Кто это, интересно, придумал, что для встречи нового года нужно украшать елку? Вбил бы гада! Как пить дать – вбил бы. На черта сдалась мне эта древняя традиция?! Нет! Я ж не идиот, вовсе нет! Но на кой старому холостяку дались эти разноцветные шарики, сосульки, шишечки, гирлянды? Мне б колбаски построгать, огурчик маринованный из банки выудить, да и задрыхнуть под бой курантов в обнимку с бутылкой водки. Ан нет же! Как запестрят на заснеженных улицах елочные базары – сам не свой становлюсь, и тянет меня нечистая (не иначе) елочку домой притащить. Ах, с каким трепетом, черт возьми, в детстве я ждал, когда же отец принесет с мороза заиндевелое, пахнущее лесом деревце. Как бегал вокруг, суетился, помогал украшать колючую гостью…
Прошло тридцать лет, и вот я, как в детстве - с нескрываемым волненьем, достал из кладовки старую, пыльную коробку, осторожно, чтобы не повредить (и упаси боже, не разбить) вытащил из нее игрушки, завернутые в вату…
За окном искрились снежинки, танцуя в оранжевом свете фонарей, из открытой форточки резко потянуло какими-то химикатами.
- Уроды, - пробурчал я, направляясь к окну, чтобы закрыть источник якобы свежего воздуха, - какой идиот красит окна под новый год?
Неловкий поворот и… дальше все произошло как в психоделическом кошмаре: я задел плечом елку, она начала шататься, только что установленный на верхушку стеклянный шпиль с таинственным звоном сорвался с нее и, что весьма закономерно, вдребезги разбился об пол.
- Суки! – закричал я, но звук моего голоса растаял в пустоте, а вместе с ним пропал фонарь за окном, открытая форточка, да и моя квартира тоже растворилась в какой-то дымке.
Я оказался по колено в сугробе, среди заснеженных деревьев в лесу. Из одежды на мне был старый домашний свитер, джинсы и тапочки. До сих пор с благоговением вспоминаю мою бывшую, которая, перед тем как упорхнуть от меня, видимо, дабы смягчить мою боль (дура), подарила мне смешные тапочки на овечьем меху. Если б не они! Эх, да что там. Даже в них было очень и очень не жарко. Для начала, ясно дело, я попытался себя ущипнуть. Не помогло. Сон мой и не думал так просто заканчиваться. Меж тем становилось все холодней и холодней. Руки, раскрасневшиеся вначале, начали приобретать синеватый оттенок. Полагаю, что и прочие части тела, скрытые под одеждой, выглядели не лучше. «Надо выбираться отсюда», - подумал я, оглядываясь, и тут же заметил тропинку, петлявшую среди молодых сосен. Настроение как-то сразу улучшилось – если есть дорога, значит, и люди тоже должны быть неподалеку. А далеко мне в таком виде не уйти.
Интуиция не подвела, вскоре тропинка вывела меня к небольшой избушке, огороженной высоким частоколом. Из трубы шел дым, маленькое окошко улыбалось приветливым светом.
Я постучался и вошел внутрь, впуская перед собой сизые клубы морозного воздуха. У дверей меня встретил пушистый серый кот: посмотрел оценивающе, многозначительно выгнул спину и, демонстративно отвернувшись, двинулся к лавке.
- Вечер добрый, хозяева, - пролепетал я непослушными губами, оглядывая жилище,- разрешите погреться у вашего очага?
- Проходи, проходи, сынок, - раздался скрипучий старушечий голос. – Давненько к нам никто не захаживал. Какими судьбами?
- Да сам не знаю, бабушка, елку вот украшал, а потом раз и в сугробе очутился.
- Игрушку, стало быть, разбил, м? – из-за ширмы, отгораживающей часть комнаты, выглянула седоволосая хозяйка и посмотрела на меня глазами цвета апрельского неба.
На вид ей было лет семьдесят: морщинистое лицо, потемневшие натруженные руки. Но вместе с тем в движениях ее сохранилась необъяснимая грациозность.
- Разбил, бабушка, - подтвердил я, переминаясь с ноги на ногу.
- Нагородил ты делов. Эк же тебя угораздило! – старуха сочувственно покачала головой и спросила, - звать-то тебя как?
- Дмитрием.
- А я Ярина Агаевна.
- Очень приятно.
- Ты, Дима, не стесняйся, проходи к печке поближе, сапоги сни…, - тут хозяйка моя запнулась, увидев тапочки, - так ты еще и без сапог?
- В тапочках, – вздохнул я, подходя вплотную к печке, от которой веяло жаром; мои заледеневшие ноги наконец почувствовали долгожданное тепло.
- Совсем народ ополоумел! – запричитала хозяйка и полезла в кованый сундук. – Босиком по снежному лесу бегают, хоб что! – вытащив оттуда какой-то сверток, старуха протянула его мне. - Накось, надень, должны быть в пору.
В холщовке оказались валенки.
- Спасибо, бабушка! - подарок этот я принял с нескрываемой радостью. Валенки были словно по мне сделаны. Ноги моментально согрелись.
- Да ладно, что мы – звери что ли? Садись-ка за стол, будем чай пить, - она хлопнула в ладоши, и тут же на столе появилась белая вышитая скатерть. В центре дымился медный пузатый самовар, рядом с которым стояла глиняная миска с румяными пирожками. Запах свежей выпечки приятно защекотал ноздри. Меня почему-то это нисколько не удивило.
За окном быстро темнело. И вместе с наступавшей темнотой стекла начали затягиваться причудливыми морозными узорами.
- Ой, спасибо, Ярина Агаевна! – приговаривал я, запивая расстегаи крепким чаем. – Вкуснотища! Давно я таких пирожков не ел! И чай у вас какой-то особенный. На травах?
- На травах, на травах сынок, - закивала головой старуха, проваливаясь в пустоту.
- Полно-те спать-то! Э-эй, слышишь меня, парень! – донесся сквозь мрак чей-то осипший голос.
- М-м-м, - промычал я в ответ что-то несвязное и открыл глаза.
Я лежал на ворохе пожухлых листьев в какой-то землянке. Передо мной со свечкой в руке стоял растрепанный и небритый мужик-забулдыга, одетый в какую-то мятую бесформенную хламину.
- Оба-на, очнулся, - осклабился он. – Вставай, брат, вставай. Дел невпроворот, а ты дрыхнешь, как сурок.
Я протер глаза и сел. Голова гудела.
- А ты, собственно, кто? – спросил я забулдыгу, отряхиваясь от листвы.
- Да так, Леший местный, - ответил он. – Степаном меня кличут.
- Очень приятно, Дима, - я пожал протянутую мне руку, она была шершавой и теплой. – А где я?
- В лесу, - недоуменно пожал плечами он.
- А как я здесь оказался?
- А этоть тебе виднее, - ответил Степа. – Самогон будешь?
- Наливай, - махнул рукой я.
Мы выпили за знакомство, как водится, потом за старый год, потом Леший предложил тост за новый:
- Чтоб было, что пить, чем закусывать и за игрушки на елке!
- И чтобы они не бились, - добавил я.
Услышав продолжение тоста, приятель мой даже стакан в сторону отставил.
- Стало быть, ты игрушку разбил.
- Ну да, разбил, с кем не бывает!
- Эт верно, - согласился он, - со всеми такое сплошь и рядом случается. А вот в лес после этого не всяк попадает.
Тут пришел мой черед чесать репу:
- Вот и Ярина Агаевна сказала, что заварил я кашу.
- М, так ты, стало быть, от нее!
- Ну да, мы чай пили, на травах, а потом, - я вздохнул, - потом я у тебя оказался.
- И она тебе ничего не сказала, перед тем как ко мне отправить?
- Нет…
- Странно. Хотя… Ищут тебя уже, наверное.
- Кто ищет? – удивился я.
- Как это кто? – Степан хитро прищурился, - Снежная королева, разумеется.
- Снежная кто? – переспросил я.
- Королева, дурья твоя башка, - повторил он, разливая остаток пойла в стаканы. – Да ты не дрейфь, парень. Баба Яга тебя защитит, она дело свое знает. Ты главное дело – ее слушай.
- Баба Яга?
- Слышь… ну ты прям, как с луны свалился. Конечно баба Яга, а кто тебе еще-то помочь в этом вопросе может? Это она у нас по ведьмству спец.
- А где ж я ее сыщу-то?
- Да ты, брат, перебрал, походу, - хихикнул Леший, - сам только что сказывал, что с ней чаи распивал, а тут…
- Это что же, Ярина Агаевна – баба Яга значит?
- Ну да… Чудной ты, - он чокнулся с пустой бутылкой и, воскликнув: «Будь!», опорожнил стакан.
Я, в свою очередь, тоже принял на грудь и… оказался за столом у Ярины Агаевны.
- Ну и заварил ты кашу, милок – не свезло тебе. Так не свезло, что и врагу не пожелаешь такой доли.
- Да что сделал я такого, бабушка? Елку наряжал. Игрушку разбил. По лесу зимнему в домашней одежде разгуливал. У вас гостил, с Лешим самогон без закуски пил. Он что-то про Снежную королеву говорил, только я ничего, если честно, не понял. Теперь вот – опять с вами сижу.
- Да где уж тебе, касатик, понять, - улыбнулась старуха, - вы со своей энтой цьивилизацией жить по-человечески разучились. Не ведаете, что вокруг вас творится. Дальше своего носа ничего и не видите. Вот тебя даже взять: нет, чтоб сказать, мол, дурак я, помоги, бабушка, научи уму-разуму!
И тут, толи самогон болотный так на меня подействовал, то ли чай, на травах заваренный, то ли сказки я вспомнил, что в детстве читал, одним словом, удалось мне выпалить заветную фразу:
- Прости ты меня, Ярина Агаевна, дурня грешного, помоги! Научи, как быть, что делать!
- Так-то лучше будет, соколик, - старуха полезла в сундук, достала из него блюдечко (ага, то самое, с голубой каемочкой), да стала катать по нему яблочко наливное. – Смотри и слушай, не перебивай.
Сначала яблочко показало старинное зеркало, темная поверхность которого, казалось, была живой.
- Смотри, - зашептала старуха, - видишь, как проступают на золоченой раме древние письмена?
Я присмотрелся и увидел какую-то надпись, вырезанную рунами, и мурашки побежали по коже.
- Знаешь в чем причина твоего страха? – спросила баба Яга и, не давая шанса мне ответить, тут же продолжила. – Эта надпись гласит: «Чтобы всех отыскать, воедино собрать и единою черною волей сковать…»
- И что? – вертелось у меня на языке, но я молчал, как рыба.
- Зеркало это принадлежало самой Снежной королеве! И пока оно было целым, царила на земле вечная зима. Но разбилось волшебное зеркало, и тысячи осколков его разнесли ветра по белому свету.
- Ну да, - не выдержал я, - и Андерсен об этом писал… в сказке.
- Много ты понимаешь, в сказке! – фыркнула в ответ старуха. – Цыц мне! Смотри дальше.
И увидел я, как бесчисленные осколки вонзались в сердца людей, и находила их Снежная королева, и становились они верными ее слугами. Но часть осколков затерялась в песках. Песок, в свой черед, был превращен в стекло, а из этого стекла мастера изготовили елочные игрушки. Игрушки часто бились, их звон доносился до Снежной властительницы, снежный вихрь врывался в человеческое жилище и приносил ей осколки стекла вместе с душой владельца игрушки. Так Снежная королева восстанавливала свое зеркало. Но одна игрушка осталась ненайденной – это стеклянный шпиль, покрытый серебряной краской.
- Узнаешь? – спросила старуха.
- Да. Я узнал его.
- Для восстановления волшебного зеркала не хватает одного осколка – осколка, хранящегося в разбитой тобой игрушке.
- Все равно не понимаю.
- Так что непонятного я сейчас тебе сказала?
- Элементарно! Зачем она ищет меня, не проще ли ей собрать их с пола в моей квартире, тем более, что я здесь, а они - там?
- Это в вашем, материальном мире так проще будет, - возразила баба Яга. – Но осколки-то, не к вашему миру относятся, а к нашему, и действуют на них совсем другие законы. Ты и осколки теперь – единое целое. Но ты здесь, а они там.
- И как же мне, такому рациональному в вашем сказочном мире быть, бабушка?
- Как быть, как быть, - заворчала она. – Ложись-ка лучше спать-почивать, утро вечера мудренее. Я вона тебе и постелила возле печки, на лавке.
Я лег и, едва успел закрыть глаза, как провалился в черную пустоту.
- Мр-мяу… мяу-мррр-мяу, - раздалась где-то над ухом кошачья песня. – Зря ты это, парень. Чует мое сердце – зря, мр-мяу, - на лавку вскочил серый кот.
- Что зря? – спросил я.
- Как что? – фыркнул тот. - Спать зря залег. – Мяу, хозяйка моя, мррр… женщина, конечно, премудрая, но стара в последнее время стала, хватку теряет.
- И что?
- Мр…дурак, - выругался кот. – Да то, что тебе бежать отседова без оглядки надо, мяу. Того и гляди – Снежная бестия опять сюда нагрянет. И все – хана мировому капитализму, мр… а заодно социализму и переходному мр-мяу режиму африканских государств мррр – всем хана короче.
- Ну понял, понял, - обиделся я. – И как по-твоему я среди ночи по лесу пойду?
- Чудной ты, мр-мяу… Где ж видано, чтоб добрые молодцы по ночам гуляли, тем более в сказке? Это мрррр наша – кошачья работа по крышам, мр-мяу разгуливать. У старухи за печкой метла стоит, на ней и полетишь. Она, мрр дорогу знает, доставит с ветерком мяу, куда следует, мррр.
Вскочив с лавки, я накинул тулуп, заботливо одолженный у Ярины Агаевны, натянул валенки и принялся нащупывать метлу.
- Ну вот и помогай мр-мяу после этого людям, - возмутился кот. – Ни спасибо не скажут, ни по головке мр-мяу не погладят.
Пристыдил-таки меня, котяра. Пришлось животинку погладить, за ушком почесать.
- Мр… не там ищешь, кстати, - заметил кот, томно развалившись на лавке, - бабка метлу под лавку нынче сунула, мррр.
Вытащив из-под лавки метлу, я только и успел, что крикнуть коту: «Спасибо, дружище!», прежде, чем она уволокла меня через трубу в неизвестность.
Сначала страшно показалось мне, когда поднялся я от земли на такую высоту, что ничего уже не мог видеть внизу. Однако ж вскоре попривык к плавному покачиванию метлы и с интересом вертел головой во все стороны. Морозный воздух в лунном свете был прозрачен настолько, что мне даже удалось разглядеть, как на огромной скорости по направлению к государственной границе пронеслась по небу какая-то свинья на тракторе. Увидев меня, она дружелюбно взвизгнула и даже помахала копытцем. Затем метла начала плавно снижаться и, оставив меня под заснеженным ракитовым кустом, поспешила обратно к своей хозяйке. Придя в себя после дьявольского полета, я заметил костер среди деревьев и направился прямиком к нему.
- Там лес и дол видений полны, - донеслись до меня знакомые с детства строки.
«Лукоморье», - подумал я, - «кот ученый, златая цепь опять-таки…» Но, то ли я что-то не так запомнил, либо метла напутала, но расчеты мои оказались неверны. Дуба я не увидел. На его месте стоял огромный раскидистый ясень, на котором висела… златая цепь. Котом там тоже не пахло, зато у костра, перескакивая с лапы на лапу, скакал пегий взъерошенный пес. Он-то Пушкина и цитировал. Подойдя поближе, я разглядел, что вместо одной лапы у него был старый, видавший виды деревянный протез. Завидев меня, пес собрался было залаять, но потом, ударив себя передней лапой по лбу, неожиданно ловко запрыгнул на цепь, пошел направо и, как заведено, затянул протяжную кошачью песню:
- Мрр облака в небо спрятались. В мяу пьяные, смотрят вниз…
- Здравствуйте, Пес! - сказал я ему. – Можно у вас погреться?
- И тебе здорово, - отозвался он. – Грейся, пожалуйста. Только... – он оглянулся и шепотом добавил, - хозяйкам моим не говори, что я пес: кормить перестанут.
- А кто хозяйки твои? – поинтересовался я. – И почему им нельзя говорить, что ты собака?
- Хозяйки мои – парки, - ответил он. – Весьма неординарные личности, скажу тебе. А со зреньем у них беда: один глаз на троих, видишь ли. Испокон веку повелось, что по цепи кот разгуливает. Они его кормят, поят – заботу проявляют. Но так уж вышло, что кот их кошкой оказался. Загуляла она по весне, а там котята пошли. Короче, не до сказок ей стало. Вот она меня и попросила себя подменить. А мне что? Я – свободный, к тому же, голодный в ту пору был. Сам же видишь – добытчик из меня неважнецкий… - пес вздохнул. – А тут еда на халяву, считай. Вот и согласился. Хозяйки ничего не заметили. Так и живу с тех пор.
- Однако, - протянул я. – А Пушкин почему о коте написал?
- Дык он и не дошел до дерева-то! – рявкнул пес. – Со слов хозяек записано верно, – он почесал за ухом и спросил: - А ты что здесь делаешь?
- Не знаю, - вздохнул я. – Разбил елочную игрушку, побывал у Ярины Агаевны, а ее кот на метлу меня посадил.
- Молодец, Барсик! – обрадовался пес. – Слушай меня, парень, я тебе помогу. Пока Снежная королева твою свежую душу по сказочной тайге разыскивает, ты должен в ее чертоги пробраться, выкрасть пару осколков и растворить их в плавиковой кислоте.
- Да где ж я тебе ее возьму?
В ответ, пес, со словами: «Ох, горе мне грешному, горе окаянному» полез под дерево и вскоре вылез обратно с небольшим контейнером в зубах.
- На вот, держи, - гавкнул он, - для себя берёг, но тебе нужнее, видать.
- Что там? – спросил я, разглядывая контейнер в неровном свете костра.
- Плавиковая кислота, разумеется, - пес обиженно вильнул хостом.
- Спасибо. Слушай, а может не надо у нее из чертогов осколки воровать? Может достаточно вернуться домой и там растворить к ежам остатки шпиля?
- Может, - согласился он. – А ты знаешь, как отсюда до дома добраться?
- Нет.
- И как же ты собираешься пойти туда – незнамо куда?
- Э…
- То-то. А до чертогов Снежной королевы отсюда – рукой подать, - он указал мне тропинку и велел идти по ней, не оглядываясь и не сворачивая. – Ты только, парень, смотри: не трогай в ее владениях ничего, понял? На-кось тебе конфетку на дорожку, - вытащив из кармана синий и красный чупа-чупс, пес протянул мне красный.
Я попрощался с ученой зверюгой, и, машинально сунув в рот карамельку, пошел куда глаза глядят, то есть куда тропа ведет. Не успели отблески костра скрыться за поворотом, как я провалился по пояс в снег. Начал барахтаться в тщетных попытках выбраться, и вскоре оказался в сугробе по самые уши. Снег стал вязким, меня начало затягивать в него все глубже и глубже. Я чувствовал, как становлюсь неотъемлемой его частью, тону в ледяном безмолвии. Рассыпаясь на отдельные снежинки, я закричал, задыхаясь в собственном крике.
Очнулся я в сверкающем ледяном зале, украшенном ледяными скульптурами: здесь были и бобры, и лисы, и зайцы, и даже не особо вписывающийся в скульптурную группу печальный фавн. Подойдя поближе, я дотронулся до одной из фигур, и зал тотчас наполнился тихим хрустальным звоном, похожим на стон. В тот же миг меня окружило полчище белых медведей. Звери стояли на задних лапах и злобно скалились. Отступать было некуда. В этот момент я позавидовал скульптурам – ведь они были в безопасности даже в окружении хищников. Неожиданно медведи расступились, в образовавшийся коридор величественно вошел надменный зверек, покрытый густой, серебристой шерстью.
«Песец», - подумал я.
- В ваших интересах, молодой человек, следовать за мной, - тихо произнес он, злобно сверкнув глазами.
Я молча повиновался, и мы засеменили по бесконечным пустынным коридорам ледяного дворца. Арки, переходы, залы, заснеженные галереи – сменяли друг друга в бесконечной последовательности. Вначале я пытался хоть частично запомнить дорогу, но вскоре понял, что совершенно потерял ориентацию, следуя за своим молчаливым проводником.
Перед входом в очередной зал он остановился.
- Королева готова принять вас, - протявкал песец, - не заставляйте себя ждать, она этого не любит.
Я вошел. Первое, что бросилось в глаза – зеркальная мозаика, искрившаяся на полу в центре зала. Рядом с зеркалом стояла грозная властительница ледяных чертогов и смотрела на меня бездонными синими глазами. Ах, черт побери, как же она на меня смотрела! Я не мог отвести взгляд от ее лица, не в силах был вымолвить ни слова…
Она подошла ко мне вплотную, положила свои изящные руки мне на плечи и прикоснулась губами к моим губам. В этот момент мне показалось, что земля уходит из-под ног. Ее ледяные прикосновения жгли огнем, кровь стучала в висках, сердце бешено колотилось. Мне хотелось оттолкнуть ее от себя, но в тоже время, я жаждал почувствовать ее близость, ее любовь. Я прижимал к себе ледяную красавицу, наслаждался ее страстностью, чувствуя, как с каждым вдохом, с каждым ударом сердца она высасывает из меня жизнь. В глазах потемнело, сверкающий зал опустился во тьму… Кислота! У меня же с собой кислота! Замерзшими, непослушными руками вытащил контейнер из кармана… перевел дыхание… отвинтил крышку… из последних сил оттолкнув от себя королеву, выплеснул кислоту на нее…
Она с шипением начала испаряться, резкий, неприятный запах ударил в нос. Вместе с нею начала исчезать зеркальная мозаика. Неудержимый порыв ветра оторвал меня от земли и закружил в звенящей сверкающей темноте.
«На травах, на травах, сынок, пей», - услышал я голос Ярины Агаевны. «Да этоть тебе виднее»… «А до чертогов рукой подать»… «Следуйте за мной, молодой человек», - серебристый пушистый зверь ворвался в сумасшествие звездного вихря. Я молча повиновался. Голоса, звенящие в голове, начали стихать.
Резкий запах нитрокраски и аммиака ударил в нос. Я открыл глаза.
- Очухался, - раздался надо мной низкий мужской голос, - еще одного токсикомана откачали.