И.К.И.Л.
Монастырской Е.В.
Я сидел за компом и обернулся на негромкие звуки разговора. Посреди комнаты стоял берновский Родитель и с крайне учёным и серьёзным видом втолковывал что-то сидящему на диване Взрослому. Я сразу понял, кто есть кто. Надо сказать, что вид у этого самого Родителя мог, наверное, показаться постороннему наблюдателю донельзя комичным, но мне, перегруженному проблемами, в тот момент так не показалось. Я прислушался к разговору.
- Куда ты лезешь, дуралей? О каких отношениях может идти речь, если ты не то что её – себя-то обеспечить толком не можешь?!! Подумай сам: она, конечно же, ожидает встретить богатого мужчину, способного поставить на ноги их ребёнка! Ты не виноват, просто это – не твой час. Выжди, сделай себя! В России живут миллионы женщин. Встань на ноги, а отношения сами как-нибудь приложатся! – Втолковывал Родитель Взрослому, как мог бы втолковывать престарелый отец нерадивому сыну. И этот Взрослый, этот слюнтяй, сидел, опустив лицо, и покорно кивал головой, соглашаясь.
- Пойми, - продолжал престарелый Родитель, всё более и более воодушевляясь молчаливым согласием собеседника, - любовь – это шанс совместного достижения биологического бессмертия!!
При слове «бессмертия» он вперил свой изуродованный подагрой указательный палец с гиппертрофированными фаланговыми суставами в потолок.
- А о каком достижении бессмертия может идти речь, когда в твоём бумажнике – двадцать рублей, в лучшем случае?! Вход туда стоит денег, как и везде, и немалых денег, мой мальчик!
Я перевёл взгляд на Взрослого. На него было жалко смотреть. Свою неопределённого цвета голову он ещё опустил ещё ниже к коленям и принялся ещё чаще кивать в знак согласия, причём в движениях его начала проглядываться какая-то обречённо-истеричная бесноватость. В этот момент мне показалось, что он сейчас заплачет. Честно говоря, я и сам был недалёк от того, чтобы разрыдаться. Я так вжился в роль этого самого взрослого, так начал сопереживать ему, что, по-моему, даже начал неосознанно повторять его движения головой.
Но вдруг, неожиданно, в комнате сделалось как-то теплее, что ли, светлее как-то. Интуитивно я перевёл взгляд в угол, и – о! чудо! – прямо из воздуха на моих глазах материализовался малыш лет десяти. Он был в ярко-желтых кожаных ботинках на толстой подошве, очень широких вельветовых клёшах, чуть темнее ботинок и тёмно-синей курточке под пиджак какого-то плотного материала. Его огромные голубые глаза взирали на мир чуть удивлённо, с насмешливым вызовом. Руки он держал глубоко в карманах, сильно оттягивая их вниз, плечи чуть вздёрнуты вверх. Мне сразу почему-то вспомнился Маленький Принц. Он неспешно подошёл к Родителю, не отводя от него небесной голубизны насмешливых глаз, как от противника в смертельном поединке.
- Бессмертие, говоришь?! Да в рот я его сношал!
Слова он бросал в лицо тому весомо, как близкому человеку, уличённому в предательстве.
- Кроме Христа на свете есть ещё масса богов: Перун, Эрос, Один, Будда, прикольный кекс, кстати говоря: бедро своё тигрице отдал – не фиг собачий! Так пойди и скажи тому, кто погиб за тебя на кресте, что сейчас ты его любить не можешь: ну нету у тебя сейчас денег на любовь, сил там нету, не знаю ещё чего!.. Ни фига у тебя нету, короче говоря! Вот появятся деньги, тогда – пожалуйста, а сейчас – какая на фиг любовь?! Пойди, пойди, чего расселся? Это, вот, он – он указал на меня пальцем, - не может говорить с Ним, пока смерть не соединит их, а ты-то что му-му воландаешь?
-Пойдём, брат! – это он уже мне. – Ну их, этих педерастов!
Он взял меня за руку и отвёл обратно на стул, где я и находился в самом начале.
- А-а! Вот, наконец, и наш бунтарь появился! А я-то уж волноваться начал: где, думаю, пропадает? – Родитель успешно оправился от потрясения первых минут разговора.
- Я не устаю повторять Вам, молодой человек, - на этот раз в его речи появились интонации профессора, отчитывающего ленивого студента, - в ситуациях, подобных Вашей, главное – контроль над чувствами. Выдержка и самоконтроль! Ведь вы же далеко не глупы: всё видите, всё понимаете! Но съезжаете на эмоции, а они в данном случае – Ваш главный враг! Проиграть битву, но выиграть войну, ведь это так просто. Поверьте мне, молодой человек, не перестаю Вас умолять, поверьте много повидавшему и хорошо пожившему человеку: потребность в эмоциональной составляющей отношений ассимптатически сходит на нет с возрастом, а вот необходимость материальной подоплёки отношений с возрастом только увеличивается. Остыньте, перетерпите. Поверьте, Ваш юношеский максимализм с годами бесследно исчезнет, и его проявления не будут вызывать у Вас ничего, кроме снисходительной улыбки.
У меня самого эта продуманная речь с её расчетливой позицией вызвала физические, с трудом сдерживаемые рвотные спазмы. Мальчишка же отпустил мою руку и повернулся лицом к старику.
- Мы знаем друг друга уже двадцать восемь лет, сухофрукт, - произнёс он со сдерживаемым презрением. – Всё это время ты отравляешь всем жизнь дешёвой барбитурой своих дурацкий речей, пытаясь заглушить голос сердца, и, видит Бог, не твоя заслуга в том, что оно всё ещё сохраняет способность любить! Пора положить этому конец, мне думается! Задолбал!!
- Какие слова ты знаешь, Малыш! – я запустил руку в густую копну его тёмно каштановых волос. – Откуда?
- Ха! – он заговорчески улыбнулся мне, и в глазах его заплясали весёлые озорные чёртики. – Не ты ли таскал меня по всем возможным трассам ближнего и дальнего зарубежий? Не ты ли бухал во всех возможных притонах Москвы, Питера и других городов нашей необъятной Родины. Не с тобой ли мы валяли дурака на фестивалях и слётах? Ты – это я, запомни!
- Не слушайте этого смутьяна, молодой человек! – Тут Родитель впервые обратился ко мне. – Вы это не он, Вы – это все мы, - он обвёл взглядом комнату, - и всё Ваши проблемы начинаются тогда, когда этот малолетний хулиган начинает мутить воду!
- Да! А ты далеко пойдёшь, старик! – криво усмехнувшись, процедил малыш сквозь зубы. – Думаешь, я не знаю, как ты уговаривал его – он кивнул в мою сторону – убить меня? Надо, мол, покончить с Кантом: проблем с ним не оберёшься, чтобы остался один Перетрухин Михаил Владимирович, такой послушненький и адаптивненький. Или ты думал, я сплю и не слышу, о чём вы там шепчетесь?! И не твоя заслуга, ублюдок, что я такой живучий!..
Он бросил на меня беглый взгляд.
- Прости! – прошептал я ему одними губами.
- Конечно, прощаю, братишка! – раздался в голове не заставивший себя ждать ответ.
- Да, ты далеко пошёл бы, – продолжал Ребёнок помолчав, снова обращаясь к Родителю, - но, клянусь, сегодня я сделаю всё возможное, чтобы прервать твоё триумфальное шествие!
Малыш сделал несколько пассов, и в руках у него появился полуторный текстолитовый «дрын» с глухой гардой, а сам он облачился неведомым образом в ладно подогнанные по телу кожаные доспехи.
- Один на один, трус! Один на один!
Родитель сдвинул к переносице очень густые седые брови.
- Ты много попил моей крови, щенок… - произнёс он как бы в раздумье. – Нашей крови! Что ж, - продолжал он вполголоса, разговаривая как бы сам с собой, - возможно, так будет лучше для всех!
Он щёлкнул пальцами, и в руках у него появилась прадедовская чапаевская шашка в видавших виды потёртых ножнах, а сам он вдруг оказался облечённым в такую же древнюю гимнастёрку, с маузером в деревянной кобуре.
- Что ж, давно пора! Вот он, господа, подростковый бунт во плотИ, точнее, прошу прощения, - во всём своём будоражащем бесплотии! – сказал он на этот раз громко, для всех, почти что выкрикнул.
Противники довольно недвусмысленно буравили друг друга взглядами.
Экстраординарность происходящего была настолько вопиющей, что начисто блокировалась защитными механизмами психики (я говорю о вытеснении). Чувствовал я себя, другими словами, комфортно. Только сейчас я обратил внимание на то, что комната уже давно утратила свои былые очертания и размеры, и мы находились на какой-то импровизированной боевой арене, сразу за которой начинался зал со столиками для зрителей, в конце которого угадывались зрительские балконы. Я стал присматриваться к зрителям, они были отнюдь не просты. Вон – демонический Печёрин, сидит, ест черешню из фуражки, скучает и думает, кого бы ещё пристрелить; вон – развратный Дориан Грей, скучающе озирается по сторонам: ищет, кому бы ещё разбить сердце; вон – Пётр Пустота смешивает коккаин с водкой и ни о чём конкретном не думает, потому как – духовный поиск).
- Перед тем, как простимся, услышь пару слов, уррод! – произнёс в холодной ярости мой Малыш. – И ты – тоже! – бросил он мне. – Этот старый пердун, - он указал на Родителя рукоятью меча, - не устаёт обвинять Нас с тобой в инфантильности, сам того не понимая, что по-другому и быть не может. За всю эмоциональную сферу Нашей жизни отвечаю я! А он, - Малыш посмотрел на старика ещё раз, - всего лишь за жалкие муки совести!
- Пойми же ты, наконец, микросхема старая, что женщина, когда любит, на деньги не смотрит, не смотрит! Не смотрит! А смотрит она в глаза, причём - нам с Михасём, - тут он панибратски воззрился на меня, переходя тем самым всяческие границы, - потому что от твоих нечищеных вставных челюстей мусоркой несёт, ты понял?!!
- А ты запомни, братишка: - он снова обратился ко мне, - Любовь – это Я!! Да! – узурпировал он прерогативы Сущего.
- По-моему, кто-то так уже говорил! – добавил он после паузы и наинаглейшим образом улыбнулся.
– И бессмертен ты не до тех пор, пока бумажник набит, а пока любИм, - слышь, ты, рухлядь моральная! - пока нужен кому-то!
Моя радость, мохнатая кошка,
Ожидать меня будет у двери!
Пусть меня увезла неотложка,
Но не верю я в смерть, нет, не верю!
Предрассветного марева звёзды
Для меня до тех пор не погаснут,
Пока верю, что рифмы и прозу
Я закату дарю не напрасно!
Этот мир меня хищный не тронет,
Пока сердится чайник на кухне,
И у Бога я как на ладони,
Его свет во мне век не потухнет!
В ледяную коросту предзимья
Кто-то ткнётся своим мягким носом,
И пойму, что не быть мне другим, я,
Как ответам не быть без вопросов!
И, вдохнув жизнь в усталое утро,
Мне собаки хвостами завертят!..
Пока нужен кому-то, я буду,
Словно вера в спасенье, бессмертен!
Продекламировав сие, мой малыш исполнил пару сложных финтов мечом и замер молча в боевой стойке, видимо, не желая разговорами принижать пафос прочитанного.
- М-м-м-да!.. - подумалось мне, - старый да малый! – в этот момент мне вспомнился Питер Пэн, и его поединок с пиратом Джеймсом Крюгом. – Но как же они похожи, не смотря ни не что: - мысленно удивился я, - словарный запас, речевые обороты… кто бы мог вообразить?
- Они используют одну базу данных, да и движок – тоже один! – промычал у меня в голове чей-то сдавленный болью голос.
Я принялся растеряно озираться по сторонам в надежде определить обладателя этого голоса. Через некоторое время я увидел Взрослого, про которого поначалу даже и забыл. Он лежал на диване в позе эмбриона, сдавливая руками больную голову.
- Остановите их! Пожалуйста, остановите! – я вновь услышал его мычащий голос у себя в голове. – Эти двое порушат сейчас всю систему, переустанавливай потом! В одной башке ведь все живём!
Мне не очень нравилось, что это самнамбулоподобное существо смеет давать мне советы, однако, он был прав, и, когда я представил возможные последствия этого поединка, меня словно молнией поразило.
- Эй! Эй! Вы двое! – Я встал между двумя приготовившимися к смертельной схватке частями себя самого. – Вы сейчас подерётесь, а мне потом, что – в дурку?!
Вопрос возымел действие. Первым опустил оружие Родитель. Со словами: «простите, Молодые люди, погорячился!» он развернулся, и постепенно растворяясь в воздухе, пошёл прочь. Вскоре после его исчезновения перестали быть видны и необычные зрители так и несостоявшегося боя, и комната также приобрела вскоре свой обычный вид. Дольше всех со мной задержался мой малыш, он взял меня за руку и повёл к компу, где в тот момент я писал письмо своей пассии. Он пробежал глазами по монитору.
- Любишь её? - спросил он с неподдельным участием.
- … - я лишь грустно улыбнулся в ответ.
- А, что там, не отвечай: самому нравится! Хочешь совет?
Я был растроган его искренним участием, я был весь внимание.
- Ты не можешь жениться на ней сейчас, так? Но можешь её любить. Создайте с ней ребёнка, только… виртуального!
Меня снова как громом поразило. Ну, конечно. У Нас будет ребёнок! Литературный! Мы сотворим что-либо совместно, будем заботиться о нашем произведении, как о ребёнке: будем ухаживать за ним, растить его, выводить в жизнь! Кто сказал, что у Нас нет будущего;?!
- Да ладно, не парься! Лицо попроще сделай! – одна его нога уже утопала в стене.
- Да я и не парюсь! – я попытался отвесить ему пинок, но потерпел фиаско по причине полной бестелесности оппонента.
- На трассу соберёшься – позвони! – сказал он, улыбаясь, перед тем, как полностью исчезнуть в стене.
***
Когда мой малыш исчез, я в крайнем психическом истощении повалился на стол. В себя я пришёл часа через три-четыре. Что со мной было? Я спал? Не похоже…. Вот это тронуло – так тронуло! А, вроде, ведь,башку не дурил ничем...
- Это вдохновение! – раздался в голове знакомый мальчишеский голос, – оно ещё и не то может, и без всяких там разных зелий!
Я вспомнил своего мальчика: я ведь успел его полюбить. Интересно, как обзывается влюблённость в собственную часть? Ананизм? Нарциссизм? Ну да ладно, глупости всё это! Перейдём к делу.