События вымышлены, совпадения случайны.
"Помолись за меня, мама..."
Своей матери, Кутырь Ольге Николаевне, посвящаю.
Мама...
Мама, помолись за меня...
Мама, помолись за своего непутевого сына...
Мама, я знаю, что ты меня всегда ждешь...
Мама, я знаю, что ты меня любишь...
Мама, я знаю, что ты мне веришь, несмотря ни на что...
Мама, помолись за меня...
Мама...
…
Разве мог я себе представить, что пройдет время, и я буду вспоминать с тоской , как сел в поезд, который унёс меня в другую жизнь?
Разве мог я себе представить, что скандал, который я устроил родителям при отъезде в «большой город», станет для меня новой отправной точкой в моих взаимоотношениях с родителями?
Разве мог я себе всё это представить?
Конечно, нет! Ведь юношеский максимализм, который прёт через край, не даёт здраво рассуждать. Детские обиды на родителей. Желание добиться всего самому. Мысли о том, что «они» ничего не понимают. Я уже взрослый и позабочусь о себе сам, да мало ли ещё чего будоражит юный неокрепший мозг.
Истинную ценность своих родителей начинаешь понимать только тогда, когда сам становишься отцом, когда сталкиваешься с такими же проблемами, какие были у них. Ты начинаешь понимать своих родителей, когда твои дети не хотят тебя слушать и верить тебе.
...
Мы вернулись домой по замене и, отгуляв положенные дни, вышли на службу. В этот день ничего не предвещало беды. Информация о том, что мы понесли потери «там», обрушилась как гром среди ясного неба. Подрыв. Погибли два бойца из нашего батальона. Почти половина дня прошла в выяснениях (что, где и как).
Во второй половине дня, комбат срочно собрал офицеров и стал ставить задачи. Кому на службу, кому в наряды, кому на проверки, только меня всё обходил стороной. Я уж было обрадовался. А зря.
- Товарищи офицеры, если нет вопросов, все свободны.
- Разрешите идти, - сказал я, встав из-за стола.
- Задержись, у меня к тебе будет поручение, - ответил мне комбат, и я вынужден был снова сесть.
- Чай, кофе будешь? - спросил он.
- От кофе не откажусь.
Комбат сам заварил кофе, разлил по чашкам и предложил мне. Наслаждаясь ароматом кофе, я стал сверлить взглядом своего командира, пытаясь понять, почему обо мне такая забота. Комбат молчал, и я молча пил свой кофе. Вдруг он посмотрел мне в глаза и сказал:
- Я хочу, чтоб ты выполнил одно поручение.
- Хорошо.
- Тебе нужно поехать к родителям сержанта… и сообщить, что их сын погиб.
- А почему я?
- Потому что я тебе доверяю и ты справишься.
«Вот тебе раз», - подумал я. Меня всегда напрягало, что мне доверяют. На самом деле я к такой миссии был просто неготов. Что сказать? Как сказать? Что делать и как поступать в такой ситуации?
- Товарищ майор, я не смогу, - после некоторого раздумья сказал я.
- Сможешь. Я знаю, ты справишься.
- Тащ майор...
- Всё! - отрезал мой командир. - Я так решил. Поедешь ты. Сейчас переодеваться. Машина будет готова через полчаса. Возьмешь адрес у писаря. Да! Ещё с тобой поедет замполит из его роты. И... Удачи тебе.
- Есть! - сказал я, приложил руку к головному убору, развернулся и вышел.
Делать было нечего. Надо было собираться. Я собирался, а мысли в моей голове проносились с молниеносной быстротой, но...
Я не знал, что я буду говорить родителям погибшего...
Мы едем в машине с водителем и замполитом роты. Я пытаюсь вызубрить, как зовут отца и мать родителей погибшего, и меня раздражает все вокруг: музыка, разговоры. Поняв моё настроение, все старались вести себя потише, а я ехал и думал, но в голову ничего не приходило. Доехав до места, мы долго не могли найти нужный подъезд. Чертова нумерация в этих старых домах.
- Может, спросим у кого-нибудь? - сказал замполит.
- Нет! Военный не должен спрашивать, особенно мы с тобой, одетые в милицейскую форму. Мы должны знать, куда идти.
Через некоторое время мы нашли нужную квартиру. Я стоял в нерешительности. Не мог постучать в дверь. Я был не готов к этому.
- Как ты думаешь, кто откроет дверь? - спросил замполит.
- Лучше будет, если откроет отец, - ответил я и постучал в дверь. Нам открыла молоденькая девушка.
- Здравствуйте, - сказала она. - Вы по какому вопросу?
- Нам нужен Николай Александрович, - ответил я.
- Мишка опять что-то натворил?
- Нам нужен Николай Александрович, - словно не услышав вопроса, повторил я.
- Его сейчас нет дома.
- Кто там пришел? - раздался женский голос из квартиры.
- Тут к папе пришли милиционеры.
Женщина средних лет вышла в коридор и, посмотрев на нас, сказала:
- Мужа сейчас нет, он скоро подойдет. Что случилось?
- Зинаида Ивановна? – уточнил я.
- Да!
- Зинаида Ивановна, плохие новости, Ваш сын Михаил Николаевич сегодня утром погиб, выполняя свой долг...
- Нет! - она попятилась от меня как от прокаженного. - НЕТ! Этого не может быть!
- Мне очень жаль...
- Это же мой сын, Вы не можете так говорить... Нина... Нина...
- Мама!!! Мамочка!!! - выкрикнула девушка и разрыдалась.
- Зинаида Ивановна, мы окажем Вам помощь... - мою речь прервала хлесткая пощёчина.
- Ты не можешь так говорить про моего сына... - слезы лились по её лицу ручьём, она смотрела мне в глаза и всё пыталась наотмашь бить меня по лицу.
- Зинаида Ивановна, с Вами свяжутся... - пытался говорить я, стойко перенося её пощечины.
- Замолчите... Нина скажи им, чтоб они замолчали, - женщина упала на пол и стала биться в истерике. Её дочь пыталась поднять убитую горем мать с пола.
- Зинаида Ивановна, мы можем Вам чем-то сейчас помочь? - спросил я, а у самого уже не оставалось сил стоять.
Женщина резко поднялась с пола. Предо мной стояла поседевшая старуха. В её глазах была ненависть...
- Вы? Вы мне помочь? Вы уже отняли моего сына. Пошли вон!
Я пулей вылетел в подъезд. Гнев клокотал во мне. Распсиховавшись, я стал лупить что есть силы во входную дверь, не чувствуя боли.
Я не знаю, как мы приехали в часть. Для меня всё было как в тумане. Лицо горело, из разбитой руки текла кровь. Я ворвался в канцелярию словно ураган. Все вскочили со своих мест.
- Командир, что случилось? - подал голос старшина.
- Водки! Быстро!
- Что случилось?
- Я не понял, почему ты ещё здесь? Я что-то сказал непонятно? Водки! Бегом!
Из канцелярии всех как ветром сдуло. Старшина вернулся очень быстро с бутылкой водки, откупорил её и налил мне. Я выпил, но крепости не почувствовал. Выхватил бутылку у старшины и стал жадно пить из горлышка. Водка не брала. Старшина отобрал бутылку, налил себе и мне, протянул стакан и сказал:
- Командир ты не виноват, что тебе досталась такая участь – нести страшную весть.
- Ты думаешь мне от этого легче?
Я взял в руку бутылку с остатками водки и закрылся в канцелярии, выпроводив старшину. В этот день я был не в себе, но именно в этот день, заливая боль водкой, я впервые представил себе, что вот так могли прийти к моим родителям и принести им страшную весть. Как бы им было больно? Как бы мама с папой восприняли это известие? А с женой что было бы? А мой ребенок? Моему сыну всего третий год? Он бы, наверное, и не запомнил меня?
Вечером я позвонил родителям и попросил у них прощения.
- Станешь сам отцом, поймешь меня, - сказала мама.
...
Сыну исполнилось 19 лет. Еще недавно он был крохотным человечком, его ножка была не больше моего мизинца, а теперь это здоровенный бугай. Родители для него не авторитет – это же «старики», и они ничего не понимают в жизни. Юношеский максимализм прёт из всех щелей. Зачастую поступает назло отцу и пытается доказать мне, что он может всё сам. Он живёт своей жизнью и у него своё её понимание.
Бросил институт и сказал, что пойдет служить. Я в душе был, конечно, рад, что из него растет не какой-то хлюпик, что он может за себя постоять, что может принять решение. Несмотря на причитания жены, я поддержал его решение пойти служить. Конечно, втайне от него я посодействовал, чтоб попал он служить куда надо. Пусть это была не элита и гордость наших вооруженных сил, но я решил, что отряд спецназа внутренних войск все-таки достойное испытание для моего сына...
Я с долей усмешки смотрел на моего лопоухого солдата, который, пытаясь чеканить строевой шаг, подошёл к столу и, взяв в руки текст Присяги, стал её читать. Меня как отца распирала гордость: мой сын – защитник Отечества. У меня даже навернулись слёзы, не говоря уже про жену.
Служба была у него не сахар. Видел – терпит. Чувствовал, что тяжело ему, но сам себе дал зарок, что помогать и содействовать ему не буду. Заработал увольнение – молодец, не смог – паши, как «папа Карло».
Однажды вечером мы с женой собирались уже ужинать, как в мою дверь постучали. Постучали, а не позвонили. Тревога в моём сердце забила набатом, я открыл дверь. На пороге стояли два офицера.
- Витольд Брониславович?
- Да! Что с сыном? - спросил я.
- Ваш сын...
- Что с Мишей? - из-за плеча спросила жена.
- Вы только не волнуйтесь...
После этих слов жена упала в обморок. Я стал её приводить в чувство и, уже почти крича, спросил:
- Что с сыном?
- Он получил ранение и сейчас в госпитале...
…Как томительно ожидание. Я уже вторые сутки не сплю. Мы с женой приехали на машине в Москву. Как я несся по трассе, даже рассказывать не стоит. Дежурного на КПП за медлительность я готов был порвать в клочья. Практически бегом мы попадаем в палату. Мишка лежит в кровати, а его нога «на вытяжке».
- Живой... - всё, что я смог сказать.
- Нормально, батя, ты только не переживай...
…Дай волю жене, она бы осталась в госпитале до выписки, но надо ехать домой. Жена внизу ждёт, а мы прощаемся с сыном.
- Батя, у меня всё будет нормально, ты, самое главное, не переживай, - озорные его глаза смотрят на меня, - маму успокой.
- Я постараюсь, но ты знаешь нашу маму.
- Бать, почему она так убивается? Я же живой?
- Вот станешь отцом, тогда всё поймешь...
Отец уже давно умер, а мама живет далеко от нас. Вечером я позвонил маме. Она слушала. А я говорил:
- Мама…
- Мама, помолись за меня...
- Мама, помолись за своего непутевого сына...
- Мама, я знаю, что ты меня всегда ждешь...
- Мама, я знаю, что ты меня любишь...
- Мама, я знаю, что ты мне веришь, не смотря ни на что...
- Мама, помолись за меня...
- Мама...
Я не знал, что ещё сказать, и тут на другом конце провода я услышал:
- Я молюсь за тебя, сынок.
- Мамочка, спасибо тебе...