Александр ГЕРАСИМОВ
ПРАВО ПЕРВОЙ НОЧИ
Сергей Петрович Яблочков ратовал за право первой ночи. Уж больно девки его племянника Юрки были хороши. Ладные, жопастые, с высокими упругими девичьими грудьями и наглыми, подведенными черной тушью глазами. В прежние времена и за самим Сергеем Петровичем, если верить его рассказам, увивались такие же яркие, словно экзотические птицы, отчаянные, по первому зову готовые на всё, длинноногие барышни. Только со временем строй их постепенно редел, из девушек они превращались в почтенных, обремененных постоянно хворающими детьми и пьющими мужьями, матрон, теряя при этом большую часть яркого оперения и приобретая взамен лишние подбородки, базедову болезнь, артрит и ишиас.
Теперь же Яблочков мог только со стороны наблюдать праздник жизни. Племянник Юрка водил к себе все время разных подружек, не задерживаясь ни на одной более недели. На недоуменные вопросы дяди, отчего, дескать, такая милая и прехорошенькая, к примеру, Верочка не поразила его, Юркино, сердце амуровой стрелой, племянник отвечал, что «мочалок» на его век хватит, и еще даже останется.
- Сам посуди, - мудрствовал лукаво вьюнош, - мне всего только девятнадцать лет. Я здоров, умен, высок, спортивен и далеко не урод. Девицы вкруг меня так и вьются. Так с какого же рожна мне отказываться от всех ради одной? Прикинь? Окрутиться я еще успею. А пока у меня задача скромная, но достойная – покрыть наибольшее количество самок, обитающих в обозримых окрестностях. Главное дело, дядя Сережа – безопасный и ни к чему не обязывающий секс. Использование презерватива – непременное условие беззаботного существования белковых тел! – Юрка с важностью поднимал в небо палец и в доказательство демонстрировал дяде кучу разнообразных, всех цветов радуги, проверенных электроникой, сработанных из тончайшего латекса, гондонов, которые постоянно, на всякий пожарный случай, держал при себе.
Яблочков на то лишь вздыхал и отступал в сторонку, чтобы не мешать молодой поросли победно шествовать по мощеной желтым кирпичом дороге.
Юрку подселила к Сергею Петровичу его младшая единоутробная сестра Евгения Петровна Яблочкова, провизор коммерческой аптеки «Вита Нова». Сестрица нашла в аптеке не только работу, но и свое последнее, как она утверждала, «счастье жизни», Арона Ашкенази, жуликоватого кривоногого коротышку с печальными, желтыми, как у наевшегося махорки козла, глазами. Арон Георгиевич был плодом союза грузинского еврея и волжской татарки, человеком хитрым, осторожным и, в тоже время, необыкновенно любвеобильным. От чего довольно часто прокалывался на женском фронте. За ним вился шлейф из законных и внебрачных связей, скандальных разводов и непомерно больших алиментов, на которые уходила львиная доля его солидного жалования. Однако, аптечный бизнес приносил доходы сравнимые, разве что, с прибылями наркоторговцев, так что Арон Георгиевич не бедствовал. Будучи весьма аппетитной дамочкой, Евгения Петровна довольно скоро завела с хозяином аптеки бурный роман. В связи со случившимся альянсом, Арон Георгиевич поселился у пассии, что было чрезвычайно удобно (Евгения Петровна обитала в отдельной квартире, в центре Города, с видом на речку Мойку, в двух шагах от места службы), а ее великовозрастный сынок стремительно был выдворен на постой в дядину квартиру, чтобы не быть, так сказать, помехой материнскому счастию.
***
- Ты, гляди, Юрка, пробросаешься. Время пролетит незаметно. Охнуть не успеешь, как седой волос сквозь прическу проступать начнет. Вот, скажем, возьми меня, - Сергей Петрович, сидя на кухне, за компанию с племянником угощался кофием с сигаретой. Только что за дверь, пощекотав воздух тонкими пальчиками, упорхнула очередная Юркина «бабочка», - Я тоже, знаешь, в свое время был не прочь… того-этого… Поверишь ли – от барышень отбою не было… Да… И что я сейчас? Один, как перс, бобылюю. А тоже, знаешь, любил… - и Сергей Петрович сделал пальцами обеих рук непристойный в приличном обществе жест.
- Ты чего, дядь Сережа? Походу и сам не прочь побаловаться? В твоем-то возрасте!- цинично хохотнул юноша.
- А какой такой у меня возраст особенный? – беспокойно зашаркал шлепанцами Яблочков. Слова племянника не на шутку смутили его, - Если хочешь знать, один перец в Индии, в девяносто семь лет с бабами жил и был еще способен детей понаделать. Он и помер на бабе своей. Вот, брат, как! А мне всего-ничего, шестьдесят два… только.
- Ну, ты, дядь Сережа даё-ошь! Нич-чего себе! Я-то думал, что ты уже, кроме как о собственном кулаке, ни о чем больше и не помышляешь. А ты у нас, оказывается, Казанова!
- Какая еще «казанова»? Ты, брат, Юрка, говори, да не заговаривайся! На «зоне» за такое…
- Ты, дядька, совсем темный. Казанова – это имя нарицательное. Так звали знаменитого своей мужской силой итальянского авантюриста, известного бабника, Джакомо Казанова. Он в восемнадцатом веке жил.
- Ну-у, - сконфузился Сергей Петрович, - ты скажешь тоже, в восемнадцатом веке. Эт, когда было!
- Да ты что, кино, что ли, не смотрел? Его же недавно по «ящику» показывали.
- Ладно тебе, племяш, задаваться! Я, зато, много такого знаю, чему тебя ни в каком институте не научат.
Говоря так, Сергей Петрович намекал на случившуюся в его жизни романтическую историю. Яблочкову пришлось некоторое время посидеть в «Крестах», знаменитой питерской тюрьме, или, выражаясь языком официальным, Следственном изоляторе №1 ГУФСИН, милом местечке из красного кирпича с видом на Большую Неву…
***
- Значит так, дядька! Слушай и не перебивай. Сегодня вечером ко мне Натка Гордеева конспекты по сопромату принести обещала. Ну, конспекты мне, конеш, нужны, но это – дело десятое. А главное дело, она потрахаться со мной хочет. Всех уже на курсе переимела. Походу, у нее чуть ли не бешенство матки. Мне Сенька Лямин рассказывал, что она так его заездила, что едва в окошко нагишом не выскочил. Хорошо, что родители с дачи внезапно заявились. А то, говорит, прямо беда! Злая она до этого дела. А мне сегодня не до нее. Поважнее делишки есть. Да и успею еще. Никуда она не денется. Вот ты ее и встретишь. Слово зА слово, членом, как говорится, пО столу.
- Это, как это – членом пО столу? А если она меня в морду за такие дела?
- Не ссы в муку, дядь Сережа. Натке все равно об кого пелотку чесать. А ты у нас, сам говорил, мущина, хоть куда.
- Так-то оно, так… А она совершеннолетняя хоть? – заерзал по стулу Яблочков.
- Очень даже, - успокоил родственника Юрка, - Она уже и замуж успела сбегать. Да, видно, не на того нарвалась. Не хватило ей. Вот она и скачет с члена на член. Но выглядит на все сто!
- Что значит «на сто»? – снова забеспокоился Сергей Петрович, - Морщинистая, что ли?
- Да, дядь Сережа, - почесал затылок Юрка, - дремучий ты у нас, как Шишкин лес. В смысле, доходит да тебя, как до… Ладно. Выглядит она много моложе своих двадцати. Так что, не тушуйся и сразу переходи в наступление. Сопли не размазывай – они этого не любят. Сразу бери быка за рога… то есть это… за вымя. В общем – ац и на матрац!
- Ну, ты скажешь тоже, - залился краской Сергей Петрович. Но видно было по всему, что племянник вселил в его сердце самые радужные надежды. Он даже приосанился несколько и от этого стал смахивать на большого облезлого какаду. Сходства с попугаем добавлял сломанный в юности нос и непокорный седой, завитый кверху хохолок на затылке.
- Только ты это… - племянник окинул старого лавласа придирчивым взглядом, - оденься, что ли, поприличнее. И пасть прополощи, не забудь. А то от тебя вечно тухлым яйцом разит.
- Поживи с моё, посмотрим, чем от тебя разить станет, - обиженно пробурчал Сергей Петрович, но послушно раздавил сигарету в пепельнице и отправился в ванную чистить зубы.
***
Остаток дня Петрович места себе не находил. Все бегал наводить лоск в ванную комнату. То побреется лишний раз, то галстук с искрой нацепит, то жилетку вязаную поверх сорочки натянет. Эмпирическим путем старый волокита дошел до осознания того, что, чем меньше на нем будет одежды, тем лучше. В конце концов, костюм его составили почти новые чесучовые штаны и легкая спортивная тенниска. Однако, принимать даму в носках показалось мужчине неприличным, тем более, что носки недраные по большому счету нашлись, но несколько разного оттенка. Так что он обулся в рыжие летние полботинки. Немного подумав, чтобы ловчее было скинуть обувку, шнурки завязывать не стал, а просто подоткнул их с боков.
Старость – довольно неожиданное и горькое блюдо, предлагаемое природой в качестве десерта. Так сказать, compliment от шеф-повара. Казалось, толь вот, буквально вчера, с легкостью необыкновенной, опережая натужно кашляющего старика с клюшкой, пешком взлетал по лестнице на пятый этаж – и хоть бы тебе что – ни одышки, ни гулкого сердцебиения, а сегодня сам постукиваешь палкою по стесанным ступеням в поисках верного места для ноги.
К обеду старый боевой конь довел себя до предынфарктного состояния. В результате обезьяньих прыжков сердце стало давать сбои. Пришлось прибегнуть к валериане и корвалолу. От кавалера за версту разило аптекой.
Сергей Петрович отсиделся на кухонном стульчике и, время спустя, подошел к зеркалу прихорошиться. Из-за траченной временем амальгамы на него глядел довольно потасканный, красноглазый тип с изрядными залысинами и совершенно седыми висками. Сам Яблочков свою седину давно замечать перестал, но теперь, в преддверии встречи с юной гетерою житейское серебро как-то уж больно бросалось в глаза. Нужно было с этим что-то делать.
В память об одной из племянниковых девиц в туалетном шкафчике остался тюбик германского красящего шампуня «Blondocolor». Чего не сделаешь ради пущей красоты. Сергей Петрович решил покрасить остатки былой роскоши заморским средством «дающим чудесный ровный цвет, возвращающим волосам их естественный блеск, способствующим выравниванию структуры волос, возвращающим им гладкость и эластичность»...
***
Спустя два часа, Яблочков стал отчаянно смахивать на шкодливого премьер-министра Итальянской республики, молодящегося старого повесу, Сильвио Берлусконя. Редкие волоса его сияли всеми оттенками бордо – от «красного дерева» и «махагон» до нежно-розового. Проплешины головы также окрасились в легкий малиновый цвет. Сергей Петрович оглядел себя в зеркале и остался очень доволен новой мастью. «Наперед нужно будет запастись такой краской, - решил он, - Мало ли, еще какая-нибудь оказия случится. Чтобы нужно было выглядеть помоложе и попредставительней».
В восьмом часу вечера раздался дверной звонок. Как ни ждал Яблочков визита, а все равно был не совсем готов. Он сидел в сортире и штудировал сотню раз уже читанную газету со старыми анекдотами. Сергей Петрович по-военному завершил природную надобность, подтянул штаны и мгновение спустя уже наблюдал в дверной глазок округленную линзой милую мордашку.
- Здравствуйте, - вежливо поприветствовала Яблочкова визитерша и сделала даже, как ему показалось, нечто вроде книксена, - А Юра дома?
- Да вы проходите! – просипел давно приготовленную фразу пенсионер. В горле сделалось сухо и язык не помещался во рту. Дернувши головой, Сергей Петрович сглотнул. Внезапно слюна смочила нёбо столь обильно, что от неожиданности наш кавалер чуть не захлебнулся. Но потом кислотно-щелочной баланс пришел в норму, и дальше дело пошло легче. Пока девушка проходила в комнаты и расстегивала сумочку, с тем, чтобы добыть принесенные тетради, Сергей Петрович шаркал по полу сандалетами, словно собираясь натереть паркет, и делал всякие артикулы: приседал, сжимал и разжимал ладошки, показывая куда можно положить конспект, и, как ретивый конь, махал головой. Затем, обретя дар речи, галантно предложил даме:
- А не желаете ли чаю?
- Не откажусь, - просто отвечала девушка.
Яблочков бросился в кухню и приволок поднос с заваренным по старой привычке, томившимся под стеганой тряпочной бабой, чифирем. Гостья уселась на предложенную табуреточку и с удовольствием стала пить коричневую заварку.
- Не крепко ли вам? - поинтересовался хозяин.
- Нисколько, - прихлебывая чай сообщила девушка, - Я люблю покрепче и погорячее. Вы знаете, на улице холодно, а я в одних только тонких колготках.
От этой фразы у Яблочкова голова пошла кругом. Он слыхал ее в каком-то зарубежном фильме. И счел ее сигналом к решительным действиям. Сергей Петрович, слова лишнего не говоря, словно ястреб на малую пичугу, набросился на девушку, подхватил ее на руки и повалил на кровать.
Через четверть часа все было кончено. «Юный» любовник откинулся в кровати в полном изнеможении.
***
С детства Сергей Петрович был воспитан в строгости. Родители не дозволяли ему шалить. Лишних, «карманных», денег мальчику не давали, игрушками не баловали, а за провинности не сильно, но обидно секли ремнем и ставили в угол. Доставалось и за школьные оценки. Отличной учебы от него не ждали, но за оценку «три» и ниже наказывали и называли «дебилом».
В ответ Сергей Петрович стал таскать мелочь из родительских карманов, а, встретив на пути голубя, кошку или еще какое-нибудь мелкое животное, вымещал на них накопившуюся от обид агрессию. По птицам стрелял из рогатки, а котят «запускал в космос» - хватал за хвост и, хорошенько раскрутив, зашвыривал вверх, что было сил. Время спустя все окрестные коты обходили Яблочкова за три квартала. С девочкой Сергей Петрович подружиться не умел. На его предложения «ходить» все мало-мальски симпатичные одноклассницы отвечали уклончиво, дескать, они уже ангажированы. Паренек особенно не обижался и делал вид, что ему все равно. Однако на самом деле неуспехи на дамском фронте мало его радовали и, оставшись в одиночестве дома, Сергей Петрович самозабвенно дрочил на дебелую, вырванную из «Огонька», Рубенсовскую тетку из «Похищения дочерей Левкиппа». Строго говоря, теток было две, но одну из них художник изобразил в малоинтересном для Сергея Петровича ракурсе.
***
Итак читатель видит, что рассказы нашего героя о его необыкновенных похождениях на любовной стезе были ничем иным, как почерпнутыми из малохудожественной литературы анекдотами. С женщинами Яблочкову не везло. И «птиц экзотических» у него было две-три, да и то из тех, которых и красавицами-то назовешь разве что из жалости. Жениться ему как-то не довелось, так что до седых волос Сергей Петрович дожил практически бобылем.
***
- Ну, ты, дядя, даешь! – голос случайной наперсницы мигом вернул Сергея Петровича в настоящее, - Набросился так, что можно подумать – из голодного края.
Присев на край любовного ложа, девица подсчитывала нанесенный ей урон:
- Зачем, дурак, колготки порвал?! Хорошо еще трусики не натянула… А колготки, на минуточку, Incanto, дорогущие. Всего только раз и надела. И маникюр, псу под хвост. Ладно, давай, дядя, знакомиться. Меня Таней звать. Друзья зовут Татой. Мы же теперь с тобой, дядя, друзья? После всего, что между нами произошло…
- Натой? – вскочил с кровати Яблочков.
- Ната – моя старшая сестра. Она не смогла придти. О-эр-зэ. Сопли ручьем. Так что она меня попросила Юрке конспекты передать.
- А сколько тебе… Тата… лет? - пол под ногами несчастного Дон Гуана зашатался.
- Вот об этом, дядя, - с напором проговорила девушка, - у нас с тобой отдельный разговор будет…
***
Вот вам, любезный моему сердцу читатель, никогда не казалось, что все более-менее значительные события этого мира происходят без вашего непосредственного участия? Что всякая необыкновенная радость или, наоборот, беда, обходят вас стороной? Невероятные, шальные, свалившиеся прямо на голову деньги – в виде крупного наследства или выигрыша Jeckрot – это в Лас-Вегасе или в каком-нибудь Йоркшире? Женитьба простого человека на принцессе – в Монако? Торнадо и цунами – это где-то в Калифорнии, Индонезии и Японии; жуткие, невообразимые морозы – в Якутии и на Аляске; засуха – в Экваториальной Африке; голод – где-то там же, неподалеку?..
И вот вам, пожалуйста: принцесса, наследница трона Шри-Ланки, Фариида Моддалигэ влюбляется по уши в простого русского парня Мишу Бондаренко, дело идет, прям-таки, к свадьбе и рождению прелестной девочки с экзотическим для наших мест именем, Сунита; москвич, Иван Демидов берет куш в пять с лишним мильёнов долларов в мировом покерном чемпионате; Черноморская волна сметает пляжи на южном побережье Крыма; летом в России устанавливается чудовищная жара, а зимой всю страну по крыши заметает снегом…
До поры и Сергей Петрович Яблочков не был активным участником мировых катаклизмов. Жизнь его, если не считать «ходки», прошла гладко, словно горошина по выскобленному столу прокатилась. Вот, казалось бы, и край. Ан, нет! Случилась на ровном пути малая кочка.
***
В двух с половиной словах Тата объяснила случайному любовнику, что произошло. А случилось деяние, подпадающее под статью 134 УКРФ – половое сношение и иные действия сексуального характера с лицом, не достигшим шестнадцатилетнего возраста. А ей шестнадцать только в конце следующего января исполнится.
- Это, дядя – три года, не меньше. А если еще без согласия, которое я тебе, кстати, не давала, то… В общем, ты теперь – мой раб!
- Как это? – Серей Петрович, только-только стал приходить в себя
- А вот так! Что захочу с тобой, то и сделаю! – торжественно пообещала девушка, - В нашем в классе у каждой почти девчонки свой раб сексуальный есть. Эт сейчас модно. Будешь моим, дядя… как тебя, кстати, звать-то? А то я всё «дядя» да «дядя»…
- Сережа, - выдавил из себя Яблочков. Но тут же поправился, - Сергей Петрович.
- Вот и познакомились, - весело констатировала Тата, - А ты ничего, симпатичный. Вон и хохолок у тебя потешный на голове. Ну ладно, дядя Сережа. Мне домой пора. Засиделась я у тебя. А мне еще физику делать. Так что, пока-пока. И не забудь – ты мой раб! Отныне и до скончания века.
«Аминь!» - запирая за Татой дверь, грустно резюмировал Сергей Петрович.
ЭПИЛОГ
Конец нашей истории вовсе не такой уж и печальный. Хотя, с точки зрения общественной морали, мы, конечно, немного, кажется, перегнули палку. Но, тем не менее. Услыхав историю дядиного падения, племянник долго хохотал, успокаивал родственника и советовал «не ссать в муку». Однако, время спустя Юрка и сам попал в сети. Его, пригрозив обвинением в изнасиловании, прибрала к рукам молодая вдова погибшего от наемного убийцы бизнесмена. Она поселила юношу в своей загородной резиденции и отпускала только в институт. Да и то, под надсмотром дюжего охранника.
Яблочков же, как это ни странно, подружился с милой своей шантажисткой. Жизнь его, прежде бесцветная, обрела некоторый даже бодрый оттенок. Он, чем мог, помогал «маленькой разбойнице». Матушка сестер Гордеевых вскорости приказала долго жить. Девушки остались совсем одни. Так что мужская рука пригождалась. Всю пенсию старый «повеса» тратил на разные хозяйственные нужды. Мало ли что... Конечно, ни о каких отношениях «эдакого» рода речь больше и не заходила. Но помощь, например, в ремонте, или, скажем, если нужно было передвинуть что-нибудь тяжелое, принималась благосклонно и с молчаливой благодарностью…
СПб, Февраль 2011