Падающие звёзды
…Млечный путь крошился с неба, как известковая пыль. Звёзды падали тысячами, миллиардами тысяч. Он успевал поймать взглядом каждую, проводить до горизонта и загадать желание. Одно желание. Всё время – одно и то же желание. И свет каждой падающей звезды напоминал ему о том свете, что зажигался в её глазах, когда она ему улыбалась…
…Он помнил, как это случилось впервые. Он сидел у неё в кабинете, потерянный и сбитый с понталыку неожиданными вопросами, вчерашний студент. Он явно эмпанировал ей. Но ей, искушённой, умудрённой жизненным опытом женщине, было приятно поиграть в работодателя. И она гоняла его по самым отдалённым уголкам памяти, из одного в другой, довольно двусмысленно заглядывая в глаза. А он носился по этим углам, в поте лица собирая пригоршнями золотые крупицы знаний и опыта, относя их к ногам своей Госпожи. Это игра носила выраженный эротический оттенок…
…А потом?..
Потом она узнала о нём то, игнорировать что не позволяло даже её крайнее расположение к нему. Да, он имел судимость. Кто-то что-то узнал, посчитал долгом, не счёл возможным, довёл до сведенья… Донёс. (Исключительно из продиктованных корпоративной солидарностью побуждений). Эти «лучшие побуждения» очень походили на карьеризм, ещё больше – на подлость. Наверное, этот, молодой менеджер, что постоянно клеелся к секретарше. Как он пялился тогда на наколку, выглянувшую из-под задравшегося рукава. Спросить не осмелился. Макс давно уж раскаился, пройдя это адское горнило, перестал верить в блатную правду, которой и нет в помине. Но татуировки так непросто сводятся. А может этот, начальник службы безопасности, что тогда интересовался его чётками. Да, чётки... они делали их коровьей кости. Но это же просто память! Ох, как она ненавидела доносчика! Но что она могла сделать, одна против огромной и жестокой машины мироустройства, называемой ещё Судьбой? Уволить того, кто донёс? Нет, это, конечно, не было выходом. Тогда впоследствии пришлось бы уволить каждого, кто это заметит. Да и кто знает этих зеков: такое о них говорят и пишут (и большей частью – правду!) Нет, более всего она дорожила своим местом. Она не была Спасителем в юбке, она была обыкновенным человеком, таким, как мы с тобой. Мы не можем винить её!..
...А он?
Да, он был верен ей и фирме. Скорее всё-таки ей, потому что более всего в жизни ценил отношения между людьми, а на фирму плевать хотел, как на любую эксплоатирующую личность систему. Свои обязанность он выполнял с филигранной педантичностью, и стеснялся попросить аванс даже в самые тяжелые моменты. Но всё это было уже не важно, не важно, не важно.
Не важно было также и то, что она тоже до безумия ему нравилась…
…Он снова посмотрел в иссиня-чёрную, притягивающую взгляд, бездну августовского неба. Звёзды продолжали падать, и безумная, детская надежда вернуть её, нашептав на ухо проносящемуся по небосводу огарочку света желание, не давала ему уйти…
…А потом?..
Потом они шли с ней по мокрому от дождя, усеянному ладошками кленовых листьев, тротуару.
«Скажите, Максим, - спрашивала она его, - «то, что я услышала о Вас, - правда?»
«Правда» - Отвечал он ей с очень грустной полуулыбкой. Ему не хотелось, чтобы эта женщина впоследствии лживо искала бы повод уволить . Он не хотел и не мог заставлять её быть подлой.
«Надеюсь, Вы понимаете, Максим, что…»
«Понимаю». – Прервал он её с полуулыбкой ещё более грустной.
Некоторое время они шли молча, и листья на тротуаре, казалось, светили им, словно упавшие звёзды. Вечерние сумерки тем временем сгущались. И в этом пепельном мареве увязали, казалось, окружающие предметы.
…Макс выбросил очередной окурок и прикопал его. Мокрый пляжный песок скрипел под босыми ногами. Звук набегающих волн умиротворял. Он повернулся на особенно громкие звуки походной песни: не хватились ли его? Да, нет, им там хорошо: сидят себе у костра, поют. Пусть сидят. Макс закурил очередную сигарету и вернулся к воспоминаниям.
…А потом?..
Потом были эти двое. Он так и не смог вспомнить впоследствии, откуда они взялись. Так бывает, когда увлечён мыслями или беседой и обращаешь внимание на окружающее только тогда, когда оно тебя непосредственно коснётся.
Их остановили. Намерения их с самого начала не вызывали сомнений. Началось всё с банального:
«Слышь, чё! Дай сигарету!»
«Плебеи!» - Макс мысленно усмехнулся.
Некоторое время он судорожно прикидывал, как построить общение так, чтобы избежать конфликта: он не был сторонником насилия. Да тут ещё двое на одного, да и здорровые, суки! Однако, вышеупомянутые суки всё решили за него. Повернув голову на звуки возни, Макс увидел, как один вырывает у его спутницы сумочку. Обогнув их справа, Макс притянул руку грабителя к себе, создав рычаг, и поворотом корпуса бросил его на мокрый тротуар. Вышло не совсем так, как в телепередаче. Где он видел этот приём, к тому же его спутница тоже не удержалась на ногах. Однако это было лучше, чем ничего.
«Беги!» - Успел прошептать он перед тем, как оказаться лицом к лицу со вторым противником.
Она не побежала.
Сгруппировавшись, защищая сжатыми в кулаки руками лицо, он нанёс прямой удар ногой в пах. Не попал. Его противник с молниеносной быстротой подался назад.
«Боксёр!» - Промелькнула мысль.
А затем этот второй, ловко уходя от ударов, резко сократил дистанцию и ударил нижней дугой в подбородок. Макс опрокинулся навзнич на мокрый асфальт, но сознания не потерял. Он не был бойцом, но с ним была женщина. Не простая женщина.
Макс поднялся, усмиряя гул в голове. Откуда-то из густой массы волос на шею тоненькой струйкой сочилась кровь, но боли он не чувствовал. Его противник снова приближался, и единственным шансом было не дать ему перейти в ближний бой. Макс ударил с разворота ногой, целясь в голову. Попал в грудь: не хватило растяжки. Противник блокировал удар. Ещё один разворот – ещё удар. Третий. Навязывая противнику свой темп, как опытный танцор, Макс теперь ещё один разворот, одновременно сокращая дистанцию, но ударил на сей раз не ногой, а тыльной стороной кулака в голову. Его обидчик упал.
Макс понимал, что ситуация не оставляет места чрезмерному благородству, что этого, который сейчас на земле, нужно добить, обезвредить на время, вывести из строя. Некоторое время он всё же колебался, и в этот момент его кольнула тревожная мысль: «А где же тот, первый, которого он бросил в самом начале?» Он упустил его из виду, что непростительно. Судорожно озираясь, Макс принялся искать его взглядом.
Удар тяжёлым предметом сзади оторвал его от этого занятия. Единственным, что он помнил дальше, был звук невесть откуда взявшегося свистка в момент падения.
…А потом?..
Потом он лежал на парковой скамейке. Его голова была у неё на коленях. Она стирала кровь с его лица носовым платком. Подъехала вызванная ею патрульная машина.
«Заявление писать будете?» - Будничным голосом осведомился старшина.
«Нет.» - Ответил за двоих Макс.
Он не был святым, но твёрдо знал, что того ада, что творится сегодня в российских зонах, не заслуживает ни один, даже самый последний подонок. (Исключая, конечно, серийных убийц, насильников и предателей Родины. Хотя, маньяков, по большому счёту, тоже нужно лечить, а не развивать в тюрьмах их патологические наклонности.)
«Не знал, что Вы носите с собой милицеиский свисток!» - Сказал он ей с улыбкой. Проводить себя в тот вечер она не разрешила.
…Макс потрогал выпуклый шрамик у себя на затылке, подставляя лицо тёплому августовскому ветру. Давно уже не болит. А звёзды падали и падали… Он обернулся в сторону лагеря. Оранжево-морковное зарево, создаваемое костром, практически истаяло в непроглядности подмосковной ночи. Друзья разошлись по палаткам, и над необъятным рукотворным морем разлилась девственно-прекрасная тишина. Нежная, словно любимая женщина, она ласкала Макса запахами близкой воды, летнего леса, умирающего костра. Она убаюкивала его тревоги, нашёптывая на ухо что-то очень искреннее и интимное. Это была их тайна, её и Макса. Кто знает, что она там ему шептала? Может, первые строчки стихов, может мелодии ненаписанных песен. А может, слова любви. Которые ещё только предстоит произнести. «Кстати о любви!» - Подумалось ему, и он опять, в который уже раз, мысленно вернулся в ситуацию, которая вот уже много лет не хотела его отпускать. Всё ли правильно он сделал тогда? Может быть, нужно было вести себя чуть тоньше, чуть практичнее, чуть циничнее? Соврать, пристроиться, сманипулировать? Ответить интригой на интригу? Ведь так живут если не все, то очень многие.
Эти вопросы давно уже перешли для него в разряд риторических. Сотни раз он задавал их себе бессонными ночами и сотни раз приходил к выводу, что по-другому он не мог. Такой вот он, и всё тут. Бывают моменты, когда просто не имеешь права, наступив себе на горло, игнорировать веления сердца, ведь через них разговаривает с нами Бог. Умом Макс понимал это отчётливо. Тем не менее, он снова достал сигарету: сон подождёт. По щиколотку войдя в особенно тёплую летними ночами воду и отдавшись магии набегающих волн, он снова погрузился в воспоминания. Погрузился в себя…
…Он помнил их встречу у какой-то дешёвой забегаловки. Он помнил сковавшую их обоих неловкость (её – даже в большей степени, чем его). Они шли по липовой аллее небольшого осеннего парка.
«Я не могу Вас оставить, Максим». - Сказала она почти виновато.
«Делайте то, что должны». – Ответил он ей.
«Мне нелегко это сделать».
«Я думаю, у Вас нет вариантов».
Пауза.
«Да… Но я…»
«Признательны мне за то, что я сделал».
«Да… Но я…»
«Хотели бы меня отблагодарить».
Макс сочувствовал ей: она была заложницей ситуации. Он не хотел бы сейчас оказаться на её месте. Они смотрели друг другу в глаза. И в этом был какой-то гипноз. Пауза затягивалась.
«Я не знаю как, Максим». – В её речь вплелись интонации маленькой растерянной девочки.
«Один поцелуй». – Очень серьёзно ответил он.
А потом?..
Потом был этот поцелуй в щёку. Он был длинным, безумно длинным, пока продолжался, но показался до боли в печени коротким, когда закончился. В памяти навсегда остались неуклюжая нежность её объятий и запах дорогой помады, не оставляющей следов.
А потом?..
Потом он проводил её до машины. Садясь в свой «Мондео», она подарила ему ещё один взгляд перед тем, как захлопнуть дверцу. Долгий-долгий любящий взгляд, напоминать о котором всю жизнь ему будут звёзды на летнем небе. Напоминать, искушая надеждой, которой вовек не суждено сбыться.
…Макс откашлялся, обул ноги в ожидавшие на берегу сланцы и пошёл в лагерь. А звёзды всё падали и падали…