юнкерсов». Звенья сделали круг и обрушили весь свой бомбовый груз на позиции артиллерийского полка. Прошу соединить меня с командиром полка, но связь не работает. Неужели мы остались без огневой поддержки?
Пока я пытался связаться с артиллеристами, над полем появились новые звенья «юнкерсов». На сей раз они обрушились на атакующие танки. Не прошло и получаса с начала наступления, а на поле уже пылало с десяток наших танков. Ясно, что атака захлебывается.
Но в эту минуту раздался звонок из штаба взаимодействующей с нами 4-й (по-видимому, 104-й. — Н. Л.) стрелковой бригады. Она наступала на левом фланге вдоль берега Дона. Здесь стрелки и танкисты прорвали оборону противника и рывком продвинулись на 4 километра. Приказываю перебросить на этот участок одну из бригад, чтобы развить и закрепить успех, и в напряжении жду результатов. Но, к сожалению, и здесь противнику удается остановить наше продвижение. Все попытки атаковать ни к чему не привели. Наступление на придонском участке застопорилось.
Прибывший офицер связи из соседнего 2-го танкового корпуса, который наступал правее нас, сообщил, что и соседи тоже потерпели неудачу.
До середины августа танковые корпуса во взаимодействии с 38-й армией Воронежского фронта пытались прорвать оборону противника. Но все наши попытки не увенчались успехом. Единственно, чего мы добились, — это врезались маленьким 4-километровым клином в расположение гитлеровцев на левом фланге нашего корпуса, на правом берегу Дона [27].
Всю осень и начало зимы, с 13 августа по 15 декабря 1942 года, 96-я бригада вела оборонительные бои у села Каменка, будучи подчиненной 38-й армии. За это время и танкисты, и пехотинцы, не теряя времени даром, учились воевать, тщательно анализируя совершенные в предшествующих боях ошибки. Полковник Войцик, заместитель командующего 38-й армией по танковым войскам в адрес 96-й танковой бригады замечает:

Бригада за время пребывания в 38-й армии участвовала в наступательных боях в период с 10 по 20 августа 1942 года в составе 7-й ТК и нанесла противнику следующий урон: уничтожено штаб-офицеров — 3, обер-офицеров — 7, унтер-офицеров — 19, солдат — 706, верховых лошадей — 21, артиллерийских лошадей обозных — 14, легких пулеметов — 14, станковых — 1, пушек — 28, танков — 2, бронемашин — 2, легковых машин — 1, грузовых — 1, штабных — З, самолетов — 3. Эти проведенные бои для 96-й танковой бригады были первыми боями, она до этого по сути дела была не обстреляна. Одним из важнейших недочетов в ее действиях являлась большая потеря боевой материальной части.
Под руководством полковника Лебедева проделана большая работа по восстановлению боеспособности бригады после проведенных боев. В данный момент бригада вполне боеспособна, сколочена и является хорошей бригадой в составе танковых войск 38-й армии. Сейчас бригада находится в обороне. Полковник тов. Лебедев умело организовал оборону и взаимодействие со стрелковыми дивизиями [28].

Но вот пробил час и 15 декабря бригада получает приказ сосредоточиться в селе Николо-Варваровка Воронежской области для подготовки к прорыву немецкой обороны в районе села Щучье, действуя в составе 18-го отдельного стрелкового корпуса Воронежского фронта [29]. Но это уже другая история.

            Они дрались как истинно русские люди…
Есть на географической карте города, которые пользуются широкой известностью, а есть мало кому известные хутора и деревни. Часто за скромными названиями того, что мы называем просто населенным пунктом, может скрываться славная судьба или бессмертная боевая слава. Взять, например, Шенграбен в Австрии. Здесь шеститысячный отряд князя Петра Багратиона в 1805 году, спасая всю остальную русскую армию, удержал боем тридцатитысячный корпус прославленного наполеоновского маршала Мюрата. Или небольшая белорусская деревня Салтановка под Могилевом. Здесь отряд генерала Николая Николаевича Раевского в 1812 году, спасая вторую русскую армию князя Багратиона, задержал боем корпус маршала Даву.
На юго-западных склонах Среднерусской возвышенности в Мантуровском районе Курской области находится неприметное село Пузачи. Оно располагается в полутора километрах от развилки дорог Тим – Мантурово – Старый Оскол. В центре села самая высокая точка восточной части области. В этой точке находится памятник и братская могила. Свою славу село приобрело в годы Великой Отечественной войны. Здесь с 9 по 12 февраля 1943 года шел крупный бой, который до сих пор представляется многим простой легендой.
Исторический фон этого боя составляет Воронежско-Касторненская наступательная операция, проводимая в период 24 января – 2 февраля 1943 года войсками Воронежского фронта под командой генерал-полковника Ф. И. Голикова и левого крыла Брянского фронта под командой генерал-лейтенанта М. А. Рейтера. В ходе этой операции, юго-восточнее города Касторное, в окружении оказались основные силы 2-й немецкой армии и 3-го венгерского корпуса — всего около девяти дивизий. Для их уничтожения были направлены 38-я и часть 40-й армий из состава Воронежского фронта.
Однако из-за недостатка сил, вызванного непогодой, и нечеткого взаимодействия между нашими войсками, противник смог прорваться и 2 февраля начать отход. Семнадцатого февраля на запад, в район города Обоянь, из состава шести пехотных дивизий 2-й немецкой армии удалось вырваться лишь семи тысячам человек. Они вышли деморализованными, растерявшими всю боевую технику. Более шести тысяч врагов нашли свой покой или попали в плен у малоизвестного курского села. Преградили им дорогу воины 96-й отдельной танковой бригады имени Челябинского комсомола под командой Лебедева Виктора Григорьевича, которому только перед этим Постановлением Совета народных комиссаров от 19 января 1943 года [30] за успешное командование танковой бригадой было присвоено звание генерал-майора танковых войск.
Пятнадцатого декабря 96-я бригада была передислоцирована из села Каменка Липецкой области на юг от Воронежа. Она вошла в состав ударной группы Воронежского фронта, имевшей задачу: ударом из района Щучье, находящегося в излучении Дона, содействовать нашим войскам, окружившим под Сталинградом 6-ю немецкую армию фельдмаршала Паулюса. Наступление, известное под названием Острогожско-Россошанская операция, началось 14 января 1943 года. Несмотря на тяжелые условия зимних боев, бригада, действуя автономно, прорвала оборону противника и быстро овладела станциями Подгорное, Сагуны, взяв большое количество пленных и техники. Генерал Радкевич, командующий бронетанковыми войсками Воронежского фронта в отчете об этих боях написал:

Во взаимодействии с 219-й сд и дивизионом РС с 14 по 20 января бригада освободила более восьмидесяти населенных пунктов... За время боев ею уничтожено 3574 солдат и офицеров, винтовок и автоматов — 2936, пулеметов — 375, орудий разных калибров — 99, танков — 5, бронемашин — 1, танкеток — 14, автомашин — 328, повозок — 435, минометов — 83. Захвачены пленные и трофеи: солдат и офицеров — 5295, лошадей — 1564, винтовок и автоматов — 595, пулеметов — 1165, орудий разных калибров — 142, шестиствольный миномет — 1, автомашин — 908, тракторов — 6, мотоциклов — 149, повозок — 612, раций — 7, минометов — 1, раций — 12 и много другого имущества.

Далее он сообщает уже о самом командире бригады:

Генерал-майор танковых войск тов. Лебедев смел, решителен. О его славных победах по пути наступления бригады знает все население и о нем идет слава как о героическом, смелом командире Красной Армии» [31].

За эти бои Виктор Григорьевич Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 февраля был награжден орденом Суворова 2-й степени [32].
Впоследствии генерал Лебедев вспоминал, что бригада, получив 2 февраля всего четыре дня на передышку и на подготовку дальнейшего наступления, вновь решительно вступила в бой. На этот раз ей ставилась задача принять участие в окружении и уничтожении Воронежской группировки немцев, которая завершала Воронежско-Касторненскую операцию. Шестого февраля офицер связи 38-й армии передал приказ командующего армии генерала Чибисова: преградить отход разбитой группировке противника в районе Мантурово. В ночь с 7 на 8 февраля 1943 года, пройдя никем не занятый Старый Оскол, бригада наткнулась на отходившие колонны противника, состоящие из немцев, венгров, датчан и финнов. Пользуясь сильнейшей вьюгой как прикрытием от наземного наблюдения и со стороны авиации, бригада быстро продвигалась, рассеивая колонны противника. Весь путь от Старого Оскола до села Лобовы Дворы оказался усеян битой вражеской техникой и трупами врагов. На подходе к селу бригада атаковала тяжелый артполк немцев и уничтожила всю его технику, скопившуюся перед огромными сугробами на перевале к Мантурово. Застигнутые врасплох немцы не успели воспользоваться имеющимися у них орудиями и магнитными минами, которые впервые в большом количестве были обнаружены нашими бойцами у врага. Местные жители села сообщили генералу, что к соседнему селу Пузачи приближается большая механизированная колонна немцев и, вопреки имеющимся у Виктора Григорьевича сведениям, которые исходили из штаба армии, наших там нет никого. Хотя в селе должны были находиться части 167-й стрелковой дивизии. Оценив обстановку, командир бригады принял решение срочно двигаться к Пузачам и, не дожидаясь подхода других наших частей, занять оборону имеющимися в наличии силами. И вовремя. Уже к вечеру 9 февраля село было атаковано основными силами тринадцатитысячной группировки немцев, отступавшей от Горшечного.
В шеститомном труде, изданном в шестидесятые годы, эти и дальнейшие события выглядят следующим образом:

После завершения окружения противника в районе Касторное войска правого крыла Воронежского фронта в течение трех дней, с 29 января по 1 февраля, вели боевые действия по уничтожению главных сил воронежско-касторненской группировки, оказавшихся юго-восточнее поселка Касторное. Фронт окружения, однако, не был сплошным. Оставались еще не занятые советскими войсками промежутки. Поэтому основным силам вражеской группировки удалось прорваться в район Горшечное – Старый Оскол, где бои шли до 2 февраля. Некоторые вражеские части и соединения сумели вырваться на запад и из района Горшечное – Старый Оскол. Но многие из них вновь были настигнуты и окружены советскими войсками.
Ликвидация окруженных дивизий проходила в сложной обстановке. Попавшие в «котлы» части противника искали выход, пытаясь нащупать слабое место в кольце окружения. Особенно яростные бои завязывались на дорогах, по которым вражеские части отходили на запад.
9 февраля командир 96-й танковой бригады имени Челябинского комсомола генерал-майор В. Г. Лебедев получил от своей разведки донесение, что в сторону Мантурово по дороге движется большая колонна противника численностью до 13 тысяч человек. Командир бригады приказал атаковать ее на максимальной скорости. Танки с автоматчиками на броне неожиданно врезались в колонну, состоявшую из 150 машин и 30 самоходных орудий, уничтожили 1500 солдат и офицеров, захватили до 2500 пленных. Затем часть танкистов оседлала развилку дороги у деревни Пузачи, отрезав путь отхода немцам на Мантурово.
Ночью противник подошел к окраине деревни. Силы его во много раз превышали силы танкистов. Всю ночь и весь следующий день гитлеровцы упорно старались прорваться, но все их попытки терпели неудачу. Танкисты дрались геройски, и первыми среди героев были коммунисты и комсомольцы. Пулеметный расчет коммуниста И. С. Поскребышева был выведен из строя. Тогда он один выдвинулся вперед и метким кинжальным огнем истребил до 100 гитлеровцев. Через некоторое время враг снова пошел в атаку. Поскребышев, подпустив фашистских солдат на 50 метров, открыл огонь и вновь отбросил их. Раненный в руку, он не покидал поля боя и пал смертью героя, сражаясь до последней минуты.
С группой автоматчиков действовал танк старшего лейтенанта А. Ф. Щеглова (командир 331-го отдельного танкового батальона. — Н. Л.). Подобно кочующему орудию, танк появлялся там, где грозила опасность прорыва. Кончились боеприпасы и горючее, танк остановился. Гитлеровцы решили взять танкистов живыми. Со всех сторон двигались к боевой машине вражеские солдаты, но экипаж не прекращал борьбы. Из танка полетели гранаты. Немцы в растерянности отпрянули назад. Экипаж выбрался из танка и с возгласом: «Советские танкисты не сдаются!» — бросился в последнюю атаку.
К вечеру от защитников деревни Пузачи уцелела небольшая группа — 32 человека (тридцать шесть. — Н. Л.). Они заняли круговую оборону на окраине деревни в одном из колхозных сараев. Храбрецы решили сражаться до последнего патрона, но путь отхода гитлеровцам не открывать. Маленький гарнизон продолжал упорно драться. Тринадцать бешеных атак врага были отбиты. Гитлеровцы подожгли соседний дом, в котором находилась группа раненых советских бойцов и командиров. Помощник начальника политотдела бригады старший лейтенант И. А. Бабкин под пулями врага бросился к раненым. Он спас многих из них, но вскоре осколками гранаты сам был смертельно ранен. Немцы подожгли сарай, в котором оборонялись герои. Оставшиеся в живых, стреляя из автоматов, бросились в атаку. Им удалось прорвать окружение и соединиться с основными силами бригады. Наутро противник был выбит из деревни. У сарая, где сражалась горстка храбрецов, было обнаружено 240 убитых солдат и офицеров врага [33].

Запись же в журнале боевых действий 38-й армии за 9 февраля сообщает:

96-я ТБр — в составе роты танков (Т-34 — 5, Т-60 — 2), роты мотострелков и противотанковой батареи получила задачу (боевое распоряжение № 053 от 08.02) атаковать отходящего противника с тыла в районе Лобовы Дворы и Репецкая Плота и во взаимодействии с 167-й стрелковой дивизией наступать на Мантурово. Выступив 08.02 и двигаясь из Знаменки на Верхний Стужень (населенные пункты к северу от Старого Оскола. — Н. Л.), бригада 09.02 в 18.00 настигла в районе Верхний Стужень колонну противника, отходившего из Старого Оскола на Тим. Танки врезались в хвост колонны и в результате короткого боя разгромили ее. Уничтожено 1500 и взято в плен 2000 солдат и офицеров противника. Уничтожено 8 орудий, 40 автомашин, свыше 200 подвод. Захвачены трофеи: 17 пушек, 1 самоходное орудие, свыше 150 автомашин и другое имущество. Разгромлен штаб немецкой воинской части № 21937.

Запись в журнале за 10 февраля:

Остатки окруженной группировки противника, оказывая упорное сопротивление сильными заслонами, продолжает пробиваться в общем направлении на Солнцево (восточнее Обояни. — Н. Л.). Войска армии получили приказ закончить разгром окруженных вражеских войск. Трехдневная метель превратила дороги в непроходимые для автотранспорта. Доставка боеприпасов, продуктов и фуража соединениям армии прекратилась, что ухудшило и без того тяжелое положение войск, в связи с отставанием тылов. В этих условиях борьба с окруженным и яростно сопротивляющимся врагом представляет для войск сложную задачу. Несмотря на эти обстоятельства, войска армии, охваченные наступательным порывом, испытывая недостаток в боеприпасах и продуктах питания, продолжают громить многочисленного и обеспеченного боеприпасами противника…96-я бригада, совершив наступательный марш Лобовы Дворы – Пузачи, ведет бой с колоннами противника южнее Пузачей, отбивая частые яростные атаки».

Запись в журнале за 11 февраля:

Войска армии частью сил продолжали уничтожать и пленить окруженного противника. Другой частью, выполняя приказ № 03/оп от 10.02, двигалась в указанные районы сосредоточения. Противник продолжал оказывать упорное сопротивление и пробиваться через Мантурово на Солнцево и далее на запад… 96-я бригада, обороняя Пузачи, отбила девять психических атак немцев, уничтожив при этом 800 солдат и офицеров (до батальона. — Н. Л.). Превосходящими силами противнику удалось окружить бригаду в Пузачах. Только израсходовав все боеприпасы и потеряв все танки, группа командиров и экипажей во главе с командиром бригады к утру 12.02 вышла из окружения (отойдя на северную окраину села. — Н. Л.).

Запись в журнале за 12 февраля:

Прорвавшиеся остатки Горшечнинской и Старооскольской группировок, продолжая оказывать упорное сопротивление, отходят на Мантурово и Субботино на Солнцево. В 16.00 из Пузачей на Мантурово вырвалась небольшая (до батальона. — Н. Л.) последняя группа Горшечнинской группировки [34].

Итак, оставшиеся после длительных переходов и боев двести двадцать восемь танкистов, оставшись практически без горючего и масла для танков и не имея связи с другими войсками, встали стеной против тринадцати тысяч немцев. Сражаться с врагом помогала прежде всего погода. Вьюжило. Снежная завеса порой не позволяла различать что-либо и в пяти шагах. Снежный покров был столь глубок, что не позволял немцам обходить позиции, занятые нашими бойцами. Враг мог наступать лишь такими силами, которые наши бойцы могли отражать. Помогала и русская смекалка. На врага были развернуты захваченные ранее трофейные орудия. Стрелковое оружие и патроны к ним в изобилии валялись вокруг. Большую помощь оказывали местные жители. Они в основном собирали и подносили нашим бойцам подобранное оружие. Они же приносили сражающимся горячую еду. На их долю выпало выносить из боя раненых, укрывать их и ухаживать за ними.
Ефросинья Ивановна Хомякова, местная жительница, будучи тогда пятнадцатилетней девушкой, вспоминала событие шестидесятилетней давности. По ее словам, немцам удалось окружить, облить бензином и поджечь два дома на краю села, где находились раненые. Одному из них удалось спастись. Девушки под огнем подхватили его и перенесли в соседний амбар. Чуть позже они на санках перевезли раненого в находящийся поблизости дом Анны Дмитриевны Ушаковой. Раздеть-то его раздели, а вот разуть не смогли. Кровь пристыла к валенкам. Позже раненого накормили и уложили на печку. Пока женщины ухаживали за ним, соседи укрывали других раненых в своих погребах [35].
Высокое чувство долга в бою проявила лейтенант медицинской службы Феодора Андреевна Пушина, которая вывела из-под огня противника пятьдесят семь раненых бойцов и командиров, оказав им первую помощь. Когда же силы обороняющихся стали иссякать, она быстро и четко выполнила приказ командира бригады об эвакуации медицинского пункта. Вместе с ней был эвакуирован и воспитанник 96-й бригады четырнадцатилетний Сережа Батищев. Ему было дано особое задание. Он вынес на себе из боя знамя бригады.
В течение двух суток танкисты отбивали непрерывные атаки немцев. К вечеру 11 февраля напор врага стал ослабевать. Со стороны Мантурово слышен был грохот пушечной пальбы подошедшей туда 104-й отдельной стрелковой дивизии. К утру 12 февраля бой непосредственно у села прекратился. Немцы начали сдаваться большими группами, а уцелевшие бойцы бригады приступили к очистке села от недобитых гитлеровцев. Помогали им в этом деле местные жители. Они-то и привели к командиру бригады некую Елену Есенину, служившую немцам переводчицей и отступающую вместе с противником из Воронежа. Не имея возможности в тот момент передать ее в контрразведку (вокруг шел бой) Виктор Григорьевич приказал сержанту Цыганову, своему адъютанту, ее расстрелять.
Из двухсот двадцати восьми человек, вступивших в бой, осталось в строю тридцать шесть человек, из них четырнадцать раненых, включая самого командира бригады. Пятьдесят семь человек были эвакуированы Пушиной в безопасное место. Сто тридцать пять человек навеки остались лежать в Курской земле. Здесь уместно сказать, что существенный урон нанесли бригаде власовцы, которые подманивали своими криками отползавших раненых и приканчивали их.
Командующий 38-й армией Никандр Евлампеевич Чибисов особым приказом поблагодарил бойцов и командиров 96-й отдельной танковой бригады за мужество и героизм, проявленные ими в бою у села Пузачи. В приказе было сказано: «Вы дрались как истинно русские люди, как советские патриоты...»
Все участники боя были награждены высокими правительственными наградами. Тридцать два человека удостоились ордена Красной Звезды. Командир же бригады получил выговор от командования фронтом, командующего генерала Ватутина и члена Военного совета Хрущева, за самоуправство, проявившееся в расстреле выявленной вражеской разведчицы [36].
Подводя итоги боя, необходимо сказать, что длительная задержка вражеской колонны в районе села Пузачи обеспечила успех левого крыла войск 60-й армии Воронежского фронта, наступавшей севернее 38-й армии. При этом враг только у самого села потерял свыше двух тысяч человек убитыми и свыше трех тысяч пленными. На самом деле потери были большими, так как глубокий снег не позволял произвести более точный подсчет убитых. Запись в журнале боевых действий 38-й армии сообщает:

Бои с Горшечнинской и Старооскольской группировками противника задержали войска армии от выполнения основной задачи на 6–7 дней. Из-за отсутствия своевременной и достоверной информации о численности, составе, вооружении противника разгром окруженных войск затянулся, а частью сил он избежал пленения и уничтожения, прорвавшись на запад. Прорыв Старооскольской группировки численностью до 16 тысяч человек и появление ее в полосе армии явилось неожиданностью для войск армии, что значительно усложнило борьбу с ней. Армия выполнила поставленную задачу по разгрому группировок противника. Больше половины, до 10 тысяч человек живой силы противника, было уничтожено и пленено. Вся артиллерия, автотранспорт и почти весь обоз противником был оставлен [34].
В начале марта, после доукомплектования личным составом и техникой, бригада заняла оборонительные позиции западнее Белгорода. Затем по приказу командующего БТМВ фронта генерала Радкевича она форсированным маршем вышла к Борисовке, которая была занята дивизией СС «Мертвая голова». При подходе к городу головная походная застава (ГПЗ) из тринадцати танков столкнулась с немецкой танковой колонной, состоящей из новых немецких танков Т-6 «Тигр» и самоходок тяжелого типа. Наша группа быстро, опережая немцев, развернулась и пошла в атаку на врага, не дожидаясь подхода остальной части бригады. Атака для врага оказалась неожиданной. Восемь вражеских танков и около десяти автомашин загорелись. В колонне немцев возникла было паника, но эсэсовцы достаточно быстро оправились. Их танки и самоходки открыли ответный огонь. Головная застава, потеряв девять машин, отступила. Танки врага имели на тот момент заметное превосходство в дальности прямого выстрела.
В ночь на 16 марта по приказу командующего 40-й армии генерала Москаленко бригада попыталась овладеть Борисовкой. Противотанковая батарея и 331-й отдельный танковый батальон капитана Щеглова огнем с места осуществляли артиллерийскую поддержку атаки; 228-й отдельный танковый батальон капитана Кулькова вместе с мотострелками бригады, обойдя город с востока, устремились к его центру. Не ожидавшие такого маневра эсэсовцы вынуждены были привлечь значительные силы для защиты города. Бой шел до утра с переменным успехом. В его ход вмешался генерал Радкевич, посчитавший неразумными распоряжения командующего 40-й армии. Бригаде был отдан приказ выйти из боя.
Так как к концу марта фронт стабилизировался, то часть бригад расположились к северо-востоку от Белгорода, в районе села Гостищево, а часть — в селе Короча. Личный состав занялся боевой подготовкой. Бригаде предстояло участвовать в битве на Курской дуге.

            Огненная Дуга
Шестьсот лет русские люди хранят память о Куликовской битве. Почти четыреста лет склоняют головы перед памятью павших на Москве, в бою у Крымского брода и на Девичьем поле. Триста лет не ветшает память о славе, добытой нашими предками под Полтавой. Двести лет не увядающим цветом сияет слава Бородина. Точно так же никогда не смолкнет слава солдат Курской битвы. Тех, кто мужественно сражался под Понырями и Ольховаткой, под Белгородом, под Яковлевым, на верхней Пене и в верховьях Северского Донца. И, конечно, тех, кто дрался в сражении, которое развернулось 12 июля на «танковом поле» под Прохоровкой.
Подвиги рядовых – солдат, сержантов и офицеров, тех, кто своими жизнями решал исход боя и подвиги генералов – тех, кто брал на себя ответственность за его ход, отличны друг от друга. Прохоровка является прекрасным доказательством этого тезиса. Десятки лет людям внушалось: «Здесь произошло крупнейшее танковое сражение. В общей сложности в нём участвовали 1100 танков и самоходных орудий. Ожесточённая схватка длилась до позднего вечера. Многотонные стальные машины превращались в груды металлического лома. С танков летели башни, стволы пушек, на куски рвались гусеницы …». [37]
Чтобы не возникало сомнений в сказанном, привлекались воспоминания полководцев. Жуков, например, сообщает: «К исходу дня на участке Воронежского фронта наступил опасный кризис сражения. Согласно ранее разработанному плану, Ставка подтянула из своего резерва сюда, в район Прохоровки, 5-ю гвардейскую общевойсковую и 5-ю гвардейскую танковую армии и наутро 12 июля ввела их в сражение. Вступив в дело, 5-я танковая армия генерала П. А. Ротмистрова имела в строю более 800 танков и самоходно-артиллерийских установок. Противник в общей сложности имел на обоянском и прохоровском направлениях не меньшее количество танков, но боевой дух его войск был уже надломлен в предшествовавших сражениях с войсками 6-й гвардейской армии, 1-й танковой и 7-й гвардейской армий. В течение 12 июля на Воронежском фронте шла величайшая битва танкистов, артиллеристов, стрелков и лётчиков, особенно ожесточённая на прохоровском направлении, где наиболее успешно действовала 5-я гвардейская танковая армия под командованием генерала П.А. Ротмистрова». [38]
В той или иной степени ему вторит Василевский. «Главным итогом оборонительного сражения следует, на мой взгляд, считать поражение танковых соединений врага, в результате чего возникло особо благоприятное для нас соотношение сил по этому важному роду войск. В значительной степени способствовал тому выигрыш нами крупного встречного танкового сражения южнее Прохоровки в 30 км от Белгорода. Мне довелось быть свидетелем этого поистине титанического поединка двух стальных армад (до 1200 танков и САУ), который произошёл на южном фасе Курской дуги 12 июля». [39] Ну раз они так говорят…
Однако существует три обстоятельства. Первое, когда оказываешься непосредственно на «танковом» поле, то поражаешься, а как могли здесь развернуться более тысячи танков, когда тут и двум сотням жутко тесно. Второе, в боевом донесении командующего войсками Воронежского фронта №00219 Верховному Главнокомандующему о ходе боевых действий 12 июля 1943-го года за подписями Ватутина и Хрущёва о каком-то величайшем танковом сражении ни слова. Зато сказано: «В течение 12.7 противник при поддержке бомбардировочной авиации продолжал активные действия из района Грезное, Мал. Маячки, Тетеревино (северное) в направлении на Прохоровку…», и далее «Изменений в группировке противника за 12.7 не отмечается». [40] И, наконец, почему касаясь этого боя, как передавал «солдатский телеграф», Верховный, якобы, в сердцах бросил: «Это каким же м…м нужно было быть, чтобы за два часа спалить целую танковую армию». Откуда эти слова стали широко известны, непонятно. Но, как вспоминали участники сражения (генерал Лебедев), выражение стало «гулять» по войскам Воронежского фронта буквально через несколько дней после окончания самого боя.
Основывающиеся на документах современные исследователи (Замулин, Лопуховский) показывают, что на направлении главного удара 12-го июля у Ротмистрова приняло участие 368 танков и самоходных орудий. Немецкая же сторона смогла выставить 160 танков, включая «тигров», и 40 самоходных орудий. [41] Ориентировочно, обе стороны потеряли свыше 50-ти процентов своего состава. При этом не надо упускать из вида, что не менее ожесточённые бои, с массовым использованием танков, в этот же день шли по всей, более чем семидесятикилометровой, линии огневого соприкосновения войск Воронежского фронта и немецкой группы армий «Юг». Особое положение Прохоровки заключалось лишь в том, что здесь находился фронтовой рубеж, и его прорыв мог привести к тяжелейшим последствиям, а конкретно, к выходу немцев на оперативный простор.
Автором мифа о «крупнейшем» и «величайшем» являлся генерал Ротмистров, командующий 5-ой гвардейской танковой армией. До 1956-го года он о своих «подвигах» помалкивал. Не дай бог, кто-нибудь мог ему напомнить, что для разбора «полётов», совершённых 12-го июля им лично, из Москвы выезжала целая комиссия во главе с Маленковым. Ну а после XX-го съезда он, по-видимому, оказал Хрущёву такую услугу, что тот, не только сам поддержал его откровенную ложь, но и заставил Жукова с Василевским освятить её своими именами.
Все разговоры о «крупнейшем» и «величайшем» оскорбляют память бойцов, сражавшихся и умиравших к западу и к юго-востоку от Прохоровки, так как выпячивание одних событий неизбежно ведёт к умалению других. Но в этой битве не было второстепенных участков. Всё было взаимосвязано, и победа складывалась из коллективного подвига бойцов и командиров 1-ой танковой армии Катукова, 6-ой гвардейской армии Чистякова, 69-ой общевойсковой армии Крюченкина, 7-ой гвардейской армий Шумилова. Они сдержали напор 2-го танкового корпуса СС, они сначала сдержали, а затем разгромили 48-ой и 3-й танковые корпуса Эриха фон Манштейна. И, конечно, несомненен подвиг воинов 5-ой гвардейской танковой армии и 5-ой гвардейской армии в районе Прохоровки. Их имена святы. Они своим мужеством и самопожертвованием сумели остановить эсэсовский корпус на крайнем, ответственейшем рубеже. Но, говоря об их отваге, уместно напомнить слова генерала Лебедева, что «если солдат совершает подвиг, то это означает, что его командир или дурак, неспособный видеть дальше своего носа, или подлец, для которого чужая жизнь копейка».
То, что твердилось свыше 50-ти лет о Прохоровке, не что иное, как попытка некой «организующей и направляющей силы» присвоить себе заслугу в разгроме фашистов на Огненной Дуге, а так же предать забвению имя человека, под руководством которого было отмобилизовано, вооружено и обучено свыше миллиона человек, который ежечасно и досконально отслеживал поступление в воюющую армию всего ей необходимого, то, без чего Победа просто не состоялась бы.
Заметим то, о чем исследователи Великой Отечественной войны, при всех своих различиях в политических взглядах, помалкивают. Сталин воевал не с фон Клюге, не с Манштейном, не с Моделем и не с Готом, да и не с немецкими солдатами. Этим вопросом занимались воины Красной Армии и их военноначальники – Жуков, Василевский, Ватутин, Рокоссовский, другие. Сталин воевал с Гитлером, и он победил его не только в войне, в целом, но и под Курском, в частности. Результатом стало отступление гитлеровских войск по всему фронту. Общая победа СССР в войне перестала вызывать у кого-либо сомнения. Поэтому англо-американцы и поспешили высадиться в Сицилии, а затем уже в Европе, чтобы успеть за стол победителей.

            Белгородский бастион
4-го июля 1943-го года 4-ая танковая армия Гота и группа «Кемпф» перешли в наступление в общем направлении на Курск. Так началась цепь событий, приведшая, в конце концов, к срыву плана Манштейна-Гота по разгрому войск Воронежского фронта на южном фасе Курской дуги.
Гитлер не был таким, каким его до сих пор рисуют историки и публицисты. Это был умный и по-своему талантливый враг, хорошо осведомлённый по многим вопросам. Представлять же его шизофреником, взбесившимся неврастеником, значит оскорблять память наших погибших солдат. Гитлер отдавал себе отчёт, что Германия устала от войны, что вера в его гений у немецкого народа растаяла. Войну надо было кончать. Но кончать громко, так, чтобы не только у его друзей, воевавших на Восточном фронте (согласно списку оказавшихся в нашем плену это были норвежцы, голландцы, датчане, французы, испанцы, итальянцы, венгры, румыны, чехи, словаки, словенцы, поляки, хорваты, и евреи), но даже у его врагов зачесалось бы в затылках. Как с ним бороться? После Сталинграда и Воронежа, после совершённых немцами неимоверных усилий по удержанию Ржевско-Вяземского плацдарма, Ростова и Харькова, Гитлер понял, что победу в том формате, как он предполагал в начале, ему не одержать.
Он знал, что на 10 июля американцами и англичанами назначена высадка в Сицилии. Высадка могла не состояться, сумей немецкие войска, где-то от 7 до 9 июля одержать громкую победу на Востоке. Это вытекает из слов в дневнике военных действий Верховного Командования вермахта за 5-ое июля 1943 года:

«Наши истинные намерения – наступление с ограниченной целью – не должны раскрываться. Благодаря этому, открытие союзниками второго фронта может быть отсрочено до завершения боёв на Востоке» [42].

Иначе говоря, предполагалось, что в случае успеха немецкого наступления под Курском, высадка в Сицилии англо-американцами, наверняка, была бы признана ими несвоевременной и неразумной. Это значило, что союзники в очередной раз обманули бы Сталина, что давало шанс на начало с ним сепаратных переговоров. В июле 1943 года Гитлер готов был заключить мир с СССР, естественно, на брестских условиях. То есть, чтобы оккупированные на тот момент Украина, Белоруссия и Прибалтика отходили бы Германии. Что же касается англо-американцев, то, с учётом ведущейся ими изнурительной войны на Тихом океане, они тоже могли пойти на мировую, оставив всю Европу в руках Гитлера. Таков был политический расклад. А отсюда и задача – любой ценой войти в Курск танкам Моделя или Гота. Особую надежду Гитлер возлагал на Гота. Уж очень хорошая компания там подобралась: Дитрих, Крюгер, Виш, Присс, Беккер, одноглазый Хауссер. Все самые преданные Гитлеру и делу Германии, проверенные во многих боях, вояки. Среди них не хватало лишь не вовремя сложившего голову в Харькове Теодора Эйке, организатора и первого командира 3-ей дивизии СС «Мёртвая Голова».
В отличие от Рокоссовского, сумевшего вычислить те шесть километров линии фронта, на которых будет наступать Модель, Ватутину определить направление главного удара не удалось. Изначально, и по настоящее время, по факту, считается, что главный удар немцы решили нанести танковыми дивизиями СС «Дас Райх» и «Адольф Гитлер» на Березов – Быковка и далее на Яковлево вдоль шоссе Обоянь – Белгород. Четвёртого июля немцы произвели ряд отвлекающих действий. Они крупными силами атаковали боевое охранение на правом фланге 6-ой гвардейской армии генерала Чистякова. Отсюда штаб Воронежского фронта должен был сделать вывод, что главное наступление немцев развернётся со стороны Томаровки вдоль долины реки Ворксла в направлении Яковлево и Обояни. Утром, 5-го июля, как бы в подтверждение уже сложившегося у русского командования впечатления, эсэсовцы дивизий «Дас Райх» и «Адольф Гитлер» узким клином штурмовали хутор Березов. Дивизия «Мёртвая Голова», самая мощная в эсэсовском корпусе, находилась в тени дивизии «Дас Райх», на её правом фланге, атакуя хутор Гремучий. И лишь в полдень она разворачивается фронтом на восток, юго-восток, стремясь обойти с севера 375-ю стрелковую дивизию полковника Говоруненко, которая оборонялась у северных окраин Белгорода, прикрывая самую южную часть шоссе Обоянь – Белгород, железную дорогу Белгород – Гостищево и, соответственно, переправы Липового Донца от Беломестной до Терновки. Важнейшей частью этого рубежа была долина ручья Ерик, как прямая и кратчайшая дорога через Шопино на Гостищево.
Нет, не Обоянское шоссе было главной целью Манштейна, а железная дорога Белгород – Гостищево – Сажное – Прохоровка, которая пролегает в междуречье Липового и Северского Донца. Немецкая разведка хорошо сработала. Немецкое командование было осведомлено о мощности оборонительных сооружений, созданных на пути к Обояни, и ломиться через них в лоб не собиралось. Была задумка одним изящным ударом обойти с востока всё нагороженное русскими и выйти к Прохоровке. Здесь немецкие танки, преодолев последний третий рубеж обороны, вырывались бы на оперативный простор. При этом учитывалось, что за Липовым Донцом, вдоль железной дороги почти до самого Беленихино, не было никаких советских войск за исключением одного стрелкового полка 183 дивизии.
Что было бы, если б «Мёртвая Голова» форсировала Липовый Донец у Шопино, Терновки, Вислое. Её удар наносился встык обороняющихся армий, который у них, практически, всегда является самым слабым местом. Использование железных дорог для движения танковых колонн было одним из отработаннейших приёмов немецкой армии. Двигаясь по ней, в центральной части междуречья Северского и Липового Донца, всего ходу около тридцати километров, «Мёртвая Голова» уже на исходе 6-го июля могла быть под Прохоровкой, раздавив как муху у Сажного прикрывавший его стрелковый полк. Более того, все советские соединения на западном берегу Липового Донца сражались бы с открытым левым флангом, что, конечно же, способствовало быстрому прорыву, следовавшим за «Мёртвой Головой», дивизиям СС «Дас Райх» и «Лейбштандарт Адольф Гитлер» к той же Прохоровке. Но и это ещё не всё. Появление на своём правом фланге мощного танкового соединения, в любой момент готового нанести удар в тыл, ставило в тяжёлое положение и 7-ую гвардейскую армию. Поэтому форсирование Северского Донца у Белгорода 19-ой и 7-ой танковыми дивизиями 3-го танкового корпуса значительно упрощалось. А это, в свою очередь, способствовало бы быстрому выводу на ударную позицию, находящейся в ближнем резерве, 6-ой танковой дивизии, которая должна была совершить рывок через Мелехово, Ржавец всё на ту же Прохоровку. Так воплощался принцип Наполеона – идти врозь, драться вместе. Дивизии «Великая Германия» вместе с 3-ей, 11-ой танковыми дивизиями 48-го танкового корпуса на первых порах отводилась подсобная роль. Они должны были своей активностью удержать в стороне от главных событий сражения самую мощную в этом районе силу русских в лице 1-ой танковой армии генерала Катукова. Таким образом, лишь после взятия Прохоровки, должен был состояться победный марш на Курск. В соответствии с приведёнными соображениями звучал и приказ на атаку по 2-му танковому корпусу СС:

«…построение наступающих уступом вправо …наступление ведётся в обход Обояни с востока…».

А правофланговой в эсэсовском корпусе была дивизия «Мёртвая Голова».
Надо отдать должное и командованию Воронежского фронта. Оно в той или иной степени учитывало возможность такого развития событий. Поэтому в верховьях реки Разумная, у села Нелидовка, располагался 2-ой гвардейский танковый корпус полковника Бурдейного. Ну, а чтобы на первых порах сдержать напор немцев была отряжена 96-ая отдельная танковая бригада генерала Лебедева. Командование поставило перед ней очень сложную задачу. С одной стороны, во взаимодействии с 375-ой стрелковой дивизией полковника Говоруненко, ей необходимо было удержать стык между 375-ой и 52-ой гвардейской дивизиями на рубеже Шопино – Вислое [43]. А с другой, одновременно с предыдущим, удержать стык между 6-ой и 7-ой гвардейскими армиями на рубеже Дальняя Игуменка – Ближняя Игуменка [44].
Думается, что 8-го июля 1943-го года, лучший стратегический ум вермахта, фельдмаршал Манштейн, с ужасом взирал на огромную деформированную букву М, которую образовывал на тот момент фронт наступающих его дивизий. Вершинами этой буквы были: справа село Грезное, а слева – село Мелихово. Основаниями же служили: на западе село Герцовка, на востоке – Маслова пристань. А вот в центре – северные окраины Белгорода. При этом упоминании даже сейчас, по-прошествии стольких десятилетий, слышится зубовный скрежет фельдмаршала.
«Белгородским бастионом», вслед за гитлеровским генералом Рауссом, вполне справедливо назовёт современный исследователь битвы В.Н. Замулин район Старый город – Ближняя Игуменка – Дальняя Игуменка – хутор Постников. [45] На нём сражались и умирали бойцы 375-ой стрелковой дивизии полковника Говоруненко, 81-ой гвардейской дивизии генерала Морозова, 96-ой отдельной танковой бригады генерала Лебедева и подошедшей им на помощь 92-ой гвардейской дивизии полковника Трунина. Эта твердыня, оставаясь в глубоком немецком тылу, стояла непоколебимо пять суток боёв. Из-за неё немецкие корпуса, вместо того чтобы, обходя русские оборонительные позиции, наступать плечом к плечу, продирались поодиночке, теряя на каждом завоеванном метре свои лучшие силы и надежду на победу. О, если бы не эта заноза, не пришлось бы уделять столько сил и времени на удержание флангов, которые, ко всему прочему, постоянно подвергались русским контрударам, раздражающим и кровопролитным. А тем временем, как доносит разведка, с востока к фронту противник непрерывно потоком подтягивал крупные резервы. Тут уж не до Курска, унести бы ноги. Легко ввязаться в бой, но очень трудно выйти из него. Ведь даже, чтобы спасти сохранившуюся боевую силу, необходимо было уничтожить этот русский оплот под Белгородом.
Последуем же записям Журнала боевых действий 96-ой танковой бригады [46], развивая их воспоминаниями генерал-майора Лебедева В.Г. и опубликованными замечаниями исследователей битвы.

            5-ое июля 1943-го года.

Бои на «Белгородском бастионе» начались на рассвете 5-го июля, в 3 часа 45 минут. Их открыла боевая группа 6-ой немецкой танковой дивизии 3-го танкового корпуса, в состав которой входили два батальона пехоты и батарея самоходок. Группа стала продвигаться из Белгорода, вдоль железной дороги Белгород – Гостищево. Она имела задачей войти в контакт с дивизией «Мёртвая голова», прорвав на правом берегу Северского Донца оборону 375-ой стрелковой дивизии на стыке русских 6-ой и 7-ой гвардейских армий. Но, в районе дома инвалидов, у хутора Чёрная поляна, ей преградил дорогу 3-й батальон 1241-го стрелкового полка, оборону которого поддерживали 4 танка Т-34 под командой лейтенанта Моисеева из 96-й танковой бригады (2-ой взвод, 2-ой танковой роты, 331-го танкового батальона). Танки были закопаны в землю и хорошо замаскированы. Они не испытывали при стрельбе с места ни каких сложностей, так как за те полторы недели, что находились здесь, они прекрасно изучили местность и расстреливали противника как в тире. Когда обороняющиеся отбили несколько атак, немцы, в районе полудня, на помощь самоходкам бросили танки, включая несколько «тигров». Советским танкистам удалось отбить и эти атаки, подбив два танка и одну самоходку. Большую помощь в отражении атак оказала артиллерия 81-ой гвардейской дивизии, ведшая огонь через реку. Бой здесь продолжался почти до конца дня и проходил во взаимных контратаках.
В тот же день, на рассвете, сразу по окончанию артиллеристской подготовки, на хутор Берёзов двинулась дивизия СС «Дас Райх». На её правом фланге, наметившись на хутора Гонки и Гремучий, а также на колхоз «Смело к труду», стала наступать дивизия СС «Мёртвая Голова». Однако, к ярости эсэсовцев, лишь к полудню пал Березов, и то не полностью. И только после этого, где-то после полудня, «Мёртвой Голове» удалось прорваться к намеченным ею хуторам и завязать там бой. Подразделения 52-й гвардейской дивизии, попавшей под удар сразу двух дивизий СС, хоть и пытались сдержать врага, но давлением превосходящих сил стали отходили на север. Казалось, что эсэсовцы, преследуя их, будут продолжать своё движение в направлении лес Журавлиный. Но при отступлении оголялся правый фланг 1243-го стрелкового полка 375-ой дивизии. Именно в этот момент наши наблюдатели обратили внимание на сосредоточение боевых групп противника в направлении на деревню Вислое. Стало очевидным, что «Мёртвая голова» готовится к развороту на восток, чтобы фронтально, всеми своими основными силами выйти на Обоянское шоссе, имея целью захват переправ через реку Липовый Донец, с дальнейшим окружением и уничтожением 375-ой дивизии. В 15.00 немцы начали атаку и в районе четырёх часов дня вышли на шоссе у высоты 225,9.
В 16.00 генерал Лебедев, находившейся у полковника Говоруненко на НП, получил приказ заместителя командующего БТ и МВ 6-ой гвардейской армии – сосредоточить бригаду в районе Вислое – Терновка. Командир бригады в тот момент располагал ожидающими от него распоряжений находившимися в селе Дальняя Игуменка 228-ым танковым батальоном капитана Кулькова и неполным 331-ым батальоном капитана Щеглова. 1-й взвод 2-ой роты 331-го батальона ещё с 23-го июня находился на оборонительном рубеже у хутора Постников, а 2-ой взвод той же роты дрался у Чёрной Поляны. Здесь надо сказать, что генерал, вместе с командирами батальонов, на стадии подготовки к боям тщательно обследовал район предполагаемых боевых действий. Поэтому командир 331-го батальона чётко представлял свои действия. С ротой мотострелков, с противотанковой истребительной батареей он выступил вперёд, в качестве головной походной заставы. 228-ой батальон, с небольшим интервалом времени, тронулся за ним.
Капитан Щеглов, подойдя со своими танками к месту назначения, обнаружил, что 5 танков противника с десантом автоматчиков подходят к западной окраине Вислое. Последовал его приказ истребительно-противотанковой батарее развернуться вдоль насыпи железной дороги. Развернувшись, артиллеристы первыми же выстрелами подбили два танка, а далее стали прикрывать огнём атаку комбата и его батальона. Танкисты с боем заняли рощу, в 2 км северо-западнее Вислое, а также высоты 209,5 и 192.6, взяв под свой контроль участок дороги Обоянь – Белгород. В 21.00 96-ая бригада в составе 46 танков Т-34 и 5 танков Т-70, мотострелковый пулемётный батальон, противотанковая истребительная батарея (четыре 76-ти мм орудия и шесть 88-ми мм миномёта) с ротой противотанковых ружей заняла оборону переправ на рубеже: сарай, в 4 км юго-западнее хутора Сошенков, – высота 209,5 – роща, что восточнее Вислого. В качестве усиления бригады полковник Говоруненко придал танкистам 1-ый батальон 1241-го стрелкового полка. Батальон капитана Щеглова расположился на западной опушке урочища Ямская Дача. Схему своих последующих действий танкисты бригады апробировали ещё в марте месяце при штурме Борисовки. Танки капитана Кулькова, вместе со своим командиром, разделившись на небольшие группы, изготовились наносить удары из засад во фланг и тыл противника, а танки Щеглова огнём с места стали поддерживать их действия. Одновременно, вместе с противотанковой батареей, они держали под обстрелом переправы у Вислое и у Терновки. В результате, бригаде удалось за оставшееся время суток отбить массированную танковую атаку противника на Вислое. Враг наступал волнами. Ещё не завершалась одна атака, как начиналась другая. Однако, не добившись успеха, противник отошёл в направлении колхоза «Смело к труду». За это время было подбито 17 немецких танков, два из которых сгорели и были брошены на поле боя, шесть автомашин, 9 орудий, рассеянно до двух батальонов пехоты. [47] В этот день потерь в танках не было. Девятнадцать человек получили ранения.
Подводя итоги наступления 2-го танкового корпуса СС за 5-го июля, объективные современные исследователи подчёркивают:

«На правом фланге дивизии «Лейбштандарт» 2-я танково-грена¬дёрская дивизия «Рейх» (командир – группенфюрер СС Вальтер Крюгер) раздавила советскую оборону у Берёзова и к ночи отсекла ключевую дорогу Обоянь – Белгород, отрезав 155-й советский гвардейский стрелковый полк от главных сил 52-й гвардейской стрелковой дивизии. Далее на юг 3-я танковая гренадёрская дивизия СС группенфюрера СС Присса «Мёртвая голова» захва¬тила Гремучий. Потом она до темноты двигалась на колесах и гусе¬ницах направо, так что оборонявшийся 155-й гвардейский полк оказался на правом фланге советской 375-й стрелковой дивизии. 155-й стоял твёрдо благодаря тому, что ему на усиление быст¬ро перебросили 96-ю танковую бригаду с соседнего участка 375-й стрелковой дивизии. Быстрое прибытие бригады и её энергичные действия не дали «Мёртвой голове» охватить правый фланг 375-й дивизии. В свою очередь, позднее это не позволило немцам свое¬временно захватить советские позиции севернее Белгорода, а в будущем доставило серьёзные неприятности и 4-й армии, и опера¬тивной группе «Кемпф». [48]
Уже за полночь Виктор Григорьевич совершил, можно считать, свой традиционный обход позиций. В танковые батальоны он не пошёл. Там такой же обход делали комбаты. Ему было главное поддержать мотострелков, миномётчиков и артиллеристов, а также переговорить с ветеранами бригады, совместно с которыми он дрался ещё под Воронежем, Пузачами и штурмовал Борисовку. На них он надеялся. Он считал, что они смогут помочь молодым войнам войти в ритм боёв. Основную мысль, которую он постоянно внушал своим окружающим, была проста:

«Друзья! Дорогие мои товарищи! Не подставляйте свою голову всякой дурацкой немецкой пуле. Не трусьте, труса на войне убивает в первую очередь. Не зарывайтесь, кому море по колено, того убивает во вторую очередь. Будьте хладнокровны, но решительны. Прежде, чем что-то делать, думайте». Сейчас он к этому добавлял: «Нашей бригаде дважды удалось набить физиономию «Мёртвой Голове». Они, эсэсовцы, подобного не прощают. И когда завтра на нас выкатит эта дивизия в полном составе, будьте осторожны. Помните всё, чему вас учат командиры».

            6-ое июля 1943-го года

В ночь с 5-го на 6-ое июля штаб 3-го немецкого танкового корпуса передал в войска приказ:

«…6-я тд прекращает наступление и передаёт 6.7 в 0.00 командование над прежним участком 168-й пд. С этого момента все без исключения прежние участки 6 тд., введённые в бой части 168-й пд и 1/228-го дивизиона штурмовых орудий передаются в распоряжение командира 168-й пд. 6-я тд. перемещается в ночь с 5 на 6.7 в район Колония-Дубовое, переправ через Донец в районе Соломино и Дорогобужино и, в соответствии с расположением корпуса, занимает участок Крутой Лог (иск.) – Генераловка – Разумное – Соломино. Дивизия должна быть готова наступать за 7-й тд, на участке Разумное по обе стороны от Мясоедово на Мелехово; в случае успеха при поддержке ударной группы 19-й тд. вступить в бой в районе Ближняя Игуменка.
168-я пд принимает в 0.00 6.7. в соответствии с приказом прежний участок 6-й тд и обороняет достигнутую линию... Дивизия преодолевает слабое вражеское сопротивление, подключаясь правым крылом к атаке 19-й тд., и захватывает Старый Город, равно как и Чёрную Поляну и далее (продвигается, В.Н. Замулин) на северо-запад. [49]

Одновременно перед дивизией «Мёртвая Голова» была поставлена задача сломить сопротивление русской 375-ой дивизии на участке Вислое, Шопино, Ерик и расширить коридор прорыва в направлении реки Липовый Донец. [50]
Таким образом, своими распоряжениями немецкое командование признало, что уже к утру 6-го июля защитники «Белгородского бастиона» стали оказывать существенное влияние на ход немецкого наступления.
Действительно, 81-ая дивизия генерала Морозова продолжала прочно держать рубежи, блокируя Михайловский плацдарм, оставляя не у дел 6-ую танковую дивизию генерала фон Хюнесдорфа. Здесь немцы встали перед выбором, либо бросить дивизию в направление Шопино, то есть в зону ответственности 2-го танкового корпуса СС, либо направить её к переправам у сёл Разумное и Соломино. Был выбран второй вариант, так как он в большей степени соответствовал их первоначальным планам по достижению в ближайшее время Прохоровки. Что же касается 375-ой дивизии полковника Говоруненко, то к утру 6-го июля она продолжала занимать прежний рубеж от Чёрной Поляны, у Михайловки, до хутора Ерик, напротив колхоза «Смело к труду». Изменения же коснулись лишь её правого фланга. Здесь, к северу от хутора Ерик до сёл Вислое и Непхаево, сдерживала врага 96-ая танковая бригада.
С утра, в 04.45, эсэсовцы «Мёртвой головы» приступили к методичной обработке нашего переднего края артиллерией, авиацией и шестиствольными миномётами. В 08.00 противник, силой до полка пехоты и 100 танков при непрерывной бомбежке авиации, пошёл в наступление по направлению Вислое, Терновка, Шопино. В 09.30 15 немецких танков ворвались в Терновку и 9 в Шопино. [51] Согласно журналу боевых действий 96-ой бригады, в 10.00, в помощь обороняющимся, по приказу её командира, была выдвинута в составе десяти танков 1-ая рота 331-го батальона. В результате совместных действий воинов 375-ой дивизии, танкистов бригады и артиллеристов 496-го истребительно-противотанкового полка, находящегося в ближнем резерве у Говоруненко, прорвавшиеся танки были выбиты. Интенсивные бои 375-ая дивизия вела и юго-восточнее Шопино, вплоть до Чёрной Поляны. Так, в этом районе, в 11.00 противнику удалось ворваться в траншеи боевого охранения 1241-го полка. В ходе рукопашной схватки немцы вынуждены были отступить. В 12.00 танками 96-ой бригады была отбита мощная танковая атака силой до 50 танков на её позиции со стороны колхоза «Смело к труду». В 14.00 была отбита вторая танковая атака противника, уже силой до 70 танков, из которых 10 Т-6 «тигр». В ходе боя был подбит 21 танк противника. Три из них сгорели и остались на поле боя.
Тем временем непростая ситуация сложилась севернее рубежей 96-ой бригады. Здесь, ещё с вечера 5-го июля на рубеже хуторов Смородино – Каменский держал оборону 155-ый гвардейский полк, входивший ранее в 52-ую дивизию полковника Некрасова, точнее его остатки. Бойцов полка поддерживали огнём с места танки 228-го танкового батальона 96-ой бригады, окопавшиеся на левом берегу Липового Донца. В ночь на 6-ое июля эсэсовцам дивизии «Мёртвая Голова» удалось штурмом взять оба хутора, а полк вынужден был отойти к реке и занять оборону на западных окраинах села Непхаево. Ранним утром, по приказу полковника Говоруненко, в связи с угрозой выхода противника на восточный берег Липового Донца в направлении села Гостищево, мосты через реку были взорваны. К полудню, в деревни Новые Лозы и Рождественка вошли танки 2-го гвардейского танкового корпуса полковника Бурдейного, направленные сюда по приказу командующего фронтом из-под города Корочи. К 15.00 танковые батальоны корпуса при поддержке огня танков и минной батареи 96-ой бригады форсировали в районе деревни Новые Лозы реку Липовый Донец и начали атаку на хутора Смородино и Каменский. Командование «Мёртвой Головы» вынуждено было приостановить свои атаки в районе Белгорода, ограничиваясь артиллеристским и миномётным огнём, и сосредоточив силы по отражению контрудара корпуса Бурдейного. Однако и здесь бригаденфюрера Присса, командира «Мёртвой Головы» ждали неприятности. Высланная по Обояньскому шоссе воинская колонна с солдатами и офицерами дивизии подверглась массированному обстрелу минной батареи 96-ой бригады. Огнём было уничтожено три колесных машины и до двух взводов пехоты. Пришлось обратиться за помощью к соседу, эсэсовской дивизии «Дас Райх», наступавшей севернее, а так же вызвать более 200 самолётов 8-го авиационного корпуса. Только так немцам удалось отбить атаку танков полковника Бурдейного. По приказу Ватутина, корпус перешёл обратно на восточный берег реки и занял там оборону.
Таким образом, «В итоге упорных боёв (резюмирует полковник Генерального Штаба Шамов) к исходу дня наши части заняли положение: 96-ая бригада – Вислое, Терновка, 375-ая дивизия – Терновка, Шопино, высота 212,6, Чёрная Поляна». [52]
Дэвид Гланц особо обращает внимание на последствия боёв 6-го июля на этом участке:

«Дальше на юг, чуть севернее Белгорода, на критическом участ¬ке, где оборону держала 375-я стрелковая дивизия полковника П.Д. Говоруненко, подразделения дивизии СС «Мёртвая голова» напирали в восточном направлении, к деревням Шопино и Тернов¬ка на р. Липовый Донец. Они рассчитывали пробиться к реке и в конечном итоге соединиться с войсками Кемпфа восточнее Белгорода. 375-я дивизия, усиленная 96-й танковой бригадой гене¬рал-майора В.Г. Лебедева и 496-ым истребительно-противотанковым артполком, крепко вцепилась в свою оборону и отбила атаку «Мёртвой головы» на достаточном удалении от реки. Упорная и успешная оборона Говоруненко в этом, на первый взгляд, второ¬степенном секторе в будущем окажет существенное, хотя и непред¬виденное воздействие на результаты операции «Цитадель». Немцы не могли этого предвидеть, потому что всё их внимание с тревогой было поглощено продвижением оперативной группы «Кемпф» юж¬нее Белгорода». [53]

6 июля войска группы «Кемпф», в конце концов, прорвались с захваченных 5-го июля плацдармов. Три её танковые дивизии, словно крысы, забравшиеся в подпол, стали озверело бросаться в разные стороны, пытаясь расширить своё «жизненное пространство», отдавая себе отчёт, что, не делай они этого, их прихлопнут. В авангарде шли 7-я и 19-я тан¬ковые дивизии. Со второй половины дня к ним присоединилась и 6-я танковая дивизия, которой удалось перейти на восточный берег Северского Донца у сёл Разумное и Соломино.
Не совсем осведомлённому читателю необходимо иметь в виду, что немецкая танковая дивизия по количеству танков была равная советскому танковому корпусу (около 200). Но, она же, превосходила его во всех остальных компонентах: в численности и технической вооружённости своих мотопехотных и артиллеристских частей. Немецкий танковый корпус чуть ли не в полтора – два раза был мощнее советской танковой армии. Четвёртая танковая армия генерала Гота почти ни в чём не уступала всей совокупности противостоящих ей войск Воронежского фронта. А будучи сконцентрированной на участке в 60 км., она обладала просто огромной пробивной силой. Оперативная группа «Кемпф», даже с учётом приданной ей армейской группы «Раусс», конечно во многом уступала армии Гота. По своей мощи, она примерно была равна противостоящей ей 7-ой гвардейской армии генерала Шумилова. Большую роль во временных успехах войск этой группы сыграло, во-первых, отмечаемое всеми исследователями, господство в воздухе немецкой авиации, которое сошло на нет лишь после 10-го июля, и второе, максимальная сконцентрированность ударных частей, боевых групп, на наиболее важных направлениях и их взаимодействие.
Так 7-ая танковая дивизия барона фон Функа, в своём наступлении вдоль долины реки Разумная обеспечивала безопасность от фланговых ударов наступления 19-ой тан¬ковой дивизии генерала Шмидта и, выходящей на острие удара, 6-ой танковой дивизии генерала Хюнесдорфа. Уже упомянутый Дэвид Гланц отмечает:

«Несмотря на упорное сопротивление 81-й дивизии и подразделений приданного ей 114-го гвар¬дейского истребительно-противотанкового артполка, немцы захва¬тили станцию Крейда и ключевой населённый пункт Беловское в советском тылу. 81-й гвардейской стрелковой дивизии пришлось срочно перебрасывать свой учебный батальон в окрестности Ястре¬бова, чтобы остановить немецкий прорыв». [53].

Таким образом, к исходу 6-го июля «Белгородский бастион» в целом оформился и стал превращаться в крепкую занозу, воткнутую немцам… да, да, именно туда.

            7-ое июля 1943-го года.

Приказ № 1417/43 ставил задачи перед 3-м немецким танковым кор¬пусом на 7-ое июля:

«1) Противник и далее яростно обороняется в глубине своих по¬зиций и применяет всё больше танков, в том числе штурмовые орудия на шасси Т-З4 калибра 12,2 см. Привлечение оперативных резервов на 6.7 не наблюдается. 2) З-й танковый корпус 7.7 продолжает наступление на север, занимает воз¬вышенность Мясоедова и Ближняя Игуменка и наносит удар до линии Мазикина – Сабынино». [54]

При этом, 7-ая танковая дивизия наносит удар на восток (от села Разумная, на Мазикино). А вот 6-ая танковая дивизия, справа по ходу наступления, и 19-ая танковая дивизия, слева, наносят удар на север – в направлении Мелихово, Дальняя Игуменка. Другими словами, первая бьёт встык между 78-ой и 81-ой советскими гвардейскими дивизиями, а вторая целиком ориентируется на уничтожение этой «проклятущей» 81-ой, одной из трёх составляющей «Белгородского бастиона.
2-ой танковый корпус СС 7-го июля особой активности не проявлял, сделав операционную паузу в целях приведения в порядок своих основательно потрепанных после двухдневных напряжённых боёв дивизий. «Мёртвая Голова» прекратила бесплодные атаки на рубеже Беломестное – Шопино и сосредоточила усилия по захвату сёл на правом берегу реки Липовый Донец от села Шопино на юге до хутора Петровский на севере.
Особо тяжёлые бои шли в долине ручья Ерик севернее села Шопино. Здесь, в результате ночного разведывательного поиска бойцами 96-ой бригады была выявлена концентрация немецкой пехоты и танков. В 06.00, по приказу командира бригады, 331-ый танковый батальон совместно с 1-ой ротой мотострелков атаковал противника. Было уничтожено до взвода солдат и подбито три танка. Немцы отошли в сторону хутора Ерик. [55] Перегруппировавшись, эсэсовцы силой до полка пехоты и 100 танков перешли в решительное наступление в направлении Терновки, стремясь прорваться к переправе через Липовый Донец на стыке обороны 375-ой дивизии и 96-ой бригады. Атаки продолжались весь день, но были отражены огнём артиллерии, миномётов и танков. [56] Десять танков, включая 2 Т-6 «тигр» были сожжены. В ходе боя геройски погибли вместе со своим орудием сержант Власов и его расчёт. В 16.00, изготовившейся к атаке противник силой 5 танков, роты автоматчиков, 6-ти мотоциклистов, 24-х автомашин, был накрыт огнём танков 331-го батальона. Особо отличился командир 1-ой танковой роты старший лейтенант Тищенко, которому удалось подбить два танка. Расчёты же минной батареи уничтожили до взвода солдат и офицеров и одну автомашину. [57]
В середине дня «Мёртвой Голове» удалось захватить село Непхаево. Здесь оборонялись остатки 155-го гвардейского полка, до конца выполнявшие свой воинский долг. Исходя лютой злобой к «этим азиатам», оказывающим такое яростное сопротивление цивилизованным европейцам, командир полка «Теодор Эйке», некий штандартенфюрер Беккер, приказал собрать в селе всех ещё живых раненых бойцов оборонявшегося здесь советского полка и раздавить их танками. Результатами этих действий цивилизованная Европа может гордиться – погибло около 120 наших бойцов. Так уж, к сведению не слишком осведомлённых читателей, в дивизии СС «Мёртвая Голова», по данным фронтовой разведки, на момент её наступления числилось около 11 тысяч собственно немцев и около полутора тысяч – поляков, остальные – всякий европейский сброд: австрийцы, французы, голландцы, бельгийцы, датчане. [58]
С наступлением темноты грохот канонады утих. Немцы стали окапываться. Захваченный разведчиками пленный оказался солдатом немецкой 168-ой пехотной дивизии, принимающей позиции у «Мёртвой Головы», которая в полном составе отошла с этого рубежа. Позвонил на командный пункт генерала Лебедева полковник Говоруненко: «Виктор Григорьевич! Поздравляю! «Мёртвая Голова с набитой харей отступает! У тебя какие потери?» «Не поверишь. За три дня боёв разбит один миномёт, 56 убитых и раненый. Все танки целы».
Однако с ухода «Мёртвой Головы» бои за «Белгородский бастион» не прекратились. Они даже усилились, но на его восточном фасе. Полковник Генерального Штаба Шамов в своём докладе сообщает:

«Во второй половине дня (7-го июля, Н.Л.) на участке 7-ой гвардейской армии до 2-х полков противника с 120-ю танками овладели Ближней Игуменкой. Исходя из этой обстановки, командарм (Иван Михайлович Чистяков) своим боевым распоряжением № 0067/ОП в 18.00 приказал: 96-ой танковой бригаде сдать участок обороны 89-ой гвардейской дивизии и с занятием рубежа село Андреевское – высота 212.6 не пропустить противника на север и северо-восток». [59]

            И грянул бой…

Судя по воспоминаниям генерала Лебедева, все, что происходило на южном фасе Курской Дуги до 8 июля, включая гибель под гусеницами эсэсовских танков 52-й и 67-й гвардейских    дивизий, в сущности, было еще не настоящим боем, а лишь прелюдией к предстоящей драме, результатом «домашних» заготовок, неких планов, рожденных кем-то в тиши кабинетов. То есть ход их был в той или иной степени запрограммирован заблуждениями одних и предвидениями других. Но постепенно, шаг за шагом, по мере вступления в сражение все новых и новых сил, ожесточение сражающихся нарастало и достигло своего апогея примерно к 8 июля. Вот тогда-то и начался настоящий, выходящий за пределы сознания, почти кулачный бой стенка на стенку. Все планы полетели к черту, а все действия сторон приобрели характер инстинктивных реакций. Битва стала превращаться в неуправляемый человеческим сознанием вихрь.
К этому времени солдаты, выполняющие приказы командиров, уже устали до изнеможения. Порой им было плевать на сами эти приказы. Ими двигала всепоглощающая ненависть. Они непреклонно шли проливать свою и чужую кровь в условиях нестерпимого зноя, перемежающегося с проливными дождями, слишком часто без сна, без пищи и воды. Здесь все смешалось в единый кровавый клубок: и высочайшие человеческие качества, такие как отвага, чувство долга, взаимовыручка, самопожертвование, и такие презренные качества, как зверство, трусость и подлость. Мало кому из представителей противостоящих сторон, и далеко не из высшего командования, удавалось, да и то не всегда, сохранять хладнокровие и выдержку.
Ряд политически ангажированных историков сражения на Курской дуге не столько просветляют наше знание о битве, сколько запутывают его. Они, вытаскивая из архивов очередной документ, начинают орудовать им как шпагой, пытаясь уколоть им своих оппонентов. А когда их спрашиваешь, почему же сторона, действующая, по их мнению, грамотно и умело, якобы побеждающая почти в каждом отдельно взятом эпизоде, оказалась в конце концов битой, и почему сторона, вроде совершавшая ошибку за ошибкой, победила, они начинают болтать чушь о заваливании врага трупами. Но архивные документы неумолимы. Согласно им, например, на утро 10 июля 3-й немецкий танковый корпус уже находился в крайне плачевном состоянии. В нем на утро 5 июля 1943 года числилось исправными всего сто девять танков и штурмовых орудий (из трехсот семидесяти шести наличных). Существенные потери понесли и гренадерские полки (грп), особенно соединения генерала Шмидта. В дневной сводке за 10 июля его штаб донес, что 73-й грп имеет всего около трехсот активных штыков (из двух-трех тысяч на начало наступления. — Н. Л.), примерно на сотню больше было в 74-м грп. [60] Те же цифры характеризуют положение во 2-м корпусе СС и 48-м корпусе. Учтем, что наши были обороняющейся стороной. Но немцы, не считаясь ни с чем, все наступали и наступали. Так кто кого пытался завалить трупами?
Восьмого июля, когда 3-й немецкий танковый корпус рвался на север, на Мелехово, а 2-й танковый корпус СС уже развернулся на северо-восток, на Прохоровку, «Белгородский бастион» держался еще прочно. Как стена стояла 375-я дивизия — противостоящая ей дивизия СС «Мертвая голова» топталась на месте. Ключевые опорные пункты на восточном берегу Северского Донца – Старый Город, Ближнюю Игуменку продолжала удерживать 81-я дивизия. В этот момент у немецкого командования нервы не выдержали. Злополучную «Мертвую голову» перевели на левый фланг эсэсовского корпуса, чтобы усилить ею его бронированный кулак. Но в таком случае и 96-й бригаде оставаться у Терновки и Вислого не было смысла. Тем более что к востоку от Белгорода у немцев наметился определенный успех.
Утром 8 июля немцам удалось сосредоточить на узком трех-четырехкилометровом фронте Севрюково – Ястребово до 250 танков. В 11 часов противнику удалось прорвать нашу оборону на участке Ближняя Игуменка, Севрюково [61].

В ночь с 7 на 8 июля отдельная 96-я танковая бригада получила распоряжение командующего 6-й гвардейской армии генерала Чистякова о смене оборонительного рубежа. Речь шла о возвращении бригады на прежние ее позиции. Бригада уже с честью выполнила первую половину поставленной ранее перед ней задачи. Она удачно действовала по прикрытию стыка между 375-й стрелковой и 52-й гвардейской дивизиями. Теперь ей необходимо было приступить уже к выполнению второй половины задачи и прикрыть собой стык между 6-й и 7-й гвардейскими армиями. Но 8 июля в одиннадцать часов тридцать минут Ватутин, учитывая возникшие опасности на левом фланге фронта, своим приказом внес коррективы в распоряжение Чистякова. Он переподчинил 96-ю танковую бригаду командующему 69-й армии. Сделано это было для усиления оперативного руководства при парировании вражеских ударов, производимых на Корочанском направлении в целом и по «Белгородскому бастиону» в частности. Тем же приказом 69-й армии был подчинен 35-й гвардейский стрелковый корпус генерала Горячева в составе 92, 93 и 94-й гвардейских дивизий. Этот корпус ранее находился в резерве фронта и выдвигался в тот момент на передний край. Переподчинялись и 2-й гвардейский танковый корпус, 148-й танковый полк, 30-я истребительная и 27-я артиллерийская бригады, два противотанковых истребительных полка и один гвардейский минометный полк, 81-я и 89-я гвардейские и 306-я и 107-я стрелковые дивизии, до этого находящиеся в составе 7-й армии Шумилова, и 375-я стрелковая дивизия.
Здесь уместно заметить, что командование Воронежского фронта, прямо надо сказать, недолюбливало своенравного, слишком, как оно считало, инициативного комбрига 96-й, но ценило и его самого, и сколоченный им танковый коллектив. Ценило прежде всего его умение малыми силами организовать оборону, вгрызться в землю, стоять насмерть, обходясь минимальными потерями. На тот момент это было то, что надо. Недаром в телефонном разговоре с командующим 69-й армии генералом Крюченкиным Ватутин особо подчеркивает: «Умело используйте 96-ю танковую бригаду» [62].

            Восьмое июля 1943 года

Журнал боевых действий отдельной 96-й танковой бригады имени Челябинского комсомола в своих записях сообщает:

8 июля
Противник силой до 120 танков и полка мотопехоты атаковал хутор Постников и восточные окраины села Дальняя Игуменка при поддержке большого количества авиации. Приказ командира бригады — сменить оборонительный рубеж.
15.30. Бригада, в составе двух танковых батальонов (46 танков Т-34, 5 танков Т-70), МСПБ (мотострелковый пулеметный батальон), ПТИБ (противотанковая истребительная батарея) и рота ПТР, снялась с оборонительного рубежа (роща, что два километра западнее Вислого – высота 209,6) и выступила по маршруту деревня Киселево – село Дальняя Игуменка.
К этому времени пехота противника ворвалась на восточные окраины Дальней Игуменки, а танки (немецкие. — Н. Л.) вошли в хутор Постников.
17.00. Командир бригады отдает команду контратаковать противника 228-м танковым батальоном. 228-й батальон, в составе 24 танков Т-34, при прохождении отметки 217,4, развернулся в боевой порядок «углом вперед» и выбил пехоту противника с восточной окраины Дальней Игуменки. Затем танки развернулись вправо, фронтом на юг, и атаковали хутор Постников. Они вышли на дорогу Мелихово – Ближняя Игуменка, к роще, что 500 м южнее Мелехово, в тыл двигающихся танков противника. Внезапным огнем подбили 8 танков. Противник, почувствовав удар с тыла, развернулся обратно и 50 танками (из них 20 — Т-6 «Тигр») остановил наши танки. Батальон эту танковую атаку отбил.
Противник сосредоточил по этому району артиллерийский огонь и вызвал бомбардировочную авиацию [63].

Батальон, отразив еще две танковых атаки, отошел на северо-восточную опушку рощи, отметка 211,4, и занял оборону так, чтобы не дать противнику войти в Дальнюю Игуменку. Триста тридцать первый батальон с МСПБ и ПТР занял оборону на рубеже отметка 211,5 – роща, что западнее села Ольховатка и преградил путь танкам противника на село Сабынино. За этот день бригадой было уничтожено двенадцать танков, десять автомашин, до двух рот мотопехоты. Взорван склад боеприпасов. Взят унтер-офицер, который умер от тяжелого ранения, и мотоцикл с коляской. Захваченного унтера наши бойцы просто грохнули. Как они объясняли, «за Непхаево» и за то, что он назвал их «untermenschen». В таких случаях французы говорят: A la guerre comme a la guerre (Наши потери — три танка сгорели и три танка подбито).
Журнал боевых действий — особый документ, так же как и содержащаяся в нем информация. Это сухое изложение событий, произошедших в жизни боевого соединения, как правило, далеко не всех, а лишь наиболее значимых на данный момент, с точки зрения командира. Главная ценность информации, содержащейся в журнале, в ее правдивости, а главный ее недостаток в чрезвычайной скудости. Это потом, когда на основании этого журнала будет составляться отчет боевых действий, значимость одних событий может отступить на задний план, а другие, порой даже не отраженные в журнале, окажутся в центре внимания. Поэтому приведенные выше сведения требуют своего раскрытия.
Составители монографии 1946 года высоко оценили активное вмешательство 96-й бригады в ход описываемых событий:

Группа из 160 танков стала развивать наступление на Мелехово, но, попав под сильный огонь нашей артиллерии, вынуждена была повернуть обратно. Понеся значительные потери, враг прекратил здесь атаку. Немцы направили свои усилия на наш узел сопротивления в районе Дальняя Игуменка. Однако и эта его атака успеха не имела. Огонь нашей артиллерии, контратаки подразделений 96-й танковой бригады вынудили немецкие танки прекратить наступление и отойти на юг; на поле боя осталось 15 горевших машин [64].

Уже современный исследователь уточняет некоторые детали:

Фланговый удар 96-й танковой бригады оказался стремительным и сильным. По тому, какие незначительные силы оставил Вестхофен (командир немецкой боевой группы. — Н. Л.) на прикрытие фланга, понятно, что он не ожидал появления русских танков с этого направления. Ничего угрожающего не доносила и авиаразведка… Главное, чего добилось русское командование этой контратакой, это удалось расщепить ударный клин 3-го танкового корпуса. Бронегруппа Вестхофена была вынуждена развернуться на Дальнюю Игуменку, а одной сводной группе фон Оппельна прорваться к Шляховому оказалось не под силу.
Что же касается 331-го батальона капитана Щеглова, то он выдвинулся на ранее занимаемые опорные пункты в районе села Шишино, с целью создать угрозу флангам 19-й танковой дивизии и в удобный момент ударить в направлении хутора Постников и села Дальняя Игуменка [65].

Итоги дня подводят составители монографии:

К исходу 8 июля войска правого фланга 7-й гвардейской армии (и 69-й армии. — Н. Л.) занимали следующее положение: 81-я гвардейская стрелковая дивизия продолжала удерживать Старый Город и Ближнюю Игуменку; 92-я гвардейская стрелковая дивизия с 96-й танковой бригадой закрепилась на рубеже Андреевское – хутор Постников – Дальняя Игуменка – Шляхов. 94-я гвардейская стрелковая дивизия с 31-й истребительной бригадой, удлинив свой правый фланг по реке Разумная от Мясоедово до Шеино (иск.), продолжала удерживать Мясоедово [66].

            Девятое июля 1943 года
Журнал боевых действий 96-й танковой бригады сообщает:

9 июля. 12.00. Противник бомбил расположение 228-го танкового батальона.
14.00. Автоматчики при поддержке тридцати танков атаковали рощу расположения 228-го батальона. Во время боя по оврагу, справа, в рощу просочились автоматчики противника и подошли к нашим танкам. После трехчасового боя подбито 12 танков, уничтожено до роты пехоты противника. Батальон отошел на северо-восточные скаты высоты, потеряв в этом бою 8 сожженных танков. В бою отличился экипаж старшего лейтенанта Бобкова, подбивший 3 танка противника.
1-я рота МТПБ (вместе со 2-й ротой 331-го батальона. — Н. Л.) вела шестичасовой бой с пехотой и танками противника, и только под явным превосходством противника, истребив до роты гитлеровцев, она отошла в район деревни Киселево.

Бой 228-го батальона нашел свое отражение и в современных исследованиях:

В 13.30 до 60 танков и полка пехоты противника при поддержке большого количества артиллерии начали атаку рощи у отметки 217,4. 228-й танковый батальон в составе тринадцати Т-З4 в течение четырех часов отражал яростные атаки противника. К 18.00 батальон потерял 6 машин и, израсходовав весь боекомплект, был вынужден отойти в село Киселево. Батальон, потеряв во время отхода еще один танк, шестью машинами занял оборону на восточных окраинах села Киселево [67].

Ватутин отлично понимал, какую потенциальную угрозу для его планов таило в себе продолжавшееся наступление оперативной группы «Кемпф» и ее 3-го танкового корпуса. Поэтому первостепенную важность приобретало сдерживание танков Кемпфа, по меньшей мере до того момента, пока не будут отбиты все попытки продвижения через Обоянь или в любом другом направлении. Боевые действия 9 июля как будто обозначили возможность того, что 3-й танковый корпус можно остановить. В течение этого дня его продвижение было минимальным. Шестая танковая дивизия генерала фон Хюнесдорфа перегруппировалась в районе Мелихова и выслала танковую разведку на север. В это же время 19-я и 7-я танковые дивизии боролись за возможность оборонять или расширять узкий выступ линии фронта с германской стороны к востоку от реки Северский Донец, встречая нарастающее советское сопротивление. В течение всего этого периода генерал Кемпф отчаянно пытался изыскать пехотные части, которые могли бы высвободить его танкистов и дать им возможность продолжать решающий натиск на север.

            Десятое июля 1943 года

Журнал боевых действий 96-й танковой бригады сообщает:

10 июля.
Бригада занимает оборону юго-западная окраина деревни Киселево – высота 211,5, что юго-восточнее 1000 м села Сабынино, в составе 20 танков Т-34, 5 танков Т-70, 2 танка Т-60, роты ПТР, МСПБ, ПТИБ. Противник ведет (непрерывный. — Н. Л.) артиллерийский огонь по Киселево – роща; авиация (непрерывно. — Н. Л.) бомбит расположение бригады.

Замулин отмечает, что 3-й немецкий танковый корпус после тяжелых боев 9 июля переходить вновь в наступление был не готов. Поэтому 10 июля он вынужден был приводить себя в порядок: подтягивал на занятые рубежи тяжелую артиллерию и средства усиления, проводил частичную перегруппировку войск и вел интенсивную разведку, в том числе и силовую, в течение всего дня не прекращал интенсивного обстрела переднего края нашей обороны [68].
Уже упоминавшийся Дэвид Глянц, не жалея красок, дает следующую картину этих боев:

В то время как германские 6-я и 7-я танковые дивизии застряли у Мелихова и к югу от него, 19-я танковая дивизия вместе с 168-й пехотной очищали от советских войск восточный берег реки Северский Донец. В этом им помог приказ Крюченкина от 10 июля его 375-й и 81-й дивизиям. Крюченкин проинструктировал эти две дивизии, чтобы они вышли из соприкосновения с противником, покинули район южнее Липового и Северского Донца и развернули свой фронт обороны к югу от Гостищева в сторону 89-й гвардейской стрелковой дивизии. Такое сокращение линии фронта позволило создать резервы, необходимые для сдерживания немецкого наступления на север, которого, как было ясно Крюченкину, не избежать [69].

Но «Белгородский бастион», вопреки желанию Ватутина, прекращал свое существование. Свою роль он уже сыграл.

            Одиннадцатое июля 1943 года

Журнал боевых действий 96-й танковой бригады сообщает:
11 июля.
10.00 – 10.30. Противник авиацией до 300 самолетов бомбит Киселево – Сабынино.
10.30 – 18.00. Противник ведет сильный артиллерийско-минометный огонь по переднему краю обороны.
18.00. Из района роща – Дальняя Игуменка – Мелехово 50 танков и до роты пехоты противник повел наступление на Хохлово – Казачье. После шестичасового танкового боя, уничтожив 6 танков, 228-й танковый батальон отошел в Сабынино.
Танки противника, в количестве шестидесяти, прорвав линию фронта Шляхово – Мазикино, вышли в район КП бригады – роща «Объединение». В дальнейшем, заняв Казачье, Ржавец, они отрезали танки бригады (от основных сил 69-й армии. — Н. Л.).
22.00. Приказ командира бригады: танковым батальонам, МСПБ, ПТИБ и роте ПТР занять новый оборонительный рубеж у деревни Александровка (на другой стороне немецкого прорыва. — Н. Л.)
Отделение разведки на танке Т-70 выехало по батальонам с задачей вывести их в район села Александровка. Батальоны после получения приказа на выход с боями начали отход и вышли в район села Александровка.
Во время боя с танками противника при отходе было подбито и сожжено 12 танков противника, из них 2 Т-6.
Наши потери (в целом за день. — Н. Л.): 13 танков Т-34, 2 танка Т-60.

Дэвид Глянц продолжает:

Поздно днем 10 июля, понукаемый фон Манштейном, Кемпф наконец организовал довольно отчаянную попытку переломить патовую ситуацию к востоку от реки Северский Донец. Он приказал подразделениям 7-й танковой дивизии проскользнуть к северу и занять позиции 6-й танковой дивизии около Мелихова. Эту последнюю он сосредоточил для броска на север, скоординированного с наступлением 19-й танковой вдоль восточного берега Северского Донца. На рассвете 11 июля 6-я танковая нанесла удар, пустив в авангарде «Тигры» из 503-го танкового отряда. Пока 19-я танковая прорывалась на север вдоль восточного берега Северского Донца через Хохлово и Киселево к Сабынину, 6-я танковая продвинулась на 12 километров к северу и захватила Казачье. Неудержимая масса «Тигров» прорвала оборону советской 305-й дивизии и еще через 10 километров вклинилась в подготовленную оборону 107-й стрелковой дивизии.
Дерзкий бросок Кемпфа не только прорвал оборону Крюченкина, но и ослабил оборонительные позиции 89-й гвардейской дивизии южнее Гостищева. Крюченкин отдавал себе отчет в том, насколько рискованно его положение. Хотя он и удерживал силы Кемпфа на крючке несколько дней, а бронированные авангарды группы «Кемпф» находились пока что в 25–30 километрах от Прохоровки, все-таки он сомневался, что ему хватит резервов (а они представляли собой уже истрепанную до дыр 375-ю стрелковую дивизию) для удержания немецкого прорыва [69].

О боях 11 июля за Киселево офицеры штаба 19-й танковой дивизии писали:

Сопротивление в Киселево наиболее серьезное. Фланкирующая высота 211,5, позади которой находилась сильная русская артиллерия, снова оказалась настоящей крепостью с развитой системой траншей. В наступление на эту высоту могли быть брошены только небольшие силы из-за их малой общей численности. Пикировщики совершают налет на высоту и докладывают, что ничего на ней не наблюдают. На самом деле там, в траншеях, засел усиленный полк, который нельзя было обнаружить и за пять метров. В большинстве своем это были те же азиаты, против которых нельзя было применять моральные эффекты, к тому же в своих узких окопах они почти не понесли потерь от наших пикировщиков. Ко всем несчастьям, еще были заминированы все овраги и окраины восточнее Киселево, так, что танки попытались обойти минные заграждения слева, юго-восточнее Киселево, при этом попали в болото и застряли в одном километре северо-восточнее окраины Хохлово [70].

Офицеры же штаба 35-го стрелкового корпуса доносили:

92-я дивизия вела напряженные бои с танками и мотопехотой противника. К 12.00 280-й и 276-й гвардейские полки отбили атаки противника силою до двух батальонов и 30 танков каждая. В 14.00 противник силой до 25 танков снова предпринял атаку на Киселево из района Хохлово, но, неся большие потери от огня танков 96-й танковой бригады, вынужден был отойти [70].

Однако события развивались стремительно:

Во второй половине 11 июля ситуация в полосе 69-й армии резко обострилась. Между 15.00 и 16.00 три дивизии 3-го танкового корпуса армейской группы «Кемпф», прорвав оборону войск 92-й гвардейской и 305-й дивизий 35-го гвардейского корпуса (?) на участке Шишино – Хохлово – Киселево – Шляхово – Шеино – Мясоедово устремились вглубь второго армейского оборонительного рубежа. 92-я дивизия полковника В. Ф. Трунина совместно с 96-й бригадой генерал-майора Лебедева, хотя и понесли значительные потери, тем не менее продолжали драться с противником, который превосходил их в огневых средствах. Но к 19.00 6-я танковая дивизия генерала фон Хюнесдорфа, при поддержке авиации, пробила брешь в центре обороны дивизии, рассеяла часть ее сил и овладела селом Казачье, расположенным в центре второго армейского оборонительного рубежа [71].

            Прорыв

В двадцать три ноль-ноль, согласно приказу, дивизии начали отход в северо-восточном направлении на рубеж Выползовка – южная окраина Александровки с задачей задержать дальнейшее продвижение противника.
В журнале боевых действий 96-й танковой бригады детали ее отхода опущены. Зато они появляются в отчете о боевых действиях, где отход назван уже прорывом:

В 12.00 11.07.43 г. противник силою до 40 танков и двух батальонов пехоты начали атаку в направлении Киселево. 228-й танковый батальон прочно удерживал занимаемые рубеж, не допуская танки противника в Киселево. ПТИБ и 1-я рота МСПБ в это время уничтожали следовавшую за танками пехоту. В 16.00 11.07.43 года 25 танков противника прорвали передний край западнее Шляхово и продвинулись в направлении Верхний Ольшанец – Ржавец.
Танковые батальоны по приказу командира бригады, прорвавшись через передний край противника на рубеже Ржавец – Казачье, к утру 12.07.43 г. вышли в район села Александровка. 228-й танковый батальон шестью машинами вышел правее Казачье и занял оборону в Свиридово [72].

Современные исследователи добавляют:

В районе села Ржавец вступил в схватку с двумя колоннами танков противника численностью до 40 машин 331-й танковый батальон (ошибка: 228-й батальон. — Н. Л.) 96-й отдельной танковой бригады. Шесть тридцатьчетверок и расчет одного орудия истребительно-противотанкового батальона выходили из района села Киселево и столкнулись с прорвавшимся противником. В ночном бою танкисты сумели подбить 9 танков врага, и через Большие Подъяруги батальон к 4.00 12.07.43 вышел в село Александровка (ошибка: село Свиридово. — Н. Л.), где и занял оборону [73].

Факт состоявшегося прорыва 96-й танковой бригады сквозь немецкие боевые порядки современными исследователями не то что отрицается, но в какой-то степени ставится под сомнение. Однако подтверждение, что прорыв был действительно осуществлен, мы находим во вражеской литературе.
Пауль Карель — это псевдоним исполнительного директора службы новостей Третьего рейха и начальника пресс-службы имперского министерства иностранных дел рейха оберштурмбанфюрера СС Пауля Карла Шмидта, прямого подручного Геббельса. Им написана достаточно известная книга под названием «Восточный фронт», целиком посвященная «несчастным солдатам вермахта», отдававшим свои жизни во славу Германии. Их образы, естественно, овеяны героикой борьбы с этими русскими «азиатами». В книге нет описания таких деяний этих «цивилизаторов», как сожженные русские деревни, стертые с лица земли города, почти два десятка миллионов уничтоженных мирных жителей. Ждать правды от такого, с позволения сказать, исследователя просто смешно.
Однако в своей книге он доводит до читателя, якобы со слов бывшего майора вермахта Ф. Беке, описание боя у Ржавца, который возглавлял боевую группу, остановленную 96-й танковой бригадой. Согласно описанию, приводимому оберштурмбанфюрером СС Шмидтом, майор Беке предложил полковнику Опельн-Браниковскому захватить в ночь с 11 на 12 июля неожиданным ударом сильно укрепленный поселок Ржавец, форсировать Донец и создать там плацдарм. Его «небольшая» группа в составе 2-го батальона 11-го танкового полка 6-й немецкой танковой дивизии (сорок танков, включая несколько «Тигров». — Н. Л.), совместно с 2-м батальоном лейтенанта Лембке из 114-го танково-гренадерского полка на бронетранспортерах с наступлением темноты двинулась на север. Немцы старались соблюдать тишину и хранили радиомолчание. Огней не разжигали и не разговаривали. В этом месте воспоминаний так и просится что-то для красочности, и, естественно, оно появляется:

Слабо светила луна…(это несмотря на мелкий моросящий дождь. — Н. Л.) Мы двигались мимо хорошо оборудованных позиций противотанковых орудий и ракетных установок с расчетами. Русские не шевелились. Сонные, они ютились на своих позициях вдоль дороги. К подобным колоннам они привыкли [75].

Интересно, где бравый немецкий майор увидел оборонительные позиции? В эту ночь все советские части, занимавшие позиции в этом районе, по приказу Ватутина вели перегруппировку и старались побыстрее занять оборону к северу и к востоку от района немецкого порыва. Сам Беке рассказывает, что по дороге его группа обогнала пехотную колонну русских. Но, правда, он умалчивает, что русские пехотинцы оказали обгоняющим их танкам яростное сопротивление. В ход были пущены гранаты, и как минимум один или два танка получили повреждения [74]. Но как можно обойтись без очередного плевка в этих «untermenschen», и он, естественно, добавляет: «К счастью, ни один советский солдат не попросил его подвезти» (по-видимому, до Москвы. — Н. Л.).
И вот когда перед немцами появились первые дома Ржавца, они увидели проходящую рядом колонну в двадцать восемь советских танков. До них, по словам рассказчика, можно было достать рукой. Опустим бред сивой кобылы о том, что у проходящих танков «люки были открыты, а экипажи лежали на траве». Дальше интереснее…

Подошли семь Т-34 и расположились полукругом около Беке примерно на расстоянии в двадцать метров. Они навели пушки. Но видно было, что они не вполне уверены в том, что делать. Их сбивала с толку темнота (несмотря на якобы светящую луну. — Н. Л.). Дело для Беке оборачивалось скверно. С деревянной пушкой (врет, с 1941 года командирские танки были вооружены полнокровным орудием и отличались от остальных машин лишь наличием двух радиоантенн. — Н. Л.) много не навоюешь. Но надо было что-то предпринять, чтобы все дело не загубить в последний момент. Поворачивать назад боевую группу было поздно. Беке решился на отчаянную выходку. Вместе со своим помощником, лейтенантом Зумпелем, он выскочил из командирского танка. У каждого было по бомбе-«липучке», заряду взрывчатки, в каждой руке… [75].

Думаю, достаточно. Ну, не майор вермахта, а киношный Рембо. Заметим, что никто так не врет, как битые вояки. В своих мемуарах они всегда выигрывают проигранные ими сражения, а уж врагов при этом уничтожают горами. Для нас важно, что дело происходило на восточном берегу Северского Донца, чуть южнее Ржавца. Из советских танковых соединений здесь могла находиться только 96-я танковая бригада. Важно и то, что танки бригады обогнали непосредственно у Ржавца колонну танков Беке.
Генерал Лебедев впоследствии вспоминал, что танки бригады оборонялись одновременно в селах Киселево и в Сабынино. Когда пришел приказ из штаба корпуса занять оборону у деревни Александровка, уже смеркалось. Не переставая шел противный моросящий дождь. В этот момент подразделения стрелковых дивизий, оборонявшиеся у сел, организованно стали переходить с восточного на западный берег Северского Донца. Но враг напирал и мог на плечах отступающих захватить мосты. В сущности, у танкистов не было другого выхода как прикрыть собой уходящую пехоту, а затем, взорвав мосты, прорываться к новому месту назначения через вражеские боевые порядки. Но прежде необходимо было собрать все силы в один кулак. Чтобы привести танки капитана Щеглова из Сабынино в Киселево, за ними была послана разведка. К одиннадцати часам вечера все собрались: 228-й и 331-й танковые батальоны, в составе двадцати пяти танков Т-34, трех танков Т-70, МСПБ, ПТИБ. К этому же времени вся пехота отходящих дивизий уже находилась на другом берегу. Взорвав мосты, танкисты рванулись через вражеские позиции. Чтобы шокировать врага, все боевые машины одновременно, по команде, включили фары, а танковый десант открыл огонь из стрелкового оружия. Расчет был на неожиданность и на незначительную глубину немецкой обороны. Всего несколько минут понадобилось колонне бригады, чтобы выйти за линию вражеских позиций.
В ночь с 11 на 12 июля, с юга, со стороны Мелихово, на север, к Ржавцу, беспорядочно двигались и наши, и немецкие маршевые колонны. Все стремились быстрее достигнуть Ржавца и там закрепиться. На многих перекрестках дорог вспыхивали схватки, переходящие порой врукопашную. Кругом взлетали ракеты, слышались автоматные очереди, отдельные орудийные выстрелы. Под шумок танки 96-й бригады пристроились в хвост одной из немецких танковых колонн, состоящей из сорока танков. При приближении к Ржавцу, наша колонна по соседней дороге обогнала немцев, а замыкающей роте 228-го батальона была дана команда задержать противника, дать бригаде возможность оторваться от врага. Шесть машин развернулись и открыли беглый огонь по головным немецким танкам. Подбив девять из них и не потеряв ни одной машины, рота перешла на противоположный берег Северского Донца и взорвала за собой мост. Таким образом, эффект ночного рейда майора Беке оказался нулевым. Основная его цель — захват моста, не удалась. Ко всему прочему он потерял девять танков, что сильно осложнило положение его боевой группы.
Пока рота 228-го батальона, оказавшаяся в результате описанного боя на правом берегу Северского Донца выходила через село Большие Подъяруги на новый оборонительный рубеж, основные силы 96-й бригады, оторвавшиеся благодаря этому бою от противника, уже без всяких задержек устремились левым берегом к Александровке. Это село на тот момент становилось важнейшим пунктом обороны левого фланга Воронежского фронта.
Все тот же Дэвид Глянц, на основании немецких источников, подытоживает события этой ночи:

Но развить свой успех Беке был не в состоянии. В то время, когда он захватывал Ржавец, основные силы 6-й танковой дивизии атаковали важную высоту у Александровки, в 10 километрах восточнее. Однако советские войска энергично обороняли этот ключевой пункт своих позиций на Донце на фланге германского прорыва. Батальоны усиленного 4-го танково-гренадерского полка были прижаты к земле сильным неприятельским огнем у Александровки. В результате 11-й танковый полк Беке и большая часть поддерживающего 114-го танково-гренадерского полка вынуждены были остановиться. Они отошли к позициям 19-й танковой дивизии и вернулись, чтобы поддержать 4-й танково-гренадерский полк в борьбе за Александровку... Это лишило Кемпфа всех достижений рейда 6-й танковой дивизии [76] .

Однако американского исследователя информаторы вводят в заблуждение. О каком успехе майора Беке может идти речь, если он не смог захватить последний, еще не взорванный мост через Северский Донец. В конце концов, этот мост, как в Киселеве и в Сабынино, были взорваны танкистами все той же 96-й бригады. В результате немецким саперам пришлось затратить почти сутки на создание переправы у Ржавца. Боевой группе майора Беке не удалось также отсечь попавшие в окружение отдельные советские части 92-й и 89-й гвардейских и 375-й и 305-й стрелковых дивизий. Большинству окруженных подразделений удалось выйти к своим и занять оборону. Ну и последнее, бой за Александровку развернулся в полную силу лишь после полудня. Именно тогда из села Казачье подтянулись танки 6-й немецкой дивизии. А до этого были столкновения лишь с ее передовыми отрядами. Так на четыре ноль-ноль журнал боевых действий 96-й бригады фиксирует:

Штабриг, РУ, 3 танка Т-70, 1 танк Т-34 занимают оборону юго-западнее Александровки. Отбили одну танковую атаку совместно с дивизионом РС.

В предрассветное время подходившие танки 96-й бригады стали занимать рубеж вдоль балки Разумная между Александровкой и Свиридово. В это время, вследствии полнейшей усталости воинов, в том числе и летчиков, несогласованности в решениях принимаемых командирами, а так же элементарной безалаберности произошло то, что относят, как правило, к случайностям войны: авиация противников нанесла бомбовые удары по своим. Наши летчики по танкам 96-й бригады, уничтожив одиннадцать машин из двадцати, находившихся у высоты 241,5, севернее села Александровка. Немецкая авиация — по штабу 6-й танковой дивизии. В результате бомбардировки был ранен командир дивизии генерал фон Хюнесдорф. Четырнадцать его офицеров и солдат, включая майора Биберштейна, командира 114-го танково-гренадерского полка, погибли. Хюнесдорф, несмотря на полученные ранения, решил остаться в своей дивизии, но через два дня его настигла пуля советского снайпера.

            Двенадцатое июля 1943 года

Двенадцатое июля — особый день в истории России. В этот день советские войска Центрального и Западного фронтов, ломая немецкое сопротивление севернее Курска, перешли в решительное наступление в направлении Орла. Операция «Цитадель» окончательно провалилась. Теперь, чтобы поставить в ней жирную точку, дело оставалось за Воронежским фронтом.
Двенадцатое июля — день ожесточенных боев по всей линии соприкосновения войск Белгородского-Курского направления. Это прежде всего танковый бой у Прохоровки, где 29-й и 18-й танковые корпуса 5-й гвардейской танковой армии остановили эсэсовский корпус. Это бой на северном берегу реки Псел, где части 5-й гвардейской армии генерала Жадова остановили продвижение дивизии СС «Мертвая голова». В этот же день, 12 июля, 1-я танковая армия генерала Катукова нанесла крепкий удар по 48-му танковому корпусу и, что символично, по дивизии «Великая Германия». С этого момента медленно, но уверенно танкисты первой танковой стали очищать захваченные ранее немцами деревни в верховьях реки Пена, угрожая коммуникациям эсэсовского корпуса у села Яковлево. Двенадцатого июля 3-й немецкий танковый корпус, лишившийся трех важнейших переправ через Северский Донец у Киселева, у Сабынино и у Ржавца, направил свои усилия на село Александровка, пытаясь прорваться на восток на стыке 69-й общевойсковой и 7-й гвардейской армий.
Журнал боевых действий 96-й бригады сообщает:

12 июля.
14.00. Бригада в составе 14 танков Т-34, 3 танков Т-70, МСПБ, ПТИБ занимают оборону Александровка – Свиридово.
Противник силой до 20 танков атаковал Александровка – Свиридово. Огнем наших танков атака была отбита, при этом 2 танка противника сожжены.
16.00. Противник силой до 50 танков, батальона мотопехоты повторили атаку, которая также была отбита. После двухчасового танкового боя подбито и сожжено 15 танков противника и до роты пехоты.
Наши потери - 1 подбитый танк.

Еще не закончился этот бой, как произошло чрезвычайное происшествие. Читаем приказ по 69-й армии:

Около 17–18 часов 12.07. 53-й отдельный танковый полк начал наступление на 1-й Ново-Александровский выселок. Пройдя в колонне к высоте 241,5 (севернее села Александровка), танки с ходу открыли огонь по боевым порядкам 92-й гвардейской стрелковой дивизии и танкам 96-й танковой бригады, находящихся в районе села Александровка. Произошел бой между нашими войсками, одновременно наши штурмовики обстреляли боевые порядки 92-й гвардейской стрелковой дивизии [77].

Заодно обстреляли и танки 96-й бригады, о чем написано выше. Но эта бомбардировка произошла рано утром.

            Когда стихают сражения …

Дни с 13 по 15 июля 1943 года в своих основных деталях напоминают события 25 октября 1812 года. Тогда Наполеон, после непрерывного, почти суточного боя, все же взял штурмом Малоярославец. Но русские, хоть и отошли на две версты от города, продолжали стоять стеной, охватив неприятельские войска подковой. Одновременно казаки Платова под Медынью разгромили авангарды маршала Понятовского. Было ясно, что без нового, но уже самоубийственного Бородина пройти дальше на юг французы не смогут.
Наполеон открыл военный совет по плану дальнейших действий. В ответ на просьбу Мюрата дать ему остатки кавалерии и гвардию, с которыми он собрался пробиться в Калугу, Наполеон, по свидетельству Сегюра, ответил: «Мы и так довольно совершили для славы. Теперь подходящее время перестать думать о чем-либо, кроме как о спасении оставшейся армии». И Наполеон принял решение отступить перед русскими. Так, его тактический успех по взятию Малоярославца, признание факта которого русской стороной нисколько не умаляет подвига русской армии, перерос в стратегическое поражение французов.
В таком же положении в указанные дни оказались Гот и Манштейн. От Верхопенья до Прохоровки стеной встали русские танковые и стрелковые дивизии, сквозь которые 12 июля немцам пройти оказалось не под силу. А теперь уже тем более не реально. Резко усилилось давление танкистов Катукова на Яковлево, под самый корень немецкого вклинения. Малейшее промедление здесь грозило новым Сталинградом. А между 3-м танковым корпусом и эсэсовским корпусом все так же грозно стояли дивизии русской 69-й армии, как прямое наследие «Белгородского бастиона». Пока существовал этот русский клин, даже отход на исходные позиции, существовавшие на 4 июля, был невозможен. Только начни его — русское командование тут же введет туда свежие силы и отход превратиться в беспорядочное бегство.
Не будем забывать, что советские войска под Белгородом имели дело с немецким спецназом — отборными частями, имеющими огромный опыт боев и в Европе, и в России. Поэтому признание тактического успеха немцев в срезании ими русского клина в междуречье Северского и Липового Донца, произошедшее с 13 по 15 июля, нисколько не умоляет славу русского оружия. Для того чтобы совершить его, Гот и Кемпф собрали по сусекам все, что только у них оставалось под рукой после десятидневных боев. Южнее Прохоровки был сформирован эсэсовский бронированный кулак, а у Ржавца — бронированный кулак из остатков 3-го танкового корпуса. Брошенные навстречу друг другу, они соединились у села Шахово. Но собственно кольца создать не удалось — советское командование успело отвести свои дивизии из междуречья.
На этом эпизоде оборонительный этап Курской битвы завершился. Дальнейший ход событий с очевидностью показал, что под Курском Советской армией была добыта именно стратегическая победа. В горниле этих боев прошла закалку та самая армия, которая дошла уже до Берлина. Немцы же, со своей стороны, так и не смогли создать что-то подобное утерянному по мощи. Их лучшие солдаты навечно остались лежать на курских полях.
На девятый день сражения после бурных событий предыдущего дня обе противные стороны взяли передышку, ограничиваясь артиллерийской перестрелкой да перемещениями войск. К утру низкие тяжелые облака заволокли небо, что позволяло солдатам в окопах надеяться, что проклятые авиаторы наконец-то посидят у себя на аэродромах. Нечеловеческие усилия последних дней стали давать о себе знать. Смертельная усталость охватила солдат воюющих сторон. Танкисты засыпали за рычагами, стрелки — прямо на позициях. Казалось, еще чуть-чуть и битва прекратиться сама собой. Но пройдет день и вновь бойцы пойдут в бой, уже последний в этом сражении. Вот как отображены события этих последних дней в журнале боевых действий 96-й танковой бригады:

13 июля.
Бригада занимает оборону курган с отметкой 241,5 и продолжает укреплять оборону.
Противник концентрирует пехоту и танки овраг Кураковка – Ржавец – балка Разумная, активных действий не проявлял.
14 июля.
06.00 – 08.00. Противник после двухчасовой артиллерийской подготовки бомбит передний край семьюдесятью самолетами.
10.00. Противник силой до батальона пехоты атаковал Александровка – Свиридово – Ново-Хмелевое. После двухчасового боя овладел селом Александровка, курганом 241,5.
Четыре танка Т-34 331-го танкового батальона пошли в контратаку к кургану. После часового боя огнем танков Т-6 были подбиты все четыре танка. Противник потерял 2 танка Т-6 и 5 средних танков. В бою отличился командир 1-й танковой роты 331-го батальона старший лейтенант Тищенко, подбивший 2 танка Т-6. Он геройски погиб в этом неравном бою.
228-й танковый батальон с полком 305-й стрелковой дивизии отбил все атаки на Свиридово, уничтожив до взвода пехоты и подбив 5 танков противника.
15 июля.
Противник активных действий не проявлял.

Пятнадцатого июля генерал Лебедев распрощался с 96-й бригадой, передав ее под команду полковнику Попову.
За бои на Курской Дуге генерал Чистяков, командующий 6-й гвардейской армии, внес имя генерала Лебедева в список особо отличившихся командиров соединений свой армии, которые должны были быть удостоены ордена Кутузова второй степени. Однако об этом Виктор Григорьевич узнал лишь по прошествии двадцати пяти лет. Получилось, что этот орден до конца своей жизни он так и не получил.
В 1947 году Павел Семенович Рыбалко, будучи главкомом танковых войск, добился для генерала Лебедева награждения орденом Боевого Красного Знамени. Как было сказано в представлении: «За успешные действия против немецко-фашистских захватчиков в оборонительных боях под Курском, по вновь открывшимся обстоятельствам».
Второго августа 1968 года, в дни двадцатипятилетия битвы на Курской дуге, исполнительный комитет Гостищевского сельского Совета присвоил звание Почетного гражданина села Гостищево командиру 96-й танковой бригады им. Челябинского комсомола генерал-майору Лебедеву Виктору Григорьевичу за боевые заслуги в боях с немецко-фашистскими захватчиками летом 1943 года на территории Гостищевского района.

            На Берлин

Двадцать пятого июля 1943 года все центральные газеты Советского Союза опубликовали приказ Верховного Главнокомандующего генералам Рокоссовскому, Ватутину, Попову. В нем, в частности, сказано:

Ценой огромных потерь в живой силе и технике противнику удалось лишь вклиниться в нашу оборону на Орловско-Курском направлении на глубину до 9 километров и на Белгородско-Курском направлении — от 15 до 35 километров. В ожесточенных боях наши войска измотали и обескровили отборные дивизии немцев и последующими решительными контрударами не только отбросили врага и полностью восстановили положение, занимавшееся ими до 5 июля, но и, прорвав оборону противника, продвинулись в сторону Орла от 15 до 25 километров. Таким образом, немецкий план летнего наступления нужно считать полностью провалившимся. Тем самым разоблачена легенда, что немцы летом в наступлении всегда добиваются успеха, а советские войска вынуждены будто бы находиться в отступлении. За время боев с 5 по 23 июля противник понес следующие потери: убито солдат и офицеров более 70 тысяч, подбито и уничтожено танков 2900, самоходных орудий 195, орудий полевых 844, уничтожено самолетов 1392 и автомашин свыше 5000. Поздравляю вас и руководимые вами войска с успешным завершением ликвидации летнего немецкого наступления. Объявляю благодарность всем бойцам, командирам и политработникам руководимых вами войск за отличные боевые действия. Вечная слава героям, павшим на поле боя в борьбе за свободу и честь нашей Родины.
Верховный Главнокомандующий,
маршал Советского Союза И. Сталин
24 июля 1943 г. [78]

Надо ли говорить, что Великая Отечественная война была далеко не рыцарским турниром, где ценится молодецкая удаль, воинская стать и владение оружием. В сущности, это был прямой, разрекламированный по всей Европе геноцид, осуществление многовековой мечты европейцев на уничтожение русского народа как такового, и Русского государства в частности. А так как для цивилизованного европейца война против России всегда святое дело, то в этом походе (впрочем, как и всегда в прошедшем тысячелетии) приняли активное участие представители практически всех европейских народов. Исключение составили лишь сербы.
Русская пословица гласит: «Лучше один раз увидеть, чем десять раз услышать». До Курской дуги основная масса русского народа, жившего за пределами зоны оккупации, не представляла себе и десятой доли того, что творили на нашей земле европейские захватчики. Из газет, из радиопередач они, конечно, слышали о работе различных комиссий по изучению зверств, творимых солдатами вермахта, например, в Ростове-на-Дону, в Курске, в других освобожденных городах. Но к лету 1943 года таких городов было немного, да и находились они большей частью в ближайшем тылу у немцев. Фронтовая же авиация и артиллерия, вольно или не вольно, нивелировали собственно преступления захватчиков и «обычные» боевые разрушения. Но то, что открылось глазам советских солдат после Курской дуги, когда стали в массовом порядке освобождаться города, села и деревни, находившиеся в оккупации более года, потрясло всю армию, а через нее весь народ в целом. Это был шок. За шоком последовала жажда мщения. Армию охватил общий порыв — стереть Германию с лица земли, уничтожить эту нечисть, всех немцев до единого.
Заметим, в тот момент все эти зверства валились в целом на немецко-фашистских оккупантов. Однако выжившие местные жители уточняли. Наибольшими зверствами к мирному населению отличались прежде всего венгры, потом всякий европейский сброд: голландцы, шведы, норвежцы, датчане, поляки, латышские и эстонские легионеры, бандеровцы и, конечно, сами немцы. Румыны прославились в основном своими повальными грабежами. Относительной же лояльностью и корректностью к местному населению отличались лишь итальянцы.
Сейчас в нашей стране появились люди, которые пытаются излагать историю Великой Отечественной войны по Манштейну, Паулю Шмидту (Паулю Карель), Типпельскирху и прочим подобным источникам. Что же, предоставим слово фельдмаршалу Эриху фон Манштейну [79]:
Чрезвычайно трудные условия, в которых осуществлялся этот маневр (бегство к Днепру. — Н. Л.), вынудили немецкое командование прибегнуть к любым мероприятиям, которые осложнили бы противнику преследование наших войск. Необходимо было помешать противнику немедленно после выхода на Днепр безостановочно продолжать свое наступление, перейдя к нему непосредственно после преследования. По этой причине немецкая сторона вынуждена была прибегнуть к тактике «выжженной земли».
Далее автор уточняет понятие «выжженной земли»:
В зоне 20–30 километров перед Днепром было разрушено, уничтожено или вывезено в тыл все, что могло помочь противнику немедленно продолжать свое наступление на широком фронте по ту сторону реки, то есть все, что могло явиться для него при сосредоточении сил перед нашими днепровскими позициями укрытием или местом расквартирования, и все, что могло облегчить ему снабжение, в особенности продовольственное снабжение его войск. Одновременно, по специальному приказу экономического штаба Геринга, из района, который мы оставляли, были вывезены запасы, хозяйственное имущество и машины, которые могли использоваться для военного производства. Это мероприятие, однако, проводилось группой армий только в отношении военных машин, цветных металлов, зерна и технических культур, а также лошадей и скота.
Другими словами, немецкие войска, по свидетельству самого Манштейна, оставляли после себя пустыню. Все, что нельзя было отнять и вывезти, безжалостно уничтожалось. Но при этом, читатель, вдумайся, что заявляет этот мерзавец:
О разграблении этих областей, естественно, не могло быть и речи. В немецкой армии — в противовес остальным — грабеж не допускался. Был установлен строгий контроль, чтобы исключить возможность вывоза какого-либо незаконного груза (интересно, что это был за груз? — Н. Л.). Вывезенное нами с заводов, складов, из совхозов и т. п. имущество или запасы, между прочим, представляли собой государственную, а не частную собственность.
Геринг был значительно честнее Манштейна. Он прямо заявлял:
На Востоке… намерен грабить, и грабить эффективно. Все, что может быть пригодно для немцев, должно быть молниеносно извлечено и доставлено в Германию [80].
Но далее у Манштейна следует шедевр цинизма, который, между прочим, разного рода доморощенным «правдолюбам» проливает свет на вопрос, куда подевались во время войны почти два десятка миллионов человек мирных жителей нашей страны:

Так как Советы в отбитых ими у нас областях немедленно мобилизовывали всех годных к службе мужчин до 60 лет в армию и использовали все население без исключения, даже и в районе боев, на работах военного характера, Главное командование германской армии приказало переправить через Днепр и местное население. В действительности, эта принудительная мера распространялась, однако, только на военнообязанных (Во врет! — Н. Л.), которые были бы немедленно призваны. Но значительная часть населения добровольно (под дулами автоматов. — Н. Л.) последовала за нашими отступающими частями, чтобы уйти от Советов, которых они опасались. Образовались длинные колонны, которые нам позже пришлось увидеть также и в восточной Германии. Армии оказывали им всяческую помощь. Их не «угоняли», а направляли в районы западнее Днепра, где немецкие штабы заботились об их размещении и снабжении. Бежавшее население имело право взять с собой и лошадей, и скот, — все, что только можно было вывезти. Мы предоставляли населению также, поскольку это было возможно, и транспорт. То, что война принесла им много страданий и неизбежных лишений, нельзя оспаривать. Но их же нельзя было сравнить с тем, что претерпело гражданское население в Германии от террористических бомбардировок, а также с тем, что позже произошло на востоке Германии. Во всяком случае, все принятые немецкой стороной меры объяснялись военной необходимостью.

К цинизму Манштейнов и их последователей в лице европейских политиков нам, русским, не привыкать. Их разглагольствования о «нарушении прав человека» и «общечеловеческих ценностях» на фоне творимого в те годы их отцами и дедами на русской земле лучше всяких слов показывают их истинное отношение к так называемым гуманитарным вопросам. Но каким же цинизмом надо обладать нашим «демократам» и «правдолюбам», чтобы, зная обо всем происходившем в годы войны на захваченных немцами территориях, вести разговоры о цене победы. Почему они не подсчитывают цену возможного поражения?
Русский народ тогда прекрасно понял приказ своего Верховного Главнокомандующего. Такого приказа ждали долгих два года. Не было эйфории, не было общенародного ликования. Люди просто вздохнули с облегчением, что наконец-то врага погнали с родной земли. После произошедшего разгрома немецких танковых армад под Курском весь гигантский советско-германский фронт вздрогнул и двинулся на запад, на Европу, на Берлин. Советские солдаты вполне представляли, сколь длинной окажется эта дорога. Но я вспоминаю показываемый в военной хронике придорожный указатель, на котором надпись «до Берлина 720 километров», а внизу надпись мелом от руки: «Не х… дойдем».

            В боях за Киев и Житомир

ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО
Оперативная сводка за 6 ноября
Войска 1-го Украинского фронта, в результате стремительно проведенной наступательной операции и обходного маневра, разгромили немецкие войска и на рассвете 6 ноября штурмом овладели столицей Советской Украины — городом Киевом. Противник понес огромные потери в живой силе и технике. Продолжая развивать успешное наступление, войска 1-го Украинского фронта овладели районным центром Киевской области городом Васильков, а также заняли более шестидесяти других населенных пунктов, среди которых крупные населенные пункты: Лубянка, Озеры, Гостомель, Блиставица, Буча, Яблонка, Софиевская и Никольская Борщаговка, Шевченко, Петровский, Жуляны, Мышеловка, Крюковщина, Гатное, Хотив, Пирогово, Вита Литовская, Заборье, Боярка-Будаевка, Тарасовка, Юровка, Вета Почтовая, Глеваха и железнодорожные станции Буча, Жуляны, Боярка [81].

Согласно справочнику по освобождению городов в период Великой Отечественной войны 1941–1945 годов:

Город Киев. Освобожден 6 ноября 1943 года войсками 1-го Украинского фронта в ходе Киевской операции: <…> в том числе 7-м гвардейским танковым корпусом 3-й гв. ТА (генерал-майор т/в Сулейков Кирилл Филиппович) в составе: 54-й гв. ТБр (генерал-майор т/в Лебедев Виктор Григорьевич), 55-й гв. ТБр (подполковник Драгунский Давид Абрамович), 56-й гв. ТБр (подполковник Малик Трофим Федорович). Приказом ВГК и приказом НКО СССР присвоено почетное наименование Киевских <…> в том числе 7-му гвардейскому танковому корпусу.

Согласно тому же справочнику:

Город Васильков. Освобожден 6 ноября 1943 года войсками 1-го Украинского фронта в ходе Киевской операции: 3-я гв. ТА — 54-я гв. ТБр (генерал-майор т/в Лебедева Виктора Григорьевича), 7-й гв. ТК (генерал-майор т/в Сулейков Кирилл Филиппович). Приказом НКО СССР присвоено наименование Васильковских: 23-й гв. МСБр (полковник Головачев Александр Алексеевич), 54-й гв. ТБр (генерал-майор т/в Лебедев Виктор Григорьевич), 55-й гв. ТБр (подполковник Драгунский Давид Абрамович), 56-й гв. ТБр (подполковник Малик Трофим Федорович) [82].

В июле 1943 года 96-я бригада в составе 69-й армии была передана Степному фронту. Вместе с войсками этого фронта она участвовала в освобождении Харькова. От Харькова бригада, уже в составе 37-й армии, форсировав реки Днепр, Буг, Днестр, Дунай, прошла путь до столицы Болгарии Софии. За отличие в боях ей было присвоено почетное название Шуменской.
Пятнадцатого июля 1943 года генерал Андрей Дмитриевич Штевнев, командующий БТМВ Воронежского фронта, вызвал к себе генерала Лебедева и приказал ему сдать 96-ю танковую бригаду. Он назначался заместителем командира 6-го танкового корпуса 1-й танковой армии, которым командовал генерал Гетман. Командование Воронежского фронта, по словам Андрея Дмитриевича, в связи с предстоящей передачей 96-й бригады Степному фронту, просто желало сохранить его как блестящего танкового командира, для себя. Конечно же, это было повышение. Но быть первым лицом в бригаде — это одно, а быть вторым лицом в корпусе — это другое. Тем более если этим корпусом командует такой человек, как Гетман. Генерал Гетман пользовался, мягко говоря, не очень хорошей славой и был известен своей нечистоплотностью как по отношению к своим подчиненным, так и к стрелковым частям и соединениям, находившихся с ним во взаимодействии. Так, в начальный период июльского (1943 года) наступления немцев, по приказу Гетмана, его бригады, без предупреждения сражавшихся рядом с ним пехотных частей, были отведены из большой излучины реки Пена. То есть эти части были попросту брошены немцам на съедение.
Приказ есть приказ. Пришлось соглашаться с назначением. Вначале, в ходе восстановления положения, которое существовало до начала наступления немцев на Белгородском направлении, генерал Лебедев руководил боем двух бригад корпуса. Затем, при переходе в наступление на Харьков, Суммы, Полтаву, он командовал авангардом корпуса. В оборонительных боях под Богодуховым 6-й танковый корпус и вся 1-я танковая армия понесли значительные потери. После тяжелых и упорных боев эта армия, получив за Курскую дугу звание гвардейской, была отведена на пополнение.
К этому моменту взаимоотношения между генералами Гетманом и Лебедевым достигли предельной степени накала, так что пришлось вмешаться начальнику управления кадров БТМВ генералу Максимову, который сделал самый простой вывод из возникшей ситуации: два медведя в одной берлоге…
Первого ноября генерал Лебедев принимает 54-ю гвардейскую танковую бригаду в 3-й гвардейской танковой армии генерала Рыбалко, в ее 7-м гвардейском танковом корпусе. Прежний командир бригады, полковник Москальчук Никита Андреевич, геройски погиб 30 октября 1943 года в момент передислокации бригады с Букринского плацдарма на Лютежский. А уже через два дня, утром 3 ноября, после полуторачасовой артподготовки, главная группировка фронта, куда входила 3-я танковая армия, с Лютежского плацдарма нанесла удар по врагу с задачей освобождения матери городов русских. В тот же день командиры частей 54-й танковой бригады получили от нового командира боевой приказ.

Боевой приказ № 15
54-я гвардейская танковая бригада
Лес, 500 метров северо-западнее села Старо-Петровцы
10.00, 3 ноября 1943 года. Карта 100000-41
Противник частями 68-й и 88-й пехотных дивизий удерживает оборону на участке Гостомель – Вышгород. Бригада входит в прорыв за 56-й гвардейской танковой бригадой в направлении высот 153,4 и 155,9 – Берковец – западная окраина поселка Святошино – Софиевская Борщаговка – Шахровщина. Ближайшая задача: выйти в район совхоза «Большевик» – высоты 191,8 и 177,1, а в дальнейшем – лес севернее поселка Глеваха. Начало движения по особому сигналу. Справа движутся части 6-го гвардейского танкового корпуса. Решение. Войти в прорыв тремя эшелонами. Головная походная застава (ГПЗ) — танковый взвод 210-го танкового батальона, стрелковый взвод 2-й стрелковой роты МСПБ, взвод ПТР. Начальник — командир 2-й роты 210-го танкового батальона гвардии лейтенант Семенов. Двигаясь впереди бригады, ГПЗ обеспечивает бригаду от внезапного нападения противника, сбивая мелкие группы, а при встрече с крупными силами противника обеспечивает развертывание бригады на выгодных рубежах. 210-й танковый батальон с 2-й стрелковой ротой МСПБ, взводом минометной роты, взводом ЗПР (зенитчики), двигаясь за ГПЗ, должны быть готовыми развернуться и атаковать противника из-за фланга ГПЗ. 209-й танковый батальон с 1-й ротой МСПБ, взводом минометной роты, взводом ПТР, взводом ЗПР двигаться за 210-м батальоном в готовности развернуться и атаковать противника. Резерв — танково-десантная рота, взвод ПТР, ПТИБ, танковый взвод 209-го танкового батальона. Начальник — командир МСПБ гвардии майор Никитин. Двигаться за 209-м танковым батальоном в готовности к действиям по отражению контратак танков и пехоты противника. Я с оперативной группой в голове 209-го танкового батальона. Штаб за резервом. 1-й эшелон тыла: начальник — помощник командира 210-го танкового батальона по хозяйственной части гвардии старший лейтенант Нагорный. Двигаться по направлению бригады на линии стрелковых частей.
Доносить: о начале движения, при встрече с противником, о выполнении ближайшей задачи.
Командир бригады гвардии генерал-майор т/в Лебедев.
Начальник штаба гвардии майор Кабанов [83].

Четвертого ноября в образовавшийся прорыв была введена 3-я гвардейская танковая армия. По замыслу генерала Лозовского, начальника штаба 7-го гвардейского танкового корпуса, 54-я бригада должна была двигаться во втором эшелоне вслед за 55-й и 56-й танковыми бригадами. Но к полночи с 4 на 5 ноября танки бригады, подойдя к дачному поселку Пуща-Водица, натолкнулись на немецкие танки. Пользуясь тем, что подошла где-то отставшая 55-я бригада Драгунского, Виктор Григорьевич дал приказ обходить противника справа и занять с боем село и станцию Беличи. Заводы на этой станции были заминированы, и на них были оставлены подрывники. Но быстрота и натиск танкистов спасли их от подрыва. К вечеру 5 ноября все бригады армии собрались в Святошино, освобожденное днем танками 7-го гвардейского танкового корпуса. Пока произошла дозаправка и пополнение, уже стемнело. Несмотря на это 54-я бригада выступила в направлении Софиевки. Ее танки, вместе с приданым полком самоходных орудий, двигались через Жуляны и Боярку в течение всей ночи и вышли к аэродрому Каплица, где бригадой было захвачено много самолетов и другой разнообразной техники. Не задерживаясь, резким рывком, рассеивая по дороге заставы и небольшие группы противника, бригада к полудню 6 ноября ворвалась в город Васильков. Немцы не успели организовать даже видимость сопротивления. Они бежали, побросав технику, оружие и документы.
На следующий день, 7 ноября, обойдя с юго-востока Фастов, бригада сделала передышку в Поляниченцах на дозаправку и доукомплектование боеприпасами. В семнадцать ноль-ноль она со свежими силами выступила в направлении на Поволочь. Около двух часов ночи головная походная застава, а за ней и остальные танки бригады вошли в южную часть села Мало-Половецкое. Пройдя ее, техника стала спускаться в низину, отделяющую южную часть села от северной. Дорога по низине была трудной для танков, особенно в ночи, так как крутилась между многочисленными прудами. ГПЗ во главе с командиром бригады, преодолев низину, поднялась на бугор, за которым располагалась северная часть села и проходящий через нее большак. Остальные танки тянулись где-то сзади.
Тут же пришлось остановиться, так как в село по большаку входила большая колонна машин. Это могли быть наши, но могли быть и немцы. Войдя в село, колонна остановилась. Обращало на себя внимание, что из машин никто не выходил и не было слышно никаких разговоров. Так, вероятнее всего, могли входить в незнакомое село немцы. Но вдруг откуда-то с хвоста колонны появилась легковая автомашина, двигающаяся вдоль остановившейся техники с зажженными фарами. У Виктора Григорьевича спало с души: так безалаберно могли ехать только наши. Легковушка выехала в голову колонны и из нее на свет фар вышел в черном кожаном плаще… немецкий офицер. «Огонь!» — немедленно сделал отмашку Виктор Григорьевич. Танки ГПЗ открыли по колонне ураганный огонь и, не дожидаясь подхода остальных сил, ворвались в село. Было уничтожено сорок зенитных орудий, захвачено семьдесят две автомашины, несколько бронетранспортеров новейшей конструкции, различное имущество и документы оперативной группы 20-й танково-гренадерской немецкой дивизии немцев. Выяснилось, что это был дивизион тяжелых зенитных орудий. Зенитками предполагалось прикрывать с воздуха штаб этой дивизии, выбравший своим местоположением село Мало-Половецкое. В результате этого боя сильная атакующая группа противника вынуждена была несколько дней топтаться перед селом и терять драгоценное время, позволившее Воронежскому фронту в срочном порядке организовать оборону Фастова и Василькова. Здесь же генерал Лебедев узнал, что за освобождение Василькова он награжден вторым орденом Суворова.
Всего два месяца командовал генерал Лебедев 54-й гвардейской танковой бригадой. Под его командой на долю бойцов бригады выпали тяжелейшие оборонительные бои севернее Фастова. Пришлось отражать атаки не только 20-й немецкой дивизии, но и хорошо известных прежних врагов — танковых дивизий СС «Дас Райх» и «Лейбштандарт Адольф Гитлер». Затем последовал марш-бросок под Малин, что северо-восточнее Житомира. Здесь, по прямому приказу командующего 60-й армии генерала Черняховского, 54-я бригада приняла оборону участка от села Ворсовка до станции Ирша, длиной около восемнадцати километров. Потом, в одном из боев у села Федоровка, бригада разгромила 20-ю танково-гренадерскую немецкую дивизию немцев. В бою было захвачено двадцать четыре Т-5 «Пантера». Из семнадцати исправных танков, брошенных немцами, была сформирована рота под командой гвардии старшего лейтенанта Титова, которая заняла оборону вместе с танками Т-34. Но так как к немецким танкам сложно было найти горючее, то 25 декабря, при переходе 1-го Украинского фронта в наступление на Житомир, их пришлось бросить.
Новый, 1944 год бойцы бригады встречали в селе Сингуры, отражая яростные контратаки врага. До того боевая судьба генерала Лебедева хранила, несмотря на его постоянное нахождение в боевых порядках на передовой. Ранений, которые могли бы поставить под вопрос продолжение его боевого пути, ему удавалось избегать. Но 1 января 1944 года он подписал, как выяснилось позже, свой последний боевой приказ в танковых войсках.

Боевое распоряжение № 9
Штаб 54-й гвардейской танковой бригады
Восточная окраина села Сингуры. 01.01.1944 года
10.00. Карта 1:100 000.
1. Противник прочно удерживает район Троянов – Солотвин.
2. Бригада с бронетранспортерами 1419-го самоходного артиллерийского полка наступает в направлении хутор Обирки – местечко Троянов, овладевает Рудне-Городище и перерезает дорогу Бердичев – местечко Чуднов. В дальнейшем наступать в направлении Большие Коровинцы – хутор Червонный и к исходу 01.01. выйти в район Янушполь, захватив передовым отрядом перекресток дорог севернее Жеребки.
Справа, в район Чуднов, выходят части 4-го гвардейского танкового корпуса.
Слева – 56-я гвардейская танковая бригада выходит в район Нятки.
3. Передовой отряд — 210-й танковый батальон с 1-й стрелковой ротой мотобатальона автоматчиков (МБА). Ближайшая задача — выйти на южные окраины Нятки, перерезав дорогу Бердичев – местечко Чуднов, с выходом главных сил бригады в район Нятки и наступать в направлении Большие Коровинцы – хутор Червонный и к исходу 01.01. захватить перекресток дорог севернее Жеребки.
Исходное положение — южная окраина Волица.
4. 209-й танковый батальон с МБА наступать в направлении хутор Оборки – местечко Троянов. Ближайшая задача овладеть Рудне-Городище. В дальнейшем наступать в направлении Большие Коровинцы – хутор Червонный и к исходу 01.01. выйти в район Янушполь.
5. Первые тыловые эшелоны с частями. Вторые тыловые эшелоны особым распоряжением.
6. Я со штабом в голове 209-го танкового батальона.
7. Донесения присылать: а) при выходе на исходные позиции; б) о выполнении ближайшей задачи; в) о выполнении задания дня; г) информация о ходе боя через каждые 20 минут по радио.
Командир 54-й гвардейской танковой бригады гвардии генерал-майор т/в Лебедев
Начальник штаба гвардии майор Кабанов

В предновогодние дни, совершив форсированные марши, бригада обошла Житомир с запада и перерезала шоссе Житомир – Бердичев, освободив находившиеся на нем большие села Сингуры и Волица, занимаемые до того крупной танковой группой немцев. Для этого пришлось ночью решительной атакой, при поддержке дивизиона тяжелых самоходных орудий и залпа РС, форсировать реку Гуйва. Противник ожесточенно контратаковал, стремясь выиграть время для эвакуации ценного имущества в Бердичев. Зажатые в житомирском котле немцы яростно рвались в сторону Бердичева, но в конце концов вынуждены были сложить оружие. Рано утром 2 января 1944 года 54-я гвардейская бригада, выполняя приказ своего командира, нанесла передовым отрядом лобовой удар из села Сингуры на Троянов, в то время как основные силы бригады в ночь форсировали с помощью местных жителей вроде бы непроходимое для танков болото перед селом Рудня-Городище. Маневр застал немцев врасплох и они, бросая технику, оставили город.
Всю вторую половину дня и ночь танки бригады вновь шли форсированным маршем, чтобы обойти с запада Бердичев. Когда стало светать, танки бригады пошли в атаку у местечка Янушполь. Один батальон пошел очень хорошо, а у другого что-то застопорилось. Чтобы поторопить и этот батальон, генерал Лебедев вылез из своего танка. В этот момент налетели «лаптежники» и «мессершмиты». Одна из авиационных бомб разорвалась рядом с командирским танком, и осколки рикошетом от брони брызнули в лицо Виктору Григорьевичу.
Виктор Григорьевич очнулся лишь 8 января, находясь уже в киевском госпитале. Приговор военной комиссии был однозначен: потеря правого глаза окончательно и бесповоротно лишала генерала возможности воевать дальше в танковых войсках. Не помог делу и разговор с начальником Главного автобронетанкового управления Красной армии генералом Федоренко. Он сказал: «Я приказываю тебе принять 4-ю автомобильную бригаду Ставки Верховного главнокомандования. Мы задыхаемся от отсутствия в автомобильных войсках хорошо знающих технику командиров. Ты хочешь дойти до Берлина? Значит, считаю вопрос закрытым».
Четвертая автомобильная бригада СВГК обеспечивала всем необходимым наступающие войска 1-го Белорусского фронта. От ее четкой работы зависело многое на фронте. Видимо, поэтому в ноябре 1944 года генерал Лебедев получил второй орден Боевого Красного Знамени, а в феврале 1945 года — орден Ленина. Тридцатого апреля 1945 года машины 4-й автомобильной бригады развозили под огнем противника боевые грузы по очищенным от немецких войск кварталам Берлина.

Они, наши деды и отцы, свое дело совершили…

СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
1. ЦАМО, ф. 10мк, оп. 1, д. 2, л. 4.
2. Органы государственной безопасности СССР в Великой Отечественной войне. Т. 2. Кн. 1. 22 июня – 31 августа 1941 года. – Авт.-сост. В.П. Ямпольский [и др.] М. Русь, 2008. С. 12..
3. Барышников Н. И. Блокада Ленинграда и Финляндия. – СПб-Хельсинки : 2002. С. 45.
4. Хомяков И. История 24-й танковой дивизии РККА. – СПб BODlib: 2006.
5. ЦАМО, л/д 0792494, л. 36.
6. ЦАМО, ф. 41ск, оп. 1, д. 18, л. 11.
7. Гальдер Ф. Военный дневник. Т. 3. Кн. 1. – М. : Воениздат 1971. С .205–206, 326.
8. ЦАМО, л/д 0792494, л. 37.
9. Василевский А. М. Дело всей жизни. – М. : Политиздат 1989. С. 165.
10. ЦАМО, оп. 5554, д. 75, л. 133.
11. Там же, л. 142.
12. Там же, л. 154.
13.Там же, л. 139–140.
14. Там же, л. 219.
15. ЦАМО, ф. 217, оп. 1283, д. 11, л. 75–77.
16. ЦАМО ф. 4, оп. 11, д. 69, л. 121–123.
17. Дайнес В. Бронетанковые войска Красной армии. – М. : Эксмо 2009. С. 148–151.
18. Обращение к молодежи Южного Урала комсомольцев и молодых рабочих Челябинского абразивного завода. «Челябинский рабочий» 25.09.1941.
19. Никулин Л. Рождение колонны. – Оренбург : Южный Урал, 1943.
20. Василевский А. М. Дело всей жизни. – М. Политиздат: 1978. С. 189.
21. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления. Т. 2. – М. : Олма-Пресс 2002. С. 59, 64.
22. ЦАМО, оп. 3191, д. 1, л. 3.
23. ЦАМО, оп. 9005, д. 15, л. 9.
24. Там же, л. 9-о.
25. ЦАМО, л/д 0792494, л. 17.
26. ЦАМО, оп. 9005, д. 15, л. 10, 10-о.
27. Катуков М. Е. На острие главного удара. – М. Воениздат : 1974. С. 164–166.
28. ЦАМО, л/д 487006, л. 4.
29. ЦАМО, л/д 0792494, л. 17.
30. Постановление Совета народных комиссаров о присвоении званий высшему командному составу Красной Армии. «Комсомольская правда» № 16 (5418), 20.01.1943.
31. ЦАМО, л/д 487006, л. 6.
32. Указ Президиума Верховного Совета СССР о награждении командиров Красной Армии орденом Суворова II степени. «Комсомольская правда» № 32 (5434), 09.02.1943.
33. История Великой Отечественной войны 1941–1945 годов. Т. 3. – М. : 1964. С. 106.
34. ЦАМО. оп. 9005, д. 107, л. 27, 28, 28-о.
35. Золотухин А . Ю . Подвиг воинов    96 -й отдельной танковой бригады у села Пузачи Курской области в феврале 1943 г . / А . Ю . Золотухин , В. В. Коровинн, А. Н. Манжосов. /
/Военно-историч. архив. - 2008. - № 11. - С. 120-125.
36. ЦАМО, ф. 31 ОИПТБр., оп. 1, д. 4, л. 37.
37. Великая Отечественная война Советского Союза 1941–1945 / краткая история. – М. : 1965. С. 244.
38. Жуков Г. К. Воспоминания и размышления... Олма-Пресс 2002– С. 159.
39. Василевский А. М. Дело всей жизни… – С. 314.
40. ЦАМО, ф. 203, оп. 2843, д. 421, л. 62–66.
41. Лопуховский Л. Н. Прохоровка без грифа секретности. – М. ЭКСМО, Яуза, : 2005. С. 336.
42. Русский архив: Великая Отечественная: Т. 15. Битва за Берлин (Красная Армия в поверженной Германии). – С. 435.
43. Битва под Курском: от обороны к наступлению / сост. В. Гончаров. – М. : АСТ, 2006. С. 69.
44. Там же, c. 45.
45. Замулин В. Н. Забытое сражение Огненной дуги. – М. Эксмо, Яуза : 2009. С. 411.
46. ЦАМО, ф. 3191, оп. 1. д. 3, л. 23–31.
47. ЦАМО, ф. 203, оп. 2851, д. 24, л. 422.
48. Глянц Д., Хаус Д. Курская битва решающий поворотный пункт второй мировой войны. Астрель. М. 2007– 2007. С.116–117.
49. Замулин В. Н. Забытое сражение… – С. 234–235.
50. Замулин В. Н. Курский излом. – М. Яуза, Эксмо: 2008. С.460.
51. ЦАМО, оп. 5113, д. 235. л. 24.
52.Там же, л. 25.
53. Глянц Д., Хауз Д. Курская битва… – С. 128.
54. Замулин В. Н. Забытое сражение… – С. 300.
55. ЦАМО, оп. 3191, д. 1. л. 28.
56. ЦАМО, оп. 5113, д. 235. л. 26.
57. ЦАМО, оп. 3191, д. 1. л. 28.
58. ЦАМО, оп. 5113, д. 235. л. 2.
59. Там же, л. 27.
60. Замулин В. Н. Забытое сражение… – С. 459.
61. См. 43. Битва под Курском: от обороны к наступлению / сост. В. Гончаров. – М. : АСТ, 2006. С. 236.
62. Замулин В. Н. Засекреченная Курская битва. – М. Эксмо, Яуза: 2007. С. 49.
63. ЦАМО, оп. 3191, д. 1, л. 28–30.
64. См. 43. Битва под Курском: от обороны к наступлению / сост. В. Гончаров. – М. : АСТ, 2006. – С. 236.
65. Замулин В. Н. Забытое сражение…– С. 386–387.
66. См. 43. Битва под Курском: от обороны к наступлению / сост. В. Гончаров. – М. : АСТ, 2006.– С. 237.
67. Замулин В. Н. Забытое сражение… – С. 433.
68. Замулин В. Н. Прохоровка — неизвестное сражение великой войны. – М. : АСТ, 2006. С. 308.
69. Глянц Д., Хауз Д. Курская битва… – С. 177–178.
70. Замулин В. Н. Прохоровка... – С. 310–311.
71. Замулин В. Н. Засекреченная Курская битва… – С. 490.
72. Замулин В. Н. Прохоровка… – С. 312–313.
73. Там же, с. 474.
74. Замулин В. Н. Засекреченная Курская битва… – С. 493.
75. Карель П. Восточный фронт. Книга 2. Выжженная земля. – М Эксмо: 2003. С. 57–59.
76. Глянц Д., Хауз Д. Курская битва… – С. 217.
77. ЦАМО, ф. 48 ск., оп. 1, д. 2, л. 17.
78. Приказ Верховного Главнокомандующего генералам Рокоссовскому, Ватутину, Попову. «Комсомольская правда» № 174 (5576) 25.07.1943.
79. Манштейн Э. Утерянные победы. – М. ACT; СПб Terra Fantastica : 1999. С. 552–553.
80. Материалы Нюрнбергского процесса. День шестнадцатый.
81. От Советского Информбюро. Оперативная сводка за 6 ноября. «Комсомольская правда» № 264 (5666) 07.11.1943.
82. Справочник по освобождению городов в период Великой Отечественной войны 1941–1945. – М. Воениздат 1985.
83. ЦАМО, ф. 54 гв.ТБр, оп. 1, д. 10, л. 36.